Наша служба и опасна, и трудна

Форум » Игровой архив » Наша служба и опасна, и трудна » Ответить

Наша служба и опасна, и трудна

Франсуа де Рибейрак: 22 ноября, день. Париж, дом герцогини де Монпансье.

Ответов - 15

Франсуа де Рибейрак: Последний месяц осени. Его милость виконт д’Оди был не настолько ученым, чтобы так уж сходу подобрать красивую рифму к слову «ноябрь», но если уж ты направляешься с визитом к одной из самых изысканных дам Франции, это само по себе настраивает на поэтический лад. Можно было, конечно, рифмовать ноябрь с янтарем*, но чтоб его дьявол побрал, что-то такое он намедни слышал у Бюсси. А не хватало еще прослыть в глазах герцогини де Монпансье подражателем Луи де Клермона. Хотя тот сыпал рифмами, как курица яйцами, и от него бы, право, не убыло подсказать другу пару строк. - Сударь, она меня укусила. Паж, бредущий позади Франсуа д’Оди, жалобно захныкал. Придворный Монсеньора, нахмурившись, повернулся к мальчишке, и, надо сказать, его суровый вид полностью возмещал тот недостаток изящного красноречия, от которого порой страдал гасконец. - Ты хоть понимаешь, кого тебе выпала честь нести? Паж бросил быстрый взгляд в корзинку, и поморщился. То, что скалило на него мелкие белые зубки с шелковой подушки, заслуживало, по его мнению, худшей судьбы, нежели быть врученной герцогине де Монпансье. - Это тебе не кто-то там! Это котенок от королевской кошки! Да она знатнее, чем ты сам и все твои предки! Прапрапрабабушка Звезды ходила с королем Франциском в итальянские походы и сражалась в битве при Павии! А мужа ей прислали из Багдада! Это был роскошный черный кот, он даже мурлыкал на багдадском, и ел только печень перепелок! Ты должен обращаться к этой кошечке "Ваше высочество" и кланяться каждый раз, когда она изволит на тебя мяукать! Вранье, конечно, но какое красивое вранье, и Рибейрак в него сразу поверил. Поверил и паж, смирившись с тем, что подарок Монсеньора для герцогини де Монпансье шипит и норовит куснуть за пальцы. Новый особняк герцогини поверг виконта в уныние. Больно уж большой, в такой не влезешь в окно, как было в Нераке. Честное слово, дамы сами же себя лишают радостей жизни, обзаводясь такими вот домами и кучей охраны. Привычно приняв на себя важный вид (а это ему труда не составило, важный вид дается гасконцам прямо при рождении) виконт кивнул пажу. - Его милость Франсуа де Рибейрак, виконт д’Оди с поручением от Монсеньора герцога Анжуйского к Ее светлости герцогине де Монпансье! Вслушавшись, как звучал голос мальчишки, Франсуа удовлетворенно кивнул, и гордо расправил плечи под светло-голубым, расшитым золотом плащом, без зазрения совести одолженным у графа де Гравиля. Да. Поправка. У спящего графа де Гравиля. А зачем спящему графу такой нарядный плащ, когда Франсуа он нужнее? И пусть плащ не слишком сочетался с темно-зеленым камзолом и красным беретом, Его милость искренне считал, что мужчина, что фазан - чем ярче цвет, тем лучше. *novembre (ноябрь) ambre (янтарь)

Катрин де Монпансье: - Передайте посланнику Его высочества, что я скоро буду, - велела Катрин дворецкому, доложившему ей о приходе виконта д’Оди, - и проводите его в гостиную. Есть имена, перед которыми открываются двери, даже особняка герцогини де Монпансье. Можно отказаться принять месье де Рибейрака, но вот прибывшему с поручением от герцога Анжуйского отказать сложно. Кроме того, герцогине было очень любопытно, какое поручение мог дать Монсеньор своему свитскому. Сейчас она даже не жалела, что ей пришлось прервать увлекательный выбор девиза для мадемуазель де Вобан. Ее компаньонка хотела выбрать себе нечто возвышенное, например, «IN RECTO VIRTUS», что означало – «В правде – добродетель», а герцогиня предлагала ей со всей серьезностью в голосе - «IN VINO VERITAS» (Истина в вине), и смеялась, когда та, используя свои познания в латыни, сделала перевод. На листок было выписано уже достаточное количество фраз на латыни, но Эжени тянуло к серьезным и высокопарным фразам. - Поразмышляйте над фразой: «DUM SPIRO, SPERO». В этих словах есть и твердость духа, и постоянство, мадемуазель. По мнению Монпансье фраза «Пока дышу, надеюсь» подходила Эжени куда больше, чем другие выбранные ею. Разговаривая со своей компаньонкой, Катрин освежила лицо пудрой, поправила непослушный локон прически. Платье из лионского шелка цвета темной охры украшал небольшой стоячий воротничок и нитка жемчуга. Капелька духов, и герцогиня была готова встретить даже самого принца, а не только состоящего у него на службе дворянина. - Виконт, я, наверное, должна буду поблагодарить Его высочество за удовольствие видеть Вас у себя, - Катрин была сама любезность, произнося слова приветствия и подавая руку Франсуа де Рибейраку. Важный вид виконта, да еще в сопровождении пажа только добавляли любопытства молодой женщине. Последний раз они виделись в Нераке, и Катрин уехала на следующее утро, после их несостоявшейся прогулке по реке. - Виконт, позвольте Вам представить мадемуазель де Вобан. В последнее время она составляет мне компанию. У нее милый голос, когда она читает вслух, и мелодичный когда она поет. – Если у девушки нет красоты, то всегда найдутся иные достоинства, которые заслуживают внимания. - Мадемуазель, имею честь представить Вам - Франсуа д`Оди, виконта де Рибейрака, состоящего в свите герцога Анжуйского. - Пусть Эжени и состояла при ней на должности чуть выше, чем камеристка, но была дворянкой по происхождению, а поэтому герцогиня сочла возможным представить свою компаньонку свитскому Его высочества.

