Форум » Игровой архив » Анжуйский променад » Ответить

Анжуйский променад

Жак де Келюс: Ночь с 28 на 29 августа 1572 года

Ответов - 28, стр: 1 2 All

Жак де Келюс: Первая бутылка была допита. Граф без колебаний в очередной раз отправил содержимое хрустального бокала в свой желудок. Сидя в удобном, обитом бархатом кресле в кабинете герцога Анжуйского, Жак де Келюс, закинув ногу на ногу, пытался развлечь себя бургундским и бильбоке. К несчастью, здесь, у Монсеньора, ему больше нечем было заняться. Не читать же, в конце концов, Плутарха, том которого он отыскал среди хранящихся у Его Высочества книг. Ах, как жестоко с его стороны было заставить фаворита, пусть даже из-за искреннего дружеского беспокойства, прозябать в одиночестве в своих покоях. Юноша подыхал со скуки. Герцог не навещал его с тех пор, как проводил сюда. А друзей Келюс не видел еще со вчерашней ночи. Вздохнув и лениво подбросив висящий на ниточке шарик, граф снова поймал его в чашечку. После чего отложил бильбоке и достал вторую бутылку вина, открывая ее и наполняя бокал. Вопреки ожиданиям, вино не предавало ему бодрости и не слишком расслабляло. Наоборот, чем больше Келюс пил, тем больше мрачнел и злился. Лицо краснело, кулаки сжимались, брови хмурились. Нет, это же надо! Милая мадемуазель де Шатонеф - любовница герцога Анжуйского! Как она только смела кокетничать с ним, как смела придти к нему и ни слова не сказать! Интересно, что же она собиралась делать потом? Разнести об этом хорошенькую сплетню, чтобы Монсеньор ревновал ее к своему придворному? А как же стыдно было Жаку перед Его Высочеством! Генрих не рассердился на него, не отверг, не стал отчужден, скорее наоборот. А его друг в ответ на заботу и расположение флиртует с его любовницей! Хороша благодарность, ничего не скажешь. Особенно после всего того, что сделал для него первый принц, после того, как приблизил его к себе. И ведь, как знать, может, безразличие Монсеньора к случившемуся было лишь притворством? Может, в душе он гневается и тоже мучается? Может, он на самом деле испытывает к фрейлине нежные чувства? Такое вполне могло быть, Генрих де Валуа умел скрывать свои истинные эмоции, даже от своих друзей. В данный момент Келюс не знал, что терзало его больше - стыд и чувство вины перед Монсеньором или злоба на мадемуазель де Шатонеф и уязвленное ею самолюбие. Одно граф мог определить точно - настроение у него было прескверным. Угрюмо покачав головой в подтверждение своих невеселых мыслей, юноша осушил бокал до дна и принялся опять наливать в него...

д'Эпернон: Этим вечером изнывающий от жары и скуки Ногарэ д’Эпернон вознамерился навестить своего друга Келюса. Он отправился к нему, но застал лишь Клода, сообщившего, что господина графа увел с собой Его Высочество и господин граф переночует у него в покоях. Ногарэ удивился - зачем герцогу Анжуйскому понадобилось на ночь глядя уводить с собой Келюса, да еще и оставлять его у себя в спальне? И не простого Келюса, а раненого? Что такого случилось из ряда вон выходящего, что приятелю, которого ткнул в живот этот мерзавец Вишневецкий, понадобилось сбегать к Монсеньору и там оставаться на всю ночь? Решив непременно выяснить причину столь внезапного и необъяснимого перемещения графа де Леви, д’Эпернон отправился прямо к своему господину. Дежурный дворянин без слов пропустил одного из любимцев герцога Анжуйского, и вот перед взором Ногарэ предстал его друг, проводивший вечер в обществе бутылок и бильбоке, и, как определил д’Эпернон, вполне даже себе здоровый! По крайней мере если о здоровье можно было судить по количеству выпитого вина. - Так, та-а-ак! – протянул д’Эпернон, беря со стола пустую бутылку и рассматривая ее со всех сторон. – Значит, бургундское? Стыдно, Келюс! Стыдно так обманывать друзей! В то время как я полагаю вас умирающим от раны на своей кровати, вы, оказывается, проводите весьма мило время в кабинете у Его Высочества? Так-то вы, Келюс, помните своих друзей, что лишаете их своего общества и выпивки впридачу? Ногаре укоризненно посмотрел на Жака де Леви и изобразил на лице оскорбленную мину. - Вот уж от кого-кого, а от вас я этого не ожидал!

