Форум » Игровой архив » Легок путь через Аверн » Ответить
Легок путь через Аверн
мэтр Кабош: 29 августа 1572 года. Улицы Парижа, около двух часов пополудни.
Ответов - 16, стр:
1 2 All
мэтр Кабош: Несмотря на насыщенный работой предыдущий день, богатую событиями ночь, обыденное утро, палач парижского судебного округа пребывал в прекрасном расположении духа. Вот уже несколько часов, как он колесил по окраинам столицы на своей телеге, одетый в большой тяжелый плащ с капюшоном, что укрывал мужчину с головы до пят. Разверзнувшиеся спозаранку серые небеса, выплеснувшиеся на город шквальным дождем и холодный ветер, лихим бродягой гуляющий по пустынным улицам, радовали аженца больше, чем мог бы порадовать погожий солнечный денек. Благословенная вода, причудливыми змеями ручьев проникала во все укромные уголки старых мостовых и уносила с собой кровь и возможные болезни. За западными воротами Парижа Антуан нашел еще пару тел. Они не принадлежали к испражнениям Варфоломеевской ночи. Мужчины резвились, махая шпагами, и эта шалость не пошла на пользу ни одному из них. Их тела были свежими, но уже холодными. Чему способствовала погода. Кабош закинул их на свою телегу, закрыл тряпкой и двинулся дальше. Уже направляясь к дому и мурлыча себе под нос веселые народные песенки, мэтр повернул свою повозку на узкую и длинную улочку, сокращающую дорогу к дому. Он проехал уже половину пути до поворота и исполнил почти весь свой репертуар, когда поднял голову, выглядывая из-под капюшона, и сквозь покрывало ливня узрел приближающиеся носилки. Разойтись на этой улице возможным не представлялось. Развернуться тоже. Справедливо рассудив, что носильщикам проще двигаться задом, чем лошади с повозкой, Антуан не стал останавливаться.
Marguerite de Valois: Дробь капель по крыше дормеза звучала в такт сердцебиению, успокаивала, прохладный воздух бодрил, а запах воды и грязи казался ей живым и таким благодатным, после теплой до духоты атмосферы дворцовых коридоров. «Воздух там, как и я, просидел взаперти»… Кожаные, тисненые геральдикой Валуа, занавески были раздвинуты не более, чем на два пальца. Маргарита наслаждалась тем редким периодом свободы от условностей двора, которой, вопреки предположению Маргариты-невесты, в жизни Маргариты-жены оказалось гораздо меньше, чем хотелось бы. Да что там, говорить – так мало, что сии минуты впору было сравнить с глотком свежего воздуха. В ее комнаты живительный аромат дождя не мог проникнуть сквозь тщательно, при первых же каплях, закрытые рамы. Памятуя о болезненном состоянии Его величества, излишне заботливая прислуга стремилась беречь всех обитателей Лувра, чьи покои по неволе хранили стойкую смесь людского дыхания, испарений еды, нечистот и парфюмерных притираний, душный запах носимой одежды и пыльных портьер, и вянущих в вазах цветов… Предоставленная самой себе после утреннего выхода и неизменного, семейного завтрака, юная королева стукнула пальцем по раскрывшейся в букете розе – осыпались лепестки. В такие минуты ей казалось, что чувствует запах пыли, забытой под ковром столь остро, что … Маргарита откинула носком башмачка уголок ковра. Пыли там не было. Но повод сегодняшнего раздражения был удачно обоснован, и она послала подготовить портшез. ... Привычное покачивание замедлило темп. Маргарита не прислушивалась к голосу старшего из носильщиков, не слушала его щедро сдобренное неприязнью к неведомому собеседнику требование уступить дорогу. И мечтательное ее настроение грубо пресеклось: портшез дернуло, резко накренило вперед, она, словно кукла внутри коробки, съехала со скамьи, упершись руками в стенку. И пока подбирала юбки, пытаясь привстав, усесться, снаружи встревожено переговаривались: - Что там, Роже?.. - Этьен упал, месье, в ручье оскользнулся, сейчас встанет… - Так что ж не встает? Чертова телега! Нельзя было дорогу дать!!.. Да, что ты, Тьен? - Не знаю… больно…
