Форум » Игровой архив » О королях, палачах и королевской чести » Ответить

О королях, палачах и королевской чести

Henri de Navarre: Ночь с 28 на 29 августа 1572 года

Ответов - 30, стр: 1 2 All

Henri de Navarre: Удивленный взгляд на Карла Валуа – и низкий поклон: - Сир… у меня нет слов. У Генриха Наваррского и в самом деле не было слов. Каким-то чутьем, присущим ему, он почувствовал: король не лжет, и это не какая-то изощренная ловушка. Так значит, Карлу, королю, сыну королевы, оказалось не чуждо свойство, более присущее простым людям – чувство благодарности. И еще это означало, что сегодня утром Генрих Наваррский не ошибся, лишив жизни кабана, повинного лишь в том, что королю захотелось поразвлечься. Король Наваррский попытался улыбнуться: - Я и не знал, сир, что у вас есть такие верные хранители тайн, как мэтр Кабош. Это просто счастье, когда есть на кого положиться. Увы, я обделен подобной радостью. Впрочем, мне оно и без надобности – мне нечего скрывать. Но позвольте мне выразить вам мою несказанную благодарность, Ваше Величество, - и он снова склонился перед французским королем, наполовину для выражения преданности, наполовину для того, чтобы скрыть тревогу, мелькнувшую в его глазах. Карл ведь мог принести документ и сам. Но он привел с собой Генриха. Неужели просто для того, чтобы вручить бумагу мэтру Кабошу у него на глазах? Или во всем этом был еще какой-то смысл, о котором Беарнец пока не догадывался?

мэтр Кабош: После такого жеста короля у аженца подкосились ноги и едва, не презрев все приличия, он сам не опустился на принесенный табурет в присутствии двух монархов. Перехватив факел из рук Карла, мэтр старался слушать внимательно своего ночного гостя. Ему, простому человеку, разгребающему нечистоты Парижа, правитель доверял больше, чем своим приближенным, людям благородных кровей. Что же это получалось? У помазанника Божьего друзей не больше, чем у убийцы торгаша? Или бумага настолько опасна, а сын Медичи настолько ценит своих друзей, что не нашел ничего лучшего, чем отдать ее на хранение тому, кого и не жалко, если за нее убьют? Впрочем, даже если так, честь слишком велика. А он слишком мал и ничтожен, чтобы его разыгрывать, даже как разменную карту, в какой бы то ни было игре. Наваррский же, несмотря на заверение в отсутствии слов, по мнению аженца, говорил слишком много. От такого обилия издаваемых им звуков, они складывались в дурную мелодию. - Она потеряется или сгорит, Ваше Величество, только если с вашим покорным слугой, - взгляд исподлобья был устремлен на бумагу, но рука не спешила забрать ее у короля. – Мне нужны четкие указания, сир, в каком именно случае я должен вскрыть документ. Когда речь будет идти об испанском сапоге или вилке еретика, - чуткий слух смог бы уловить в хриплом низком голосе палача издевку,- или же, когда возникнет угроза отлучения головы месье от его же тела? Стоит ли там его имя? – Кабош привычно повел головой в сторону и, вздернув подбородок, прошелся ладонью по шее в излюбленном жесте. – Бывали случаи, когда приведут человека, а он и сказать не может, кто он таков. Вешаешь, как вора, а поди знай, чье сердце меряет последние удары. Бывший подмастерье Нострадама говорил правду. Правосудие века нынешнего не всегда желало вникать в столь несущественные детали, как то личность осужденного. - Такой документ имеет силу единовременную. Так для какого развития событий беречь его? – вопрос адресовался Карлу, но мрачный взор мастера мерил юного Бурбона.

Карл IX Валуа: - Если возникнет угроза жизни и телесному здоровью моего кузена, Генриха Наваррского, вы найдете способ, мэтр, передать ему в руки этот лист. Только ему в руки. Попади бумага в руки к кому другому, и наш ночной визит к вам окажется лишен всякого смысла. Там проставлено имя, приказ скреплен печатью и подписью, так что путаницы не возникнет. Карл говорил резко, отрывисто. Не сделал ли он ошибки? Что-то настораживающее было в дотошности Кабоша. Да, палач незаметен, как крыса или стервятник, поедающий падаль. Да, никому не придет в голову, что король может обратить к нему свой взор. На это и делал ставку Карл IX в своей заботе о жизни кузена. Но не зашел ли он в этой заботе слишком далеко? Некстати вспомнилась история о герцоге Бургундском, пожавшем руку палачу. Герцог потом произнес: «Либо я лишусь руки, либо этот человек умрет». Палач умер, бесчестие было смыто. Пришли другие времена и вот уже король стоит на пороге хижины другого палача, носящего то же имя, и просит о помощи. - Мэтр Кабош, мы имеем власть приказывать. Но приказы могут и не быть исполнены в силу разных причин. Поэтому мы зададим один единственный вопрос. Желаете вы помочь добровольно и по совести?


