Форум » Игровой архив » От печали до радости... » Ответить

От печали до радости...

Биаджио Костанзо: 25 октября 1576 года. Замок Нерак. Утро.

Ответов - 20, стр: 1 2 All

Биаджио Костанзо: Утро Биаджио Костанзо встретил с тяжелым сердцем, да и прошлый вечер не задался. Стар он уже был, стар, то тут, то там мерещились всякие ужасы, как, например, этот молодой дворянин из свиты милейшей инфанты Катрин. Девочка была мила, кротка и совершенно безобидна, и вот, поди же, попался защитник! С господами дворянами всегда так. Как им нужно золото, так они сама любезность, а как отдавать – начинаются угрозы. И, главное, ты мало что этим угрозам можешь противопоставить. Конечно, у мэтра был такой влиятельный друг и партнер, как мадам маркиза, но что она сделает, если, скажем, ночью прыткие друзья инфанты подпалят его лавку? Принесет ведро воды? - Ах, Бенито, мальчик мой, ты даже не представляешь, как мне дурно нынче, - стенал венецианец, наряжаясь в бархатную мантию и черную скуфеечку, стараясь выглядеть богато, но просто. Богато, чтобы к нему относились с уважением, просто – чтобы не вызвать лишней зависти в черствых людских сердцах. – В пояснице стреляет, в ногах слабость, голова кружится. Ох, не к добру это, не к добру! Мэтр принял из рук миловидного племянника бокал с вином, неразбавленным, сладким, как любовь красивой женщины, и выпил залпом, пытаясь прийти в себя и избавиться от дурных предчувствий. - Вот что, Бенито, малыш мой, ты запрись и никому не открывай. А в случае чего, спускайся в подвал. За стойкой с бутылками тайник с золотом, расписками, и потайной ход. Все понял? Ну, хорошо, хорошо… Опираясь трость, венецианец вышел из лавки и направился в замок, раскланиваясь с теми, кто считал возможным его приветствовать, и теми, кто брезговал кивнуть ему. Ничего, это дело обычное. Ростовщик, да еще чужеземец, всегда что-то вроде прокаженного. Но как подсказывал ему опыт, те, кто держался надменнее всего, чаще всех прибегали к его помощи. Так что ничего, ничего, потерпим. Вот и замок. Старое сердце кольнуло беспокойством, но дело с инфантой следовало завершить. Хотя бы потому, что, стоит один раз проявить мягкость и сострадание к должнику, как разорение тут же постучится в твою дверь.

Маргарита Валуа: Этим утром королева Наваррская проснулась с первыми птицами, и едва дождалась, когда ей помогут одеться и причесаться. Новость, которую она узнала, щекотала ее губы и заставляла янтарные глаза возбужденно сверкать. Но пришлось терпеливо ждать, пока придворные дамы оботрут ее плечи и руки розовой водой, пока черные волосы будут завиты щипцами и уложены в прическу, закрепленную пятнадцатью шпильками с рубиновыми головками. Ни в Варфоломеевскую ночь, ни в день смерти Франциска, ни в ту ужасную неделю, когда король Генрих II метался между жизнью и смертью, Маргарита не видела свою мать простоволосой и небрежно одетой. И в дни величайших невзгод и в дни триумфов эта женщина выглядела как королева. И, обретя свое королевство и своего мужа, Марго старалась поражать матери в том хорошем, что было достойно подражания. Только когда к шелковому корсажу платья был приколот накрахмаленный воротник из затейливых кружев, а тонкий стан королевы опоясал золотой пояс, на чеканных звеньях которого переливались рубины и жемчуга, она позволила себе остановить суету придворных дам. - Довольно. Я хочу разделить завтрак со своей сестрой, инфантой Екатериной. Распорядитесь подать все в ее покои. И, величественно подхватив темно-розовый шелк юбок, супруга короля Наваррского направилась на половину его сестры. Малышка Катрин расцвела. Маргарита искренне любовалась ее свежестью, ее прелестью, охотно давая советы, как преумножить эту прелесть и красоту. Если бы Катрин была ее родной сестрой, она бы сделала для нее гораздо больше. Она бы нашла среди своего окружения дворянина. Достаточно красивого, обходительного и осторожного, дабы тот посвятил инфанту в первые тайны любви, не переходя, разумеется, границ приличия. Любая принцесса заслуживает красивой истории первой любви. Потому что затем ее принесут в жертву династии. Может быть, поручить эту деликатную миссию милейшему де Тюренну? В нем есть все, что способно затронуть неопытное сердце. Право, об этом стоит поразмыслить. - Катрин, милая моя сестричка, прекрасная ленивица, вы еще не одеты? Маргарита всплеснула руками, сердечно обняв невестку, прижав к ее щеке свою надушенную щеку. - А я к вам с новостью! С такой, которая заставит вас живо проснуться! Жемчужина Франции с той живостью и свободой, которая составляла немалую толику ее очарования, свободно расположилась в кресле, вытянув ноги на бархатную подушку. Алая туфелька с высоким каблучком игриво повисла на пальчиках. - Нет, нет! У вас что, совсем нет глаз? Откуда этот ужасный бледно-зеленый цвет, дорогие мои? Катрин, моя принцесса, оставьте такое блондинкам с бледной кожей, вам нужны цвета нежные и яркие. Кстати, именно про такую блондинку я и принесла вам вести. Обещаю рассказать, если вы согласитесь разделить со мной завтрак! Служанки уже вносили в покои инфанты подносы с легким вином, сладостями и омлетом, который Маргарита раньше недолюбливала и который королевские повара готовили восхитительно. Что они туда добавляли, королева не знала и знать не желала, н на вкус и запах он был выше всяких похвал.