мэтр Кабош: Глядя на обиженных Господом разумом людей, упрямо идущих только вперед, не готовых сделать хоть шаг назад, мэтр понял, что день испорчен. Ибо человек, кроме, как в глупости, может соперничать с ишаком лишь в упрямстве. Поморщившись от неожиданной лести человеку в своих мыслях и от недальновидности носильщиков, Антуан остановил-таки свою лошадь. Негоже ему было заводить разговор с прислугой высоких особ. Лилии королевского двора казали свои очертания даже сквозь пелену дождя. Пока недотепы, несущие портшез, разбирались: кто прав - кто виноват, палач поглубже спрятался в свой капюшон и слился с пейзажем своей повозки. Он молча ждал, пока молодежь разберется и уступит дорогу. Стараясь не обнаруживать свое присутствие, мужчина улыбнулся словам «Чертова телега». «Настоящая преисподняя, там, откуда ты тащишь этот дормез, дурачок.» - вдохновленный погодой аженец искренне пожалел, что не обладает ангельским голосом, дабы достойно пропеть заупокойную молодцам, не пожелавшим сдать назад. А, если на несчастье в их руках находится королева-мать, то можно еще и их деток отпеть. Ситуация складывалась не в пользу молодых людей: повозка палача с двумя трупами на себе и старой клячей во главе, назад сдать никак не могла. Жалобные же хныканья одного из носильщиков вызвали у бывшего подмастерья лекаря лишь ворчание: - Кости тебе, мил человек, еще, видать, не ломали, раз так ноешь от подвернутой ноги, - пока палач бухтел себе все это под нос, совершенно не желая вступать в переговоры с другими участниками дорожного происшествия, его лошадь проявляла живейший интерес к перьям на берете пацана, что старался дышать глубоко и не опускать носилки ниже чем они уже были. Оттого, что с одной стороны носильщик пыхтел под двойной ношей, колени у него дрожали. Но он все еще держал ручку портшеза. Его напарник, что отвечал за противовес, корчился посреди бегущего к канавке ручейка. В какой то момент сооружение на палках накренилось и Кабошу, наблюдавшему краем глаза за развитием событий из-под своего капюшона, стало интересно, как восседающее внутри сокровище еще не вывалилось в ближайшую лужу.
Marguerite de Valois: Маргарита потянулась к дверке, выйти, запнулась в подоле - портшез снова тряхнуло, должно быть с одной из сторон носильщик ручку отпустил, трое не удержали – наваррская королева, высунувшись под дождь, повисла на распахнувшейся дверке: - Так что случилось, Роже?! Эта милая особенность высшей запоминать имена обслуги, сыскала Маргарите уважение среди малого люда, а уж мужская его половина, от конюшего мальчишки до истопника мафусаиловых лет, каждому слову внимала. Ее приняли на руки, еще откидная ступенька брякнуть не успела – под башмачок ладонь подставили: - … ногу подвернул – вон в ручье сидит… - … сейчас поправим, не следует Вам, Ваше величество, выходить … - … здесь грязь, постойте … нет, подождите… - … ох, не сюда …. Она не слушала, убирая с лица вмиг намокшую, слепящую ее вуаль. Чуть поодаль скривился от боли, стараясь усидеть на корточках молодой носильщик. Другой тянул с него сапог. Упрямая Маргарита, не взирая на грязь и угодливые речи, через пару шагов коснулась его плеча: - Осторожнее! Посторонись, я взгляну… Влажная пелена, покрывшая все вокруг, уже коснулась лица, осела на плечи, беглый взгляд отметил чуть ли ни всю улицу собою заполнившую телегу, скорбный груз которой покрыт был рогожей так, что лишь носки сапог из-под нее торчали, и человека, лицо и фигуру которого, в свою очередь, скрывал намокший капюшон. Юная королева повернулась к нему спиною и наклонилась к страдальцу: - Что же ты? Да, тут плохо дело, - сильные тонкие пальцы пробежали по мокрому, как водится, протертому на пятке чулку, прощупали быстро зреющую опухоль, - щиколотка-то сломана!.. По знаку старшего, Роже, носильщики перекрестили над нею руки, крышей растянули плащи, Этьен благоговейно улыбался ее пальчикам. Маргарите стало неловко под взглядами, вспомнились слова матери, что в милости своей слишком далеко заходить не следует. Случай-то простой, и если бы не скука… Да и бархата подмокших юбок вдруг стало жаль, сырость пробирала сквозь сафьян башмаков. Но делать, так делать – случай представился проявить себя, свое умение, знания, не свойственные полупраздной ее обыденности - она продолжила спасительные распоряжения: - … Найдите мне пару чистых щепок, - подняла глаза к стоящим над нею, - … Ты сходи, Пьер!.. Нет! Кто там сидит на телеге? Королева Наварры выглянула из своего домика, нарядной головкой касаясь бедра согнувшегося над ней мужчины: - Эй, любезный, - не зная, как обратиться к нему, приглашающее шевельнула кистью, - … нет ли у Вас чего-нибудь? Палок, щепок?.. Потеряв на миг равновесие, чтоб рукой раскисшей земли не коснуться, она ухватилась за пояс ближайшего носильщика, приподнявшись, подхватив замаранный подол, привстала.
