Форум » Игровой архив » Королевы не бегут, они отступают » Ответить
Королевы не бегут, они отступают
Мария де Монморанси: 2 апреля 1577 года. Нерак.
Ответов - 10
Мария де Монморанси: Стоя у окна, Мария де Монморанси наблюдала, как уезжает из Нерака королева Наваррская. Екатерина Медичи пригласила дочь навестить семью, и та воспользовалась им, так и не простив мужа. Словом, все произошло именно так, как того желала графиня де Кандаль. Ей даже удалось убедить Маргариту оставить ее здесь, в Нераке, под тем предлогом, что кто-то должен сообщать ей последние новости, взять с собой в качестве придворной дамы маркизу де Сабле. - Маркиза весьма опытна, она много лет служила вашей матери и сможет развлечь вас в дороге, а так же присмотреть за вашим гардеробом, - убеждала она свою госпожу. – А мне лучше остаться здесь. И она добилась своего. Она осталась, слишком красивая и веселая маркиза де Сабле, вполне способная развлечь короля в его мрачном настроении, уехала. Теперь дело было за малым, как бы невзначай вернуть ко двору малышку Фоссе. Рассерженный на жену король Наваррский… что может быть лучше? Второго такого шанса не представится. Прогремели на старых камнях мостовой колеса повозок, затихло ржание лошадей, опустел замковый двор, и так немноголюдный. Мало кто вышел пожелать Маргарите Валуа доброго пути, все знали о ссоре между супругами, и не похоже было, чтобы этот разрыв, такой внезапный после стольких месяцев супружеского счастья, быстро закончился. И королева и король были людьми гордыми, страстными, и теперь то, что раньше их объединяло мешало их примирению. Мария поймала себя на том, что думает о королеве Наваррской с сочувствием и легкой грустью. Как бы там ни было, она увезла из Нерака его блеск, его радость, его изящество. Стены замка сразу как будто обветшали. Затихли коридоры, не слышно было веселого, дерзкого смеха фрейлин, приглушенный, ласкающих мужских голосов. Грусть и тишина. Тишина и грусть. Ну ничего, молодая, блестящая фаворитка, которая, быть может, станет новой королевой возродит к жизни и замок, и город, и его короля. И все же… Все же графиня прошептала вслед кортежу Жемчужины Франции: - Прощайте, моя королева. Дай бог вам счастья.
Маргарита Валуа: Маргарита торжествовала. Ей казалось, что все складывается как нельзя лучше. Официально она ехала к брату, чтобы вести переговоры о мире между двумя королевствами, вернее, хотя бы о временном перемирии, необходимом обеим сторонам. Но истиной причиной ее отъезда была обида на мужа и желание напомнить ему, что ему повезло получить в жены Жемчужину Франции, дочь великого короля, и ему следовало бы больше ценить эту честь. Разумеется, ее визит во Францию не затянется надолго. Она вернется в Нерак, возможно летом, может быть, осенью, и все будет как раньше. А пока что она увозила свою гордость, свое задетое самолюбие. Королева Наваррская поймала на ладонь солнечный луч, проскользнувший в окно дормеза, полюбовалась тем, как заиграло золотое шитье на шелковой перчатке. Париж! Сколько соблазнов! Наряды по последней моде, веселье от чистого сердца, без неприятного чувства, что за тобой наблюдают недобрые, осуждающие глаза. Новые имена, новые лица! Получив и приняв приглашение, Маргарита встрепенулась и ожила, как роза, сбрызнутая росой и согретая солнцем. - Месье де Тюренн! Резкий голосок Маргариты, в котором переливались смех и счастье, разнесся над небольшим кортежем заставив обернуться к королевскому экипажу даже тех, кто не был виконтом де Тюренном. - Виконт, еще не поздно передумать, страшно представить, какие опасности нас ждут в дороге! Холодная вода, мыши, жесткие постели, сквозняки! Вы уверены, что готовы подвергнуть себя таким лишениям? Королева улыбалась, играя жестким веером в виде маленького опахала, небрежно отвечая на поклоны горожан, прижимающихся к обочине. Но поклонов было мало, больше неодобрительных взглядов, и Маргарита Валуа отвечала на них надменно поднятой головой. Атласную белую шапочку венчало перо белой цапли в рубиновом аграфе. Жемчужина Франции хотела, чтобы Нерак запомнил – уезжает королева! Его королева.
