Форум » Игровой архив » Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания умножает скорбь » Ответить

Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания умножает скорбь

Филипп Габсбург: 4 ноября 1576 года. Испания, Мадрид. После полудня. Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания умножает скорбь - Еккл. I, 18

Ответов - 24, стр: 1 2 All

Филипп Габсбург: Очень не нравилось дону Филиппу, что в Мадрид въехали послы из Франции. Нет, он конечно знал о приближении их кортежа, знал и о том, кто уполномочен представлять короля французов, и последнее ему не нравилось особенно сильно. Иметь дела с итальянцами… Да это надо быть все время в напряжении и внимании. Это не чопорные англичане, которые в Мадриде боятся собственной тени, не развязные гуляки-французы, которых можно напоить вином, подложить под них женщин, и игра сделана. С Гонзага и Гонди придется проявить весь такт, всю хитрость, и всю осторожность, на которые он был способен. И вообще непонятно было, к чему это посольство? Правитель Испании нервничал, и нервничал сильно. Настолько, что потерял аппетит, как только узнал, что французские послы в его стране. Ему и так не слишком везло последнее время на политической арене. Англия набирала силу, рыжая стерва Бесс укрепляла свой флот, слала откровенные насмешки в его адрес. В Нидерландах не угасали смуты, армия казалось вот-вот поднимет бунт за невыплату жалования солдатам, а его советники только и делали, что давали пустые надежды в своих не менее пустых обещаниях. Нет, с Францией нельзя было сейчас терять дружбу. Ей нужно было улыбаться, несмотря на зубовный скрежет. Любить, несмотря на желание присвоить, придушить, покорить. Но что уж говорить о Франции, когда в собственной державе бардак, и даже такое ничтожество, как Беарнец не считает своим долгом принять сватовство сына дона Филиппа к своей сестре. Только в поддержке понтифика, неизменной и незыблемой, он черпал свои силы. Так было и так будет. - Пусть въезжают! – король Испании сделал милостивый знак гвардейцам и придворным, наполнявшим двор, и изобразил улыбку на губах, сидя на своем великолепном буланом жеребце, в блестящих доспехах, коротком плаще и модной шляпе с пышным белым пером. Заиграла музыка, ворота Эскориала, где Габсбург решил принять французских послов, распахнулись. Они специально были отделаны в срочном порядке к приезду этого кортежа, и теперь отворились, пропуская его. Эскориал был гордостью Филиппа, и пусть до конца его строительства еще были годы, но одно крыло уже было жилым, и он уже был величественен, размах его впечатлял уже сейчас, и он символизировал своего владельца – уже много что сделано, но еще много, что предстоит сделать. - Господи, помоги мне, придай мне сил и мудрости, вложи в уста речи достойные помазанника твоего, - послав быструю молитву к небесам, дон Филипп обратил свой взор к въезжающим в его дом людям.

Lodovico di Gonzaga: От Бурже до Тулузы добрались без излишних сложностей и приключений. Там, как и было оговорено, Гонзага встретился с посыльным от Жака Лурье и получил папку с интересующими его документами. Но в папке этой была коротка записка, гласящая о том, что самые свежие и ценные сведения по испанским делам Великий магистр получит в Мадриде от связного кардинала Фарнезе. Невер лишь усмехнулся маленькой вредности Сенешаля Лурье*. Хотя, не стоило все приписывать старческим капризам. Кортежу послов предстояло идти по землям Наваррца и мало ли, что могло произойти на их пути. В конце концов, герцог лишь уважительно кивнул, глядя на записку. Об осторожности забывать не стоило, хотя Генрих Наваррский и не объявлял войну Генриху Валуа, нападения протестантов можно было ожидать в любой момент. Именно потому герцог проложил маршрут вояжа дальнейший избегая приближения к Пиренеям. Где могли быть сформированы боевые группы еретиков даже без ведома сына Бурбона. Пришлось заложить крюк через Ош и Бидаш, последний из которых принадлежал верному Генриху Валуа сенешалю Бордо, где люди короля Франции были приняты хорошо, и впервые за последнюю неделю путешествия смогли отдохнуть спокойно, не опасаясь нападения извне.** Далее Сен-Себастьян, Виттория, Бургос, и вот она дорога на Мадрид. Лодовико предполагал, что Габсбург будет изображать теплый прием французам, сам волнуясь внутренне, ибо до сих пор ему не было известно в чем же истинная цель этого представительства, но, когда в Аранда-де-Дуэро послов короля Франции встретила делегация испанцев с приглашением дона Филиппа посетить Эскориал и к нему приложена была карта Мадрида, с указанием местонахождения оного, супруг принцессы Клевской удивился. Ему было известно, что дворец еще не достроен, он видел начало его строительства, и мечтал взглянуть на то, что сталось теперь, однако, ход Габсбурга говорил о том, что ему небезызвестен интерес Гонзага к творчеству зодчих. И еще больше его удивило послание, переданное одним из членов делегации так незаметно, что Его светлость не понял, как оно оказалось у него в руках. В этой бумаге было приглашение встретиться неподалеку от недостроенного дворца Габсбурга, и подписана оно было именем Фарнезе. Было немыслимо, что Алессандро сейчас в Мадриде, да и почерк был не его, потому Лодовико решил, что эта подпись - сигнал. Он проследил за тем, как кортеж выехал из Мадрида в Эскориал, и сделал знак миньону Генриха Валуа не торопиться и следовать за ним. - Пока герцог де Рец будет приветствовать короля Испании, сударь, мы с вами должны кое с кем встретиться, - Лодовико развернул своего коня и поехал прочь от ворот. Менее, чем через десять минут, он и его спутник могли любоваться прекрасной брюнеткой с аристократическими чертами лица, сидящей верхом на лошади, в сопровождении двух слуг.*** И не собираясь скрываться, она улыбнулась представителям французской короны, когда один из них назвал свое имя. - Меня зовут маркиза Чивиттанова, синьор, и у меня к вам просьба. Позвольте мне сопровождать вас во дворец дона Филиппа, мой отец очень заинтересован в подробном моем рассказе о том, как там идет строительство. Вот вам письмо от него, - взяв у одного из слуг свиток с печатью Фарнезе, маркиза протянула его Лодовико. Рука герцога дрогнула, принимая документ из рук этой ослепительной женщины. Он понимал, что это формальный документ, но Сенешаль Фарнезе был очень смел, не просто посвятив в дела Ордена женщину, но и доверив ей бумаги. - Разумеется, синьора, вы можете рассчитывать на мое покровительство, но вам придется оставить своих слуг и довольствоваться нашим сопровождением с этим господином. Это месье Жорж де Шомберг, и отныне вы его спутница, до тех пор, пока у вас не возникнет надобность покинуть нас. *согласовано с Жаком Лурье **согласовано с Philibert de Gramont ***согласовано с Жоржем де Шомберг