мэтр Кабош: Камни, блестящие от бегущей по ним воды, казались более живыми, чем неподвижная фигура на телеге. «Драгоценность все же вывалилась», - подумал мэтр, усмехаясь. Он едва заметно поднял голову, чтобы рассмотреть пассажира паланкина, как раз в тот момент, когда дама откинула с лица вуаль. Молода, привлекательна, упряма и «Ваше Величество». Маргарита де Валуа собственной персоной в антураже сырости и непутевости своих слуг украшала небольшую улицу столицы Франции. Судьба распорядилась так, что за последние сутки, палач парижского судебного округа имел честь лицезреть значительную часть семейства правящего дома. Для полноты ощущений не хватало встретить братьев Александра и Франсуа. В народе поговаривали, что дочь Генриха II сочетала в себе мудрость и красоту, а это в женщинах встречалось крайне редко. Исподтишка наблюдая за молодой королевой Наварры, мокнущей под дождем, ради слуги, мужчина подумал, что молва не права. - Нет, не найдется, сударыня, - глубокий грудной голос Антуана вырывался из недр капюшона и разносился по воздуху, плутая меж капель дождя. Мэтр не спешил открывать лицо. Желание помочь деятельной деве тоже не торопило себя обнаружить, тем самым опровергая ее предположение о любезности седока. - И буду вам признателен, если вы прикажите своим слугам очистить дорогу, чтобы моя телега могла проехать. Все еще улыбаясь под покровом ткани, Кабош уверился в том, что сегодняшняя встреча гораздо приятнее, чем два ночных визита родственников Марго. «Так, так… Муж и жена выбирают разные часы для прогулок по городу.» Ливень продолжался. Скоро наряд особы королевских кровей станет весить больше, чем она сама.
Marguerite de Valois: Она не привыкла, чтоб ей отказывали, замерев, помолчала, поджала губы. Приказ уже готов был сорваться, но к чему демонстрировать свою несостоятельность этому… невесть кому. Поступок ее, ей уже и самой не казался разумным, а со стороны, он должен был выглядеть явной глупостью вымокнуть до нитки, потеряв все свое роскошное величество, испортить платье, набухающее под струями дождя, грязью вымазаться по уши – и все ради того, чтоб развеять скуку с лодыжкой носильщика! Но мужчины, стоящие вокруг, глаз не сводили со своей королевы, и Маргарита упрямо продолжала мостить свой ад. Один из четырех послан был за подмогой и двойным портшезом (в этом с мокрыми юбками было бы омерзительно тесно, так что можно было позволить себе стать не в меру милосердной к калеке); кожаные занавеси пошли на капюшон посыльному, а его плащ с головой укрыл Ее величество; юбки, потерявшие весь вид и ставшие обузой, обвязали поверх шнуром, чтоб не мотались – королева нагнулась над страждущим, поминутно напоминая самой себе о грехах своих и эдакой за них расплате. - Ручку носилок открепи, да расколи надвое! Пояс подай… Она уже видела себя подобием, если не Святой Женевьевы, самозабвенно исцеляющей немощных и болящих, то монахиней ее обители, вершащей благое дело. Краса и гордость наваррского двора скорчилась возле колеса злополучной телеги чтоб обвязать лубок. Обхватила ногу Этьена, подалась назад, как вдруг кто-то бесцеремонно ткнул ее в поясницу. Она гневно обернулась, все еще представляя себя кроткой монахиней и намереваясь всего лишь построже взглянуть на неуклюжего, но встретилась взглядом с лошадью, заскучавшей без дела, которой надоело развлекать себя намокшим беретом ближайшего дворянина, и потянувшейся знакомиться. Дождь перешел в морось, зато громыхнул гром - Маргарита, не смогла сдержать раздражение: - Во имя Господа! Уберите же ее от меня, Роже! Один дорогу перегородил, стоит-мешает, пальцем не пошевелит, другие застыли... Всем присутствующим немедленно была найдена работа - нечего стоять и глазеть: - Оттащите же портшез, наконец! Эй, вы! - Мрачный владелец лошади и телеги тоже сгодился бы. - Помогите... Возьмитесь за третью ручку...
