Форум » Игровой архив » Fais ce que dois, advienne que pourra, часть 1. » Ответить
Fais ce que dois, advienne que pourra, часть 1.
Fatalité: Fais ce que dois, advienne que pourra - Чему быть - того не миновать (фр. пословица). 28 августа 1572 года. Венсенский лес. Раннее утро.
Ответов - 37, стр:
1 2 3 All
Генрих де Бурбон: А Конде с тоской поглядывал в сторону Венсенского леса. С каким наслаждением он сейчас пустил бы коня в галоп, оставив позади Париж, ужас Варфоломеевской ночи, слухи о жене – все! Свобода. Самой вожделенной была свобода. Свобода. Самое сладостное слово. И самое запретное для пленника. Слова Наварры заставили его вздрогнуть. Вопреки всему, вопреки здравому смыслу он чуть было не предложил кузену немедленно вскочить в седло! Но рука, сжимающая повод, разжалась, воинственный блеск в глазах потух, сменившись колючей иронией. - Если эти два человека – мы с вами, сир, то боюсь, что наше исчезновение заметят тут же. Я даже берусь утверждать, что ваша добрая матушка Екатерина не преминула позаботилась о том, чтобы за нами бдительно следили. Неужели вы думаете, кузен, что нас с вами отпустят так просто, так легко? Конде усмехнулся, кивнув головой на стражу, расставленную вокруг поляны. Когда взойдет солнце, им придется несладко в начищенных кирасах. - Но ничего, кажется, я научился добродетели терпения, сир. И вам советую.
Henri de Navarre: - Что мне еще остается? - невесело усмехнулся Генрих. - Я уже научился терпению, притворству, ложным похвалам, умею видеть уши у стен и читать между строк и слов, но черт возьми, как же иногда все это надоедает! Кто мешает нам вскочить сейчас на этих добрых лошадей и... И нет Парижа. Нет королевы Екатерины, которая спит и видит свою дочь вдовой. Нет короля, нет ужасов Варфоломеевской ночи, нет Анжуйского, нет Алансона... А потом можно будет вести свою игру. Ведь ему предрекали стать королем! И Генрих Наваррский в глубине души совершенно не собирался с этим предсказанием спорить. Но увы - пока это было невозможно. Беарнец не был столь наивен, чтобы не понимать: сейчас его не выпустят из-под надзора ни на миг. - Но вы, конечно, правы, друг мой. Я уверен, что в эту самую минуту за нами наблюдает не одна пара глаз. Моя матушка столь добра, что уж наверняка обеспечила нам достойный эскорт. Что делать? Нам остается только ждать. Так давайте же ждать с удовольствиием! Удовольствий неподалеку расхаживало немало, в роскошных платьях самых модных цветов. Генрих улыбнулся. - Идемся, Конде. Скоро все начнется! Почему бы нам, пока король не созвал всех, не порадоваться жизни? Взгляните, весь цвет Лувра сегодня здесь. Какая красотка вон там, смотрите! Рядом с Маргаритой. О, а за этот цветок я отдал бы половину моего наваррского королевства! Положительно, я не намерен упускать такую возможность! Бросив поводья и продолжая своей обезоруживающей улыбкой, Генрих направился к толпе придворных, разгуливающих на поляне.