Жак де Келюс: Едва Келюс поднес бокал к губам, чтобы вновь испить рубинового нектара, как дверь в кабинет герцога Анжуйского внезапно распахнулась, и на пороге появился господин д`Эпернон собственной персоной. Граф встретил анжуйца удивленным взглядом, поскольку в данный момент никак не ожидал здесь его появления. Подержав еще немного бокал на весу, словно раздумывая, выпить или нет, юноша все-таки отправил содержимое хрустального сосуда себе в рот и отставил его в сторону. Сложив руки на груди, Келюс нахмурился и совсем не миролюбиво посмотрел на д`Эпернона. На самом деле, он был очень рад видеть друга, но виду не показывал. Да к тому же количество выпитого вина изрядно подпортило его изначально не самое благостное настроение. - Интересно, где же все это время ты шлялся, неблагодарный сибарит? - укоризненным тоном обратился он к Ногарэ, - Ты полагал меня умирающим от раны, а сам в это время крутился возле очередной юбки? И пока я лежал в своей кровати от изнеможения, ты, похоже, посещал другую кровать по совершенно иным причинам? Фыркнув и отвернувшись от приятеля, Жак де Леви схватил бутылку и принялся опять наливать бургундское в бокал. Но на сей раз он не стал пить из него сам, а в пригласительном жесте качнул им в сторону д`Эпернона. - Выпивки, как видишь, тебя никто не лишает. Прошу, - граф протянул анжуйцу бокал, - Что же до того, что я здесь делаю - так это долгая история. Можешь спросить у Монсеньора. Он у нас мастер рассказывать интересные вещи.


д'Эпернон: - Юбки? - на лице д'Эпернона отразилось крайнее изумление, на которое он только был способен. Он обошел кресло Келюса, не сводя с приятеля глаз, потом медленно забрал бокал и развалился в другом кресле, стоящем рядом: - Заметь, неблагодарный! - Ногарэ сделал большой глоток вина и одобрительно кивнул, что никак не соответствовало его тону, - со вчерашнего дня я бегал только за одной юбкой, и ради кого я это делал? Очаровательная юбка по имени Рене де Рье благополучно была доставлена в ее покои после вашей знаменательной встречи по твоей - твоей, заметь! - собственной просьбе. И что я получаю за свое усердие? Бокал бургундского был осушен юношей до дна, и он потянулся к бутылке снова: - А я не спешу. Давай, валяй свою долгую историю, - вина в бутылке осталось мало, и д'Эпернон потряс ею в воздухе, давая понять другу, что неплохо было бы увеличить запасы божественного напитка. Того, что достаточно было для одного Жака, явно было мало для двоих.