Жорж де Шомберг: Путешествие подходило к концу. Раны зажили, а синяки и подавно. Удивительно, но почти за месяц, они с Ливаро умудрились не ввязаться больше в неприятности, словно своенравная Пандора опустошила свой сосуд в Сансе и Бурже. Хотя, как истинная женщина она могла оставить что-нибудь на потом, когда Шомберг и Ливаро окончательно заскучают. Следуя в кортеже за французскими послами, Шомберг приосанился, чтобы показать испанцам, что король Франции отправил в Испанию не только лучших своих послов, но и самых достойных своих дворян. Находясь на службе у Генриха Валуа, Шомберг считал себя если не французом по рождению, то подданным французской короны по собственному выбору. Королевский дворец Эскориал в Мадриде, по слухам, быстро распространившимся среди французов, представлял собой почти одну большую стройку, грандиозную в своем масштабе. Новый дворец призван был подчеркнуть мощь и величие Испании. Саксонец невольно подумал, что строительство или перестройка, вероятно, входят в моду среди королевских особ. Герцог Анжуйский перестраивает Сен-Жермен, король Филипп Испанский – строит новый дворец. Готовый уже выехать вслед остальными в Эскориал из Мадрида, Жорж уловил знак герцога де Невер следовать за ним. Послушно развернув своего коня, он последовал за герцогом, не задавая лишних вопросов. Герцог и так пояснил, что им предстоит некая встреча. Минут десять и его любопытство было вознаграждено сторицей. Да, ради этой встречи можно было даже опоздать на аудиенцию короля Испании. Женской красотой саксонца было сложно удивить. При дворе Генриха Валуа было достаточно красивых женщин. И даже очень красивых. Но, маркиза Чивиттанова, как представилась дама, затмила бы своей красотой многих француженок. Шомберг впервые за всю дорогу пожалел, что за время пути по испанским землям, не обзавелся плащом или шляпой по последней испанской моде, полагая сделать это уже в столице. Жалел, что не говорит свободно по-испански, и его словарный запас невыразимо мал, ругал себя за лень проводить больше времени над страницами книг. Ему сейчас оставалось быть незримой тенью при Его светлости, но и, тут Судьба сделала ему подарок, очевидно, за почти примерное поведение в пути и проявленное долготерпение к синьору де Ла Бати. Да, Господь вознаграждает терпеливых детей своих. - Счастлив сопровождать синьору, - привстав в стременах и почтительно поклонившись, Шомберг улыбнулся маркизе, как и положено галантному придворному французского короля. К прочим сожалениям добавилась еще и досада, что он был представлен такой блистательной красавице в костюме, на котором осела дорожная пыль.