Catherine de Bourbon: Для Ее высочества это утро добрым быть не могло, как и прошедшая ночь не была доброй, потому что была наполнена страхами и терзанием. Сегодня утром Биаджио Костанзо должен был прийти в замок, чтобы получить весь свой долг целиком. Разумеется, чуда не произошло, ангелы не спустились с небес, чтобы превратить залу в ее камине в золото, и дать ростовщику было нечего. Была еще надежда на Филиппа дю Плесси, но что может сделать этот храбрый дворянин, чтобы выручить из беды принцессу? Ничего, но Катрин была горячо благодарна ему даже за поддержку и участие. За то, что узнав ее тайну, он не пошел докладывать брату, а взял на себя ее груз. Так что неудивительно, что Ее высочество встретила свою невестку вымученной улыбкой, бледностью и синяками под глазами. Приход Маргариты, веселой, беспечной и красивой был настолько некстати, насколько на похоронах могут быть некстати свадебные песни. Но показывать это было никак нельзя. Маргарита умна и проницательна, если она что-то заподозрит, то не успокоится, пока не узнает тайну инфанты. - Подайте мне другой корсаж, - послушно распорядилась Катрин, отстранив бледно-зеленый шелк цвета незрелого яблока, расшитый маргаритками и жемчужинами. Сама она ничего не имела против бледных и светлых цветов, но сейчас спорить с Маргаритой просто не было сил. – Тот, изумрудного цвета. Так будет лучше, мадам? И о какой блондинке со светлой кожей идет речь? Катрин, полностью погруженная нынче в свои переживания, была слепа и глуха ко всему, что вокруг, намек Маргариты, который, видимо, ей следовало поймать на лету, скользнул мимо, как неумело выпущенная стрела. Улыбаясь королеве Наваррской, она испуганно прислушивалась к тому, что творилось за дверь ее покоев, надеясь услышать голос Филиппа дю Плесси, и страшась услышать голос Биаджио Костанзо.


Маргарита Валуа: - Да что с вами, Катрин? Дамы, Ее высочество плохо спала? Требовать ответа от сестры супруга Марарита не имела права, а вот устроить разнос придворным дамам, если они что-то проглядели, могла. И с удовольствием. У инфанты особенный возраст, ей нужно внимание, комплименты и ненавязчивая опека. Пройдет совсем немного времени, и жизнь, во всей ее неприглядности, постучится к ней в дверь в виде войны, или очередного жениха, или сердечного разочарования. Но чем безмятежнее юность, тем больше сил она дает для взрослой жизни. Это как цветок, который щедро поливали, берегли и лелеяли. Потом налетит буря, но в его тонком, но сильном стебле будет достаточно соков, чтобы склониться, но не сломаться. Придворные дамы всем видом выразили свою неосведомленность. Ну, еще бы, они-то наверняка спали крепким сном, если не бегали тайком на свидания. Ну да ладно, с ними разберемся позже. - Милая моя инфанта, я говорю о маркизе де Сабле! Король Наваррский шепнул мне вечером на ушко*, что отправил стражу к ее дому! Что вы думаете об этом? Это похоже на опалу, вам так не кажется? Маргарита, довольная собой, мужем, этой очаровательной сплетней про Изабель де Лаваль, звонко рассмеялась. Не то, чтобы она не сочувствовала маркизе… Хотя, нет, пока не сочувствовала. Стража еще не арест, хотя это первое, что приходит в голову при такой новости. Вот если выяснится, что госпожа де Лаваль каким-то образом навлекла на себя беду, тогда да, можно будет и пожалеть ее. Всегда приятно жалеть бывшую соперницу. Полезно и для души, и для репутации добросердечной особы. - Жаль, что Его величество отказался поведать мне подробности. Я даже готова нанести визит мадам маркизе, только чтобы узнать, что же произошло! Не желаете вместе со мной прогуляться, Ваше высочество? Мы еще не видели перестройки, которые затеяла госпожа де Лаваль в своем доме, говорят, они впечатляют. Хотя, что теперь будет с домом и самой госпожой де Лаваль? Судьба так непредсказуема. *согласовано