Франсуа де Рибейрак: Поклонившись Катрин де Лоррейн и ее компаньонке, виконт с нескрываемым удовольствием поцеловал руку одной из красивейших и изящнейших женщин Франции. Выпрямившись, Франсуа пальцем поманил пажа с корзиной. Тот, с восхищением поглядывая на герцогиню де Монпансье (будет чем хвалиться перед остальными пажами), поставил к ее ногам корзину, где задремал котенок королевских кровей. - Вы еще прекраснее и моложе, чем ту вечность назад, которая прошла со времени нашей последней встречи. Как вам это удается, Ваша светлость? Гасконец старался выдержать серьезный и важный вид, уместный при выполнении поручения Монсеньора, но в темных глазах его прыгали лукавые смешинки. Упоминать, где и при каких обстоятельствах произошла последняя их встреча, Франсуа д’Оди не стал, галантно предоставляя даме возможность помнить или забывать в зависимости от ее капризов. Плохая память это то малое, чем дворянин и рыцарь способен отблагодарить женщину, щедро позволяющую находиться в лучах ее красоты и обаяния. - Что же касается благодарности, мадам, то, справедливости ради, нужно благодарить еще короля и королевскую кошку! Виконт извлек из теплого гнездышка пушистый комочек, обладающий, к слову, весьма задорным и капризным нравом, и почесал за ушком. Мужчине положено любить собак, лошадей и ловчих птиц, но все же Франсуа понимал короля, балующего свою рыжую любимицу. К слову, у Монсеньора любимцев не водилось. Не любили как-то кошки и собаки первого принца крови*. - Его величество решил устроить небольшое водное путешествие, от Лувра до Сен-Жерме, мадам, на лодках, с факелами и музыкой. Развлечение назначено на двадцать девятое число, и Его высочество герцог Анжуйский приглашает вас на праздник и надеется на ваше общество в этот вечер. А в знак своего искреннего почтения шлет вам этот подарок. Эта демуазель весьма знатного рода, потомство королевской Звезды. Но вот вести себя прилично она пока что не научилась. Франсуа тихо рассмеялся, глядя на то, как котенок увлеченно пытается сгрызть пуговицу у камзола. *согласовано с Франсуа де Валуа

Катрин де Монпансье: Есть вопросы, которые женщина может не воспринимать всерьез, и ответить лишь улыбкой. А улыбка женщины может быть разной, как оттенки опавшей осенней листвы, как форма облаков, беспечно бегущих по небу. Герцогиня де Монпансье вовсе не считала, что виконта действительно интересует, как ей удается сохранить красоту и молодость, поэтому де Рибейраку досталась чисто детская улыбка, словно Катрин и сама удивлялась, как такое возможно. - Мне казалось, что наша встреча была совсем недавно, месье, - герцогиня не стала уточнять, где и при каких обстоятельствах они последний раз виделись, - но, я все равно рада видеть Вас. Даже, если бы это было не так, если бы перед Монпансье стоял заклятый враг, то это не изменило бы ни ее слов, ни улыбки. Игра. Вся жизнь при дворе, это игра. Маски часто срастаются с лицом, и трудно отличить, где правда, а где ложь. Но, как, ни удивительно, Катрин была сейчас искренна. Она помнила те услуги, что оказал ей виконт. Оказаны, по мнению герцогини, чистосердечно и бескорыстно, поэтому Франсуа д`Оди имел право на ее признательность. Екатерина еще не понимала, зачем ей нужно благодарить короля, да еще и королевскую кошку, но при виде вынутого из корзинки очаровательного бело-рыжего* пушистого комочка, она начала догадываться, а слова Рибейрака окончательно все прояснили. - Какая честь для меня, - восхищенно рассматривая свой подарок, произнесла герцогиня, еще не разобрав для себя, что является большей честью: приглашение на королевскую прогулку или котенок самой Звезды. Пожалуй, второе. Да. Приглашенных будет много, но Катрин не думала, что к каждому приглашению прилагался котенок. - А как зовут эту демуазель весьма знатного рода? – спросила она, совершенно забыв сказать, принимает ли приглашение на прогулку или нет. Котенок, без всякого сомнения, ей нравился, и в первую очередь все мысли были о нем. Нет, герцогиня не была любительницей домашних животных. Ей достаточно было птиц в вольере, но глядя на эту проказливую демуазель, умеющую весьма вольно обращаться, как с кавалерами, так и с пуговицами на их камзолах, Катрин уже была очарована дочерью самой Звезды. - Мадемуазель де Вобан, посмотрите на этого котенка! – подозвала герцогиня свою компаньонку. Эжени де Вобан, ответив реверансом на поклон виконта де Рибейрака, держалась в стороне от своей госпожи, не мешая той беседовать со своим гостем. Для девушки было приятной неожиданностью то, что у дверей во внутренние покои герцогини, нес службу месье де Физ**. Мадемуазель де Вобан, хоть и не была мечтательницей, но то, что и Арно де Физ, и она сама служили в одном доме, давало ей надежду, что их случайные встречи перерастут в нечто большее. - Передайте герцогу, что я сочту за честь принять участие в прогулке и составить общество Его высочеству, - герцогиня Монпансье на самом деле восприняла как должное полученное приглашение. Это соответствовало и ее титулу, и происхождению. Оставалось лишь подумать на досуге желает ли Франсуа просто появиться в свете в сопровождении своей кузины или ему что-то нужно. Но, это все потом, нельзя думать сейчас о серьезных вещах, когда бело рыжий котенок готов съесть и пуговицы, и самого месье д`Оди. - Эжени, ступайте на кухню и принесите теплых сливок и паштет из гусиной печени. Это для котенка, - пояснила Катрин на случай вопросов со стороны компаньонки. – И распорядитесь, чтобы стол к обеду накрыли на троих. Нет, на четверых, - рассмеялась герцогиня, глядя на котенка. Скажите повару, что у меня сегодня гости, пусть он сделает все как нужно. - Вы же останетесь на обед, виконт? – Спросила Катрин, когда за Эжени уже закрылась дверь. *согласовано с Его величеством ** согласовано с месье де Физом.