Жак де Келюс: - А что ты делал сегодня, подлец? - прищурившись, спросил Келюс, - Я тебя со вчерашнего дня не видел! Ни тебя, ни Можирона! И это в то время, когда мне так нужна поддержка моих друзей! Граф театрально сделал трагический взмах рукой. Вздохнув и покачав головой, он полез доставать из буфета очередную бутылку бургундского, не чуть не смущаясь тем, что бесстыдно разоряет весьма недурную коллекцию вин герцога Анжуйского. Откупорив бутылку, юноша принялся разливать рубиновую жидкость по бокалам. Обхватив пальцами основание своего бокала, Келюс снова по-хозяйски плюхнулся на диван, закинув ногу на ногу. - А про эту де Рье лучше вообще мне не напоминай, - отхлебнув вина, процедил сквозь зубы Жак де Леви, - Судьба сыграла со мной злую шутку, вынудив меня столкнуться с этой фрейлиной. Келюс приходил в ярость при одном воспоминании о том, как поступила с ним мадемуазель де Шатонеф. Что ж, по крайней мере теперь он не придается терзающим его чувствам в одиночестве. Теперь есть кому выслушать наболевшее у него на сердце. Ведь никто лучше друга не сможет разделить то, что гнетет твою душу. А д`Эпернон, при всех его различиях с ним и Можироном, был одним из лучших друзей Келюса. - Началось все с того, что эта дамочка заявилась в наши покои, когда я едва проснулся и еще одеться толком не успел, - пикантно начал свой рассказ Жак де Леви, - Пришла, якобы, справиться о моем здоровье. Я с дуру умудрился открыть ей свою рану. Она, естественно, тут же руки заламывать стала. Подсела ко мне, приобняла, стала выказывать свое беспокойство и еще кокетничать при этом. Ну, ты меня знаешь, Ногарэ, мне в таких случаях терять нечего... Я возьми да и пламенно облобызай красотку в уста нежные! - граф сделал внушительный глоток и продолжил, - И все бы ничего, да тут наше общество пополнилось присутствием еще одного ценителя женских прелестей. Догадайся, кто это был? - юноша фыркнул, еще раз пригубил бокал и сказал, не дожидаясь, пока Ногарэ ответит на его риторический вопрос, - Да, именно Монсеньор! Явился, как гром среди ясного неба, смотрит на нас с мамзелью глазами Цербера, а тоном говорит холоднее крещенских морозов! Видел бы ты нас с де Рье в тот миг, приятель, - у Микеланджело таких картин не найдешь, клянусь честью! Ну, просто Адам и Ева после грехопадения! - хлопнув себя по колену, Келюс вскочил с дивана и принялся мерить кабинет большими шагами, бросая взгляды на д`Эпернона, - В итоге Монсеньор соизволил не на шутку прогневаться на мадемуазель де Шатонеф. Я же не удостоился ни одного бранного слова. Напротив, со мной он был исключительно любезен и предупредителен. Наказанием в данном случае можно считать лишь скучное времяпрепровождение в его кабинете в полном одиночестве... Это ведь он проводил меня сюда как раз после того, как нарушил наше с мадемуазель де Шатонеф уединение. Но это еще не все! - Келюс поднял палец в знак того, что сейчас собирается сказать самое важное, - Перед этим Его Высочество сообщил мне новость, которая и подвигла меня к тому состоянию, в котором ты меня нашел. Оказалось, что Рене де Рье все это время являлась его любовницей! Каково? Осушив бокал до дна, граф де Келюс скорчил неприятную физиономию и развел руки в стороны, как бы показывая тем самым, что добавить ему больше нечего и вся суть сложившийся ситуации теперь должна быть ясна без слов.

д'Эпернон: Д'Эпернон слушал приятеля, постукивая пальцами по столу и периодически прикладываясь к своему бокалу, но не перебив его ни разу. Ай да Жак де Келюс! А уж дамочка-то просто выше всяческих похвал! О, женщины! Ногарэ вздохнул. И что только эти ветреницы способны творить с мужчиной? Нет, он прав, определенно, он прав, когда не позволяет ни одной красотке заставить его потерять разум! Красота красотой, но никак нельзя позволять им лишнего! Когда граф закончил свой рассказ, д'Эпернон расхохотался: - Ну и дела, друг! Значит, ты поддался на хитрости этой девицы де Рье? Она смазливая, ничего не скажешь, но ты-то! Ты-то, друг мой! И ты не слышал ничего о том, что эта мадемуазель неровно дышит к Монсеньору? Это так неосмотрительно, Келюс - целовать любовницу своего господина! Правда, приступ веселья у д'Эпернона быстро закончился. Похоже, его друг на самом деле вляпался в нехорошую историю. Он несколько раз кашлянул: - А тебе не показалось это странным? Почему Его высочество ничего не сказал тебе? Он застал тебя целующимся со своей любовницей - и преспокойно проводил тебя сюда?