Catherine de Bourbon: - Маркиза под стражей? Вы не шутите, Маргарита? Новость была настолько ошеломительной, что Катрин забыла о своих бедах, и даже подошла к невестке, отчего фрейлинам, одевающим инфанту, пришлось сделать несколько шагов за ней, придерживая не до конца закрепленный лентами и булавками наряд. - Это так странно. С чего бы госпоже де Лаваль вдруг попасть в немилость, правда? Хотя признаюсь вам, эта женщина всегда вызывала у меня недоверие. Скорее ревность. Но Катрин сегодня была не расположена называть вещи своими именами. Если маркиза попала в беду, то сама в этом виновата. По мнению ее высочества, Изабель де Лаваль вела не слишком-то подходящий для дамы образ жизни. О чем она тут же сообщила Маргарите. - Жить в Нераке без мужа, без опекуна, открыто состоять в… Катрин запнулась, покраснев. - В связи с месье д’Обинье! Какой пример она подает остальным дамам? Нет, сестра моя, я буду только рада, если ее выдворят вон. Нерак – не Париж! Я не желаю терпеть в замке, принадлежащем моей благочестивой матушке, подобных особ. Вынеся, таким образом, свой приговор маркизе, Катрин подняла руки, чтобы фрейлина могла прикрепить к корсажу изумрудно-зеленую верхнюю юбку. Оживить этот ансамбль должен был ярко-желтый шелковый шарф, наброшенный на одно плечо. Подумав, Катрин добавила материнские жемчуга, из тех, что были завещаны лично ей. Даже если сегодня будет самый печальный день в ее жизни, она будет выглядеть как инфанта Наваррская!

Биаджио Костанзо: Биаджио Костанзо без каких-либо затруднений миновал распахнутые ворота замка, стража и не пошевелилась, чтобы остановить или задержать старика, и от сердца немного отлегло. Его не схватили, не бросили в сырые подвалы, где он бы умер, разумеется, в первый же день от ужаса, дурной еды, и разбитой веры в людей! Значит, инфанта все же намерена уладить все недоразумения миром, дай-то бог, дай-то бог! Венецианцу очень хотелось в это верить, но он помни о печальной судьбе еврея Эфраила, снабжавшего золотом миланского герцога Сфорца. Герцогу хотелось порадовать молодую жену и перестроить для нее замок, украсить его росписью и самыми мягкими коврами, а для этого нужны были деньги. Старый еврей Эфраил осыпал герцога деньгами. Тот обнимал его, и называл «своим другом». А когда его «друг» намекнул на то, что долги нужно возвращать, его схватили и замуровали в стене замка. А вот Федерико да Монтефельтро расплатился со своим заимодавцем сполна. В мешок насыпали золото, а потом туда же запихнули ростовщика, ссужавшего немалые суммы герцогу, и утопили. Таким образом, никто бы не посмел сказать, что герцог не платит свои долги, но желающих потребовать с него их выплаты существенно поубавилось. В таких вот невеселых мыслях Биаджио Костанзо шел по замку, и его старые сены, облицованные золотистым песчаником, дышали прохладой и спокойствием. А вот и сад Гесперид, то есть покои инфанты Наваррской. - Доложите Ее высочеству, что мэтр Биаджио ожидает ее аудиенции, - почтительно попросил он пажа в ливрее, и тот высокомерно кивнул. Мальчишка. Все они высокомерны, до первого проигрыша в карты, или до первой любовной интрижки. И Фортуна и Венера требуют золота, они ненасытны. Венецианец покосился на скамеечку, оббитую гобеленовой тканью. Ноги настойчиво просили отдыха, но третьему сословию не полагалось сидеть рядом с покоями сестры короля. Даже если у этого третьего сословия достаточно денег, чтобы скупить весь этот замок, от подвалов до крыш.

Маргарита Валуа: Ну, предположим, в том, чтобы состоять в связи с месье д’Обинье, Маргарита не видела ничего порочащего госпожу маркизу, и великодушно готова была отпустить ей этот грех. Хотя бы потому, что это успокаивало ее подозрения относительно Изабель де Лаваль и короля Наваррского. Такая соперница была бы очень опасна здесь, в Нераке. Прошедшая выучку у мадам Екатерины, красивая, белокурая, чуточку ветреная, всегда веселая и смешливая, Изабель де Лаваль притягивала мужчин, уставших от того, что жизнь это борьба и вызов. В сущности, они могли бы стать подругами, не будь маркиза так красива. Но Маргарита скрыла эти мысли от инфанты, лишь серьезно кивая на ее перечисление всех провинностей вышеупомянутой дамы. Милая Катрин так невинна! Но в этом ее особенное очарование. Может быть, нехорошо так говорить, но Маргарита была рада, что Жанна д’Альбре не успела окончательно вылепить эту душу по своему образу и подобию. Хотя, вот эта фраза «Нерак – не Париж»… Королева Наваррская готова была поклясться, что слышит в голосе инфанты безапелляционные интонации ее матери. Но возражать не стала. Дочь Екатерины Медичи, она хорошо знала, как далеко от слов до дела. Кальвинисты любят рассуждать о скромности и воздержании, но та же инфанта Наваррская, как заметила Маргарита, предпочитает шелковые испанские чулки грубым шерстяным. И это правильно! Бог, если верить женевским бородачам, примет тебя любым, главное веруй. А кавалеры не столь неразборчивы. - Чудесные жемчуга, - искренне похвалила она украшения невестки. - У вас есть брошь в тон? Заколите ею корсаж, будет весьма изящно. В дверь деликатно постучали. Фрейлина, вспорхнув, как птичка, о чем-то пошепталась с пажом, и доложила инфанта с глубоким поклоном, что ее аудиенции ожидает Биаджио Костанзо*. Маргарита понимающе улыбнулась. Хочешь не отставать от моды – иди к Биаджио Костанзо. Старый плут какими-то неведомыми путями узнавал последние модные новинки, и выкладывал их на прилавок, быть может, на неделю позже, чем они появлялись в Париже. - Мне уйти, дорогая сестрица? Королева Наваррская лукаво улыбнулась невестке. - Не хотелось бы вам мешать. Но когда закончите с мэтром Биаджио, будьте любезны, пошлите его ко мне. Я заказывала ему особую пудру из столицы. Увы, как вы верно заметили, Нерак – не Париж. Вернув, таким образом, инфанте ее шпильку, Маргарита довольно улыбнулась. Она была счастлива. Ночи ее принадлежали Генриху, днем она могла наслаждаться положением королевы, пусть не большого государства, но это временно! В гений своего мужа она верила безоговорочно. А маркиза де Сабле… Пожалуй, и правда стоит навестить сегодня госпожу маркизу. *согласовано

