Форум » Игровой архив » Свободы призрачной виденье » Ответить
Свободы призрачной виденье
Henri de Valois: 3 января, десять часов утра.
Ответов - 8
Henri de Valois: Утро третьего января 1573 года застало Его Высочества герцога Анжуйского уже одетым по-дорожному, торопливо дописывающим последние распоряжения. Перо скрипело по бумаге, песок сыпался на чернила, лился воск, к которому прикладывалась печать Монсеньора. В летящих строчках заключались приказы, послания, распоряжения, цифры, означающее количество войска, лошади, припасы, сроки, к которым все это должно было быть доставлено под Ла Рошель. Свитским, явившимся присутствовать при одевании принца, было сказано, что Его Высочество, назначенный королем Карлом Главнокомандующим, спешно отбывает в Париж, дабы начать подготовку к осаде Ла Рошели. Взять с собой предполагалось только самых ближайших дворян, дабы не утруждать себя задержками в пути, всем прочим предлагалось прибыть в Париж вместе с остальным двором. Естественное оживление, вызванное таким поворотом событий, впрочем, быстро улеглось, как только герцог Анжуйский вместе с небольшой свитой выехал за ворота Фонтенбло, распорядившись передать заверения свое преданности Его Величеству, поклон королеве-матери, привет Франсуа и нежный братский поцелуй Маргарите. *** Генрих Валуа, бледный от бессонной ночи, с запавшими глазами, был молчалив и сосредоточен. Впереди была дорога, в конце которой ему виделось нечто очень ценное и желанное. И герцог готов был приложить все усилия, чтобы этого достигнуть. И первым шагом был отъезд из Фонтенбло, который опротивел ему после разговора с матерью. Утро было серым, низкие облака клубились совсем близко к земле, день обещал быть таким же безрадостным. Принц поднял глаза к небу – не разразилась бы непогода! Остановить герцога и его друзей она, конечно, не могла, но задержать – вполне, а задержки Генрих Александр не желал. Потом, так иголка тянется к магниту, взгляд Его Высочества метнулся к Людовику де Можирону, ехавшему рядом, стремя в стремя, черпая в нем силы и спокойствие. Решимости выполнить задуманное принцу было не занимать. Но было еще кое-что. И чем ближе была дорога на Париж, чем дальше оставался Фонтенбло, тем сильнее хмурился принц. Прежде чем пускаться в путь далее, необходимо было сделать кое-что, и эта необходимость камнем лежала на его сердце. Но вот, наконец, оттягивать далее стало невозможно. Подняв руку и приказав кортежу следовать далее, Монсеньор задержал возле себя друзей. Ветер забирался холодными пальцами под ворот камзола, шевелил перо на берете. Серая пожухлая трава, серая пыль дороги, серые деревья, серое небо… но в ту минуту, когда они пустятся, наконец, в путь, герцог знал, в его душе засияет солнце. - Друзья, прежде чем мы тронемся дальше, хочу, что бы вы знали кое-что, - голос Монсеньора звучал глухо. Но даже ветер, казалось, притих, прислушиваясь. – Моя дорога… наша (поправил он себя, бросив быстрый взгляд на Людовика) лежит в другую сторону. В Париж повезут мои письма и распоряжения. Моя цель – Анжер. Но я не хочу, что бы из-за моих действий пострадали вы, поэтому предлагаю вам выбор, друзья мои. Вы можете отправиться, в Париж, можете вернуться в свои поместья на то время, которое нам осталось до войны. Вы вольны распоряжаться собой. Единственное, о чем я прошу, это сохранить в тайне наш с маркизом отъезд. Разумеется, я буду счастлив видеть вас поле себя, но решать вам. Лошади трясли гривами, фыркали, торопя своих всадников. Им-то было все равно, Париж или Анжер…
д'Эпернон: Жан-Луи де Ногарэ де Ла Валетт проклинал эту погоду, эту зиму, эту чертову войну, которая вот-вот готова была разразиться, и которая лишила его приятной его сердцу мирной жизни. Разумеется, никому и ничего он не говорил. И не потому, что боялся прослыть трусом. Д'Эпернон был еще довольно молодым человеком, но уже понимал, что и когда может быть хорошо, а что когда плохо. Война - значит, война, и он был готов извлекать выгоду и из войны, раз уж жизнь поворачивалась таким образом. Но куда более по сердцу ему были развлечения, охота и веселые пирушки. Он придерживал сейчас своего коня, своего верного Аргуса, нетерпеливо переступавшего и явно не понимающего, почему они никуда не скачут и с чем связана задержка. Ногарэ успокаивающе похлопал его по шее и плотнее завернулся в теплый плащ: похоже, непогода скоро разыграется не на шутку, словно бы сама природа возражала против этой поездки. - Анжер? - удивленно приподнял брови Ла Валетт в ответ на слова принца. - Прекрасное местечко - Анжер. Значит, вот что задумал Монсеньор! Дорога в Анжер явно будет посложнее, чем путь в Париж. И не один день в пути, и сложности с ночлегом - ведь не простые смертные последуют по этому пути, а как-никак, принц крови. - Монсеньор, - начал Ла Валетт, - вы же прекрасно понимаете, что не на загородную прогулку отправляетесь. И вы хотите, чтобы мы отпустили вас только в сопровождении Луи? О нет, конечно, если вы прикажете... - д'Эпернон склонил голову, - я удалюсь немедленно. Но позвольте мне сопровождать вас в вашем путешествии, тем более что это, кажется, по дороге к моим родным местам. Благодарю, что оставляете решение за нами, но я подчинюсь вашему желанию, а мое вы знаете - служить вам хоть в Париже, хоть в Анжере, хоть у самого черта на рогах. Хотя, надеюсь, так далеко нам ехать не придется. Он оглянулся на Келюса - что скажет его друг?
