Форум » Игровой архив » Les grands embrasements » Ответить
Les grands embrasements
Екатерина Медичи: 31 января 1573 года. Венсенн. Полдень. Les grands embrasements naissent de petites étincelles - большие пожары зарождаются от маленьких искр (фр).
Ответов - 58, стр:
1 2 3 4 All
Екатерина Медичи: Еще с вечера тридцатого января взгляды придворных то и дело устремлялись к небу, пытаясь предугадать завтрашнюю погоду. Ибо капризы природы - что милости монарха, непредсказуемы. Но небеса не подвели. Солнце светило ярко. Воздух был прозрачен и свеж, а легкий морозец только добавлял нежных красок лицам дам, заставляя розоветь румянцем их щеки. К тому же для тех, кто боится холода, на опушке леса были расставлены шатры, в которых горели жаровни, а слуги разносили горячее вино с пряностями. Скоро, совсем скоро многим из тех, кто красовался перед дамами, шутил и смеялся, радовался солнцу, предстояло отправиться на войну. Придворные красавицы кусали губки и теребили платочки, предвидя расставания, но с тем большей щедростью раздавались пожатия рук, красноречивые взгляды и обещания, произнесенные торопливым шепотом. Екатерина Медичи, как ни старалась, не могла обрести покоя. Каждый раз, когда Генрих отправлялся на войну, она трепетала, молилась, не спала ночами, опасаясь, что судьба заберет у нее любимого сына. На этот раз они расставались почти врагами, не смотря на все старания королевы, прежние доверительные отношения между матерью и сыном не возрождались, прежняя привязанность Генриха уступила место вежливому безразличию, и это было мучительно для Флорентийки. Негромкие голоса дам, составляющих ее свиту, вгрызались в виски, вызывая мигрень, но Екатерина Медичи продолжала улыбаться, слушая разговоры и шутки. Да, эти птички часто раздражали ее своим жеманством, корыстолюбием, распущенностью, прикрытой воспитанием и манерами. Но это была ее собственная охотничья свора, которую она могла в любой миг спустить с поводка. - Вам незачем сидеть подле меня, дамы, - любезно обратилась она к своим фрейлинам. – Это и в Лувре успеется, идите, развлекайтесь. Если вы мне понадобитесь, я вас позову. «Наверное, я старею», - с неудовольствием подумала она. – «Если уж меня не радует ничего, а чужая веселость только раздражает. Хотя, о чем я говорю. Я никогда не была молодой. Мне этого просто не позволила. Как же повезло той же д’Альбон или Лаваль, они не знают, что это, быть с детства прибитым к кресту своего положения, своего имени и своего долга. Но их имена и лица забудут. А жена короля и мать короля останется в истории навсегда».
Маргарита Валуа: Веточка дикого шиповника, покрытая тонкими щетинками инея, хрустнула, обломилась. Хрустальный блеск посыпался на землю, на подол платья, на подставленную ладонь, но несчастная ветка тут же потеряла все свое очарование и была капризно отброшена в сторону. - И все же, чего вы от меня хотите, Генрих? Прижавшись щекой к меховой опушке плаща, королева Наваррская подняла на своего брата глаза, затененные густыми ресницами. Взгляд их был серьезен. Они стояли поодаль от веселящихся придворных, вместе со всеми, но все же чуть в стороне. - С недавних пор, брат мой, я приобрела ужасную привычку говорить обо всем прямо. Согласна, это совсем не в духе нашей семьи, но вы не поверите, до чего упрощает жизнь! Скажите прямо, чего вы ждете от меня, и я прямо скажу, смогу ли я выполнить вашу просьбу. Мне кажется, у вас нет поводов считать меня своим врагом, Генрих, не так ли? Говоря это, Маргарита потянулась за второй веточкой, но та была не столь сговорчива, уколола пальчики королевы сквозь перчатку, и была с негодованием оставлена в покое. С каким удовольствием Маргарита вырвалась из Лувра на эту лесную прогулку! Хотелось смеяться, шутить, наблюдая за игрой в снежки, затеянной придворными. Но Генрих желал с ней поговорить, и Маргарита не смогла отказать брату. Не посмела. Памятуя о том, что именно в руках герцога Анжуйского отныне жизнь ее мужа.
Henri de Valois: Генрих Валуа, взяв в свои ладони ручку королевы Наваррской, галантно поцеловал пальчики сестры. Не столько затем, чтобы умерить боль, сколько для того, чтобы дать себе возможность собраться с мыслями. Он сам настоял на беседе, воспользовавшись веселой сумятицей пикника, но предложение Маргариты говорить прямо, застало его врасплох. Вот уж действительно «не в духе семьи». «А замужество изменило тебя, сестрица», - неожиданно подумал он, глядя в темные глаза Маргариты, непроницаемые при всей их чистоте и прозрачности. Куда делась очаровательная в своем легкомыслии принцесса, которую он с удовольствием журил за шалости и с таким же удовольствием баловал. Перед ним стояла женщина. Королева. И за эту перемену он почувствовал к Наваррскому еще больше неприязни. - Ты всегда была жадиной, Маргарита, - усмехнулся он, отбросив церемонное «вы» и «сестра моя». – Тянулась ко всему, что желало твое сердце, а потом, больно уколовшись, сердилась. Ты хочешь говорить прямо? Изволь. Я, как ты знаешь, уезжаю. Буду занят войной и нашими господами гугенотами. Могу я попросить тебя быть здесь, при дворе, моими глазами и ушами и писать обо всем, что происходит в мое отсутствие? Прежняя Маргарита, он не сомневался, с удовольствием бы приняла такую роль, соблюдая интересы брата, но чего хочет та незнакомка, которая стоит сейчас перед ним? Какие силы ею движут? Генрих не знал, но выбирать не приходилось.
Изабель де Лаваль: По всей видимости, королева-мать была расположена быть сегодня милостивой к своим дамам, и этим, по мнению Изабель де Лаваль, следовало воспользоваться и незамедлительно. Погода благоволила, королева Екатерина улыбалась (что само по себе случалось не часто) Венсенский лес, облитый полуденным солнцем, казалось, вышел из старой сказки. Если не быть слишком уж строгим, то среди дам и кавалеров, веселящихся на поляне, нашлись бы и храбрые рыцари, и смелые охотники, и прекрасные принцессы, но и в коварных злодеях и злых колдуньях тоже недостатка не было. Изабель бросила быстрый взгляд на Екатерину Медичи. Даже при свете дня, даже с улыбкой на устах в этой королеве было что-то зловещее. Или ей только казалось? Но отгоняя мысли, от которых, пожалуй, и морщины могут появиться, маркиза повернулась к фрейлинам, сидящим рядом. - Если, дамы, вы не боитесь замерзнуть, то я предлагаю пройтись. Заманивать в чащу я вас не буду, ну уж по опушке мы можем дойти, не рискуя заблудиться! Мадам де Сов, мадемуазель д’Альбон, давайте покажем остальным пример храбрости и решимости и прогуляемся хотя бы до тех деревьев, что на другом конце поляны. А если озябнем, то попросим кого-нибудь принести нам горячего вина. Маркиза спрятала лукавую улыбку в муфте из пушистого меха, привезенного из Нового Света и отделанного серебряным кружевом. Моду на этот мех ввели испанцы, и она еще не была известна при французском дворе. Переменчивые глаза молодой женщины при ярком солнечном свете казались отражением чистейшей небесной лазури, и они, как бы невзначай, скользили по пестрой толпе придворных, выискивая одно знакомое лицо, которому, собственно, Изабель и была обязана этим экстравагантным подарком, а так же кое-какими весьма приятными воспоминаниями.
Жаклин де Лонгвей: Это был замечательный и поистине прекрасный день. Возможно придворные ожидали, что он будет немного теплее, но в глазах герцогини де Лонгвей, которая в данный момент во весь опор гнала лошадь через поляну, робко светившее солнце было высшим благословением, а показавшиеся из-за деревьев верхушки шатров - небесной манной, самой желанной сейчас. Четыре месяца назад в спешке покидая Париж, она и представить не могла, что когда-нибудь сможет затосковать по ремеслу фрейлины. Удачно сложившиеся обстоятельства сулили ей прекрасное путешествие к брату в Италию и ничего не могло ее удержать в серых промозглых стенах Лувра, однако, жертву все же принести пришлось, ибо покидая Париж, Жаклин оставляла за плечами не только заботы и пережитые печали, но и единственную настоящую дружбу с Изабель. Но она пообещала ей вернуться. Стоя в темном коридоре и сжимая небольшой гребень с розовым жемчугом, который маркиза подарила ей на удачу, она поклялась, что несмотря ни на что вернется. И она сдержала обещание. Жадно вдыхая полной грудью морозный воздух, женщина на мгновение прикрыла глаза и чуть запрокинув голову, улыбнулась своим мыслям и ощущениям. Каждое ее движение, вздох или уверенный жест наездницы, постепенно возвращал ее к прошлому, придавая уверенности и вдохновения, ведь наконец она была дома, там, где и должна быть. Отдохнув в светском круговороте празднеств и визитов, насладившись теплом поистине сказочной страны, она впервые ощутила необъяснимую привязанность к своей прошлой жизни. Брат списал все это на скуку, ведь путешествуя вместе с ним она и правда вела спокойную, приятную, но довольно однообразную жизнь, новые знакомые на кокетство, но только герцогиня знала, как жгло в груди от желания ступить на родную землю. И вот она здесь. Наконец-то. Сзади слышались окрики слуг, умоляющих госпожу попридержать лошадь, с приближающейся стороны доносился женский смех и чей-то мужской бас, судя по довольной интонации, его обладатель хвастался перед собеседниками каким-то особым достижением, а Жаклин, все еще пришпоривая скакуна, стремительно приближалась к отдаленной части центральной поляны, желая появится сразу перед королевой, минуя многолюдную толпу придворных. С траурами было покончено, - в глубине души мадам де Лонгвей надеялась, что навсегда - поэтому сегодня она была одета в платье из плотного серого бархата, который, благодаря мастерству итальянских портных, отливал на солнце сизым отсветом. Рубинового цвета перчатки и подобного же цвета берет, расшитый жемчугом - все это, и даже маленькие, на первый взгляд неважные детали, в этот день были призваны красноречиво выражать вдохновенное настроение своей обладательницы. Жаклин по-настоящему чувствовала себя счастливой и как никогда свободной. Свободной от забот, страха и переживаний, она была свежа, полна сил и в какой-то момент чувства настолько переполнили ее, что с приоткрытых уст слетел едва различимый почти немой смех, отдаваясь в женском сердце звонким отголоском чистейшей радости. Приблизившись к тому месту, где восседала Екатерина Медичи, герцогиня крепко сжала поводья и плавно их натянув, заставила лошадь остановиться на почтительном расстоянии от царственной особы. Воспользовавшись помощью подоспевшего слуги, она с легкостью спешилась и, стянув с рук перчатки, небрежным жестом бросила их пажу, подхватывая тяжелые юбки. Цепким взглядом выхватив из множества безразличных лиц одно единственное, принадлежавшее маркизе де Лаваль, Жаклин искренне улыбнулась, незаметно ей подмигивая. Она бы многое отдала, чтобы иметь возможность прибыть накануне вечером, дабы перед тем, как явиться королеве, побыть в обществе подруги и разузнать все ее новости. Впрочем, и в таком внезапном появлении было не мало преимуществ. Дождавшись позволения приблизиться и получив разрешение говорить, герцогиня поспешила воспользоваться возможностью. -Ваше величество. Склонившись в глубоком реверансе и на мгновение задержавшись перед тем, как выпрямиться, дабы выказать как можно красноречивее свое почтение, женщина смело приблизилась к Медичи, жестом приказывая слуге следовать за собой. Может для стороннего наблюдателя поведение давно отсутствующей фрейлины и могло показаться слишком самоуверенным, но герцогиня действовала наверняка, ибо предусмотрительно заручилась письменным разрешением Екатерины вернуться, а так же личным подарком. -Простите мою дерзость, ваше величество, но я позволю себе смелость преподнести вам небольшой дар, в благодарность за вашу доброту и благосклонность. Женщина уже стояла совсем близко и говорила понизив голос, однако, горящий озорным лукавством взгляд выдавал полное отсутствие у нее должного смирения. Вновь учтиво склонив голову, она бережно приняла из рук слуги увесистый сверток, перевязанный шелковыми лентами и, повинуясь приглашающему жесту Екатерины, опустилась на невысокий табурет возле нее, протягивая дар. Этот экземпляр иллюстрированного трактата Исидора Севильского "Ароматная зелень" стоил ей немалой суммы и изрядно пострадавших нервов брата, но женщина была уверена, что усилия не были напрасными и что этот подарок королева-мать оценит по достоинству. Почтительно замерев и ожидая, когда ее величество развернет сверток, Жаклин вскинула взгляд из-под пышного пера берета, вновь натыкаясь на Изабель и взволнованно вздохнула, от нетерпения закусывая губу.
