Форум » Игровой архив » Укрощение строптивых » Ответить

Укрощение строптивых

Изабель де Лаваль: 1 января 1573 года, Фонтенбло, около шести часов вечера. Встречи в покоях Екатерины Медичи.

Ответов - 37, стр: 1 2 3 All

Fatalité: Этим вечером двери, ведущие в покои Екатерины Медичи, были широко распахнуты для всех обитателей дворца Фонтенбло. Оттуда доносилось негромкое звучание музыки, смех, оживленные голоса придворных. При дворе продолжались празднования Рождества, которые длились по обычаю двенадцать дней, поэтому комнаты были украшены гирляндами из лавра и остролиста, можжевельника и розмарина, источавшими запахи терпкие и свежие. Зал, в котором королева-мать принимала гостей, был затянут красной кордовской кожей, украшен арабесками, цветами и вязью. Место для королевы, короля и принцев, напротив, от потолка до возвышения в несколько ступеней, было затянуто темно-зеленой тканью, расшитой золотом. Полы были устланы восточными коврами, для дам были приготовлены низкие пуфы и шелковые подушки, для кавалеров – скамьи. Слуги и пажи, наряженные в костюмы по испанской и итальянской моде, обносили гостей вином и сладостями. Музыкант, сверкая мечтательными черными глазами на красавиц-фрейлин, аккомпанируя себе на лютне, пел томным голосом: В первый день Рождества послала мне любовь моя верная куропатку на грушевом дереве. Во второй день Рождества послала мне любовь моя верная двух горлиц и куропатку на грушевом дереве. На третий день Рождества послала мне любовь моя верная трех куриц французских, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве. В большом камине, украшенном мраморными фигурами двух рыцарей в полном облачении, весело горел огонь.

Изабель де Лаваль: - …и вот тогда этот господин говорит: «Сударыня, я не знаю, как у вас в столице, но у нас в провинции честные жены мужьям не изменяют!» «У нас тоже», - отвечает дама. – «Во всяком случае, не чаще двух раз в неделю!». Недалеко от королевского возвышения, «поближе к солнцу», как выразилась Изабель де Лаваль, устраиваясь на подушках и усаживая рядом Паолу Джустиниани, зазвучал смех. Маркиза, довольно улыбнувшись, обмахнулась веером. Драгоценная безделушка на золотой ручке, украшенная крупной жемчужиной, вызывающе смотрелась рядом с вынужденной строгостью платья, хотя, ради вечера у королевы-матери фрейлина и сменила лиловый бархат на темно-синий дамаст. В висках приятно пульсировал кровь, смех маркизы звучал дерзко, дерзкими были взгляды и улыбки, бросаемые из-под веера в сторону придворных кавалеров. Как легко оставить позади… все, что хочется оставить позади. «Хочется забыть – забудь», - как повторяла Изабель своим приятельницам, поверявшим ей сердечные разочарования. Музыкант старался изо всех сил: На четвертый день Рождества послала мне любовь моя верная четырех птиц говорящих, трех куриц французских, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве. На пятый день Рождества послала мне любовь моя верная пять колец золотых, четырех птиц говорящих, трех куриц французских, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве. На шестой день Рождества послала мне любовь моя верная шесть гусынь, яйца несущих, пять колец золотых, четырех птиц говорящих, трех куриц французских, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве. - Куропатку съели, горлицы улетели, а говорящим птицам свернули головы, ибо слишком много знали, - притворно вздохнула Изабель. – А потом и любовь прошла! Зал постепенно наполнялся людьми, вино согревало сердца, прибавляло румянец щекам и блеска глазам, голоса дам и кавалеров звучали все веселее.

Паола Джустиниани: Восседая на шелковых подушках, Паола небрежно обмахивалась белым с золотом веером. Посчитав его своим сегодняшним талисманом, она надеялась на будущую встречу с одним кавалером, не забывая про любезные улыбки окружающим. И удивлялась, насколько вино и музыка раскрепощает людей. Здесь, во Франции, при внешней кажущейся чопорности, нравы давали фору венецианским по части свободы отношений. «Изменять не чаще двух раз в неделю!» Да об этом даже и говорить было неприлично! Тайны алькова были известны только Святой деве, смущенно прячущейся за занавеской. Итальянка в свои годы не страдала невинностью, но искренне полагала, что тесные отношения возможны только по любви. Ну, а что именно понимать под этим чувством, Паола не особо задумывалась. Итальянка разглядывала зал, отмечая новые лица, симпатичные и не очень, молодые и старые. Черная бархатная туфелька тихонько постукивала по полу, отбивая ритм песенки. Вино окрасило ее щеки в цвет роз, а глаза блестели весело и немного лукаво. Секрет был в том, что перед самым выходом из своих покоев Паола пощипала лицо в нужных местах, покусала губы и подчернила ресницы, и без того густые и пушистые. Взяв маркизу де Сабле под руку, чтобы привлечь внимание, венецианка пошептала ей на ушко: - Изабель, окажите мне услугу, расскажите, кто есть кто в этом зале. А лучше – представьте. Или… Сначала опишите, так, как вы умеете… То, что маркиза остра на язык, Паола уже успела заметить.