Catherine de Bourbon: - Биаджио Костанзо? – деланно удивилась инфанта, словно и не ждала все утро этой минуты со страхом в душе. – Ах, да! Я просила его прийти. Надо же, Маргарита, я заболталась с вами и совсем забыла об этом. Я приму его. Передайте, пусть обождет, я только закончу свой туалет. Да, но туалет-то уже закончен, от шелковых туфелек до маленького валика на голове, к которому фрейлина уже крепила булавками короткую, до плеч, вуаль. Но разве это может остановить женщину, которой нужно потянуть время? Катрин и сама бы не могла сказать, зачем. Кому другому она посоветовал бы немедленно покончить с этим, пойти к брату и признаться во всем, раз уж разоблачение неизбежно. Но, как это часто бывает, то, что мы советуем другим, мы редко применяем к себе. - Нет. Все же этот зеленый мне не к лицу, - заявила Ее высочество, рассматривая себя в зеркало. – Слишком темный. Нет, снимите. Достаньте бирюзовый, он мне больше нравится. Краснея от стыда за собственную ложь, за то, что ее могут счесть тщеславной кокеткой, ее, дочь святой королевы Жанны! Какой позор. Стараясь не встречаться глазами с недоуменными взглядами фрейлин (раньше за инфантой таких капризов не водилось), Катрин решительно отстегнула жемчуга, а ловкие руки дам потянулись к воротнику и рукавчикам. Еще немного. Еще немного времени, чтобы просто прийти в себя и обрести хладнокровие. Ничего, старый ростовщик подождет. Пусть золота у нее нет, но своему времени она пока хозяйка. И Ее высочество улыбнулась королеве Маргарите, надеясь, что улыбка не вышла очень уж жалкой.

Филипп де Морней: Филипп, как мог торопился на утренний прием у принцессы. Как мужчина, он не присутствовал при ее пробуждении и одевании, но к концу их должен был присутствовать перед очами своей юной госпожи. Кроме того, сегодня в замок должен был пожаловать Биаджио Констанзо, этот гнусный ростовщик желал получить оплату по своим векселям и Морней обещал, что он ее получит не позже, чем сегодня утром. Ему не удалось найти нужную сумму, но получилось раздобыть нечто столь же значимое. Письмо от Изабель де Лаваль, которое молодая женщина не запечатала и, покинув ее дом, Филипп смог прочесть, что все долги инфанты она гасит за счет своих активов у нее. Какие именно дела были у прекрасной маркизы с этим типом было не его заботой, и синьор дю Плесси-Марли был просто благодарен госпоже де Сабле за ее помощь, и в который раз пообещал сам себе, что вернет ей долг при первой же возможности. Ему не привыкать к жизни в умеренности, поэтому он сможет откладывать чуть ли не все свое ежемесячное жалование за службу и вскоре сможет возвратить все до су. Во дворе замка Альбрэ, куда Филипп спустился, проверяя караулы, поскольку сегодня был его черед, он был задержан каким-то дворянином, который пытался узнать, как попасть к королю Наваррскому, поскольку у него была назначена аудиенция у государя. Морней несколько раз объяснял, пока по глуповатому взгляду незнакомца не понял, что проще один раз показать, чем десять рассказать, и проводил его в приемную у кабинета Бурбона. Там уже другие пусть разбираются, кто кому, что назначал. Перейдя на половину принцессы Наваррской, протестант узнал, что ростовщик уже прибыл и ждет, пока его пригласят к Ее высочеству. Командир охраны инфанты прошел мимо итальяшки с видом, будто они незнакомы и никогда прежде не виделись. Он мог отдать ему письмо маркизы сейчас, но хотел, чтобы Катрин де Бурбон видела сама, что более ничего не должна этому кровопийце. В покоях дочери Жанны д’Альбре он остановился ровно по другую сторону двери, откуда слышал женские голоса из другой комнаты, но не проходил дальше, боясь, что пришел не вовремя. - Скажите Ее высочеству, что я прибыл с ежедневным утренним визитом и жду, когда она сможет принять меня, - негромко попросил он молоденькую фрейлину. И, чуть задержав ее, добавил: - И передайте, что все хорошо.

