Форум » Игровой архив » Любовь и ревность » Ответить
Любовь и ревность
Рене де Рье: 27 августа, Лувр.
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Рене де Рье: Утро было добрым, день жарким. Что готовился принести вечер? Это еще никому не было известно. Но не такой была Рене де Рье, чтобы сидеть и ждать милостей от природы. Она предпочитала сама делать свои дни, вечера и особо - ночи. План небольшой (или большой? впрочем, какая разница?) мести Монсеньору был готов. Словно хороший стратег, мадемуазель де Шатонеф разбила свой план на пункты и начала их выполнение. В покоях анжуйцев, куда пожаловала Рене, она первым делом лучезарно улыбнулась встретившему ее слуге и приказала немедленно доложить графу де Келюсу, что мадемуазель де Шатонеф желает поговорить об очень важном для господина графа деле. Ответ оказался для фрейлины совершенно неожиданным. - То есть как в постели? Что, совсем в постели? Один? Получается, заступничество не прошло для храбреца Келюса даром. Такого поворота Рене никак не ожидала. Но, быстро подумав, она решила, что это даже к лучшему. - Несчастный граф! Он очень страдает? Он потерял много крови? Я немедленно должна его увидеть! Не обращая больше внимания на возражения, она решительно отодвинула занавеску и вошла в покои Жака де Леви. - Месье! Какое несчастье! Я только что узнала и немедленно поспешила прямо к вам! В действительности дело обстояло как раз наоборот, но кто же посмеет возражать женщине, когда она проявляет такую заботу и такое сочувствие!
Жак де Келюс: После беседы с Монсеньором граф возвратился в свои покои и снова лег в постель. Друзья уже прознали от болтливого слуги о том, что Келюс ранен. Ему очень хотелось разыскать Можирона с д`Эперноном, поделиться новостями об их с герцогом задумке и навестить владельца "Рога изобилия", но, к сожалению, лекарь безрассудного юноши настоял на том, чтобы он берег свои силы. Поэтому Келюсу пришлось остаться и теперь он проводил время, лежа на кровати и лениво перелистывая страницы «Песни о Сиде» - средневековой испанской поэмы, проникнутой духом героизма и рыцарства. И вот уж никак не ожидал Жак де Леви, что как раз в этот момент к нему решит заглянуть милая фрейлина, за которую он вчера заступился. Поскольку граф был погружен в свои мысли и страницы поэмы, он не услышал ни требовательный голосок Рене де Рье, ни молящего голоса своего слуги, который настаивал на том, что его господину нужен покой. Именно поэтому он не успел принять надлежащий вид и, когда гостья переступила порог покоев, ее взору предстал анжуец, валявшийся на кровати в одной лишь сорочке и штанах. Келюс от неожиданности чуть ли не подпрыгнул на своем ложе. - Дьявольщина! - невольно воскликнул он, а затем быстро отбросил книгу в сторону и, несмотря на свою рану, проворно вскочил на ноги, забыв, впрочем, обуться. Разумеется, граф узнал прелестницу, - М...мадемуазель де Шатонеф? - юноша даже немного смутился и бледные щеки его слегка покраснели, - Чем обязан столь внезапному и приятному визиту? Вы простите, что я встречаю вас в таком виде... Меня не предупредили о том, что вы намерены посетить мою скромную обитель. Граф почтительно поцеловал даме руку, задержав, однако, свои губы на ее нежных пальчиках дольше положенного.
Рене де Рье: - Я же просила вашего слугу предупредить, но он так нерасторопен! Он предупредит вас о моем приходе, наверное, когда я соберусь уходить. Да Бога ради, дорогой граф! Наденьте ваши туфли! Вы так бледны... - Рене провела рукой по светлым волосам юноши, щеки которого, надо признать, скорее напоминали цвет алой розы, нежели болезненную бледность, - вы же подхватите лихорадку! Мадемуазель быстрыми шагами подошла к кровати, наклонилась, подняла туфли Жака де Леви, поднесла их и поставила у ног их хозяина: - Пожалуйста, немедленно обуйтесь! И вам необходимо лечь! Ну или по крайней мере сесть. Следуя сама своему милостивому соизволению, Рене опустилась в мягкое кресло, стоявшее около небольшого столика, и предложила Келюсу сделать то же самое, словно бы она, а не Жак де Леви, была тут хозяйкой. - Я пришла сказать вам спасибо, мой дорогой спаситель, - при этих словам мадемуазель сама зашлась румянцем и опустила глаза. - Но я вижу, для вас эта история закончилась весьма и весьма плачевно? Расскажите же мне! Я хочу знать все!