Жак де Келюс: - Да, Ла Валетт, именно он это он и сделал! - выпалил в ответ Келюс, подходя к стоящему подле дивана столику, на котором оставил бутылку, и наливая себе еще вина, - А сказал мне он и слишком много, и слишком мало. Но, честно говоря, поведение Монсеньора меня в данном случае интересует меньше всего остального. Гораздо важнее - как я мог быть так слеп, так глуп и наивен?! Граф залпом осушил содержимое своего хрустального сосуда, подавив желание еще раз пополнить его. Юноша почувствовал легкое головокружение и решил сделать паузу. Как-никак, в отсутствие своего друга он в одиночку опорожнил почти две бутылки бургундского, а сейчас вместе с ним допивает третью. Между тем, настроение все ухудшалось, а язык начинал немного заплетаться. Да и сам граф уже слегка пошатывался. - Как я мог допустить, чтобы Рене де Рье так обошлась со мной?! А я еще поклялся защищать эту женщину, если Его Высочество напустится на нее! - анжуец ударил себя кулаком в грудь, а потом поднял кверху указательный палец, яростно сверкая покрасневшими глазами на д`Эпернона, - Я...Жак де Леви...граф де Келюс... - произнес он угрожающим шепотом и с такой интонацией, как будто сидящий перед ним дворянин вовсе не знал о том, как зовут его друга, - И никому, слышишь, никому не позволю так унижать меня и играть со мной, как с куклой! - голос юноши сорвался на крик, - Особенно этой смазливой блондиночке из эскадрона нашей августейшей мегеры! Могу себе представить, в какое положение она меня поставила, разнеся об этом хорошую сплетню. Теперь надо мной наверняка смеются все эти юбки! Как жаль, что я не позволил тогда этому польскому чудищу поиметь ее прямо в коридорах Лувра! Почти проскрежетав сквозь зубы последнее высказывание, граф, покачнувшись, с остервенением швырнул допитый бокал в стену, в результате чего дорогой хрусталь со звоном разлетелся на осколки.

Henri de Valois: - Я не возражаю, когда вы пьете мое вино, господа, но портить мне стены и бить посуду, это, право же, слишком! Герцог Анжуйский, остановившись на пороге, задумчиво созерцал учиненный графом разгром. Собственно, он шел как раз для того, чтобы провести вечер со своими друзьями, слишком уж болезненной была мысль о том, что он мог бы уже именоваться Генрихом III, если бы не Наварра. Проклятье! Эта мысль жалила, мучила, и Монсеньор, отчаявшись, решил развлечься, в надежде что вино и дружеские разговоры ему помогут. - Я думаю, граф, если вы достаточно окрепли, чтобы швыряться кубками о стену, то найдете в себе силы сопроводить меня в город, я нахожу воздух Лувра слишком вредным для меня этой ночью. д'Эпернон, вы разумеется тоже приглашены. И я еще не видел этим вечером нашего красавца-маркиза. Собирайтесь, господа, этой ночью мы намерены кутить! Укоризненно покачав головой, герцог вылил в кубок (избежавший пока ярости графа де Келюса) остатки вина, выпил залпом. Пусть сегодня кружится голова, пусть! Слишком сильно разочарование. Пусть будет вино, может быть, женщины, может быть его друзья устроят с кем-нибудь добрую драку. Только не сидеть в этих стенах, проклиная судьбу, которая сначала поманила, а потом, смеясь, отвернулась от него.