Арно де Физ: Арно, привычно занимавший место у дверей, казался скорее предметом интерьера, статуей, нежели живым человеком. Привычное, давно изученное умение смотреть, не видя, слушать, не слыша, вбирать в себя все и, тем не менее, оставаться невидимым и незаметным, не напоминать о своем присутствии ни словом, ни вздохом, ни движением - до тех пор, пока к нему не обратятся, или же, пока обстоятельства не потребуют его вмешательства. Только сейчас что-то было не так. Не так, как обычно. Что-то вмешивалось в привычный ход вещей, но молодой человек никак не мог понять - что именно. Голоса герцогини и ее гостя слышались то отчетливо, то смазанно, словно отдаляясь. А в привычное ощущение собственного тела вкрадывалось что-то чужое, странно тяжелое, отчего он, молодой, здоровый человек, никогда ранее не ощущавший биения собственного сердца иначе как в моменты сильного волнения - сейчас отчего-то стал чувствовать его с удивительной ясностью. И со странной четкостью обрисовывалось все окружающее, словно бы зрение, и без того никогда не подводившее, стало вдруг еще лучше, яснее и чище, чем прежде. Яркие пятна солнечного света на навощенном до блеска паркете. Солнечный зайчик на портьере. Робкая улыбка и румянец мадемуазель Эжени. Бело-рыжий котенок, увлеченно теребивший пуговицу. Роскошные волосы герцогини, блестевшие под случайным солнечным лучом, точно антрацит. Тук-тук. Тук-тук. Неуловимые, неощутимые в обычных условиях удары сердца. И вдруг - странное ощущение провала. Пустоты. Мгновение - и тут же, следом за ним, быстрые, неровные, частые удары, словно стремящиеся компенсировать невольно ворвавшуюся в их ритм паузу. Арно резко перевел дыхание, и оттянув назад сложенные за спиной руки, слегка прогнулся в спине, невольно поддаваясь странному, тянущему ощущению, возникшему в груди. Минутное ощущение. Он забыл бы его почти тут же, если бы через несколько мгновений оно не повторилось снова, заставив молодого человека невольно задержать дыхание. Следующий вдох показался каким-то пустым, а еще через один, в легкие вместо воздуха вошла странная тяжесть, осевшая в груди свинцовым, давящим грузом. Де Физ переступил с ноги на ногу, и добела сжал пальцы в замок, пытаясь сбросить это ощущение. Как во сне, когда происходит то-то непонятное, но воспринимается отстраненно, и подспудно сохраняется ощущение, что это - сон, так и он сейчас ощущал это странное явление, словно происходящее не с ним. Не сейчас. И с несвойственным ему отстранением думал - что это может быть? И почему? Снова провал. Чувство замирания в груди. И снова лихорадочные толчки - почему-то ощущаемые острее, чем прежде. Молодой человек невольно разжал сведенные за спиной руки и прижал ладонь к сердцу, словно это могло его угомонить. Разговор герцогини с гостем снова стал отдаляться. Он не расслышал распоряжения, зато увидел, как мадемуазель Эжени, направляясь к выходу, подошла к нему, и открыл перед ней дверь. Ладонь на дверной ручке была как чужая, онемевшая. Он видел, что прикасается к ней, но самого прикосновения не ощутил. “Как странно.” Странным был и взгляд девушки, показавшийся ему встревоженным. Но не успела она выйти, а он- закрыть дверь, как новое чувство “провала” заставило его вновь задержать дыхание и отозвалось новым ощущением какого-то холодка в ногах. “Нет… Это никуда не годится. Что это со мной такое? “ Оставаться в комнате с герцогиней и виконтом, когда с тобой происходит такая чертовщина, было явно неразумно. Хотя от виконта де Рибейрака навряд ли стоило ожидать какой-либо опасности по отношению к мадам, но это не значило, что можно было отнестись к своим обязанностям спустя рукава, и оставить при ней охранника, организм которого вытворяет такие фокусы. Арно, не успев закрыть дверь, передумал, и молча поклонившись, вышел следом за ней, и почти тут же, уже в коридоре, сильно пошатнулся, удерживаясь за дверную ручку. Де Каро, скучавший, прислонившись к дверям напротив, с удивлением поглядел на него. - Де Физ? Что это с вами такое? - А… что… не так? - собственный голос показался чужим. Едва слышным, растянутым, словно голос пьяного, или… больного? - Что не так? - Робер нахмурился, подходя ближе - Да вы бледны как смерть. Арно сделал шаг, и прислонился к стене - Смените меня. Там. У герцогини. Де Каро смерил его взглядом из-под сдвинувшихся бровей, но не стал вдаваться в подробности, кивнул, и вошел в комнату. Арно же медленно прикрыл глаза и прижал руку к груди, пытаясь понять, что за странное ощущение, которое только нарастало, и что сейчас надлежит делать. Но ничего не придумывалось. Ноги, по которым разливался какой-то чужой холод, казалось, с трудом удерживают его вес. Каменная тяжесть, все сильнее и сильнее растекавшаяся в груди, и, казалось, становившаяся все ощутимее с каждым вздохом - словно сдавливала сердце. Чужое, непривычное ощущение, которое почему-то не столько пугало, сколько удивляло. Дышать. Надо дышать - вдруг напомнил он себе, пытаясь сделать глубокий вдох. Голова закружилась, так, что де Физ вжался спиной в стену, ощутив, что сейчас действительно может попросту упасть. “Это не дело. Надо бы…” “А что - надо бы? К лекарю? Каков бред - молодой, здоровый человек - и вдруг прийти и сказать лекарю, что-де головокружения одолевают, дышать тяжело, ноги чужие и с сердцем какая-то чертовщина происходит. Нелепица!” Арно тряхнул головой, сделал медленный вдох, и провел пальцами по волосам, отбрасывая их назад. Вроде бы все отступило. “Ну вот. Надо вернуться. Де Каро потом надо мной посмеется, ну да и ладно. Или все же сойти вниз, отпроситься у графа до конца караула, и отоспаться? Или… нет. Ведь надо же сказать, что поменялся с де Каро! Да!” Он отлип от стены, сделал шаг, и убедившись, что все по-прежнему, направился по коридору к лестнице. Только вот не прошел он и нескольких шагов, как внезапно остановился и, побелев как мертвец, схватился за сердце. Дыхание пресеклось, ноги застыли на месте, и словно рой острокрылых бабочек, царапая бритвенными краями своих крыльев изнутри грудную клетку - забился на том месте, где только что было сердце. Секунда. Две. Десять. В глазах поплыло, молодой человек поневоле вытянул левую руку в попытке ухватиться за что-нибудь. Вдох… ну? “Что за… Где воздух?! Как дышать? Что за звук? Это вдох такой? Да нет… бред…” Холодный пот неожиданно выступил на лбу. Тонкая струйка покатилась по виску. Липкий холод вкрался в душу, стиснул сердце каменным кольцом. “Боже… Что же это со мной?! “ Он все еще не понимал. Не осознавал, не видя ничего, не двигаясь, почти не дыша, застыв на месте с широко распахнутыми глазами. “Еще немного. Совсем чуть-чуть, лестница рядом. Дойти, а там… позвать на помощь? Неважно… дойти бы…” Он не дошел. Смутно видимый ему в медленно наползавшем со всех сторон холодном, липком тумане человек - наверное д’Обье, стоявший у выхода на лестницу, обернулся ему навстречу и застыл, с удивлением глядя на то, как Арно, едва передвигая ноги, шатаясь, и прижимая руку к груди, шарит второй рукой по воздуху, словно пытаясь уцепиться за него. Изумленный вопрос, раздался в ушах де Физа, как растянутый, гулкий, бессловесный голос колокола. Ватные, чужие, непослушные ноги подогнулись. Он отчаянно взмахнул рукой и еще успел увидеть, как д’Обье сорвался с места, и, почти тут же, жестокая боль, точно раскаленным кинжалом, пробила сердце, и молодой человек, пошатнувшись, тяжело рухнул на пол. Вопросы, смысла которых он не понимал, голос, который не узнавал, руки, подхватившие под плечи и перевернувшие на спину, все это было далеко, и уходило еще дальше. Боль отступала, а вместе с ней отступал и весь мир. Давящая, каменная тяжесть, сдавливала сердце все сильнее и сильнее, останавливая и дыхание, и жизнь. - Эй! Де Физ! Арно! Да что с вами? - д’Обье, опустившийся на колени, тряхнул молодого человека за плечи, словно этим мог привести его в себя, и непонимающе всмотрелся в его глаза. Какое-то время, они еще смотрели на него - невидящим, пустым взглядом, после чего веки медленно опустились, медленный, словно от смертельной усталости, выдох, сорвался с побелевших губ, по телу прошла короткая судорога, и рука, впивавшаяся в грудь, расслабившись, соскользнула на пол, со странным, тяжелым стуком. - Дьявольщина! - здоровяк еще раз встряхнул своего товарища, нахмурился, попытался нашарить пульс на шее, ничего не почувствовал, и, хмурясь еще больше, склонился над ним, прижав ухо к его груди. Сердце безмолвствовало. Д'Обье выпрямился, никак не понимая этой очевидности. Ведь полчаса назад разговаривали! - Что тут у вас стряслось? - поинтересовался, подходя ближе еще один гизар, видевший со своего поста, что происходит что-то неладное. - Что это с ним? В обмороке что ли? - Нет. Он умер. - с каким-то детским удивлением сообщил Д'Обье, поднимая голову. Тот лишь брови вскинул в изумлении. Здоровяк снова поглядел на де Физа, и, наконец, придя к какому-то решению, тряхнул головой. - Вот что, надо его отсюда унести. У герцогини гость, ведь в любой момент в коридор выйти может. Помоги-ка... Сказано-сделано. Гизар помог Д'Обье взвалить труп на плечо, и, проводив его взглядом, сам занял его пост у лестницы. Смерть смертью, а службу никто не отменял.