Жак де Келюс: Рене де Рье, напоминающая сейчас графу хорошенькую щебечущую пташку, говорила так быстро, что бедный юноша, еще не до конца пришедший в себя от ее внезапного визита, молча стоял на месте и, моргая, смотрел на фрейлину, не зная, что ответить. Наконец, он встрепенулся, быстро вставил ноги в туфли, забыв, правда, поблагодарить свою гостью за то, что она их ему принесла, и громко крикнул: - Эй, Клод, живо принеси сюда вина и два бокала! - после чего весело улыбнулся мадемуазель де Шатонеф, - Вы же не откажитесь со мной выпить, сударыня? Даже несмотря на то, что своенравная девушка уселась в кресло прежде хозяина покоев, Келюс не обратил на это никакого внимания, а сам остался стоять. Юноша слегка прищурился. Кажется, мадемуазель не знает о его ране. А значит, не следовало проявлять слабость. Келюс скорее сразился бы еще с тремя поляками, чем раскрыл Рене свою маленькую неудачу. Он приосанился в подтверждение своих мыслей. - Вам не за что благодарить меня, сударыня, - отмахнулся Жак де Леви, - Любой поступил бы на моем месте точно так же... Ну, где ты там, черт тебя подери?! Простите, мадемуазель, - Келюс кашлянул и пристыдил себя за то, что сквернословит в присутствии дамы. Грозный клич, разумеется, предназначался нерадивому слуге, которому его хозяин дал самое простое задание. Это воззвание, видимо, подействовало, и пресловутый Клод, быстро семеня, забежал в комнату, поставил на стол, возле которого восседала мадемуазель де Шатонеф, два бокала и графин отменного Шабли, а затем так же поспешно ретировался за дверь. Келюс разлил вино по бокалам и передал один из них своей гостье. - Почему же плачевно? Как видите, я жив, - засмеялся граф, - Вам совершенно не о чем волноваться, сударыня. Я без особого труда расправился с вашим обидчиком. И Келюс, активно жестикулируя и даже исполняя на полу фехтовальные движения, в одной руке держа бокал с вином, а другой якобы сжимая невидимую шпагу, принялся в подробностях описывать свою схватку с поляком, не забыв красочно приврать. О ране он, конечно, умолчал. От быстрых действий, которые производил граф, несколько капель вина, находившихся в бокале, попали ему не белый рукав сорочки, однако юношу это нисколько не беспокоило. Беспокоило его то, что от столь резких движений после полученной раны и недавнего подъема с постели он начал уставать, а колени стали слегка подрагивать. Впрочем, он рассчитывал, что мадемуазель этого не заметит. - И, пользуясь случаем, - с энтузиазмом провозгласил Келюс, почувствовав, что в горле несколько пересохло, - Хочу поднять бокал за красоту, которую следует оберегать, наказывая всех, кто ее не уважает! Отсалютовав мадемуазель де Шатонеф, анжуец осушил свой бокал и принялся снова наливать в него бодрящую жидкость рубинового цвета.