Екатерина Медичи: - С возвращением, герцогиня! Рады вашему благополучному прибытию. Милостивый кивок, взмах пухлой руки, предлагающий подойти поближе. Екатерина прекрасно заметила триумфальное прибытие Жаклин де Лонгвей, но все же заставила даму немного постоять рядом, в числе прочих, желающих засвидетельствовать свое почтение. Но она была действительно рада возвращению фрейлины, украшающей двор своей красотой и острым язычком. На колени королевы лег внушительный фолиант, завернутый в бархат и ленты, переплетенный в кожу с золотым теснением, украшенный массивным застежками. Екатерина Медичи любила и собирала редкости, поэтому не отказала себе в удовольствии тут же развернуть подарок. Достаточно было беглого взгляда на первую страницу, что бы глаза Флорентийки загорелись от удовольствия. Подарок был действительно королевским. Труд архиепископа Севильи, написанный в древности, переписанный умелой рукой, и снабженный красочными миниатюрами. - Благодарю за великолепный подарок, сударыня. Мы побеседуем с вами после, - понимающая улыбка скользнула по губам старой женщины. – Идите, найдите ваших старых подруг. Маркиза де Сабле вернулась ко двору месяц назад, так что, если угодно, вы можете возобновить свои проделки с этой дамой. По крайней мере, они меня развлекали.
Фернандо де Кальво: «Нет ничего лучше хорошей еды, свежего воздуха и приятных встреч, и даже присутствие коронованных особ не сможет омрачить этот прекрасный день», - думал дон Фернандо Карлос Мария де Кальво, граф де Сердани, тщательно продумывая свой наряд, не менее замысловатый, чем его собственное имя. Такому вниманию к своей особе были веские причины. Первая – Изабель де Лаваль, а вторая – связанная с нею же. Третья причина присутствовала всегда – испанцу просто нравилось свое отражение. Судьба благоволила к испанскому послу, но как-то криво: приехав вовремя к месту действия, дон Фернандо увидел картину приятную во всех отношениях, но немного не в том ракурсе. Маркиза де Сабле с группой фрейлин удалялась в сторону деревьев. Надо было бы засвидетельствовать свое почтение королеве-матери, но нежный подарок под полой плаща мог потерять товарный вид… Круто свернув в сторону и втайне надеясь остаться незамеченным, граф, огибая широкой дугой расставленные шатры, направился засвидетельствовать свое расположение другой даме. - Дамы, - поклон несколько запыхавшегося испанца все же был не лишен изящества, - маркиза де Сабле… - довольный и лукавый взгляд мужчины с удовольствием отметил и лазурь взгляда фрейлины, и свой пушистый подарок. - Сударыня, мое расположение к вам подобно свежести рассветного ветра, оно так и рвется из моего сердца, - с этими словами дон Фернандо распахнул на груди плащ и протянул Изабель хрупкий цветок, цвета нежного, как румянец. Согретый теплом испанца, но не успевший помяться, бутон только начал раскрывать свои лепестки. Ранним утром слуга, гонимый послушанием, сорвал в оранжерее розу, а граф сумел бережно ее донести. Зимний цветок не обладал опьяняющим ароматом летней розы, но был так хрупок на фоне снега! - А теперь я вынужден покинуть вас, маркиза, к моему сожалению. Долг превыше всего, но не превыше любви, - дон Фернандо поклонился еще раз и направил свои стопы к шатру Екатерины Медичи, оставив свое сердце на опушке леса.
Жаклин де Лонгвей: -Благодарю, ваше величество! И хотя Жаклин изо всех сил старалась делать вид, что ей несомненно стыдно за все прошлые свои проделки, которые иногда приносили королеве немало головной боли, все же радость от столь теплого приветствие королевы-матери и ее щедрого позволения, не смогла скрыться в недрах женской души, настойчиво прорываясь наружу широкой улыбкой и явным нетерпением, которое явно не удавалось более скрывать. Посему, вновь опустившись перед Екатериной в чрезвычайно почтительном реверансе, герцогиня покинула королевский шатер и оперевшись о руку пажа, поспешила в сторону кромки леса, где виднелась фигура любимой подруги. Только Богу было известно, какие сейчас в ее душе бушевали чувства, вызывая одновременно радостное головокружение и взволнованную удушливость, которая мешала сделать глубокий вдох, дабы успокоиться. На мгновение в голове герцогини мелькнуло опасение, что возможно маркиза не предаст ее появлению столь же большого значения, как она сама, но затем прочитав в голубых глазах напротив неподдельную радость, которая, подобно чистейшему бриллианту, сейчас искрилась на солнце зеленоватым отблесками, Жаклин не сдержала счастливого смеха и оставив пажа, сделала последние несколько шагов почти бегом. Не замечая других дам, она вплотную приблизилась к подруге, бережно приобнимая. -Дорогая! Изабель! Как я рада вас видеть! Простите, что я не написала вам, не предупредила... О, Боже, как вы прекрасны, стоило уехать, чтобы словно впервые поразиться вашей красоте. Какой румянец, кружева, муфта и роза...роза?.. На мгновение нахмурившись, Жаклин обернулась через плечо, наблюдая за удаляющимся мужчиной, но затем рассудив, что все подробности она сможет узнать позже, вновь вернула все свое внимание маркизе, крепко сжимая ее руку. -Как вы? Здоровы ли? Благополучны? О, Изабель, как мне вас не хватало... - не в силах умолкнуть даже на мгновение, герцогиня продолжала беспрерывно осыпать женщину комплиментами, восторженными отзывами и иногда обрушивала на нее поток нескончаемых вопросов. Наверное, стоило бы проявить больше сдержанности и предусмотрительности, но женщина впервые в жизни не могла совладать даже с малейшими всплесками своих чувств. К тому же, та ужасная ночь, когда их судно попало в сильнейший шторм, хорошо дала ей понять, как ценно все то, что дорого твоему сердцу. По-настоящему дорого. И вот, перед ней стоял самый близкий ей человек, и казалось, что сдерживать себя было бы преступлением против их дружбы, почти кощунством. Желая остаться с маркизой наедине, герцогиня увлекла ее в сторону, скрываясь от глаз других дам в стороне. -Мадам... - наконец поток слов иссяк и герцогиня молча смотрела на подругу, чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы радости - Как я рада. Внезапно все сказанное показалось ненужным и пустым, лишь теплая ладонь, выскользнувшая из муфты и бережно сжавшая сокровенным жестом холодные пальцы женщины действительно имела значение.
Изабель де Лаваль: Судьба сегодня баловала маркизу де Сабле подарками, ожидаемыми и неожиданными. Красноречивый блеск глаз дона Фернандо, заставивший Изабель вспыхнуть от удовольствия. Слова, понятные им двоим, и роза – нежная, хрупкая, неправдоподобно прекрасная на фоне зимнего леса – как символ их победы в той битве, в которой побеждают только сообща. И, надо сказать, маркиза де Сабле ничуть не пожалела, о чем и дала понять испанцу, поднеся к губам цветок, дышащий теплом и обещанием страсти, а потом спрятав его в муфту. Но на этом подарки судьбы не кончились! Не веря своим глазам, кусая губы в предвкушении, сдерживая счастливый смех, рвущийся наружу, Изабель наблюдала за тем, как герцогиня де Лонгвей, покинувшая двор одновременно с ней в прошлом году, снова возвращается, делает положенные реверансы перед королевой, и… да! Ошибиться невозможно, ищет ее взглядом! Зимнее небо озарилось десятком радуг невидимых постороннему глазу. Это было настоящее чудо! Торопя секунды, маркиза не сводила глаз с шатра королевы-матери, судя по всему, Жаклин удостоилась теплого приема, еще один поклон, и вот уже герцогиня де Лонгвей легкая, стройная, похорошевшая, словно несущая в складках своего платья ветер солнечной Италии идет к ней навстречу! Два женских голоса перебивали друг друга, задавали десятки вопросов, не дожидаясь ответов, Изабель сжимала ладонь Жаклин и не собиралась отпускать. - Я счастлива… как я счастлива! Боже, мадам, я готова поставить свечки во всех церквях Парижа за ваше возвращение! И где найти достаточно укромный уголок, чтобы обо всем переговорить, потому что немыслимо оставить разговор на то время, когда они вернуться во дворец! Взглядом попросив мадам де Сов и мадемуазель д’Альбон извинить ее порыв, Изабель почти бегом увлекла подругу чуть дальше, туда, где стройными черными колоннами стояли дубы, застывшие в зимнем сне. - Итак, мадам, вы приехали, - выдохнула она, любуясь подругой, все еще не веря, что возвращаются золотые дни их совместных проделок, шалостей, доверительных разговоров до утра. – Отныне я верю в чудеса! Но скажите как вы, все благополучно? Как вас приняла королева? Вопрос был вовсе не праздный. Екатерина Медичи не любила отпускать своих фрейлин, и по возвращению вчерашние фаворитки королевы-матери вполне могли оказаться в немилости.
Маргарита Валуа: - Я повзрослела, Генрих. Теперь я думаю, прежде чем предпринять что-либо, - парировала королева Наваррская, взвешивая в уме слова брата. Очевидно, что между герцогом Анжуйским и его любящей матерью наступило охлаждение. О, Маргарита догадывалась о причине этого охлаждения, если верить дворцовым сплетням, то причина эта носило имя Людовика де Можирона. Но она не верила в то, что это охлаждение продлиться долго. Впрочем, что мешает ей извлечь из этого пользу для себя? Расположение брата дорогого стоило, а кроме того, нужно было помнить и о короле Наваррском! Маргарита, опустив ресницы, взвешивала все pro et contra, даже не скрывая от Монсеньора своих колебаний. В политике, как и в любви, союзник, приобретаемый с трудом, ценен вдвойне. - Пожалуй, я соглашусь, Генрих. Но в ответ попрошу от тебя ответной услуги, - голос королевы Наваррской был глубок и мягок, нежным был и взгляд, которым она одарила Монсеньора. На мед мухи летят охотнее, чем на уксус. – Согласитесь ли вы позаботиться о моем муже? Меня тревожит эта война, а стать вдовой я пока не имею желания. В темных глазах Маргариты золотистой пылью вздрогнули и заплясали смешинки. Фортуна в очередной раз сдавала карты, и на этот раз, похоже, ей выпали не самые плохие!
Жаклин де Лонгвей: -Да, все просто замечательно. Я боялась, что ее величество будет злиться на меня, но теперь вижу, что опасения мои были напрасны. Немного успокоив волнение и имея теперь возможность сосредоточиться на деталях, Жаклин с нескрываемой внимательностью рассматривала подругу, подмечая незаметные другим и едва видимые изменения, произошедшие с ней. Немного иной прищур, глаза блестят настоящей радостью, плечи расслаблены, а волосы уложены в новой манере. Может за время отсутствия герцогиня немного и по растеряла придворную хватку, но она прекрасно помнила, что могут означать эти малейшие изменения в Изабель, а великолепная роза, зажатая женской рукой, только подтвердили догадки. -Шарль передавал вам нежнейшее пожелание здравия и взял с меня обещание, что в следующий раз я непременно возьму вас с собой. - улыбнувшись, Жаклин очень осторожно коснулась кончиками пальцев алых лепестков, вскидывая на маркизу лукавый взгляд - А вы ничего не хотите мне поведать? Эта роза наверняка связана с тем приятным господином, которого я видела возле вас...как и эта муфта. Испанская? Сосредоточено нахмурившись, герцогиня позволила пальцам скользнуть в ворс муфты, наслаждаясь его мягкостью. Приятно было осознавать, что первое впечатление не обмануло ее - это изделие и правда было из меха шиншиллы - сомнений не было, человек, сделавший маркизе такой шикарный подарок, определенно являлся иностранцем. Впрочем, из каких мест был этот явно щедрый мужчина герцогиню не волновало, состояние подруги давало ей негласную гарантию, что он делает ее счастливой, остальное же было не ее делом. Ожидая подробного рассказа подруги о ее любовных делах, женщина встала в пол-оборота к поляне и, наконец натянув на озябшие руки перчатки, пытливым взглядом скользила по придворным, ища среди присутствующих главного дворянина. Этого человека она жаждала увидеть вторым после Изабель. И хотя отношения с ним не были столь доверительными и близкими, впрочем, какими они стать и не могли, но все же эта хрупкая привязанность до сих пор грела женское сердце, заставляя трепетно относиться к объекту, вызывающему столь нежные чувства. -Я не вижу короля... - немного озадаченно прошептала герцогиня, задумчиво прикладывая пальцы к губам - Только не говорите, что с ним что-то случилось... Королевские развлечения никогда не оставались без внимания самого монарха, за очень редким исключением. Более того, обычно все выдвигались к месту празднования только тогда, когда прибывал Карл, который, собственно, и возглавлял шествие придворных. Сегодня же все было наоборот. Конечно она могла попросту не заметить его, наверняка по обыкновению его величество окружила толпа фаворитов и приближенных, скрывая от посторонних глаз, но женщина почему-то была уверена, что в данный момент его действительно не было на поляне. Но волноваться Жаклин не спешила, ибо причина, из-за которой она хотела посягнуть на внимание Карла, по видимому еще не прибыла к месту праздника, иначе слуга давно бы оповестил ее об обратном. Прекрасный образец аркебузы из лучшей итальянской стали, с рукоятью, украшенной изящной резьбой - работой известного миланского мастера - именно эта причина движела женщиной, ибо доставлять столько капризный в условиях хранения предмет было весьма хлопотно. Жаль, если не достигнув рук своего хозяина она потеряет хотя бы часть своего очарования. Герцогиня совсем не смыслила в оружии, поэтому поиском достойной аркебузы занимался брат, но она хорошо разбиралась в искусстве и то, как было украшено смертельное оружие вызывало у нее трепет. Пусть оно перестанет стрелять, но если погнуться хрупкие детали рисунка - о, она будет в ярости. Мысли о королевском подарке, побудили женщину вспомнить о иных, не менее важных приобретениях. -Как я могла забыть! Я привезла вам подарки! Очень много... - рассмеявшись, Жаклин махнула в сторону замка, давая понять, что маркизу ожидает весьма приятный сюрприз по прибытии.