мэтр Кабош: В две туго натянутые тетивы сложились губы аженца, исподтишка наблюдавшего за развернутой Маргаритой деятельностью. Кипучая энергия этой женщины, казалось, заставляла дождь, уступавший ей мощью своих потоков, пристыжено стихнуть. Вот кому из потомков Франциска достался его воинственный дух, его страсть к борьбе и победе. Не Шарлю, этому заядлому любителю охоты, славному малому с тяжелой ношей на голове в виде короны. Не утонченному Александру, слушающего во всем свою матушку. Не Франсуа, вечно и во всем не первому. Не скромнице Клод. А именно этой дочери Генриха II, ныне стоящей посреди узкой парижской улицы под проливным дождем и изо всех сил старающейся одолеть ненастье и насмешку случая. Вот в ком бурлила жизнь и кровь рода Валуа. Глядя на происходящее, мэтр был уверен, что это ее упрямство и желание проявить себя, доказать всем и, прежде всего, себе самой, что она справится с происходящим, а не сострадание ближнему не позволяло усесться обратно в носилки и сидеть там, пока ситуация разрешиться сама собой. Чего проще было уступить дорогу и ждать, пока придет подмога? Марго же предпочитала быть участницей событий, а не их созерцательницей. Задумавшись обо всем этом Антуан не заметил, как его кляча потянулась к даме и ткнула ее мордой в склоненную спину. В отличие от человека им управляющего, животное маялось тоской. - Тпруууу, Принцесса, - тихо сказал своей спутнице палач, пальцами потягивая вожжи. Нравилось сынишке кузнеца называть свою живность высокими титулами. Было в этом что-то пикантное – кормить Герцога с рук, управлять Принцессой… Привыкшая слышать даже шепот хозяина и повиноваться лошадь медленно убрала голову от возмущенной женщины, и замерла чуть в стороне, пока горе-слуга королевы не вздумал полезть к ней, исполняя приказ госпожи. - Отвести мою старушку далеко не выйдет, пока свое кресло не оттащите. Брошу ее одну – не дай Боже, затопчет такую красоту иль почивших потревожит. Отдать вашему малому вожжи, так кто ж тогда третьим будет? А может, вы подержите лошадку? Или предпочтете тащить свои носилки? – не отпуская кожаных ремней, мастер топора легко, словно был еще юн, спрыгнул с телеги, очутившись прямо перед Маргаритой Валуа. Привыкший к любой погоде, он не замечал тяжести своего мокрого плаща и чувствовал себя так же свободно в нем, как в рубахе на нагом теле. – Простой люд, сударыня, считает, что случайно пересечь путь покойного – всю жизнь ногами страдать. Хотите знать, что, он же полагает, будет, если преградить путь мертвецу?- Пожелавший взглянуть на то, что еще готовит небо в ближайшем будущем, Кабош запрокинул голову. Всполох молнии последовал за недавним раскатом грома как раз в тот момент, когда капюшон мужчины плавно съехал с его головы на спину, открывая лицо свету. Несколько капель дождя не преминули тут же упасть на него, словно возмущаясь, что что-то еще осталось сухим. Через мгновенье бесцветные глаза мэтра в упор смотрели на беспечную в своей молодости королеву Наварры.
