Форум » Игровой архив » Черная лилия ночи » Ответить
Черная лилия ночи
Henri de Valois: Ночь с 10 на 11 марта 1577 года. Париж.
Ответов - 15
Henri de Valois: Решено было вернуться в Лувр не раньше утра. Генрих шел по улицам Парижа, вдыхал воздух Парижа, слушал его голоса, и, под маской, под защитой двух верных шпаг, чувствовал себя больше королем, чем сегодня в зале Совета. Его величество не сомневался, что к утру он будет знать о положении дел в Париже и Франции куда больше, чем ему скажут донесения министров. Ибо все лгут, и только народ совершенно искренен в своей любви и ненависти. А ночь была хороша. Теплая, звездная, омытая недавним дождем. Жаль отдавать такие ночи сну, особенно потому жаль, что, чем старше мы становимся, тем их меньше. Самые дивные свои дары ночь приберегает для тех, кто молод душой. А Анри все отчетливее ощущал, как каждый прожитый день ложится на его плечи двойной тяжестью. - Ногарэ, мне рассказывали про какой-то «Рог изобилия». Маркиз и граф утверждали, что вкуснее блюд, чем там подают, они не ели даже в Лувре. Бессовестная ложь, конечно, но, признаюсь, я сгораю от любопытства. Жаль, что кузена Гиза нет в Париже, можно было бы напроситься к нему на ужин, это было бы забавно. Генрих рассмеялся, язвительно, но не зло. Злобы он не чувствовал к «королю Парижа», более того, в отличие от герцога Анжуйского, Генрих де Гиз заслуживал уважения. Но к этому уважению примешивалось неприятное чувство обреченности. Рано или поздно кому-то из них придется отступить, или уйти. Во Франции может быть только один король. В подворотне зашевелились тени. Король вздрогнул, но потом рассмеялся над своими страхам. Всего лишь парочка любовников, ищущих себе пристанище. Весна кружила головы, Генрих и сам был бы не прочь поддаться этому головокружению и забыться в пылких безумствах, которые потом вспоминаешь с улыбкой. Но для этого нужно было стряхнуть с себя ледяное оцепенение зимы. Не так-то легко было это сделать. - Не будем мешать добрым людям грешить, господа. Грех – путь к спасению души, если после него наступает покаяние. Любовники вжались в стену, и король с друзьями прошли мимо.
Жан-Луи де Ногарэ: Париж! Всего несколько шагов по его улицам, а к Ногарэ уже вернулся прежний заносчивый нрав и привычка на всех смотреть свысока. Ладонь чесалась и ласкала эфес шпаги. Может быть, если повезет, удастся затеять драку! Выплеснуть всю ярость и обиду, которую гасконец привез с собой из Испании. Тюремщиков не вызовешь на дуэль… «Рог изобилия» как раз то место, где все возможно, только бы не наткнуться на графа де Бюсси. Хотя, даже если Клермон нынче пьет там, а не в алькове очередной красотки, что такого? - «Рог изобилия»? Сир, не скажу, что это место достойно Вашего величества. Но если вы желаете, то мы с Шомбергом с радостью сопроводим вас. Жан-Луи в душе порадовался, что с ними нет Келюса и маркиза д’Ампуи. Один отговорил бы короля из лени, второй из осторожности, потому что в «Роге изобилия» вполне могли встретиться те, кто узнает короля Франции даже под маской. Но Ногарэ готов был рискнуть. Лунный свет скользнул по черному, бархатному плащу короля и засверкал на серебряном шитье плаща Ногарэ, отразился в сапфире, вставленном в пряжку. Не слишком разумный наряд для ночной прогулки, способный привлечь ночных хищников Парижа, живущих грабежом и убийствами, но Жан-Луи свято верил в свою неприкосновенность, ведь рядом с ним идет король Франции! Все же, как ни крути, а Генрих Валуа был несказанно удачлив. Третий сын короля, он сумел пережить своих братьев. Участвовав в битвах он выжил, и даже оправился от раны, которая могла отправить на тот свет кого угодно. Был королем Польши, бежал (не без его, Ногарэ, помощи), занял трон. Не иначе, колдовскими заклинаниями Флорентийки.