Анри де Тюренн: Камзол голубого бархата расшитый серебряной нитью прекрасно гармонировал с цветом глаз внука Анна де Монморанси, а в этих бездонных глазах отражалось такое же бездонное небо. Тюренн полной грудью вдыхал весенний воздух и никак не мог надышаться. Он был настолько счастлив, что, казалось, сердце не выдержит этого чувства и остановится. Взгляд голубых глаз бывшего свитского Монсеньора герцога Анжуйского вновь горел тем огнем, который ласкал и разил одновременно. Все было позади. Эта ненавистная молодому человеку война, с ее лишениями и горем. Ему не место там, где все грубо и мерзко. Где запах крови смешивался с запахом гниющего мяса. При одном воспоминании об этом Анри почувствовал дурноту. Платок тонкой работы появился в руках бывшего анжуйца и тут же был приложен к губам. Платок, маленькое зеркальце, пристегнутое к поясу – вещицы страстно любимые молодым человеком, но стоившие непомерно дорого. Благо, состояние виконта, унаследованное от родителей, позволяло ему ни в чем себе не отказывать. Спрятав платок за отворот камзола, Тюренн вновь взглянул на небо, запоминая его таким. В Париже небо другое. Но д’Овернь рвался в Париж. Он истосковался по столице. Нерак был гостеприимен. И виконт вернется сюда. Но Париж манил, пробуждая в памяти внука Анна де Монморанси воспоминания о прошлом. Молодой Тюренн, с юных лет состоявший в свите Франсуа Валуа, очень любил развлечения и танцы, поэтому при Неракском Дворе Анри не хватало той легкости, с которой умели развлекаться при Дворе Генриха Валуа. Но дело было не только в скором свидании со столицей. Д’Овернь вновь видел Ее. Жемчужину Франции, образ которой не переставал будоражить воображение молодого Тюренна. Он едет в Париж, сопровождая королеву Наваррскую. Это ли не счастье, господа? Голос Маргариты Валуа, окликнувшей его, заставил затрепетать бывшего анжуйца. Предательский румянец появился на щеках молодого человека. Анри потянулся к зеркальцу, но разве можно задержаться хоть на долю секунды, когда зовет Она. Д’Овернь пришпорил коня, и уже через пару мгновений склонился к его шее, выражая почтение королеве Наваррской. - Передумать, Ваше величество? – Взгляд голубых глаз бывшего анжуйца был полон наивности, а румянец на щеках выдавал смущение. Но Вы же помните, как там у месье Ронсара, мадам... Стремлюсь туда, где больше есть преград, Любя свободу, больше плену рад, Окончив путь, спешу начать сначала*. - К тому же, я готов сопровождать свою королеву хоть на край света. – Тюренну вновь показалось, что глаза дочери Екатерины Медичи медового цвета. Как много отдал бы он, чтобы вечно смотреть в эти глаза. Виконт готов был сносить любые лишения на свете, только бы видеть Жемчужину Франции, дышать одним с ней воздухом. *Строки принадлежат перу Пьера Ронсара
Маргарита Валуа: Как чудесно звучал Ронсар этим утром, как обещание чреды светлых дней. Маргарита упрямо отказывалась прислушиваться к тихому серьезному голосу, шепчущему ей, что она совершает ошибку, покидая Нерак. Ронсар звучал куда громче! - Край света это слишком далеко, виконт, ограничимся Парижем. Ветер, уже по-летнему теплый (тут, на Юге, лето начинается рано) ворвался внутрь дормеза, подхватил белую вуаль королевы, и унес бы ее с собой, на память, ели бы не шпильки, которыми она была приколота к волосам. Рассмеявшись, молодая женщина убрала кисею от лица. Она уже предвкушала. Праздники в Лувре, праздники в Шенонсо. Они вдохнут в нее новые силы. Женщины, одетые по последней моде, не изображающие из себя скромниц и святош. Мужчины… Маргарита бросила быстрый взгляд на Анри де Тюренна. Привлекательные мужчины. Умеющие говорить комплименты, ответить сонетом на сонет. Рассуждающие не только о войне, всегда о войне! Да, времена