Изабель де Лаваль: Умело подрумяненные кармином губы маркизы де Сабле изогнулись в лукавой усмешке. Ресницы, опустившись, притушили острый взгляд. Черные и белые перья веера кокетливо качнулись под таинственное мерцание жемчужины. - Но зачем вам все, кто есть в этом зале, монна Паола? Право же, первое правило хорошего охотника – выбрать достойную добычу! Рассмеявшись, Изабель обвела глазами зал. Кого тут только не было! Если бы Цирцея, по ошибке оказавшись в Фонтенбло, а не на своем острове, взялась зачаровывать кавалеров, ей бы пришлось изрядно потрудиться. Кроме львов и волков по залу бродило еще и изрядное количество мартышек и павлинов. - Королева Екатерина умеет развлечь придворных, - доверительно поведала она венецианке. – Она часто любит повторять, что блестящий двор делает честь монарху, а блестящий монарх делает честь двору. Да и зачем нам новые знакомцы, когда нас почтили своим визитом король Наварский и небезызвестный вам принц Конде. Видимо, книга об охоте оказалась не так интересна, как он ожидал. Вы удивлены? Я – нет!

Генрих де Бурбон: Кречеты могли сколько угодно парить в лазури, а ярые гончих идти по следу, Генрих де Бурбон, принц Конде, едва ли замечал сегодня красоты изысканных миниатюр. Его мысли, как то часто бывает у людей упрямых и суровых, если уж приобретали одно течение, стремились к одной цели, то ничто не могло свернуть их с пути. А сегодня этой целью, этой альфой и омегой была венецианка, Паола Джустиниани. Конде пытался выбросить из головы племянницу дожа, но чем больше он прилагал усилий, тем больше подпадал под обаяние этих бархатных черных глаз, мягкого голоса, белизны нежной кожи… Поймав себя на том, что он пытается представить себе ее мягкость, Конде пришел в отчаяние. Вот теперь он стоял, вместе со своим кузеном, королем Наваррским, на пороге залы, и глазами искал предмет своих неотступных дум. Генрих де Бурбон и на исповеди бы не признался, какое облегчение охватило его, когда он заметил неподалеку от возвышения сидящих на подушках фрейлин Флорентийки и в их числе монну Паолу. - Я не понимаю, сир, к чему мы тут, - холодно произнес он. – Флорентийка будет улыбаться, в душе желая нам смерти, ее сыновья так же… и… и она прекрасна.

Henri de Navarre: Генрих Наваррский, только что снисходительно улыбавшийся тираде кузена - да другого он и не ожидал от принца, - удивленно приподнял брови и взглянул на Конде, не скрывая своего любопытства. Он уже приготовился было прочитать ему очередную мораль на тему "бери от жизни все, пока дают", но при последней фразе кузена слова замерли у него на губах. Сам Генрих Наваррский прекрасно знал, для чего он в этот вечер находится здесь. И причиной являлось вовсе не скопление самых прекрасных глаз, губ, плеч и ножек Франции. У Беарнца была сегодня своя игра. И он желал сыграть в нее как можно убедительнее. - Конде, друг мой, вы не заболели? - заботливо осведомился Генрих, вытирая ладонью пот со лба. - Или я чего-то не понимаю, или вы вдруг решили воспеть в ваших речах мою дорогую матушку Екатерину?