Жорж де Шомберг: Мартовская ночь приняла под свой покров трех искателей приключений, скрывая их лица, титулы, даря азарт, свойственный молодости и обещая тайну. Улицы были пустынны, горожане видели, наверное, уже десятые сны и не подозревали, что мимо их окон идет тот, кому подвластна вся Франция. Заметив метнувшуюся в подворотне парочку и услышав слова Генриха Валуа, Шомберг негромко присвистнул им вслед и рассмеялся. Как все знакомо. Париж не изменился. И улицы и дома, словно и не было путешествия в Испанию и обратно. Где-то в стороне залаяла собака, ее лай подхватила другая, послышался звук открываемого ставня, ругань и плеск воды. Жорж мог поставить на что угодно, но, скорее всего, это была не вода, а содержимое ночной вазы. Да, и это тоже Париж. - А я ничего не могу сказать плохого про «Рог изобилия», сир. Мэтр Бономе - знаток своего дела и я с чистой совестью поручусь, что его стряпня может и не так изыскана, как готовят ваши повара в Лувре, но любое из блюд не стыдно подать на стол. – Шомберг расплылся в улыбке, представляя уже жареные колбаски и янтарное крепкое пиво, сочный окорок с тонкой прослойкой жира и отменное вино из особого погребка хозяина трактира, где он хранил вино не для широкой публики, а для особых клиентов. Жорж и не был особо прихотлив в еде, но корабельная еда, хоть и не состояла из сухарей и солонины, не отличалась разнообразием, как и в гостиницах, где они останавливались по дороге в Париж. – Кроме того, там мы точно узнаем все самые последние городские новости. Несмотря на то, что он сегодня целый день провел в седле, Шомберг не чувствовал усталости. Напротив, ночной воздух бодрил. В ночной тиши был слышен почти каждый звук. Скрипнула калитка в воротах особняка по правую от них руку, выпустив человека, закутанного в плащ и скрывающего полой плаща свое лицо. Увидев трех дворян, тот ускорил шаги и поспешил прочь, очевидно, моля Создателя и всех его святых, чтобы остаться не узнанным. - А судя по всему, это не ночной грабитель, а любовник какой-нибудь красотки только что наставивший рога ее мужу или шпион, - саксонец уже привычно держал руку на эфесе шпаги, готовый выхватить ее в любой момент. - Кажется, нам нужно свернуть на эту улицу, пройти пару домов и мы увидим вывеску «Рога изобилия». Конечно, вон она, - Шомберг указал на вывеску в виде рога, из которого сыпались дары Цереры, темным силуэтом вырисовывающуюся на фоне ночного неба.
Henri de Valois: Рог изобилия встретил короля и его друзей веселым шумом голосов, и целым букетом запахов, которые даже король Франции нашел весьма аппетитными. Хотя, вполне возможно, что тут сыграла свою роль пешая прогулка и мальчишеский азарт, охвативший Его величество. Но не стоило принижать таланты мэтра Бономе. Генрих отметил, что зал полон, и посетители отнюдь не бедствуют, судя по плащам и шпагам некоторых. Предоставив говорить Шомбергу и Ногарэ, король встал так, чтобы его лицо оставалось в тени, с любопытством оглядывая зал, лестницу, ведущую на второй этаж, связки перца, лука и чеснока, свисающие с потолка. Он рассматривал лица, посмеиваясь про себя: вот бы здесь оказался маркиз д’Ампуи, и можно бы было застать этого гулящего кота врасплох. Луи, как Звезда, предпочитал бродить там, где вкусно кормят, и можно найти с кем подраться. - Мы займем стол на втором этаже, - тихо шепнул он Жанну-Луи, кивнув на небольшую площадку рядом с лестницей, у деревянных перил, оттуда им будет виден весь зал, но никто их не потревожит, и можно будет разговаривать спокойно. В углу запела девушка, и голоса стали тише. Генрих с любопытством взглянул на певунью, та оказалась на редкость хороша собой, черноволосой, смуглой, изящной, словно лилия. Черная лилия. И голос у нее был сильный и звучный. Судя по всему, мэтр Бономе знал, чем привлечь посетителей, насыщая не только их желудки, но и сердца. - Марикита, спой про мавра, - крикнули из зала, и на колени девушки упала ловко брошенная монета. Смешно отстукивая ритм на маленьком тамбурине, девушка запела про приключения мавра во Франции, иногда смешные, иногда откровенно непристойные. Ожерелье из дешевых бус танцевало на щедро открытой груди, танцевали серьги в ушах, бесенята в черных очах. Генрих, неожиданно для себя, понял, что смеется вместе со всеми. На душе стало так легко, как давно уже не случалось.