Рене де Рье: Граф двигался столь быстро и резко, живописуя свою дуэль с поляком, что мадемуазель начала всерьез опасаться за его здоровье. Если он ранен - он же сейчас измучает самого себя! Но отказать себе в удовольствии досмотреть этот спектакль до конца Рене не смогла. Рассказ Келюса то и дело прерывался ее восклицаниями "Не может быть!", "О, это удивительно!", "Невероятно!" После очередного выпада графа де Леви с воображаемой шпагой в руке, протыкающей воображаемого же противника и закончившегося появлением бордовых пятен на рукаве рубашки юноши, она встала и подошла к нему, запыхавшемуся, видимо, от столь резких движений и тяжело дышащему: - Это было великолепно! Жаль, что я не видела этого своими глазами! Но, кажется, у вас кровь? – она взялась за рукав сорочки Жака, испорченный пятнами Шабли. – Ваш слуга сказал, что вы ранены, и я вижу, что он не солгал! Пятна на белоснежной ткани и в самом деле можно было принять за кровавые. - Нет, нет, я не позволю вам страдать больше, чем вы уже вынесли из-за меня! Я настаиваю, чтобы вы немедленно сели! Разве можно быть таким безрассудным? Она мягко забрала у него бокал вина, поставила его на стол и почти силой заставила молодого человека опуститься в кресло. - И я соглашусь выпить с вами, только если вы пообещаете мне сидеть здесь смирно и не бередить вашу рану! Вы обещаете, граф? И вас же надо срочно перевязать! Ну-ка, дайте вашу руку!
Жак де Келюс: - Мне тоже жаль, мадемуазель, - ответил Келюс, а затем лукаво улыбнулся, - Хотя, возможно, это и к лучшему. Если бы вы присутствовали на поединке, я смотрел бы только на вас, и мой противник мог бы этим воспользоваться. Граф уже почти поднес наполненный бокал ко рту, когда ловкая фрейлина выхватила его прямо из руки юноши. Келюс даже не успел ничего ответить, так быстро говорила и действовала эта женщина. Сколько же в ней энергии! Хватило бы на целый легион красоток из эскадрона Королевы-Матери. - Господи, сударыня, да это же просто вино! - сказал Келюс, падая в кресло стараниями мадемуазель де Шатонеф и протягивая ей руку, - Видите? Я только что случайно пролил его себе на рукав. А мой слуга горазд на выдумки, и еще поплатится за то, что заставил вас тревожиться попусту.
Рене де Рье: При словах Жака "смотрел бы только на вас" Рене зашлась румянцем - о, это она хорошо умела! - Ну уж нет, я бы не позволила вам смотреть на меня и тем самым лишить меня же столь драгоценной вещи - вашей жизни! - произнесла она, беря юношу за руку и осматривая пятна на его рукаве. - Кажется, вы правы... это действительно всего лишь вино. Не желая доверять обманчивому цвету пятен на ткани, мадемуазель де Шатонеф закатала рукав рубашки и внимательно осмотрела руку графа, убедившись, что она цела и невридима. Но что же тогда наговорил ей слуга? "Господин граф в постели, он очень страдает, он тяжело ранен, его нельзя беспокоить"? Мадемуазель де Шатонеф не была столь глупа, чтобы не понимать: если Клод не обманул ее, то граф де Леви наверняка предпочел скрыть от всех свою рану, дабы не быть обвиненным в убийстве польского дворянина. Что ж, она всячески была готова этому способствовать. Но любопытство все же разбирало фрейлину: так был ли ранен молодой человек или же нет? Ведь вряд ли Келюс провел полдня в постели просто так, ради собственного удовольствия или же из-за внезапного приступа лени. Рене подошла совсем близко с Келюсу и милостиво протянула ему только что отобранный бокал Шабли: - В таком случае давайте выпьем за вашу храбрость, дорогой граф! Право, вы так ловко разделались с этим ужасным человеком, не позволив ему задеть себя! И ведь подумать только, ваш слуга только что уверял, что вы чуть ли не при смерти! А ему еще поверила! Как же я могла так усомниться в ваших талантах?
