Форум » Игровой архив » Луна над Сен-Жерме » Ответить
Луна над Сен-Жерме
Екатерина Медичи: 22 апреля 1577 года. Франция, Сен-Жерме, поздний вечер.
Ответов - 9
Екатерина Медичи: С реки тянуло сыростью, и туман подбирался к самой обочине дороги. Факела во дворе Сен-Жерме горели ярко, красными всполохами, слуги торопливо помогали выйти из носилок королеве-матери, и старались как можно скорее убраться с ее глаз. Было сегодня нечто зловещее в том, как сияла луна над замком, не серебристая, нежная, а кроваво-медная, тревожная, как вражеское знамя. Да и в самом визите Ее величества прибывшей без предупреждения, с одной охраной. Но, хотя замок принадлежал Монсеньору, Монсеньор был послушным любящим сыном Флорентийки, а значит, настоящей хозяйкой здесь была она. Екатерина Медичи глубоко вдохнула весенний воздух, напоенный запахом молодой травы, первых цветов, уже появившихся в лесах вокруг Парижа. Во всей ее фигуре, закутанной, как обычно в черное, в посадке головы, в том, как сжаты были пальцы чувствовалось напряженное ожидание, предвкушение. - Дама, которую я ожидаю, здесь? - Да, Ваше величество. Ожидает вас в Красной комнате. - Мой сын ее не видел, не говорил с ней? - Нет, моя королева. - Очень хорошо, - коротко кивнула вдовствующая королева. Хорошо, что у нее под рукой был Сен-Жерме, где можно было устраивать тайные встречи. Хорошо, что Франсуа был достаточно благоразумен, чтобы не пытаться узнать материнские секреты. Красная комната выходила окнами на парк, и дальше, на реку. Королева хорошо помнила расположение комнат в этом замке, так что провожатый ей не понадобился. Неспешно звучали шаги, с тихим, змеиным шелестом за Екатериной Медичи полз траурный трен. Вот и дверь, и медное кольцо в виде ангела, распростершего крылья. Флорентийка усмехнулась. Та, что ждала ее внутри никогда не была ангелом, разве что в глазах глупцов, влюбленных в нежное личико и обманчивую невинность синих глаз. Но это и хорошо. Медичи предпочитала иметь дело с красивыми дьяволицами. С ними куда легче поладить. Дверь приоткрылась с тихим скрипом, и королева впилась взглядом в знакомую женскую фигуру, пытаясь найти различие с тем образом, что хранила ее память. - Ну, вот мы и снова встретились, мадам де Лонгвей. Вот уж не думала, что такое случится. Вы написали, что у вас есть для меня важная новость. Я вас слушаю. В открытом окне мелькнула тень ночной птицы, на мгновение заслонившая собой луну.
Жаклин де Лонгвей: Спокойствие и умиротворенность. Жаклин бесшумно скользила по боковому коридору Сен-Жерме, не в силах противостоять искушению - ощутить под пальцами грубый рельеф стен. Позволив себе едва заметные прикосновения, которые с остротой реальных красок будоражили в ней далекие воспоминания, она шла в сторону Красной комнаты и чувствовала себя растерянной. В далекой солнечной Италии ей казалось, что все забылось и соленый тягучий воздух выел из ее памяти тени давно минувших дней, однако, нахлынувшие на нее ощущения говорили об обратном. - Подожди меня снаружи. Отпустив служанку, герцогиня осталась в комнате одна. Ее мысли текли медленно, словно все происходящее казалось ей сном и осознание реальности еще не проникло в обстановку, явившись черным силуэтом на пороге комнаты. Боялась ли она этой встречи или ждала с нетерпением? Жаклин не могла ответить на этот вопрос. Судьбы сама ей поднесла дар, которым грех было не воспользоваться. Но хотела ли она вернуться в Париж и снова отдать свою жизнь в руки королевы-матери.. Где-то в отдалении раздались звуки скрипки. Герцогиня на мгновение замерла, вслушиваясь в мелодию и почти наяву представляя себе принца, окруженного приближенными, их раскрасневшиеся лица после плотного ужина и выпитого вина, тихие голоса, сокровенные разговоры и сплетни. Легкая улыбка скользнула по бледному лицу - она помнила все до мельчайших подробностей. Но многое все же изменилось. Карл умер, Генрих занял с рождения предначертанное ему место и королева наверняка была довольна собой и горда за своего любимца. От подобных мыслей в солнечном сплетении женщины