Форум » Игровой архив » Во всех ты, душенька, нарядах хороша » Ответить
Во всех ты, душенька, нарядах хороша
Рене де Рье: 26 августа, вечер. Лувр.
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Рене де Рье: Рене очень придирчиво разглядывала себя в зеркале. Неровный свет свечей делал изображение пляшущим, метущимся, каким-то нереальным. На ней красовался сейчас расшитый мужской костюм и плащ темно-вишневого цвета. Все это с помощью Изабель она раздобыла еще днем, и вот теперь смотрела на себя, выглядевшую так непривычно в этом неудобном одеянии. Но ради выполнения задания королевы-матери Рене готова была вытерпеть сейчас на себе что угодно, хоть власяницу. Впрочем, что там греха таить: не только желание выполнить поручение Екатерины руководило сейчас мадемуазель де Шатонеф. Непослушные белокурые волосы фрейлины рассыпались по плечам, словно не желая поддаваться маскараду. Берет, предназначенный для укрывания этого богатства, лежал рядом на столике. - Как вы думаете, мадам де Лаваль, - обратилась Рене к приятельнице, изучая рукава своего камзола, - это подействует? Она повернулась вокруг себя и звонко рассмеялась, правда, быстро осеклась. Шутка будет презабавной, это верно, но только если с ее помощью удастся добиться желаемого.
Изабель де Лаваль: Когда речь идет о нарядах и о любви, на лице хорошеньких женщин появляется трогательно - сосредоточенное выражение, в эту минуту все остальное отходит для них на задний план. И пусть Францию сотрясают войны и раздоры, пусть королева-мать плетет заговоры, Изабель де Лаваль и Рене де Рье объединили свои усилия для того, чтобы получить желаемое. Придирчиво осмотрев приятельницу, превратившуюся из придворной красавицы в щеголя-пажа, маркиза удовлетворенно кивнула головой. Превращение было почти полным, во всяком случае, перед нею стоял брат-близнец красавицы Рене, если только у юношей бывает такое гладкой, нежное лицо. - Иногда приходится ставить на кон по крупному, дорогая мадемуазель де Шатонеф, - весело улыбнулась она, закрепив локоны Рене заколкой и надев на голову берет. – Но уверена, в таком виде вас не узнает даже королева Екатерина. Вы так хороши, Рене, что любимчики Монсеньора умрут от зависти!
Рене де Рье: О да! Один из любимчиков герцога оказал ей сегодня большую услугу, вытащив из грязных лап негодяя-поляка. Жак де Келюс повел себя благородно и храбро, и, собственно, вдруг подумала Рене, почему бы не воспользоваться его храбростью и благородством еще раз? - Граф де Леви был сегодня великолепен, - задумчиво произнесла Рене. Но сейчас ей нужно было совершенно другое. И все мысли свои фрейлина направила только на это, решив подумать о Жаке де Келюсе позже. - Только не забудьте, Изабель, - Рене поправила выбившийся из-под берета локон. - Он не должен увидеть меня сразу! Она еще раз оглядела себя в зеркале и удовлетворенно улыбнулась: - Кажется, нам пора. Прошу вас, идите впереди, я последую за вами. Надеюсь, мы не встретим Монсеньора раньше, чем нам это понадобится!
Изабель де Лаваль: - Вперед, – скомандовала маркиза де Сабле с решимостью, которой позавидовали бы полководцы. – Ваше счастье в ваших руках, Рене, к тому же это настоящее приключение, которым вы можете гордиться! Горжусь вашей отвагой, а мужской костюм вам очень к лицу. Смотрите, если вы меня скомпрометируете, мой бедный супруг будет вынужден вызвать вас на поединок, а с учетом его возраста и подагры я могу остаться вдовой во цвете лет! Выпорхнув из фрейлинских покоев, Изабель, в сопровождении «кавалера» направилась к комнатам Монсеньора, одаривая на ходу улыбками и поклонами знакомых придворных, заинтересованно провожающих взглядом незнакомого юношу, сопровождающего любимицу королевы-матери. - Держите глаза опущенными, Рене, и, ради бога, не смейтесь. А то все испортите, - предупредила маркиза приятельницу, сама едва сдерживаясь. Положительно, Монсеньора ожидает сюрприз, которого он вряд ли ожидает. Напустив на себя вид беспечный и высокомерный, маркиза подошла к дежурному дворянину из свиты герцога Анжуйского. - Передайте Его Высочеству, что маркиза де Сабле, фрейлина Ее Величества королевы Екатерины просит оказать ей честь и уделить немного времени для аудиенции.
