Форум » Игровой архив » Дважды в одну и ту же воду » Ответить

Дважды в одну и ту же воду

Henri de Valois: 24 апреля 1577 года. Франция, Париж. Полдень.

Ответов - 9

Henri de Valois: Странное это было чувство, встречать сестру, Маргариту, и Генрих Валуа много раз пытался понять, приятно оно ему, или нет, и так не смог определиться с ответом. Да, он хотел увидеть сестру и королеву, но все же больше королеву, чем сестру. Он стремился к миру и надеялся, что Маргарита Валуа сможет стать его залогом. Хотя бы до осени. И знал, что Генриху Бурбону он тоже нужен. Как заложницу он сестру не рассматривал, не обманываясь относительно чувств Наварры к жене. Анрио с удовольствием мог задирать красивые юбки жены, но никогда и пальцем не пошевелит, чтобы ради них пойти на какие-то уступки. Бедняжка Марго, конечно, уверена в обратном. Она умна, как может быть умна женщина, но твердо уверена в том, что неотразима, и любой потеряет от нее голову. Генрих нетерпеливо взглянул на распахнутую дверь зала Кариатид, туда же были устремлены взгляды всех придворных. Королева Маргарита въехала в Париж. Ее встретил брат, Франсуа, мать встретит внизу, а он, как король, дождется сестру здесь, на возвышении. Так предписывает придворный протокол и его сердце. Скоро королева Наваррская предстанет перед ним, и тогда все решится. Станет ясно, возродится ли между ними приязнь, существовавшая когда-то, и, казалось, окрепшая в письмах, или это была лишь тень прошлого. - Ты сегодня необычайно молчалив, Ногарэ, - шепнул Генрих Валуа молодому гасконцу. Тот, вернувшись из испанского плена не отходил от своего короля ни на шаг. – Неужели тебе не любопытно взглянуть на нашу Жемчужину? Говорят, она стала еще прекраснее. Генрих говорил без малейшей ревности, скорее, в его голосе звучало едва сдерживаемое любопытство. Он вовсе не пытался затмить всех мужчин и женщин при своем дворе, как шептались завистники, и для встречи с сестрой король выбрал простой черный камзол с испанским воротником, чью строгость разбавлял лишь любимый жемчуг Его величества с алмазными подвесками. Но ему доставляло удовольствие видеть, с какой роскошью и каким вкусом одеты его приближенные.

Жан-Луи де Ногарэ: Молчание Жана-Луи де Ноагрэ объяснялось просто, он был очень недоволен решением короля пригласить сестру ко двору. Это недовольство, как ему было хорошо известно, разделяли почти все его фавориты, но Только Людовик де Можирон мог позволить себе высказать это недовольство вслух, не рискуя навлечь на себя гнев государя. Ногарэ же пока такой властью над сердцем Генриха Валуа не обладал. Но даже молчание может быть красноречивым. - Мой дорогой сир, достоинства вашей сестры всем известны, но так же всем известно, что они лишь бледное подобие совершенств Вашего величества. Зачем я буду смотреть на свечу, когда можно смотреть на солнце? Свече никогда не затмить светило, хотя, конечно, темной ночью она может светить очень ярко. Я даже думаю, многие захотят погреться у ее трепетного огонька. Молодой гасконец пренебрежительно пожал плечами, намекая королю на давние сплетни о любвеобильности его сестры, но тут же невинно улыбнулся королю. По контрасту с Его величеством он выбрал белый камзол, расшитый по низу узорами в виде павлиньих перьев, павлинье перо красовалось на шапочке и в маленьком веере, который Ногарэ вертел в руках. И все равно он с тревогой поглядывал в сторону свих друзей, опасаясь, что выглядит недостаточно заметным на их фоне, и отчаянно завидуя представительности Келюса, достоинству Шомберга и насмешливому безразличию Можирона. Заиграли трубы, распорядитель церемоний стукнул по полу посохом. Придворные расступились, кланяясь королеве-матери, герцогу Анжуйскому, и, конечно, Маргарите Валуа, сияющей, красивой, и вечно юной. - Ну вот, королевская семья снова в сборе, - кисло улыбнулся Ноагрэ, кланяясь совсем не так низко, как предписывал этикет. – Какое счастье!