Карл IX Валуа: Вне себя от восторга Карл объезжал подаренного одним из флорентийских вельможей жеребца. Справившись с бурным нравом коня, король позволил себе несколько больших кругов вокруг не только поляны, где расположился пикник придворных, но и по полесью, что ее окружало. Наносившись вволю, Шарль спрыгнул с коня и обнял по-дружески матушкиного соотечественника. - Потрясающий конь, мой дорогой, потрясающий! Вы угодили мне как нельзя! – похлопав по плечу дарителя, Карл оставил сего человека в кругу своих придворных и быстрым шагом направился к матери, минуя всех остальных. Несмотря на февральский день, не радующий особо своим теплом, щеки государя были не только обветрены морозом, но и разгорячены скачкой. - Матушка, примите мои коленопреклонения перед вашей родиной! Уроженцы ее хороши и в выборе подарков для королей, но и в выборе лошадей, как таковых! Я в Восхищении, моя королева! – Карл обвел небрежным взглядом все окружающее. – Надеюсь, самая королева из королев тоже в восхищении? – поднеся руку Медичи к губам, Его Величество наивно-детским взглядом посмотрел в глаза матери. – Моя дорогая матушка всем довольна? Шарль-Максимильен еще не имел разговора с королевой Екатериной по поводу своего решения отправить под Ла Рошель Анрио и был готов ответить на любое ее возражение. Потому он не только ласково поцеловал ее руку, но и властно осмотрел общество, что фривольно расположилось на поляне, видимо с ее дозволения. - Я вижу, вы тоже пополняете и восстанавливаете ряды своих войск, мадам. Неплохая политика для подбадривания наших солдат, очень неплохая. При таком полководце, как вы, матушка, любая победа нам обеспечена, - король, будучи в отличнейшем расположении духа, горячо подышал на пальчики матери, стараясь согреть их через перчатки.
Екатерина Медичи: Хорошее настроение Карла радовало Екатерину Медичи, тем паче, что причина для этого была ей знакома, а значит, никакой опасности в себе не несла. Поэтому королева позволила себе несколько минут побыть просто матерью, которую радует удовольствие ее ребенка. Карл, разгоряченный скачкой, с сияющими глазами, выглядел сегодня на редкость мужественно, воплощая в себе королевское достоинство и юное рыцарство. Все-таки, что бы о ней не говорили ненавистники, она дала Франции хороших принцев. - Я довольна, сын мой, - ласково подтвердила она. – Довольна, что моим соотечественникам удалось вам угодить, и счастлива видеть вас в таком добром расположении духа. Когда король улыбается, его подданным светят сразу два солнца. Одно на земле, другое на небе. Присядете, сын мой? Выпейте вина, отдохните, вы разгорячились. Королева-мать подставила лицо солнцу. «Если закрыть глаза», - подумалось ей, и к мыслям примешивалась едва заметная горечь давней тоски. – «То солнце светит сквозь веки столь же неистово, как и в моей Флоренции. И можно представить себе, что ты плывешь, плывешь над площадью Сеньории, над палаццо Веккьо». Но нет. Королева открыла глаза и хрупкий мираж разрушился. Перед ней был Венсенн, над поляной стоял веселый гомон голосов. - Если мои скромные таланты принесут хоть какую-то пользу вам и Франции, сын мой, я буду считать это честью, - улыбнулась она Карлу. – Но признаюсь вам по секрету, мой король, мой самый большой талант – терпение. А юность нетерпелива, и это правильно. Я слышала, все готово к войне, сын мой? Вы показали себя добрым государем, предложив непокорным мир. Надеюсь, этот мир принесут нам на острие шпаги.
Изабель де Лаваль: При упоминании о подарках глаза Изабель вспыхнули почти детским восторгом. Новое платье, украшение, красивая безделушка, все это может быть и суета сует, но как приятно ловить на себе завистливые взгляды дам и заинтересованные – кавалеров. - Я хочу увидеть их, все! И вы должны мне рассказать о последних итальянских модах, мадам, я хочу все-все знать! В глазах маркизы де Сабле сиял огонь почти религиозного вдохновения. Красивая женщина с трепетом относится ко всему, что способно подчеркнуть ее красоту. За чередой упоительнейших картин, промелькнувших в ее воображении, Изабель чуть было не пропустила вопрос подруги о короле, и, собственно, появление самого короля. - А вот и Его Величество, мадам. Здоров телом, и, как мне кажется, в недурном расположении духа. Давайте подойдем поближе к жаровням, я чувствую, становится зябко. Попросим нам принести горячего вина и дадим всем желающим рассмотреть вас. Вы дивно похорошели, дорогая, наши дамы в ярости разорвут свои платочки. Взяв подругу под руку, маркиза решительно увлекла ее поближе к теплу и шатру королевы Екатерины.
Генрих де Лоррен: «Сколь прекрасен сегодня Венсенн! Как безмятежна лазурь небес! Природа словно не ведает о том, что тучи сгустились над Францией... Наверное, и в день, когда распинали Спасителя нашего, солнце светило так же ярко, так же весело дарило свои лучи беснующийся иудейской толпе... Но я, клянусь Богом, не таков - и смогу дышать этим свежим воздухом полной грудью лишь тогда, когда мы одержим полную победу над отступниками!» Генрих де Гиз стоял под развесистым дубом в гордом одиночестве, с его холодно-красивого лица не сходило равнодушно-спокойное выражение. В холеных пальцах, прикрытых кружевной перчаткой, он сжимал сломанную ветку, и задумчиво перебирал покрывавшую ее редкую зеленую листву. Прохладный ветерок приятно обдувал его чело, заставляя мысли блуждать по кругу, не давая сосредоточиться. Это раздражало - герцог терпеть не мог лени и неги, ни в себе, ни в других. «Маргариту отдали наваррскому мужлану, сыну еретички и самому еретику, волку в овечьей шкуре... Король слаб, королева заботится лишь о сиюминутных благах своих сыновей... Ля Рошель дерзко противится воле монарха... Престол уже не может считаться истинным защитником веры... Но пока он единственное, что нас худо-бедно объединяет... Возможно, что-то должно его заменить в глазах всех добрых католиков... Но что? Что?» Тут молодой Лоррен озлился на самого себя - неужто нет лучшей поры, чтобы предаваться подобным думам и философствованиям, нежели во время придворного пикника? Потому он, махнув на все рукой, устремился в середину поляны, поближе к теплым жаровням, шатру Екатерины Медичи. Уже приближаясь к своей цели, он встретил двух фрейлин, герцогиню де Лонгвей и маркизу де Сабле. И тут же учтиво наклонил голову, бросая трафаретно-вежливую фразу. - Сударыни, не правда ли, лес просто очарователен?
Изабель де Лаваль: Легкое пожатие пальчиков подруги означало удивленно-смешливое: «Смотрите, он разговаривает», но лицо маркизы оставалось любезно бесстрастным, только танцующие бесенята в прозрачных глазах ознаменовали удивление Изабель новым чудом Венсенна – герцог де Гиз соблаговолил отделиться от деревьев и даже почтить своим появлением поляну, на которой веселился двор. Не иначе, к дождю. При виде кружевных перчаток на руках герцога губы ее насмешливо дрогнули. Паола Джустиниани, венецианка, рассказывала об этой новой моде, о женских кружевных перчатках, весьма разорительной моде, надо сказать. Но увидеть их на руках мужчины, да еще сурового Генриха де Гиза, да еще в такой холод… Но, может быть, это память о какой-нибудь красавице? Надел же король Эдуард подвязку графини Солсбери. - Вы находите лес очаровательным, Ваша Светлость? Тогда он, безусловно, очарователен! Правда я не нахожу в нем особого очарования, иное дело летом, но готова согласиться с вами Ваша Светлость. Налетевший ветер качнул ветку, спугнул птицу, осыпал с дерева иней. Холодные острые иголочки упали на щеку Изабель, заставив ее рассмеяться и смахнуть их перчаткой. Называть этот день, в подражание герцогу де Гизу, очаровательным, она бы не стала, столь нарочито - витиеватая поэтичность была ей чужда, но день был прекрасен, это так.
Генрих де Лоррен: - О, я нисколько не настаиваю на своем определении, маркиза. Если вы сочтете сей лес ужасным, то я с готовностью с вами соглашусь. Для дворянина желание дамы возвышенно и свято - а от леса от этого не убудет! Усмехнувшись, де Гиз еще раз поклонился девушке. Его руки в кружевных перчатках были скрещены на груди, и он заметил, что они привлекли внимание любопытных фрейлин. Наверняка они подумали, что сей необычный предмет туалета герцога связан с какими-то романтическими приключениями. Или с неким спором-пари. На самом деле это было отнюдь не так. «Я - не король, не герцог Анжуйский, не Наваррец, не дюжина других придворных фертов. Я сам устанавливаю моду. Клянусь распятием, через месяц все добрые католики Парижа будут носить мужские кружевные перчатки!» Тут Генрих де Лоррен сам подивился пришедшему накануне пикника в голову капризу. Cкорее всего он сам, через пару дней, забудет об этой глупой затее. Но вот о встрече c Изабель де Лаваль - вряд ли. Встретившись со взглядом маркизы, герцог улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям, и ощутил ту легкую грусть, которая всегда окутывала его душу, когда он думал о минувших любовных романах. - Его Величество, как я заметил, наслаждался верховой ездой. Отрадно было видеть нашего сеньора в столь добром здравии и веселом расположении духа. Скажите, сударыня, в шатре ли ваша госпожа, Ее Величество королева?
Карл IX Валуа: - Матушка, если бы все добрые французы обладали такими, - Карл открыто улыбнулся, - скромными талантами, Франция была бы еще более великой страной, чем она есть. Озаряя сияющими глазами все вокруг, Шарль позволил себе задержать в руках ладонь матери. – Бог с ней с войной, матушка, и да пребудет Господь с нашей армией, с ее Главнокомандующим и да внушит он нерадивым детям своим истинную веру. Мы еще вдоволь успеем наговориться с вами о войне, мадам, вместе переживая каждую весть, что донесется до нас с вами от стен Ла Рошели. Но… - сдерживая веселье, король закусил ус. - Но, мадам, если вы выбрали такой способ уморить всех женщин, присутствующих здесь и остаться единственной красавицей двора, то я падаю ниц у ваших ног, восхищенный вашей изобретательностью и спешу сообщить… Склонившись к чепцу матери, монарх состроил абсолютно серьезное лицо, довольно громко произнес: - Мадам, вы всегда были и будете самой прелестной дамой среди всех известных дам! Словно сообщив только что матери величайшую тайну, Его Величество озорно подмигнул ей. Не ограничившись одной шалостью, развеселившийся государь распрямил спину и обвел взглядом всех придворных, находящихся на поляне и около шатров, отмечая больше дам, нежели месье. Удостоверившись, что его голос будет слышен достаточному количеству женщин, Карл воскликнул громко, благо тренированные упражнениями на охотничьем роге связки позволяли: - Дамы, кто-нибудь желает сегодня говорить о войне? Если таковые найдутся, то, я думаю, Монсеньор не откажется поддержать разговор о кампании, которую ему предстоит возглавить! Или, - прищурившись, Карл бросил взгляд на своего лотарингского родственника, весьма удачно служащего опорой дереву, - среди нас присутствует еще один всем известный герой – месье де Гиз, я уверен, я знаю, что он точно знает толк в разговорах о войне. Ну а те, кто жаждет просто развлекаться и болтать о всяких пустяках, присоединяйтесь к нам с матушкой! – Совершенно по-простому Шарль-Максимильен подошел к слуге, распоряжающемуся напитками, взял из его рук золотой кубок полный вина и с удовольствием отхлебнул оттуда.
