Форум » Игровой архив » Проповедь зимним утром » Ответить
Проповедь зимним утром
Изабель де Лаваль: 3 января, часовня Фонтенбло. Десять часов утра.
Ответов - 11
Изабель де Лаваль: Стройные голоса певчих взлетали к сводам старой часовни. Сквозь витражи, на которых застыли ангелы и святые, черти и грешники, светило солнце, посылая молящимся снопы света, окрашенного в красное, синее, изумрудно-зеленое. От стен шел холод, и маркиза де Сабле поплотнее закуталась в плащ, не отрывая недоброго взгляда от затылка сидящей впереди старшей фрейлины. На эту дамы была возложена почетная и весьма ответственная миссия, следить за тем, что бы придворные королевы-матери исправно посещали мессу. Обычно маркиза с огромным трудом находила в себе достаточно благочестия, что бы подняться к ранней мессе, но сегодня она пришла бы на службу и без напоминаний. На третье января приходился день святого Блаза, покровителя землепашцев и виноградарей. Изабель де Лаваль, сумевшая после смерти мужа стать единоличной хозяйкой недурных виноградников, готова была истово молиться и заставить свечами всю часовню, только бы лоза хорошо перенесла зиму. Но, памятуя о том, что серьезные размышления не украшают женское личико, маркиза с самым благочестивым видом листала богато украшенный требник. В белокурой женской головке проносились цифры и сорта винограда, вперемежку со звучной латынью. Тонкие пальчики, уже изрядно озябшие в холодном, пусть и наполненном святостью, воздухе часовни, перебирали четки. - И подобно тому, как во вспаханную землю бросают семена, дабы взросли они, принесли плод сладостный, Господь наш бросает семена любви своей в наши души! Но, чада мои, спрошу я вас, каждое ли семя упавшее в нашу душу, принесет плод? Картезианец, удостоившийся чести читать проповедь перед придворным, не иначе благодаря чьей-то протекции, старался во всю, перескакивая с пятого на десятое, с Авраама на Ноя, с Ноя, опьяневшего от сока виноградной лозы, до Алаферна, потерявшего голову. Худощавое, аскетичное лицо фанатика было бледным, глаза же горели огнем упоения собственным красноречием. - Нет, возлюбленные мои! Семя, упавшее в почву неплодородную никогда не взрастет. Это я говорю о вас, господа еретики, скрывающиеся под личиной новообращенных католиков! Вы можете, как Исав, обернуть себя шкурой невинного козленка и выдать за Иакова. Но отец ваш небесный не слеп! Нет! Он различит добрую лозу от порченной! Порченные ветви он отрубит и бросит в огонь! «Господи, только бы лозу не поразила плесень, как у соседей этим летом», - набожно вздохнула маркиза, благочестиво перекрестясь.
Фернандо де Кальво: Почитая себя за истинного католика, граф редко посещал мессы на родине, дабы общение со Всевышним не вошло в привычку, и каждый раз было как праздник. Но во Франции – другое дело. Здесь церковь поворачивалась к рабам божьим своей менее прыщавой стороной, и ее лик радовал здоровым цветом лица местных прихожанок. Что доставляло испанцу самую искреннюю эстетическую радость. Рядом с маркизой де Сабле послышался шорох парчовых одежд и аромат недурных духов. Свежий, как утренняя роза, присыпанная снегом, Фернандо де Кальво издал благочестивый вздох и молитвенно сложил руки. Картезианец исходил благочестием, буквально призывая инквизицию в двери, еретики в козлиных шкурках вздрагивали от холода, а глаза испанца искоса разглядывали очаровательную соседку. - Я несказанно рад, что дары Божьи не обошли стороной такое очаровательное создание, как вы, маркиза. И семена, упавшие на плодородную почву, взрастили такие прелестные плоды. Взгляд мужчины выразительно остановился на двух приятных округлостях фрейлины, расположенных в стратегическом месте ниже ключиц. - Граф де Сердани всегда к вашим услугам. Это прозвучало скорее как «Рад доставить вам удовольствие». Но месса не предполагает фривольностей, как и разговоров вообще, поэтому голос посла был тих и сладок, как дуновение зефира.