были трудные, как любили повторять в Нераке. Но Маргарита Валуа, потерявшая отца еще в детстве, как ни старалась, не могла припомнить времен легких. Так что же теперь, не жить совсем? - Да, сударь, ближе к полудню найдите нам местечко для отдыха, нет ничего хуже, как ехать по жаре. Может быть, разобьем маленький лагерь на берегу реки? Так приятно будет перекусить в тени. Словом, удивите меня, виконт, удивите! Махнув рукой Анриде Тюренну, Маргарита опустила занавеску, чтобы внутрь экипажа не налетела дорожная пыль, откинулась на бархатные подушки и встретилась с серьезным, полным молчаливого упрека, взглядом Жийоны. - Что такое, Жийона, ты хочешь мне что-то сказать? Та поколебалась мгновение, и покачала головой. И хорошо. Маргарита устала от упреков и наставлений.
Анри де Тюренн: Удивлять женщину – задача не из легких. Удивлять любимую женщину – задача сложная и ответственная вдвойне. Удивлять прекраснейшую из королев – счастье, от которого замирает сердце. Тюренн сидел в седле, провожая взглядом удаляющийся дормез Маргариты Наваррской. На губах молодого человека играла нежная улыбка. Удивить Жемчужину Франции. Бросить все к ее ногам. Выполнить любое ее желание, даже если придется отдать за это жизнь. Д’Овернь развернул коня. Прощай, Нерак. До скорой встречи. А, быть может, и не скорой. Кто знает, как распорядится Судьба. Внук Анна де Монморанси когда-то жил при французском Дворе. К тому же, в прошлом он был свитским младшего сына Екатерины Медичи. А служба у Монсеньора герцога Анжуйского накладывает определенный отпечаток на человека, приучая его замечать мелочи и угадывать на три шага вперед. Молодой Тюренн наблюдал за событиями, происходившими в лагере Генриха Наваррского. Сейчас видел, как Маргарита Валуа покидала Нерак. Конечно, официально Жемчужина Франции ехала в Париж по приглашению брата – французского короля. Но почему-то все так складно получалось, как будто все события писала чья-то опытная рука. Король Наваррский встречается с Дианой де Грамон, о связи с которой д’Овернь был наслышан. Внезапно меняются военные планы. И уезжает Маргарита. Сейчас виконт мог соединить все звенья. Картина получалась весьма занимательной. Конечно, любой другой, возможно, посочувствовал бы чете Наваррских. Очередное испытание для их брака. Но Тюренн был из рода Монморанси. Королю Наваррскому он, конечно, предан. Но если жизнь заставит, виконт, возможно, извинившись, перейдет на ту сторону, где будет удобнее. А если между супругами произошел раскол, почему бы не воспользоваться им и не рассказать Маргарите Валуа, что есть сердце, которое готово биться только ради нее. В конце концов, Генрих Наваррский сам не оценил счастья, которое выпало на его долю. Кровь рода д’Овернь сопротивлялась подобным мыслям Анри. Кровь же Монморанси бурлила и подталкивала бывшего анжуйца к решительным действиям. Весна на юге сродни лету. Апрельское солнце в зените способно припекать так, словно власть захватил июль. Путешествовать в такую погоду утомительно как для людей, так и для животных. Да и зачем изводить себя? К чему спешка? Кортеж Маргариты Наваррской не сбегал из Нерака. Жемчужина Франции путешествовала, следуя по приглашению Генриха Валуа в Париж Анри де Тюренн обогнал кортеж Маргариты Валуа задолго до предполагаемой остановки. Жемчужина Франции пожелала, чтобы ее удивляли, так он будет удивлять. - Ваше величество! – Мягкий голос внука Анна де Монморанси прозвучал совсем близко от опущенной занавески дормеза королевы. – Предлагаю остановиться на отдых. Здесь совсем недалеко милая деревушка. Но как бы она мила не была, для королевы этого мало. Ваше Величество, я предлагаю Вам отдых под открытым небом. Разве может быть что-то больше и величественнее?