Маргарита Валуа: Париж любил Маргариту. Еще с тех пор, когда она была любовницей герцога де Гиза, и, не скрываясь, показывалась в его обществе. К тому же принцесс любить легче, чем принцев, которые могут стать королями, особенно, когда принцессы молоды и красивы. Въезжая в Париж, королева Наваррская пересела из дормеза на белую тонконогую лошадку, изящную и живую, как ртуть. Так ей было лучше видно Париж, а Парижу – ее. - Как же я счастлива, Франсуа, - в порыве чувств призналась Маргарита брату. Она и правда чувствовала себя счастливой. В Нераке ее никто не приветствовал радостными криками на улицах, не улыбался ей из толпы. Букетик первый фиалок, которые ей подарил герцог Анжуйский, она держала в руках, но цветы были везде. В корзинках цветочниц, на мостовой, они летели из окон, теряя в воздухе свои лепестки, и Маргарита ловила их, смеясь. Да, она была счастлива. Была бы абсолютно счастлива, если бы рассталась с мужем в добрых чувствах, тогда разлука была бы короче, а встречи нежнее. Но, увы. Только Маргарита Валуа не позволяла маленькому «увы» омрачить сияние этого дня, а послала брату взгляд нежный и кокетливый: - Вы так возмужали, Монсеньор. Мне кажется, вы все больше становитесь похожи на нашего отца, упокой Господь его душу. Королеве Наваррской хотелось сказать что-нибудь приятное каждому. Брату, уличному мальчишке, одарившему ее щербатой улыбкой, виконту де Тюренну, дамам, сопровождавшим ее. Даже матери достался не только чинный поклон, но и искренний поцелуй. Да, Маргарита была рада увидеть даже ее, и с нетерпением ждала минуты, когда можно будет поговорить с матерью наедине. Может быть, Екатерине Медичи не хватает доброты, но разум ее по-прежнему остр, она сумеет дать дочери нужный совет. Но сначала следовало засвидетельствовать свое почтение королю Франции, и королева Наварры, подходя к залу Кариатид, с трудом скрывала волнение. На возвышении ее ждал не брат, а правитель государства, с которым воевал ее муж. Государь, чьи города осаждались, крепости захватывались, чья земля была обагрена кровью. Сумеют ли они понять друг друга? Пройдя через толпу придворных, Маргарита Валуа склонилась перед возвышением. Пальцы, приподнимавшие пышную юбку из солнечно-золотого атласа, похолодели от тревоги и ожидания. После тихой, почти семейной жизни в Нераке все происходящее воспринималось с почти пугающей остротой. Но острота эта возбуждала и будоражила чувства.


Франсуа де Валуа: Политика, не политика, но Франсуа был счастлив приезду сестры в Париж. Сестры и союзницы. Маргарита всегда была к нему добра, а он всегда был в нее немного влюблен, и даже готов был сносить тот факт, что другие мужчины пользуются ее благосклонностью. Не ревновал он сестру к Бюсси, почти не ревновал к мужу, Наварре, и только с одним не готов был мириться – с герцогом де Гизом, но, к счастью, все это было так давно, что уже забыто. - Моя дорогая сестричка, моя прекрасная Жемчужина, наконец-то вы снова с нами, с вашей семьей! Но Маргарита, отчего бы вам не поселиться в Сен-Жерме? Все равно двор скоро переберется в Шенонсо! Монсеньор, с жадностью стяжателя, желал завладеть сестрой и держать ее подле себя. Там где Маргарита, там праздник, там изящнейшие и умнейшие люди, там музыка, поэзия, беседы. Настоящий двор, сердцевина Франции, всегда будет там, где Маргрита, а не там, где Генрих. Тот зашел слишком далеко, отгородившись от всех стеной из своих фаворитов. Кстати, о фаворитах, не слишком то месье де Ноагрэ гнет спину, приветствуя брата, сестру и мать своего государя! Все же жаль, что в свое время граф де Бюсси не убил этого гасконца на дуэли из-за вмешательства Маргариты. И, поклонившись королю, Его высочество, как наследник французского трона, вошел на возвышение и встал по правую рук от государя, вынудив господина де Ногарэ посторониться. - Вы, кажется, не на своем месте, месье, - прошипел он, окатывая миньона ледяным взглядом. – Советую вам не заноситься так высоко, а то можно обжечь крылышки.

