Форум » Игровой архив » Les grands embrasements » Ответить

Les grands embrasements

Екатерина Медичи: 31 января 1573 года. Венсенн. Полдень. Les grands embrasements naissent de petites étincelles - большие пожары зарождаются от маленьких искр (фр).

Ответов - 58, стр: 1 2 3 4 All

Екатерина Медичи: Еще с вечера тридцатого января взгляды придворных то и дело устремлялись к небу, пытаясь предугадать завтрашнюю погоду. Ибо капризы природы - что милости монарха, непредсказуемы. Но небеса не подвели. Солнце светило ярко. Воздух был прозрачен и свеж, а легкий морозец только добавлял нежных красок лицам дам, заставляя розоветь румянцем их щеки. К тому же для тех, кто боится холода, на опушке леса были расставлены шатры, в которых горели жаровни, а слуги разносили горячее вино с пряностями. Скоро, совсем скоро многим из тех, кто красовался перед дамами, шутил и смеялся, радовался солнцу, предстояло отправиться на войну. Придворные красавицы кусали губки и теребили платочки, предвидя расставания, но с тем большей щедростью раздавались пожатия рук, красноречивые взгляды и обещания, произнесенные торопливым шепотом. Екатерина Медичи, как ни старалась, не могла обрести покоя. Каждый раз, когда Генрих отправлялся на войну, она трепетала, молилась, не спала ночами, опасаясь, что судьба заберет у нее любимого сына. На этот раз они расставались почти врагами, не смотря на все старания королевы, прежние доверительные отношения между матерью и сыном не возрождались, прежняя привязанность Генриха уступила место вежливому безразличию, и это было мучительно для Флорентийки. Негромкие голоса дам, составляющих ее свиту, вгрызались в виски, вызывая мигрень, но Екатерина Медичи продолжала улыбаться, слушая разговоры и шутки. Да, эти птички часто раздражали ее своим жеманством, корыстолюбием, распущенностью, прикрытой воспитанием и манерами. Но это была ее собственная охотничья свора, которую она могла в любой миг спустить с поводка. - Вам незачем сидеть подле меня, дамы, - любезно обратилась она к своим фрейлинам. – Это и в Лувре успеется, идите, развлекайтесь. Если вы мне понадобитесь, я вас позову. «Наверное, я старею», - с неудовольствием подумала она. – «Если уж меня не радует ничего, а чужая веселость только раздражает. Хотя, о чем я говорю. Я никогда не была молодой. Мне этого просто не позволила. Как же повезло той же д’Альбон или Лаваль, они не знают, что это, быть с детства прибитым к кресту своего положения, своего имени и своего долга. Но их имена и лица забудут. А жена короля и мать короля останется в истории навсегда».

Маргарита Валуа: Веточка дикого шиповника, покрытая тонкими щетинками инея, хрустнула, обломилась. Хрустальный блеск посыпался на землю, на подол платья, на подставленную ладонь, но несчастная ветка тут же потеряла все свое очарование и была капризно отброшена в сторону. - И все же, чего вы от меня хотите, Генрих? Прижавшись щекой к меховой опушке плаща, королева Наваррская подняла на своего брата глаза, затененные густыми ресницами. Взгляд их был серьезен. Они стояли поодаль от веселящихся придворных, вместе со всеми, но все же чуть в стороне. - С недавних пор, брат мой, я приобрела ужасную привычку говорить обо всем прямо. Согласна, это совсем не в духе нашей семьи, но вы не поверите, до чего упрощает жизнь! Скажите прямо, чего вы ждете от меня, и я прямо скажу, смогу ли я выполнить вашу просьбу. Мне кажется, у вас нет поводов считать меня своим врагом, Генрих, не так ли? Говоря это, Маргарита потянулась за второй веточкой, но та была не столь сговорчива, уколола пальчики королевы сквозь перчатку, и была с негодованием оставлена в покое. С каким удовольствием Маргарита вырвалась из Лувра на эту лесную прогулку! Хотелось смеяться, шутить, наблюдая за игрой в снежки, затеянной придворными. Но Генрих желал с ней поговорить, и Маргарита не смогла отказать брату. Не посмела. Памятуя о том, что именно в руках герцога Анжуйского отныне жизнь ее мужа.