Жан-Луи де Ногарэ: Жан-Луи де Ногарэ тоже обратил внимание на певичку и губы его хищно дрогнули. В черноволосой простолюдинке было что-то, что молодой гасконец ощутил как вызов, ударивший по всему его существу. Он сразу вспомнил, как давно не был с женщиной, а еще она напомнила ему испанок и плен, и эти воспоминания подняли со дна души Жана-луи все самое темное и нечистое. - Красивая девушка, и поет красиво, - с притворной небрежностью кивнул он мэтру Бономэ, кланяющемуся из-за стойки. – Твоя дочь? Впрочем, не важно. Слушай, милейший, мы займем тот стол, что наверху. Принеси всего самого лучшего, да поживее. Мы голодны, и если ты не утолишь наш голод, мы съедим тебя. А еще расскажем маркизу д’Ампуи, что нас тут плохо принимали! Ноагрэ рассмеялся добродушно, но смех его был таким же лживым, как равнодушные взгляды, которые он бросал на девушку с тамбурином. Он отметил и бедную, хотя и яркую одежду, и дешевые украшения, и натруженность рук. Такую можно купить. Или запугать. А может быть, она и сама с радостью разделит какой-нибудь угол с молодым вельможей, не часто же ей попадается такое счастье. Бросив на стойку монету, Жн-Луи почтительно пропустил вперед короля Франции, и толкнул плечом Шомбега, прошептав: - Спорим на золотой, я нынче же уговорю эту птичку спеть для меня наедине и без одежды? А хороша кошечка, да? Мне до смерти надоели блондиночки мадам Катрин, эта белая кожа, светлые волосы, розовые щечки. Их как будто из-под одного подола достали. А эта… Уверен, она знает, как ублажить мужчину.
Жорж де Шомберг: Сам Бахус и прочие боги Олимпа, не отягощенные излишней строгостью Римско-католической церкви, покровительствовали нынче королю Франции и его спутникам. Марикита пела так задорно, что некоторые из посетителей забыв про выпивку и еду, развернулись в сторону певуньи, а кто-то и хлопал в ладоши в такт ее тамбурину. Вот за все за это Шомберг и любил бывать в «Роге Изобилия», тут можно было отдохнуть душой и порадовать свой желудок. Кроме того, публика парижского дна не часто заглядывала сюда, предпочитая более скромные таверны, а к ночи простой люд, у которого завтра был очередной трудовой день, расходился по домам. Согретый теплом трактира, Шомберг распустил тесемки плаща, и, сняв, перекинул его через локоть. Жоржу было без разницы, что подаст им хлебосольный хозяин, постных блюд тут не держали. Разве что в свое время тут себя истязал водой и шпинатом брат Горанфло, но и то это было редкостью, брате любил от души и выпить и закусить. Кивнув мэтру Бономэ, Шомберг приложил палец к губам и пошел вслед за Генрихом Валуа и Жаном-Луи де Ногарэ. - Сир, - негромко, так, чтобы никто посторонний не услышал, обратился Шомберг к королю. – Тут есть и отдельный кабинет, тогда никто не помешает вам. - Жорж вспомнил, что у в трактире была и отдельная комната. Сам он совсем не прочь был занять стол на верхних антресолях, кутить и наблюдать, что происходит в зале - было даже веселее, но посчитал нужным предупредить Генриха о такой возможности. - Пожалей свой золотой, Жан. Марикита не из таких, - усмехнулся Шомберг, оглянувшись на черноволосую красавицу. – Но в одном ты прав – чертовски хороша! Наконец ты понял, что большинство дам при дворе, словно на одно лицо, да и не стоит тратить на них время. Все они ждут красивых слов и подарков, а чуть что – прячутся за спины мужей, отцов или на них находит благочестие, и они вспоминают о целомудрии. Если хочешь, завтра я отведу тебя в одну гостиницу, где девицы, словно огонь и не похожи на восковых куколок мадам Катрин. Для кошелька не обременительно, а удовольствия, словно от хорошего вина, - Шомберг всегда предпочитал хорошеньких горожанок или селянок, те не разводили церемоний, и даже их кокетство выглядело иначе. В любом случае все было честно, каждый получал свое и оставался доволен.
Henri de Valois: - В четырех стенах я насиделся в Лувре, друг мой, - улыбнулся король Шомбергу, снимая перчатки и бросая их на стол. – Если не снимать маску, то вряд ли кто-то узнает меня, а вот я, быть может, смогу узнать, чем занимаются мои дворяне, когда не заняты службой мне. Посмотри, Ногарэ, этих двоих я видел в Сен-Жерме, это разве не свитские Монсеньора? Его величество, не доверяя брату, сделал все, чтобы в Сен-Жерме без его ведома и мышь не проскочила, и все назначения просматривал лично. Трактирщик принес вино, боязливо поглядывая на «друзей маркиза д’Ампуи». Вот еще одно преимущество «Рога изобилия», тут можно пить без опаски. Вряд ли кому-то придет в голову отравить погреба мэтра Бономе. Генрих взял оловянный бокал, пригубил, одобрительно кивнул трактирщику. Вино и правда было превосходным. - Если ваша кухня так же хороша, как ваш винный погреб, милейший, мы определенно не пожалеем о том, что заглянули в «Рог изобилия». Внизу певунья начала новую песню, на этот раз такую грустную, что, казалось, даже камни стен сейчас расплачутся. Генрих поморщился. Он только почувствовал вкус к веселью, радость кратковременной свободы, и ему вовсе не хотелось сопереживать какой-то там красавице, которая утопилась в пруду от неразделенной любви. - Жан-Луи, прошу, спустись и попроси эту милую девушку исполнить для нас что-нибудь повеселее, да заплати ей, чтобы она не обижалась. А к столу уже спешил трактирщик с блюдом, на котором исходил паром и соком жареный поросенок, умилительно держащий во рту яблоко. - Кого-то он мне напоминает, - рассмеялся Его величество, когда трактирщик отошел. – Наверное, нашего брата Франсуа. Монсеньор тоже норовит схватиться за все и сразу и не замечает, что его самого уже поджаривают.