Жак де Келюс: - Жизнь, сударыня, гораздо менее драгоценна, чем честь, - юноша посмотрел Рене в глаза и слегка улыбнулся, - В особенности, честь женщины. В особенности, если эта женщина так же прекрасна, как вы. Когда фрейлина стала осматривать красные капли на белой ткани, Келюсу, не отрывавшему своего взгляда от красивого лица белокурой дамы, внезапно захотелось резко притянуть ее к себе и почувствовать вкус ее губ. Однако он не позволил себе этого, ограничившись приятным ощущением мягкого прикосновения ее изящной ручки. Графа злило, что Клод все разболтал мадемуазель де Шатонеф. Разумеется, он желал для своего господина только добра и пытался охранять его покой, но "при смерти" - это уж слишком! Не так уж и тяжело его ранили. Болезненно, конечно, но не очень опасно. К тому же, Келюс знал, что на нем все заживает, как на собаке, и силы возвращаются довольно быстро. А в присутствии Рене де Рье - тем более. - Я не против! - граф весело рассмеялся и резко вскочил с кресла, не желая долее сидеть, пока стоит дама, особенно если она поднимает такой тост. Тщеславной натуре Жака де Леви очень льстили слова прелестной фрейлины, - И счастлив тем, мадемуазель, что моя храбрость, равно как и мои таланты, были использованы мною ради вас. Последние слова юноша произнес тихим и мягким голосом. Молодые люди сейчас стояли почти вплотную друг к другу. Келюсу стоило только чуть-чуть приблизить свое лицо и... Но и на сей раз он сумел совладать с собой, принял протянутый Рене бокал, чокнулся с ней и выпил до дна. Поставив бокал на стол, он уже потянулся к графину, чтобы налить себе еще, как вдруг резкий приступ боли заставил графа вспомнить о полученной ране. Келюс издал слабый стон, а тянувшаяся к графину рука непроизвольно легла на левый бок. Анжуец поморщился от очень неприятных ощущений и сжал зубы от досады. Вот проклятье! Теперь она наверняка заметит!
Рене де Рье: - О Боже праведный! Что с вами? От неожиданности Рене чуть не выронила из рук бокал с вином. Тонкая струйка все же потекла прямо на ее роскошное платье, но мадемуазель этого даже не увидела. Келюс так резко побледнел и осел, что Рене не на шутку испугалась. Она только что расспрашивала его про рану всего лишь любопытства ради, да и почти уверилась, что на ее защитнике могут быть лишь царапины! - Сядьте, сядьте же немедленно! – только сейчас она заметила, что держит в руках бокал Шабли, и бордовая жидкость оставляет ажурный след на ее светло-зеленом платье. Злосчастный бокал был немедленно со стуком водружен на стол. Так значит, поляк все же серьезно ранил графа де Леви, а это, в свою очередь, означало, что его запросто могут обвинить в убийстве. А поскольку Жак был человеком герцога Анжуйского, то из всего этого следовало... Да ничего хорошего для Генриха из этого не следовало! Все эти мысли вихрем пронеслись в головке Рене, а руки ее тем временем снова - уже во второй раз - настойчиво усаживали молодого человека в кресло и расстегивали его рубашку: - Дайте мне взглянуть на вашу рану, и сидите смирно! Вам нельзя шевелиться! Вас нужно немедленно перевязать, кажется, я вижу кровь! Да где же этот ваш бездельник? Клод! Клод!