Henri de Valois: Генрих Валуа, взяв в свои ладони ручку королевы Наваррской, галантно поцеловал пальчики сестры. Не столько затем, чтобы умерить боль, сколько для того, чтобы дать себе возможность собраться с мыслями. Он сам настоял на беседе, воспользовавшись веселой сумятицей пикника, но предложение Маргариты говорить прямо, застало его врасплох. Вот уж действительно «не в духе семьи». «А замужество изменило тебя, сестрица», - неожиданно подумал он, глядя в темные глаза Маргариты, непроницаемые при всей их чистоте и прозрачности. Куда делась очаровательная в своем легкомыслии принцесса, которую он с удовольствием журил за шалости и с таким же удовольствием баловал. Перед ним стояла женщина. Королева. И за эту перемену он почувствовал к Наваррскому еще больше неприязни. - Ты всегда была жадиной, Маргарита, - усмехнулся он, отбросив церемонное «вы» и «сестра моя». – Тянулась ко всему, что желало твое сердце, а потом, больно уколовшись, сердилась. Ты хочешь говорить прямо? Изволь. Я, как ты знаешь, уезжаю. Буду занят войной и нашими господами гугенотами. Могу я попросить тебя быть здесь, при дворе, моими глазами и ушами и писать обо всем, что происходит в мое отсутствие? Прежняя Маргарита, он не сомневался, с удовольствием бы приняла такую роль, соблюдая интересы брата, но чего хочет та незнакомка, которая стоит сейчас перед ним? Какие силы ею движут? Генрих не знал, но выбирать не приходилось.


Изабель де Лаваль: По всей видимости, королева-мать была расположена быть сегодня милостивой к своим дамам, и этим, по мнению Изабель де Лаваль, следовало воспользоваться и незамедлительно. Погода благоволила, королева Екатерина улыбалась (что само по себе случалось не часто) Венсенский лес, облитый полуденным солнцем, казалось, вышел из старой сказки. Если не быть слишком уж строгим, то среди дам и кавалеров, веселящихся на поляне, нашлись бы и храбрые рыцари, и смелые охотники, и прекрасные принцессы, но и в коварных злодеях и злых колдуньях тоже недостатка не было. Изабель бросила быстрый взгляд на Екатерину Медичи. Даже при свете дня, даже с улыбкой на устах в этой королеве было что-то зловещее. Или ей только казалось? Но отгоняя мысли, от которых, пожалуй, и морщины могут появиться, маркиза повернулась к фрейлинам, сидящим рядом. - Если, дамы, вы не боитесь замерзнуть, то я предлагаю пройтись. Заманивать в чащу я вас не буду, ну уж по опушке мы можем дойти, не рискуя заблудиться! Мадам де Сов, мадемуазель д’Альбон, давайте покажем остальным пример храбрости и решимости и прогуляемся хотя бы до тех деревьев, что на другом конце поляны. А если озябнем, то попросим кого-нибудь принести нам горячего вина. Маркиза спрятала лукавую улыбку в муфте из пушистого меха, привезенного из Нового Света и отделанного серебряным кружевом. Моду на этот мех ввели испанцы, и она еще не была известна при французском дворе. Переменчивые глаза молодой женщины при ярком солнечном свете казались отражением чистейшей небесной лазури, и они, как бы невзначай, скользили по пестрой толпе придворных, выискивая одно знакомое лицо, которому, собственно, Изабель и была обязана этим экстравагантным подарком, а так же кое-какими весьма приятными воспоминаниями.