Жаклин де Лонгвей: Тихо рассмеявшись язвительному замечанию маркизы, Жаклин неторопливо последовала за ней. За свою жизнь женщина не раз имела несчастие познакомится с такими чувствами, как тоска или ревность, и конечно бессилие, которое бродит рядом с этими напастями, словно преданный спутник. Но никогда ей не доводилось испытывать эти чувства все одновременно. Но, стоя возле жаровни и осторожно протянув руки вперед, дабы согреть озябшие ладони, герцогиня медленно утопала в охватывающих ее эмоциях. Внимательный, немного отчужденный взгляд синих глаз медленно скользил по королевскому силуэту, задерживаясь сначала на губах Карла, затем стремительно скользнув ниже, обогнул немного растрепавшийся ворот его рубашки и, словно обессилев, плавно спустился к рукам, на мгновение путаясь в переплетении пальцев. Изабель права, он был здоров и находился в прекрасном настроении, что вместе с радостью и облегчением, принесло мадам де Лонгвей мимолетный, но от этого более глубокий укол ревности. Она уже давно распрощалась с наивностью, которая слетала с плеч юных особ словно тлен, как только они оказывались в штате фрейлин Екатерины Медичи, поэтому прекрасно понимала, что по возвращению не сможет обрести то, от чего так опрометчиво бежала. И она готовилась к этому моменту, Бог свидетель, готовилась! Но тоска оказалась намного острее, ревность сильнее, а бессилие отчетливей, чем она могла себе представить. Однако, женщина совершенно не спешила впадать в отчаяние или поливать слезами так и не сбывшиеся надежды, совсем наоборот. Она как никогда чувствовала себя счастливой и полной сил, но впервые в жизни она не хотела бороться, оказалось, что смиренное принятие может принести намного больше облегчения. Поприветствовав де Гиза почтительным кивком и легкой полуулыбкой, Жаклин предпочла стать немым свидетелем разговора бывших возлюбленных. Как бы она не соскучилась по придворной жизни, в ее ближайшие планы все же не входила остроумная перепалка с лотарингским принцем. За участь Изабель же она не опасалась, ибо ей Генрих мог простить все, что угодно, если верить дворцовым слухам не такой уж и большой давности. Жаль рядом не оказалось того испанца, чей подарок до сих пор покоился в ладони маркизы, получилась бы еще более занимательная беседа. К сожалению, призыв короля, который всполошил уже заскучавших и замерзнувших придворных, заставляя их стремительно собираться возле королевского шатра, нарушил столь хрупкую игру красноречия. -Да, ваша светлость, королева там. Подле короля. Все же вмешавшись в разговор, Жаклин кивнула в сторону Карла, немного удивленная вопросом герцога. Где же ей еще быть?.. Невольно поддавшись потоку сгущающейся толпы, женщина подхватила Изабель под локоток и склонившись к уху, тихо шепнула: -Предлагаю приступить к своим обязанностям. Красноречиво указав взглядом на пледы, покоящиеся на местах, где должны были восседать фрейлины Екатерины, Жаклин подтолкнула подругу вперед, желая скорее согреться, нежели и правда принять участие в многолюдных развлечениях. Плотнее кутаясь в мантилью, герцогиня воспользовалась моментом и смешавшись с другими дамами, почтительно склонилась в реверансе перед королем и не поднимая головы, проскользнула к Медичи. Скрывшись от ветра, мадам де Лонгвей приняла из рук пажа кубок с горячим вином и с наслаждением сделала маленький глоток, чувствуя, как блаженное тепло разливается по телу. Вот теперь можно было продолжить наблюдение.
Генрих де Лоррен: - Мне очень приятно вновь видеть вас при дворе, маркиза... Мне кажется, ваш отъезд тогда весьма огорчил всех благородных дам и кавалеров... Эти слова герцог де Гиз произнес весьма тихо и вкрадчиво, отчего его тон приобрел еще больший оттенок интимности. Они таили за собой некий подтекст - именно обстоятельства, вынудившие маркизу в свое время покинуть столицу, и прервали их упоительную любовную связь с Гизом. О чем, признаться, молодой Лоррен порой вспоминал с немалым сожалением. Генрих окинул девушку задумчивым взглядом, некоторое время провел в колебаниях, словно желая добавить что-то еще. Однако затем перевел твердый взор на герцогиню де Лонгвей - и промолчал. Возможно, в будущем, он сможет поговорить с Изабель - спокойно и наедине. Еще раз поклонившись двум фрейлинам, защитник католического дела направился к королю - чьи громкие рассуждения он прекрасно слышал и на расстоянии. Внимательно рассмотрев монарха, Лоррен нашел, что свежий воздух пошел тому на пользу. Глава дома Валуа выглядел крепким и веселым, что, по мнению Гиза, случалось нечасто. - Рад приветствовать своего государя... Что до разговоров о грядущей кампании, Ваше Величество - то, по моему опыту, чем больше военные дела обсуждают в застольных беседах, тем хуже потом дерутся... Так что сегодня я предпочел бы не затрагивать этих тем - разве что поднять кубок за успех вашего оружия под Ла Рошелью!
Изабель де Лаваль: Слова герцога попали в цель. Она действительно исчезла, не оставила даже записки, поспешно отправившись к умирающему мужу. Настолько поспешно, что это напоминало бегство. Что же, иногда и от себя стоит попытаться убежать. Роза в муфте слегка кольнула шипами, напоминая о благоразумии. Увлекаемая Жаклин, маркиза заняла свое место среди других дам, греющихся сплетнями, вином и теплом медных жаровен, наполненных углями. На холод никто не жаловался. - А завтра у нас бал, - прошептала она на ушко герцогине, с женской непосредственностью забывая о том, что бал – предвестник войны, и музыка – предзнаменование сражений. Война, сражения, все это где-то там… далеко. А думать о грустном Изабель не желала. Яркое солнце, синее небо словно опровергали своим великолепием любые печали. – Жду не дождусь. Но тише, я хочу услышать, что ответит наш король герцогу де Гизу.
Henri de Valois: Надо же, как его родные озаботились вдруг благополучием Генриха Наваррского! Монсеньор отвернулся, скрывая от сестры сардоническую усмешку. Карл, Маргарита, а, может быть, и братец Франсуа придет требовать от него во что бы то ни стало уберечь драгоценного Анрио от всех превратностей войны? Хорошо, расплатимся дважды одной и той же монетой, если уж он все равно вынужден нянчится с Наваррой по приказу короля. - Ты знаешь, Маргарита, я не люблю твоего мужа, - откровенно признался он, зная, что с сестрой бессмысленно лукавить. – Но я вовсе не жажду умыть руки в его крови. Пока он твой муж, я буду терпеть его ради тебя. И если уж так случилось, хотя я этого не желал, что твой муж отправляется на войну под моим началом, я постараюсь сделать все возможное, чтобы вернуть его тебе в целости и сохранности. Генрих улыбнулся своей сестре, на этот раз тепло, и подал ей руку, приглашая присоединиться к остальным. - Пойдем, сестренка. Наш брат Карл, кажется, доволен своим новым конем, может быть, и его родным перепадет немного милости.
Карл IX Валуа: - Нашего оружия, герцог, нашего, не так ли? – прикусив нижнюю губу, расплывающуюся в довольной улыбке, Шарль-Максимильен сделал шаг навстречу Гизу. Взгляд короля, как это всегда случалось в обществе Гиза, стал жестким и высокомерным. Впрочем, как и тон. – Или вы уже не изволите причислять себя к поборникам католической веры, Ваша Светлость? Но тост чудесен и я с удовольствием выпью за него! - усмехнувшись в лицо Лоррену, монарх залпом осушил свой кубок. Королевский оскал в кроваво-красном после вина контуре губ блеснул в лучах солнечного света. – Полноте, Гиз, не превращайте чудесную прогулку в армейскую попойку. Вынужден напомнить и вам - среди нас дамы, герцог. Карл, наконец, обратил свой взор в сторону слетевшихся вокруг Екатерины Медичи красавиц ее эскадрона. Казалось, матушка сегодня была в окружении своих самых ярких цветков. Подумать только, даже герцогиня де Лонгвей почтила двор своим обществом. Ба! И мадам де Лаваль! Ее государь тоже давненько не видел. Воистину сегодняшний день был насыщен приятными сюрпризами. Мимолетно оценив взглядом прелести маркизы де Сабле, Его Величество задержал свой взор на фигуре и чуть опущенном в реверансе лице Жаклин де Лонгвей. Пожалуй, она даже похорошела за то время, что отсутствовала. На чело государя набежало легкое облачко недовольства, но на то он и был сыном Медичи, чтобы без особых усилий избавиться от него. - Дамы, оставьте церемонии для своих кавалеров на завтрашнем балу, – бросив взор в сторону серого в яблоках красавца - подарка соотечественника матери, которого с важным видом обихаживал его личный конюх, Карл бросил в толпу придворных: - Дарую перстень со своей руки тому или той, кто придумает кличку, достойную этого коня!
Екатерина Медичи: Беззвучно рассмеявшись, Екатерина Медичи поаплодировала сыну, удовлетворенно отметив про себя, как решительно, истинно по-королевски, поставил он на место заносчивого Генриха де Гиза. Нет, милый мой мальчик, прошли те времена, когда вы, Гизы, раскачивали престол так, как вам заблагорассудится, пользуясь красивым личиком и очарованием Марии Стюарт! Холодно улыбнувшись Жуанвилю, она перевела взгляд на своих дам: - Прекрасная мысль, сын мой! Ну же, сударыни, проявите ваше остроумие, порадуйте нас! Его Величество обещает щедрый приз тому, кто заслужит его одобрение. «Как он похож сейчас на своего деда», - мелькнула мысль, окрашенное розовыми тонами сладко-горьких воспоминаний. Ее свекр был великолепен. Он был поистине солнцем двора, и так удивительно, что она увидела сейчас отражение этого светила в лице своего сына, Карла. - Герцогиня де Лонгвей, маркиза де Сабле? Ну же, докажите, что мои дамы не только красивы, но и умны!
Генрих де Лоррен: - Я полагал, Ваше Величество, что в королевстве право называть католическое оружие «своим» имеет лишь один человек – монарх, помазанник Божий, защитник веры. Все остальные же. даже и в этом святом деле, выступают лишь как его верные слуги. Но коли мой государь сам благородно отказывается от этой привилегии и, с истинным христианским смирением, причисляет нас к равным себе соратникам – в добрый час! Усмехнувшись, герцог де Гиз поднес ко рту кубок с бургундским, слегка пригубил. Его взгляд стал ледяным, унизанные перстнями пальцы передали едва тронутую чашу c вином одному из слуг. Тон де Лоррена, впрочем, оставался внешне спокойно-шутливым, а губы улыбались – пусть и не самой приятной из улыбок. - Я верю, что действия НАШЕГО оружия под Ла-Рошелью поспособствуют полному одолению смут! И Гизы будут счастливы сделать все, что в их силах, для победы Божьего дела. Затем он отступил в сторону и слегка поклонился Марии Медичи. «Вот уж кто умнее всех троих сыновей вместе взятых. И в особенности старшего. Воистину, Господь карает Францию дурными правителями – очевидно, за потворство ереси!» В нелепом сочинении клички для королевского жеребца Генрих участвовать не собирался. Вместо этого он, краем глаза, вновь принялся разглядывать Изабель. И вновь дивиться ее очарованию и красоте, которые, казалось, за время их расставания сделались еще более яркими
Жаклин де Лонгвей: Завтрашний Бал? Любопытно. Только едва слышно фыркнув на довольно резкое замечания короля, Жаклин с интересом продолжала наблюдать за происходящим. Сбросившие морозную сонливость придворные заметно оживились, изъявляя готовность вступить в предложенное Карлом соревнование. Расположившись поудобнее, герцогиня уже приготовилась лицезреть соперничество за милость монарха, но благодаря обращению Екатерины Медичи, которое прозвучало скорее как приказ, нежели как предложение, они с Изабель, против воли, были втянуты в эту игру. Некоторое время герцогиня лишь наблюдала, не желая спешить с решением. Она задумчиво рассматривала того самого жеребца, который стал причиной происходившего веселья, мысленно примеряя к нему все известные ей клички. Конь же, не подозревая о том, что на данный момент стал центром внимания всего двора, спокойно топтался на месте, создавая впечатление весьма смирного животного. Серый окрас шерсти лишь помогал ему придерживаться внешнего смирения, однако, стоило конюху сделать одно неосторожное движение и причинить жеребцу неудобства, как тот резко стал на дыбы, затем с силой вбивая копытами снег в промерзшую землю. Губы мадам де Лонгвей скривились в довольной усмешке, а рука взлета вверх, давая окружающим понять, что она готова озвучить свой вариант. -Арес. Спокойно глядя в глаза королю, женщина, поднялась и отложив плед в сторону, прошла ближе к тому месту, где находился конь. -Бог войны, символ силы и могущества, возлюбленный прекрасной богини красоты и величия. На мой взгляд, весьма подходящая кличка для того, кто удостоился чести принадлежать правителю такой державы, как Франция. - перестав рассматривать животное, герцогиня повернулась к королю, почтительно склоняя голову, однако не пряча все еще играющую на слегка поджатых губах ухмылку - Идеальная смесь темперамента и сдержанной строгости.
Изабель де Лаваль: Если пристальный взгляд герцога де Гиза и взволновал мадам де Лаваль, то она ничем не выдала своего волнения. А если щеки порозовели, то разве не зимний ветерок был тому причиной? Стоя на своем месте рядом с Медичи она безмятежно улыбалась, а нежный блик от голубого шелка, украшающего верх шатра, скользил по женскому лицу. Почтительным поклоном ответила она на просьбу-требование королевы-матери, скрыв победный блеск глаз. Игра! Неважно какая, неважно с кем, но игра, и приз весьма завидный, перстень с руки короля, ценный не стоимостью, но памятью о монаршей милости. Маркиза была слишком азартна, чтобы отказаться от участия в такой игре, но слишком осторожна, чтобы делать ход первой. И только когда герцогиня вспомнила к случаю имя бога войны, маркиза сочла, что теперь ее очередь продолжить состязание. - Оберон, сир, - предложила она, не поднимая взгляда на короля. Все же Карл IX, не смотря на свою молодость, умел внушать своим поданным трепет и смущение, иногда даже больший, чем властная королева Екатерина. Пусть в нем не было сокрушающего сердца очарования герцога Анжуйского, но он воплощал собой высшую силу и власть. - Читает мысли, перемещается куда угодно в мгновение ока, и да послужит он верно Вашему Величеству!