Henri de Navarre: Генрих не оставался в долгу, пристально разглядывая нового поверенного своей жизни. Вот это ирония судьбы: жизнь наваррского короля оказалась сейчас в руках парижского палача, причем оказалась в буквальном смысле слова. "У него такой взгляд, что он мог бы проткнуть им насквозь, как шпагой," - подумал молодой король и даже внутренне содрогнулся. Правда, быстро одернул сам себя: не хватало еще только каких-то чудес. Генрих Наваррский был очень земным человеком и не верил в сказки или чудесные стечения обстоятельств. Напротив, он полагал, что любые стечения обстоятельств создаются людьми, и чем ловчее и умнее человек, тем удачливее будет это стечение. Но происходящее сейчас, что ни говори, было похоже на сказку. "Оказаться обязанным жизнью палачу добровольно и по совести, - подумал Генрих. - Что может быть веселее? Только принять смерть из этих же рук. И что же мне предстоит сначала?"

мэтр Кабош: Тишина повисла в лачуге близ Рынка. Время потянулось, вязкими каплями смолы роняя мгновенья. Палач молчал. Он весь замер. Немигающий взгляд смотрел сквозь гостя и уходил в никуда. Ночной мотылек, видимо залетевший в дом вместе с королями, метнулся в свет факела, не долетев, опалил крылья, и мелкой сошкой упал на пол. Краем глаза Антуан уловил это движение и, следуя за ним, обратил свой взор вниз. Вот оно. В смерти маленького существа весь смысл его никчемной жизни. Полететь на огонь и погибнуть. - Человеку никто не поможет, не будь готов он помогать себе сам, - а вот имя Карл проставил зря. Но то - его королевская прихоть. Пусть будет так. – Я исполню вашу волю, сир, добровольно и по совести, - аженец криво усмехнулся, задетый предположением монарха, что может быть иначе, - так же, как и всю работу, что делаю. Но в этом случае, - подняв факел чуть повыше, Кабош сделал шаг к беарнцу, желая рассмотреть лицо баловня судьбы и обдавая того запахом употребленного пойла. Неужто сыну кузнеца и стряпухи доведется стать одним из гвоздей, вбитых в лестницу к престолу, для этого человека? – В этом случае, дарованная возможность быть от вас так близко, сир, - как завороженный Антуан рассматривал черты лица Генриха, будто запоминая их, продолжая отвечать внуку Франциска I. Но мэтр говорил уже не с тем государем. И, если этот юноша не дурак, то сообразит, для чьих ушей эти слова, - исполняет меня желанием быть вам полезным, - медленно опустив веки и вновь подняв их, мужчина обернулся к королю Франции, с поклоном протягивая руку для бумаги. - Грешно не использовать такую возможность, могу ли я обратиться к вам с просьбой, Ваше Величество?

Карл IX Валуа: Бумага перекочевала из королевской длани в ладонь палача. Вопреки надежде, у Карла не стало легче на душе, скорее напротив. Он сделал все что мог, это так. Но все же… Чувствуя, как лоб покрывается холодной испариной (то ли от мрачных мыслей, то ли от сырости и затхлости лачуги Кабоша), Карл растерянным взглядом поискал стул, или табурет, но, вспомнив где он находится выпрямился, усилием воли заставляя себя держаться прямо. - Да, мэтр Кабош, можете попросить у нас все, что в наших силах исполнить. После услуги, которую вы оказали нам, и нашему кузену, король Франции ваш должник.