Изабель де Лаваль: Размышления о лозе, плесени и бочках (как ни крути, а не самые изящные предметы, хотя и вызывающие неподдельное оживление маркизы де Сабле) были бесцеремонно прерваны. Вздох, шепот, взгляд темных глаз, сладкий, как патока, как горячая патока же скользил по тугому корсажу молодой женщины. Взгляд прозрачных глаз маркизы, напротив, был холоден, как лед, когда она, чуть повернув голову, посмотрела на того, кто вздыхал, шептал и предлагал ей свои услуги. Память услужливо подсказала имя обладателя красноречивых губ и дерзких глаз – испанский посол, дон Фернандо ди Кальво. Что-то она уже слышала о графе, хотя и вернулась ко двору совсем недавно. Кажется, это были разговоры из тех, что ведуться между фрейлинами тайно, шепотом, с жарко пылающими щеками… Ну а потом, конечно, становятся достоянием всего двора. Картезианец старался, и, судя по словам дона Фернандо, его проповедь уже готова была принести свои плоды, вот только не будут ли они кислыми? Губы Изабель де Лаваль чуть тронула улыбка, но приветливой она не была. О, она ничего не имела против дерзости и напора, но, святой Блаз, которому они сегодня молились, ей свидетель, всему свое время! - Если бы вы внимательно слушали проповедь, граф, то знали бы, что прежде чем дать плоды, семя должно прорасти, а для этого с поля нужно убрать все камни, - маркиза опустила глаза, холодная, как все снега далекого Севера. Только нежная шея под светлым завитком чуть покраснела. Но и снег может окраситься румянцем, если его коснется луч солнца, но это не значит, что он тут же растает. – Пренебрегая этим, вы вряд ли можете надеяться на добрый урожай. - И урожай ваш будет богат, и корни у всходов ваших будут крепки, - прогремел с амвона картезианец, внеся такими словами заметное оживление в ряды фрейлин. Благочестивые вздохи и куда менее благочестивые шепотки, спрятанные за молитвенниками, наполнили часовню.
Фернандо де Кальво: - Розы Франции холодны, как хрусталь, - в голосе графа прозвучало сожаление, - но испанское вино, красное, как сама кровь и горячее, как солнце, способно нагреть самый холодный сосуд. Не о том ли речь сегодняшней мессы? - Но только истинное благочестие и воздержание в помыслах своих отверзут врата благодеяний Божеских и прольют манну небесную! – вещал картезианец. Похоже, проповедник совсем запутался в причинно-следственных связях о помыслах и делах, однако, сие делало мессу вовсе непонятной, а, значит – в разы более ценной. Граф де Сердани несколько переиначил свои слова в соответствии с новым контекстом: - Мои помысли чисты, как слеза невинной девы, маркиза. Бог – есть любовь, ибо возлюби ближнего, как самого себя… и так далее. Только даруя свет, что и есть тепло и нежность друг другу, мы способны приблизиться к вратам рая. Хм, рая на земле. - Вы близки к светлой обители наслаждений как никогда, не правда ли? - Лицо дона Фернандо стало лукавым, - так не протянете ли ручку помощи очередному страждущему блаженства… Хотя бы – для поцелуя? И, упаси вас Боже – не здесь, как вы могли подумать! Святое место! Испанец сокрушался по женской холодности и по отсутствию должного благочестия у французов. Его не к месту и времени длинный монолог окончательно потонул в шуршании молитвенников и шепоте окружающих.