Marguerite de Valois: Франсуа де Валуа "... Да. Он любит ее! Ценит каждое мгновение встречи, дорожит ею – так осторожничает! Значит, все, что сказали ей, правда. Это и есть новая пассия старшего лотарингца. Хороша, так хороша! И смела…" - Как я рада видеть Вас, Франсуа! Наваррская королева проворно подала ему руку, притягивая к себе, приобняв, надавила другой на плечо, усаживая рядом, и из-за плеча герцога Алансонского, с горечью напоминая себе, что прикусывать губы некрасиво, продолжала наблюдать за теми двумя, что кроме себя никого не видели, как ни старались быть предельно осторожны. Гиз любит и любим: такую нежность, когда-то знала и Маргарита. Было время – все глаза проплакала, когда отказывалась от своей любви. И отказалась же. Ради него и себя. И стала королевой. А эта… эта не откажется. Муж ласково кивнул издали, принц Конде, с ним рядом, почтительно склонился, а Генрих, брат, улыбнулся, обернувшись из толпы. Среди вновь прибывших царила де Монпансье со всей своей иронией на словно окровавленных губах. Кто-то подал пряное вино, в пестрой группе дворян увивающихся возле ее импровизированного трона мелькнуло новое лицо, одно, другое… Маргарита отметила про себя, что надо будет поторопиться с выбором свитских, но не могла отвлечься от белокурой дамы, склонившейся к лицу дамы другой, от их оживленного разговора, от случайного взгляда. - … А почему же Вы не с Карлом? Там должно быть уже свору собирают! Она сжала пальцы брата так нежно, что впору было позабыть о всех охотах на свете, или же припомнить о нелесном сравнении со сворой, копошащейся вокруг того или иного шатра, возле того или иного подола. - … Как бы мне хотелось быть сегодня верхом! Но вместо этого… Ах, Франсуа, Вы ведь знаете всех дам кругом, окажите мне услугу… - немного лести и самый просительный взгляд, - … ну, приведите же мне кого-нибудь, чтоб нескучно было дожидаться Вас с охоты! Да хоть бы маркизу де Сабле, матушкину фрейлину… Говорят, она прекрасная собеседница! Тут предписанная этикетом игривая вежливость иссякла и прорвалась желчь: - Скажите, мол, я желаю говорить с нею! Я велю…
Франсуа де Валуа: Marguerite de Valois Бледное лицо герцога озарилось улыбкой. У Франсуа было очень мало настоящих ценностей. Он не любил свою мать, он ненавидел Анжу, он терпеть не мог короля. Но зато он искренне и нежно любил сестру. Пожалуй, она была одной из немногих радостей в его жизни, его ценностью в ней. Мягко поцеловав нежные пальчики Наваррской королевы, молодой принц, следуя ее настойчивому приглашению, уселся подле нее. Пока она окидывала толпу придворных своим взором из под изящных бровей, Алансонкий сидел и просто смотрел на нее, любуясь ею. Казалось, его нисколько не трогает красота озаренного солнцем Венсенского леса, шелест колышущихся под дуновениями летнего ветра ветвей высоких деревьев, голубое небо, по которому плыли редкие белоснежные облака... Все это терялось в красоте лица французской жемчужины, в изгибах ее совершенной фигуры, в блеске ее великолепных волос, в ее чарующих плавных жестах, в ее очаровательной улыбке... Франсуа мог позволить себе долго созерцать столь прекрасное создание, мог бы вечность сидеть вот так, наслаждаясь мягкостью ее рук, которые касались его, но все же сумел отвернуться от нее и принялся осматриваться. Франсуа окинул своим привычным, внимательным, никогда не упускающим ни одной важной детали взглядом весь цвет собравшегося здесь высшего общества. Проницательные лисьи глаза герцога отметили присутствие королевы-матери и ее фрейлин, пробежались по фигурам мрачного де Гиза и, казалось бы, непринужденно веселых Наваррского и Конде. Причем, на последнем Алансонский чуть задержал свой пристальный взгляд. Вспоминая заключенный между ними альянс, он рассчитывал на возможность перекинуться с Бурбоном парочкой слов. Затем, прекратив свои наблюдения, он вновь повернулся к Маргарите, когда она обратилась к нему. - Рано или поздно король окажется здесь, так что меня в любом случае не минует печальная участь находиться рядом с ним, - доверительно хмыкнул Франсуа, состроив кислую физиономию, - Зачем же мне проходить столь тяжкое испытание раньше времени? Алансонский обычно был очень скрытен, и все свои истинные помыслы, чувства и желания всегда держал в тайне от семьи, скрывая их за фальшивой любезностью, преданностью и дружелюбием. От всей семьи, кроме одного ее члена. Маргариты. От нее у герцога не было почти никаких секретов. С ней он обычно был прям и выражал именно те эмоции, которые и были у него на душе. Он не знал, действительно ли она в данный момент радовалась его появлению, не знал, действительно ли она будет ждать его возвращения с охоты, но, по крайней мере, ему было очень приятно это слышать. - Дорогая сестричка, ты думаешь я действительно поверю в то, что в присутствии этих господ, - герцог окинул красноречивым взглядом многочисленных кавалеров, толпящихся вокруг Маргариты, и на его лице появилась усмешка, - Тебе хоть на секунду станет скучно? Неучтиво с твоей стороны так жестоко обманывать меня только для того, чтобы я исполнил твою маленькую прихоть, - после этих слов принц торжественно поднялся, глядя теперь на женщину сверху вниз, - Однако, поскольку это именно твоя прихоть, то я повинуюсь. Сейчас же приведу тебе маркизу. Коротко рассмеявшись, герцог круто развернулся, отчего его зеленый бархатный плащ на мгновение слегка обмотался вокруг пояса, и бодрым шагом направился в сторону королевской фрейлины, которая как раз прогуливалась, видимо со своей подругой, неподалеку.