затрепетал холод - она уже чужая в этих стенах. Может Шарль был прав и ей не стоило сюда возвращаться?.. Жаклин кожей ощутила приближение королевы-матери еще до того момента, как та коснулась ручки двери - годами воспитанное умение жертвы предсказывать появление хищника, ибо только таким образом у нее мог появиться шанс на секунду форы, во многих случаях означающий спасение. И наверное, стоило, подчинившись старому инстинкту, вскочить, оправить платье, справится с эмоциями и натянуть на лицо скромную улыбку несмышленой барышни, которая так любилась ее величеству в прошлом. Однако, герцогиня не двинулась с места. На нее надвигалась тень прошлого, угрюмая и опасная, как всегда, но к своему удивлению, женщина осознала, что не боится. - Я благодарна вашему величеству за проявленное доверие, - поприветствовав королеву-мать по всем правилам придворного этикета, Жаклин неторопливо подошла к ней и протянула несколько писем, перетянутых золотистой лентой - Одно подлинное, остальные - копии. Но им можно верить, они переписаны моей рукой.
Екатерина Медичи: Чуть помедлив, Флорентийка взяла письма у той, на которую раньше возлагала так много надежд. Впрочем, надо отдать должное герцогине де Лонгвей, так редко разочаровывала свою госпожу в те далекие дни, когда служила ей верой и правдой. Холодно и пристрастно разглядев, наконец, свою бывшую фрейлину, Медичи все же сочла, что та изменилась. Не было в прежней Жаклин де Лонгвей этого спокойствия, очерк нежных губ по-прежнему оставался чувственным, но появилась в нем некая твердость, как и во взгляде. Такими женщинами труднее управлять, чем капризными кокетками, но они и не в пример ценнее. Составив, таким образом, свое мнение о бывшей фрейлине, королева Екатерина подошла к камину, и сломала первую печать. Ее лицо оставалось спокойным, только чуть дрогнули руки в черных перчатках, выдавая нетерпение вдовы Генриха II. Как подсказывал ей опыт, такие вот письма, попадающие ей в руки самыми странными путями, куда ценнее всей дипломатической переписки всех дворов Европы вместе взятых. Первое письмо, которое герцогиня назвала подлинным, было написано по-итальянски изящным женским почерком. Как видно, отправительница очень беспокоилась о том, какое впечатление оно произведет на адресата, поэтому буквы были украшены кокетливыми завитушками, а от бумаги пахло духами. Розами. Хмыкнув, Ее величество поискала глазами подпись, она оказалась рядом с маленькой печатью из розового воска, в который была вдавлена эмблема: две руки сплелись в рукопожатии и девиз: любовь навсегда. Очень смелый девиз выбрала для себя… (Медичи разобрала имя) Клелия Фарнезе. Ну конечно, дочь ее фрейлины Клод де Бон и кардинала Фарнезе! Письмо было адресовано Шарлю, на которого Клелия изливала всю любовь своего сердца. Шарль… кажется, так звали старшего брата герцогини, избравшего для себя церковное поприще. Вот еще один союзник, от которого Медичи бы не отказалась. Отложив эту мысль в копилку памяти, королева углубилась в чтение. Помимо признаний в любви и сетований на разлуку и холодность Шарля, Клелия Фарнезе писала о том, что нынче в Европе зарождается сила, с которой считается даже король Испании, и было бы глупо молодому и одаренному священнику пренебрегать возможностями, которые эта сила сулит. Дочь кардинала открыто хвалилась влиянием своего отца в неком ордене, и намекала на то, что достаточно Шарлю проявить к ней чуть больше нежности, и перед ним откроются такие двери, по сравнению с которыми папская курия - пустое место. Медичи отложила прочитанное письмо на каминную полку. - Скажите, герцогиня, дочь кардинала Фарнезе и ваш брат любовники? Как я поняла, монна Клелия не слишком-то уверена в чувствах вашего родича. Это игра, или кардинал де Мариньи действительно не склонен нарушать обеты, данные Господу, по крайней мере с этой дамой? Вопрос был до неприличия прям, но Флорентийка считала это важным. Не стоит пренебрегать знаниями о том, кто в чьем алькове ночует. К тому же, она хотела знать, что думает сама Жаклин де Лонгвей об этом письме.