Изабель де Лаваль: - Но будьте осторожны, возлюбленные чада мои, - взвопил картезианец, и по часовне прокатилось эхо и даже статуи святых в каменных нишах, казалось, повернули к нему свои лица. – Ибо даже самый прекрасный и сладкий плод, к которому вы протяните руки, может оказаться ядовитым, сречь, отравить вашу душу низменными помыслами и нечистыми намерениями, подобно райскому яблоку, искусившему праматерь нашу Еву! Красноречивый взгляд на хорошеньких коленопреклоненных духовных дочерей, живописной группой расположившихся в первых рядах, должен был, видимо, внушить им чувство страха и трепета. Маркиза же воспользовалась словами проповедника, дабы немного осадить слишком разгорячившегося испанца. - Не ошибитесь вратами, граф, - предостерегла она, с большим трудом сохраняя приличествующее случаю серьезное лицо. Эта пикировка уже начала ее забавлять. Во всяком случае, слова графа, при всей их дерзости, густо политой елеем, были куда приятнее для ее слуха, нежели проповедь монаха. – То, что вы считаете вратами в светлую обитель наслаждение вполне может завести вас не туда! Про себя маркиза де Сабле подумала, что в провожатых в светлую обитель наслаждения у графа поперебывало уже немало фрейлин, так что он вполне может найти туда дорогу… сам.
Фернандо де Кальво: Устами картезианца вещала истина, и были ее слова горьки, как пойло плохого лекаря. Душа дона Фернандо, отравленная прекраснейшими плодами Франции, подпрыгивала в нетерпении сорвать еще один, висящий выше остальных. Искушение взывало к провокации. Сердце испанца, мягкое и податливое, искушению поддалось. Скамьи в домах Божьих в Испании тверды, как скалы и холодны, как могильные плиты. Но мебель в часовне во Франции отличалась большим изяществом, и, как следствие, меньшей устойчивостью. Даже око Господне не было уверено точно в том, ему предстало: то ли ловкость дона Фернандо, то ли приятная случайность. Так или иначе, скамья под коленями испанца качнулась в нужную сторону, а рука графа с точностью фехтовальщика скользнула вокруг талии Изабель де Лаваль. - Прошу прощения, сударыня, - случайное прикосновение отличалось неслучайной нежностью, - но распахнутые врата в обитель наслаждений лишили меня равновесия. Приняв прежнее положение на скамье и сложив молитвенно руки, граф возвел очи горе с таким постным выражением лица, что даже статуи святых в нишах ему позавидовали.
Изабель де Лаваль: - … и если вы будете скромны и благочестивы, щедры и благоразумны, полны искреннего раскаяния, вечное блаженство примет вас! Картезианец был щедр на посулы, так же как недавно – на угрозы. Собственно, подумала Изабель де Лаваль, легко быть щедрым на то, что тебе не принадлежит. Откровенно сказать, она даже сомневалась, что святой Петр доверит этому фанатичному монаху хотя бы кольцо от своих ключей. Но такие мысли были как раз противны скромности и благочестию, и маркиза де Сабле, торопливо перекрестившись, ударила себя кулачком в грудь, прошептав сакраментальное «Mea culpa, mea maxima culpa» когда вдруг испанец пал. Почти. Во всяком случае, сделал для этого все возможное. Мужская рука на мгновение обвилась вокруг ее талии, и маркизу де Сабле разобрал совершенно неуместный смех. - Я прощаю вам ваш невольный грех, граф, - тихий голос молодой женщины очень умело выделил слово «невольный». – Как говорит мой исповедник, грех есть зерно, несущее в себе росток искреннего раскаяния. Прочтите пять «Ave», десять «Pater Noster», не пейте вина до Пасхи и больше не грешите! Святой Блаз наверняка остался бы доволен!
Фернандо де Кальво: Чем «больше не грешить», дон Фернандо готов был отдать свой правый глаз или руку. Вместо этого, снова устремив свой взгляд мимо исповедника, продолжал упражнять свой язык, на этот раз, отринув похоть и впав в тотальное благочестие: - Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну… Лицо графа стало таким страдальческим, что святые мученики почувствовали себя посрамленными в муках: - Сударыня, когда я смотрю на вас - мои глаза соблазняют меня; когда я чувствую ваш стан рядом - то разум теряет власть над моими руками. И вы полагаете, что молитвы спасут меня? Граф де Сердани обреченно покачал головой. - Нет, мое спасение – в ваших руках, а не в Божьих. Ибо если я отрину члены свои, как завещает Нагорная проповедь, то не видать мне блаженства на небе, аки постылому грешнику. А что мне останется на бренной земле, если мое тело более не усладит ваших глаз? Высказавшись крайне заумно, испанец слегка наклонился к Изабель де Лаваль и тихо спросил бархатным голосом: - Скажите честно, маркиза, я вам нравлюсь? Приняв серьезный вид снова, дон Фернандо перекрестился.