Фернандо де Кальво: Всего несколько шагов отделяли дона Фернандо де Кальво от Его Всекатолического величества, короля Испании, но этикет, несокрушимый, как Армада, делал эти несколько шагов такими же трудными, как первое плавание к Новой Испании. Граф де Сердани привычным усилием воли подавил клокотавшее в груди раздражение. Раздражение неуместно для дипломата и политика, это то чувство, которое он никогда не должен испытывать. Легкое сожаление гораздо уместнее. Легкое сожаление о том, что Его величество не может прямо сейчас услышать ту новость, что наверняка его заинтересует. Но, увы. Фернандо де Кальво не принадлежал к числу фаворитов Филиппа II. Эта честь принадлежала сначала принцу Эболи, а теперь Антонио Пересу, который, как поговаривали, был незаконным сыном покойного Руя Гомеса. Подойти к нему граф мог, и ему следовало так поступить, пусть это даже означало лишить свою новость половины блеска, разделив его на две части. И то неравные. Честь принадлежит не тому, кто ее принес, а тому, кто поведал новость королю. В этом и заключается привилегия быть любимцем короля. Увы, чтобы занять это теплое место, Фернандо слишком долго отсутствовал при дворе. Ах, Франция! Прощайте, прелестные цветы Лютеции, смешливые, белокожие, нежные в ласке. При дворе Филиппа Габсбурга женщин было немного, они были набожны, строги и хитры. Прощайте, изысканные наряды. Дон Фернандо облачился в черную одежду, цвет, который он так ненавидел. Но что делать. Нельзя было дать возможность обвинить его в том, что он надышался воздухом Франции и Италии настолько, что перестал быть добрым испанцем. Прошептав на ухо Антонио Переса свою весть, граф многозначительно кивнул, и секретарь, так же многозначительно кивнув в ответ, приблизился к Всекатолическому государю. - Ваше величество, граф де Сердани докладывает, что французское посольство покинуло Мадрид и въехало в Эскорал. Но во дворец прибыл лишь герцог де Гонди. Герцог де Невер отстал. Факты, только факты и никаких домыслов, король этого не любит. Король предпочитает знать все, и делать собственные выводы.

Альбер де Гонди: Если в Мадрид въезжали, как и положено послам короны, торжественно, но при этом довольно скромно, то, приближаясь к Эскориалу, этому недостроенному гиганту, величественному уже сейчас, кортеж французских посланников развернул штандарты с гербами Франции, которые способны были своей голубизной и сиянием золота заменить небо и солнце. Сопровождающие музыканты заиграли привычную для земель Франции музыку, заставляя умолкнуть испанских своих собратьев, на крупы лошадей дворян были наброшены попоны с гербами принадлежащих королевству провинций, а на экипажи одеты ливреи-чехлы, тоже сотканные из «солнца» и «неба». - Барон де Ливаро, держитесь меня и не отставайте, - сухо бросил Гонди, одному из дворян в кортеже, и направил своего коня прямо к королю Испании. - Его величество, Александр-Эдуард Генрих Третий Валуа, Божьей милостью король Франции, имеет честь приветствовать вас, дон Филипп, на землях вашего государства в моем лице, и благодарит за братский прием, - де Рец передал в руки секретаря Габсбурга верительные грамоты, и отъехал на пару шагов назад, ожидая приглашения проследовать с улицы туда, куда изволит их пригласить испанец. Когда с формальностями было покончено, и в большую, блестящую новизной залу Эскориала препроводили французов, разместив их лошадей и экипажи, обоз и слуг, Гонди обернулся к д’Арсе. - Теперь нам придется долго и терпеливо ждать, барон. Сначала нас продержат в ожидании трапезы, потом в ожидании личной беседы. Ничего не поделаешь, таковы правила всех дворов, - на бесцветном лице советника Екатерины Медичи мелькнуло подобие улыбки. – Идите развлекитесь пока. Слушайте и слышьте, и не теряйте меня из вида. Как только заметите, что я двинусь с этого места, следуйте тенью за мной. Альбер дю Перрон провел много времени в различных делегациях, посольствах, участвовал в сотнях переговорах, и наизусть знал то, что будет дальше. До тех пор, пока Габсбург не удостоит его личной беседы и аудиенции. И дай то Бог, чтобы Гонзага успел вернуться вовремя и его кресло за столом не пустовало, вызывая множество вопросов. Но дела Ордена были превыше дел королей и государств. - Как только появится герцог де Невер, проводите его ко мне, - Гонди вежливо поклонился одному из старых и хорошо ему знакомых дипломатов, и приготовился сам смотреть и слушать, и ждать, не собираясь двигаться с места, куда отошел после официальной церемонии.