Биаджио Костанзо: Биаджио Костанзо просили подождать. Что же, Биаджио Костанзо подождет. Он продал достаточно чулок, корсетов, лент и булавок, чтобы знать, каких усилий требует туалет знатной дамы. Да и к тому же, умение терпеливо отирать стены прихожих в крови у любого ростовщика и торговца. Люди спешат к тебе, чтобы занять денег, но чтобы вернуть эти деньги, следует за ними побегать, еще как побегать! Венецианец отвернулся к окну, созерцательно разглядывая мутное старинное стекло. Мысли текли то плавно и неторопливо, то скакали испуганно, как мартовские зайцы. Золото. Надо позаботиться о том, чтобы вывезти все свое состояние, нажитое праведными трудами, из Нерака. Но куда? В Бордо? В Париж, к двоюродному дядюшке? Но тот хоть и на ладан дышит, а не побрезгует, стоя одной ногой во гробе, ободрать родича как липку. Хорошо бы, конечно, в Венецию. Так, значит, в Бордо, а потом на корабль? Но оставлять тут, в подвалах домика на площади, неосмотрительно, очень неосмотрительно. …и тут тень судьбы промелькнула за левым плечом ростовщика, от чего он вздрогнул, а сердце ушло в пятки. Мимо него прошел молодой дворянин из охраны инфанты, тот, который вчера угрожал ему. И отчего-то Биаджио Костанзо сразу стало так неуютно, что он уже почти решил вернуться домой, и написать инфанте письмо. Ну, допустим, в котором он обещает год не вспоминать о долге. Целый год! И ни процента не возьмет за ожидание! - Уходить, или подождать? Доверимся небесам. Биаджио Костанзо достал из кошеля на поясе золотой флорин, носимый им на счастье. Загадал. Если выпадет Лилия – останется. Если Иоанн Креститель – уйдет. Выпало остаться.

Маргарита Валуа: - Бирюзовый тоже неплох, - снисходительно одобрила Маргарита выбор своей невестки. Но наблюдать за переодеваниями инфанты уже не стала, заскучав. – Оставляю вас, моя милая сестрица. Обещаю, вечером загляну к вам с новостями! Поцеловал Катрин в лоб, королева Наваррская выпорхнула в приемную, любезно кивнув стоящему там дю Плесси-Марли. Молодой дворянин был хорош и молод, суров как раз в той степени, чтобы заставить девичье сердце биться чаще. Не для него ли меняла корсажи инфанта? Когда девушка влюблена, она становится придирчивой к своим нарядам. Лукаво улыбнувшись, Маргарита вышла в коридор, и остановилась возле тоскующего у окна Биаджио Костанзо. - Мэтр, признавайтесь, что вы сегодня принесли Ее высочеству? Знаете, вы мне напоминаете библейского Змия, только соблазняете вы нас, женщин, не яблоком с древа Познания, а куда более соблазнительными вещицами! Супруга Генриха де Бурбона посмеивалась над торговцем, но посмеивалась по-доброму. Счастливая женщина ко всем благодушна, а королева Маргарита была счастлива в эти дни. Как быстро они пролетят! - Да, вы не забыли о моем заказе? Я очень его жду. От той пудры, что готовят парфюмеры в Бордо, у меня сохнет кожа. И Марго, кокетливая, как Дьявол в юбке, дотронулась кончиками пальце до щеки, зная, что только нынче утром зеркало подтверждало ее безупречность.

Catherine de Bourbon: - Месье де Морней? В приемной? - Да, Ваше высочество, просил передать, что все хорошо. Катрин де Бурбон еле удержалась от того, чтобы не возблагодарить Господа за милости его, лишь подняла сияющие глаза, в которых стояли слезы облегчения. Если Филипп дю Плеси здесь, если он передал, что все хорошо, значит все хорошо. Значит, каким-то чудом этому дворянину удалось отвести дамоклов меч, висящий над головой инфанты. И не важно, что там, за дверьми, уже поджидает свою добычу этот старый коршун, Биаджио Костанзо. У нее есть защитник! Надо ли говорить, что инфанта Екатерина более не капризничала в выборе нарядов и украшений, более того, сама поторапливала фрейлин. Ей не терпелось как можно скорее сбросить со своих плеч груз этого несчастья. Ее приемная не была столь оживлена, как покои короля и королевы Наваррских. Сюда чаще всего приходили те, кто желал выразить почтение дочери Жанны д’Альбре, в которой видели юное отражение великой королевы. Искателям выгод, должностей и куртуазных приключений тут нечего было делать. И сегодня Катрин была рада этому, как никогда ранее. Придумав для своих придворных дам какое-то совершенно неважное дело, она вышла к Филиппу дю Плесси, чувствуя, как кончики пальцев дрожат от нетерпения, а еще страха. Вдруг все же в последний момент случится что то… что то страшное, невообразимое, и она снова окажется во власти ростовщика, опозорится перед братом и его женой. Не говоря уже о том, как трудно будет найти нужную сумму среди всех расходов замка и королевской семьи. Это только в сказках короли и принцессы владеют невероятными богатствами. На деле же и золото и власть в руках таких вот сморщенных сморчков, как венецианец Костанзо. И знаете что? Это было несправедливо! - Месье де Морней! Голосок Катрин дрожал от волнения. - Вы здесь! Значит ли это, что вы меня спасли? Этот человек уже пришел, вы видели его? Инфанта комкала в пальцах батистовый платочек, не в силах принять исполненный достоинства и спокойствия вид, подобающий принцессе Наваррской. Пока приговор или помилование не озвучены сеньором дю Плесси-Марли - не в силах.