Жан-Луи де Ногарэ: Шомберг затронул очень важную тему, после дуэлей и охоты дамы и их благосклонность занимали почетное место в беседах дворян. Не считалось зазорным даже хвастаться любовными записками, выясняя, у чьей дамы слог изящнее и призывы горячее. Ногарэ хотел было возразить другу, что смазливые шлюшки – это как-то мелковато, и если уж махнуть рукой на придворных куколок, то стоит заняться женами судейских, например, или богатыми буржуазками, но вовремя вспомнил, что Его величество вряд ли порадуется таким разговорам. Что во дворце, что в кабаке, должно быть только одно солнце – король, ему и все внимание и хвалы. Расположившись напротив короля, Ногарэ с удовольствием осушил бокал и налил себе еще. Хотелось напиться. Не так, чтобы едва дойти до Лувра и уснуть, а так, чтобы кровь кипела и толкала на безумства. - Вы правы, сир, это дворяне из свиты вашего брата, герцога Анжуйского. Ты посмотри, Шомберг, а думал, они предпочитают «Путеводную звезду». Давненько их не гоняли с этой улицы? Миньоны и анжуйцы, как уличные коты, готовы были бы поделить и весь Париж, если бы у них была такая возможность. Но раз ее нет, то почему бы не поделить между собой два славных заведения? «Рог изобилия» негласно принадлежал друзьям короля, «Путеводная звезда» - свитским Монсеньора, и нарушить этот закон, значит бросить вызов! Мэтр Бономе нес зажаренного поросенка и воздух вокруг короля и его фаворитов пропитался ароматнейшими запахами мяса, но Ногарэ томил иной голод, и он ухватился за поручение короля, как за желанную возможность спуститься вниз, к Мариките. - Смотри и учись, дружище, - шепнул он Шомбергу, намекая на то, что недоступных женщин не бывает. Дьявол! Да в его постели лежала сама королева Франции! Неужели трактирная девка откажет? Чувствуя на себе множество взглядов и упиваясь их недоброжелательностью, миньон подошел к певичке. Удивительное дело, вблизи она оказалась совсем прехорошенькой! Повертев перед ее глазами монетой, он небрежно произнес: - Красавица, мы с друзьями собираемся пить тут весь вечер, и не хотим слушать грустных песен. Спой своим сладеньким голоском что-нибудь такое, чтобы сердце порадовалось, а это тебе в качестве награды. Ногарэ провел монетой по смуглой длинной шее Марикиты, по плечу и по груди, едва стянутой корсажем. Близость девушки, от который исходил теплый, земной запах молодости и чувственности до того вскружил голову гасконцу, что он не удержавшись накрыл ладонь спелый плод, и тут же получил оглушительную оплеуху. Марикита, как и предсказывал Шомберг, оказалась «не из таких». Зарычав от боли и негодования, Ноагрэ больно дернул ее за волосы, и тут же за его спиной послышался предупреждающий шелест стали – шпаги покидали ножны. - Сударь, оставьте в покое девчонку, - насмешливо бросил ему, кто бы вы думали, свитский герцога Анжуйского, в глазах которого сверкало торжество узнавания и предвкушение драки. – Иначе мне придется научить вас манерам. Ногарэ не стал ждать, и атаковал первым, крикнув: - Шомберг, на помощь! Но краем глаза увидел, как на помощь ему спешит король*. - Господа хорошие, - закудахтал трактирщик. – Прошу вас! Только не здесь, только не у меня! Но какое там. Господам в голову ударила кровь и вино, анжуйцы нападали вдвоём на одного, а их приятели уже ждали наготове своей очереди вступить в драку. *согласовано