Маргарита Валуа: Деревушки, конечно, милы и живописны, особенно весной, когда цветут сады, но Марагрита вовсе не желала вносить в их жизнь невольное смятение и страх. Появление стольких всадников и повозок, да еще после недавней войны, вполне могло заставить крестьян побросать дела и спрятаться в церкви, или сбежать в ближайшую рощу. А память о себе можно оставить и другим способом. - Виконт, пошлите в деревню человека, пусть передаст им от королевы Наваррской кошелек с монетами. Жийона! Марагрита, выйдя из дормеза, вдохнула теплый воздух полной грудью, и не глядя, протянула руку, дожидаясь, пока верная фрейлина вложит в нее требуемое. - Ваше величество очень щедры, - предостерегающе произнесла дочь маршала де Матиньона, подавая госпоже кошелек, и Маргарита в досаде нахмурилась. Жийона напоминала ей о том, о чем сама Маргарита предпочла бы забыть. Она, конечно, захватила с собой свои драгоценности, хотя и оставила в Нераке почти все наряды, решив, что в Париже они покажутся старомодными, но золота да, золота было мало. Но много, или мало, Маргарита все равно пустила бы его на ветер ради одного удовольствия чувствовать себя свободной. Анри де Тюренн и правда выбрал недурное место для отдыха. Невысокий взгорок над рекой был прогрет солнцем, и трава на нем была уже крепкой и сочной, но от полуденных жарких лучей путников могла защитить раскидистая ива. Маргарита указала на тень: - Мы расположимся там. Пусть принесут ковры и подушки, моим дамам тоже нужно отдохнуть от дорожной тряски. Приказание ее величества было выполнено. Ковры, подушки, корзины с провизией и глиняные бутыли с вином, все это было разложено и приготовлено если и не немедленно, то так быстро, как это возможно. Небольшая свита королевы расселась, расправив пышные юбки и радостно щебеча. Сама Маргарита величественно опустилась на синие бархатные подушки, мелькнула шелковая туфелька цвета спелого граната с жемчужным цветком на мыске. - Садитесь рядом со мной, виконт, - пригласила она Анри де Тюренна, не то, чтобы из кокетства, просто следуя неосознанному стремлению окружать себя пылким мужским вниманием. Оно было ей необходимо, как вода цветку, а особенно ее самолюбию, которое не пощадил Генрих Наваррский. – У нас будет чудесный полдник, жаль только, что нет музыкантов. Хотя, если бы мы захватили их из Нерака, нам бы сейчас исполнили псалмы! Легкий ветерок приятно холодил обнаженную шею королевы, шевелил над ее головой серебристо-зеленые листья ивы и посылал по воде игривую рябь. Маргарита равнодушно взглянула на разложенное на блюдах угощение, и пригубила легкого белого вина, следя взглядом за золотыми бликами солнца. Как бы ей хотелось стать таким вот маленьким солнечным лучиком, прожить свою короткую жизнь не зная забот, облекая золотом и лаской все, к чему прикасаешься, а потом погаснуть, словно уснуть.