Henri de Navarre: Поистине, ночь чудес так ночь чудес. Удивительное рядом, и оно еще не закончилось. Мир переворачивается с ног на голову. Два короля наносят ночной визит палачу, а один из них, владыка могущественной державы, сообщает тому, что является его должником. Генрих даже ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что он не спит. Король Наваррский и мэтр Кабош стояли рядом, пристально разглядывая друг друга. Когда палач произнес свои слова, юноша едва не брякнул в ответ: "Я оценю ваши услуги по достоинству". Только вовремя схватил себя за язык. Ведь палач обращался к другому королю. К другому ли?! Генрих Наваррский не произнес ни слова, но взгляд его показал: "Я запомню, что вы сделали, мэтр". И пусть Кабош был палачом, а не королевским советником или маршалом Франции. Беарнец умел ценить услуги людей, не задумываясь, оказывает их ему герцог или конюший. Поэтому то ремесло, которым занимался Кабош, было наваррскому королю сейчас совершенно безразлично.

мэтр Кабош: Приняв в свою руку предмет нынешних тревог Его Величества, а именно - вышеозначенную бумагу, Антуан поймал взгляд Генриха Наваррского и удовлетворенно улыбнулся кратким движением уголка губ. Однако, кроме невысказанного обещания, он, повидавший сотни разнообразных выражений глаз, заметил неумело спрятанную настороженность. Так смотрит человек, опасающийся удара в спину. Так смотрит молодой зверь, отвергнутый стаей и вынужденный выживать сам. Еще неспособный убивать и питающийся объедками чужого пиршества, но набирающийся сил для своей первой охоты. Зверь, обреченный быть одиночкой. - Кляча моя, сир, уже совсем плоха. За последние дни ей пришлось туго. У судейских просить, сами знаете - раньше зима наступит, чем спомогут, - мэтр бестолково крутил переданный королем документ, так, что со стороны могло показаться, что он не знает, куда его приложить – ко лбу, к затылку или еще куда. - А без кобылки нам с ребятами никак не управиться будет. Да и осень грядет, - тут мэтр Кабош решил, что просьба его и так более, чем понятна, а слов потрачено неприлично много. В ожидании ответа, аженец заводил головой из стороны в сторону в поисках места в своей лачуге, куда убрать приказ Его Величества. И не нашел ничего лучше, чем положить его на принесенный давеча табурет.

Карл IX Валуа: Чего ожидал Карл, трудно сказать, но скромность просьбы палача его изрядно удивила. - Это все? Развеселившись, может быть и не к месту, король оглянулся на Анрио, приглашая его в свидетели такого забавного случая. Человек, оказавший только что услугу двум королям, просил (всего лишь) кобылу для своих нужд. - Bis dat, qui cito dat. Кто дает быстро – дает вдвойне, мэтр. Вы получите, то, что просите. Но подумайте хорошенько. Как знать, увидимся ли мы еще когда-нибудь, а мне не хотелось бы жить с мыслью о том, что я вам остался должен. Странная судьба у королей. Правители лгут в большом. Но в малом они пытаются остаться честны, если не перед другими, то перед собой. Карл обрек на смерть тех, кому еще не так давно пожимал руки, уверяя в искренней любви. Но отблагодарить палача он хотел искренне.

Henri de Navarre: "Этот один из немногих честных людей еще и скромен просто до неприличия, - Генрих нервно усмехнулся про себя – все это уже стало напоминать ему какой-то сон. – Просите, просите, мэтр Кабош! Если бы я мог так же попросить у короля, как вы сейчас…" Если бы он только мог просить у Его Величества… Исполните просьбу наваррского короля, Ваше Величество! Отпустите его из этой золотой клетки, верните ему друзей, верните соратников, дозвольте чувствовать то, что ему хочется чувствовать, и не прятать свои истинные желания за маской иронии и цинизма. И дозвольте ему найти и покарать убийцу самого дорогого для него человека – убийцу его матери… Что позволено Юпитеру, не позволено быку. И что позволено парижскому палачу, для наваррского короля оставалось лишь недостижимой мечтой. - Похоже, тут собрались одни должники, - пробормотал себе под нос Генрих, и уже громче добавил: - Кажется, сир, главный должник тут на сегодня я…

мэтр Кабош: Чтобы там не думали себе короли, мэтр просто не знал, куда деть свою вторую руку. Ему в своем собственном доме стало неуютно. Он держал факел, он уже согласился на миссию, возложенную на него, он уже попросил его о том, что было нужно. Что еще от него требовалось, Антуан не понимал. Маленькому человеку было неловко от присутствия больших людей. Да и живот некстати закрутило… На языке вертелось – «остаться одному». Ему, привычному к обществу мертвых, было неуютно от долгого бесцельного общения с живыми. Он еще не разобрался, что ощущает от того, что лично говорил с правителем Франции и посмотрел в глаза бичу рода Валуа. Мэтр чувствовал прилив непонятного тепла внутри себя, оно медленно заливалось в его иссохшую душу и мешало говорить. Остаться одному, заняться привычными делами, подумать – вот чего ему хотелось. И в то же время не хотелось, чтобы один из стоящих юнцов уходил. Это требовало понимания. Для понимания нужно время и обыденность. - Вы мне ничего не должны, - Кабош вконец стушевался, опустив глаза на мешающуюся длань - помогите с кобылой, а остальное – не к спеху, судейские выпишут. Аженца искренне поразили слова Генриха Наваррского и прозрачный взгляд оторвался от созерцания грязных пальцев, вернувшись к лицу беарнца. - Если делать то, что должен делать, своевременно и хорошо, долги копиться не будут.