Marguerite de Valois: … Это все по тому, что я женщина. - Подумала Маргарита. – Будь здесь Шарль-Максимильен, Анри или Франсуа, да хоть бы любой из этих велел ему… - она подразумевала дворян замерших под дождем в ожидании очередного ее распоряжения, - … попробовал бы он тогда… посмел бы разве дерзить, дурить голову байками о покойных… Рука ее потянулась отмахнуть святой крест, королева опасливо покосилась на телегу, совершенно забыв о том, что почти каждому из названных ею имен, как и ее собственному, соответствует еще и определенный статус. И женщина решила поступить по-женски – подчиниться, пусть же его потом совесть замучает. Выдержав положенную приличиями паузу, якобы поразмыслив, она не глядя на собеседника, ответила: - Будь по-вашему, сударь. Поедете, раз так торопитесь! Она повернулась к своим придворным носильщикам: - Роже, портшез легок, поднимите вдвоем – несите его назад! Перекосившийся портшез поплыл вверх по улице, подрагивая в руках шлепающих по ручьям мужчин. Маргарита, которая ни за что не села бы на телегу, пусть даже этот невежда предложил бы довезти ее до перемещенных носилок, сделала несколько шагов вслед им, но сразу же остановилась, подобрав подол - поток преградил ей путь, поток, что не перепрыгнешь – и она вернулась на влажный островок рядом с Этьеном, который, лишившись места на ступеньке носилок, с грустью подпирал стену, на одной ноге ожидая подмоги. С обоих стекала вода. Наваррская королева из-под кромки натянутого на голову плаща взглянула на возницу и приглашающе простерла руку в направлении освобождающейся улицы.
мэтр Кабош: Темно-серое небо, с проносящимися по нему черными флагами туч. Молнии, что сочли нужным то и дело сопровождать мрачные рваные стяги. Казалось лишь гром, единым раскатом напомнивший о своем существовании, отказался участвовать в этом наступлении осени. Кровавое лето 1572 года с облегчением капитулировало. Уже много годков сезоны сменяли один другой, не неся для палача парижского судебного округа ничего нового. Работа, что исполнял для общества мэтр Кабош, давно превратилась бы в рутину, не находи он сам себе маленькие радости в ней. Само же общество всячески избегало человека чинящего страдания другим и забирающим взмахом топора одну жизнь за другой. Они приходили только, когда было совсем некуда идти. Приходили, прося избавить от боли или уменьшить ее, глядя безумными от горя глазами, куда угодно только не в лицо тому, к кому пришли. Платили и удалялись, пытаясь не бежать. Благодарили деньгами и ни разу душой. Он был свободнее любого, живущего в этом городе, ибо никому ничего не был должен. Последнее время он имел только обязанности, кои исполнял добросовестно, но не имел ни перед кем обязательств. Вчера это изменилось. Но не настолько, чтобы добровольно взваливать на себя заботу еще и о королевской сестре. - Благодарю, мадам. Удачного пути вам, - еще раз оглядев вблизи дочь Катрин Медичи, он уже собрался накинуть капюшон обратно на голову и последовать ее молчаливому приглашению – удалиться, как гром, собиравший, видимо, до того в поднебесье всех своих музыкантов, разразился оглушительным резким раскатом. Грохот замер между домами улиц, потрясая своей мощью стены жилищ парижан. Старая Принцесса, ржанием вторя природе, шарахнулась в сторону, утаскивая за собой телегу. Поводья натянулись, жгутами врезаясь в руку палача. Ему пришлось собрать в свои ботты часть луж, брызгами окатив стоявшую поблизости Маргариту и ее неудачливого слугу, прежде чем удалось остановить испуганную клячу. Крепко выругавшись и перехватив удобнее вожжи, Кабош в тревоге обернулся на наваррскую королеву. - Вы в порядке? - телега, движимая животным, задним углом едва не припечатала к стене ожидающих подмоги людей.
Marguerite de Valois: Тучи застлали небо плотной крышкой, и грохот, казалось, метался, не находя где прорваться: упав с небес, отскакивал от стен узкой улочки, от крыш ее, бросался назад, к небу, и вновь стукался с размаху о мостовую. Маргарита зажмурилась от внезапного адского шума, втянула голову в плечи, подавшись назад, в стену. Странно было чувствовать себя, всегда изящно, богато, одетую, вызывающую восхищенное поклонение, мокрой, беззащитной, грязной. Она не привыкла стоять на улице с открытым лицом, не догадалась прикрыться краем импровизированного капюшона или рукавом, почти с удивлением коснулась своей щеки, не столько вытерев, сколько размазав брызги грязи. Тут же подоспела и телега … Молодая женщина едва успела вытянуть вперед руки - слабую защиту против мощи взбесившейся кобылы и тяжеленной повозки - что наверняка была бы разбита, но, Бог миловал, целы остались. Уперев ладони в дрожащий край, наваррская королева подняла потемневшие от страха и гнева глаза на подданного Его величества. Словам, что готовы были обличить неловкость возницы помешала мелочь. Маргариту отвлекло прикосновение: из-под рогожи, прикрывшей скорбный груз, от слишком скорого движения расшевелившись, выпала длань отошедшего в мир иной. Выпала да и стукнула женщину по кисти. Та перевела взгляд, поморщившись, собралась восстановить порядок, но замерла – мертвая рука слабо пошевелила пальцами, словно искала опору, возвращаясь в мир живых.