Henri de Valois: - Добро пожаловать во Францию, сестра моя. Генрих сошел с возвышения, поднял королеву Наваррскую из реверанса и коснулся церемонным поцелуем ее щеки. Он прекрасно понял намек Ногарэ, но оправдал его обычной дружеской ревностью. Королева-мать уверяла его, что Маргарита будет полезна при дворе, а кроме того, она изменилась, стала серьезнее и рассудительнее. О рассудительности сестры он сделает выводы после, но никаких особенных изменений в ней не увидел. Прекрасна, как и прежде. Самая красивая из его сестер, и самая своевольная. Двор напряженно ждал, поедая глазами короля Франции и королеву Наварры, чтобы по одному знаку Валуа, по малейшему жесту и улыбке, определить для себя, кем является Маргарита нынче, желанной гостьей, или нежеланной, союзницей или врагом, сестрой или заложницей? Генрих чувствовал это ожидание и играл с ним, хотя игра эта была немного жестокой, потому что наверняка и Марго задавалась теми же вопросами. Но иногда Анри нравилось чувствовать свою власть над этими людьми. Двор, конечно, это не Франция, но все же квинтэссенция ее. - Мы рады вам, - добавил он, сердечно улыбаясь, и по разряженной толпе прокатился вздох облегчения. Теперь можно было улыбаться и кланяться королеве Наварры, не опасаясь немилости короля Франции. Глаза короля блеснули едва заметной насмешкой. Ничего еще не решено, и решаться будет не здесь. Это так, ширма, декорации, спектакль. Валуа, быть может, не были дружной семьей, но играть они умели и отдавались этому всем сердцем. Достаточно посмотреть на нарочито-счастливое лицо матери, обретшей любимую дочь, и благостное лицо Франсуа.

Жан-Луи де Ногарэ: Больше всего на свете Жан-Луи де Ногарэ ненавидел графа де Бюсси, и это понятно, ибо граф когда-то держал его жизнь на кончике своей шпаги. А еще – его господина, принца Франсуа, который когда-то сбежал из Лувра, хотя ему была оказана огромная честь, его охраняли друзья короля. Побег принца был принят миньонами как личное оскорбление, которое не забылось. К счастью, Его величество вовсе не требовал от своих фаворитов любви и почтения к герцогу Анжуйскому, поэтому в ответ на шипение этой двуличной змеи, брата короля, гасконец только манерно обмахнулся веером, и шутовски поклонился Его высочеству. - О, простите меня, Монсеньор, я не заметил Ваше высочество. Вы, разумеется, правы, но я считаю, что лучше метить высоко, чем низко, и не так страшно занимать чужое место, как не иметь его вообще. Ногарэ рисковал, дергая змею за хвост, но, по правде говоря, не слишком. Он был в милости у короля с тех пор, как вернулся из Испании, старался быть (или хотя бы казаться) хорошим другом для Жака де Леви, Людовика де Можирона и Жоржа де Шомберга. Так что, в случае чего всегда мог рассчитывать на то, что Его величество защитит его своим словом, а друзья шпагами. Отвернувшись от принца, гасконец начал рассматривать королеву Наваррскую, так придирчиво, как только может ревнивый придворный, для которого и мужчины, и женщины одинаково соперники в борьбе за милости короля. Когда-то Его величество был нежно привязан к своей сестре. Опасно, если эта привязанность возобновится. Это может пошатнуть влияние фаворитов на государя, кто знает, что будет ему петь сладкоголосая королева Марго? Нет, надо следить за ней днем и ночью и при случае выставить ее в глазах короля в неблагоприятном свете. Глядишь, отошлет ее обратно, в Нерак, к муженьку. Пусть там разыгрывает из себя светоч мудрости и образчик прелести.