д'Эпернон: - Ты думай, что говоришь-то, - зашипел на друга д'Эпернон при словах того об августейшей мегере, произнесенных далеко не таким тихим тоном, каким следовало бы. Он вскочил, желая остановить несчастного и предотвратить трагическую судьбу хрустального бокала, но, увы, не успел. Сосуд для вина закончил свою жизнь весьма непримечательным способом. - Да ты, друг Келюс, кажется, слегка перебрал. Хватит тебе пить. А то я всерьез решу, что ты влюблен в эту хорошенькую блондиночку! И пожалуйста, выбирай выражения. А то... И словно в подтведжение его слов, в комнате появился ее хозяин. Д'Эпернон быстро повернулся и поклонился своему господину: - Монсеньор, видите ли, нашим другом овладел приступ ипохондрии, который имел несчастье смениться небольшим припадком ярости, - быстро проговорил он, надеясь, что слова графа о матери их господина остались неуслышанными ее любимым сыном. - Но сейчас уже все хорошо. Ведь все уже хорошо, Келюс? Он просто выпил немного лишнего. Думаю, для него сейчас будет самым лучшим лекарством пройтись по городу и вышибить всю дурь из своей головы. Ты слышишь, друг мой? Его Высочество оказывает нам честь и приглашает на прогулку! Он потряс Жака де Леви за плечо, чтобы тот немножко встряхнулся, и предложил ему свою руку, чтобы помочь подняться. - Я тоже не видел Можирона, Монсеньор. Но, может, послать за ним слугу? Наш дорогой маркиз не переживет, если мы отправимся кутить без него.

Луи де Можирон: - Ногарэ, маркиз то переживет, только он не отпустит Монсеньора в компании таких сомнительных личностей, как ты и Келюс, – бесшумно появившийся за спиной Генриха Людовик являл собой статую скепсиса. Молодой человек, скрестив руки на груди, замер в дверях и с высоты своего роста обозревал кабинет. Еще вчера, отдав предпочтение голубому камзолу и черному плащу, он все еще был облачен в первый, тогда как второй был ныне небрежно перекинутым через плечо комком лохмотьев. Шляпы словно и в помине не было, светлые волосы рыдали о гребне, в синих глазах плескалась усталость, но, в целом, миньон выглядел сносно. - Ваше высочество, если граф де Леви продолжит в том же духе, - юноша указал взором на брызги осколков на полу, изящно поклонился Александру и принял прежнюю позу, - то наследовать вам будет нечему. От Франции не останется камня на камне уже к утру, - несмотря на иронию, которой сочились эти слова, Можирон открыто улыбался своим друзьям. Быть может, он бы смог предотвратить крушение бокала, не задержи его знакомый гвардеец во дворе. Приближенный герцога Анжуйского сделал все возможное, чтобы поскорее отцепиться от сына подруги своей матушки и присоединиться к приятелям, однако, как он не торопился, Валуа опередил его. И вряд ли поведение Келюса придало ему радости. Не важно, что еще случилось у Жака, что успел надумать д’Эпернон, больше всего интересовало Луи душевное равновесие любимого сына Екатерины Медичи. За последнее время на голову принца крови свалилось слишком многое, чтобы его друзья могли думать о себе. Но молодость – пора цветения эгоизма. Маркиза не было в Лувре со вчерашнего дня, и он чувствовал свою вину перед Анжу и приятелями за то, что исчез на так долго. Зато теперь он стоял перед Монсеньором, готовый следовать за ним куда угодно. - Твою бы энергию, Жак, да в мирное русло направить, пользы бы больше было, - «отмерев», наконец, Людовик кинул на свободное кресло то, что когда то было плащом. – И дай мне свой плащ, а то мой выглядит немногим хуже Монсеньора.