мэтр Кабош: Что могло вызвать такое выражение лица принцессы Валуа? Может гром, напоминающий о гневе Всевышнего, а может внезапный разворот телеги, или вообще - мало ли что могло померещиться испуганной юной деве. Ее Величество заворожено смотрела куда то вниз перед собой. На что-то, что Кабош, занятый лошадью, видеть не мог. Успокоив кобылу, мужчина отер воду, льющую по лицу и застилающую глаза, краем накидки. Длинные грязные волосы лезли в рот, брошенные ветром, куда попало. Отплевавшись от них, стараясь не скользить боттами по ручьям, он двинулся к Маргарите, придерживаясь рукой за борт повозки. Рука шевельнулась еще раз. Жизнь еще теплилась в одном из пассажиров его скорбного воза. Откинув рогожу, скорчив лицо полное презрения к этой никчемной попытке вывернуться из лап смерти, мэтр нащупал рану дуэлянта. Несмотря на то, что кожа и самое тело были холодны, дыра в них обдала жаром ладонь палача. Антуан поджал губы, словно зажевав их внутрь себя, рассматривая страдальца. Решение было принято, когда еще гром не успел набрать полную мощь своих легких заново. - Отойдите и отвернитесь, - рявкнул аженец в сторону Марго и ее слуги. Сам же он ногой выбил из днища улицы увесистый булыжник. Земля размокла и камень подался легко. Подняв его, мэтр взглянул на красивое бледное лицо, того, кого недавно счел трупом. Однако, покачав головой, сын кузнеца откинул камень в сторону. Отерев об себя руки, он бережно приподнял раненного и прислонил спиной к борту телеги, лишая его голову опоры. Трепетное касание подбородка пальцами одной руки, ласка ладони другой на затылке молодого человека, коим могла позавидовать любая прелестница, и два резких крутящих движения. Неполное вправо и почти полный оборот влево. Хруст костей в шуме дождя, и невидимый последний выдох. Смерть получила того, кого уже устала ждать.
Marguerite de Valois: Да кем он себя вообразил? Господом Богом? Рукой своей казнить привык! Носильщики Ее величества, оттащившие портшез до угла, вернувшись, засвидетельствовали мерзкий хруст переломленного шейного позвонка. Тот, что помоложе, не привыкший еще к разнообразию жизненных перипетий, истово перекрестился, сделал назад поспешных два шага, да и исчез среди дождя и грязи парижских улиц, движимый страхом от увиденного… Роже за ним не проследил, долг дворянина повел его поближе к королеве. - Эй, сударь! Да как вы посмели лишать жизни раненого! Человек очнулся, в том помысел Божий, а вы… Вы!..- Маргарита, побледнев от гнева, подалась вперед и торопясь сказать, забыла что перед ней низший. - Да на моих глазах сие посмели! Ведь это только раны, он мог бы жить, ему б помочь... Коснувшись плеча мужчины, лежащего на телеге - указуя на безвинную жертву - словно сомневалась в содеянном, вдруг шевельнется вновь, потянула. Тело согласно подалось ей навстречу. Голова убитого соскользнула со своей опоры и со стуком коснулась дна повозки – Маргарита отпрянула, поджала пальцы и возвысила голос: - Вы – убили! И за что?!.. беспомощного… Роже подскочил, встал между ней и Кабошем, оттерев того плечом. Молчаливый старшина носильщиков с беспокойством наблюдал за женским гневом, громыхающим, как водится, впустую. Судьба бедного дуэлянта его не интересовала, поступок возницы злосчастной телеги неприятно удивил, но