Жак де Келюс: Келюс и в самом деле почувствовал, что лучше сесть. От внезапно пронзившей его тело боли он начинал терять силы. Если бы граф не последовал настойчивому требованию мадемуазель де Шатонеф, которое она подкрепила усиленным нажатием на его плечи, он вполне мог бы упасть на пол прямо к ее ногам. Не то чтобы ему не нравилась подобная перспектива, но... Все же Жаку де Леви не хотелось, чтобы белокурая фрейлина сочла его изможденным страдальцем. Показывать свою слабость - вот что являлось самым страшным для любимчика герцога Анжуйского. - Все в порядке, мадемуазель, - Келюс на миг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, - Сам не знаю, что со мной произошло... Однако увиливать на сей раз было просто глупо. И бедный юноша устыдился того, что лгал Рене. Вот уж воистину - всякая тайна однажды становится явным. Келюс очень злился. Злился на Клода за то, что все разболтал мадемуазель де Шатонеф, хотя его и можно было понять. Злился на фрейлину за то, что теперь, окончательно осведомленная обо всем, она наверняка станет тревожиться и упрекать его. Злился на себя за то, что скрыл правду из-за своего мальчишеского бахвальства. Между тем, ловкие пальцы женщины уже расстегнули рубашку на теле раненого, обнажая рельефную грудь и стройный живот, на котором, обтянутые кожей, лениво перекатывались бугорки мышц. Нижняя часть торса была крепко перевязана. На левой стороне бинта запеклось алеющее пятно засохшей крови. Вот и все... Сейчас милая блондиночка точно осыпет его потоком справедливых укоров. И будет совершенно права. А появившийся в покоях Клод, который прибежал на зов Рене де Рье, был тут, ну, совсем уж не к месту. Келюс сделал жест рукой, который означал - "Пшел отсюда". И для пущей убедительности грозно сдвинул брови. Слуга тотчас ретировался обратно за дверь. Самому же графу, удостаивавшемуся в эту минуту особому вниманию фрейлины, захотелось снова вскочить, прокричать ей в лицо, что ему не нужна ее забота и что пусть она возвращается к своей королеве, а его оставит в покое. Юноша опустил взгляд и даже сжал кулаки, да так сильно, что ногти больно впились к ладони. Однако постыдный самолюбивый порыв быстро отпустил Жака де Леви, и он расслабился. - Простите меня, сударыня, - неожиданно прошептал он, подняв свои ясные голубые глаза на красивое и встревоженное лицо мадемуазель де Шатонеф.
Рене де Рье: - И это вы называете "в порядке"? Это полный беспорядок! Быстрыми и уверенными движениями Рене освободила молодого человека от рубашки, кликнула Клода - бедняга наверняка уже намучился ходить туда-сюда, но что он мог поделать? - и велела немедленно сменить повязку господина графа, насквозь пропитанную кровью. - Вы просто безрассудны, граф! Ну разве можно с такой раной вести себя столь легкомысленно! Послушайте, вам нужен лекарь. У вас был лекарь? Впрочем, у меня есть прекрасное средство! Моя тетушка - я только что гостила у моей тетушки - дала мне отличный бальзам. Я пришлю вам его немедленно! И не возражайте! Мадемуазель помогла Жаку устроиться поудобнее, а затем присела сама на ручку кресла. - Вы будете прощены, месье, если расскажете мне все как есть, честно до последнего слова, - тоном, не допускающим возражений, произнесла она. - И не утаивайте от меня ничего. Если вас ранил поляк, мы должны будем приложить все усилия, чтобы об этом не стало известно. Говорите: ведь это его работа?
Жак де Келюс: - Ну разумеется, у меня был лекарь, сударыня, - обреченно вздохнул граф де Келюс, когда фрейлина вновь начала причитать, - И я повторяю: вам совершенно не о чем беспокоиться. Анжуец поудобнее откинулся в кресле, когда в комнату опять вбежал запыхавшийся Клод. Была бы на то воля Келюса, он бы его снова прогнал. Нет, Жак де Леви ничего не имел против того, чтобы сидеть перед мадемуазель де Шатонеф обнаженным по пояс - стесняться ему было нечего. Но вот открывать нежному взору женщины свою рану ему не очень хотелось. Однако удостаиваться ее грозного взгляда в случае отказа ему хотелось еще меньше, поэтому он позволил слуге остаться и делать свою работу. - Да, будь он проклят! - откликнулся граф на вопрос Рене, снова распаляясь и не обращая внимания непристойность некоторых своих выражений, - И хоть эта скотина заплатила мне за все сполна, но все же успела изловчиться и нанести мне удар своей саблей. Порез довольно глубокий, но не очень опасный, и уж тем более не смертельный. Так что, как я уже сказал, не стоит беспокоиться... Мадемуазель, вы не могли бы налить мне немного вина, а то в горле пересохло? - юноша кивком головы указал на столик, где еще стояли наполовину полный графин и два бокала, и затем продолжал, - Что же касается возникшей проблемы... Мы с Монсеньором уже успели поговорить на эту тему. Если возникнут подозрения, я поведаю всем истинную историю своего ранения. Правда, боюсь, она мало кого заинтересует. Жак де Леви хитро улыбнулся, вспомнив веселую проделку, которую он в скором времени собирался осуществить вместе со своими друзьями. Пока граф объяснялся мадемуазель де Шатонеф, услужливый Клод уже успел сменить повязку и вновь удалиться в надежде, что теперь его нескоро позовут. - Что касается бальзама... Я не стану возражать, но только при одном условии, - голубые глаза юноши весело блеснули.