Жак де Келюс: Вот уже второй раз за день господин де Келюс сталкивается с ситуаций, в котором неожиданное появление Генриха де Валуа ставит его в очень неловкое положение. Медленно повернувшись в сторону открывшейся в кабинет двери, Келюс сглотнул и обратил свой слегка затуманенный взор на Монсеньора. Ярость сразу же отпустила его. Он помнил, что сказал и что сделал. И вновь ему стало стыдно. Стараясь не упасть, граф как можно почтительнее и изящнее поклонился своему сюзерену. - Добрый вечер, Ваше Высочество, - достаточно внятно попытался произнести Жак де Леви, - Простите меня за учиненный разгром. Я готов к любому наказанию, которое вы соблаговолите мне вынести. Граф и сам очень надеялся, что первый принц не слышал сказанных его любимцем слов о королеве-матери в припадке бешенства. И так уже он натворил достаточно для того, чтобы вызвать справедливое недовольство своего господина. Келюс чувствовал свою вину перед Монсеньором и ему очень хотелось искупить ее. И он пообещал себе, что сделает это при первой же возможности. А пока что... Пока что прогулка действительно была для него самым лучшим способом развеяться и отогнать дурные мысли. Заодно подышать свежим воздухом. Положив руку на плечо д`Эпернона, который бросился помогать ему и вразумлять, Келюс укоризненно и даже строго посмотрел на приятеля. - Ногарэ, я хоть и выпил лишнего, но вполне в состоянии сам услышать и понять то, что говорит Монсеньор. И даже если бы он не пригласил нас, лично я бы все равно не отпустил его одного гулять по городу ночью, - затем граф учтиво наклонил голову, обращаясь к Генриху, - Разумеется, мы к вашим услугам, мой принц. В какое место вы намерены держать путь? Могу посоветовать парочку хороших заведений, если вам будет угодно. Воистину, нынешний день был богат на сюрпризы. На сей раз, сюрприз был весьма приятный. Прямо за спиной Его Высочества раздался хорошо знакомый Келюсу голос, а затем стал вырисовываться и сам светловолосый и помпезный обладатель голоса, как всегда острый на язык. Жак де Леви искренне улыбнулся своему другу. Он был очень рад видеть Можирона, который отсутствовал неизвестно где столь продолжительное время. - Гляньте-ка, господин д`Эпернон, - граф ткнул приятеля локтем в бок, - Блудная пташка все-таки соизволила, наконец, залететь в наши угодья, - Келюс сложил руки на груди и по его лицу скользнула усмешка, - Может, Луи, тебе еще отдать мой родовой замок и шпагу в придачу? - юноша с неприкрытой, дружеской иронией в лукаво блестящих голубых глазах смотрел на маркиза, - Зайдешь по дороге в наши покои и захватишь еще один. Не вижу причин, по которым я должен одалживать тебе свой.

Henri de Valois: Со снисходительной усмешкой Генрих разглядывал троицу друзей. Счастлив тот, у кого есть хотя бы три верных подданных, дважды счастлив, если они еще и любят своего господина всем сердцем, а в их любви Монсеньор не сомневался ни на миг. И платил тем же. - Не наряжайтесь как петухи. Ни к чему, чтобы королева-мать к завтрашнему утру была осведомлена, что Монсеньор и его друзья сожгли половину Парижа, а второй половине не давали заснуть до утра. Да и братец мой Карл требует от меня воздержанности и благости, будто я монах, а не принц и солдат. Валуа скривил свои красивые губы в презрительной усмешке. Трудно принимать поучения того, кого считаешь королем по недоразумению. Право первородства! Разве только по этому праву старший брат мог называться королем. Анжу не сомневался в том, что превосходит своего брата и умом, и величием, и утонченностью. - Скромность, как говорят на проповедях, добродетель. Будем же добродетельны, друзья мои. Покинем Лувр скромно, незаметно. Так же скромно сядем в одном кабачке, где подают недурное вино. Так же скромно затеем драку, если нам не понравится чей-то взгляд, или понравится чья-нибудь подружка. За мной, друзья мои! Взмахнув полой плаща, как боевым стягом, Генрих Анжуйский пригласил друзей следовать за ним.

