Форум » Игровой архив » Исповедь на рассвете » Ответить
Исповедь на рассвете
Рене де Рье: 27 августа, Лувр, утро.
Ответов - 13
Рене де Рье: Рене быстро шла по коридорам, повторяя путь, проделанный ею и Изабель де Лаваль накануне, только на это раз на ней красовалось роскошное платье лилового цвета, а волосы, уложенные в изящную прическу, украшала небольшая шапочка. И, надо признать, в таком виде она чувствовала себя гораздо увереннее. Она заслужила благодарность королевы-матери! А как могло быть иначе? Поражения - это было не для нее. Пусть поражения испытывают другие, но только не мадемуазель де Шатонеф! И новое задание Екатерины Медичи казалось Рене просто сущим пустяком по сравнению с предыдущим. Королевская фрейлина, гордо держа голову, вошла в покои герцога Анжуйского и приказал дежурному дворянину доложить о себе. Тот поклонился, затем на какое-то время исчез, а, вернувшись, предложил мадемуазель пройти и подождать Его Высочество, добавив, что тот сейчас будет. Рене вошла в столь знакомую ей спальню, медленно прошлась вокруг кровати с роскошным расшитым пологом. Кажется ей, или со вчерашнего дня тут все изменилось? Стало... как-то ближе, что ли. Уж слишком памятной оказалась предыдущая ночь. Рене облизнула губы и улыбнулась: внутри все загорелось от воспоминаний, и она словно снова почувствовала сладость губ любовника и жар его объятий. Мадемуазель де Шатонеф осмотрелась. О чудо! Поистине, Бог на ее стороне! На столике лежало как раз то, что ей было нужно! Кольцо с сапфиром, о котором прошептала ей на ухо королева-мать. Ошибки быть не могло: это было то самое украшение! Какая удача! Рене быстро схватила нужную ей вещь и спрятала в свой кошелек. И сделала это очень вовремя. Послышались шаги, и на пороге комнаты появился герцог Анжуйский.
Henri de Valois: Герцог Анжуйский, вопреки обыкновению, встал только недавно, проспав утреннюю мессу. Но ощущал себя свежим, как никогда. Такой неожиданный, но такой очаровательный визит Рене де Рье привел его в бодрое расположение духа и подарил весьма пикантные сновидения. В которых мадемуазель де Шатонеф то и дело превращалась в Мари Клевскую, с ее утонченной красотой, а Мари вдруг начинала ласкать его с обжигающей страстью, которую дарила ему Рене. Эдакая игра воображения заставила Монсеньора улыбаться все утро, пока он одевался в присутствии своих дворян, и позже, когда он решил разобраться с текущими делами, поступившими в его ведение. Утро было восхитительно прекрасным, и, пожалуй впервые за многие дни, Генрих снова чувствовал себя любимцем Фортуны, равным по величию Александру и Цезарю. Румяные губы его то и дело складывались словно для поцелуя, темные локоны прихотливо завивались, глаза блестели так же загадочно, как изумруды, украшающие его грудь и пальцы. Из разных городов то и дело приходили известия о том, сколько гугенотов вырезано, сколько обращено в католичество, прилагались так же списки ценных подарков, которые посылались королеве-матери, королю Карлу и ему, герцогу Анжуйскому. Зная щедрость и любовь королевы Екатерины, Генрих не сомневался, что многое из того, что пока существовало лишь на бумаге, со временем пополнит его личную казну. В кабинете возник дежурный дворянин и, деликатно понизив голос, доложил, что мадемуазель де Шатонеф умоляет Его Высочество об аудиенции по весьма срочному делу. Велев проводить даму в спальню, Монсеньор отложил письма и документы, которые было необходимо показать матери, и поспешил на встречу той, что была виновницей его приятных ночных грез. Его Высочество был мужчиной, и мужчиной благодарным. Поэтому, подойдя к фрейлине, он нежно расцеловал ее прохладные ладони, мило затрепетавшие при этом знаке внимания. - Рене, красавица моя, какому счастью я обязан видеть вас нынче утром, - вкрадчиво осведомился он, проводя пальцем по губам дамы, припухшим от его вчерашних лобзаний. – Неужели вы прочли мои мысли и поспешили ко мне, дабы исполнить мои желания, Цирцея?