Карл IX Валуа: Палачу было неуютно в присутствии королей. Королям в присутствии палача. Карл еще раз спросил себя, не оказался ли он в роли хитреца, перехитрившего самого себя. Ответа не было. - Будет вам кобыла, мэтр, - еще раз заверил он хозяина лачуги. – Завтра же будет. На табурет опустился кошель с монетами. - Это вам. Не за молчание, за… за все. Кузен? Карл уже забыл о том, что сам намеревался немного напугать своего наваррского зятя визитом к палачу. - Кузен, я обещал вам добрый ужин и вино. Король должен помнить о своих обещаниях. Идемте. Мэтр… Королевский кивок, бледная улыбка, взгляд на прощание. Не угрожающий. Не напоминающий о необходимости молчать. Задумчивый. Дверь открылась, впуская в лачугу немного воздуха и выпуская короля Франции в ночь. Долг благодарности был выполнен.

Henri de Navarre: Генрих, повинуясь призыву короля, быстро кивнул мэтру Кабошу и даже повернулся к выходу. Но внезапно остановился, сделал знак факельщику - мол, сейчас последую за вами, - и быстрыми шагами подошел совсем близко к парижскому палачу. - Мэтр Кабош, - Генрих заговорил быстро, не желая задерживаться здесь долго, к тому же Карл уже покинул лачугу. - Вы знаете об умерших больше, чем о живых, и уж точно больше всех остальных живых. Скажите, правда ли это, что говорят люди, - что души убитых - подло, безжалостно убитых, - после смерти своей не оставляют в покое своих убийц?

мэтр Кабош: Сгибаясь в низком поклоне, мэтр, бросив на табурет цепкий взгляд, успел прикинуть размер благодарности, оставленной королем. Он искренне понадеялся, что уже вот-вот останется один, но, когда распрямил спину, пред ним стоял Генрих Наваррский. Страсть с которой задавал свой вопрос юноша, говорила о том, что это действительно важно для него. Юные горящие глаза Анрио, не заслуживали тех слов, что готовы были уже сорваться с языка палача парижского судебного округа. - Убийце, Ваше Величество, иногда все равно, какие души его не покидают. Будь они живые или мертвые. А там уже не важно, кто кого навещает. – усмешка, но в этот раз немного грустная, пробежала по тонким губам. - Мир живых страшнее мира мертвых.

Henri de Navarre: - Мир живых страшнее мира мертвых, - как эхо, повторил Генрих Наваррский. - Вы правы, мэтр. Увы. Да, парижский палач был прав. Мир живых – с одной стороны. С любовью и ненавистью. С дружбой и предательством. С радостью и горем. Верностью и вероотступничеством. Войнами и насилием. Бурный, кипящий котел страстей человеческих. И мир мертвых. Тихий. Мрачный. Спокойный. Покой и неподвижность. Но пусть мир живых и был страшнее мира мертвых – Генрих Наваррский предпочитал его. Тишине – безумие. Мраку – свет. Неподвижности – огонь страстей. Бедная моя мать. Ты убила ее, змея. Убила подло и низко. И кто знает, что пережила ее душа, чувствуя, как разделяют ее с телом? Как принуждают покинуть его раньше срока? И ты, подлая убийца, ты еще вспомнишь душу Жанны д’Альбре. Не являлась ли она тебе во снах, напоминанием о свершенном тобой злодеянии? Не преследовала ли в самые радостные мгновения твоей жизни, омрачая их воспоминаниями? Моя несчастная, любимая мать. Пусть душа ее покоится с миром. А отомстить за тебя есть кому. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. А счеты между живыми будут сводить живые. Он глубоко вздохнул, на прощание кивнул мэтру Кабошу и поспешил в мир живых. Эпизод завершен



полная версия страницы