Henri de Valois: В этом был весь Ла Валетт! Генрих не сдержал улыбки, глядя на невозмутимое лицо друга. Тому действительно, что Анжер, что Париж, хоть в адово пекло, причем Монсеньор готов был прозакладывать корону брата, что и там Жан-Луи найдет недурное вино и веселых собеседников. На душе потеплело от того, что все таки рядом с ним будет верная рука и холодная голова д’Эпернона. - Спасибо, - просто поблагодарил он, вложив в это слово всю нежность, которую чувствовал к своим друзьям, не желающим оставлять его даже перед лицом королевской немилости. – Надеюсь, все пройдет благополучно, и мы будем вспоминать это путешествие, скучая под Ла Рошелью, господа. Ветер, подхватив полу плаща герцога Анжуйского, прикрыл им на несколько мгновений колено Луи де Можирона. Как ничтожны все беды и неважны трудности, когда есть что беречь и кого любить… Генрих хотел было дать приказ отправляться в путь, но тут на дороге послышались крики. Из Фонтенбло их догонял всадник. Рука принца легла на эфес шпаги. Неужели они опоздали? Что это – приказ вернуться, приговор для Людовика, какая-то ловушка королевы-матери? Монсеньор знал только одно, Луи он не отдаст.
Луи де Можирон: Гнедой маркиза д'Ампуи беспокойно гарцевал на месте, то ли нетерпеливо ожидая дальнейшей скачки, то ли перенимая настроение своего седока, то ли и то и другое. Придворный натягивал поводья, пытаясь усмирить Ареса, хотя знал, что можно изодрать руки в кровь, но своенравное животное не станет стоять на месте пнем, если сам не пожелает. Благодаря «танцу» коня, колено Людовика раз за разом касалось колена Монсеньора, рядом с которым он стоял бок о бок. Склонившись над шеей своего избалованного зверя, юноша тихо говорил ему о дальней дороге, о десятках лье пути, как раз тогда, когда Генрих обращался к остальным своим друзьям. Луи не требовалось внимательно слушать герцога, он и так был в курсе, куда на самом деле они держат путь и о его согласии сопровождать Валуа речи не шло. Он и так был согласен. На все. Только, чтобы быть рядом с Анри. Куда бы того не завела дорога жизни. Внезапно Арес заржал, возвещая своему хозяину о приближении других лошадей, а соответственно и верховых. Людовик резко распрямился и метнул на Анжу быстрый взгляд, моля Создателя, чтобы тот не сделал ничего опрометчивого. После бессонной ночи, проведенной в тревоге, на принце лица не было. Бледностью он мог поспорить с алебастровым ликом статуи Аполлона, а на впавшие глаза, испещренные красными прожилками сосудов, было больно смотреть. - Не надо, Ваше Высочество, - рука в кожаной перчатке мягко легла на руку брата короля. В синих глазах светилась нежность и любовь. Понимая, что остановить Генриха, если он что-то решил, будет невозможно, Можирон не мог допустить, чтобы его принц пошел на конфликт с королем и подставил свою голову вместе с головой своего приближенного. Улыбнувшись своему господину, Луи дал шпоры в бока Аресу и отпустил поводья, устремляясь навстречу приближающемуся всаднику. Гнедому и понукания не требовались, он рванул с места так, что берет слетел с головы его седока. - Я только узнаю, кто это! – крикнул маркиз, оборачиваясь уже на полном ходу.
Fatalité: Гонец спешил. Принц со своими дворянами покинул Фонтенбло с такой поспешностью, что посланник Екатерины Медичи и не надеялся нагнать его быстро. А между тем, дело было важным. Поэтому, когда впереди показалась группа всадников, гонец вздохнул с облегчением. Он еще издали узнал герцога Анжуйского, разглядел лица его фаворитов (те, как всегда держались подле своего господина) и ничуть не удивился, когда один из них, как спущенная стрела, полетел навстречу. - У меня письмо от королевы-матери для Его Высочества, - проговорил гонец, поклонившись, когда маркиз д’Ампуи поравнялся с ним. – Приказано передать как можно скорее.