Ги д'Арсе де Ливаро: Мадрид! Достопочтенный сеньор де Ла Бати уже придал своему лицу восторженно-ошеломленное выражение, готовый изображать безграничное восхищение каждым испанским булыжником. Так было нужно. Ливаро хорошо усвоил этот урок. Недаром же он был свитским Монсеньора герцога Анжуйского. Главное восторгаться и восхищаться всем подряд, можно даже лишаться чувств от восторга с периодичностью в четверть часа. И тогда сразу же тебя заприметят, а если будешь стараться и восхищаться с удвоенным чувством, глядишь, и ты в фаворе. Не исключено, что могут принять за блаженного. Но в этом деле важно не переусердствовать с ошеломленным выражением на лице. Д’Арсе, конечно, мог начать лишаться чувств уже сейчас но, немного подумав и верно рассудив, решил, что так недолго вылететь из седла, да и выказывать свой восторг пока не перед кем. Не перед миньоном же, правда? - Да что же ты бестолковый такой? – Монбиро специально задержался, поджидая повозку, в которую были сгружены его вещи и, самое главное, бесценный сундук с рыцарским наследством. Ливаро не поленился, протянул руку, и, ухватившись за ворот несчастного возницы, как следует тряхнул его. - Говорил же тебе, ехать аккуратнее. Не представляешь, что везешь. Все ямы собрал. Смотри, мне. – Д’Арсе покрутил здоровенным кулачищем перед носом возницы, совсем не заботясь о том, что остановившаяся повозка перекрыла дорогу другим, создавая затор. Достаточно доспехи дедушки Антуана натерпелись по дороге в Мадрид. Особенно многострадальный шлем. Гийому казалось, что он даже слышал брань предка, который отчитывал внука за такое безалаберное отношение с тем, что должно было оберегаться даже лучше, чем шкура самого барона. Конечно же, верное утверждение. Шкура-то что, она есть, да и ссадины на ней заживают, как будто это шкура собаки, а не анжуйца. А вот доспехи…Ливаро, наконец, обратил внимание на окрики недовольных по поводу того, что барон встал посреди дороги. - Ну, чего расшумелись. Не позорьте французов. Убедившись, что возница усвоил урок, и доспехам дедушки Антуана ничего не угрожает, д’Арсе вновь занял свое место в свите испанских послов. Прибыв же в Эскориал, Ливаро уже были не интересны ни испанцы, ни их король. Барон сильно проголодался. Д’Арсе уже трижды порывался задать де Гонди вопрос, когда будут кормить, но герцог объяснил все сам без лишних расспросов. Из всего сказанного де Рецем Гийом понял, что он быстрее загнется от желудочных коликов, чем ему предложат хоть кусок хлеба. Нет, Ливаро решил для себя, что больше никаких дипломатических миссий. Сыт он уже всем этим. То бьют, то убивают, то голодом морят. В желудке урчало так, что того и гляди испанцы испугаются. Не понять же им настоящего французского голода. Д’Арсе решил, что лучшим способом отвлечься от бесед с собственным желудком будет последовать совету Альбера де Гонди, а именно, пойти и послушать. Благо, Ливаро это прекрасно умел. Опять же спасибо покровителю Франсуа Анжуйскому. Но вот задача оказалась не из простых. Это не Двор Генриха Валуа. - Черт поймет, что они там лопочут. – Испанский язык Ливаро знал плохо. Да что уж брать грех на душу и лгать. Барон не знал его вообще. Поэтому натянув на физиономию улыбку во все свои тридцать два зуба, Монбиро решил внушать испанцам доверие таким способом. Ну и, конечно, внимательно следил, чтобы герцог де Рец никуда не исчез. Иначе суждено будет сеньору де Ла Бати навечно остаться в Испании.

Филипп Габсбург: Известие о том, что из двух заявленных в протоколе визита послов французской короны в Эскориал прибыл только один, заставило дона Филиппа занервничать. Он послал графу де Сердани взгляд, в котором благодарность за ценную информацию смешивалась с недовольством – словно бы Фернандо де Кальво был лично виноват в том, что герцог де Невер где-то «потерялся». Однако, испанский монарх не торопился задавать прямые вопросы де Гонди. Напротив, он вел себя непринужденно и даже несколько беспечно. Тем не менее, бывший зять Екатерины Медичи не торопился призывать всех к столу после официальной части приема, хотя блюда на нем уже и дымились, разнося по зале соблазнительные ароматы из соседней комнаты. Сидя на своем троне, он поглядывал на герцога де Рец и пытался прочесть по его лицу, что на уме у этого итальянца. С тем же успехом можно было разглядывать творения скульпторов. - Синьор Перес, попросите подойти и занять ваше место графа де Сердани, - негромко приказал своему секретарю король Испании. – А сами займитесь тем, чтобы узнать, что задержало синьора ди Гонзага в пути к нам. Возможно он попал в неприятности, упаси Господи, - с величайшей заботой в голосе предположил Его всехристианнейшее величество. В конце концов, он имел право знать, что делают чужестранцы на его земле, и он хотел это знать. И если сегодня днем его служба соглядатаев и шпионов сработала плохо, то головы полетят с плеч, не дожидаясь рассвета. Антонио Перес был опытным царедворцем, и сразу уловил нотки недовольства в словах правителя, потому счел за благо поспешить исполнить его приказ. Оба приказа. - Дон Фернандо, что вы думаете о людях, которых Генрих Валуа избрал своими представителями к нам? Я полагаю, что нам уже пора с ними познакомиться, но, как вы заметили, из двоих тут только один. Вам доводилось встречаться с герцогом де Рец? Расскажите все, что вы знаете, и мы дадим вам позволение пригласить всех к трапезе от нашего имени, - это была величайшая милость. Де Кальво сильно разочаровал своего государя, когда вместо полководца привез только золото, а Габсбург рассчитывал получить и то, и другое от Лоррейнов. Но сейчас ему были нужны люди подле себя, которые были знакомы с Францией, с французским двором и с людьми там. Приготовившись слушать, дон Филипп уперся локтем в подлокотник своего кресла и коротко улыбнулся поклонившемуся ему издалека английскому послу.