Жаклин де Лонгвей: Это был замечательный и поистине прекрасный день. Возможно придворные ожидали, что он будет немного теплее, но в глазах герцогини де Лонгвей, которая в данный момент во весь опор гнала лошадь через поляну, робко светившее солнце было высшим благословением, а показавшиеся из-за деревьев верхушки шатров - небесной манной, самой желанной сейчас. Четыре месяца назад в спешке покидая Париж, она и представить не могла, что когда-нибудь сможет затосковать по ремеслу фрейлины. Удачно сложившиеся обстоятельства сулили ей прекрасное путешествие к брату в Италию и ничего не могло ее удержать в серых промозглых стенах Лувра, однако, жертву все же принести пришлось, ибо покидая Париж, Жаклин оставляла за плечами не только заботы и пережитые печали, но и единственную настоящую дружбу с Изабель. Но она пообещала ей вернуться. Стоя в темном коридоре и сжимая небольшой гребень с розовым жемчугом, который маркиза подарила ей на удачу, она поклялась, что несмотря ни на что вернется. И она сдержала обещание. Жадно вдыхая полной грудью морозный воздух, женщина на мгновение прикрыла глаза и чуть запрокинув голову, улыбнулась своим мыслям и ощущениям. Каждое ее движение, вздох или уверенный жест наездницы, постепенно возвращал ее к прошлому, придавая уверенности и вдохновения, ведь наконец она была дома, там, где и должна быть. Отдохнув в светском круговороте празднеств и визитов, насладившись теплом поистине сказочной страны, она впервые ощутила необъяснимую привязанность к своей прошлой жизни. Брат списал все это на скуку, ведь путешествуя вместе с ним она и правда вела спокойную, приятную, но довольно однообразную жизнь, новые знакомые на кокетство, но только герцогиня знала, как жгло в груди от желания ступить на родную землю. И вот она здесь. Наконец-то. Сзади слышались окрики слуг, умоляющих госпожу попридержать лошадь, с приближающейся стороны доносился женский смех и чей-то мужской бас, судя по довольной интонации, его обладатель хвастался перед собеседниками каким-то особым достижением, а Жаклин, все еще пришпоривая скакуна, стремительно приближалась к отдаленной части центральной поляны, желая появится сразу перед королевой, минуя многолюдную толпу придворных. С траурами было покончено, - в глубине души мадам де Лонгвей надеялась, что навсегда - поэтому сегодня она была одета в платье из плотного серого бархата, который, благодаря мастерству итальянских портных, отливал на солнце сизым отсветом. Рубинового цвета перчатки и подобного же цвета берет, расшитый жемчугом - все это, и даже маленькие, на первый взгляд неважные детали, в этот день были призваны красноречиво выражать вдохновенное настроение своей обладательницы. Жаклин по-настоящему чувствовала себя счастливой и как никогда свободной. Свободной от забот, страха и переживаний, она была свежа, полна сил и в какой-то момент чувства настолько переполнили ее, что с приоткрытых уст слетел едва различимый почти немой смех, отдаваясь в женском сердце звонким отголоском чистейшей радости. Приблизившись к тому месту, где восседала Екатерина Медичи, герцогиня крепко сжала поводья и плавно их натянув, заставила лошадь остановиться на почтительном расстоянии от царственной особы. Воспользовавшись помощью подоспевшего слуги, она с легкостью спешилась и, стянув с рук перчатки, небрежным жестом бросила их пажу, подхватывая тяжелые юбки. Цепким взглядом выхватив из множества безразличных лиц одно единственное, принадлежавшее маркизе де Лаваль, Жаклин искренне улыбнулась, незаметно ей подмигивая. Она бы многое отдала, чтобы иметь возможность прибыть накануне вечером, дабы перед тем, как явиться королеве, побыть в обществе подруги и разузнать все ее новости. Впрочем, и в таком внезапном появлении было не мало преимуществ. Дождавшись позволения приблизиться и получив разрешение говорить, герцогиня поспешила воспользоваться возможностью. -Ваше величество. Склонившись в глубоком реверансе и на мгновение задержавшись перед тем, как выпрямиться, дабы выказать как можно красноречивее свое почтение, женщина смело приблизилась к Медичи, жестом приказывая слуге следовать за собой. Может для стороннего наблюдателя поведение давно отсутствующей фрейлины и могло показаться слишком самоуверенным, но герцогиня действовала наверняка, ибо предусмотрительно заручилась письменным разрешением Екатерины вернуться, а так же личным подарком. -Простите мою дерзость, ваше величество, но я позволю себе смелость преподнести вам небольшой дар, в благодарность за вашу доброту и благосклонность. Женщина уже стояла совсем близко и говорила понизив голос, однако, горящий озорным лукавством взгляд выдавал полное отсутствие у нее должного смирения. Вновь учтиво склонив голову, она бережно приняла из рук слуги увесистый сверток, перевязанный шелковыми лентами и, повинуясь приглашающему жесту Екатерины, опустилась на невысокий табурет возле нее, протягивая дар. Этот экземпляр иллюстрированного трактата Исидора Севильского "Ароматная зелень" стоил ей немалой суммы и изрядно пострадавших нервов брата, но женщина была уверена, что усилия не были напрасными и что этот подарок королева-мать оценит по достоинству. Почтительно замерев и ожидая, когда ее величество развернет сверток, Жаклин вскинула взгляд из-под пышного пера берета, вновь натыкаясь на Изабель и взволнованно вздохнула, от нетерпения закусывая губу.