Рене де Клермон: - Графиня Рене де Клермон, моя младшая сестра. Голос брата звучал так торжественно, что девушка, присевшая в почтительном реверансе, боялась вздохнуть. Наконец-то наступил тот день, когда подготовка Рене к появлению в Лувре, была закончена. Завтра же юная графиня покинет монастырь навсегда. Ночь была бессонной и волнительной. Первые лучики солнца, робко заглядывающие в окно, говорили о наступлении нового дня. После утренней трапезы, Рене де Клермон отправилась в дорогу. Два дня, проведенные в пути, оказались совсем не долгими. - Очень скоро мы будем в Париже и вы наконец-то увидете господина де Бюсси. Он будет очень рад вас видеть, - сказала дама, сопровождающая Рене к брату. В душе повзрослевшего ребенка, боролись гнев и милость. Хотелось броситься на шею к брату, и одновременно надавать ему пощечин. За столько лет, он даже не вспомнил, что у него есть сестра, а лишь откупался золотом. А сейчас делал вид, что он любящий брат. Рене отодвинула шторку на окне и увидела человека, молящего о помощи. - Стойте, стойте, там человек,- испуганно закричала девушка. Ему нужна наша помощь, он истекает кровью. - Мадемуазель, успокойтесь и лучше не смотрите в окно. Нынче ночью в Париже творилось что-то очень ужасное. Повсюду звон оружия, крик "смерть гугенотам"... Рене еще раз взглянула в окно. И правда кругом была кровь, умершие и умирающие парижане. Задернув поплотнее шторку, что даже солнечный свет не пробирался внутрь, девушка откинусь на подушки. По щеке скатилась слезинка,потом еще одна... Рене очень испугалась за брата. Ведь, что ни говори, она его очень любила. Встречу с братом назвать теплой было нельзя, но прошла она довольно спокойно. Рене ни раз представляла себе эту встречу. Продумывала каждое слово, каждый жест. А оказавшись напротив знаменитого Бюсси (об этом девушка уже успела узнать)она впала в ступор, все словно стерлось из памяти. Беседа между родными людьми была прервана появлением слуги с письмом, в котором говорилось о том, что двадцать восьмого августа состоится королевская охота в венсенском лесу. Бюсси предложил сестре поехать вместе с ним. Объяснив это тем, что там будет Маргарита Наваррская и это неплохой момент для представления. Через два дня Рене и Бюсси отправились в венсенский лес. Юная графиня посвежевшая и отдохнувшая выглядела очаровательно. Легкий румяней украшал ее лицо. Оказавшись на месте королевской охоты, Бюсси взглядом нашел королеву Наваррскую, подошел к ней по приветствовал и представил свою сестру.
Изабель де Лаваль: Вылазка, совершенная по всем правилам стратегического искусства, удалась. Дамы, расточая улыбки с королевской щедростью королевским же свитским, пересекли ту невидимую границу, которая разделяла мать и дочь, королеву-мать и королеву-дочь. Если к флорентийке шли на поклон из страха и почтительности, то королева Маргарита привлекала всех красотой, молодостью, и остроумием. Возле нее дышали свободнее, смеялись искреннее, Изабель сразу это почувствовала. Если вокруг Медичи царил зимний холод, то рядом с ее дочерью была вечная весна. Не почувствовала ли маркиза укол ревности в эту минуту? Пусть Генрих де Гиз был ею увлечен, но, как известно, страсть горит ярко, сгорая быстро. А королева Маргарита была прекрасна. Это признавали даже ее завистники. - Вот, Рене, мы и в стане врага, - шутливо проговорила она. – Нападем сейчас, или повременим? И, не договорив, присела в реверансе. К дамам приблизился герцог Алансонский.