Фернандо де Кальво: Было бы ошибкой считать, что дон Фернандо де Кальво лишен честолюбия. Вовсе нет. Может быть, он умел это скрывать, может быть, признавал, что кроме удовлетворенного самолюбия есть и другие радости в жизни, но двор пристанище честолюбцев, и честолюбцы стремятся ко двору, все же остальные обитают в иных местах. Разводят в поместьях детей и собак, к примеру. Посему, обещанная милость короля отозвалась в его душе сладчайшим звучанием, словно ангелы воспели на небесах. - Буду счастлив оказаться полезным Вашему величеству, - граф де Сердани поклонился королю Филиппу и бросил на герцога де Гонди взгляд неприязненный и проницательный, что являлось чистейшей воды позой. Просто весь испанский двор бросал на французов именно такие взгляды, а выделяться дон Фернандо считал неразумным. Про себя он старательно рылся в памяти, пытаясь припомнить все им слышанное о Гонди. - Мой повелитель, в отличие от отсутствующего здесь Людовика Гонзага, де Рец в первую очередь человек королевы Екатерины, а уж потом человек короля. Но очевидно и то, что более ни к какой партии он не принадлежит. Он не поклонник герцога де Гиза, коих так много при французском дворе, не поддерживает еретика Наваррского, так же он не замечен в симпатиях к дофину Франциску. Добрый католик, добрый семьянин, в придворных развлечениях участвует ровно настолько, насколько необходимо, дабы не прослыть старым сухарем. Осмелюсь предположить, что приставлен к герцогу де Невер в качестве соглядатая от королевы-матери. О секретной миссии и новом положении герцога де Реца граф де Сердани, разумеется, не знал и делал выводы лишь из тех фактов, что были ему доступны. - Королева ему очень доверяет и прислушивается к его советам, - счел нужным добавить он, и с огорчением обнаружил, что это все, что он может рассказать королю о французском посланнике. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно. Нет, определенно, нужно оставлять службу. Попросить у короля жену, молодую и состоятельную, осесть в поместье, проводить долгие упоительные сиесты с вином и книгами. Политика обойдется и без него, как и он без политики.

Lodovico di Gonzaga: Всю дорогу до Эскориала Лодовико молчал. Он коротким кивком поблагодарил месье де Шомберга за то, что тот правильно понял свое предназначение подле синьоры Чивиттановой, и весь последующий путь до замка, где французским послам выпала честь быть принятыми испанским монархом, раздумывал над тем, что поколение стариков в Ордене, который он возглавлял, стало себе позволять много вольностей. Со стороны Фарнезе было очень необдуманно и неосторожно посвящать женщину, пусть даже дочь, в дела Приората. Женщина всегда остается женщиной. Представительницы прекрасного пола живут по велениям сердца, а не рассудка, и недопустимо взваливать на них ту ношу, которая может оказаться им не по силам. У ворот дворца герцог де Невер предоставил на любование охране свои верительные грамоты, и был пропущен вместе со своим спутником и спутницей, которой пришлось оставить сопровождающих ее людей в Мадриде. Лишние люди магистру были ни к чему. - Вот мы и прибыли, маркиза. Надеюсь, услуга, оказанная мной вам, - герцог сделал едва заметное ударение на этих словах, не собираясь умалять значимости своей милости, - извинит меня за скудность общения в пути. Здесь, - он обвел взглядом просторный холл, и приготовился последовать за подоспевшим слугой, готовым проводить его в залу, где проходил прием, - я предоставляю вас себе. Вам лучше знать, зачем вам нужно было попасть сюда. – он говорил на итальянском, причем быстро и негромко, не опасаясь, что кто-то из снующих туда-сюда слуг поймет, о чем идет разговор. Уже собираясь попрощаться с женщиной, он почувствовал ее руку у себя на плече, и понял, что торопиться пока было рано. Донна Клелия отошла в сторону, к колонне, которая скрыла ее от части мужских глаз охраны и проворно начала поднимать юбку до бедра, отчего у супруга принцессы Клевской-старшей на лице появилось подобие испуга. Ему не нужны были ни сплетни, ни скандалы. Его представительство в Испании имело четкие задачи, которые не допускали фривольностей. - Вот возьмите, синьор, - было ощущение, что все ему померещилось, поскольку на лице у дамы было серьезное выражение, без тени игривости, юбки вновь подметали плиты пола, а в руках она держала связку бумаг, без каких-либо печатей. – Здесь все, что вам действительно может пригодиться. Увидимся на пиру. Гонзага принял документы и сухо улыбнулся уже в спину красавицы, которая спрашивала у лакеев, где можно найти синьора Вальдеконча. Изумившись тому, зачем дочери Фарнезе понадобился секретарь Габсбурга, Лодовико быстро развернул переданные ей бумаги и прочел сухие строки на них, после чего спрятал их за отворот рукава. Право, сегодня день был полон неожиданностей, и записи хранили в себе один из секретов дона Филиппа. - Если все пройдет хорошо, господин де Шомберг, на пути во Францию к вам с бароном присоединиться еще один молодой человек. И да, как синьора Чивиттанова появится в зале, где идет прием послов, не выпускайте ее больше из вида. Гонзага счел, что его любезность и так простерлась слишком далеко, и теперь он хотел знать, что за дела у донны Клелии в Эскориале. Вскоре по зале, где собралось множество народа прозвучало громко его имя и двери были распахнуты. Шомберг мог присоединиться спокойно к остальным сопровождающим французских послов, а Лодовико пришлось проследовать по коридору из людей до самого трона, где восседал Габсбург. Закончив с формальными приветствиями, он любезно улыбнулся графу де Сердани, стоящему подле короля, и присоединился к Гонди. - Надеюсь, герцог, у нас получится заставить понервничать этого старого лиса.