Жаклин де Лонгвей: Пока Екатерина была поглощена содержанием письма, Жаклин тайком рассматривала ее. С первого взгляда ей показалось, что она совсем не изменилась, но теперь, при свете огня, освящающего отблесками королевское лицо, она заметила тяжелые тени, залегшие под глазами и в уголках упрямо сжатых губ. Эта сильная женщина столько лет боролось против всего мира, что герцогине эта неравная схватка казалось бесконечной. Но она выстояла, победила, однако Жаклин и подумать боялась чего ей могла стоит эта победа. - Были. И могут ими стать снова, если на то будет Божья воля, - едва заметно усмехнувшись, герцогиня перевела взгляд на пламя, трепещущее в камине - монна Клелия особая приятная во всех отношения, юная и весьма наивная. А Шарль любит разнообразие. Казалось все дороги, на которые Жаклин когда-либо ступала, вели ее прямиком в Лувр, к дверям покоев королевы-матери. Это происходило раз за разом, и наверное уже выглядело смешно, но сейчас смеяться женщине не хотелось. Всего лишь несколько фраз, а ее ум уже напряжен лихорадочным просчетом возможный действий в сложившейся ситуации, а по телу разливается приятное ощущение волнения, но не страха - она вновь попалась в ловушку своих же собственных слабостей. Как же она скучала по настоящим интригам. Несомненно, Италия полна виртуозных интриганов, страсти кипят там ежедневно, но когда тебе не за что бороться, то пропадает и желание. Герцогиня наблюдала происходящее с расстояния, только иногда она позволяла себе поспорить с Шарлем и поставить на того или иного дворянина. К сожалению, Шарль, который пробыл там дольше ее и уже впитал итальянский стиль соперничества, всегда оказывался прав. Бросив взгляд на королеву-мать, Жаклин поймала себя на мысли, что скучала по этому скорбному силуэту. Что-то было в старой итальянке, что заставляло герцогиню неосознанно, но всегда оберегать ее интересы. Именно это ощущение причастности и толкало ее в гущу событий, вынуждая играть и рисковать собственными интересами. - Уверена, что вы получали подобные вести, - после долгой паузы она заговорила тихо, чтобы не мешать размышлениям королевы - Еще пол года назад этими слухами полнились некоторые дома в Италии, но теперь ситуация становится по-настоящему серьезной. "Великий кардинал" явно расширил сферу своего влияния. Негласно, но в его руках сосредотачивается слишком много власти. И это волнует многих.
Екатерина Медичи: Медичи прикинула, сколько лет этой Клелии. По всему выходило, что около двадцати. Опасный возраст, когда женщина уже знает, чего хочет, но еще не постигла великое искусство терпения, а поэтому не слишком разборчива в средствах. А вот кто действительно наивен, так это кардинал Фарнезе, доверяя дочери такие тайны. Флорентийка даже улыбнулась, чувствуя нечто вроде снисходительного презрения к этому хитрому и опытному лису в красной кардинальской шапке, который так легко угодил в ловушку отцовской любви. От слов Жаклин де Лонгвей о «Великом кардинале» Медичи лишь отмахнулась. Новая мода, не больше, которой нашлось место только в Италии. В Испании этих «искателей истины» быстро бы сожгли как еретиков, во Франции на них не обратили внимания. А Италия это Италия, там любят красивый обман. - «Великий кардинал» это мыльный пузырь, мадам, и вся его власть – это золото, которое ему щедро отсыпают итальянцы за его смутные предсказания. Папа пока терпит, но скоро ему это надоест. Нет, Фарнезе слишком умен, чтобы ввязаться в подобное. Хотя, возможно, предоставляет своей дочери возможность верить, что он тоже играет в эти игры. Это как раз на него похоже. Королева распечатала второе письмо, и озадачено нахмурилась. Шифр. Екатерина Медичи с первого взгляда научилась отличать работу английских, испанских и италийских шифровальщиков, те щедро продавали свои услуги дипломатам. Но это было нечто другое. Совсем другое. - Я возьму это письмо, - объявила Ее величество герцогине. – Уверена в вашей скрупулёзности и точности, мадам. Если вы все аккуратно перенесли на бумагу, то рано или поздно мы узнаем о чем там речь. Третья бумага, похоже, была украдена монной Клелией прямо с отцовского стола и представляла собой что-то вроде памятной записки о прошедшем дне: «4 ноября, Мадрид. Сенешаль Лурье определенно в немилости. Король Филипп был вынужден отступить, Приорат узнал от меня о французах в испанском плену». Королева задумалась, чувствуя, что держит в руках слабую ниточку, которая, возможно, приведет ее к разгадке тайны. О Приорате она слышала