Рене де Рье: - Лучший способ защищаться - это нападать самому, - засмеялась Рене, с удовольствием оглядывая окружающую шатер наваррской королевы публику. - Поэтому всегда предпочитаю этот метод. К тому же этот враг мне очень даже нравится. Все бы враги были такими красавцами! Увидев подходившего к ним принца, мадемуазель де Шатонеф, также как и ее приятельница, сделала глубокий реверанс. Правда, она сама предпочла бы сейчас увидеть не его, а его старшего брата. Где же Анжу? Она совсем недавно видела его с королевой Маргаритой. Но сейчас вокруг сестры короля толпились совершенно другие люди. Рене, делая вид, что рассматривает придворных, на самом деле искала глазами только одного человека. - Смотрите, к нам идет герцог Алансонский. Не начнем ли с него? Тем более, похоже, он только и ждет нападения от какой-нибудь красавицы.
Marguerite de Valois: Франсуа де Валуа, Рене де Клермон С улыбкой проводила Маргарита спину брата в поход за требуемой ей собеседницей и, наконец, отвела от нее глаза. Она любила братьев, всех трех и каждого по-своему. И если в ее чувство к Карлу невольно подмешивался безмерное уважение и даже страх, некий почтительный, неосознанный, сходный с трепетом, который она испытывала пред мощным характером матери; если любовь к Анжу была проста, светла и игрива, то Франсуа досталась та ее часть, которую даже молодые девушки считают материнской – ощущение что ты можешь сделать этого человека счастливым, лишь своим присутствием в этом мире. Маргарита щедро дарила ему свою нежность, что делало отношения столь ценными для них обоих. Перед королевой почтительно склонился видный дворянин из алансонской свиты. Память услужливо подсказала имя, титул, кое-какие интрижки, кое-кого из родни… Ах, да он рекомендует ей в фрейлины сестру – давно пора! Мило убранная темноволосая головка, грациозный реверанс, кажется, ничего больше и желать. Лица присутствующих мужчин, словно у кобелей – носы по ветру, поворотились в их сторону, не таясь разглядывая вновь прибывшую. - Благодарю вас, граф! Она прелестна!.. Встаньте, мадемуазель, я хочу взглянуть на вас! Вам восемнадцать? Рассматривала представленную ей и королева, гадая, чем та обернется для ее маленького пока двора – игрушкой для сердец, надежной прислугой, соперницей ли, другом… или быстро пополнит стаю охочих до милостей шпионов матушки. Она кивнула мужчине, отпуская его, приглашающее указала на столик с напитками, возле которого, оценивая прелесть новенькой графини, казалось, дышать перестали, и быстренько стянув перчатку, обмахнулась ею, уронила…
Карл IX Валуа: Карл нетерпеливо постукивал хлыстом по голенищу сапога, поглядывая на небо. Зверя надо брать по утренней прохладе, когда он, сытый, разнеженный, зароется в прохладную листву – переждать последний жаркий день уходящего лето. Стремительно уходящего, утекающего сквозь пальцы. Король не разделял презрения многих к это дичи – злобной, хитрой, подчас опасной. Опасность всегда радовала Карла, горячила кровь. А королевский выжлятник уверял государя, что секач загнан матерый, удя по следам на деревьях. Кабан чесал о них свой бок, оставляя на коре клочья бурой щетины, и подрывал корни в поисках желудей. Весь сложный церемониал, которому придавали огромное значение его дед и отец, Карл с почти смешной поспешностью велел опустить. - Мы на охоте, а не на балу, - прокричал он, вставив ногу в стремя, оправляя на боку охотничий рог. – Оставьте для дам свои расшаркивания. Матушка, я привезу вам голову кабана. Мы повесим ее рядом с трупом Колиньи, ха-ха! Наварра, Конде, что вы застыли в сторонке, как монашки? По коням, по коням! Гиз, и вы с нами? Анжу, Алансон! По коням! Засуетилось все, закрутилось, словно цветастый водоворот и даже Венсенский лес будто расступился, готовясь принять в себя королевскую охоту.