Рене де Рье: Рене и в самом деле тянуло расхохотаться, особенно когда мимо прошли несколько знакомых придворных и с удивлением разглядывали шедшего с Изабель де Лаваль молодого человека. - Боже меня сохрани смеяться, - тем не менее шепнула она приятельнице, улучив момент, когда рядом никого не было. - Мои глаза и так видят лишь подол вашего платья, боюсь, как бы мне не упасть прямо на вас! Однако, когда они пришли в покои герцога Анжуйского, мадемуазель де Шатонеф стало уже и в самом деле не до смеха. Оставшись одна, она прошлась по комнате туда-сюда несколько раз, потом прислонилась к стене и несколько раз глубоко вздохнула. Сердце колотилось в груди, слово бы желало выскочить. Сейчас ей оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что Изабель сделает все как надо.
Henri de Valois: - Маркиза де Сабле? Просит о беседе? Хорошо, проводите даму в мой кабинет. Монсеньор был приятно удивлен. Неужели матушка решила порадовать его новым подарком? Почему бы и нет? Маркиза была очень красива. К тому же говорили что гордячка де Лаваль была любовницей Гиза, так что ее визит задел чувствительную струну в душе принца, чья гордость требовала быть первым всегда и везде, как на поле брани так и в альковных сражениях. Выждав немного, Его Высочество появился в кабинете с улыбкой строгой, но любезной. - Вы просили об аудиенции, сударыня, - произнес он, обращаясь к белокурому затылку склонившейся перед ним фрейлины, и добавил с лукавством. – Вероятно у вас поручение от королевы Екатерины? Поручения от королевы Екатерины, заботящейся о своем любимом сыне, часто бывали красивы и весьма умелы, так что жаловаться Монсеньор не имел причин.
Изабель де Лаваль: - Нет, Ваше Высочество, меня не присылала Ее Величество королева Екатерина, и прошу прощения, что я осмелилась побеспокоить вас, - голос маркизы де Сабле был тих и кроток, склоненная голова и очи долу – образчик скромности. – Ваша доброта дает мне надежду на то, что я могу принести к вашим ногам свою нижайшую просьбу. Глубоко вздохнув и понимая, что идет сейчас по лезвию бритвы, Изабель де Лаваль продолжила: - Я в отчаянии, и понимаю, сколь дерзок мой поступок… но не позволите ли вы представить вам моего кузена… этот юноша восхищается вами, Монсеньор, говорит только о вас. Твердит, что минута, когда он сможет сложить к вашим ногам свое сердце и свою жизнь станет самой счастливой в его жизни. «Ну, если сейчас меня не вышвырнут вон, то, возможно, все получится. А дальше уже будем надеяться, что мадемуазель де Шатонеф не оплошает».
Рене де Рье: Время текло так медленно, что хотелось закричать: ну давай же, ну шевелись, ну что же ты остановилось! Никто не появлялся, никто не приглашал Рене войти. Куда же делся этот дворянин, что дежурит в покоях герцога Анжуйского? Она потом обязательно расскажет Монсеньору, как плохо его придворные выполняют свои обязанности. Наконец она не выдержала. Ей надо знать, ей надо слышать, о чем говорит там Изабель с Генрихом! Мадемуазель де Шатонеф злилась сама на себя. И вовсе не потому, что, выполняя просьбу матушки, отлучилась ненадолго от двора. Отлучилась с такими серьезными последствиями. Нет, причина ее чувств была совсем иного порядка. Рене не могла, не хотела признаваться себе, что не просто следовала указаниям королевы Екатерины, как и положено хорошей фрейлине. А следовала им так хорошо потому, что они совпадали с велениями ее собственного сердца... Воспользовавшись отлучкой дежурного дворянина, мадемуазель де Шатонеф пошла к кабинету Генриха. Пусть это противоречило всем правилам, она должна там быть! Она должна знать, что там происходит! До нее долетели последние слова Изабель, и Рене решилась. "Кузен" мадам де Лаваль появился в кабинете, ступая почти неслышно, низко опустив голову, и отвесил герцогу Анжуйскому изящный поклон.