Франсуа де Рибейрак: - Эта демуазель пока еще не имеет имени, мадам, так что вам и придумывать ей прозвище, - Франсуа осторожно опустил на пол котенка. – Я же могу лишь поблагодарить вас за то, что сняли с моих плеч груз заботы об этом создании. Не умею я ладить с дамами, у которых есть привычка кусаться, если что не по ним. Похоже, подарок пришелся ко двору, во всяком случае, виконту показалось, что светская любезность герцогини де Монпансье сменилась чем-то более живым и искренним. Так что даже если принцу будет все равно, а с принцем никогда не поймешь, что способно его порадовать, а что оставит равнодушным, виконт почувствовал удовольствие от того, что смог доставить радость Катрин де Лоррейн. - Я с удовольствием останусь на обед, Ваша светлость, благодарю за приглашения, для меня это честь. В качестве ответной любезности готов развлечь вас последними анекдотами из жизни Монсеньора. Его высочество не оговаривал немедленное возвращение своего придворного, так что виконт счел, что имеет полное право распорядиться собой, как считает нужным. Да даже если бы принц ждал его, то Франсуа все равно не пренебрег бы таким подарком судьбы, как обед в обществе красивой и умной женщины. Беда в том, что Франсуа встречались все чаще либо красивые, либо умные, а вот сочетание этих двух ценных качеств представлялось гасконцу таким же редким, как явление Феникса. - Его высочество будет счастлив получить ваше согласие, - глаза гасконца весело сверкнули. – А для меня это и вовсе удача. Вы будет сопровождать Его высочество, я буду сопровождать Его высочество, а значит, в каком-то смысле и вас, мадам! Только бы не подвела погода. Хотя, если Его величество желает этого праздника, значит праздник состоится, даже если музыканты отморозят себе пальцы, а лодки примерзнут к воде. Его высочество уже распорядился, чтобы в Сен-Жермене был устроен фонтан из горячего вина с пряностями, и клянусь бородой апостола, лишним это не будет!