Анри де Тюренн: Облокотившись о бархатную подушку, молодой Тюренн полулежал возле юбок королевы Наваррской, словно находился в Лувре, а не под открытым небом рядом с деревушкой, крестьяне которой все еще были перепуганы недавней войной. Тонкие изящные пальцы внука Анна де Монморанси ласкали стебелек какой-то былинки, сорванной им возле выглядывавшего из-под бархата юбки носка туфельки Маргариты Валуа. Фрейлины королевы Наваррской беззаботно щебетали, ни в чем не уступая маленьким птичкам, привлеченным желанием полакомиться крошками со стола королевского кортежа и разноцветной стайкой перелетавших с одного дерева на другое. Анри не принимал участия в беседе, лишь изредка одаривая какую-нибудь фрейлину, решившуюся обратиться к нему с вопросом, нежной улыбкой. Иногда же внук Анна де Монморанси, как истинный придворный, все же вставлял в разговор фразы, изящные, но ничего не обещающие и никому конкретно не адресованные. - Музыка, мадемуазель, так же, как и поэзия, способна врачевать сердечные раны. – Румянец заиграл на щеках бывшего анжуйца. – Это две силы, заставляющие человека не опускать руки и двигаться к заветной мечте, даже если эта мечта настолько нереальна, что кажется, будто исполнись она, сразу потухнет солнце. Внезапно голубые глаза виконта де Тюренна, в которых еще мгновение назад отражалось лишь небо, потемнели, выдавая муки любви и страсти молодого человека, которые опаляли его сердце. Взгляд пусть мгновенный, но полный любви был брошен в сторону Жемчужины Франции. Но заметить его могли лишь все те же птички, продолжавшие щебетать на дереве, поскольку им не было абсолютно никакого дела до сердечных мук людей. Д’Овернь вновь склонился над былинкой, продолжив свое занятие. По телу разливалась приятная нега, а легкий весенний ветерок доносил аромат духов той, перед которой меркло даже дневное светило. Анри поднял голову и прислушался. Тонкий слух, привыкший в свое время прислушиваться в Лувре к каждому слову, произнесенному шепотом, уловил голоса и смех. Тюренн быстро поднялся на ноги, как будто и не было приятного томления во всем его теле еще мгновение назад. - Ваше величество, я посмотрю, что там. Д'Овернь, спускаясь с пригорка, на котором расположилась королева Наваррская со своими фрейлинами никак не мог отогнать от себя мысль, что поступил очень неблагоразумно, не указав Маргарите Валуа перед отъездом на то, что ее кортеж недостаточно охраняем. Возможно, влюбленный в свою королеву Тюренн и кидался из крайности в крайность. Однако обстановка в Наварре была напряженная, неизвестно что можно было ожидать от народа. Но бывший свитский Монсеньора герцога Анжуйского глубоко вздохнул и даже упрекнул себя в излишней подозрительности. К пригорку вдоль реки к нему приближалась орава крестьянских ребятишек. Дети, заметив виконта перестали смеяться и подтрунивать друг над другом. По их лицам было видно, что они насторожились и не знают, как быть дальше. - Вам не стоит бояться, - обезоруживающе улыбнулся молодой человек и сам с облегчением вздохнув. Только сейчас Анри заметил, что в руках каждого ребенка были глиняные крынки разных форм и размеров до самых краев наполненные парным молоком. А мальчик, на вид самый старший, нес большую плетеную корзину, прикрытую чистой тряпицей. Но аромат, доносившийся от нее, не вызывал сомнений, что в корзине свежий хлеб. Крестьяне оценили щедрость своей королевы в виде кошелька с монетами. - Ваше величество, - Тюренн предстал перед прекрасными глазами Маргариты в окружении детворы, - крестьяне приветствую свою королеву.