Henri de Valois: Если Монсеньор и был когда-либо близок к замешательству, то именно в эту минуту. Слова маркизы де Сабле словно вызвали духа из лампы, и вот уже перед ним стоит незнакомый молодой дворянин, склонившийся в низком поклоне. Генрих Анжуйский не просто прожил много лет при дворе, для своего небольшого круга он и был двором, светилом двора, центром мироздания. Он привык к повиновению, восхищению и преданности, он ими упивался, но принимал как должное, как нечто полагающееся ему от рождения. Но при этом он тонко чувствовал малейшую неискренность, наигранность. И вот эта чувствительность тревожно шептала ему, что что-то не так. Не может маркиза де Сабле в ее уязвимом положении (фрейлина, полностью зависящая от милостей Екатерины Медичи) просить о каком-то кузене, когда она должна молить за себя. Не может кузен, впервые появившийся в Лувре, даже не представленный королю, вот так, запросто появится в его покоях, вопреки всем мыслимым и немыслимым правилам этикета. Но от женщин герцог Анжуйский не привык ждать предательства, как ребенок, перед которым разворачивают спектакль из деревянных солдатиков, лошадок, сказочных зверей он с живостью включился в предложенную игру. - Пусть ваш кузен подойдет, маркиза, - милостиво проговорил он, острым взглядом разглядывая юношу. На первый взгляд тот казался почти мальчишкой, но если присмотреться повнимательнее, у мальчишки были подозрительно округлые колени, маленькие ноги и руки, на щеку упал белокурый локон. Монсеньор хмыкнул, довольный тем, что приблизился к отгадке… – И пусть он снимет берет, поскольку находится в присутствии моего королевского высочества!
Рене де Рье: "Молодой человек", все так же не поднимая головы, медленно приблизился к Генриху Анжуйскому. Легкая, почти неслышная походка, мягкие движения... "Вы решили забыть меня, Ваше Высочество? Вы, лишившись моего общества всего-то на несколько дней, быстро восполнили эту потерю в своем окружении? Да только Рене де Рье ничего не забывает, Монсеньор". - Я счастлив, что наконец могу находиться рядом с Вашим высочеством, - проговорил "юноша". - Видеть вас, слышать ваш голос... не об этом ли я мечтал? Быстром движением руки берет был сорван, белокурые волосы рассыпались по плечам, и мадемуазель де Шатонеф, чью изящную фигуру великолепно подчеркивал мужской костюм, взглянула прямо в глаза Монсеньора.
Изабель де Лаваль: Изабель де Лаваль, улыбаясь, тихо покинула кабинет Монсеньора, разумно предположив, что сейчас она там все равно лишняя. «Кузен», похоже, прекрасно справился со своей ролью, и какой мужчина устоит против такого вызова? Каким бы принцем крови ты ни был, все равно ты такой же мужчина как и все остальные, Генрих Анжуйский. А значит, бесконечно обожать тени и лунный свет не можешь. Маркиза чувствовала себя удовлетворенной этой маленькой шалостью, к которой приложила руку, грела так же мысль, что хотя и косвенно, но она оказала услугу принцу Конде. Если Монсеньор снова увлечется Рене, Генрих де Бурбон сможет спать спокойно, не тревожась за верность своей слишком красивой жены. А в покоях для фрейлин ее ждало послание от Гиза, тот решительно предупреждал мадам де Лаваль, что намерен встретится с ней, даже если у ее дверей королева-мать выставит весь взвод швейцарцев. Нет, положительно, день удался!