Изабель де Лаваль: Против этой очаровательной дерзости, лицемерного благочестия, подкрепленного искренним взглядом темных испанских глаз, устоять было трудно! Женский смешок, являясь очаровательным диссонансом проповеди картезианца, прокатился по часовне. - Да! Нет? Не знаю… Ответ, не смотря на свою противоречивость, был довольно искренним. Маркиза прикусила зубками кружевной платок, пытаясь заглушить неуместный смех. Что она могла сказать на такой прямой вопрос? Подите прочь, граф, вы слишком дерзки? Могла, но это же скучно, и тогда бы Изабель пришлось дослушивать службу в одиночестве, а своеобразная проповедь дона Фернандо была куда занимательнее той, что вещали с амвона. Подарив испанцу многообещающий взгляд (всего один) маркиза опустила глаза на молитвенник, как будто благочестивая латынь могла согреть ветреное женское сердце больше, чем пылкие слова испанского посла. - Ваше спасение в ваших руках, граф, - наконец проговорила Изабель, прибегнув к извечной женской уловке, не говоря ни «да» ни «нет». - Идите, месса окончена, - провозгласил картезианец. Придворные, изрядно утомленные стоянием на коленях и демонстрацией смирения и благочестия, с облегчением начали подниматься со скамей, негромко переговариваясь между собой.
Фернандо де Кальво: Если первый ответ утвердительный, второй – вопросительный, а третий содержит сомнение – то пылкому испанцу есть на что надеяться. Так подумал дон Фернандо, уже мысленно сжимая в объятиях соблазнительный женский стан. Воображение разыгралось, предлагая картины одна другой ярче, и все они были бесконечно далеки от постулатов сегодняшней мессы. Слова картезианца пропали всуе, как это обычно и бывает. Придворные переговаривались, вставая с колен, отряхивая с своих членов прах благочестия. Граф поднялся первый и с подкупающей любезностью протянул руку Изабель де Лаваль: - Маркиза? Надеюсь, вы не замерзли, месса была долгой. Благодарю за приятнейшее общение, ваша дивная красота скрасила мое одинокое утро. Словно бы исчерпав запас дерзостей, испанец демонстрировал искреннюю заботу и мягкость, сродни лебяжьему пуху. - В своем спасении я буду уповать на Всевышнего, маркиза, - Фернандо кротко опустил глаза, - и надеяться на будущую встречу с вами. Не смею более занимать ваше драгоценное время. Приятного дня. С этими словами граф де Сердани, поклонившись, смешался с толпой.
Изабель де Лаваль: На выходе из часовни маркиза де Сабле окунула пальцы в святую воду, чуть вздрогнув от холода. Солнце затягивали низкие облака, ветер посылал по озеру тяжелую свинцовую рябь. Остановившись на пороге, Изабель де Лаваль вдохнула январский воздух полной грудью, мечтательно прикрыв глаза. Под закрытыми веками проплывали виноградники, сочные гроздья, вызревающие под жарким солнцем. Она, ветреная и легкомысленная, вдруг полюбила эту основательность, что дает земля, силу, которой она питает виноградную лозу. Полюбила виноградный сок, пачкающий руки, когда срезаешь гроздь и сладкий запах раздавленной ягоды. Нетерпеливо вздохнув, Изабель открыла глаза. Исчезли нагретые солнцем виноградники, перед глазами снова был озябший от утреннего январского ветра Фонтенбло. Ничего, зима закончится, и уж она постарается, что бы она не прошла в пустую. Эпизод завершен
полная версия страницы