Жорж де Шомберг: Вот они и в Эскориале. Если король Испании хотел произвести впечатление этой постройкой, то он того добился. Во всяком случае, Жорж де Шомберг оценил размах, с которым возводился дворец и богатство готовых залов. Но среди этого великолепия не ощущалось преемственности поколений. В Лувре все было иначе. И залы и стены говорили о древности династии Валуа. Оружейная Карла Девятого, зал Франциска Первого, зал кариатид Генриха Второго. Как любой дворянин Шомберг гордился древностью не только своего рода, но и древностью, и могуществом рода своего сюзерена. Герцог де Невер о чем-то негромко разговаривал с маркизой Чивиттановой. Разговор не предназначался для него, да и по обрывкам слов говорили явно не на французском языке, поэтому Жорж де Шомберг отошел чуть в сторону и занялся разглядыванием разношерстной толпы, пытаясь отыскать знакомые лица. Кругом чужие лица, чужая речь, но все это давало беспристрастно разглядывать окружающих. Безрезультатно. Шомберг сделал скорый вывод, что испанский двор на первый взгляд мало чем отличается от двора Генриха Валуа, если не считать мрачность одежд испанцев, явно предпочитающих черный цвет. Постороннему сложно разгадать за масками лиц что-либо, а у него, хвала всему святому, в этом и не было необходимости. - От всей души желаю, чтобы все прошло успешно, Ваша светлость, - учтиво ответил Шомберг на слова Людовико ди Гонзаго. Конечно, Жоржу было интересно узнать кто этот молодой человек, который может присоединиться к ним на обратном пути, но спрашивать об этом было и рано и неуместно. - Я буду ждать появление маркизы в зале и не сомневайтесь, уделю ей все свое время, - молодой человек проводил взглядом герцога, направляющегося к трону Филиппа Габсбурга. Наблюдать то, что происходит у самого трона, у Шомберга не было необходимости, поэтому он постарался найти остальных французов, сопровождающих послов. Даже среди всего многообразия лиц, Жоржу не составило труда увидеть барона де Ливаро. Тот стоял, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. Саксонец подошел к своему «приятелю поневоле». - Могу ли я предположить, барон, что сегодняшний день улыбается Вам так же, как Вы сейчас улыбаетесь окружающим? Рассказывайте свои новости, а потом я, возможно, расскажу Вам свои. – Шомберг добродушно ухмыльнулся, представляя себе лицо анжуйца, когда тот увидит какую синьору ему суждено сопровождать на этом приеме. Разговаривая с Ливаро, Шомберг не переставал выглядывать в зале маркизу Чивиттанову.

Ги д'Арсе де Ливаро: - Тысяча чертей Вам в собутыльники, месье де Шомберг, - вздрогнул от неожиданности сеньор де Ла Бати. – Напугали как. Не забывайте, мы не дома. Поэтому у меня все чувства обострились. Могу и стукнуть ненароком. – Хохотнул д’Арсе, представив лица испанцев, когда они увидят, как один из сопровождающих французским послов от всей души пробует кулаком на прочность кости другого. - День мне улыбается, месье де Шомберг. Мне, знаете ли, вообще вся жизнь улыбается. Учитесь, пока я жив. И, заметьте, платы пока с Вас не возьму. Потомку рыцаря надлежит быть щедрым и бескорыстным. – Барон даже слегка приподнялся на цыпочки, демонстрируя перед миньоном,какая пропасть лежит между потомком рода Ливаро и саксонцем, каким-то чудом попавшим на службу к французскому королю. - А какие новости, месье де Шомберг. До Вашего появления пытался сосредоточиться и как раз узнать эти самые новости, послушав, что тут говорят. Вы, ей Богу, как не при дворе живете, а недавно прибыли из какой захудалой провинции. Чтобы узнать новости, нужно слушать. – Ливаро придал своему лицу умное выражение и прислушался. – Слышите, что говорят вон те две дамы? Неужели не слышите, Шомберг. Они так громко кудахтают, что, наверняка, слышно и в соседней комнате. – Д’Арсе свел брови к переносице и покачал головой. – Ну надо же. Ай-ай-ай. Как же так. Все же хорошо, что я знаю испанский. Гийом с умным выражением лица взглянул на миньона. На самом деле достопочтенный сеньор де Ла Бати не понял ни словечка из сказанного между дамами. Потому что испанского не знал, да и особо утруждать себя изучением оного не собирался. Но существовала одна важная деталь. Свитскому Монсеньора герцога Анжуйского было известно, что миньон Генриха Валуа дружит с испанским языком точно так же, как он сам. То есть никак. Саксонец вообще предпочитал ругаться на своем родном языке. Какой уж тут испанский. На физиономии д’Арсе улыбка растянулась еще шире от предвкушения шутки над миньоном. - Что Вы молчите, месье де Шомберг. Вы же тоже поняли, о чем говорят эти женщины. Я прав? Какой Вы счастливчик. Только приехали и сразу покорили сердца двух дам при Дворе испанского короля. В Париже Вам все обзавидуются. – Ливаро даже в восторге взмахнул руками. – И какую же из двоих Вы осчастливите своим вниманием? Или и вовсе останетесь равнодушны к этим двум женщинам? Но хороши. Правда мода у них требует вмешательства французов, но личико вон у той, которая справа, такое милое. Шомберг, если Вы упустите ее, будете жалеть всю жизнь. Идите и не думайте. Скажите ей, как она хорошо. – Подтолкнул д’Арсе миньона к дамам. – А потом расскажете и свои новости.