Филипп де Морней: Глядя в взволнованное личико принцессы Наваррской, Филипп понял, что, если бы ему пришлось дать ей безумное обещание спасти ее от долга, вернувшись во вчерашний день, он бы его дал. Бывший пленник короля Франции и узник Бастилии, он ни о чем сейчас не жалел. - Ваше высочество, вам не о чем больше беспокоиться. И бояться больше нечего, - проговорил он, низко поклонившись Екатерине. – Доброе утро, - улыбнувшись добавил он, и, видя сияющие глаза рыжеволосой девушки, распрямился от поклона, невольно в них взглянув, что было не дозволено по этикету. Смутившись своей оплошности, синьор дю Плесси-Марли, почувствовал, как кровь чуть прилила к его щекам, от чего смутился еще больше. - Да, я видел этого человека, он уже здесь, моя госпожа, - во взгляде и жестах Филиппа была уверенность и ободрение для мадемуазель де Бурбон. Он очень хотел сказать ей, чтобы была смелой, чтобы достойно ответила этому стяжателю за все свои слезы, но он не в праве был поучать сестру короля Наваррского. - Пригласите его и скажите, что передаете мне право разговаривать с ним, и все будет хорошо, я обещаю вам это, Ваше высочество, - записка от маркизы де Сабле была при нем, но отдать ее просто так и тем самым погасить долг Катрин перед Констанзо – этого было мало. Он должен был получить расчет сполна. Такой, чтобы впредь не смел даже смотреть на особ, в чьих жилах течет королевская кровь, а инфанта была еще совсем юна, чтобы жестко разговаривать с такими людьми, как ростовщик. Когда из покоев Екатерины де Бурбон выходила королева Маргарита и он кланялся ей в пояс, у Морнея мелькнула мысль, что было бы, попади дочь Валуа в подобную ситуацию? И он сам дал себе ответ: во-первых, супруга Беарнца была слишком расчетлива и не дала бы себя поймать в сети, а во-вторых, если бы такое и случилось, то пролилось бы много чьей-то гнусной крови. Такие женщины, как Жемчужина Франции не нуждались в защите, скорее, стоило защищаться от них. И Филиппу была милее та девушка, которой он служил, чем королева Наваррская. - Вам не гоже, как принцессе, вообще разговаривать с этим сбродом, - это было не поучение, а объяснение своей просьбы.

Catherine de Bourbon: - Хорошо, пусть будет так. Катрин не стала задавать вопросов, не стала просить у Филиппа де Морнея подтверждение его слов. С такими людьми, как он, это лишнее. Благороднейший из дворян, он бы умер, но не обманул доверие своей принцессы, инфанта это знала, чувствовала. И так как признательность ее был слишком велика, нежели можно выразить словами, она решила выразить ее делами, согласившись со всем, что предложил сеньор де Плесси-Марли. Тем паче, что она была более чем счастлива отдать этот вопрос в его руки. Сама мысль о разговоре с ростовщиком пугала ее. - Мы ждем мэтра Биаджио, - распорядилась она. – Месье де Морней, вы сделали для меня гораздо больше, чем должны и куда больше, чем я того заслуживаю. Благослови вас за это Господь, а моя благодарность и дружба всегда будут вашими. Ведите это дело, как считаете нужным, я полностью вам доверяю. Катрин де Бурбон могла бы сесть, но напряжение, пережитое ей за прошедшую ночь и минувшее утро удерживало ее на ногах, заставляло глаза лихорадочно блестеть, а лицо пылать румянцем. Пока еще осторожное, но все же торжество стучалось в сердце, шепча, что все будет хорошо, но сестра Генриха Наваррского отказывалась верить этому соблазнительному голосу. Разочарование было бы слишком горьким.

Биаджио Костанзо: Торговец всегда остается торговцем. При виде прекрасной королевы Наваррской Биаджио Костанзо молодцевато втянул живот и изящно поклонился. Хороша была Маргарита Валуа, дивно хороша. Молода, хороша собой, и обладала смелым и изысканным вкусом. Словом, мечта для всех, кто наживается на женской молодости и красоте. - Ваше величество, мадам! Вы озарили своим светом это утро! Счастлив доложить вам, что заказ ваш уже на пути в Нерак, я позволил себе добавить к нему кое-что, но пусть это будет сюрпризом. Какая молодая, красивая женщина устоит перед флаконом духов, перед отрезом редкостного шелка, перед заморской диковинкой? А все это — несколько лишних золотых в кошельке мэтра Биаджио. Любуясь на оживленное личико королевы Наваррской, венецианец почти забыл о своих бедах, но они напомнили о себе голосом пажа, пригласившего торговца в покои ее высочества. Торопливо распрощавшись с Маргаритой Валуа и заверив ее, что все ее пожелания будут исполнены в лучшем виде, достойный ростовщик переступил порог приемной. И тут же опасливо поежился, натолкнувшись взглядом на знакомое лицо невоспитанного дворянина, угрожавшего ему вчера в его же доме. Ох, не к добру все это, не к добру. Низко поклонившись сестре короля Наваррского ростовщик так и замер, слова приветствия замерли на губах.