Маргарита Валуа: Маргарита подоспела как раз вовремя, чтобы услышать пикировку короля Карла и герцога де Гиза. Ах, ну конечно! Этим двоим всегда было уютнее в дали друг от друга, и чем дальше, тем лучше. Хорошо скрываемый дух соперничества и неприязни, слегка прикрытой обязательной любезностью ощутимо витал в воздухе, и королева Наваррская не могла удержаться от искушения заявить громко о своей великолепной персоне. - Католическое войско, направляемое на победу Божьего дела, своим, Ваша Светлость не имеет право называть даже Его Святейшество, ибо оно принадлежит Господу, а перед его лицом мы все равны. Мой брат лишь являет собой исполнение Его воли! Бархатные юбки Маргариты раскинулись по ковру перед Его Величеством, пухлые губы дрогнули в непередаваемой усмешке, сочетающей в себе иронию, почтительность и детскую уверенность в том, что любая ее выходка прекрасна и восхитительна. На матушкиных фрейлин Маргарита не обращала внимания, и уж особенное внимание она не обращала на герцога де Гиза, сосредоточив все свое очарование на старшем брате. - Сир! Я вижу, мы соревнуемся в знании мифологии? Оставьте олимп олимпийцам, вкупе со всеми легендами христианского мира. Назовите коня Великолепный. Ему подходит это имя, а вам подходит такой конь!
Карл IX Валуа: - Браво, Марго! Вы, как всегда, являете всем образец мудрости и находчивости! – Карл воскликнул искренне, выражая свое одобрение. До того, он лишь любезно улыбался и почтительно кланялся дамам принявшим участие в соревновании. Добровольно или по мягкому приказу королевы-матери – это неважно. Его одобрение словам Марго было столь ярким, что разобрать к чему оно относилось – к отповеди Лоррейну или к предложенному имени для коня, даже искушенному в познании натуры Его Величества было невозможно разобрать. - Сударыни, благодарю вас за старания. Надеюсь, мы сегодня еще поговорим о мифологии, - еще раз поклонившись Изабель де Лаваль и Жаклин де Лонгвей, послав последней пристальный взор, государь направился к сестре. - Что ж, Ваше Величество, вы, безусловно, заслужили приз! Я прикажу инкрустировать кахолонгом это имя на сбруе коня! – стянув с руки перчатку, король снял с пальца кольцо изумительной красоты и, взяв в свою ладонь ручку сестры, опустил в нее драгоценность. Улыбнувшись нежно Жемчужине Франции, монарх закрыл ее пальчиками свой подарок и прижал к губам кулачок королевы Наваррской. – Присоединяйтесь к нам, мадам, - обращаясь к Марго, держа ее нежно под локоток, не давая таким образом отойти от своей персоны, Шарль подвел сестру к Екатерине Медичи и ее дамам. На фоне, словно специально отобранных в свиту королевы-матери, голубоглазых красавиц-блондинок, жгуче-темные глаза Маргариты, роскошь ее почти черных локонов, выделялись особенной красотой. В королеве Наварры, несмотря на воистину королевский надменный взгляд, горделиво вздернутый подбородок, царственную осанку и походку, было что-то притягательно-теплое, что кроме всех других ее неоспоримых достоинств, отличало ее от других прелестниц двора. Рядом с королевой Марго витала надежда на счастье для мужчин. Держа под руку эту женщину, король Франции обвел своих придворных взглядом полным торжества. - Матушка. Воистину, ваша дочь унаследовала не только вашу красоту, но и ваш ум. Как же повезло нашему ныне доброму католику Анрио! Кстати, где он? – чуть сощурив, якобы от солнца глаза, монарх погладил по руке Маргариту и отпустил ее, оглядываясь. – Я вижу вас, мои дорогие и любимые дамы, где-то здесь видел Анжуйского с его дворянами, даже принц де Жуанвиль почтил наше общество своим присутствием, а Наваррского и Алансона я что-то не вижу. Не иначе наш брат Франсуа делится с нашим зятем своими стратегическими навыками. Совсем тихо король добавил: - Если они схожи с его умениями стрелять, то я сочувствую Анжу.
Henri de Valois: Герцог Анжуйский не слишком торопился присоединиться к своему семейству, делая вид, что прогуливается, а на самом деле высматривая и с нетерпением среди придворных Людовика. Поэтому он шел не спеша, то и дело останавливаясь, что бы ответить на чье-нибудь приветствие, бросить замечание относительно пикника или завтрашнего бала, а на деле оттягивая всеми силами ту минуту, когда придется предстать перед взором старшего брата, и снова терпеливо сносить его шутки и язвительные замечания. Если терпение добродетель, думал Генрих, то над его головой уже должен ощутимо витать нимб святости. Но оглянувшись по сторонам, к своему удивлению, а потом и веселью, он обнаружил, что герцог Алансонский тоже выбрал такую же тактику. Какими уж соображениями руководствовался младший братец, известный своим кредо «и вашим и нашим» Монсеньор не знал. Но уже одно то, что младший Валуа не бежал сломя голову придумывать кличку для королевского жеребца, неожиданно отозвалось в его сердце, свободном от братских привязанностей, чем-то вроде симпатии. - Думаю, нам никак не избежать демонстрации тесных семейных уз на этот раз, - улыбнулся он добродушно и чуть лукаво. – Так почему бы нам не сделать это вместе? Прошу вас, Франсуа, составьте мне компанию и давайте сыграем перед всем двором наш маленький спектакль да так, чтобы даже матушка нам аплодировала.
Екатерина Медичи: Слушая хвалы, расточаемые Карлом Маргарите, Екатерина Медичи нахмурилась. Впрочем, быстро сменив искреннее неудовольствие на куда менее искреннюю улыбку. Нет, пожалуй, все же не стоило опасаться влияния Маргариты на старшего брата, слишком ничтожны те средства, которыми она обладает. - Прекрасно, Маргарита, - ограничилась она скупой похвалой королеве Наваррской. – Что касается Монсеньора, герцога Анжуйского и герцога Алансонского, то вон они, идут к нам, как вместе, хорошие братья. Что касается нашего зятя, что, полагаю, королева Наваррская лучше сможет сказать, где ее муж… тем более, странно его отсутствие, что все мои фрейлины при мне. Засмеявшись недобро, Медичи повернулась к дамам и махнула рукой, разрешая идти и развлекаться по своему выбору. Присутствие в одном месте и в одно время всех Валуа было событием знаменательным и редко когда обходилось мирно. Чем меньше лишних ушей, тем лучше, хотя ничто не способно остановить слухи, которые оплетали коридоры и залы Лувра подобно серой паутине.
Франсуа де Валуа: Франсуа так же мало нуждался в откровенности Монсеньора, как и в его братской любви, более того, слова Генриха вызвали кислую улыбку на лице младшего из Валуа. Ух уж эта прямота, вы послушайте только этого красавца, нашего храбреца, образчика всех совершенств. Послушать его, так он ни разу в жизни ни осквернил свои уста ложью, а любая необходимость притворства тяжким камнем ложиться на его благородное сердце! В глубине души Франсуа считал себя умнее Карла и честнее Генриха, он не притворялся перед собой, лицемеря перед всем миром. Если понадобиться пройти по костям братьев, чтобы добраться до трона – он это сделает, вот только братья вовсе пока не собирались отдавать богу душу. Хотя, с другой стороны, Карл часто нездоров, а Анжу отбывает на войну, значит, надежда есть, надежда есть всегда. А вот на кого Франсуа взглянул с теплом – это на Маргариту, милую сестренку, красавицу и умницу. С ней он поговорит потом. Это будет его награда за этот бесконечный день. А пока надо кланяться и улыбаться, и Франсуа поклонился и улыбнулся, сначала брату, потом матушке, подойдя для поцелуя ее пухлой длани, затянутой в черную перчатку. - Матушка, вчера вы изволили желать видеть меня на прогулке, - склонился он перед королевой-матерью, стараясь улыбаться как можно естественнее. – Во всяком случае, так мне передала ваша фрейлина. Графиня д’Альбон, кажется. Между нами говоря, странная особа, она предостерегала меня от опасности, которая мне якобы грозит в вашем обществе, не растолкуете мне как-нибудь эту загадку, мадам? Скользнув по матушкиным фрейлинам делано-равнодушным взглядом и не найдя среди них свою вчерашнюю посетительницу, герцог улыбнулся уже откровеннее и, пожалуй, не без злорадства. Не каждый раз случается такой праздник, ткнуть возлюбленную матушку носом в глупость ее дам.
Генрих де Лоррен: - Мне тоже весьма интересно, где находится король Наваррский, Ваше Величество... Герцог де Гиз произнес эту сухую фразу ровным и спокойным голосом, но его губы слегка скривились. Затем он поднял свои холодные глаза, встретился взглядом с Маргаритой де Валуа - и его бесстрастный взор северянина на мгновение потеплел. А затем, напротив, сделался еще более жестким и суровым. - А Великолепный - действительно имя, достойное этого дивного скакуна. И, безусловно, более подобает коню христианнейшего монарха, нежели прозвания языческих идолов, почитаемых древними греками богами! После этого Генрих выступил вперед, чтобы поприветствовать подходящих принцев. Поправил несколько сбившийся от ветра плащ, учтиво наклонил голову, затем вполголоса заговорил. - Отрадно видеть ближайших родичей нашего доброго короля, в мире и согласии вместе собравшихся в этот день...
Изабель де Лаваль: - Очевидно, мадам, мы тут не очень нужны, - шепнула Изабель подруге, приняв поражение с воистину стоическим спокойствием, хотя королевский перстень был действительно прекрасен, и она не отказалась бы иметь его в своем ларце с драгоценностями. Но не спорить же, в самом деле, с заявлением короля о том, что королева Маргарита стала победительницей в этом небольшом состязании! С королями не спорят, с королевами не соревнуются и маркиза де Сабле предпочла не чувствовать себя разочарованной, от разочарования портиться цвет лица. - Дамы, Ее Величество так добра, что разрешает веселиться, так, может быть, поиграем в жмурки, - обратилась она к фрейлинам, явно разрываемых противоречивыми желаниями воспользоваться щедростью королевы и услышать, о чем же будет идти беседа между этим семейством Атридов. - Я готова пожертвовать для игры свой шарф, если уж на то пошло! Лиловый шелк шарфа затрепетал в руках маркизы как орифламма, сзывая под этот легкомысленный стяг всех желающих ненадолго забыть обо всем, что не развлечение и не веселье. Изабель расстегнула застежку тяжелого плаща, дабы он не мешал ей бегать, смеясь, поежилась от холодного ветра, бережно уложила сверху муфту, погладив тайком спрятанную в ней розу. Забыв и о королях, и о королевах она выпорхнула из королевского шатра на поляну и закрыла глаза, пока ловкие руки Жаклин прилаживали ей на лицо импровизированную повязку и раскручивали так, что земля закачалась под ногами! - Я ловлю, дамы и господа, - воскликнула она, вытянув вперед руки и прислушиваясь к шагам тех, кто решил присоединиться к игре.
Жаклин де Лонгвей: Стороннему наблюдателю было практически невозможно распознать в лице герцогини хоть один намек на недовольство, однако, внутри нее все кипело от негодования. В чем была истинная причина столь сильной вспышки эмоций женщина предпочитала не задумываться. К чему ей лишние вопросы, на которые снова придется выискивать ответы. Да, она была задета тем, что перстень достался не ей, но с другой стороны она прекрасно осознавала, что при любых обстоятельствах не могла выиграть у сестры короля. Посему, это вызвало лишь досаду, причина же гнева крылась совсем в ином. В безразличии. Любая женщина, желающая обратить на себя внимание определенного кавалера пуще огня боится именно этого чувства, точнее поведения, которое красноречиво изъявляет отсутствие этих самых чувств. И если подобное безразличие могло ранить кроткие и смиренные создания, раздувая в их душе поистине бурю, то что уж говорить о темпераментной и чувственной герцогине. Ради приличия поддержав аплодисменты и улыбки придворных, адресованные королю и Маргарите, женщина, спустя мгновение, воспользовалась моментом и, ускользнув подальше от царственных особ, приняла от пажа свой кубок с вином. Немного отвернувшись и желая заглушить никому сейчас не нужные чувства, она смело сделала пару небольших глотков, на некоторое время прикрывая глаза. Все еще прислушиваясь к словам королевы-матери и ее приближенных, Жаклин с наслаждением ощущала, как тепло расходится волнами по телу, делая руки вновь горячими, а голову ясной от лишних мыслей. Все в прошлом...да будет так. Позволив Изабель увлечь себя игрой, мадам де Лонгвей со свойственным ей азартом исполняла роль поводыря и специально заведя подругу в толпу людей, оставила ее там, скрываясь за спинами придворных. Хватит печалиться и тянуться к тому, что более никогда не станет твоим. Этот день был очень важен для нее, и он просто обязан стать наилучшим среди всех предыдущих. Позабыты страхи и обиды, плечи расплавлены, а голова гордо вздернута вверх. Среди смеющихся людей, которые подобно ей пленились соблазном такой популярной нынче игры, Жаклин чувствовала себя, как никогда комфортно. Совсем немного и синий взгляд заметно теплеет, смех становится искренним, а запал всеобъемлющим. -Изааабель... мадам де Лаваль! - игривый зов в сторону подруги и герцогиня вновь приближается, желая схитрить.
