Форум » Игровой архив » Маски прочь » Ответить
Маски прочь
Henri de Valois: 1 марта 1577 года. Франция, Париж. Лувр. Полдень.
Ответов - 13
Henri de Valois: Его высочество герцог Анжуйский затягивал свое возвращение ко двору, как мог, под любым предлогом останавливаясь в дороге, и, видимо, наслаждаясь тем вниманием, что полагалось ему, как первому принцу крови. Генрих с едва заметной насмешкой во взгляде и улыбке читал его пространные послания и бросал их в огонь, та же судьба постигала записки матери, которая оправдывала затянувшееся возвращение своими недугами. Конечно, против такого возразить было нечего, но кто-то, а король Франции знал, какой деятельной может быть Екатерина Медичи, когда ей это надо. Конечно, можно было послать брату строгий приказ, и потребовать присутствия брата при дворе, но к чему? Он еще успеет налюбоваться на напыщенную двуносую физиономию Франсуа. Но все дороги ведут в Париж, и встреча, которую никто из семейства Валуа не торопил, и которую при дворе ждали с таким любопытством, случилась. На ней было все, чего ожидали, и не было ничего, чего быть не должно, сплетники разочаровано пожимали плечами. Кортеж принца проехал по Парижу под вялые приветствия толпы, можно было не сомневаться, будь на его месте Генрих де Гиз, та же толпа задохнулась бы от восторга. Генрих Валуа встретил брат в Зале Кареатид, сошел с возвышения, и торжественно облобызал того, кто спал и видел, как отнять у него трон. - Добро пожаловать, брат мой. Добро пожаловать домой, - с видимой сердечностью произнес он, изрядно позабавившись над попытками брата скрыть волнение под натянутой улыбкой. Монсеньор бы верным сыном королевы Екатерины, и, подготовившись как следует, мог выдать недурной и правдоподобный спектакль, разыграв все что угодно, и любовь, и ненависть и оскорбленную невинность. Но вот импровизации давались ему не так хорошо. - Сегодня мы даем обед в вашу честь, а вечером надеемся иметь с вами беседу о вашей поездке, мы были рады услышать, что ее цель достигнута. И очень вовремя достигнута. Пока Франсуа воображал себя избранником английской королевы, рыжая Бесс, помахав ему вслед платочком, начала переговоры с французскими протестантами. Шпионы короля, которые все же не вовсе зря ели свой хлеб, доложили, что Елизавета Тюдор подбивает своих собратьев по вере на восстание и обещает им помощь кораблями и пушками. Если это будет так, то эскадра Мишеля де Роаннэ, задержавшаяся во Франции из-за последних событий, больше нужна здесь, чем в Новом свете.
Франсуа де Валуа: Сколько раз они обо всем переговорили с матерью, сколько раз он повторил, что стоит говорить при встрече с братом, чего не стоит, как стоять и как смотреть, как кланяться и как улыбаться, но все равно, подъезжая к Лувру, Монсеньор герцог Анжуйский чувствовал, как на лбу его проступает холодная испарина. Распахнутые ворота дворца казались ему раскрытой пастью зверя, в которую он вот-вот шагнет, а что потом? Неохотно направил он своего коня прямо в эту клетку из серого камня. С каким удовольствием он бы укрылся в своем Сен-Жерме, укрепленном стараниями графа де Бюсси! Спрятался, затаился, и только удостоверившись, что ему ничего не грозит, высунул свой нос из норы. Но увы. Принцы возвращаются во Францию только через парадные ворота Лувра, и никак иначе. - Сир, брат мой, как я счастлив снова видеть вас, - кисло улыбнулся он в ответ на приветствия Генриха. Ревниво вглядываясь в его лицо. Франциск и Карл оказались не жильцы, умерли молодыми, и он все лелеял в душе надежду, что семейный недуг свалит и Генриха. Но тот выглядел и крепче и здоровее чем когда-либо. Даже через пышность придворного наряда из атласа и тафты чувствовалась гибкая сила тела, не пренебрегающего фехтованием, охотой, верховой ездой, и снова, как всегда, рядом со старшим братом Франсуа почувствовал себя слабым и некрасивым. А уж как он старался и выбирал для этого мгновения наряд из коричневого бархата, золотого шитья и собольего меха. - Благодарю вас за теплый прием. Позвольте мне, не дожидаясь вечера, передать вам горячий сестринский привет от королевы Елизаветы Тюдор