Филипп де Морней: Еще раз поклонившись принцессе, на этот раз с благодарностью за доверие, - Морней повернулся к двери и стал ждать, пока в покои инфанты войдет Биаджио Констанзо. И тот не заставил себя ждать. Иначе и быть не могло. Хитрый венецианец, без сомнения, должен был понимать, что ходит по лезвию ножа. Филипп вчера видел это в его взгляде, когда припер мерзавца к стенке. - Оставим приветствия, месье, и лишние слова. Вы здесь по делу, и говорить мы будем исключительно о нем, - протестант не поклонился и не выразил даже тени расположения ростовщику. Капитан охраны Екатерины де Бурбон был человеком прямолинейным, ему чужды были интриги и лживые церемонии, в которых зачастую заключалось такое понятие, как этикет. Будь перед Филиппом дворянин, они бы разговаривали на шпагах, но это был лишь гнусный кровопийца, наживающийся на человеческих слабостях. - Ее высочество уполномочила меня вести нашу сегодняшнюю с вами беседу. И после ее окончания вы выйдете отсюда и избавите глаза принцессы от необходимости видеть вас. Будь то случайно или намеренно. С того момента, любое ваше появление в поле зрения особы королевской крови, Екатерины де Бурбон, будет приравнено к попытке ее убийства, о чем я буду свидетельствовать, - сдержанность в голосе и интонациях давалась Морнею с трудом. Ему хотелось лично, кулаками выбить из Констанзо весь дух. - А теперь, возьмите, - он протянул письмо, подписанное маркизой де Сабле ростовщику. – Ознакомьтесь, и, надеюсь, вы захватили с собой долговые векселя Ее высочества, как вам было велено?

Биаджио Костанзо: Не совсем еще понимая, что происходит, и не до конца веря в происходящее, Биаджио Костанзо взял письмо, протянутое этим надменным заносчивым дворянчиком, который наверняка не держал в руках больше одной монеты, а все его богатство составляла шпага и спесь. Венецианец был старше его, умнее, богаче, и сколотил свое богатство тяжким трудом, а не тем, что махал шпагой. Но все же ему приходилось кланяться. Кланяться и молчать. Все, что он мог себе позволить, это развернуть и внимательно прочесть послание от маркизы де Сабле, с особым вниманием разглядывая подпись этой дамы и ее печать. Конечно, все было верно, конечно, Изабель де Лаваль имела право распоряжаться своими средствами так, как сочтет нужным, но все же мадам придется дать объяснение своему поступку. С другой стороны, нет худа без добра. Теперь у Биаджио Костанзо были развязаны руки, и он мог вести свои дела в Нераке не оглядываясь на пожелания французской аристократки. - Что ж, все верно, - протянул он, и аккуратно свернув документ, сложил его в свой кошель, достав оттуда расписки, принадлежащие Катрин де Бурбон. Не глядя на принцессу (она сама предоставила де Морнею право вести беседу от ее лица), протянул векселя дворянину. - Получите, месье, и засвидетельствуйте, что все необходимое мною сделано. Слова мальчишки о том, что отныне ему запрещено появляться в поле зрения королевской особы, вызвали улыбку на губах старого ростовщика. Он не искал встречи с принцессой, это принцесса искала встречи с ним, когда была нужда в его услугах. Ничего, может статься так, что эта же нужда снова приведет Катрин де Бурбон на порог его лавки. И тогда он не будет так добр, он выжмет королевскую семью насухо, как лимон, а кожуру выбросит. - Засим, позвольте пожелать вам всех благ, и откланяться. Ваше высочество, месье… Поклон венецианца был полон сожалений о прошлом, злости за настоящее и надежды на будущее, которое позволит ему отплатить за испытанное унижение и упущенную выгоду. Но ничего, жизнь тем и прекрасна, что взамен одной упущенной возможности она предоставляет две новые. Главное, уметь их вовремя увидеть.

Catherine de Bourbon: Благодаря присутствию и поддержке Филиппа дю Плесси, а еще благодаря тому, что ей ничего не нужно было говорить, а только молчать, инфанта смогла сполна насладиться справедливым возмездием, выпавшим на долю венецианца. Да, именно справедливым! Потому что если сеньор дю Плесси-Марли встал на ее защиту и спас ее честь и добрые отношения с братом. А сколько несчастных попали в те же сети по неосторожности и недомыслию? Хорошо бы, конечно, избавить благочестивый Нерак от подобной напасти, изгнать Биаджио Костанзо и подобных ему. Но вот беда, город без оживленной торговли лишь большая деревня, а налоги, поступающие в королевскую казну, наполняют ее для будущих побед. Наконец, торговец откланялся и ушел, и инфанта почувствовала себя счастливой и свободной, будто ее душа снова обрела крылья. Сотый, наверное, раз дав себе обещание отныне быть бережливой и умеренной в желаниях, Ее высочество обратила свой сияющий взор на того, кому была обязана своим вторым рождением. - Вы совершили чудо, - убежденно проговорила она. – Наверное, сама матушка с небес послала мне вас! Но скажите, что это за бумаги вы передали Биаджио Костанзо, и как вам удалось убедить маркизу де Сабле помочь мне? Я слышала, что нынче к ее дому отправлена охрана. Ее арестовали, да? Женщины есть женщины. Как только миновала беда, как только затихла гроза, которая так и не разразилась над ее головой, Катрин обрела живость и любопытство. Теперь ей было недостаточно самого факта своего спасения, теперь ей хотелось знать, как именно это стало возможным и благодаря чему.