Рене де Рье: Рене встала и наполнила бокал графа, при этом обратив наконец внимание, что вино из ее собственного бокала оказалось на ее платье. - Ну вот, только взгляните! - со смехом расправила она юбку, на которой алели несколько пятен. - Теперь это всего лишь грязное тряпье! И как же я теперь вернусь назад? Она поднесла бокал Жаку де Леви, при этом не упустив возможности оценить его мужественную фигуру, крепкие мышцы, сильные руки, и опустилась в кресло рядом, стряхивая со своего платья остатки вина. Значит, герцог Анжуйский уже виделся со своим любимцем. И они придумали, как уберечь графа от неминуемого гнева Его Величества. Интересно, и что же они там изобрели? Двое мужчин? В глубине души мадемуазель де Шатонеф нисколько не сомневалась, что ум одной лишь женщины способен по своей изобретательности превзойти усилия любого количества мужчин, но, разумеется, свои мысли по этому поводу она предпочитала оставлять при себе. - И какое же условие вы мне поставите? - глаза Рене де Рье весело сверкнули, и она наклонилась поближе к Келюсу. - Право, я теряюсь в догадках!
Жак де Келюс: - И поскольку мой гардероб не может предоставить выбор женских нарядов, вам придется быть моей узницей, пока я не распоряжусь, чтобы вам доставили новое платье из ваших покоев, - усмехнулся Жак де Леви, - Как вам такая перспектива? Юноша принял бокал, скользнув пальцами по запястью фрейлины, и с удовольствием принялся потягивать отменное Шабли. Чем дольше граф смотрел на мадемуазель де Шатонеф, тем больше в его буйную голову закрадывались мысли, не предназначенные для того, чтобы их описывало перо. Да и вино методично оказывало свое воздействие... Женщина наклонилась к нему, но Келюсу этого показалось мало. Мягко взяв Рене за предплечье, анжуец неожиданно резко притянул ее к себе. Ее лицо теперь было в паре сантиметров от его собственного. Юноша смотрел белокурой красавице прямо в глаза. - Вы сами нанесете его на мою рану, - выдохнул он ей в самые губы, - Я слышал, что бальзам проявляет свои чудодейственные свойства только в том случае, если оказывается в самых нежных руках. Услуга за услугу, сударыня? Я помог вам. Так не дайте же мне погибнуть! Улыбнувшись и все еще удерживая женщину одной рукой, Келюс поднес другую руку, в которой был зажат бокал с вином, к своему рту и еще немного пригубил рубиновую жидкость. После чего, легонько качнув бокалом в сторону лица мадемуазель де Шатонеф, красноречивым взглядом предложил ей сделать то же самое.
Рене де Рье: Рука Рене оказалась неожиданно в цепких пальцах Жака де Леви, глаза его - напротив ее глаз, а на своих губах она почувствовала его горячее дыхание. От неожиданности она даже охнула, но быстро овладела собой и лукаво улыбнулась. Какая жалость, что рядом не было Монсеньора! Мадемуазель де Шатонеф мягко забрала свободной рукой бокал у Келюса, по-прежнему глядя ему прямо в глаза: - Я согласна на ваше условие, - так же, горячим шепотом выдохнула она в ответ. - Я добавлю к чудодейственным свойствам моего бальзама мою благодарность вам. И пусть все лекари подождут. Не отрывая взгляда от голубых глаз Жака де Леви, фрейлина пригубила вина из бокала графа. Ее собственные глаза сияли. Итак, первый пункт плана под названием "Месть", похоже, начал весьма успешно осуществляться.
полная версия страницы