и ее дары Вашему величеству и Ее величеству, королеве Луизе. Кстати, где это бледное несчастье? Франсуа огляделся, но не заметил поблизости ни юбок Луизы де Водемон, ни юбок ее фрейлин. Неужели еще не вернулась из паломничества, о котором говорила матушка? Ну, тем лучше. По знаку Его высочества, вперед вынесли несколько ларцов. Бесс Тюдор решила таким образом купить прощение короля за то, что его посла держали в Тауэре, как преступника, и была щедра. Ну а что бы ей не быть щедрой, когда английские пираты все чаще и все смелее нападают на испанцев и даже турок, грабя их и честно пополняя долей добычи английскую казну. Принц и сам не удержался, приобрел в Англии несколько чудных драгоценностей. Кое-что из них осело в шкатулке госпожи Ла Ферьер, в знак благодарности. Придворные, любопытствуя, придвинулись ближе. Франсуа бросил на мать быстрый, вопрошающий взгляд. Все ли хорошо? Все ли правильно он сказал? Дьявольщина, как говаривала рыжая герцогиня де Невер, как же сложно с Генрихом, никогда не поймешь, о чем он думает.
Екатерина Медичи: Итак, оба ее сына снова рядом, как хорошие братья, демонстрируют двору и миру напускную любовь и неискреннюю почтительность. Пусть так. Екатерина Медичи была достаточно умна, чтобы не требовать невозможного. Пусть соблюдают хотя бы видимость согласия, и хватит с них. - Ваше величество, сын мой, счастлива видеть вас в добром здравии, - она любяще улыбнулась Генриху Александру и отошла в сторону, милостиво отвечая на поклоны придворных, поздравлявших ее с возвращением. Потерпеть еще немного, и можно будет уйти к себе, дать отдых усталому телу, выслушать доклады дам о том, чем жил и дышал двор, пока она отсутствовала. Генрих выглядел здоровым и сильным, слава Господу, и в воздухе Лувра пахло духами и пудрой, а не заговорами и бунтом, но Флорентийка знала, как важно видеть, слышать, знать… а иногда и предвидеть. Если Ренато не придет к ней сегодня сам, завтра она навестит его в лавке. Давно она не задавала вопросов Провидению, или, быть может, вопросы были не те? Весна, готовая накрыть Францию плащом из цветов и листьев, чем-то тревожила мадам Екатерину. Не получилось бы так, что этот плащ будет обагрен кровью. Но чей? Друзей, врагов, католиков, гугенотов? Неизвестность терзает больнее всего.
Henri de Valois: Щедрость королевы Англии Генрих понял правильно, и только усмехнулся, принимая богатые дары. Елизавета Тюдор допустила ошибку, и расплачивалась за нее, стараясь при этом сохранить лицо. Обычное дело. Все ошибаются, даже короли, беда только в том, что за их ошибками наблюдает весь мир. Франсуа повезло больше, он пока не король, и Генриху было противно думать, что когда-нибудь на голову этого сколького крысеныша с ядовитыми зубами опустится корона Франции. Англии – куда ни шло. Хотя иметь такого союзника через пролив, все равно, что построит дом на гнезде гадюк. - Брат мой, пока в вашу честь поднимаются кубки и звучат добрые пожелания, пойдемте-ка, поговорим наедине, как добрые родичи. Изящная рука Генриха, украшенная кольцами, опустилась на плечо герцога Анжуйского, заставив того вздрогнуть. Как же вы трусливы, братец, под всей этой позолотой и пышностью только гниль и труха, ничего больше. - Мадам, вы, наверное, утомились с дороги? Я не задерживаю вас, можете идти к себе, и отдохните как следует. Завтра мы встретимся с вами, мне нужно спросить вашего совета относительно некоторых дел. Улыбнувшись, и легко поклонившись матери, Его величество сделал знак Монсеньору. Дескать, следуйте за мной, мной возлюбленный брат, да не отставайте. Придворные проводили королевскую семью любопытными взглядами, но, поскольку не было сигнала к окончанию веселья, продолжили пить и сплетничать. То, что у них получалось лучше всего. Кабинет короля был тих и прохладен, Его величество не выражал желания работать нынче вечером, поэтому уголья в камине прогорели и тлели в золе маленькими рубинами. Дежурный паж торопливо зажег несколько свечей, и был остановлен жестом Генриха. Этого достаточно. Он видит лицо брата, брат не видит его лица, лучшего и пожелать нельзя для родственной беседы. - Присаживайтесь, Фраснуа. Хотите вина? Раз уж я оторвал вас от праздника, готов возместить ущерб, как хороший король и добрый брат. Его величество налил вина в два бокала, улыбаясь почти мечтательно. Со стороны, должно быть, казалось, что речь пойдет всего лишь о поэзии. О цветах. О лунном свете. О музыке или о том жемчуге, что прислала в подарок Елизавета Тюдор. Но не о жизни и смерти, не о коронах и королевствах. Не о власти, и тех ошибках, на которые толкает человека излишняя любовь к этой ядовитой материи.