Луи де Можирон: - Да что бы каждому за ворот сутаны по черту лысому, как ваши тонзуры, и чтобы щекотали рогами до смерти, - Людовик де Можирон стянул с себя серую рясу, под покровом которой участвовал в очередном собрании лигистов и слушал речи достопочтенного аббата Горанфло. А кроме того - герцога де Шеврез и даже самого архиепископа Реймсского, внушающие их братьям по вере воинственные помыслы, изменнические намерения и прочую светотень. Среди изменников королевства, собирающихся под покровом аббатства Святой Женевьевы, он был известен, как провинциальный дворянин из Бургундии с никому неизвестными именем Робер де Брике. Местечка такого не существовало в принципе, но вечно чумазый, сгорбленный врожденным уродством позвоночника юноша, так убедительно рассказывал о своих краях, а захолустных поместий во Франции было так много, что никому и в голову не пришло усомниться в правдивости его истории, когда он был представлен на собрании Святого Союза ни кем-то, а самим отцом-настоятелем аббатства, который проявил добросердечие к несчастному, оставшемуся сиротой и без средств к существованию, но носящему шпагу (старую-старую, дедовскую) по праву дворянина. С тех пор Горанфло получал от своего благодетеля не только затрещины, но и бутылки вина из королевских погребов, за которые готов был продать душу. Ничего путного или интересного на этих собраниях не говорилось, но Можирон терпеливо ждал, когда наступит момент, что его примут в более близкий и узкий круг, туда, где обсуждались не только лозунги для выкриков на площадях, но и дела реальные. А о таком круге он знал не понаслышке, единожды очутившись при тайном его сборе, и увидев и коронацию наследного принца Франции, и заговор, которому равных он пока не видел. Надо было как-то проявить себя, но как именно Луи пока не знал. - Все, я ушел, - буркнул он в сторону похрапывающего Жака-Непомюссена, умиротворенно сложившего руки на своем необъятном пузе. С досады на бездарно потраченное опять время, маркиз запустил комком рясы в сальную физиономию настоятеля, и покинул монастырь черным ходом. С тех пор, как бывший сборщик подати стал тут важной персоной, Людовик чуть ли не исползал тут каждый сантиметр и теперь знал все тайные коридоры. Дверь «Рога изобилия» привычно легко и приветливо распахнулась перед ним. Но вот обстановка там была отнюдь не дружественной. Обнаженные шпаги, женский вскрик, ругань мужских голосов… - Мэтр Бономэ, какого дьявола тут у вас творится?! – воскликнул придворный и изволил обратить внимание на лица людей, стоящих напротив него. Это были свитские Франсуа Анжуйского. Чудесно. Размяться, после того, как несколько часов горбишься, очень кстати. Но тогда, кто же их противники? Резко дернув на себя за плечо изящную фигуру молодого человека, стоящего к нему спиной, Можирон столкнулся нос к носу с Ла Валеттом. - По-королевски скучаем, Ногарэ? – насмешливо поглядывая на д’Эпернона, Людовик выдернул шпагу из ножен. Любимая присказка двора, снятая с губ Александра когда-то, едва не застряла в его горле, когда он увидел человека под маской, спешащего на помощь миньону. Маска не могла скрыть глаз, каждую прожилку которых Луи знал наизусть. – Да вы совсем тут… - он едва не разразился отборной бранью, как анжуйцам надоело ждать, и они предприняли атаку. Пришлось отражать нападение, но заботясь больше не о себе, а о том, кто был слишком беспечен в его отсутствие. И еще и утаил свое намерение отправиться в приключения по Парижу. Если бы их противниками сейчас были Бюсси, Антрагэ, Рибейрак и Ливаро, было бы реально страшно за жизнь короля Франции. Было страшно и так, но преимущество мастерства было не на стороне свитских принца сегодня, а к троице супротив них еще должен был присоединиться Шомберг, судя по возгласу Ла Валетта, который д’Ампуи слышал на входе в трактир. Откуда они вообще взялись тут все трое, когда одни должны были быть вне столице, а другой спать в своей постели в Лувре? Но все вопросы – потом. Проблемы и вопросы нужно решать по мере их поступления.