Филипп де Морней: Твердой рукой, капитан охраны принцессы Наваррской взял расписки своей госпожи из рук ростовщика, и просмотрел их со всем вниманием, складывая в уме суммы со всех бумаг. В итоге получилась именно та, о которой ему говорила принцесса накануне. Долг ее был покрыт. - Свидетельствую, синьор. А теперь не задерживаю вас. Поклон венецианца не был удостоен даже ответным кивком. Дворянина более не интересовал этот человек, живущий чужими бедами и слабостями, он вызывал омерзение. Едва за Биаждио Констанзо закрылась дверь, как маска холодности дрогнула на лице синьора дю Плесси-Марли, оно озарилось мягкой улыбкой, когда Филипп обернулся к Екатерине де Бурбон. - Ваше высочество, для меня большая честь помочь вам в ваших трудностях, - его глаза встретились с сияющими, счастливыми глазами девушки, и мужчина, смутившись, тихо добавил: - Честь и радость. Филипп неловко сжимал в руке расписки, полученные от ростовщика, пока его взгляд не упал на них. - Вот, возьмите, Ваше высочество, и сожгите их сами, - векселя легли в девичьи ручки, и Морней отступил на два шага назад, чтобы инфанта могла подойти к камину. Он не слишком хотел рассказывать сестре короля, как именно помогла в этом деле маркиза де Сабле, но вопрос об аресте этой дамы удивил бывшего узника Бастилии до крайности. И это был хороший случай сменить тему беседы. - Под арестом? Впервые слышу о том, сударыня. Я слышал, что месье д’Обинье приставил к ней охрану для ее же безопасности. Кроме того, он сделал госпоже де Лаваль предложение, и собирался испросить благословение у вашего брата на этот брак, - встретившись с Морнеем в коридорах Альбре, Агриппа поделился новостью о грядущем событии в его жизни, не особо вдаваясь в подробности.* Но этой информации было достаточно, чтобы говорить с уверенностью о предстоящей свадьбе. *согласовано с Агриппой д’Обинье

Catherine de Bourbon: Катрин с радостью узника, получившего свободу, поднесла к огню расписки, и замерла, растеряно глядя на то, как пламя обиженно пытается лизнуть бумаги, но не дотягивается и опадает. Что сейчас сказал Филипп дю Плесси? Наверняка она ослышалась, потому что этого просто не может быть. Просто не должно быть! Добрый и храбрый протестант, поэт и рыцарь Агриппа д’Обинье просто не мог жениться на этой католической распутнице, маркизе де Сабле! Дурно уже то, что они не скрывали свою связь, но скрепить ее законным браком? Немыслимо! Она хотела было заявить о том, что ее брат никогда не даст согласия на этот брак, но и этого утешения ей не досталось. Она вспомнила, как Маргарита упоминала: именно от короля Наваррского она узнала новость о страже возле дома маркизы. Значит, брат все знает и дал согласие. Как легкомысленно! Ничего, она поговорит с ним и попытается повлиять на его решение. А пока… Инфанта бросила бумаги в огнь и полюбовалась, как сгорает свидетельство ее неосторожности. - Пожелаем счастья месье д’Обинье и его избраннице, - улыбнулась она де Морнею. Скажи Катрин то, что она думает, и этот верный воин, добросердечный и смелый, сочтет ее неблагодарной. А инфанте не хотелось дурно выглядеть в его глазах. Лучше пусть на ее совести будет маленький грех лукавства. - Но я знаю, что, прежде всего я обязана вам, и этот дог признательности для меня легок и радостен. Вот… Ее высочество сняла с шеи осыпанный жемчугом крестик на тонкой цепочке, и протянула его сеньору дю Плесси-Марли. - Это вам. На память о том, что здесь, в Нераке, у вас всегда есть друг. Крестик лег в ладонь мужчины. Глаза инфанты встретились на мгновение с глазами начальника ее охраны, и щеки девушки залил жаркий румянец. Спасая свое хрупкое достоинство и стыдливость, Катрин поспешно (так поспешно, что это было похоже на бегство) скрылась за дверью своей опочивальни, и уже там, прижав к горящим щекам ладони, стояла и улыбалась… улыбалась счастливо, светло, деликатно не спрашивая свое сердце, отчего оно так лихорадочно стучит. Пусть это пока останется в тайне и для нее самой. Эпизод завершен



полная версия страницы