впервые, имя Лурье ей ни о чем не говорило, и вряд ли скажет, но вот дата и фраза «Филипп отступил»… Не так давно из Испании вернулось посольство, возглавляемое герцогом де Невер и герцогом де Рецем. И надо же, какое совпадение, они привезли ко двору мальчишку Ногарэ, которого испанцы держали как заложника. «Не будем торопиться», - сказала себе мудрая старая королева, привыкшая ступать по горячей земле большой политики с осторожностью кошки. – «Сейчас в моих руках лишь пылинка, но возможно, она обрушит гору». - Честь вам и хвала, герцогиня, - сдержано кивнула она Жаклин де Лонгвей. – Это действительно ценные письма. Возможно, даже более ценные, чем я предполагаю. Как вам известно, я всегда вознаграждаю за услуги, оказанные мне и Франции. Чего вы желаете, говорите. Это было правда. Наказывай провинившихся, награждай верных - таков был девиз Ее величества вдовствующей королевы. Это позволяло ей окружать себя людьми, готовыми ради службы ей на многое. - Вы богаты и свободны. Я могу найти для вас хорошего мужа, который добавит блеска вашему имени. Если есть кто-то, о ком вы хотите похлопотать, мы устроим и его судьбу. Если же замужество вас не прельщает, могу предложить вам место подле меня. Мария Стюарт когда-то презрительно отзывалась о Медичи, как о «дочери торговцев», хотя в ее жилах текла знатнейшая французская кровь. Но кровь правителей Флоренции была сильнее, и королева Екатерина предпочитала смотреть на жизнь, как на сделку. И сделку она предлагала сейчас Жаклин де Лонгвей. *отыграно в эпизоде «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания умножает скорбь».
Жаклин де Лонгвей: Мыльный пузырь...вполне возможно, что так оно и было на самом деле. Ведя беседу с королевой, Жаклин давно предпочитала не анализировать полученную информацию, а просто выдавать ее порционно, что с ней делать дальше и в каком ключе рассматривать - пусть решают вышестоящие. Поэтому, она спокойно выслушала пояснения Екатерины, слегка кивая в такт приводимым фактам. Фарнезе действительно обладал большой властью, герцогиня даже подозревала, что флорентийка не совсем осознает истинные масштабы его влияния, но в одном она точно была права - эта власть распространяется лишь внутри Италии. Папа, кардиналы, красные и лиловые одеяния...при воспоминании об Италии, Жаклин внезапно передернула плечами. Кажется она уже достаточно времени провела под нещадным солнцем юга и насмотрелась на благочестие и религиозный фанатизм во всей их красе. Понимание того, что ей больше приятно общение с Медичи под покровом скрытности, нежели мысли о возвращении в Италию, не сразу начали завладевать герцогиней. Они медленно, словно яд вплетались всполохами осознания в течении мыслей, заставляя ослабить защитные механизмы и привыкнуть к давно забытому трепету, пробуждающемуся где-то глубоко внутри. Это было похоже на сладостное пробуждения. Однако, королева как всегда не стала утруждать себя сантиментами и, не давая собеседницы времени на раздумья, предложила Жаклин слишком многое. Замужество, одолжение или служба при ней. Выбор был весьма щедрым и, если бы женщина переступила порог комнаты неся в сердце какой-либо умысел или просьбу, этот вопрос сразу же получил ответ. Но ведь это было не так, ей ничего не было нужно от Екатерины и от этого понимания герцогиня внезапно смутилась. - Мне ничего не нужно, - раздался ее тихий, надтреснувший от долгого молчания голос, с потрохами выдавая неуверенность в собственных словах - Точнее.. Неслышно выдохнув, герцогиня начинала злиться на себя. Самообман это самое последнее, на что может пойти человек ради собственного спокойствия и она всю жизнь старалась избежать подобного всеми возможными способами. Это было категорическое проявление слабости и собственного бессилия перед обстоятельствами, слишком низко для фрейлины ее величества. Как только документы попали к ней в руки, уже тогда она знала как стоит поступить и зачем она в это ввязывается. Ей не нужен муж, не нужны деньги и нет людей, которым была необходима ее помощь, единственным ее желанием было вернуться в Лувр. Вновь занять свое место. -Место подле вас. Разумеется. Ее голос уже звучал твердо, в глубине синих глазах сияли огоньки привычного озорства и мысленно Жаклин уже представляла, как вскоре сможет обнять Изабель. А затем она забудет об Италии, прогонит призраков прошлого и вновь погрузится в мир придворной жизни. Суровой и притягательной, совершенно не похожей на приторные игры итальянских бахвальцев.