Люсьен де Мейнвиль: - Что значит умер? – две новости прилетели к Мейнвилю одна за другой, словно в спешке. А спешки гизар не любил, потому сверлил взглядом глаз с чуть расширившимися зрачками, не то от гнева, не то от недоумения, несчастного д’Обье, которому выпало принести ему эту новость. Не так давно другой из охранников, несших службу в особняке герцогини де Монпансье под началом Люсьена де Гурси, доложил, что в гости к принцессе лотарингского дома пожаловал виконт де Рибейрак с поручением от герцога Анжуйского и подарком от него же. Это был светский визит, один из множества тех, которые было принято наносить в дворянском сословии, и Мейнвиль только кивнул в ответ докладчику. Д’Оди дворянин из пусть не очень богатого и не очень знатного, но благородного рода. Он скорее сам сдерет с себя шкуру, чем позволит упасть хоть волосу с головы герцогини, находясь подле нее. Коли сестре хозяина угодно его принимать у себя, Мейнвиль не имеет права тому препятствовать. Однако, узнать, что за поручение у виконта к Екатерине де Лоррейн от Монсеньора, было бы недурно. И это не поручишь простым солдатам. Надо было идти самому, хотя де Гурси уже собирался отправиться на встречу со своими соглядатаями из Лувра. Ничего, подождут, он им достаточно платит из казны Лоррейнов для того, чтобы даже захотеть их головы к завтраку. Он уже оправил белоснежный отложной воротник и собирался выйти из покоев, что были отведены ему в доме Ее светлости, когда появился д’Обье со второй новостью. - Это значит, командир, что просто умер, - молодой человек чуть ли не плакал, настолько грустен был его голос. Завтра он уже не будет служить у мадам де Монпансье. Среди ее людей не должно быть слюнтяев. - Хорошо, - пристегнув к поясу шпагу, Мейнвиль вышел из своей комнаты, больше не сказав ни слова. Он уже знал о том, что произошло в аббатстве Святой Женевьевы после того, как его посетил племянник барона де Сов с корзиной от Ее светлости. Благо не только Фулон там оказывал Лиге некоторую помощь. Были и фанатики, преданные не за деньги, но, к сожалению, не имевшие никакой власти, зато имевшие глаза и уши. И, возможно, все было не просто случайностью. Шарль де Майенн и его сестра могли сыграть в свою игру, а теперь убрали ненужного свидетеля. В таком случае, напрасно не сказали де Гурси о своих планах. Он сработал бы чище. Через четверть часа, опрятный, с отсутствием признаков волнения и отсутствием оного, как такового, Люсьен де Гурси зашел к герцогине, чтобы уведомить ее о своем уходе. Тело Арно де Физа лежало в подвале особняка, его должен был осмотреть медик, очень сильно дороживший своим языком и своими детьми, чтобы установить не был ли причиной смерти молодого человека яд. После его должны были похоронить подле его дяди Симона, и заказать все соответствующие случаю молитвы. - Мое почтение, мадам, я отправляюсь в город и собираюсь заехать к вашему брату в Отель-де-Гиз, и хотел осведомиться у вас, не желаете ли что-нибудь ему передать? Здравствуйте, виконт, рад встрече с вами. Надеюсь, Монсеньор благополучен, и вы здесь с добрыми вестями? – сдержанно улыбнувшись Рибейраку, граф пытался понять, знает ли Катрин, что один из ее стражников умер. Он не спешил ей о том докладывать, поскольку если знает, то это будет нелепо, а если нет, то он испортит ей день и встречу с гостем. По лучащимся глазам сестры принца Жуанвиля он прочел для себя ответ. Пусть пока и не знает. Быть может она вообще не вспомнит о нем.

Катрин де Монпансье: - Вы не хотите помочь мне выбрать имя для дочери самой Звезды? – Екатерина смотрела на крошечное бело-рыжее пятнышко, готовое просто потеряться на полу большой комнаты. Котенок тоже не желал быть потерянным, как не желал оставаться на месте. Гордо задрав свой рыжий хвостишко, точно личный штандарт, он, преодолев лабиринт из ножек стола и кресел, взмыл вверх по занавеске. Но юная демуазель не была матросом, привыкшим карабкаться по вантам, она повисла на занавеске примерно в трех пье* от пола. К тому же, это юное и своенравное создание, явно, привыкло быть в центре внимания, о чем не преминуло известить окружающих мяуканьем. Она была истинной дочерью королевской любимицы. - Она, умеет привлечь внимание, не так ли? – улыбка не сходила с губ Катрин, и раз груз забот об этом создании был переложен на ее хрупкие плечи, то Ее светлость пошла лично спасать котенка. Оказавшись в руках своей новой хозяйки, котенок вначале притих, а потом еще раз мяукнув, напомнил, что он голоден, ему скучно, он устал, у него нет имени, и он хочет обратно к мамочке. Герцогиня не понимала кошачьего языка, поэтому лишь погладила шелковистую шерстку. - Лукреция! Она прекрасна, как легендарная жительница древнего Рима. Вы согласны, виконт? - Жаль, что погода не подвластна даже королям, но будем надеяться, что будет солнце и тепло. - Если музыканты отморозят пальцы, это не беда, примерзшие к воде лодки – тоже не страшно. Но, холодный ветер, грозящийся своими порывами сорвать теплый плащ, подбитый мехом, или ливень, который зальет лодки водой, - представлялись герцогине бедствием, сравнимым лишь со Вторым Потопом. - И Вы разгадали мой маневр, - улыбнулась Катрин, поглаживая котенка. - Плохой из меня стратег, - горестно вздохнула молодая женщина, не испытывая при этом никакого огорчения. – Я сама хотела попросить рассказать, что нового при дворе Его высочества, но вы предупредили мое желание. – Немного лести не помешает даже в адрес мужчины, тем более, что герцогиня говорила почти правду. Всегда интересно развлечь себя новостями. Герцогиня уже заждалась свою компаньонку. Разве много требуется времени, чтобы передать поручении и принести то, что она просила? Катрин с надеждой посмотрела на открывшуюся дверь, но вместо мадемуазель де Вобон, в комнату вошел Люсьен де Гурси. - Доброго дня, граф, - ответила на приветствие Катрин. – Передайте Его светлости мои приветствия и пожелание благополучия, а так же то, что у меня все хорошо и я в добром здравии. И, если он надумает меня навестить, то я его познакомлю с очаровательной блондинкой - мадемуазель Лукрецией. Жаль, если дела в городе не позволят Вам вернуться к обеду. Я просила виконта де Рибейрака составить мне компанию за столом, но я буду рада и Вашему обществу. Котенку надоело сидеть на руках, и он попробовал забраться на плечо Ее светлости. Катрин это не понравилось. Кто бы мог подумать, что в этих очаровательных мягких лапках спрятаны такие острые кокотки. Пришлось просить о помощи. – Только снимите эту демуазель у меня с плеча, иначе она испортит мне платье. – Оказывается непростое дело – иметь в доме котенка, пусть даже родившегося в королевских покоях и знатного, как сама королева. *Пье (фут), примерно 30 см.