Рене де Рье: Рене улыбнулась, мягко отняла свои ладони, правда, позволив принцу насладиться ими столько, сколько она сочла нужным, и улыбнулась: - Я только что от вашей матушки, Монсеньор, - сказала она, беря сильную руку Генриха в свои пальчики и поднося ее к своим губам. - Она сама отправила меня к вам. Приказав немедленно пойти и передать вам важные новости, которые она только что узнала. Но я и сама пришла бы сюда, даже если и не получила бы такого приказа. Она выпустила его руку, повернулась, кокетливо поведя плечом, и села на скамеечку у стены. - Вы позволите мне сесть, Генрих? Право, стоять в ожидании Ее Величества было так утомительно после... после того как вчера... - мадемуазель де Шатонеф очень убедительно покраснела.
Henri de Valois: - Приказать принести вам вина, моя красавица? - Генрих, улыбнувшись, опустился рядом, чувствуя законную гордость победителя. – Оно очень подкрепляет силы! Страстная Рене, огненная Рене признается в своем поражении, в своей усталости! Как она, однако, мила с этим румянцем смущения. Монсеньор честно признался себе, что не намерен впредь пренебрегать обществом мадемуазель де Шатонеф. Конечно, Мари стояла выше всех женщин, конечно, ее красота была красотой небесной… Но пухлые губки Рене так и манили, требовали поцелуя, и герцог Анжуйский не устоял. Притянул к себе податливое тело, зарылся пальцами в сложное плетение придворной прически, с тайным наслаждением разрушая это совершенство. - Так, говорите, вас прислала королева Екатерина? Что-то случилось, или матушка просто была столь добра, и освободила вас сегодня от службы, чтобы мы могли побыть вдвоем?
Рене де Рье: - О, если бы ваша матушка была столь добра! - рассмеялась Рене. "О, если бы она была так добра, что не прекращала бы своих заданий мне, где приказывала бы побыть с ним! - подумала при этом послушная фрейлина. - Но ничего, я найду способ продлить эти задания, пока мне это будет нужно!" Изящно уложенные волосы растрепались, Генрих дернул за какой-то волосок, и ей стало больно. Рене поморщилась. - Бокал вина был бы очень кстати. Такая жара! - запрокинув голову назад - вырез платься слегка приспустился, - она поправила волосы. - Увы, ваша матушка не позволяет фрейлинам разгуливать где им хочется когда им хочется. Я на самом деле должна передать вам новости, касаемые вас, Монсеньор. Скажите... Рука Рене легла на плечо ее любовника, и она закончила: - Вам ведь не хотелось бы покидать Лувр, не правда ли?
Henri de Valois: Раз! И страстный любовник уступил место холодному и расчетливому принцу крови. Два. И Монсеньор отодвинулся от Рене де Рье, а потом и вовсе встал, отойдя подальше. - Что вы имеете в виду, мадемуазель де Шатонеф, объяснитесь, - потребовал Генрих, ругая себя за излишнюю доверительность. Ах, как неосторожно забывать о том, что у стен Лувра есть глаза и уши! – Я преданный слуга Его Величества короля Карла, что, полагаю, всем известно. Более того, я принц крови и для меня преданность дому Валуа важнее всего! Запомните это! Теперь охладиться требовалось не только Рене де Рье, но и Монсеньору. Невинное, казалось бы, замечание фрейлины вызвало в нем бурю чувств. Дождавшись, пока поднос поставят на стол, налив рубиновой влаги в два бокала и подав один своей даме, Генрих осушил свой тремя глотками. - Так чего же хочет от меня королева Екатерина, - осведомился он, заставив себя успокоиться. – Я готов сделать все, чтобы матушка осталась мною довольна.
Рене де Рье: Такая бурная реакция слегка удивила Рене. Неужели она попала в самую точку, в то самое место, уколоть которое для Генриха было больнее всего? Что ж, это даже и неплохо. Она резко поднялась, отвела руку любовника, протянувшую ей бокал с живительной жидкостью. Пленительная улыбка вмиг исчезла с ее лица. Перед герцогом Анжуйским стояла женщина обиженная, женщина задетая, что в исполнении Рене де Рье представлялось опаснее, чем встреча с ядовитой змеей. - Не нужно напоминать мне о том, о чем мне и так хорошо известно, - холодно произнесла она, вздернув подбородок и не забыв при этом повести плечом так, что платье слегка сползло с него. - Вы великий человек, Монсеньор, но я - я всего лишь слабая женщина. И мне простительно... - голос Рене дрогнул, - думать не только о благе Франции. Она подошла к Генриху, резко выхватила у него бокал вина и сделала глоток. - Ваша матушка просила передать, чтобы вы были готовы ко всему. Она так и сказала. Потому что один из польских дворян, прибывших вместе с Гетманом, был найден мертвым. И теперь переговоры под угрозой срыва. Она ненадолго замолчала, давай герцогу осознать смысл сказанного, а потом тихо добавила: - И решайте сами, имела ли я право на подобный вопрос.