Екатерина Медичи: - Добро пожаловать ко двору, герцогиня. Сухая и короткая фраза, на самом деле, обладала почти магической силой. Она очищала от прежних прегрешений не хуже причастия, она возвращала Жаклин де Лонгвей благоволение королевы и ставила ее на весьма высокую ступень в придворной иерархии. Флорентийка даже удостоила герцогиню бледной, но доброжелательной улыбкой, невыразительной, но куда более искренней, чем ее прочие улыбки, призванные обмануть бдительность врагов и друзей. - Позвоните, мадам, и прикажите принести нам вина. Знаете, милочка, я вижу в вашем появлении руку Провидения. Увы, тех, кому я могу доверять, становится все меньше. Мой парфюмер, Ренато, покинул этот мир, и с этой потерей трудно смириться. Но возвращаются те, кого я раньше так ценила. Вместе с моей дочерью, Маргаритой, прибудет маркиза де Сабле. Кажется, раньше вы были очень дружны. Может быть, вам удастся уговорить эту даму вновь вернуться ко мне на службу. Боюсь, маркиза слишком неосмотрительно распорядилась своей жизнью, но все еще можно исправить. Медичи села в кресло с резной деревянной спинкой, высокой и прямой. От таких уже через несколько минут начинает болеть поясница и шея, но зато вид – более чем величественный. Указала герцогине на невысокий пуф, испытывая чувство радости, доступное только заядлому собирателю редкостей, которому удалось раздобыть для себя очередное сокровище. С той только разницей, что ее «сокровища» не пылились на полках. Нет, в лучших нарядах они блистали при дворе, привлекая алчные и завистливые взоры. - Когда мы вернемся в Лувр, вы будете устроены в соответствии с вашим титулом и положением, но будем считать, что ваша служба началась уже сейчас, и я откровенно поделюсь с вами своими мыслями, герцогиня. Зная, что к чему, вам будет легче выполнять свои обязанности. Флорентийка сложила домиком ладони, и прикрыла глаза, чтобы лучше сосредоточится на том, что она хотела сказать своей придворной даме. На лицо Жаклин де Лонгвей ей не было необходимости смотреть, она помнила его наизусть, как помнила малейшие оттенки чувств и выражение прекрасных глаз, от гнева до страсти. - Двор уже не тот, что прежде, мадам, и мне не нравятся эти перемены. Более того, я хочу им противостоять, тайно, разумеется. Но для этого мне нужна помощь женщин красивых, опытных и смелых. Как вы, и, да, как Изабель де Лаваль. В моей свите есть женщины умные и очаровательные, например, мадам Ла Ферьер, прозванная Флорет, но этого слишком мало. Король окружил себя большим количеством молодых привлекательных придворных, их влияние сильно, они держаться особняком. При дворе дуэли происходят чаще, чем любовные интрижки. Чтобы расколоть этот монолит, мне нужна молния, мадам. Вы готовы стать этой молнией? Медичи открыла глаза, впившись в герцогиню взглядом, словно вырывая ответ из самых глубин ее души.