Луи де Можирон: Когда мальчишка паж подвел к Людовику Ареса и еще одного коня, сообщив, что все готово, как распорядился маркиз, Людовик ему искренне улыбнулся и потрепал небрежно, но ласково по голове. - Ты умница. Теперь возвращайся и следи, чтобы огонь горел, и мясо было горячим и сочным. Мы скоро будем, и ты будешь свободен до завтра, - отдав приказ, Можирон, постарался спрятать лукавую улыбку. До того, издалека наблюдавший за Генрихом Валуа молодой человек, уверенно взял коней под уздцы и не менее уверенно направился с ними к королевскому шатру, где Монсеньор играл роль образцового брата и сына. Как можно аккуратнее обогнув маркизу де Сабле, бросив на девушку с завязанными глазами мягкий взгляд, не удержался и, поймав ее ручку в свою, шепнул ей на ухо: - Я вне игры сударыня, а вы изумительны, как всегда. Осторожнее, не примите коней за наших придворных, мадам, - прижав изящную ручку маркизы к губам, Луи развернул фрейлину и направил ее в другую от себя сторону. Поклонившись королю и королеве-матери, придворный обратил взор на своего господина. - Ваше Высочество, прошу прощения, что прерываю вас в столь чудесный момент, но ваше присутствие необходимо в Париже. Прибыли дворяне из Леона. Они хотят лично засвидетельствовать вам свое почтение и выразить свою готовность следовать за вами под Ла Рошель во имя католической веры и короля Франции. Еще они привезли письмо к ларошельцам с призывом принять веру истинную! - произнося последние слова, Людовик еще раз почтительно склонился перед королем в поклоне и, распрямившись, как можно серьезнее посмотрел Генриху в глаза. – Лошади готовы, Монсеньор! Маркиз лукавил. Все то, о чем он говорил, произошло накануне, и герцог Анжуйский уже всех принял, все прочел и обо всем был в курсе. И потому он должен был понять, что нужен сейчас очень своему фавориту, раз он так нагло выдергивает своего господина из общения с семьей, рискуя и появляясь перед королем и Медичи.
Екатерина Медичи: «Вот же глупая девчонка! Я послала ее соблазнить Франсуа, а она решила настроить его против меня?!». Медичи стиснула руки в ярости. Опять! Опять и снова она не может ни на кого рассчитывать, ни на кого кроме себя. И Алансон стоит и улыбается своей ядовитой улыбочкой, зная ее бессилие и зная, что она знает о его мыслях. Но уж нет, такого удовольствия она ему не доставит! - Опасность, сын мой? Ну какая же опасность может вам угрожать? Разве что, как и всем нам, замерзнуть на этой прогулке, но бог милостив. Право же, вы удивили меня. Если мы встретим графиню, мы спросим ее, что она имела ввиду… о, посмотрите, вот и любимец вашего брата! Появление Людовика де Можирона, хотя и обожгло кислотой открытую сердечную рану королевы-матери, но все же дало ей повод перевести беседу в иное русло. Не в силах ничего изменить (во всяком случае, пока), она предпочла выжидать, но яд копился в ее душе и выплеснулся взглядом, которым королева Екатерина наградила маркиза д’Ампуи. Впрочем, только на мгновение позволила она себе эту слабость. - Ваше Высочество, вы нас покидаете? - Осведомилась она громко у Монсеньора, добавив в голос мягкости и материнской ласки. – Разве это так необходимо? Вы скоро покидаете нас надолго, так неужели дела не подождут немного? Ваше Величество, прикажите вашему брату остаться! Маргарита, дочь моя, попросите Монсеньора не лишать нас своего общества!
Изабель де Лаваль: Положительно, маркизе не везло. Жаклин пряталась за спины придворных, поддразнивая ее. Маркиз д’Ампуи тоже не был расположен дать себя поймать, а при мысли, что она могла принять лошадей за кого-нибудь из придворных, Изабель разобрал неудержимый смех. Подсмотреть даже краешком глаза сквозь шелк шарфа не было никакой возможности, и все, что могла сделать фрейлина – это надеяться на слух и на везение, ну и ее на чутье, заставляющее ее с азартом охотящейся кошки бежать за тем, кто имел неосторожность подойти слишком близко. Вокруг молодой женщины вертелась настоящая карусель из звуков - шорох юбок, смех, перешептывания, мужские и женские голоса, и, вплетающий в этот веселый шум свою мелодию Венсенн. Скрип деревьев, крики птиц, хруст обломившегося сучка, ветер, поющий в ветвях. Она с головой окунулась в каскад ощущений – запах чьих-то духов, мягкость ткани чьего-то плаща, когда она чуть не поймала неосторожного, легкий хлопок по плечу, заставляющий ее вздрогнуть от неожиданности. Изабель была удивлена и очарована тем, как много, оказывается, можно увидеть всего лишь закрыв глаза. Но все же не настолько, чтобы затягивать игру. - Так не честно, дамы и господа, - засмеявшись, воскликнула она, остановившись для того, что бы немного отдышаться. - Неужели никто не хочет быть пойманным?
Henriette de Cleves: - Клодетта! У тебя не пальцы, а стальные прутья какие-то! – возмущенно вскрикнув, мадам де Невер и не подумала даже пошевелиться. Предпочтя верховой езде путешествие до Венсенна в портшезе, Анриетта не только берегла свою кожу от ветра и мороза, но и выгадала себе время для размышлений. Кроме того, сопровождение полдюжины слуг она никогда не считала лишним. Повернувшись к служанке спиной и подставив ей плечи для разминания, герцогиня спокойно обдумывала произошедшее утром. Не успела она открыть глаза, пусть даже с далеко не первыми лучами солнца, ее известили, что Их Светлость герцог де Гиз пожаловал домой. Неужели Екатерина уже разрешилась от бремени, и Генрих посчитал возможным оставить ее? Или же его привели в Париж срочные дела? Если дела, то Анриетте очень бы хотелось знать какого они рода. Принимать участие в усмирении гугенотов в Ла Рошели Меченый не собирался, раз король решил возложить подобную миссию на своего брата Анжу, это мадам знала из писем своей сестры. Его отношения с Марго после брака последней с Анрио Наваррским довольно охладели. Однако, он вернулся в столицу, когда его там совсем не ждали, и, мало того, первым делом поехал предстать под очи государя. Хорошо, если король не прикажет ему катиться с глаз долой. Карл никогда не питал особой любви к принцу Жуанвилю, а после Варфоломеевской ночи, когда народ на улицах с упоением кричал «Да здравствует Гиз!» и вовсе не считал нужным сохранять даже видимость дружелюбия. В очередной раз зашипев на Клодетту, Генриетта вернулась к своим размышлениям. Тем не менее, не сегодня-завтра Генрих Анжуйский в сопровождении многих дворян покинет Париж и столица затаится в ожидании вестей с мест, где идут бои за веру. И в этом почти спящем городе можно будет… - Мадам, мы подъезжаем! – камеристка прервала мысли своей госпожи, за что была «вознаграждена» недобрым взглядом супруги Луиджи Гонзаго. - Остановить прямо у королевского шатра. А ты, чтобы проследила за портшезом и глаз с меня не сводила. Махну рукой, принесешь ларец, что мы привезли, - отдала она распоряжение носильщикам и служанке. Накинув на растомленные плечи теплый плащ, оправив складки юбок темно-зеленого платья и пальчиком уложив, как надо, вьющийся золотистый локон, Ее Светлость герцогиня де Невер, сияя улыбкой и драгоценностями, подала руку подоспевшему, чтобы помочь ей выйти, юноше-слуге. Создав собой живой коридор среди играющих и праздно стоящих придворных, сопровождающие ее люди, позволили свой хозяйке беспрепятственно подойти к королю и его матушке. Мадам присела в почтительном реверансе перед особами королевской крови.
Henri de Valois: Появление Луи заставило сердце Генриха радостно забиться, но в окружении своих любящих родственников, все, что он мог – это коротко кивнуть своему фавориту, пообещав себе как следует отчитать Людовика за такую бесшабашную смелость. Если бы Монсеньор мог, он бы держал своего любимого подальше и от короля и от королевы-матери, как от ядовитых деревьев, чье дыхание губительно даже на расстоянии. Дошло до того, что отъезд под Ла-Рошель, которого он так страшился и от которого хотел уберечь Луи, ожидался принцем с нетерпением, как спасение. - Матушка, сейчас я буду более полезен Его Величеству в Париже, а не в Венсене. Для игр в жмурки с вашими фрейлинами кавалеров достаточно, а дворяне из Лиона заслуживают того, чтобы их приняли и выслушали без долгих проволочек, - мягко возразил матери герцог Анжуйский, с чуткостью любящего заметив и оценив тот взгляд, которым она наградила маркиза д’Ампуи. – Сир, позволите мне удалиться? Если вам угодно, чтобы я остался, я останусь. Король и правда вполне мог приказать Анжу остаться. Чтобы порадовать мать, досадить брату, да просто из каприза, дабы показать всем, кто распоряжается здесь. И все присутствующие прекрасно это понимали. Генрих, выучившийся за последнее время терпению, готов был и к этому. Он улыбался матери, улыбался королю. Но на улыбающихся губах он чувствовал привкус горечи. Те узы крови, положения, сана, что раньше носились им с легкостью, играючи, теперь, когда в его жизни ласково сияло солнце по имени Луи де Можирон, стали казаться неподъемными.
Карл IX Валуа: Дамы играли, кавалеры любовались ими, семья была в сборе, народ смеялся и веселился. И в эту идиллию вторгся придворный Анжу, ведя на поводу двух коней. Шарль смерил взглядом фаворита Монсеньора, якобы стараясь сдержать улыбку. От того движение губ короля было еще более ироничным, чем могло быть. Он оглядел молодого человека от макушки до сапог. Смущать Генриха своим вниманием к его очередному увлечению было куда забавнее, чем слушать ядовитые речи Франсуа и матушки. Карл уже собрался было отчитать наглеца, посмевшего так бесшабашно подойти к царственным особам, упрекнув его в незначительности предлога, как вмешалась Екатерина со своими просьбами. Как ей не хотелось отпускать своего ненаглядного Анри! Его Величество бросил взор на мать, потом на брата и улыбнулся. - Разумеется, вы можете ехать, Ваше Высочество. Когда мои подданные жаждут сообщить о своей верности, их не стоит заставлять ждать, - между соблазнами оставить Анжу терпеть свое общество и досадить матушке, король почти без колебаний выбрал второй. – Езжайте, езжайте и передайте, что король шлет им свое благословение и благодарность, - закончив с Генрихом, Карл повернулся к Екатерине Медичи и сделал жест руками должный означать «Простите, матушка, так требуют дела государства». И тут цепкий взор монарха уловил движение в толпе придворных. Люди расступались, но Его Величество еще не знал, кто виновник этой суеты. Из-за голов людей было даже не видно, кому принадлежит прибывший портшез. Брови государя нахмурились, руки переплелись на груди. Он не любил пафосных появлений. Но вот расступились и те, кто стоял к нему ближе всех, и перед Шарлем опустилась в реверансе мадам де Невер. Лицо государя немедля просияло. - Ба! А вот и вы, мадам! Мы уже собирались расстроиться, что прогулка, посвященная кампании за веру, останется без общества самой прелестной и рьяной католички, - подойдя к Генриетте Клевской, Карл Девятый сам поклонился даме и предложил ей руку. – Позвольте мне лично поухаживать за вами, герцогиня. Или, быть может, вы желаете присоединиться к забаве остальных? – глядя в лицо Генриетты с детским восторгом, монарх сделал широкий жест рукой в сторону играющих дам. - Ваш деверь, ваша подруга давно здесь, почему же мы вас не видели так долго, мадам? Это так жестоко с вашей стороны!
Изабель де Лаваль: Может быть маркизе помогло оживление, охватившее придворных по случаю приезда герцогини Неверской , а может быть просто случай благоволил, но, наконец, ей удалось поймать за руку самого неосторожного. Рука была тонкой в запястье, определенно женской, определенно женщине принадлежал протестующий вскрик, но Изабель держала крепко и отпускать не собиралась. Шелковый шарф был снят, по глазам ударил яркий солнечный свет. Разглядев, кто же попался, Изабель рассмеялась. - Мадам, вы растеряли свою ловкость вдали от нас, раньше мне бы пришлось за вами побегать, а теперь вы сами идете мне в руки, - поддразнила она Жаклин, забавляясь сменой чувств на красивом лице подруги. – Это всего лишь игра, дорогая герцогиня. А удача – богиня капризная, уверена, она еще улыбнется вам!