Henri de Valois: - Убит поляк? Кем? Когда? Если бы герцогу Анжуйскому сообщили, что на нынешний день назначено – ни больше, ни меньше – второе пришествие, он бы и то не был так изумлен. Мысли теснились в голове, обгоняя одна другую, Генриху пришлось сесть в кресло, чтобы справится с собой. Убит поляк. Переговоры под угрозой срыва! Благодарю тебя, Господи, тысячу раз благодарю! - Король знает? Наверняка еще нет, иначе бы крики Карла были слышны даже в Ла Рошели, - Монсеньор недобро усмехнулся, представив себе разочарование брата, его бешенство и его гнев. Вот последнее могло быть опасно. – Его Величество со свойственной ему мнительностью наверняка решит, что убийство одного из польских эмиссаров моих рук дело, но ничего, я сумею убедить его в моей полной невиновности! Генрих поднес к губам руку Рене, примирительно улыбнулся разгневанной красавице. Именно это и привлекало его в мадемуазель де Шатонеф – ее огненный нрав. - Не сердитесь, Рене. И благодарю вас, что взяли на себя труд передать мне эту весть. Не тревожьтесь за меня, я сумею отвести от себя любую беду! Лучше поцелуйте бедного принца… это принесет мне сегодня удачу!
Рене де Рье: Вот как. Ни "простите, Рене", ни "я был не прав, Рене"... Все мужчины одинаковы. Их заботят только собственные судьбы, ну еще и судьбы мира, а до чувств женщин им дела нет. Ну ничего, герцог Анжуйский, вы еще увидите, на что способна Рене де Рье. Но то, на что способна Рене де Рье, своему любовнику она покажет позже. А сейчас нужно было заняться другим. - Не стоит, Монсеньор, это был всего лишь приказ вашей матушки, - она постаралась смягчить голос, но в нем, помимо ее воли, все же прозвучали нотки недовольства. Чтобы сгладить эту оплошность, Рене подошла с Генриху, встала перед креслом, в которое тот даже не опустился - почти упал, и, положив руки ему на плечи, склонилась к его губам. Последовал долгий поцелуй, не такой огненный, как накануне ночью, но нежный и мягкий. - Вы всегда убедительны, мой принц, - наконец произнесла Рене, проводя рукой по волосам Генриха. - Но это еще не все, что я должна вам сообщить. И, как я уже сказала, даже если бы меня не прислала ваша матушка, я пришла бы к вам сама. Это очень удачно, что Ее величество доверила передать новость о поляке именно мне. Обещайте, что выслушаете меня и не будете бранить, Генрих.
Henri de Valois: - О чем вы говорите, Рене? За что я должен вас бранить? Нахмурившись, Монсеньор привлек даму на свои колени так, чтобы лучше видеть ее глаза, в которых плескалось беспокойство и неуверенность, словно бы мадемуазель де Шатонеф решала для себя, нужно ли быть откровенной до конца с герцогом Анжуйским. Это разбудило в нем любопытство. - У вас появились от меня тайны, красавица моя? Разве у вас могут быть тайны от меня, разве ваше сердце не принадлежит мне целиком… полностью. Коснувшись мимолетной лаской нежной щеки девушки, Генрих отбросил ненужную игривость. - Если вы хотите рассказать мне о чем-то важном, мадемуазель, то говорите. Обещаю, я выслушаю вас со всем вниманием.