Альбер де Гонди: Бросив на появившегося рядом Великого магистра приората Сиона оценивающий взгляд, герцог де Рец отвернулся от него. Видимо, встреча, на которую удалялся Гонзага в ущерб своевременному появлению под очи Габсбурга, принесла свои плоды, поскольку недовольства мантуец не проявлял. - Я более, чем уверен в этом, монсеньор, - холодно заметил Гонди, но при этом настолько тихо, что расслышать его никто не мог, кроме Лодовико. - Вы успели вовремя, к столу еще не приглашали, и, как вы понимаете, на приватную беседу тоже. Я наблюдаю за королем и, смею предположить, он может струсить и нам придется приглашать себя самим. Слова о наблюдении за монархом могли показаться ложью любому, кто наблюдал за дю Перроном в свою очередь, поскольку он поворачивал свое лицо к трону Габсбурга ровно необходимое количество раз для того, чтобы соблюсти вежливый интерес и не быть обвиненным в излишнем любопытстве и подобострастии. Графом де Сердани было объявлено приглашение в соседнюю залу, где испанцы подготовили пир для французов. К послам Генриха Валуа приблизилась четверка слуг и с низким поклоном просила следовать за ними. Высокие и широкоплечие фигуры барона де Монбиро и месье де Шомберга были хорошо заметны в толпе придворных, и де Рец сделал им знак следовать за всеми и быть настороже. - Посмотрите-ка, ваша светлость, а дон Фернандо де Кальво нынче в чести у Испанца. Неужели король остался доволен его визитом к нам? – легкое недоумение прозвучала в голосе итальянца при этих словах. Им с Невером было доподлинно известно, что Сердани фактически провалил свой визит, получив золото, там, где должен был получить человека. А вернее, людей. По одну руку от короля при рассадке сидела, как и полагается, его супруга, по другую были посажены послы дружественного королевства, и сам де Гонди сидел очень близко к дону Филиппу. Ближе к нему был только Лодовико ди Гонзага. Это давало возможность герцогу слушать и при необходимости давать советы представителю короля Франции, поскольку сам он больше представлял интересы своей госпожи. Формально. - Позвольте засвидетельствовать мое восхищение красотой вашей супруги, Ваше величество, - прежде чем опуститься на предназначенное ему место, месье Альбер поклонился королеве Анне. Он давно уже думал, что ни к чему хорошему женитьба Габсбурга на собственной племяннице не приведет. Их первенец был еще жив, но как поговаривали, весьма слаб здоровьем, а второй сын прожил едва ли два года и помер, третий же был слишком мал, чтобы судить о его здоровье. Французской миссии был выделен отдельный стол, и Гонди немного пожалел о том, не исключено было, что яства будут подавать на столы испанцев и французов разные, что может повлечь недовольство обеих сторон.* *согласовано

Филипп Габсбург: Торжество по случаю приема французского посольства в Эскориале шло своим чередом. За столом много ели, в меру пили и обменивались ничего не значащими репликами, которые окружающие проглатывали, как наиважнейшую информацию. Поднося к чуть пухлым губам рукой, унизанной перстнями, золотой кубок с вином и милостиво улыбаясь Лодовико ди Гонзага, Филипп Габсбург думал о том, что те, кто их слушает со вниманием и пиететом, абсолютно были бы правы. В другой день. Не сегодня. Король умело уводил любую тему разговора, которую предлагал герцог де Невер в русло для него более безопасное. Например, такое, как строительство замка, в котором они пировали, как мода, и даже пару раз приглушенным голосом спросил о том, как Его светлость находит молоденьких женщин. Однако, голос был его не настолько тих, чтобы не заставить покраснеть до ушей юную королеву Анну, что доставило монарху отдельное удовольствие. Он всячески демонстрировал расположение и радушие, но то и дело кидал вопросительный взгляды на графа де Сердани, который был посажен так, чтобы слышать разговор с итальянскими французами, и мог даже принять участие в разговоре по особому знаку или слову короля. Дон Филипп ощущал, что беседа то и дело ходит по кругу, он понимал, что настал момент. Чтобы пригласить послов для приватной беседы, но, как мог, оттягивал этот момент. На сердце его было неспокойно. Ох как неспокойно, если не сказать страшно. От спокойной вежливости де Гонди было ничуть нелегче, чем от черного взгляда его спутника, в котором, когда стало темнеть и зажгли больше свечей, заплясало адово пламя. Или королю так показалось? Конечно показалось. Герцог уже отвернулся к своей тарелке, а государь незаметно отер вспотевший от ужаса лоб салфеткой. - Полагаю, если вы сыты, господа, то мы можем пройти в мой кабинет для того, чтобы выпить по бокалу особенного вина, - тянуть больше было нельзя. – Скажите синьору де Кальво, чтобы следовал за нами, - обратился он к лакею, который принял салфетку. Носитель испанской короны был не только набожен, вопреки своей фанатичной почти вере в Господа, он был суеверен, как старая бабка в дремучей деревне. Он верил в черную кошку, в привидения, в ведьм, в потусторонние силы, которые подчиняются только каким-то своим законам, настолько, что не будь он правителем могущественной католической державы, и не вылизывай пятки понтифику, его бы уже давно сожгли на костре за такие помыслы. - Я слышал, герцог, король Генрих был очень добр к вам, и ваша старшая дочь помолвлена с одним из наследников престола Франции? – как можно более светски осведомился Габсбург, делая знак слуге разлить вино по бокалам, больше всего желая и ужасаясь вновь увидеть в глазах своего собеседника то самое пламя, что ему померещилось.