Жаклин де Лонгвей: Пряча за холодной учтивостью радость от того, что ситуация разрешилась в лучшую для нее сторону, Жаклин поспешила исполнить пожелание королевы. И только когда слуги уставили столик возле кресла, на котором восседала Екатерина, всем необходим, женщина смогла расслабиться и присесть на пуф. Обстановка была приятной и до боли знакомой. Казалось и не было ее отъезда в Италию, не было их общего прошлого, погруженного сейчас в едва уловимый призрак сожаления. Герцогине хотелось поскорее забыть о произошедшем, чтобы иметь возможность полностью наслаждаться настоящим, однако, упоминание королевой Рене, невольно заставило ее сердце сжаться. И не только потому что она понимала, какую роль флорентиец играл для ее величества, а потому что она и сама питала к этому странному человеку искреннюю симпатию. - Мне жаль ваше величество, - сделав небольшую паузу, чтобы подчеркнуть искренность своих соболезнований, Жаклин едва слышно вздохнула, затем коротко кивая - Уверена, маркиза пожалела о своем решении. При мысли, что они с Изабель вместе снова окажутся в услужении королевы-матери, герцогиня едва подавила в себе желание улыбнуться. Это было абсурдно и желанно одновременно. С их последнего письма прошло достаточно времени, чтобы в жизни маркизы могли произойти важные изменения в жизни, поэтому Жаклин не была полностью уверена в своих словах, но одно она знала наверняка - Изабель не сможет противостоять соблазну хотя бы вспомнить привкус фрейлинской жизни. Однако, последующие слова Екатерины в миг сбили ностальгический флер с мыслей женщины. Значит вот как, любимец, обретя крылья, забыл об усилиях своей матушки и предпочел оградиться от нее собственной свитой? Кто бы мог подумать. Еще при жизни Карла, большинство придворных было уверено, что если Генрих сядет на трон, это будет правление ни его - Екатерины, ибо та сможет беспрепятственно манипулировать любимым отпрыском. На деле все, видимо, оказалось куда сложнее, в дело вмешались посторонние факторы. - Готова, ваше величество, - бросив взгляд на лицо королевы, Жаклин на мгновение задумалась каково Екатерине было ощущать предательство того, ради которого она всю жизнь интриговала и рисковала не только репутацией, но и жизнью. Каково это, поставить все на человека, который потом не оправдывает твоих ожиданий? Наверняка очень мерзко. - Стану тем, кем вы пожелаете. Я не обременена знакомством с нынешнем окружением его величества, поэтому готова сеять споры и раздор. Думаю, это не составит труда. Тем более при помощи маркизы.
Екатерина Медичи: Медичи удовлетворенно кивнула, вполне довольная ответом герцогини де Лонгвей. Это был ответ женщины умной, решительной и не обремененной излишней чувствительностью. Именно то, что нужно было старой королеве для ее целей, может быть, не слишком приглядных, но вполне оправданных. Генриха следовало спасти от самого себя и от алчной стаи вокруг него. Король отгораживался от мира, от двора, но что самое страшное – он отгораживался от матери. Флорентийку ничуть не обманывало внешнее почтение короля. Да, Его величество советовался с ней, но советовался только после того, как сам принимал решения. Так больше не могло продолжаться. - Очень хорошо, госпожа герцогиня. Значит, мы друг друга поняли. Я рассчитывая на вас, и пока я могу рассчитывать на вас, вы можете просить меня о многом. Другая бы сказал «просить о чем угодно», но мадам Катрин не любила размытых обещаний, если, разумеется, речь шла не о политике. Вова Генриха II поднялась, делая знак следовать за ней. Сколько уже было таких вечеров, когда Даклин де Лонгвей сопровождала ее, словно тень, то в лавку Рене, то на тайную встречу. Невольно задумаешься о том, что прошлое иногда возвращается, и только смерть способна разлучить нас с теми, кого мы любим и кого ненавидим. Вряд ли кто-то, кроме охраны королевы Екатерины обратил внимание на то, что в Сен-Жерме вошла одна женщина, а выходят две. В большой галерее все так же играла музыка, так же веселился принц и его придворные. Блестящий фасад для тайных дел. Флорентийка кивнула кроваво-медной луне, как старой знакомой. Завтра она снова будет сиять безмятежно и кротко, и в этом тоже заключается свой урок. Эпизод завершен
полная версия страницы