Екатерина Медичи: Медичи покачала головой. Карл предпочел встать на сторону Генриха и отпустить его с этим мальчишкой, Можироном. Разумеется, чтобы досадить ей. Как быстро дети становятся неблагодарными, но к чему эти мысли, если они бесполезны? Сетования и жалобы – удел слабых. Тревожиться же о том, что спешное отбытие Монсеньора в обществе фаворита вызовет ненужные толки, не приходилось, все взгляды были прикованы к Генриетте Неверской. - Добро пожаловать, герцогиня, - милостиво кивнула Флорентийка, удостоив красавицу Невер бледной улыбки. – Мы всегда рады вам. Королева-мать хотя и относилась настороженно к слишком красивой и слишком умной невестке Гиза, все же не могла не признать, что такие женщины, как Невер, редкость. Красива, умна, богата, окружена могущественной родней, притягивает к себе устремления мужчин и зависть женщин. Часто думала она о том, что из супруги Луиджи Гонзага вышла бы могущественная союзница, но, увы, ей нечего было той предложить.
Жаклин де Лонгвей: Ее поймали - быть того не может! Не в силах вымолвить от удивления хоть одно разумное возмущение, герцогиня покорно закрыла глаза и повернулась к подруге спиной, позволяя повязать шарф. Что ж, сама виновата, не стоило так увлекаться наблюдением за королевской семьей. -Ну, мадам, держитесь. Может я и порастеряла хватку, однако, запала у меня достаточно. Раз, два, три. Маркиза уже перестала ее кружить, оставив наедине со своими ощущениями, а Жаклин все неуклюже покачивалась из сторону в сторону, пытаясь обрести равновесие. Ну вот, еще тонкий аромат духов Изабель, на который женщина понадеялась ориентироваться, испарился в воздухе и пока горе-вада пыталась твердо встать на ноги, затерялся среди сотни других запахов. -Я все равно вас найду! Твердо и уверено пообещала герцогиня, принимаясь медленной поступью прокладывать себе путь. Она ожидала, что когда глаза будут лишены возможности быть ее проводниками, то обостриться слух и обоняние, что несомненно позволит ей достигнуть цели. Но на ее слух обрушилась слишком разнообразная какофония звуков, которая лишь мешала сосредоточится. А вот ее обоняние, которое и так от природы было чрезвычайно чутким, явно приносило больше пользы. Сначала осторожно и неуверенно двигаясь, дабы не споткнуться обо что-нибудь и не стать посмешищем, через некоторое время Жаклин все же позволила азарту завладеть собой и не озираясь на безопасность, бегала по поляне за подзадоривающими ее придворными. -Да что же это такое! Как она не старалась, у нее никак не выходило поймать жертву. Каждый раз, когда она уже казалась чувствовала пальцами шелк одежды, цель ускользала, вновь оставляя ее ни с чем. Решив, что пора сменить тактику, женщина сняла с рук вторую перчатку и заправив ее за пояс, на мгновение остановилась, рассекая воздух раскрытыми ладонями - стоило настроиться и прислушаться. Внезапно совсем близко раздался смех Изабель и герцогиня не раздумывая бросилась на голос, будучи абсолютно уверенной в том, что на этот раз ей повезет.
Луи де Можирон: Невероятными усилиями воли Людовик заставлял себя стоять смирно и мило улыбаться всем и вся. Казалось, эта бесконечная церемония царственных расшаркиваний друг перед другом бесконечна. Чтобы немного развлечь себя в молчаливом ожидании, Можиро наблюдал за играющими в жмурки придворными, и готов был первым аплодировать маркизе де Сабле, когда та поймала в свои нежные ручки другую даму из «эскадрона» королевы-матери. Губы маркиза слегка дрогнули и побелели, а улыбка помертвела, когда мадам Катрин изволила проявить заботу о трогательном единении семьи. Однако, слава монархам и их воле, король смилостивился и отпустил своего брата. Даже обошелся без язвительных замечаний. Вниманием государя завладела герцогиня Неверская. На нее Людовик посмотрел с искренней благодарностью. - Наконец-то! – пробухтел он себе под нос, когда они с Монсеньором были уже оба в седле. – Если мясо остынет, то это будет на совести ваших родственников, Ваше Высочество, - слова укора сопровождались взглядом полным нежности и любви. Даже если солнце перестанет греть землю и та остынет, его чувствам к герцогу Анжуйскому остыть было не суждено. И это ему предстояло в очередной раз доказать своему принцу. С тех пор, как они вернулись из Анжера, молодые люди, успевшие избаловаться благами провинциальной жизни, урывали у дней полных забот короткие часы для их личного счастья. Один из таких часов начал свой отсчет.
Henriette de Cleves: - Ваше Величество, это такая честь для меня, - присев в еще одном реверансе перед матерью Маргариты Наваррской, герцогиня мысленно поблагодарила старую ведьму за то, что той не вздумалось держать подле себя только что прибывшую даму вопросами, смысл которых явен только самой королеве-матери. Анриетта всегда быстро уставала от общения с флорентийкой, приходилось быть в напряжении и в каждой ее фразе искать все скрытые смыслы. А прятаться за словами Ее Величество умела, как никто. Невер озорно улыбнулась молодому монарху, почтившую ее своим обществом. - Ну что вы, сир, какие нынче забавы? Я удивлена, не застав здесь всеобщий плач и сожаление. Кто знает, кто из этих молодых людей, вернется с осады, - собственно, Генриетте Неверской не было никого дела, кто вернется оттуда, а кто нет, но выразить сердобольность, столь свойственную женщинам, всегда было к месту. Лукавый взгляд зеленых глаз скользнул по губам короля, словно опасаясь подняться выше и встретиться с его темными очами, скользнул и опустился долу. Рука невесомо легла на предложенную мужчиной руку. – Я вообще собиралась развернуть свой портшез, направить его к ближайшей часовне, и молитвами проводить наших доблестных защитников веры, - богоугодные речи принцессы Клевской никак не сочетались с ее беззаботной улыбкой и звонким голоском. – Но мне так хотелось увидеть вас, сир, что я не набралась сил, чтобы отдать приказ изменить свой путь, - тяжкий вздох мнимого раскаянья сорвался с губ невестки Меченого. – Тем более, что у меня к вам есть личная просьба, государь, - метнув из под длинных ресниц взгляд на Маргариту, которая стояла тут же, рядом, Ее Светлость едва уловимо повела головкой, распространяя в воздухе вокруг себя идущий от волос запах флердоранжа, и давая той понять, что сейчас речь пойдет именно о ней. И неплохо было бы ей тоже поучаствовать в разговоре с королем. – Вы позволите?
Франсуа де Валуа: Усмехнувшись, герцог Алансонский сделал шаг назад, и еще один, и еще. Можно сказать, что принц сознательно ушел в тень. Впрочем, почему бы нет? Прибытие герцогини Неверской, отбытие герцога Анжуйского наделало столько шума, что о нем сейчас никто не вспомнит. А значит, самое время все-таки разыскать Конде, или Навару, или того, кто сможет указать ему, где эти двое. Отъезд Конде и Наварры под Ла-Рошель тревожил Франсуа. Он не пытался повлиять на короля, во-первых, это было занятием бессмысленным, во-вторых, опасным, в-третьих, принц надеялся, что эту неблагодарную роль возьмет на себя герцог Анжуйский. Увы, все случилось не так. Алансон не доверял своим союзникам, он никому не доверял, но следовало уверить оных в своих самых теплых и дружеских чувствах, а заодно убедиться, что они не замышляют чего-то, что навредит ему. Шагая сквозь толпу придворных с высокомерной отстраненностью того, кто уверен в своем превосходстве (пусть и по праву крови, а не по праву заслуг) герцог Франсуа не заметил, как вошел в круг играющих. И если дамы и кавалеры почтительно расступились, давая принцу дорогу, то дама с шарфом на глазах, заслышав шаги, схватила принца за руку, торжествующе смеясь. Сначала Франсуа хотел было выдернуть руку и осадить дерзкую. Но сам смутился своих желаний. Перед ним стояла молодая, изящная женщина, чье лицо он не мог разглядеть из-за шелковой повязки, но отметил и пухлые губки и точеный носик. Разве заслуживала она резкости только из-за того, что он помешал игре? Генрих, которого Франсуа не любил, но которым в тайне восхищался, всегда был любезен с дамами и те были от него без ума. Так может быть, стоит брать пример с брата, хотя бы в этом? - Вы меня поймали, сударыня, - произнес он, делая знак всем присутствующим молчать и не выдавать даме, кто перед ней. – Могу ли я откупиться, предложив фант?
Жаклин де Лонгвей: Наконец-то! Побегав по поляне и изрядно измотавшись, Жаклин была благодарна небу за то, что в ее плен наконец попалась жертва. Вцепившись в пойманного мертвой хваткой, дабы тот и не подумал ретироваться, она несколько мгновений молчала, чтобы иметь возможность перевести дыхание. От активных передвижений, даже несмотря на морозный воздух, ее щеки раскраснелись, а сердце никак не хотело успокаивать ритм. Но даже в таком взволнованном состоянии она успела пожалеть, что поймала не маркизу, и тем самым не продемонстрировала подруге свои известные навыки в данной игре. Однако, голос пленника оказался весьма приятным, что несомненно радовало, и даже смутно знакомым, но рассудив, что знает голоса почти всех придворных мужчин, присутствующих на прогулке, герцогиня не стала заострять на данном факте особое внимание. Куда более интересным ей показалось предложение кавалера, который нашел весьма необычный способ для развития игры. -Весьма заманчивый откуп, сударь. Обретя способность спокойно говорить, женщина чуть расслабила пальцы, только теперь понимая, что несмотря на то, что она поймала мужчину и тем самым передала ему ход, с нее до сих пор не сняли повязку. И тишина. Вокруг стало слишком тихо, настолько, что она могла слышать отрывки фраз со стороны королевского семейства. Приняв все эти обстоятельства за приготовленную шутку Изабель, Жаклин решила пойти у ситуации на поводу и воспользовавшись возможностью, извлечь для себя хоть какую-то выгоду. -Рассмешите нас. Расскажите какую-нибудь щекотливую историю или сделайте это иным способом. Полагаю, вы достаточно смелы, дабы исполнить данное даме слово. До невозможности довольная своей выдумкой, герцогиня отпустила мужчину и с самодовольной улыбкой, вскинула руку вверх, самостоятельно избавляя себя от шарфа. В первое мгновение солнце ослепило ее, заставляя сощуриться и прикрыть глаза ладонью, дабы привыкнуть к свету. Но вскоре боль стихла, обретя способность видеть, она повернулась к цели своей насмешки и в испуге замерла. Проведя достаточное количество времени при дворе, Жаклин конечно же испытала на себе множество нелепых, опасных и временами даже глупых ситуаций. Только маркизе де Лаваль было ведомо какими чудесами ей удавалось избежать наказания, гибели или позора, но был в ее прошлом один случай, который затмил все остальные. Тот знаменитый полет в королевский кабинет. На следующий день об этом говорил весь двор, и только благодаря самообладанию, подпитываемому верной соратницей, она смогла вынести гнет удивленных насмешек за спиной. Именно тогда она поклялась всем, что ей было дорого, что никогда и не при каких обстоятельствах больше не окажется в подобном положение. И вот теперь, онемев от ужаса, она стоит совсем рядом с принцем крови и не может даже заставить себя двинуться с места, для того чтобы восстановить почтительное расстояние. Однако, чей-то шепот, раздавшийся за ее спиной очень близко, словно рывком вернул ей способность мыслить и действовать. -Ваше высочество, покорнейше прошу простить мою вольность. Сделав несколько шагов назад и склонившись в почтительном реверансе, герцогиня потупила взор, не находя в себе силы вновь столкнуться с насмешливым взглядом младшего Валуа. - Поверьте, если бы я знала, то никогда не посмела... С возращением... Женщина была готова зарычать от досады - только ей могло так повести в первый же день по возвращению.
Франсуа де Валуа: - Игра есть игра, сударыня, - младший Валуа внимательно рассматривал даму, пытаясь припомнить ее имя, не упустил он и испуга красивой блондинки, и досады на свою оплошность, хотя, по справедливости, виноват был он. Но кто осмелится на то ему указать? – Я готов заплатить фант. Интересно, кто она, эта дама? Фрейлина сестры, Маргариты, чья-нибудь жена, или, может быть, одна из дам матушки? Франсуа честно признался себе, что белокурая красавица его заинтриговала. Она была хороша в своем смятении чувств, в ее досаде, умело скрываемой, была искренность. Герцог Алансонский усмехнулся, нашел глазами Орильи, незаметной тенью следующего за своим господином. Обмен взглядами был короток, но выразителен. Теперь Франсуа не сомневался, что к вечеру будет знать об этой даме все. Ах да, фант! Разумеется, веселить достойную публику принц не собирался, пусть ищут себе других шутов, но почему бы не позволить себе маленькое удовольствие? Какой от того будет вред? Франсуа, наклонившись, коснулся губами гладкой, прохладной щеки дамы. - Надеюсь, фант оплачен, сударыня? Поклонившись даме, не дожидаясь ответа, Франсуа, посмеиваясь, покинул круг играющих. Последовав было вслед за принцем, Орильи, наткнувшись взглядом на предмет, лежащий на земле, довольно улыбнулся, в пылу игры дама обронила перчатку. Подобрав ее, лютнист догнал своего господина. Перчатка не невинность, но и из этой находки можно извлечь нимало пользы.