Альбер де Гонди: Гонти кашлянул в знак того, что слушал внимательно, и кивнул, но не посмотрел на свою королеву. С годами поневоле становишься дальнозорким, да и полог шатра, широко распахнутый навстречу утренней свежести, так и манил пробежаться взглядом по поляне, ощупать кучки беседующих, готовящихся к охоте… Значит, итог подведен … Жаль их обоих, такие молодые… но, Бог даст, королева Маргарита быстро освоится… она всегда умела выживать в этой большой и шумной семье, и делала это достаточно успешно… Что до парня – чужой он, и с самого начала не на что особенно было рассчитывать, а жаль… хороший властитель бы был… Ответить Альбер не успел, лишь резко встал: уединение их было внезапно нарушено – мшастая гончая и белокурая фрейлина в пронзительно-голубом платье застыли у входа в шатер, перекрывая перспективы обзора. Первой мыслью Гонти, после легкого наклона головы в сторону бесцеремонно появившейся женщины, было сомнение в искренности ее извинений. Он отвел руку мадемуазель де Руэ от собаки, подцепив пальцем ошейник, вывел ее сам, оценив всех присутствующих на близость к стенкам шатра и возможность излишнего любопытства. Подскочивший по его знаку псарь, низко кланяясь, сгреб кобелька на сворку. Гонти лишь рассеянно кивнул ему, пробормотав приличествующие случаю пожелания, скользнул пальцами по приятно-бархатистой собачьей спине и вернулся на свой пост. - Погода отличная, Его величество, доволен! Громко сказанные на пороге, ничего не значащие слова должны были убедить ближайших придворных, что о таких-то вот пустяках и шла только что речь.
Изабель де Лаваль: Marguerite de Valois Маркиза де Сабле почувствовала себя неуютно под взглядом подошедшего герцога Алансонского. Еще более неуютно она почувствовала себя, когда с изысканной любезностью, в которой Изабель почудилась легкая насмешка, герцог передал ей приглашение Маргариты Валуа. Королева Наваррская желает побеседовать с фрейлиной королевы-матери. Маркиза почувствовала, что невольно бледнеет, не смотря на свою хваленую дерзость. Побеседовать… Так ли это? Или же бывшая возлюбленная Гиза просто желает поближе посмотреть на ту, что теперь грела его постель? С какой радостью маркиза сейчас сослалась бы на какое-нибудь неотложное поручение от флорентийки. Но королеве не отказывают. Да и никто не сможет сказать, будто бы она, Изабель де Лаваль, испугалась! Пробормотав положены по этикету слова: «Буду счастлива… всегда к услугам Ее Величества», и, тайком пожав руку Рене, фрейлина направилась к шатру королевы Маргариты. Направилась, гордо подняв белокурую голову и с улыбкой на губах. К счастью, Ее Величество изволила как раз принимать новую фрейлину, так что маркизе были дарованы несколько минут передышки. Но и несколько минут достаточно, чтобы вернуть глазам блеск, а щекам румянец. К тому же – как щит, как опору, чувствовала присутствие на этой поляне, среди всей разряженной толпы Генриха де Гиза. «Вы желаете побеседовать, мадам? Прекрасно, давайте побеседуем».