Франсуа де Рибейрак: Графу де Мейнвилю виконт поклонился со всем уважением, которое должен оказывать один благородный дворянин другому благородному дворянину, если между ними нет застарелой вражды. - Доброго дня и вам, граф. Я нынче в роли посланца богов Гермеса, не хватает только крыльев за спиной. Или они были на пятках? Эта мифология когда-нибудь загонит меня в могилу. Словом, я пришел передать Ее светлости приглашение от Монсеньора. Его величество устраивает праздник, и Его высочество просил вашу госпожу оказать честь и сопровождать его на этом торжестве. Глядя на проделки котенка, виконт только усмехнулся и сделал графу приглашающий жест рукой. Дескать, ваша вотчина, вы и разбирайтесь, кого от кого спасать в первую очередь, платье, котенка, или Ее светлость. - Лукреция? Чудесное имя. Почти как Лютеция, - блеснул своими весьма небогатыми познаниями виконт, смутно припоминавший, что была одна такая Лукреция, вроде бы даже приходилась родней Гизам, а вот чем, кроме этого, прославилась, Рибейрак затруднился бы ответить. - Но заскучать она никому не даст, готов поспорить на что угодно. Как и сама герцогиня де Монпансье. При всем своем внешнем величавом спокойствии эта женщина дышала тем беспокойством, что заставляет сердца мужчин биться чуть чаще, чем следовало бы. Франсуа улыбнулся этой мысли, но остерегся высказывать ее вслух. Одно дело сопровождать даму на уединенной прогулке, другое дело официальный визит. Жаль, конечно, что с ним не было Антрагэ, уж тот бы разливался сейчас соловьем. Изящный пройдоха Гравиль к любой даме умел найти подход. - Вы будете участвовать в королевской прогулке, месье де Мейнвиль? – вежливо осведомился он. Даже такой челоек, как начальник личной охраны герцогини де Монпансье должен иногда иметь возможность развлекаться. Хотя у де Гурси был такой вид, как будто он не только не развлекается, но и ест, пьет и спит не отрываясь от служебного долга. Точно как Бюсси в то время, как они с принцем готовились к осаде Анжера. Но тогда между двумя братьями Валуа готова была вспыхнуть война, и запылала бы вся Франция, а какие беды могут угрожать сестре герцога де Гиза в ее собственном доме?

Люсьен де Мейнвиль: - Мифология, виконт, это самое безобидное, что в наше время может загнать человека в могилу, - Мейнвиль бросил почти незаметный взгляд вновь на герцогиню. Нет, он не ошибся. Как бы женщина не владела собой, тем более та, которую он знал с малых лет, она не могла быть так увлечена котенком и гостем, зная, что по ее поле только что испустил дух, побывавший в ее руках марионеткой. Он не рассчитывал найти в Катрин де Лоррейн раскаянье, но она была истинной католичкой, и, согрешив (дважды, учитывая смерть приора Фулона), отмаливала бы свой грех, а не предавалась развлечению. - Я приглашу к этой красотке куафера, мадам, - говоря это, граф подцепил котенка двумя пальцами одной руки за шкирку, а другой рукой оцепил ее когтистые, но пока еще маленькие лапы от одеяния герцогини, - он пострижет ей когти, и зверек будет безопасен для вас. Развернув пушистое создание, призванное вызывать умиление в людских сердцах, де Гурси взглянул ему в глаза, словно предупреждая, что на этой территории шалить опасно, и лучше вести себя смирно. - Если Ее светлость решит участвовать в прогулке и принимает приглашение, я буду не только счастлив, но и обязан ее сопровождать, сударь. Кроме того, я полагаю, что успею подготовить эскорт из преданных герцогине людей, который будет следовать за ней по воде и по суше. Гуляние намечено, по всей видимости, большое, а такие мероприятия таят в себе массу опасностей. Вы ведь тоже будете подле Его высочества, как и граф де Бюсси? – последнее замечание было высказано, как само собой разумеющееся. Монсеньор без своей лучшей шпаги и носа из Сен-Жерме не высунет. Разве что его не будет окружать с полсотни анжуйцев, чего не потерпит король на собственном увеселении. - Я передам вашему брату, сударыня, все, слово в слово, можете на меня положиться. Не обещаю вернуться к обеду, но непременно буду к ужину, если вам все еще угодно будет меня видеть. А сейчас перепоручаю вас заботам этого доблестного дворянина, - посадив котенка в корзину, Мейнвиль откланялся и вышел. Однако, как только он вышел за дверь, в комнату вошли два гизара и встали у дверей, стараясь ничем не отличаться от косяков или занавесей, их скрывающих.