Маргарита Валуа: При виде подруги, почтившей, наконец, развлекающийся двор своим появлением, глаза Маргариты Валуа вспыхнули неподдельной радостью. Пусть они виделись только вчера, но для женщин между «вчера» и «сегодня» порой лежит вечность. Особенно, когда есть чего ждать. Генриетта так мастерски очаровывала короля, дарила ему такие красноречивые взгляды, что королева Наваррская позволила себе надеяться на то, что их маленький план, придуманный вчера, во время примерки платьев, увенчается успехом. Подойдя к королю и Генриетте, стараясь не смотреть на мать, чей пытливый, подозрительный взгляд был ей неприятен, Маргарита поприветствовала подругу улыбкой, и, мягко дотронувшись до локтя Карла, произнесла: - Сир, если позволите, я бы хотела присоединиться к просьбе герцогини. Смею надеяться, вы не сочтете ее легкомысленной, Ваше Величество.
Карл IX Валуа: - Дамы, дамы! Я сдаюсь без боя! Такая атака с двух сторон…падет любой бастион! – смеясь и будучи очень доволен, Шарль-Максимильен поймал пальчики двух прелестниц и поднес их к губам, согревая поцелуями жарче, чем их перчатки. Подхватив под локотки Маргариту и Анриетту, Карл сделал пажу знак не следовать за ним, и повел дам скудную сень еще голых ветвей деревьев. Последовать за государем, когда тот того не желает, дело опасное и неблагодарное, а повел в сторону женщин Карл не только с целью побыть наедине с двумя самыми обворожительными представительницами прекрасного пола, но и чтобы по-тихому взять свои слова обратно, если вдруг он не захочет исполнять их просьбы. Но, как бы Шарль не осторожничал, он сам себе признался, что сделает с удовольствием очень многое, чтоб заслужить один благосклонный изумрудный взор. Его всегда необъяснимо тянуло к герцогине де Невер. В ней граничили огонь и лед, надменность, свойственная роду и положению, и задор девчонки. Но, какой бы она не была, к ней хотелось прикасаться. - Итак, мои дорогие, мои прелестные, мои умнейшие женщины, что угодно вашим сердцам? – Наслаждаясь моментом, когда королю сейчас завидовали больше, чем многие, Его Величество переводил лукавый взор с темных бархатных, подобных летней ночи в садах Фонтенбло, глаз сестры на искрящиеся жизнью, напоминающие весеннюю зелень в лесах провинций, глаза ее подруги.
Екатерина Медичи: Ах, как много отдала бы Екатерина Медичи, только чтобы услышать, о чем идет речь между Карлом и двумя его собеседницами. Да, скорее всего речь пойдет о какой-нибудь шалости, или блажи, но почему же у нее так тревожно сжимается сердце, когда она видит Невер рядом с сыном? Когда замечает, как взгляд его темных глаза встречается с сияющим колдовским взглядом Генриетты? Может быть, все дело в том, что она хорошо запомнила уроки, которые ей преподала юность, проведенная рядом с Франциском I и Генрихом II… Сжав губы, Флорентийка обежала взглядом своих дам, играющих на поляне и стоящих у помоста. Может быть, пора ей позаботиться и о своем старшем сыне? Карлу, судя по всему, захотелось разнообразия, если от темных глаз жены и Мари Туше его потянуло к изумрудным очам герцогини Неверской. Хорошо, она предоставит ему это разнообразие! «Я зря тревожусь», - попыталась успокоить себя старая женщина. – «Карл молод, ему льстит внимание женщин, особенно таких, как эта Невер, сильных и дерзких, не стоит принимать тень от дерева за лес». Но все же на сердце стало неспокойно!
Henriette de Cleves: Генриетта торжествующе взглянула на Марго. Все же подружка не ошиблась и Карл действительно благоволил к мадам де Невер. Возможно задумка, их задумка с королевой Наваррской, удастся в таком случае. Подняв очи на короля, герцогиня задумалась – а как он ей? Она никогда не рассматривала Его Величество в качестве личного кавалера. Король принадлежит государству, народу и жене – это истины, которые для принцессы Клевской не требовали доказательств. А ей никогда не нужен был рядом мужчина, который принадлежит кому-то-чему-то еще, кроме нее. Но почему же стало тогда так жарко от прикосновения королевских губ к пальцам через ткань перчаток? Жарко настолько, что захотелось скинуть плащ с и без того горящих от рук Клодетты плеч. Ее Светлость не привыкла ограничивать себя в своих порывах, и уже через мгновенье пушистый мех плаща нежил ее руки, перекинутый через них, а лицо она подставила лучам зимнего солнца. Не смотря на рыжину локонов и белизну кожи, мадам не остерегалась веснушек, так легко проявляющихся на коже женщин. Ведь именно для нее мэтр Рене создал ту чудную мазь, которая позволяла коже оставаться белой и бархатистой. - Сир, столько комплиментов и еще не было даже просьбы. Кто знает, может быть, вы сочтете нас излишне глупыми, и откажете нам, - жмурясь на солнышке, Анриетта приоткрыла один глаз. Все же Карл нравился ей. Интересно, в постели он тоже много говорит и много чего боится? Как и положено скромной женщине, невестка Меченого повела себя скромно и прикрыла глаз. – Я хочу похитить у вас вашу сестру, государь. На пару-тройку дней. Мы отправимся в аббатство Святой Женевьевы, где будем молиться за то, чтобы гугеноты Ла Рошели приняли истинную веру. И еще я прошу вас, - ресницы Ее Светлости распахнулись и взор сузившихся от солнца зрачков устремился в глаза государя, - дать Маргарите и мне в сопровождение дюжину ваших гвардейцев. Чтобы весь Париж знал, что жена Генриха Бурбона и ваша преданная подданная молятся о благоразумии его бывших единоверцев. Позвольте вашей сестре, сир, поступить истинно по-королевски. Последние слова герцогини де Невер сопроводил книксен в сторону короля, от которого плащ выскользнул из ее рук.
Карл IX Валуа: С удивлением и сомнением, Карл выслушал принцессу Клевскую, поднял ее плащ и, распахнув его, укрыл мехами плечи Ее Светлости. - Так и теплее, и держать не надо, и мне спокойнее. Иначе мне придется отказать вам, мадам, в вашей просьбе, - поцеловав женщине запястье, с трудом оторвавшись от удовольствия вдыхать аромат ее кожи, государь посмотрел внимательно на свою сестру. - Это правда, Марго? Вы настолько желаете успеха кампании по искоренению ереси, что готовы посвятить себя молитвам не на один день? – Не выпуская ручки герцогини из своих рук, Шарль пытался углядеть на красивом личике королевы Наваррской признаки лукавства. И если лицо Генриетты и ее повадки, ему были не слишком знакомы то по щечкам, глазам, губкам Маргариты он мог прочесть, куда как больше, чем она хотела сказать. - Или Ваше Величество так радеет за жизнь супруга? Или, быть может, брата? Или же вы беспокоитесь о себе, Марго? – осаждая вопросами сестру, король нежно сжимал в руке пальчики мадам де Невер, словно грея их, а сам просто боялся, что если выпустит, то потом не найдет повода снова завладеть ими, а он, будучи эстетом по натуре, даже сквозь перчатки наслаждался их изяществом. Карл прекрасно понимал, чего боится Маргарита Наваррская - не станет среди живых ее супруга, по Марго монастырь начнет проливать горькие слезы, а их матушка с удовольствием подставит под эти слезы юбки своей дочери. Но как бы там ни было, ему было бы приятно, если бы его сестра тревожилась не только о своей судьбе, но и о жизни мужа, потому что он ей дорог и небезразличен. Верша их брак, Шарль-Максимильен не желал делать свою сестру несчастной.
Маргарита Валуа: - Сир, я всего лишь женщина. Не политик и не военачальник, - мягко, немного печально улыбнулась брату королева Наваррская, отвечая, и не отвечая в то же время на его вопрос. Быть предельно честной с Карлом было так же опасно, как и лгать ему, поэтому Маргарита выбрала золотой путь разумной середины. – Я жена, сестра. Мой муж, мой брат, и еще сотни достойных дворян Вашего Величества уходят на войну. Я верю, что они не уронят свою честь и честь короля. Но вернутся ли? Кто знает. Все, что я могу, все, что может герцогиня, это помолиться за тех, кто уходит сир. И прошу вас, позвольте мне, и герцогине Неверской сделать то малое, что мы можем сделать. Поколебавшись, Маргарита добавила совсем тихо, опустив глаза в искреннем смущении. Но что поделаешь, если и искреннее смущение бывает иногда так кстати! - Я говорила с Монсеньором, сир. Просила его сделать все, чтобы король Наваррский вернулся ко мне живым. Не сердитесь, брат мой, на эту вольность, но долг жены заботиться о том, кого ей дали в мужья.
Карл IX Валуа: Карл выслушал сестру и вроде бы услышал все что хотел и даже чуть больше. Марго призналась, что обратилась с поручением к Монсеньору, что ж в этом случае желание старшего Валуа и жены Беарнца совпадали, и государь предпочел сделать вид, что и не слышал ее откровений. Его внимание вновь обратилось к даме, чьи локоны имели цвет восходящего солнца. - Мадам де Невер, ваш с Ее Величеством порыв – это порыв истинных католичек и верных хранительниц нашей веры. Я восхищен, - глаза Шарля-Максимильена лукаво вспыхнули, говоря, что их обладатель восхищен не только тем, о чем говорил. - Вы получите дюжину моих швейцарцев и надежного человека в сопровождение на молебен, - голос короля стал тише, хотя рядом находилась только Маргарита, от которой он не скрывал своей симпатии к Ее светлости, - и поверьте, герцогиня, если бы не дела государства, этим бы человеком был я сам. Но, - тут губы Карла дрогнули в робкой улыбке, а голова склонилась к плечу женщины, чью руку он держал в своей. Перо с его берета коснулось щеки принцессы Клевской, а голос его стал еще тише, словно он боялся спугнуть ненароком диковинную птичку. Его ноздри вдыхали теплый терпкий аромат, что шел от герцогини, а губы чуть дрожали от волнения, - прежде чем дать окончательное согласие, я хочу немного поторговаться. Простите мне эту недостойность. Вы обещаете мне, самое малое, три танца на завтрашнем балу и назначите день, когда заложить соколиную охоту, на которой Ваша Светлость будет присутствовать. Очень довольный, государь встретился взглядом с Маргаритой и, как в детстве, состроил ей рожицу.
Henriette de Cleves: В первые пять, нет, семь мгновений Анриетта растерялась. Воспитание, навешанное няньками, заставило чуть порозоветь щеки, когда монарх, держа ее пальчики в своей руке, склонился к ее плечу. Шею обожгло дыхание мужчины. Но недаром герцогиня была замужем уже не один год, и не даром ее постель посетил не только муж. Ее Светлость быстро пришла в себя и едва заметно пожала пальцы короля в ответ. - Как вам будет угодно, сир. Дюжина, так дюжина. Если каждый ваш швейцарец стоит вашего ногтя, то я не откажусь и от всего комплекта – двух десятков. Но у меня тоже есть свои «но», - герцогиня собиралась сыграть партию в свою пользу, коли фигуры встали таким образом. Ее головка склонилась к шее короля, губы приблизились к краешку берета, а локон, выпущенный из прически щекотал мужскую щеку. Несмотря на старания цирюльников, к этому времени дня щетина уже пробивалась на коже монарха и цепляла на себя золотистые волоски с кудрей принцессы Клевской. - Я сама выберу те три танца – второй (претендовать в первом на место королевы было бы верхом неосторожности), третий и пятый, и к охоте вы подарите мне сокола, Ваше Величество. Как видите, торгашество у нас у обоих в недостатках числится. Смеясь, Генриетта повернулась к Марго и отступила от Карла, ловко забирая руку у него.
Карл IX Валуа: - Как пожелает, Ваша Светлость. И все, что пожелает, - галантно поклонившись отстранившейся от него графине де Ретель, король проводил женщину взглядом в котором сочетались сожаление и азарт охотника. Давно Карла так не увлекала игра за благосклонность дамы. Одни его преданно любили, других ему стоило только пожелать, а третьих ему безотказно поставляла матушка. Герцогиня де Невер будила в монархе инстинкты, свойственные любому мужчине, но приглушенные в Шарле-Максимильене приторностью и покорностью окружавших его женщин. Пожалуй, государь еще раз с удовольствием оглядел жену Лудовико Гонзаго, Анриетта способна заставить поволноваться и Екатерину Медичи. Невестка Гиза, кузина Бурбона, женщина, которой, как было небезызвестно Карлу, не чужда страсть к интриге и о которой грезили ночами многие дворяне королевства – добыча достойная короля Франции. Рассуждая подобным образом, Его Величество забыл только об одном – о том, что его сердце уже отбивало гальярду при одной мимолетной мысли о том, что его рука может коснуться еще раз пальчиков Генриетты Неверской. И что, если так пойдет и дальше, то этот самый инструмент очень быстро окажется в изящных ручках подружки Маргариты, а охотник рискует превратиться в добычу. - Маргарита, герцогиня, хорошего вам окончания прогулки сегодня и замолвите за меня словечко перед Всевышним, - откланявшись, Карл вернулся к своему шатру, где объявил возвращение в Париж. Эпизод завершен
полная версия страницы