лишь в первый миг. А после даже вызвал некоторую зависть силой рук и навыком, и уверенностью этого человека в праве воспользоваться им. Женщина же – ну, понятно! – будет взывать к милосердию. Его же дело – упрямую госпожу свою, пребывавшую в праведном негодовании, уберечь даже от случайного, в запале, соприкосновения. Смог бы, от взгляда бы оградил... - Да! Вы, сударь - убийца! Гнева Господнего не боитесь, так хоть остерегитесь моего! И я добьюсь, чтоб поплатились… С другой стороны к ней подковылял бедняга Этьен. Оперся об телегу, с любопытством оглядел и палача, и жертву, и наваррскую Немезиду. Мужчины переглянулись. Маргарита же продолжала обличать зло: - Да я и не удивлюсь, если вы ночами на улицах промышляете – вот откуда такой сноровке взяться…
мэтр Кабош: - Посмел, сударыня, посмел - мэтр удивленно посмотрел из-под взметнувшихся вверх бровей на слугу королевы, вставшего к нему вплотную. Морщины на лбу аженца превратились в серые борозды. Неужели этот юнец подумал, что ему есть дело до его госпожи? Да никакого. Хотя Маргарита все больше забавляла. – Смотрю, вы решили причислить себя к глашатым воли Господа, мадам. А часом его волю со своей не путаете? – Послав женщине ухмылку достойную Иуды, Кабош обошел телегу с дальней стороны, дабы ни в коем разе не доставить нервной особе очередного повода для крика, и по пути еще раз успокоил Принцессу. – И убийца, и гнева Всевышнего не боюсь, - мастер говорил с Марго, как говорят родители с недужными детьми. Подойдя к повозке со стороны оглоблей, он откинул прикрывающую трупы рогожу совсем и, поочередно дергая их за ноги, устроил так, чтобы тела занимали как можно меньше места в кузове и, по возможности, не болтались, подобно бревнам. – И ночами промышляю иногда, подбирая падаль. Куда не кинь, вы везде правы, сударыня, - позволив полюбоваться на них так трепетно прильнувшим к борту телеги дворянам, Антуан вернул на место насквозь промокшую ветошь. – И его ноге помочь могу, - указав пальцем в сторону новоиспеченного калеки, палач ехидно осклабился.
Marguerite de Valois: - Ах, можете? Так помогите! Глядя на спокойное, полное достоинства, поведение этого человека, она уже начала понимать, что обязанности, коими наделен, дают ему и особые права, и суеверно скрестила пальцы, пряча и незаметно вытирая о юбку руку, коснувшуюся трупа. Мастерством своим, лекарским, позволившим явить монаршее милосердие к слуге, Маргарита не обольщалась. Лубок устроен был верно, но стянут слабо, мокрая повязка осела и лекарь с тоской наблюдал, что толку от его лекарства не больше, чем от молитвы – лишь надежда. И если сможет этот встречный помочь исправить то, что не доделали изнеженные женские руки, то, хоть краснеть не придется. Королева все быстрее теряла интерес к беде Этьена, наскучил ей и подвиг долготерпения под холодным дождем. Никто из сопровождающих ее дворян пальцем не шевелил, что б убраться отсюда поскорее, и злополучная телега уже не казалась ей такой уж премерзкой, и мысль воспользоваться ею возникла, была отметена и вновь явилась. Вот если бы не соседство умерших… Ее величество передернуло при виде дерзостной улыбки: - А если изволите поторопиться, так может, и с места сдвинемся? Или вам так нравится наше общество, что намерены держать нас здесь до потопа?