Луи де Можирон: С силой надавив на глаза большим и указательным пальцем левой руки, маркиз тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя усталость, накопившуюся за последние дни. - Оставь себе. Деревня Келюс не сильно меня привлекает своими красотами. А шпага тебе еще и самому пригодится, - непрошеная зевота так и рвалась наружу, и молодому человеку стоило огромных усилий соблюсти приличия и не зевнуть от души, рискуя свернуть челюсть. Оказавшись в стенах благословенного Лувра придворный ощутил, что мышцы, которые оказывается уже начало сводить от перенапряжения, расслабляются. Можирон мечтал о том, как рухнет в кресло и вытянет ноги, перегораживая тем самым кабинет, пока миновал коридоры замка и шел до покоев Монсеньора. Но вместо него теперь в кресле возлежал его плащ. Вернее то, что от него осталось. Глаза маркиза наполнились завистью к тряпке и жалостью к самому себе. - Учитывая, как я каждому встречному демонстрировал эти лохмотья и вдохновенно врал, что это твоих рук дело, - лукавая улыбка мягко коснулась губ Людовика при взгляде на хорохорившегося графа и быстро исчезла с лица, - плащ – это самое малое, что ты мне должен. Серьезность сеньора Сан-Сафорена запросто могла бы конкурировать с серьезностью канцлера, обнаружившего перерасход казны. - То, что его на самом деле разодрала шавка одного почтенного буржуа – никому ненужные детали. Кому нужно знать, что сегодня был не мой день, когда можно представить это, как твоих рук дело. И потом, ты же знаешь, что у меня один черный плащ. Остальные светлые. Я буду похож на белого ворона в темноте ночи, а это никак не согласуется с желаниями Монсеньора, - при последних словах Людовик обернулся к герцогу: - Ваше высочество, думаю в плане выбора подобного заведения, мы вполне можем довериться такому знатоку, как граф де Келюс, с вас выбор объекта, с меня драка, а Ногарэ увековечит это событие в мемуарах. Выдвигаемся тихо, но единым фронтом. За Монсеньором! - наскоро распределив обязанности на сегодняшнюю ночь, фаворит Генриха Валуа подошел к своим друзьям. Откинув дурачество, он нежно и с тревогой вгляделся в лицо Жака, отмечая его бледность. - Идти сам можешь? Буду позади. Если что – падай, - маркиз сказал это одними губами, чтобы не слышал Анжу. Только дополнительных тревог за своих приближенных принцу не доставало.

Жак де Келюс: Келюс хотел было уже обидеться на "деревню", но потом просто покачал головой с кислой ухмылкой и, подойдя к дивану, на котором еще некоторое время тому назад валялся и скучал, захватил с него свой бордовый плащ. Накинув его на плечи, граф оглядел себя с ног до головы и решил, что одет самым подходящим образом к готовящейся увеселительной прогулки - не слишком броско и в то же время достаточно красиво. - Драку, Ваше Высочество? - переспросил Келюс, - То есть, как петухи мы наряжаться не должны, а петушиться, при этом, нам разрешено? - он усмехнулся, - Что ж, мой принц, тогда не вините нас, если мы сегодня будем кукарекать до самого утра и разбудим достопочтенных парижан. Жак де Леви, изогнув бровь, недоуменно посмотрел на маркиза, когда тот поведал ему краткую биографию своего плаща за время своего исчезновения. В особенности Келюса заинтересовала та часть, которая касалась его самого. И почему она, собственно, его касалась в таком аспекте. Решительно ничего не поняв, граф прищурился и пожал плечами, решив расспросить Можирона обо всем по дороге. - Не переживай за меня, дружище, я в полном порядке, - мягко положив руку на плечо Людовика в знак благодарности, тихо сказал ему юноша, после чего развернулся и громко сказал, - Ну и коль уж наш маркиз отвел каждому его сегодняшнюю роль - в путь, господа! За Монсеньором!

Henri de Valois: «Кабан на вертеле». Сноп яркого света в ночную темноту. Трое ночных гуляк в масках, шпаги топорщат плащи, проводили герцога Анжуйского его друзей дерзкими взглядами. Свобода пьянила. Пьянила не хуже вина, которое перед гостями сразу же поставил хозяин, обмахнув стол краем передника. Выпив залпом и грохнув кружкой об стол, Генрих счастливо рассмеялся. Под маской он был не принцем, он был таким же искателем приключений, как и другие молодые дворяне, ищущие на улицах Парижа любви и дуэлей. С одной только разницей, он всегда мог снова превратиться в герцога Анжуйского, первого принца крови, прервав этот спектакль. Забывались неудачи. Забывались разочарования. - Веселее, друзья мои, - подбодрил Монсеньор своих дворян. – Фортуна тоже девка. Неужто она обойдет стороной таких кавалеров, как мы? Даст бог, польское посольство уедет недовольным, и мы снова заживем как раньше. А когда надоест кутить, пойдем на войну, не так ли, мой храбрый граф де Келюс?



полная версия страницы