Маргарита Валуа: - Сир, благодарю вас за теплый прием и гостеприимство, - Маргарита Валуа улыбалась уголками карминных губ, удивительным образом сохраняя величественность и допуская кокетство. В этом была ее суть. Королева и женщина, редчайший сплав золота и серебра. Пройдет много лет, и она скажет: я всего лишь пыталась быть счастливой… - Король Наварры передает вас свое почтение и братскую любовь и заверяет, что для него нет ничего важнее доброй дружбы с королем Франции. «Матушка, должно быть, сейчас одобрительно кивает», - подумала Маргарита, опустив глаза, чтобы скрыть их лукавый блеск. Королева Екатерина была сурова к своим детям, но требования ее касались манер и поведения, а что у них на сердце – Флорентийку не интересовало. Во всяком случае, пока ее дети не начинали бунтовать против матери по зову этого самого сердца. Да, должно быть ей еще достанутся упреки в том, что она не удержала мужа от войны против Генриха Валуа, но упреки эти будут высказаны наедине, и королева Наваррская знала, что на них ответить. Сослаться на то, что молодой Бурбон скрытен и недоверчив, что на него трудно влиять, и что даже самые близкие его соратники не посвящены во все его планы. Что, кстати, чистая правда. Но Маргарита надеялась на то, что упреки будут недолгими, что беседы о важном будут перемежаться праздниками и развлечениями, она так по ним истосковалась! Легко слыть королевой мод и изящества в Нераке и как трудно в Париже! Но Жемчужина Франции готова была приложить к этому все усилия. Она затмит всех женщин. И даже… (тут Марго не удержалась от быстрого взгляда на возвышение, где стояли королевские фавориты) и даже мужчин, решивших присвоить себе исконное право женщин блистать и очаровывать.

Франсуа де Валуа: - Я запомню ваши слова, месье де Ногарэ, и расскажу при случае о них государю, - тихо пригрозил герцог Анжуйский. Королевские миньоны с каждым днем становились все более дерзкими и заносчивыми, а Генрих Валуа словно не замечал этого. Он жаловался на это Екатерине Медичи, но та, с таким раздражающим принца спокойствием, отвечала, что всему свое время. Наступит день, когда и королевских фаворитов заставят поумерить свой пыл и свои амбиции. Вот только когда он настанет, этот день? Принц с ненавистью оглядел с ног до головы молодого гасконца. Ни для кого не было секретом, что ко двору Ногарэ прибыл почти нищим, имея за спиной лишь старый семейный замок да целый выводок бедной родни. А теперь, посмотрите, одевается если не как король, то точно как владетельный принц. А Монсеньор ревновал к каждому золотому, который утекал из казны мимо его жадных рук. Но все, что ему оставалось, это улыбаться, и делать вид, будто его ничто не заботит. И он с братской любовью улыбался Маргарите, думая о том празднике, который будет устроен в честь неё нынче вечером. Следует воспользоваться случаем, и объяснить Маргарите, кто друг, а кто враг, с кем выгодно заключать союзы, а кого опасаться.

Екатерина Медичи: Екатерина Медичи тоже думала о предстоящем празднике, стоя рядом со старшим сыном и улыбаясь дочери. Праздник будет многолюдным и роскошным, как и подобает балу в честь визита королевы Наваррской. Вопреки своей обычной бережливости, Флорентийка взяла на себя большую часть расходов на праздник и наряды для Франсуа и Маргариты. Ее фрейлины тоже получили подарки в честь этого события, шпильки с жемчужным наголовьем в виде цветка маргаритки. Всем гостям были высланы приглашения на бумаге с золотым отрезом, и Флорентийка проследила, чтобы графу де Монсоро и его супруге отослали их в числе первых. Дабы потом у Главного ловчего не было повода отказаться. Но, кажется, никому бы нынче и в голову не пришло отказаться от участия в столь великолепном празднике, говорить о котором, несомненно, будут еще долго. О, да, о нем будут говорить долго. Екатерина Медичи не забыла разговора с сыном, его признаний и своего обещания помочь ему. Она долго присматривалась к Главному ловчему, а потом терпеливо ждала случая. Знала, что Франсуа изнывает от нетерпения и страха, но не позволяла младшему сыну торопить себя. Все должно было случится как бы само собой. Не стоит подталкивать судьбу. И случай представился – бал по в честь Маргариты. «Ну, хоть какая-то польза от дочери», - хмыкнула Флорентийка, ничуть не обеспокоенная тем, что в очередной раз использует Маргариту для своих кровавых дел. Ничего, переживет, тем более, что ей и знать ничего не надо. Пусть себе улыбается и танцует. Это у королевы Наваррской получается лучше всего. Эпизод завершен



полная версия страницы