Франсуа де Валуа: Оглядев себя с ног до головы, поджав губы и покачав головой из стороны в сторону, Франсуа, наконец, остался доволен тем, как выглядит. На герцоге Алансонском сегодня был надет расшитый серебряной парчой шелковый колет лазурного цвета, с большим вырезом, открывающим вид на украшенную жемчугом белую рубашку. Костюм дополняли доходящие до колен голубые штаны с широкими бедрами, длинные бежевые чулки и бежевые же, из мягкой кожи туфли, носки которых были закрыты кружевной розеткой. Поверх всего этого богатства принц накинул короткий, с отложным воротником плащ цвета морской волны. Виски молодого человека были напудрены, а в левом ухе блестела серьга. - Вы прекрасно выглядите, Ваше Высочество, - медовым голосом молвил Орильи, любующийся своим господином, - Уверен, в зале у Ее Величества сегодня не найдется ни одного человека, способного вас затмить. - Меня это не слишком волнует, - равнодушно отвечал Франсуа своему льстивому наперснику, - И я бы с большим удовольствием оставил весь этот наряд там, где он покоился. Но, увы, мой статус обязывает меня присутствовать на сегодняшнем скучном мероприятии, которое устраивает моя матушка. Не желая больше терять время, герцог надушился дорогим парфюмом и, наказав Орильи подготовить к своему возвращению лютню, направился на празднество. Глазам принца, когда он вошел в большой, заполненный дворцовой знатью зал Фонтенбло, предстало привычное оживление цвета французского дворянства, блистающего сегодня самыми яркими и смелыми костюмами. Повсюду мерцали краски, царили восторг и веселье, не кончались шумные разговоры под звуки чудесной музыки, не увядали во всем этом хаосе торжества и нежные слова, тихо произносимые кавалерами на ушко своим дамам. До слуха Франсуа доносился мелодичный голос придворного музыканта, до его носа долетали приятные ароматы рождественских растений, но разум в его голове будничным тоном говорил: ничего нового. Сохраняя на бледном лице невозмутимое выражение, принц неспешно прошествовал к застланному зеленой тканью месту на небольшом возвышении, где полагалось находиться ему и другим членам королевской семьи, которых Алансон собрался поприветствовать.

Екатерина Медичи: Екатерина Медичи оглядывала с возвышения зал, как хороший полководец оглядывает поле боя перед битвой. Женские юбки пышными складками раскинулись по ковру, сверкание молодости, дополненное сверканием драгоценностей и дорогих тканей, радовало глаз. Одарив улыбкой одних, милостиво кивнув другим, королева-мать удовлетворенно прикрыла глаза. Нет, не скоро еще она превратиться в старуху, не имеющую власти и влияния, никому не нужную – живое напоминание о прошлом, которое все стараются поскорее забыть. Сегодня же у нее было в запасе еще кое-что для своих гостей, кроме музыки, поэзии и красивых женщин. Эту свору придворных, жадных до развлечений и роскоши, следовало прикармливать. Поэтому этим вечером Екатерина Медичи собиралась устроить для своих дам и дворян лотерею. Великолепный аграф в виде павлина, сверкая сапфирами и изумрудами, лежал на бархатной подушечке и каждый мог подойти полюбоваться на него. Когда на пороге появился принц Конде и Генрих Наваррский, глаза мадам Змеи холодно блеснули. Справилась ли Шарлотта со своим поручением? Может быть прямо сейчас, в это мгновения, яд начал свою разрушительную работу, незаметно подтачивая силы, нагнетая лихорадку. Показалось ей, или же Наварра и правда бледнее, чем обычно? Послать ли ей пажа, чтобы поторопить Генриха, или подождать, пока он подойдет сам? Королеве Екатерине не терпелось утвердиться в своих подозрениях. Но нет, не стоит. Пусть все идет своим чередом. - Лучше подождем, - прошептала она. – Ждала же я так долго, подожду и еще немного!

Генрих де Бурбон: - Я говорю о той броши, что выставлена на показ, сир, - побледнев от досады, проговорил Конде, жалея в эту минуту, что не может вырвать свой язык, подобно ветхозаветным старцам. Развращающая роскошь королевского двора, близость и доступность красивых женщин подобно рже точит доспехи даже самого твердого ума и стойкой веры. Тебя смущают, искушают, заставляют сделать маленький шаг по стезе порока, находя тысячу оправданий, почему это не может считаться грехом. Сегодня ты надел расшитый золотом колет, а завтра ты отрекся от истинной веры. - Но пойдемте, Ваше Величество, засвидетельствуем свое почтение королевской семье, иначе нас обвинят в дурных манерах. Конде кривил душой. Вовсе не этикет повелевал ему идти на поклон этой французской Иродиаде и ее детям. Рядом с королевским возвышением сидела венецианка, и принц не преминул, проходя мимо дам, поклониться монне Паоле. Взгляд упал на белый веер. Может быть, это знак для него? Может быть, она ждала его появления? Обругав себя ослом, Конде остановился рядом с возвышением, ожидая, когда королевским величествам и высочествам будет угодно его заметить.