Жорж де Шомберг: Что такое сидеть в четырех стенах Шомберг изведал на своей шкуре, когда плыл на корабле из Испании. Пусть в их распоряжении была не только довольно комфортабельная каюта, но к концу путешествия Жорж уже готов был на что угодно, лишь бы прогуляться по мостовой, а не по вечно качающейся палубе. И раз король хотел есть и пить, наблюдая за своими подданными, Шомберг ничего не имел против. - Посмею заметить, сир, что поросенок гораздо полезнее Монсеньра. Вы посмотрите только какое сочное мясо! Это не то, что кислая физиономия Анжуйского, - грубовато пошутил Шомберг, глядя, как сочится нежнейшее мясо под ножом. – И вообще, сир, Вы обрекли меня на танталовы муки, отправляя в Испанию барона де Ливаро, - хотя Шомберг был сегодня в отличном настроении и даже готов был в этот вечер даже простить де Ла Бати его существование на бренной земле, но слушать грустные песни не хотелось. - И все же я поставлю на Марикиту, - заметил Жорж королю, когда Ногаре полный решимости сорвать сладкий плод пошел вниз. Звук пощечины был слышан даже на втором этаже и Шомберг готов был добродушно посмеяться над амурным фиаско своего друга, но вот вмешательства других он не желал терпеть. Услышав звук стали, покидаемой ножны, Жорж порывисто встал и, увидев, что у трактирной певички нашлись незваные защитники, ринулся к лестнице, едва услышав слова Ногаре о помощи. - Verdammt noch mal!* - выругался он от души на немецком языке, вынимая шпагу и предвкушая хорошую драку. - Мы все возместим, - Шомберг отстранил попавшегося на пути трактирщика, что-то там говорившего. Надо – не надо. Поздно останавливать дворян, когда они уже обнажили шпаги. Остановить его мог сейчас лишь один человек – его король. И вот Шомберг спеша на помощь Ногаре не забывал следить, чтобы кто-нибудь из анжуйцев не посмел скрестить шпагу с Генрихом Валуа. Того безумца ждала бы смерть без всякой исповеди. - Маркиз! – Жорж в недоумении даже притормозил, увидев маркиза д`Ампуи, взявшегося не пойми откуда, словно свалившегося с неба или возникшего из-под земли. – Ногаре не скучает, он ухаживает за дамой, - сквозь зубы пояснил саксонец, выбирая себе противника и занимая позицию так, чтобы спиной прикрыть короля, если хоть один прихвостень Анжуйского решит выбрать противником человека в маске. - Господа, это не ваш день! Я вообще не понимаю, что вы тут забыли, - делая выпад и отражая атаку, Жорж не отказывал себе в удовольствии позубоскалить с анжуйцами. Они сейчас все ответят за несносного Ливаро, столько месяцев испытывавшего его терпение, что Шомбергу могли проститься прегрешения на много лет вперед. - Простите, вам сегодня больше не понадобиться цирюльник для кровопускания, - Жорж не стал добивать своего противника, увидев, что тот согнулся пополам, а по его боку обильно течет кровь. *Черт побери.
Henri de Valois: Стоило Жану-Луи отойти на пару шагов, как он тут же нашел для себя приключений. Гасконец всегда был самым опекаемым в числе друзей Его величества, так сложилось еще с тех времен, как Генрих звался герцогом Анжуйским, и король не мог позволить ему в одиночку драться с несколькими противниками, даже если гасконец лично оскорбил каждого из них. Друзей выбирают только раз, а потом любят их, не смотря на все их недостатки. Анри принял на свою шпагу клинок одного из нападавших, отразил удар второго, и с изумлением понял, что радостно улыбается. Это была жизнь, а не то ее жалкое подражание, что разыгрывалось в стенах Лувра. Когда-то король считал себя лучшим фехтовальщиком Франции, но что толку в этом титуле? Сейчас, когда любая ошибка была чревата не дырой в защитном доспехе, а раной, возможно, смертью, Генрих Валуа проверял свои мускулы на гибкость, на скорость, на быстроту, при этом не забывая, что перед ним его же подданные, которые не должны пострадать от руки своего короля. - Держись, Ногарэ! Заняв место рядом с гасконцем, король, столкнувшись плечом к плечу с маркизом д’Ампуи понял, что их теперь если не больше количеством, то определенно сильнее мастерством. Он сам учил Луи, сам с гордостью следил, как ученик превзошел учителя, сам бы без колебаний доверил ему свою жизнь в бою. - Пощади их, Луи, - успел он шепнуть любимому, прежде чем драка развела их по разные углы трактира. Легко просить пощады, когда на кону не стоит ничего дороже собственной жизни. Но упаси Господь, если сегодня прольется кровь маркиза. Генрих нет-нет, да поглядывал туда, где Людовик де Можирон вел бой. Это едва не стоило ему удара шпагой в плечо, он лишь в последний момент отвел клинок противника, но зато отшвырнул того так, что дворянин Монсеньора упал, и, похоже, вывихнул себе плечо. - Шомберг, пора с этим заканчивать, - крикнул он Жоржу. Но Господь всеблагой, почему же он так улыбается?