Henri de Valois: Генрих не заметил, как его покои покинула маркиза де Сабле, все его внимание было приковано к Рене де Рье, выбравшей столь смелый и необычный способ появления. Ничего не скажешь, дерзости мадемуазель де Шатонеф было не занимать! Оглядев взглядом соблазнительную фигуру дамы, так откровенно обрисованную мужским нарядом, Монсеньор невольно почувствовал волнение в крови. - Значит, вы хотите служить мне, юноша? Вопросил герцог Анжуйский, придав себе вид строгий, но не удержался и провел ладонью по бедру фрейлины. Мужской костюм делал женскую плоть такой заманчивой, но в тоже время такой недоступной. В этом было нечто манящее. Да, из Рене получился отличный паж. - А вы знаете, чего потребует от вас служба своему господину, шевалье? Быть рядом с ним днем и ночью, выполнять любые… совершенно любые его желания и приказы. Вы готовы к этому?
Рене де Рье: Мягко вывернувшись из-под руки герцога Анжуйского, Рене медленно двинулась вокруг Монсеньора, не сводя с него открытого взгляда: - Мысли о моем господине не оставляли меня ни днем, ни ночью, - рука медленно поднялась и потянула шнурок плаща. - И желания его заполняли все сердце несчастного юноши, - продолжила она, развязывая узел. Плащ соскользнул на пол. Мадемуазель де Шатонеф говорила тихо, мягко, слегка растягивая слова, в то время как сердце ее отбивало просто барабанную дробь. Она тряхнула головой, откидывая назад волосы. - Ваш слуга страдал, что не может увидеть своего господина, не может сесть рядом с ним, поднести ему бокал вина, - теперь она медленно подходила к Генриху. - Он страдал, что его господин вдали от него и занят великими делами... Рене подняла руку и провела по волосам Монсеньора: - ... и что за этими делами в сердце господина не осталось места для его скромного слуги...
Henri de Valois: Образ Мари Клевской мелькнул на мгновение перед разгоряченным взором Генриха Анжуйского и… нет, не исчез. Просто затаился молчаливой тенью где-то в глубине души, дав свободу другому Генриху, ценящему радости плоти, а в битве страстей Рене де Рье не было равных. - Но скромный слуга сам покинул своего господина, - парировал Генрих, мгновенно найдя для себя оправдание, в то время как глаза его неотрывно следили за чувственной игрой, затеянной мадемуазель де Шатонеф. – Может быть, скромному слуге стоит как следует попросить прощения у своего господина за такое пренебрежение обязанностями? Немедленно… но не здесь. Взяв Рене за руку, герцог решительно пересек кабинет и только оказавшись в спальне, за закрытой дверью, дал себе волю, прижав белокурую ведьму к стене и наградив ее поцелуем, в то время как руки его быстро и умело расстегивали крючки камзола. Женское тело, не скованное корсетом, гибкое и теплое, обещало тысячу и одну минуту наслаждения.
Рене де Рье: Рене и сама не заметила, как оказалась в спальне Генриха, да к тому же прижатой к стенке, в прямом и переносном смысле этого слова. Правда, нельзя сказать, что она сильно сопротивлялась этому перемещению. Пока руки Монсеньора умело расправлялись с крючками ее камзола, ее собственные руки играли с его волосами, гладили по щекам, по лицу... - Но мой господин не спросил своего верного пажа, что заставило его покинуть господина, - прошептала она, когда долгий, пленительный поцелуй закончился, а камзол Рене оказался на полу. Теперь она стояла перед любовником в одной рубашке и штанах, прижав ладони к стене, высокая грудь вздымалась от каждого чувственного вдоха. - Великий господин предпочел прогневаться на скромного слугу, в то время как тот все дни проводил в мечтах о своем великом господине, лишь сожалея, что обстоятельства не позволяют ему немедленно припасть к его ногам.