Екатерина Медичи: Альбер де Гонти, Луиза де Руэ Флорентийка проводила взглядом Гонти. Сомневаться в верном слуге и советнике не приходилось, дело будет сделано и сделано наилучшим образом. Сегодня же ночью Наварра окажется в Венсене. А потом Маргарита примерит траурные одежды. Но стоило позаботиться и о той, кто так дерзко и несвоевольно нарушил уединение королевы-матери. Невыразительное, полное лицо Екатерины стало жестким, взгляд недобрым. В случайности она не верила и это неверие, кстати говоря, выручала ее куда чаще, чем вера в Божий промысел. Подслушивала ли фрейлина? Если да – то зачем и для кого? Но если даже и нет… то вопрос в том, что она услышала. На минуту Екатерина Медичи всерьез задумалась, не отправить ли мадемуазель де Руэ в Венсен прямо сейчас, и тем самым избавить себя от возможных случайностей. Н эта фрейлина служила ей если не лучше, то дольше остальных, была уже не молода, да и к тому же прекрасно знала, как мстит флорентийка за предательство. - Вы очень неловки, мадемуазель де Руэ, - медленно проговорила королева-мать. – Я недовольна вами. Но раз уж вы здесь – подайте мне воды. И не смейте отходить от меня ни на шаг, милочка, если угодно, считайте, что вы до ночи под арестом. И если я хоть на мгновение не увижу вашего смазливого личика рядом с собой, то отдам приказ страже. Вам все понятно, я надеюсь? Не дожидаясь ответа, Медичи перевела взгляд с провинившейся фрейлины на другой конец поляны. Что это? Маркиза де Сабле рядом с ее дочерью? Неужели самолюбие Маргариты уязвлено до такой степени? Это было бы хорошо, очень хорошо, где ревность – там и любовь, а королева-мать предпочла бы видеть сейчас свою дочь влюбленной в кого угодно, хоть в Гиза, хоть в черта, желательно влюбленной безрассудно. Все что угодно, только бы вбить клин между королевой и королем Наваррским. «Впрочем, это уже не так важно. Не справлюсь я – справится Весенский замок. В нем очень сырые покои, в них и заболеть не долго. А так же высокие стены и глубокие рвы. Один неосторожный шаг – и вот король Наваррский уже мертв».
Луиза де Руэ: Екатерина Медичи Луиза мужественно выдержила этот взгляд, ведь речь в шатре флорентийки шла о самом настоящем заговоре! Мадемуазель почувствоваал детскую обиду: "Я ей всю свою жизнь верно служу, никогда ее не предавала, помогала борьбе королеве с госпожой де Брезе... И, между прочим, служила лучше всех. Конечно, сейчас я случайно залезла не в свои дела, но, все-таки, мне можно доверять..." Де Руэ молча подала Ее Величество бокал, сконившись в поклоне с безмятежным спокойным лицом. - Да, Ваше Величество, - Луиза с непонимаем посмотрела на королеву, как бы думая, почему Екатерина отдала такой приказ. "Теперь мне нечего делать у Медичи, чем старее она становится, тем все злее. Пожалуй, мне нужно перейти в лагерь Наварры. Надо разыскать Шарлотту любой ценой и передать, что ждет Наварру этой ночью. Пусть она решит, что с этим делать."
Альбер де Гонди: Екатерина Медичи, Луиза де Руэ Аккуратно, не привлекая к себе особого внимания, Альбер отогнул полу голубого шатра королевы-матери; убедившись, что фрейлина под подозрением и строгим надзором, отступил обратно на поляну. Рог возвестил начало охоты. Венсенские рвы и казематы заждались своего коронованного гостя. Герцог легко, назло годам, оказался в седле. Кобыла его, Красотка - молодая, белокурая и дерзкая, что, пожалуй, роднило ее с фрейлинами двора - мягко, с места взяла в галоп. Страшное, жестокое по сути своей, распоряжение королевы-матери, начало выполняться, обещая дочери ее скорбь, сыну безбедные годы царствования, а государству видимую стабильность. Все бы так и было, как велим мы сему бытию, но есть силы, располагающие иначе…
Рене де Клермон: Marguerite de Valois Страх, стеснение, смущение... Что именно испытывала в этот момент мадемуазель де Клермон, сложно было сказать. Одно точно, волновалась она как никогда. Кругом было очень много народа, казалось, что все смотрят только на нее. На щеках девушки вспыхнул румянец. Рене подняла перчатку, которую уронила Маргарита Наваррская и протянула её королеве. - Еще нет, Ваше Величество, - слегка улыбнувшись сказала Рене. Я очень благодарна Вам за радушный прием, и что у меня появилась возможность попасть к Вам в свиту. Мадемуазель де Клермон была наслышана о летучем эскадроне и благодарила всевышнего за то, что брат не отправил её к Екатерине Медичи.
полная версия страницы