Henri de Valois: - Вы что-то сказали, матушка? Монсеньор оторвал смеющийся взгляд от кульбитов маленькой белой собачонки, похожей на живую игрушку. Глазки-бусинки возбужденно сверкали, когда умное созданьице, притворно рыча, кидалось на пальцы Генриха, но при этом ни разу не оцарапало руки хозяина. - Сегодня вы выглядите чудесно, мадам, у вас даже румянец на щеках, честное слово, матушка, вы просто красавица! Нежно поцеловав пухлую материнскую ладонь и поиграв кольцом на пальце, Герцог лукаво улыбнулся: - Честное слово, матушка, я буду на вас в обиде! Отдать такую чудесную вещицу в чужие руки, - он кивнул на драгоценность в виде павлина, которой любовался недавно. – Да еще в руки, не способные оценить ее красоты. Это жестоко, мадам! Генрих улыбался, да. Но в улыбке его чувствовалось принуждение. Он знал, что мать сердита на него за решение ехать под Ла Рошель. Но можно подумать, у него был выбор. Карл и так спровадил бы его на войну, зачем же доставлять брату такое удовольствие? - А вот и наш младший братец. Посмотрите на его наряд, Ваше Величество, клянусь, он мог бы взять павлина своей эмблемой!

Henri de Navarre: - Вы правы, моя ненаглядная матушка, похоже, нас уже увидела, - он снова коснулся рукой лба. Никто, даже его кузен и преданный друг Конде, не должен был заметить ничего подозрительного. Либо все будет выглядеть достоверно, либо он погубит и Шарлотту, и себя. Они прошли через залу, Генрих кивал направо и налево и отвешивал улыбки во все стороны, но не забывал поглядывать и на кузена. Уж он-то меньше всего поверил в сказку о какой-то там броши. Два Генриха подошли к королевскому возвышению, на котором восседала мадам Екатерина. Восседала поистине в окружение целого цветника прелестных фрейлин, но, помимо своего обыкновения, король Наваррский сейчас даже не взглянул в их сторону. - Ваше Величество, - он склонился перед Медичи, - позвольте выразить свое восхищение вами и этим праздником, - "ну погоди, змея, ты еще увидишь, кто здесь чего стоит", - Вы выглядите прекрасно, и... - он сделал небольшую паузу и пару раз кашлянул, - и позвольте мне выразить надежду, что сегодняшний вечер будет одним из лучших в Фонтенбло. Краем глаза он наблюдал за Екатериной и за своим кузеном. Показалось ему, или Конде действительно вдруг заинтересовали окружающие Ее Величество фрейлины?

Екатерина Медичи: - Генрих, сын мой, рада видеть вас, и вас, принц. Вы не частые гости в моих покоях. Я вас не виню, женские разговоры скучны для мужчин. Однако я надеюсь, что сегодня скучать не придется! Флорентийка произносила обычные слова приветствия, с затаенной радостью отмечая бледность Генриха Наваррского, капли пота на его лбу, чуть блуждающий взгляд. Все эти признаки, пока не заметные постороннему глазу, красноречиво свидетельствовали в пользу того, что замысел Екатерины Медичи удался. Затопившее ее сердце облегчение было так велико, что она почувствовала чуть ли не благодарность к этому сыну Жанны д’Альбре за то, что он вскоре последует за своей слишком властной и решительной матерю. - Веселитесь, сын мой, доставьте мне радость. Как ни странно, но эти слова Екатерина Медичи произнесла вполне искренне. - Я вижу, принц, вы смотрите на мою новую фрейлину? Королева-мать милостиво улыбнулась Конде, давая понять, что не находит ничего предосудительного в таком интересе. - Это венецианка, племянница дожа. Не правда ли, очень хороша? Окажите мне любезность, принц, попросите монну Паолу подойти ко мне, мне нужно ей кое-что сказать. Екатерина Медичи не сомневалась в том, что черноволосая красавица в ее свите не останется незамеченной, но, похоже, венецианка, шутя одерживала весьма серьезные победы, грех было этим не воспользоваться.