Фернандо де Кальво: Дон Фернандо был верным подданным короля Испании, но это не значит, что он был слепым и глухим. Слушая короля, наблюдая за королем, подобострастно улыбаясь королю, дон Фернандо признавал что лучшие дни Филиппа Габсбурга уже позади. Когда-то он тащил за волосы политику туда, куда хотел, но теперь политика диктовал ему, что делать. Политика, и иные силы. Такие как вера, забота о собственной душе, мысли о прошлом и страх перед будущим. Но король был милостив. Во всяком случае, приглашение следовать за ним, дабы побеседовать с французами в более приватной обстановке при дворе считалась милостью, и отнестись к ней следовало с благодарностью и гордостью. Так что именно благодарность и гордость читались на смуглом лице дипломата, который вмиг попал в знакомую, и чего скрывать, любимую атмосферу недомолвок, интриг, заговоров. Поднявшись с места, он последовал за королем, герцогом де Рецом и герцогом де Невер, и, пока Филипп IV оказал честь Людовико ди Гонзага, обратившись к тому вопросом о его семейных делах, граф де Сердани зашел с другого фланга. - Рад снова видеть вас, герцог, - сердечно улыбнулся он Альберу де Гонди. – Увидел вас, и сразу столько воспоминаний о чудесном времени, что я провел при дворе ваших королей, Карла Валуа и Генриха Валуа! Как поживает ваша мудрейшая государыня, королева Екатерина? Здорова ли? Благополучна? Могу ли я попросить вас, Ваша светлость передать Ее величеству мое нижайшее почтение? Признаюсь, никем никогда я е восхищался так, как этой женщиной. Хочешь поймать рыбу – предложи ей жирного червяка, и не важно, что ты червяка не любишь. Ты можешь любить свежие апельсины, но рыбе на твои апельсины плевать. А в Эскориал нынче заплыла очень крупная рыба. И зубастая.

Lodovico di Gonzaga: Внимательно следя за королем Испании, Гонзага заметил, что тот словно бы подобрался весь, пройдя к себе в кабинет. Он ожидал подвоха, нападения, и не без оснований. Тот, кому бояться нечего, и не боится. А у Габсбурга причин к опасениям было достаточно, и он сам о том знал. - Ваше величество, король Франции – мудрый и справедливый государь, а кроме того, он добрый друг, - Лодовико внутренне передернулся, вспоминая что помолвка Екатерины с юным Лонгвилем едва не стоила самому герцогу ссоры с женой. – И, как добрый друг, он искренне расстроен и недоумевает, почему те, кого он считает своими союзниками, когда им требуется помощь, идут за ней на его земли, но не к нему самому. Неужели усомнились в дружеских чувствах, или, - мантуец принял от слуги кубок с вином, но не торопился из него отпить. Он медленно водил кончиком пальца по окружности края, и его перстень главы Ордена был повернут наружу, мягко поблескивая в свете свечей, - возможно, считается кем-то, что на земле Франции есть более могущественное лицо, чем его король? Его величество король Генрих III Валуа, как добрый христианин, очень опечален такой неискренностью своих друзей. Но хорошо, что есть сила, - черные глаза обратились в сторону окна кабинета, прошивая его насквозь взором, направленным к небесам, - которая бережет королей. Вы ведь согласны с этим, Ваше величество? Невер давно научился говорить так, чтобы слова, для кого-то звучащие невинно, приобретали особый смысл для тех, кому они истинно предназначены. Фернандо де Кальво, стоящий чуть позади полномочного представителя французского государя и мирно беседующий с Альбером де Гонди, был исполнителем воли своего короля во Франции, именно он обращался от имени дона Филиппа не к Генриху Валуа, а к Генриху де Гизу. - Но я думаю, что еще большее расстройство у моего господина вызовет отношение не к нему самому, а к его другим друзьям, когда он узнает, что их держат в плену, и даже не хотят о том сообщить, дать возможность выкупить жизнь не только друга, но и подданного. Представляете, какое варварство, Ваше величество? Словно мы опять вернулись вглубь веков. Но простите, это все моя чувствительная натура и словоохотливость, которая выскочила на волю, когда Ваше величество были столь добры, что заговорили о моей семье. Кстати, - он так и не сделал ни глотка из кубка, созерцая его содержимое, словно омут чаши с откровениями, - мой спутник, герцог де Рец, привез письма вашим дочерям от их бабушки, королевы Екатерины. Вы позволите ему передать их лично девочкам? – сделав шаг в сторону, Лодовико дал возможность дю Перрону беспрепятственно предстать перед Габсбургом, если тот пожелает говорить с ним.



полная версия страницы