мэтр Кабош: Вместо ответа женщине, Кабош пошел к пострадавшему парню. Тот стоял, облокотившись на телегу, и с возрастающим ужасом смотрел на приближающегося убийцу. Бежать он не мог из-за больной ноги и вечного позора перед своей госпожой, чей подвиг запомнится ему до конца дней. Оставалось покориться судьбе. Видя панику в глазах юнца, аженец передумал доставать свой нож из-под плаща, да и, скажем прямо, пускать холод под плотную одежу не больно-то хотелось. Прежде, чем посмотреть на увечье горе слуги, он поднял полу своего нехитрого кожаного одеяния, склонился над ним и, сделав на его краю надрыв зубами, стал отрывать по кругу полы полосу шириною в пару дюймов. Мокрая кожа, подгнившая от старости и сырости, поддавалась неплохо, но мужчине приходилось все равно прилагать видимые усилия, чтобы отделить от нее кривую, но длинную ленту. Закончив с этим и отплевавшись от грязи, попавшей в рот с края накидки, он поднял второй кусок от расщепленной ручки носилок и присел перед пострадавшим на корточки, подобрав под себя одежду. - Потерпи, милок, сейчас дядюшка Антуан сделает тебе сначала очень больно, а потом будет полегче, - поскольку после произведения медицинского искусства Ее Величества в обувь юноша так и не влез, его нога в протертом чулке беспомощно мокла и мерзла. Что мерзла, было даже к лучшему. Мэтр снял с поврежденной части тела хлипкую повязку и, отбросив в сторону пояс царственной особы, сам осмотрел дрожащую ногу. Незаметным, но ощутимо болезненным для молодого дворянина движением рук, он придал его ступне правильное положение. После чего, приложив по обе стороны от поврежденного сустава деревяшки, стал споро приматывать их кожаной лентой к щиколотке придворного. Повязка получилась тугая крепкая, но за счет влажности импровизированного бинта, эластичная. – Должен наступить смочь, - завершив, оценил свою работу палач. Поскольку, проглотив видимо язык, парень замер, мэтр вернулся на свою телегу. Легонько понукая Принцессой – и так старушка натерпелась, он направил ее прочь. Повозка двинулась и всем, кто к ней прислонился, волей неволей, пришлось отлипнуть от бортов. - Мне нравится Ваше общество, сударыня, - обернувшись к дочке мадам Екатерины, аженец поклонился ей, - Надеюсь, Вы благодарны настолько же, насколько прекрасны. Близ рынка покосившийся домишко есть, а мэтра Кабоша там всяк знает. Стоит лишь спросить, - не медля больше, Антуан продолжил путь со своим возом к дому, оставив остальных в ненастье.
Marguerite de Valois: Королева Маргарита, ответом не удостоенная, безмолвно наблюдала за манипуляциями случайного сего лекаря. Добыча импровизированной повязки побудила скривиться в усмешке, предвкушая его неудачу (уж слишком забавно было наблюдать за мужчиной, зубами рванувшего край одежды), но после, следя за ловкими движениями убийцы, восстанавливающего сползший лубок, прикусила она с досады задрожавшую губу. Человек, так попросту, словно подпругу подтянув, лишил жизни беспомощного, а четверти часа не прошло, как он помогает другому. Нет, не жизнь за жизнь… Но поступок вслед поступку. Маргарита следила за ловкими пальцами, отмечая опытность врачевателя. По лицу, сбегая тонкой струйкой к подбородку, текла противная влага, парча подола пропиталась водой, каменной тяжестью нагрузила поясницу, и она уже прокляла и свое неуместное милосердие и саму беспечную прогулку, которая закончилась этим грязным тупиком и патовой ситуацией. Воистину, добрые намерения заводят нас в ад… Наконец, злополучная щиколотка была спасена вторично, он замер, прижав к груди пояс своей госпожи. Едва Этьен попытался коснуться пострадавшей ногою земли, проверяя работу метра Кабоша, как тронулась в путь телега, сопровождаемая его прощальной тирадой. Рене подставил своему подручному плечо, а королева плотнее запахнулась в плащ – безмолвное, озадаченное происшедшим с ним трио, то и дело бросавшее взгляды вдоль улицы, хмуро ожидало подмоги. *** В нитку сжав губы, глядя строго перед собой и не обращая внимание на сочувственные вскрики придворных дам, шумной стайкой окруживших Ее величество, королева Маргарита шла по коридору. Чудесная выдалась прогулка: милая шалость обернулась гадким чувством собственной несостоятельности, потрясением от того, что низкий человек может на глазах твоих, вопреки твоему слову творить то, что считает нужным. Уверенность его в собственном праве и поступке по собственной воле неприятно дразнила молодую королеву, принимающую решения, в большинстве своем, себе в удовольствие. Мокрое, грязное платье и все эти новые мысли были омерзительны, и мелкую нервную дрожь от холода и досады она смогла унять, лишь уткнувшись в грудь человеку, который не стал сочувствовать и удивляться, а просто прижал мокрую, грязную, плачущую. - Ах, Анрио… какая ужасная была гроза... Эпизод завершен
полная версия страницы