Франсуа де Валуа: Хороший король, добрый брат. Франсуа заставил горькую ухмылку превратиться в подобострастную, при этом чуть не искусал себе губы в кровь. Этот добрый брат отнял у него трон при поддержке матери. Но победителей, говорят, не судят. Только ненавидят. Но зато, от души. Ненависть всегда более искреннее любви. Сев (так прямо, будто в спинку кресла были вбиты гвозди), герцог Анжуйский внимательно оглядел кабинет Его величества, и вздохнул с облегчением, убедившись, что они одни. Значит, пока что и правда в намерениях брата только беседа, а не арест, не обвинения в какой-нибудь измене. Их было столько, тайных и явных, вымышленных и настоящих, что принц иногда не знал, какой из них больше бояться. А еще он не мог предугадать, о чем король поведет разговор, а ответить что-то было надо, поэтому принц пригубил вино и заметил осторожно: - Как приятно возвращаться, когда тебя ждут, Ваше величество. Я тосковал по вашему двору и по прекрасному французскому вину. Кажется, это он уже кому-то говорил, ну да ладно, не выдумывать же каждый раз что-то новое. - Все ли у вас благополучно, брат мой? Какие новости от нашей сестры Маргариты и ее супруга? Все эти вопросы он задавал матери при встрече и получил на них исчерпывающие ответы, поэтому особенно любопытно было услышать, что скажет Генрих, чья любовь к сестре уже давно превратилась в стойкую неприязнь. А вот Франсуа не был так завистлив к красоте и уму Жемчужины Франции, и питал к ней если не любовь, на любовь он не был способен, как змея не способна запеть подобно соловью, но некоторую нежную привязанность.
Екатерина Медичи: Отдохнуть как следует. Медичи пожала плечами, словно недоумевая, как можно было сказать такое. Отдохнем на том свете, если он, конечно, есть, тот свет, в чем старая Флорентийка иногда сомневалась. Пожала, и снова приложила ухо к слуховой трубке, хитрому приспособлению, позволяющему слышать разговоры, ведущиеся в кабинете сына и короля из небольшой каморки этажом выше. Тревожил ее этот разговор Генриха с Франсуа. Особенно тревожило то, что проходил он без ее участия. Ее долго не было подле старшего сына, как знать, какие мысли вложили ему в голову, какие планы он лелеет? И ведь не было рядом с ним никого, кто мог бы дать королеве-матери полный отчет о прожитых днях Генриха Александра. Ни шпиона, ни любовницы. Только слуги, которым она платила, но те не могут знать всего. Не могут знать самого главного. Пока что беседа тела неспешно, и с виду спокойно. Только упоминание о Маргарите заставило Екатерину Медичи поморщиться. - Как неосторожно, - прошептала она с укоризной, словно Франсуа мог ее услышать. Упоминаний о Жемчужине Франции в королевской семье не любили. Особенно с тех пор, как ее муж из «доброго брата и сына» превратился во врага и еретика. Но чего ожидать от этого волчонка, выкормленного Жанной д’Альбре? Ожидай худшего, и не ошибешься. В кабинете короля воцарилось молчание, и Екатерина Медичи прокляла каменную толщу стен, мешающую ей видеть то, что происходит внизу. Если случится так, что Генрих приготовил младшему брату ловушку, она, возможно, и не успеет вмешаться. Конечно, у герцога Анжуйского множество грехов и лишь одно достоинство, но зато решающее – он единственный наследник, последний принц крови, младший сын Генриха II Валуа. И, возможно, когда-нибудь ему будет суждено стать королем Франции. Екатерина Медичи надеялась, что не доживет до этого дня, но поклялась себе сделать все, чтобы корона Франции не перешла к Наварре, Гизам, или мальчишке Лонгвилю, помолвленному с дочерью этой рыжей тигрицы, Невер.