Жан-Луи де Ногарэ: - Можирон, как я рад тебя видеть, - воскликнул Жан-Луи, вовсе не чувствуя той радости, которую демонстрировал. Какие черти принесли маркиза д’Ампуи в трактир именно сейчас, когда Нограэ удалось полностью завладеть вниманием короля? Он даже тешил себя надеждой, что сумеет защитить Генриха Валуа, а король никогда не забывает тех, кому посчастливилось оказать ему какую-то услугу. И вот теперь – пожалуйста. Король снова будет видеть только своего Людовика, а остальным придется довольствоваться теми крохами со стола королевского внимания, что им достанутся. Да и с появлением Людовика де Можирона стало ясно, что особенной опасности нет, еще немного и драка будет закончена и не в пользу анжуйцев. Решение пришло в голову молниеносно, и молниеносно было же приведено в исполнение. Нарочно пропустив выпад анжуйца, он позволил шпаге скользнуть по его ребрам. Ничего серьезного, только царапина, которая при должном уходе затянется за несколько дней, но его камзол тут же обагрился кровью. Противник возликовал, но был жестоко наказан, шпага Ногарэ со злонамеренной жестокостью пронзила его бедро. Тяжело дыша, гасконец отступил, держась за бок и ища глазами Марикиту. Ранен он или нет, а эта рана не помешала бы ему сейчас проучить певичку за отказ и пощечину. Но той нигде не было видно. Ну, ничего, он теперь знает, где ее найти. - Браво, Шомберг, - одобрительно воскликнул он, наблюдая за тем, как саксонец разделался со своим противником. – Господа, уходили бы вы, пока еще можете идти! Вы видите, у вас нет шансов, если, конечно, вы не мечтаете о смерти. Щегольский камзол был испорчен, бок начал неметь, ладонь была в крови, но Ногарэ стойко держался на ногах, готовясь лишиться сил в тот самый момент, как Его величество обратит на него внимание.
Луи де Можирон: - Только ради тебя, - так же тихо шепнул он Александру, коротко улыбнувшись, однако, сумев вложить в эту улыбку всю свою любовь. С присоединением к заварушке Шомберга стало чуть спокойнее за Анри. Теперь, чтобы добраться до короля, свитским Франсуа требовалось убрать со своего пути саксонца, а это было не так просто. - Как я вижу, Испания не изменила вас, господа, а всехристианнейший король Филипп не стал образцом для подражания в смирении, - запрыгнув легко на стол, он отразил очередной планируемый выпад анжуйского дворянина не клинком, а ударом ноги по его запястью, выбив шпагу из рук противника. Он тут же спрыгнул со стола, и, чтобы не дать тому возможности вновь завладеть оружием, схватил чужую шпагу в левую руку, зло прорычав: - Убирайся отсюда, и дружков прихвати. Несмотря на старания Жоржа, Генрих сам нарывался на бой, и маркиз заметил, как горят в эти мгновения глаза его возлюбленного государя. Он совсем истосковался в Лувре по острым ощущениям, по азарту драки, пьянящему воздуху свободы и вину, которое можно пить, не опасаясь, что оно отравлено. Но таков удел всех монархов, мой нежный друг. Думать о себе, заботиться о себе, покуда ты – есть правитель целого королевства. Можирон видел, как Анри встал рядом с д’Эперноном, видел, как тот по нелепой оплошности пропустил удар, оцарапавший ему кожу над ребрами, и подумал, что гасконец ведет себя слишком легкомысленно, когда рядом с ним король. А драка подходила к концу. Один из анжуйцев был ранен, другой безоружен, преимущество миньонов возросло. Прихвостни Анжу почли за благо последовать совету Ла Валетта и покинуть «поле боя». «Рог изобилия» был отбит, можно было праздновать победу. Но… - Что, Ногарэ, ухаживания за дамами, как прежде, должны щекотать нервы? - Луи бросил в сторону Ла Валетта многозначительный взгляд. Из присутствующих только двоим было ведомо истинное значение этих слов. – Хотя за кем тут ухаживать? Тут же только Марикита, племянница мэтра Бономэ. - кабатчик усиленно закивал головой при этом предположении, и тут же старательно принялся собирать уцелевшую после драки и разбросанную везде посуду. Его помощники выметали черепки битых кружек из-под ног господ. – Она сирота, и думаю, что, как людям благородным, нам не пристало причинять ей беспокойства. Неужели, в Испании так скучны благородные донны, что вас потянуло на простолюдинок, друзья мои? - маркиз убрал свою шпагу в ножны, а клинок анжуйца отложил на ближайший стол, и отвязал от пояса свой кошель. - Мэтр Бономэ, это вам за ущерб, и Мариките на новые бусы, - мешочек с монетами перекочевал из руки придворного в карман передника трактирщика. - Пусть уже ваша племянница споет для нас что-нибудь веселое, пока вы соберете нам корзины с провизией. Мы уходим. Нашему другу нужен лекарь. Шомберг, помоги Жану доковылять до дворца. Приходилось сдерживать очень сильное желание взять всю эту троицу за шкирки, как нашкодивших котов, и водворить обратно в Лувр поскорее. Единственное, что мешало его воплотить в жизнь - их было трое, а руки у синьора де Сан-Сафорина было две. Но ничего. Ночь длинна, а колючек под языком у миньона много – на всех хватит. А некоторым придется выслушать еще тираду о благоразумии, которую Луи уже мысленно составил в голове.