Henri de Valois: - Ногарэ, за мной! Вот когда Генрих проклял все на свете, и прежде всего самоуправство Луи, причину которого он прекрасно понял. Маркиз решил принять все удары судьбы, ежели уж той придет в голову ударить, на себя, защитив своего принца. Мог ли Монсеньор допустить такое? Нет, не мог. Конь, пришпоренный безжалостно, встал на дыбы, повернувшись вслед Людовику де Можирону и сорвавшись с места в карьер, понесся за любимым безумцем. Взгляд принца словно прикипел к дороге, казалось, вот-вот и из-за поворота покажутся вооруженные всадники, с приказом вернуться, вернуть Луи. Если что, Ла Валетт поможет, уведет, увезет Людовика, герцог не сомневался в своих друзьях ни на минуту… Но гонец был один, и безжалостная рука, сжимавшая сердце принца, разжалась, хотя тревога недоверие никуда не делись. Пока он и Луи не окажутся за надежными стенами Анжера, не знать ему покоя. Поравнявшись с двумя всадниками, Монсеньор нашел в себе силы даже благосклонно улыбнуться гонцу, хотя больше всего ему хотелось сейчас стереть в порошок. - У вас поручение, сударь? – спросил он, гладя по шее своего коня, посылая маркизу красноречивый взгляд, понятный только им двоим. – Что-то случилось? Говорите. Мы спешим.
Луи де Можирон: Он встретился со скачущим за ними всадником так быстро, что не успел даже вдохнуть, отвернувшись от встречного ветра. Это была не погоня. Хотя кто знает, что содержит депеша от королевы-матери к сыну? Быть может приказ его придворному явиться под ее тусклый взор, а оттуда прямиком в Бастилию в сопровождении королевской стражи? - Давайте ее сюда, сударь, я передам, - уверенной рукой Людовик забрал свиток из рук гонца. Как раз в тот момент, когда конь Генриха чуть не снес их с Аресом с дороги, едва успев затормозить. - Ваше Высочество, вам послание, - как ни в чем не бывало (словно это не он, вот только что, умчался от герцога, спеша закрыть его собой от возможной опасности, словно не у него сейчас сжималось сердце от нежности и любви, видя, что Александр бросил все и помчался за ним) обернулся маркиз к своему господину. Повертев бумагу в руках, юноша отдал ее Генриху, многозначительно и тихо добавив: - От королевы-матери, Монсеньор, - он погладил по шее своего гнедого, ласково благодаря за понимание и скорость, на которые тот был способен.
Henri de Valois: Пусть Генрих и смог удержать улыбку на своих губах, не показав гонцу, как взволновали его эти простые слова «письмо от королевы-матери», но пальцы, принимающие запечатанный пакет из рук Луи, предательски дрогнули, чуть не уронив послание в дорожную пыль. Но Людовик был рядом и его взгляд давал принцу силы принять и достойно встретить все, что приготовила судьба. Взломав печать, он несколько мгновений вглядывался в строчки, вышедшие из-под пера Екатерины Медичи. Что он ожидал там прочесть? Может быть проклятия вслед непокорному сыну, или приказ вернуться самому или вернуть маркиза д’Ампуи, или даже тонкий яд, отравляющий воздух своими испарениями? Генрих Александр готов был ко всему после вчерашнего разговора с королевой-матерью… Но в письме содержались только поручения личного толка, которые Флорентийка не захотела доверять чужим рукам. Сердце успокаивалось неохотно, медленно, все еще не решаясь поверить в то, что и на этот раз все обошлось. Подняв глаза на Луи, встретившись с его взглядом, полным любви и тревоги за своего принца, Монсеньор чуть заметно улыбнулся, давая понять, что все хорошо, нет причин для тревоги. - Благодарю вас, сударь, - любезно кивнул он гонцу. – Передайте Ее Величеству мое почтение и обещание исполнить все в точности. Прощайте. Посланец, откланявшись, повернул коня и вскоре скрылся за поворотом. Генрих задумчиво посмотрел ему вслед, а затем перевел взгляд туда, где в нескольких днях пути лежал Анжер. - Я обещал не гнать лошадей, Луи, но клянусь, это трудно, - тихо проговорил он, протянув руку коснувшись нежным пожатием руки маркиза. – Жаль, что у меня нет крыльев… но дорога свободна, любовь моя. Едем. …Там, где дорогая раздваивалась, разделился и кортеж принца. Анжер и Париж. Париж и Анжер. Долг и любовь. Если долг побеждает любовь, значит это не настоящая любовь. Эпизод завершен
полная версия страницы