Henri de Valois: Встревоженный взгляд брата от короля не укрылся. Значит, Франсуа боялся, и это хорошо. Генрих никогда не обольщался на счет младшенького. Бесполезно пытаться внушить ему любовь, почтение, преданность. Те качества, которые государь имеет права требовать от своих подданных и от своей родни. Единственный поводок, который Монсеньор признавал – это страх, и еще алчность. - Мы здесь одни, - подтвердил Его величество, ответив на мысли брата. – Нет стражи у дверей, нет никого в соседних покоях, никто не прячется за гобеленами, в камине тоже пусто. Я сказал, что желаю говорить с вами наедине и мы говорим наедине. Генрих сел в кресло, придвинутое к столу, вытянул ноги на подушку, заметив на полу изломанное и изгрызенное перо. Не иначе, опять хозяйничала Звезда. Начать разговор можно было и с четы Наваррских, отчего нет. Хотя, что тут сказать, кроме того, что их матушка, прозорливица, была права, твердя, что молодой Бурбон враг Франции и враг Валуа. Что король Наваррский и продемонстрировал, начав войну на Юге. - Наша сестра Маргарита, полагаю, в добром здравии. Ей пришелся так по душе воздух Нерака, что она даже не вспоминает о Париже, и не сочла нужным предупредить нас о коварных планах своего супруга. Впрочем, чего еще от нее ожидать. А вот кто нас удивил, так это королева Елизавета. Вы знали, брат мой, что она помогает королю Наваррскогому деньгами, поможет и кораблями, если тому посчастливится пробить своей армией выход к морю? Генрих улыбался, но улыбка его была недоброй. Если Бесс пыталась усидеть на двух стульях, заигрывая и с Валуа и с Бурбоном, а Франсуа этого не заметил, значит, его провели как глупого мальчишку. Если заметил, но не счел нужным уведомить о том своего брата и короля – то он не глупец, а предатель. Ирония положения была в том, что Генрих предпочел бы иметь Англию своим союзником на море, а теперь, чтобы составить ей коалицию, придется делать реверансы в сторону Испании и Рима, и еще бог знает, чем это закончится. Политические игры всегда интрига со множеством неизвестных, но когда карты вскрыты – действовать надо решительно.