Маргарита Валуа: Как мило! Маргарита поднялась, чтобы принять приветствия детей и их скромные дары, умиляясь тому, как блестят их глаза, сколько живости в каждом движении. Если бы бог дал ей сына от Генриха, он бы, наверное, был похож на этих крестьянских ребятишек, такой же крепкий, любопытный, храбрый. Но, увы, небеса распорядились иначе. Беременность не наступала, и Маргарита уже отчаялась, а потом и смирилась. С улыбкой, немного грустной, Маргарита Валуа погладила по чумазой щеке одного из малышей, чьи карие глаза напомнили ей глаза мужа. - Ты принес мне это в подарок, дитя? Как чудесно. Спасибо тебе. Спасибо вам всем. Дамы, возьмите подарки и поблагодарите дарителей за щедрость. Приказ королевы не обсуждается. Если ее величеству угодно играть в покровительницу пейзан, то фрейлины готовы последовать его примеру. Да даже если бы королева Наваррская решила возложить на свою голову венок из полевых цветов и сплясать бранль, все охотно бы ее поддержали. Такова участь коронованных особ, даже их глупости становятся примером для подражания. Детей освободили от их ноши, осыпали ласками и сладостями. Прелестная картина. Маргарита даже залюбовалась ею, но вдруг идиллию нарушил истошный визг одной из дам: - Змея! Господь всемогущий! Змея! И точно, под одной из подушек, лежащих на коврах, мелькнуло гибкое черное тело, свернувшееся кольцами под алым бархатом. Тут же на берегу реки началось что-то невообразимое. Каждая фрейлина решила, что змея прячется именно под ее юбкой, дамы забегали, крича, лошади заволновались, заржали, забили копытами. Охрана лишь растерянно взирала на все происходящее, не зная, что делать, удерживать ли лошадей, спасать ли женщин, и где враг.
Анри де Тюренн: Бывший анжуец не сводил глаз с королевы Наваррской. Жемчужина Франции была прекрасна. Нет. Она была ослепительна. Вся ее изысканная красота на фоне природы приобретала какую-то особенную силу, которая притягивала взгляды и заставляла сердца биться чаще. Если при Дворе французского короля эта красота впечатляла, но казалась недосягаемой, то здесь в окружении птиц и детей Маргарита Валуа была ослепительной и, в то же время, такой земной. Любуясь действом, которое развернулось на его глазах, виконт де Тюренн позволил себе забыть на мгновение, что они держат путь на Париж. Королева Наррская, сестра и дочь французских королей, Жемчужина Франции возвращалась в город своего детства и юности. Шла ли Маргарита Валуа вдоль обрыва или была готова шагнуть в эту пропасть? Д’Овернь вновь и вновь возвращался мыслями к этому вопросу. Ему тоже стоило определиться с дальнейшей судьбой. Сейчас он был готов следовать за королевой Наваррской хоть на край света. Бывший анжуец был счастлив от одного присутствия рядом Жемчужины Франции. Слышать ее голос, смех, ловить взгляды. Все это, конечно, было прекрасно. Но что будет дальше? Как бы не были красноречивы взгляды, и как бы не была нежна улыбка Маргариты Валуа, она оставалась королевой. Королевой, которая могла окружать себя фаворитами. Но увлечения Жемчужины Франции не могли быть вечными, и фавориты менялись, как шпильки в прическе дочери Екатерины Медичи. Но Тюренн не был и фаворитом. Пока. Анри улыбнулся, поймав на себе взгляд одной из фрейлин. Но у него есть цель, от которой бывший анжуец не собирался отказываться. Анри де Ла Тур д’Овернь, как и всякий, в чьих жилах текла кровь рода Монморанси, весьма дорожил собственной жизнью, и, если уж приходилось выбирать между риском и безопасностью, бывший свитский Монсеньора герцога Анжуйского, конечно же, выбирал второе. Во всяком случае, если уж рисковать, то де Тюренн должен был четко представлять во имя чего. И если игра не стоила свеч, то бывший анжуец всегда мог спокойно умыть руки. Виконт, как и любой из его родственников со стороны матушки, всегда помнил о собственной выгоде. Но, в отличие от того же дядюшки Гийома, свои, возможно, не всегда красивые дела д’Овернь проворачивал с такой