Катрин де Монпансье: - Я уже просила виконта передать герцогу Анжуйскому, что принимаю его приглашение, - озвучила герцогиня Мейвилю уже принятое ею решение о прогулке. Отказать Его высочеству, приняв подарок, было не вежливо, это, во-первых, а во-вторых, ей просто хотелось участвовать в королевской прогулке, когда флотилия нарядных лодок величественно проплывет по Сене от Лувра до Сен-Жерме. Об этой прогулке еще потом долго будут говорить в Париже, так, почему бы не стать одним из украшений предстоящего праздника. Она, хвала Деве Марии не больна и не в трауре, чтобы отказываться от развлечений. - Тогда я прощаюсь с Вами до вечера, граф, - Катрин не стала связывать Люсьена де Гурси обещанием быть ни к обеду, ни к ужину. Пусть все идет своим чередом. Возможно, она сама не будет ужинать, ограничившись бокалом вина, фруктами и бисквитом. - Возможно, Вы правы, виконт, и этой демуазель, родившейся в самом сердце Парижа, больше пойдет имя Лютеция, - Екатерина де Лоррейн посмотрела на белого с рыжими пятнами котенка, пытающегося вылезти из корзинки, но, ни гладить, ни брать на руки не стала. - Я подумаю еще над именем для котенка. Присаживайтесь ближе к огню, месье д`Оди, - герцогиня указала анжуйцу на одно из кресел, стоящих ближе к камину, и сама села в соседнее кресло. Только Монпансье подумала, что ее компаньонка долго исполняет ее поручение, как открылась дверь, и вошла Эжени де Вобан. Девушка явно была чем-то сильно взволнована или расстроена. Поставив на стол принесенные для котенка сливки и кусочек печеночного паштета, она попросила герцогиню разрешения удалиться, сославшись на головокружение. - Конечно, мадемуазель, идите к себе, Вам нужно прилечь. Скажите моей камеристке, чтобы Вам принесли теплого вина. Выпьете, и это придаст Вам сил. Стол накрыли в столовой на две персоны. Повар, часто берущий на заметку советы Пьера, что служил у самого герцога Майеннского, наверное, самого изысканного гастронома среди пэров Франции, постарался на славу. Тут был золотистый наваристый прозрачный бульон из каплуна с пряными травами, и суп из раковых шеек, и молочный поросенок, фаршированный паштетом из ливера, запеченные перепела, сидящие в гнездах из итальянских макарони, не говоря уже о различных соусах и винах, и это была только первая перемена блюд. - Похоже, остальные дамы нас покинули, виконт, - Катрин вспомнила уснувшего в корзинке котенка, напившегося предварительно теплых сливок и ушедшую к себе Эжени. – Вам придется довольствоваться компанией лишь одной дамы, вместо трех. И, я жду обещанных анекдотов из жизни Его высочества и его двора. – Напомнила хозяйка дома своему гостю об его обещании. Слуга тем временем наливал герцогине ароматный бульон. Эту традицию, начинать обед с бульона, Катрин завела для себя после посещения Реймса.

Франсуа де Рибейрак: - Забавные существа эти кошки, - виконт улыбнулся, припомнив умилительную мордочку котенка. – Собаки служат нам, как королям, а кошки сами ведут себя как короли. Во всяком случае, ваша новая компаньонка своими повадками весьма напоминает мне Его высочество. Стол был роскошен, и упомянутый всуе Его высочество, лицезрей бы он это изобилие, удавился бы от зависти, поскольку (как замети виконт, не лишенный проницательности) вовсю тянулся за старшим братом и старался превзойти его в изяществе. Время от времени у него вдруг ниоткуда появлялись внушительные суммы, которые он тратил на приобретение нарядов, драгоценностей и отделку Сен-Жерме.* Рибейрак догадывался, что суммы эти попадают в руки Франциска Валуа из сундуков его матушки. Но что ему за дело? - Монсеньор нынче занят поиском жены, - перешел виконт непосредственно к делу, то есть к придворным сплетням. – Как я понимаю, Его высочество метит куда выше, чем наш король, взявший в жены вашу, герцогиня, родственницу, и заглядывается на английский берег. Никаких страшных тайн Франсуа д’Оди не раскрывал, да и не знал он никаких страшных тайн, эта сомнительная честь принадлежала Гратину д’Орильи, которого анжуйцы дружно презирали. Ну а слухи, почему бы не развлечь ими герцогиню де Монпансье в благодарность за ее чудесное общество и королевский обед? - Лично я этим глубоко опечален. Как придворный Его высочества я должен следовать за ним повсюду, но Англия! Виконт де Рибейрак тяжело вздохнул, всем видом выражая огорчение таким выбором. - Конечно, в случае успеха, женой принца будет королева, а незамужних королев нынче не так, чтобы много, вот, разве что, несчастная королева Шотландская, но она нынче в заточении. Но их ужасный язык и плохое вино, мадам герцогиня, это печально. Весь в печали, Рибейрак отпил вина, которое на вкус оказалось еще чудеснее, чем на вид. - Скажите, Ваша светлость, отчего бы Его высочеству, раз уж ему так необходимо обзавестись женой и продолжить род, не выбрать для этого добрую француженку? Не говоря уже о том, что королева Елизавета годится в матери герцогу Анжуйскому, но Рибейрак был достаточно галантен, чтобы не упоминать о возрасте дамы при другой даме.

Катрин де Монпансье: - Смею предположить, что недостатка в кандидатках на место невесты Его высочества нет. А Елизавета Тюдор, в отличие от доброй француженки, имеет самое весомое приданое – корону. – Катрин сделала глоток вина и улыбнулась больше своим мыслям, чем своему собеседнику. Монпансье знала, что герцог Анжуйский может сколько угодно выбирать себе невесту, но он больше года женат на одной из дочерей Клода Омальского. Зная эту маленькую тайну, было интересно попробовать предположить, что же предпримет Его высочество, если, к примеру, королева Англии даст согласие на брак с первым принцем Франции. А может быть принца прельстят рыжие локоны юной инфанты Наваррской и ее право на престол Наварры, в случае бездетности ее брата, и малышка Катрин де Бурбон решит сделать удачный династический брак. Все это было похоже на замысловатую шахматную партию, итог которой сложно было предугадать. - И не стоит печалиться тем, что Вам придется последовать за герцогом в Англию, ведь вино можно привозить из Франции, а язык их пусть не так красив, как наш, но менее ужасен, чем польский или германский. Во всем можно найти приятные стороны, виконт. – Герцогине припомнился отъезд Генриха Валуа в Польшу, и то, что к польскому престолу прилагалась обязанность женитьбы на Анне Ягеллонке, годящейся ему в матери. Потом очень кстати освободился французский престол, а вот Франсуа вряд ли судьба сделает такой подарок. - Виконт, у Вас такой печальный вид, что Вы разрываете мне сердце. – Катрин, подобно Рибейраку тяжело вздохнула и опустила глаза. - Не омрачайте мне радость от предстоящей прогулки и переданного Вами подарка. - В подтверждение своей печали герцогиня рассеянно стала перемещать еду на тарелке. - Месье де Рибейрак, давайте выпьем за то, чтобы Его высочество обратило взгляд не на север, а на юг. Тогда Вам не придется ехать в Англию. – Напускная печаль сменилась оптимистичной улыбкой. Рассуждать о чужих браках можно долго, тем более, если это касается особ королевской крови. В этом случае брак, это не частное дело, а политика, а о политике можно размышлять без зазрения совести. Ничего не скрашивает время, как милая светская беседа за хорошо сервированным столом. Уже принесли вторую перемену блюд, предложив Ее светлости и свитскому герцога Анжуйского очередные кулинарные шедевры. Катрин даже подумала, что ей порой не хватает такого легкого общества, как Франсуа д’Оди, вот только ее положение обязывало очень тщательно выбирать тех, кому она может оказать гостеприимство.