Франсуа де Валуа: «Какое мне дело до Маргариты, ее мужа и английских кораблей», - мог бы сказать Его высочество, если бы имел опасную привычку говорить искренне и прямо. Но и хорошо, что не имел, потому что неизвестно, как бы посмотрел король Франции на такие откровения брата и наследника. Вместо этого Монсеньор отставил кубок, и изобразил на своем лице недоумение и растерянность. - Сир, верно ли то, что я слышу? Королева Англии ведет себя столь вероломно? Принимая у себя меня, вашего брата и верного подданного она одновременно потворствует вашим врагам? Неслыханно! В самом деле, ничего неслыханного. Бесс протестантка, хотя англикантсво и сохранило обряды католической церкви, но суть то в том, что оно вышло из-под власти папы. Конечно, она будет поддерживать Наварру. Как поддерживают его, тайно и явно, германские князья. Поддерживай своих сколько можешь, а то чужие наберут силу и доберутся до тебя. Более того, в приватных беседах, которыми удостаивала его английская королева, Франсуа клялся и божился, что как только Елизавета назовет его своим женихом, он сразу же сменит веру. А как иначе? Сессил, Блаунт и иже с ними не потерпят католика подле своей обожаемой королевы. Но, то что хорошо в Англии, плохо во Франции, а Франсуа с детства привык крутиться так, чтобы угодить всем. - Сир, клянусь вам, я ничего об этом не знал. Королева Елизавета была весьма радушна ко мне, смею сказать, что мне даже удалось покорить ее сердце, хотя… Тут Франсуа издал жидкий смешок, припомнив советы матушки Екатерины. - Хотя с моей стороны это было больше жертвой, нежели удовольствием. Как мы знаем, дама уже не молода, и больше слывет красавицей, нежели является ей на самом деле. И пока я пользовался гостеприимством мадам Елизаветы, не было речи о политике. Хотя знаете, сир, что сейчас пришло мне в голову… Герцог откинулся в кресле, будто весь во власти раздумий, но на самом деле лихорадочно ища имя, которое спасет сейчас его шкуру от гнева брата, и немного обелит Бесс в его глазах. Потому что при таком неудачном раскладе вряд ли Генрих разрешит ему продолжить свой путь к ее короне и сундукам. И, кажется, нашел. - Мне кажется, я знаю, кто виноват, - наконец заявил он. – Сир, уверен, королева, возможно, сама не знала, что творится от ее имени. Думаю, во всем виноват ее фаворит, Роберт Дадли. Он против любых брачных планов королевы и был не в себе от ярости, узнав, что Елизавета оказывает мне свое расположение. Уверяю вас, могущества у этого вельможи довольно, и он пойдет на все, чтобы рассорить Англию и Францию! Его высочество не испытывал никакого стыда, впутывая лорда Дадли в то, что, по сути, его не касалось. Но расчет был таков: милейший Роберт долгие годы играл роль главного фаворита капризной королевы. Злые сплетни даже делали его ее любовником. Так кто же добровольно уступит свою власть сопернику? Убедительно? На вкус Его высочества – вполне.
Екатерина Медичи: Флорентийка, подслушивающая разговор своих детей, одобрительно кивнула. Франсуа стоило бы поаплодировать. Младший сын взрослел на глазах, и если набирался не ума, то, во всяком случае, хитрости и опыта. Но, в сущности, Генрих был неправ, пытаясь сделать герцога Анжуйского ответственным за грехи рыжей Бесс. Это та еще мерзавка, которая улыбается в глаза и шлет ласковые письма, а за спиной готовит пушки и корабли. Но Медичи уважала свою заморскую соседку, уважала, и, где-то в глубине души, завидовала ей. Быть королевой и быть матерью короля, даже трех королей, это не одно и то же. Не смешно ли? У каждой есть то, чего не достает другой. У королевы Екатерины нет той власти, что сосредоточена в руках Тюдор, а у Елизаветы нет детей, которым она бы могла эту власть передать. - Хорошо, Франсуа. Очень хорошо, - прошептала она. – Продолжайте в том же духе. Она не позволит случиться очередной ссоре между братьями. Но, может быть, ее вмешательство не понадобится, если Генрих будет благоразумен, а Франсуа осторожен и если никто из них не даст своим чувствам власти над их разумом.