ловкостью и изяществом, что никто не посмел бы даже упрекнуть внука Анна де Монморанси в подлости. Покинув своего прежнего покровителя – Франсуа Анжуйского – де Тюренн, конечно же, действовал в своих интересах. С этим принцем приходилось играть именно так. Либо предает он, либо предают его. Анри не стал ждать, когда ему выпадет «честь» повторить судьбу некоторых из фаворитов герцога и переметнулся на сторону молодого Бурбона. Сейчас же, когда ситуация накалилась до предела, когда католики вновь схлестнулись с гугенотами, а между супругами произошел явный разлад, Анри подумывал о том, чтобы вернуться к принцу и вновь стать католиком. Быть может, это все было лишь предлогом для возвращения ко Двору французского короля, по которому молодой д’Оверь начал тосковать. А, может, и нет. Анри еще не определился. Мысли молодого де Тюренна были прерваны криком и суматохой. Трудно было понять, что происходит, но одно, снова и снова повторяющееся слово, объясняло все. Змея. Д’Овернь брезгливо осмотрелся по сторонам. Движения бывшего свитского Монсеньора герцога Анжуйского, как всегда, были медлительны и изящны. Виконт даже отцепил от пояса маленькое зеркальце, как будто красивая безделушка чем-то могла помочь в сложившейся ситуации. Фрейлины бегали и визжали, но голубые глаза виконта искали лишь одну женщину. Королеву. Королеву его грез. - Не стоит волноваться, Ваше величество, - мягкий голос внука Анна де Монморанси ласкал слух, - это всего лишь змея. – Добавил д’Овернь, подхватывая Жемчужину Франции на руки. Подобную дерзость виконт не позволил бы себе никогда. Но сложившиеся обстоятельства были оправданием. Ноша была бесценна. Анри не дышал, опасаясь, что бурно колотившиеся сердце потревожит его королеву. И только оказавшись у дормеза, де Тюренн, выпустив из объятий королеву Наваррскую, позволил себе выдохнуть. Предательский румянец заиграл на щеках молодого человека. Томительное молчание, прерывистое дыхание и блеск в голубых глазах – все говорило о поклонении королеве. Голос одной из фрейлин, внезапно оказавшейся рядом и о чем-то интересующейся, разорвал этот круг, в котором были лишь двое. - Я распоряжусь об отправлении. – Улыбнулся д’Овернь, предлагая королеве Наваррской руку, чтобы помочь расположиться в дормезе.
Маргарита Валуа: - Да, прошу вас, тронемся в путь как можно скорее, - Маргарита казалась подавленной и растерянной. Кто знает, от чего? От испуга, или, может быть, от близости мужчины, который, казалось, дышал только ради нее? Кто из женщин окажется совсем уж нечувствительна к такому поклонению? Только не королева Наваррская, уставшая от разлуки с мужем а затем от ссоры с ним, от суровости неприветливого Нерака, от нотаций Катрин де Бурбон… от того, что в мире было так много счастья, но, почему-то, ей так редко выпадала хоть капля этого божественного напитка. Когда дормез тронулся, сестра короля Франции вдруг расплакалась, уткнувшись в плечо верной Жийоны. - Ваше величество, что такое?! Змею обязательно найдут и убьют! Маргарита отерла глаза, потемневшие от слез. Ладонь осталась влажной. - Разве ты не понимаешь, Жийона? Это плохой знак. Очень плохой. Это предупреждение мне. В тот миг, когда я буду радоваться больше всего, меня обязательно сразит беда, или опасность, или потеря! Маргарита и сама не могла бы сказать, отчего вдруг у нее вырвались эти слова. Быть может, сама Судьба нашептала их молодой женщине, чтобы предупредить о грядущих несчастьях? И сможет ли виконт де Тюренн, взявший ее на руки, уберечь королеву от этих бед? Ее величество сомневалась. Никому не дано быть щитом между нами и Роком, если он уже изготовился нанести свой удар. Маргарита выпрямилась на подушках, прерывисто вздохнув и мятежно сверкнув глазами. Пусть. Пусть наносит. Она дочь короля, сестра короля. жена короля. Она будет сражаться! За свою свободу, за свое счастье, за свою любовь, если когда-нибудь ей доведется полюбить вновь. Эпизод завершен
полная версия страницы