Франсуа де Рибейрак: За окнами особняка гас день, тая последними золотистыми бликами, вызывая в гасконце смутное сожаление о скоротечности времени. Что ни говори, а некоторые приятные минуты могли бы и не торопиться. Обсудили предстоящую прогулку, возможный брак Монсеньора и прочие, не менее интересные темы, и виконт де Рибейрак со вздохом понял, что пора, выразив хозяйке дома всяческое восхищение и благодарность, откланяться. Нет ничего хуже затянувшегося визита. - Мадам, - сердечно поклонился он герцогине де Монпансье. – Ваше гостеприимство несравненно. Благодарю вас за этот дивный день в вашем несравненном обществе. Не буду рассказывать Монсеньору, чего он лишился, не нанеся вам визит лично, а предоставив эту честь мне, а то, боюсь, больше мне такой возможности не представится. Желаю всех благ вам и вашей новой воспитаннице. Когда ворота особняка Катрин де Лоррейн закрылись за его спиной, виконт с наслаждением вдохнул холодный воздух Парижа, далекий от благоухания духов, но все же исполненный некоторым очарованием для тех, кто живет в столице. Мимо, со смехом, прошли две хорошенькие девицы, и гасконец проводил их улыбкой. Как приятно слышать женский смех и видеть улыбки на свежих милых лицах. Женщины созданы для того, чтобы улыбаться, а не для того, чтобы плакать, и д’Оди от всего сердца пожелал герцогине де Монпансье как можно больше улыбок. Насвистывая, он направился к трактиру «Рог изобилия», где у него была назначена еще одна встреча. Улицы Парижа дышали сумраком, Сена вздыхала сырым туманом, то тут, то там вспыхивали фонари или факела. День ушел, вечер пришел. Всему свое время, и такова жизнь.

Катрин де Монпансье: Всему рано или поздно приходит конец. Пожелав посланнику Его высочества всего наилучшего, и еще раз заверив, что она будет счастлива принять участие в предстоящей прогулке, Катрин отправилась в свои личные покои. - Что это, Мадлен? – Катрин с недоумением смотрела на деревянный ящик с землей, наподобие тех, в которых садовник выращивал рассаду цветов или хранил луковицы тюльпанов. - Мадам, это для котенка, - пояснила камеристка герцогини, показывая на корзину, в которой спал бело-рыжий котенок. Ее светлость никогда раньше не держала у себя домашних животных, поэтому все еще вопросительно смотрела на свою камеристку. - Мадам, это нужно, чтобы он не пачкал ковер, - Мадлен достала котенка, отчего тот проснулся и обиженно мяукнул. Поднеся его к ящику с землей, Мадлен потыкала его туда носиком, а потом тихонечко помассировала пальцами пузико котенка. Тот, высвободившись из рук, погулял немного по ящику, а потом инстинкт подсказал ему, что в земле можно копать ямки. Копание ямок было увлекательным занятием, и Лукреция-Лютеция выкопала их штуки три, пока опять же инстинкт не подсказал ей, как можно использовать творение ее лап. Гордый вид и задранный носик котенка были умилительны. Потом был долгий процесс закапывание ненужной уже ямки. - Унесите это отсюда, - герцогиня погладила котенка. – Пусть стоит в соседней комнате. - Эжени стало лучше? – спросила Катрин о своей компаньонке, а получив отрицательный ответ, отправилась ее проведать Мадемуазель де Вобан была в своей комнате и не спала. Она стояла на коленях перед распятием и молилась, перебирая четки. Екатерина не хотела мешать молитве девушки, но та, услышав шаги, закончила молитву и встала. Герцогиня не могла не заметить, что лицо Эжени влажно от слез. - Простите, не хотела мешать Вам, мадемуазель. Я зашла лишь справиться о Вашем здоровье. - Со мной все в порядке, Ваша светлость…, - начала девушка, но опять залилась слезами. Понадобилось довольно много времени, чтобы узнать причину слез и недуга Эжени де Вобан. - Мадемуазель, на все воля Господа нашего. Он сейчас в раю и грех лить об этом слезы. И не терзайте себя тем, что он умер без исповеди. Если верить Вашим словам, то его смерть застигла пусть и внезапно, но на службе, тогда считайте, что он умер, как солдат на поле боя. Речь шла об одном из охранников герцогини де Монпансье. Пусть тот служил у нее недавно, но успел завоевать сердечко мадемуазель де Вобан. На память Ее светлость не жаловалась. Она помнила того, о ком молилась Эжени. - На все воля Божья, - рука Катрин коснулась волос компаньонки. «Такова воля Святой Женевьевы», уже мысленно добавила Катрин. – Не сокрушайтесь, что Вы не успели подарить ему ленту победителя, она будет Вам памятью о нем, мадемуазель. – Герцогиня, как могла успокоила Эжени, убедив, что не стоит плакать о тех, кто уже в царстве Божьем. Время – хороший лекарь. Скоро эта девушка поймет это. Если это была любовь, то она останется в ее сердце чистым и светлым воспоминанием, если нет, то ничего не помешает ей полюбить заново. Живые должны думать о живом. Эпизод завершен.

полная версия страницы