Henri de Valois: Со слов Франсуа вырисовывался весьма трогательный, хотя и неправдоподобный образ английской королевы. Эдакая невинная пастушка, а вокруг злые волки, то есть недобросовестные советники и корыстные фавориты. - То что вы сказали, брат мой, очень интересно, - скрывая усмешку, кивнул король. – Все может быть, возможно, королева действительно не желала ничего дурного. Генрих замолчал, давая Монсеньору возможность закивать головой, дескать, да, не желала! - В таком случае, я вдвойне сожалею, что действия королевы… или неких третьих лиц ставят под угрозу ваши брачные планы, Франсуа. Какое бы расположение Елизавета Тюдор ни оказывала вам, вы должны понять, что я не могу способствовать вашему сближению. Вдруг мой родной брат окажется заложником игру королевы… или тех самых лиц, о которых вы говорили? Рука Его величества небрежно играла серебряным ножом для разрезания бумаг. Изящная безделушка, не страшнее женской шпильки, хотя, и женская шпилька может стать оружием в умелых пальцах. - Но вы можете написать королеве Елизавете, как вы огорчены тем, что английские корабли спешат на помощь нашим врагам. Кстати, если Англия рассчитывает, что нам будет нечего ей противопоставить на море, то она ошибается. Франция не беззащитна. Не так беззащитна, как многим хотелось бы думать, но далеко не настолько защищена, как следовало бы. Столько лет войны! Столько жизней, золота, а главное, упущенного времени. Генрих мало думал об этом, будучи наследником трона. Он был молод, мир состоял для него из любви, дружбы и военных подвигов. Став королем он болезненно ощущал, как время утекает быстрым потоком, унося с собой возможности, которые никогда не вернутся. - Ну что ж, братец, вот мы и поговорили, как добрые родственники, - резюмировал Генрих Александр. – Еще раз в с возвращением. Будьте уверены, мы сумеем использовать ваши дарования на благо Франции в столь неспокойные дни. Вам не придется чувствовать себя не у дел. Что там числилось в талантах Его высочества герцога Анжуйского? Лицемерие, хитрость, трусость. Ничего, у хорошего хозяина, говорят, все в дело идет. Сумеем использовать и это.
Франсуа де Валуа: Франсуа встал, чувствуя, как обида выплескивается из глубины сердца едкой кислотой. Обида эта, по сути, была так же стара, как обида Каина на Авеля. Или, быть может, наоборот? Да, Авель был жертвой, как Генрих мог стать (и может быть еще станет) жертвой какого-нибудь очередного заговора, к которому его младший брат приложит руку. Но кто довел Каина до греха братоубийства? Кто вынуждает Франсуа раз за разом восставать против брата и короля, и все только затем, чтобы отвоевать с боем то, что полагается ему по праву? Истинный предатель не тот, в чьих руках нож, а тот, кто заставил родного брата взяться за оружие! Из ненависти и из зависти! Да, именно из зависти! - Да вы просто завидуете мне, брат мой! Завидуете тому блестящему будущему, что меня ожидает в Англии. Если Бесс выберет меня в качестве мужа, вам придется считаться со мной, не правда ли? А вы этого не хотите! Зачем вам это? Вы-то трон получили, отобрав у меня мой. Но когда-нибудь все изменится. Попомните мое слово! И вы еще пожалеете, что так со мной обошлись. Франсуа дрожал всем телом, бросая в лицо старшему брату эти слова, от которых так и разило мятежом и предательством, испытывая удивительную смесь восторга, ужаса и облегчения. Наконец-то он высказал Генриху все, что накопилось у него на сердце с того самого дня, как он узнал, что его старший братец возвращается из Польши, а мать готова на все, чтобы сберечь для него трон. И даже раньше, еще с тех дней, когда все, что ни сделает Генрих Александр было для королевы Екатерины прекрасным, а Франциска Эркюля она словно и не замечала. Так всегда было в их семье. Генриху любовь, Маргарите злость и выговоры, а ему равнодушие. И знаете что? Равнодушие хуже всего. Но пусть правду говорить легко и приятно, никто не говорит, что так же легко и приятно нести последствия своей откровенности. Герцог Анжуйский отступил в угол, слившись с темнотой, размышляя, что теперь будет. Венсенн, Бастилия или даже Гревская площадь маячили перед его глазами кровавыми призраками, эфемерными, но в то же время вполне материальными, чтобы обрушившись ему на голову по одному мановению пальца Генриха Валуа, раздавить навсегда.