Жорж де Шомберг: Шомберг обернулся на голос короля и увидел его улыбку. Похоже, что любимый сын Медичи засиделся в дворцовых стенах и сейчас от души наслаждался всем происходящим. - Шпагу вашу, месье, - саксонец подошел к поверженному Генрихом дворянину и потребовал у анжуйца оружие. – Это не обсуждается, - Шомберг ухмыльнувшись, покачал головой, давая понять, что отказ не принимается. Он слышал слова Ногарэ, увещевающих приближенных Монсеньора убираться по-добру по-здорову, одобряюще усмехнулся и наклонился взять шпагу айжуйца. Тот от боли в плече не стал больше сопротивляться и пообещав, что он это так не оставит, что они еще встретятся и тогда будет иной разговор, отдал оружие. Приближенные герцога Анжуйского, трезво оценив (если выпитое им позволяло это сделать) свое положение, покидали трактир. Драка за честь прекрасной Марикиты закончилась, а остальные, немногочисленные в этот час посетители, не стали вмешиваться. - Шпаги ваших подданных изначально принадлежат вам, - негромко сказал Шомберг, подавая отобранный у анжуйца клинок Генриху Валуа. Если Генриху доставил удовольствие сам поединок, то и небольшой трофей будет к месту. - Можирон, не поминай Испанию, всехристианнейшего короля Филиппа и всех чопорных донн, одетых в черное, словно в траур по своей красоте, - подойдя к одному из столов, Жорж взял кувшин, взболтал его, проверив есть ли там вино. Судя по плеску, там была еще добрая половина и саксонец сделал жадно пару глотков прямо через край. – Похоже, что испанцы прячут всех красавиц за высокими стенами дворцов. За редким исключением, - добавил Жорж вспомнив Клелию Фарнезе, маркизу Чивитанову, которую сопровождал по просьбе герцога де Невер в Эскориал, но не упомянул ее имени при друзьях. Красота этой дамы, ее образ вызывал скорее почитание, как Мадонны, чем восхищение. - Не повезло, - саксонец окинул взглядом рассеченный клином и залитый кровью камзол Ла Валета, прикидывая, насколько глубокой и опасной может быть рана приятеля, - может перевязать сейчас, не дожидаясь лекаря? – спросил Жорж, подставляя Жану-Луи плечо, чтобы тот мог опереться. Только сейчас Шомберг обратил внимание, что левое предплечье, ближе к запястью, у него поранено. Странно, но в пылу драки он и не заметил когда и как получил удар. Не чувствовал и боли. Лишь сейчас заметил разорванный манжет и кровь. Пошевелив рукой, Шомберг чуть поморщился от дискомфорта, но понял, что порез неглубок. Ерунда, через пару дней затянется, а через неделю будет лишь едва заметный шрам. Анжуйцам пришлось куда как хуже.
Henri de Valois: В Лувр возвращались, что называется, «со щитом», смеясь и смакуя подробности драки с анжуйцами. Даже царапина Шомберга и рана Ногарэ, которая, по-видимому, его изрядно тяготила, не омрачили радужного настроения Его величества. Он полной грудью вдыхал ночной воздух Парижа, улыбался звездам и своим друзьям, в глубине души благодарный им за эту прогулку. Она словно возродила его к жизни. Один маленький глоток молодости и беспечности, азарта и бесшабашности... Но пока ночь не закончилась, Генрих Валуа старался растянуть удовольствие, смакуя его, как лучшее вино. - Ногарэ, держись, - ласково попросил он гасконца, шаги которого становился все тяжелее. - Уже недалеко. Во дворце лекарь займется твой раной, и твоей Шомберг, и не спорь, - твердо добавил он, предвосхищая возможные возражения саксонца. Видел он и такое, когда умирали не от легкой раны, а от лихорадки. Мэтр Парэ многомудро рассуждал о неких невидимых глазу червях, живущих в воздухе, и проникающих в кровь через открытую рану. Может быть и так, может быть, нет, но рисковать друзьями Генрих не хотел. Лувр величаво выплыл из темноты темной громадой, спящим зверем, свернувшимся кольцом стен, глядящим на короля Франции и его друзей темными провалами окон. Но истина была в том, что он не спал а притворялся. Неожиданно Анри рассмеялся. - Знаете, о чем я вспомнил, господа? О том, сколько усилий приложил добрый муж Марго, король Наваррский, для того, чтобы сбежать из Лувра. И знаете, сейчас я его понимаю. Возвращаться в этот склеп, все равно что заживо лечь в могилу. Но, в отличие от короля Наваррского, корою Франции некуда было бежать, нигде не ждали его, чтобы приветствовать радостными криками. Ни одну землю он не мог назвать истинно своей... даже ту, по которой ступает. Но короли Франции не бегут, даже если им есть куда. Они существуют в тени короны, и в ее же тени умирают. Эпизод завершен
полная версия страницы