Henri de Valois: Но Генриху Анжуйскому уже было не до разговоров. Да и женским губам можно найти куда более приятное применение, нежели милые упреки. Монсеньор и нашел, уложив желанную добычу на постель и принявшись освобождать ее от одежды. Как ни соблазнительна была Рене в мужском наряде, а для пылкого любовника он был преградой, от которой следовало немедленно избавится. Надушенная камиза полетела на пол, туда же отправились штаны, с сапогами пришлось повозится, но вот чулки Генрих предпочел оставить на даме. Генрих знал, что может получить любую фрейлину из матушкиного «эскадрона», но именно Рене привлекла его чувственностью, которая была под стать его собственной. Проложив дорожку из поцелуев по трепещущей груди, по стройной шее, он склонился над своей пленницей, вдыхая мускусный аромат ее духов. - Предлагаю заключить перемирие, мой очаровательный противник, - прошептал он, чувствуя, как в даме растет страсть, словно отвечая на ту, что уже терзала его плоть. – Приступим к мирным переговорам? И посмотрим, кто первый запросит пощады!
Рене де Рье: Поистине, у Рене в этот вечер выросли крылья, настолько быстро она перемещалась с места на места. Не успела она заметить, как оказалась в спальне Монсеньора - как уже лежала в его постели, а руки любовника освобождали ее от столь неудобной и непривычной мужской одежды. Рене не осталась в долгу, и вот уже колет герцога Анжуйского последовал за ее камизой, а затем и его рубашка полетела в сторону. - О господин, - прошептали губы мадемуазель, когда к ним приблизились губы Монсеньора. - Я сдаюсь на вашу милость, и не прощу пощады, а лишь молюсь о наказании... Руки фрейлины обняли сильные мужские плечи, она прижала его к себе - от прикосновений к этой горячей коже Рене вся затрепетала, - и губы прильнули к губам любовника, а в голове лишь вихрем пронеслась мысль: "Мой!"
Henri de Valois: Минуты пролетали, ускользали, но время в алькове Монсеньора словно остановилась. Вечная ночь, мечта всех любовников от начала времен. - Вы вытягиваете из меня все силы, Рене, - прошептал Генрих, обнимаю любовницу с силой, противоречащей его словам. – Вы чудесно послужили своему господину, мой прелестный паж. Но вам нужно идти, не стоит давать повод для сплетен. Галантно поцеловав руку даме, Анжуйский, усмехнувшись, обозрел беспорядочно разбросанные детали туалета. Рассудив, что плащ скроет некую небрежность одеяния мадемуазель де Шатонеф, он счел своим долгом помочь даме одеться, и проводил ее до дверей своих покоев. - Вы прекрасны, Рене, - успел шепнуть он на прощание. – Но в следующий раз я надеюсь увидеть вас в женском платье.
Рене де Рье: - Увидите, Монсеньор, непременно увидите, и очень скоро! - мадемуазель де Шатонеф пленительно улыбнулась любовнику и, мягко отняв у него свою руку, покинула покои Генриха Анжуйского. Дело было сделано. И сделано в те сроки, в те столь нереально малые сроки, которые отвела ей королева-мать. Завтра она доложит о выполнении поручения, и мадам Екатерина не посмеет сказать, что Рене де Рье плохо выполняет свои обязанности. Монсеньор был снова с ней, и ссылка в провинцию ей более не угрожала. Все казалось прекрасным, но одно все же не давало Рене покоя. Она чувствовала, что не просто выполняет задание королевы. Да, она неравнодушна к герцогу Анжуйскому. Неравнодушна, как бы ей ни хотелось убедить себя в обратном. И она не желает, чтобы он испытывал хоть какие-либо чувства к Мари Клевской. И не простит ему то, что он так быстро забыл о ней, стоило ей только покинуть двор. Горячие поцелуи, жар двух тел, соединившихся, слившихся в экстазе - все это еще долго будоражило воображение Рене. Но одновременно в ее головке созревал новый замысел... Эпизод завершен
полная версия страницы