Henri de Valois: - Что я слышу, братец, неужели вы набрались смелости хоть раз в жизни сказать то, что вы думаете на самом деле? Или это тоже очередная игра? Его величество улыбнулся, лениво и чуточку презрительно. Звать стражу, устраивать скандал, обвинять Франсуа – к чему все это? Слова брата вовсе не явились для него откровением. Герцог Анжуйский ненавидит его, ну так и что же? Что ему до его любви, или ненависти. К счастью, в руках короля довольно средств, чтобы держать Его высочество в повиновении. Генрих погладил кончиками пальцев серебряное лезвие. Безупречные линии, красота, гармония формы и содержания, отчего эти качества гораздо чаще встречаются у вещей, нежели у их создателей? Какая интересная мысль, не являясь совершенством сами, мы способны совершенство создать… - Ну что же, раз у нас сегодня вечер откровений, отвечу вам тем же, Франсуа. Я не завидую вам, братец. Потому что у вас нет ничего, кроме крови нашего отца, великого короля Генриха. Благодаря этой крови вы живы, благодаря этой крови вам кланяются и вас называют Монсеньором. На этом все. Я не верю, что вы сами, своими руками, способны создать себе хоть сколько-нибудь значительное будущее. Нет, все, на что вы способны, это выжидать, когда же вожделенная корона упадет вам на голову. Так что нет, Ваше высочество, я вам не завидую. Но и не жалею. Поэтому, если когда-нибудь вы еще раз осмелитесь говорить со мной так, как сегодня, я не пощажу вас! Серебряный кинжал с размаху вонзился в сафьяновую папку с бумагами, пробив ее насквозь. - А теперь вон отсюда, Ваше высочество. Пока я не обошелся с вами так, как вы того заслуживаете! Повторять два раза не пришлось, герцог Анжуйский поспешил исчезнуть. Генрих Александр с неудовольствием посмотрел на испорченную папку, да и нож наверняка затупился. Право, не стоит Франсуа таких разрушений. Любопытно, разглядела ли Бесс Тюдор, которая слыла женщиной умной и проницательной, натуру Франсуа? Если да, то зря братец надеется на что-то. Если нет… Если нет, то Англия получит худшего короля из всех возможных, а Франция худшего соседа со времен Эдуарда III Плантагенета.
Екатерина Медичи: Только железная воля и привычка взвешивать каждый свой шаг удержали Екатерину Медичи на месте. Было мгновение, когда она почти поддалась порыву броситься в покои короля, чтобы защитить сыновей друг от друга. Но это означало бы выдать себя. Королева-мать достаточно знала своего любимца, Генриха Александра. Он не простит ей такого вмешательства. Но Франсуа! Каков глупец. Разве этому она учила его? Разве не предупреждала, что нужно держать себя в руках? И вот, извольте видеть, его потянуло на откровенности. - Дети, наказание мое, - горько прошептала она, убирая слуховую трубку, и зарывая окошечко. Все, что ей было нужно узнать – она узнала. Что с ними будет, когда она уйдет? Медичи чувствовала на своих плечах весь груз прожитых тяжких лет, но мужественно боролась с болезнями и старостью всеми возможными средствами. Не ради себя, ради своих сыновей. Ренато часто повторяет, что бессмысленно спорить с судьбой. Спускаясь по узкой и темной лестнице в свои покои, вдова короля и мать трех королей Франции тщетно пыталась проникнуть силой мысли во тьму будущего. Но увы, такой способностью она не обладала. Судьба не открывала перед ней свои тайны без жертвоприношений, ритуалов и заклинаний. И если она погубила этим свою душу, то так тому и быть. Может быть, и судьба когда-нибудь поймет, что бессмысленно спорить с Екатериной Медичи. Дежурные дамы, чьей обязанностью было помочь королеве-матери переодеться ко сну, многозначительно переглянулись. Вдова Генриха II выглядела очень уставшей. Она выглядела старой, нездоровой, измученной женщиной, но никак не той грозной Флорентийкой, чье имя произносили в Европе то с ненавистью, то с восхищением. Екатерина Медичи тоже это знала, и криво улыбнулась, посмотревшись в зеркало. Ничего. Ей хватит и одно ночи, чтобы снова стать собой. Потому что она – королева, и это ее суть. А это полное, серое от усталости и переживаний лицо в зеркальной глубине – только маска. Лишь маска. Эпизод завершен
полная версия страницы