Рене де Рье: - У любой женщины есть тайны, Монсеньор, - улыбнулась Рене. - Не верьте, если вам скажут, что их нет. Но тут же по примеру герцога Анжуйского она стала совершенно серьезной и тихо произнесла: - Боюсь, Генрих, что я невольно стала виновницей этого злодеяния. Не торопитесь меня осуждать! Вчера днем так случилось, что я прогуливалась по коридорам как раз недалеко от покоев короля, и внезапно один польский дворянин... Далее последовала история, как она оказалась в нише в лапах отвратительного негодяя-поляка, имени которого она так и не узнала, как его руки, его наглые руки пытались взять то, что принадлежит только одному человеку - герцогу Анжуйскому, как она кричала, когда он почти начал ее раздевать, и как появилось спасение в лице господина де Келюса. - ... и они потом ушли, ушли вместе. Господа Можирон и д'Эпернон проводили меня в мои покои, и больше я ничего об этом не слышала. До сегодняшнего утра. И когда Ее Величество сказала... Я же не знала! Я никак не думала, что у них дойдет до... - Рене приложила ладони к горевшим щекам, - до убийства... Она помолчала, опустив голову, потом подняла на Генриха глаза: - Возможно, это была воля провидения, Монсеньор, но видит Бог, я не сожалею о случившемся!
Рене де Рье: Генрих встал и заходил по опочивальне, с трудом сдерживая нервную дрожь. Значит, вот как распорядилась судьба, избрав своим нечаянным орудием красавицу Рене и графа де Келюса. Воистину, неисповедимы пути твои, господи, и упокой грешную душу шляхтича. К нему Монсеньор ненависти не питал, в конце концов, благодаря его дерзости польское изгнание ему больше не грозило. Польские послы итак должны быть разгневаны убийством одного из них, а если король не сможет предоставить им убийцу… О, тогда злосчастная корона минует его голову. - Рене, милая моя Рене, все, что вы мне рассказали очень важно, - проникновенно произнес он, целуя руки фрейлины. – И должно оставаться в тайне. Ради меня, ради вас и ради вашего защитника, которого я сумею отблагодарить за его смелость и доблесть. Мы не можем позволить, чтобы графа и вас обвинили в убийстве этого поляка только потому, что моему брату взбредет в голову поиграть в справедливого короля. Нежно осушив глаза Рене своим платком, он ободряюще улыбнулся ей на прощание: Не волнуйтесь, моя прелесть, не терзайте себя! Единственное, о чем я сожалею, это о том, что не моя рука пронзила сердце негодяя, посмевшего вас оскорбить. Мадемуазель де Шатонеф ушла, а Его Высочество остался в глубокой задумчивости. Важно было правильно разыграть выпавшую ему карту и одновременно отвести от себя и своих друзей любое подозрение. Это требовало смелости и ловкости, но ради того, чтобы остаться во Франции, возле любящей матери и вожделенного трона, Генрих готов был совершить любые чудеса. Эпизод завершен
Henri de Valois: Генрих встал и заходил по опочивальне, с трудом сдерживая нервную дрожь. Значит, вот как распорядилась судьба, избрав своим нечаянным орудием красавицу Рене и графа де Келюса. Воистину, неисповедимы пути твои, господи, и упокой грешную душу шляхтича. К нему Монсеньор ненависти не питал, в конце концов, благодаря его дерзости польское изгнание ему больше не грозило. Польские послы итак должны быть разгневаны убийством одного из них, а если король не сможет предоставить им убийцу… О, тогда злосчастная корона минует его голову. - Рене, милая моя Рене, все, что вы мне рассказали очень важно, - проникновенно произнес он, целуя руки фрейлины. – И должно оставаться в тайне. Ради меня, ради вас и ради вашего защитника, которого я сумею отблагодарить за его смелость и доблесть. Мы не можем позволить, чтобы графа и вас обвинили в убийстве этого поляка только потому, что моему брату взбредет в голову поиграть в справедливого короля. Нежно осушив глаза Рене своим платком, он ободряюще улыбнулся ей на прощание: Не волнуйтесь, моя прелесть, не терзайте себя! Единственное, о чем я сожалею, это о том, что не моя рука пронзила сердце негодяя, посмевшего вас оскорбить. Мадемуазель де Шатонеф ушла, а Его Высочество остался в глубокой задумчивости. Важно было правильно разыграть выпавшую ему карту и одновременно отвести от себя и своих друзей любое подозрение. Это требовало смелости и ловкости, но ради того, чтобы остаться во Франции, возле любящей матери и вожделенного трона, Генрих готов был совершить любые чудеса. Эпизод завершен
полная версия страницы