Паола Джустиниани: Книга об охоте и Паола… Паола и страницы со скучным текстом, украшенные неживыми картинками. Сцены охоты и черные очи венецианки… «Он пришел», - торжество женщины над книгой сменилось обидой на мужчину за его невнимание, пусть и притворное. - Книги имеют одну особенность, Изабель, – они умеют терпеливо ждать, в отличие от прекрасных дам, - сия философская мысль была доверительно сообщена маркизе де Сабле под легкий взмах белого веера, предназначенный другому лицу. Глаза Паолы непрерывно следили за парой Генрихов с самого их появления в общем зале. Если бы принц Конде был книгой, она бы его прочла. Но сей фолиант, при всей своей загадочной привлекательности для итальянки, был написан на малопонятном ей языке. На лице Генриха де Бурбона не было однозначных эмоций, возможно потому, что Паола была не совсем в курсе его жизни при дворе. А его спутник выглядел не совсем здоровым. Он поэтому не смотрит на Паолу? «Ну и ладно». Объектов для созерцания было столько, что глаза разбегались. Решив уделить больше внимания особам королевской крови, ранее упомянутым на аудиенции самой королевой-матерью, итальянка обратила свой взор на возвышение, центром которого была Екатерина Медичи. - Изабель, окажите мне любезность и просветите, кто нарядился в цвета моря и неба в этот январский вечер? – Паола ненавязчиво махнула перьями веера в сторону возвышения. - При французском дворе мужчины одеваются ярко, как майские бабочки, - итальянка лукаво усмехнулась и осеклась, - мимо проходил принц Конде собственной персоной, с поклоном. Паола ответила любезным кивком и горячим вопрошающим взглядом глаза в глаза. «Нет, так нельзя!», - отругав себя за проявление чувств, венецианка тут же приняла холодный вид и повернулась к маркизе де Сабле.

Фернандо де Кальво: Изящный вечер у королевы… Изысканное собрание змей всех видов и степени ядовитости. Полезный способ провести время. Отличная возможность для новых знакомств с последующим приятным продолжением... Ласково улыбнувшись своим мыслям, граф де Сердани поправил белоснежный воротник, выпущенный поверх высокого ворота парчового колета, шитого серебром. Серебро, - да, только так. Оно приличествует не мальчику, но мужу. А золото – в подарок. Дон Фернандо открыл резной ларец и с удовлетворением провел рукой по вещице, находящейся там. В шкатулке лежала бабочка из ярко-желтого золота, украшенная бирюзой. Величиной с детскую ладонь, изделие ацтеков отличалось художественным вкусом и редким ювелирным мастерством. - Ваша светлость, - полувопросительно, с поклоном. Слуга. Пора, значит. Граф де Сердани любил эффектные появления и дорогие подарки. В том числе дарить. Испанский дон, не тратя слов попусту, направил свои стопы к покоям Екатерины Медичи. - Дон Фернандо Карлос Мария де Кальво, граф де Сердани, посол короля Филиппа II Испанского… - зычный глас дежурного пажа перекрыл ленивое журчание голосов и ненавязчивую музыку. Приняв вид гордый и любезный одновременно, дон Фернандо явил себя свету в проеме услужливо распахнутых дверей и проследовал к середине зала вкупе со шкатулкой на бархатной подушке в руках слуги, а также в сопровождении свиты, полагающейся ему по рангу. Отвесив пространству и присутствующим церемонный поклон в истинно испанских традициях этикета, граф де Сердани остановился с непринужденностью, преисполненной истинного благородства.

Изабель де Лаваль: - Я пока не готова научиться добродетели смиренного терпения, монна Паола. Лет через десять, может быть? Или через двадцать? Маркиза с улыбкой проводила взглядом принца Конде и Генриха Наваррского. Один был мрачен, другой весел, и оба одинаково бледны. Приятно, когда мужчины столь предсказуемы, это дает женщинам возможность изящно развернуть свои знамена и продемонстрировать, что крепость готова к галантной осаде. А в том, что Конде решит штурмовать укрепления прекрасной венецианки, маркиза уже не сомневалась, достаточно было взглянуть в его глаза - Генрих де Бурбон не умел скрывать своих чувств. Но вот ответит ли на его тайные устремления монна Паола? При дворе достаточно блестящих кавалеров. - Ваше внимание, моя дорогая, привлек герцог Алансонский, младший брат короля Карла, - Изабель охотно выполнила просьбу своей новой приятельницы, и, не удержавшись, добавила в ложку меда капельку ехидства. – Наши принцы – настоящий образчик высоких светских добродетелей, любят они так же изящно, как презирают, а интригуют так же виртуозно, как сочинят сонеты, и… …и громкий голос пажа возвестил появление в покоях Флорентийки почетного гостя. Маркизе, только недавно вернувшейся ко двору, новый посол, сменивший дона Диего, был незнаком. Веер замер. Перья коснулись шеи, скрывая забившуюся жилку.



полная версия страницы