Екатерина Медичи: - С возвращением, герцогиня! Рады вашему благополучному прибытию. Милостивый кивок, взмах пухлой руки, предлагающий подойти поближе. Екатерина прекрасно заметила триумфальное прибытие Жаклин де Лонгвей, но все же заставила даму немного постоять рядом, в числе прочих, желающих засвидетельствовать свое почтение. Но она была действительно рада возвращению фрейлины, украшающей двор своей красотой и острым язычком. На колени королевы лег внушительный фолиант, завернутый в бархат и ленты, переплетенный в кожу с золотым теснением, украшенный массивным застежками. Екатерина Медичи любила и собирала редкости, поэтому не отказала себе в удовольствии тут же развернуть подарок. Достаточно было беглого взгляда на первую страницу, что бы глаза Флорентийки загорелись от удовольствия. Подарок был действительно королевским. Труд архиепископа Севильи, написанный в древности, переписанный умелой рукой, и снабженный красочными миниатюрами. - Благодарю за великолепный подарок, сударыня. Мы побеседуем с вами после, - понимающая улыбка скользнула по губам старой женщины. – Идите, найдите ваших старых подруг. Маркиза де Сабле вернулась ко двору месяц назад, так что, если угодно, вы можете возобновить свои проделки с этой дамой. По крайней мере, они меня развлекали.

Фернандо де Кальво: «Нет ничего лучше хорошей еды, свежего воздуха и приятных встреч, и даже присутствие коронованных особ не сможет омрачить этот прекрасный день», - думал дон Фернандо Карлос Мария де Кальво, граф де Сердани, тщательно продумывая свой наряд, не менее замысловатый, чем его собственное имя. Такому вниманию к своей особе были веские причины. Первая – Изабель де Лаваль, а вторая – связанная с нею же. Третья причина присутствовала всегда – испанцу просто нравилось свое отражение. Судьба благоволила к испанскому послу, но как-то криво: приехав вовремя к месту действия, дон Фернандо увидел картину приятную во всех отношениях, но немного не в том ракурсе. Маркиза де Сабле с группой фрейлин удалялась в сторону деревьев. Надо было бы засвидетельствовать свое почтение королеве-матери, но нежный подарок под полой плаща мог потерять товарный вид… Круто свернув в сторону и втайне надеясь остаться незамеченным, граф, огибая широкой дугой расставленные шатры, направился засвидетельствовать свое расположение другой даме. - Дамы, - поклон несколько запыхавшегося испанца все же был не лишен изящества, - маркиза де Сабле… - довольный и лукавый взгляд мужчины с удовольствием отметил и лазурь взгляда фрейлины, и свой пушистый подарок. - Сударыня, мое расположение к вам подобно свежести рассветного ветра, оно так и рвется из моего сердца, - с этими словами дон Фернандо распахнул на груди плащ и протянул Изабель хрупкий цветок, цвета нежного, как румянец. Согретый теплом испанца, но не успевший помяться, бутон только начал раскрывать свои лепестки. Ранним утром слуга, гонимый послушанием, сорвал в оранжерее розу, а граф сумел бережно ее донести. Зимний цветок не обладал опьяняющим ароматом летней розы, но был так хрупок на фоне снега! - А теперь я вынужден покинуть вас, маркиза, к моему сожалению. Долг превыше всего, но не превыше любви, - дон Фернандо поклонился еще раз и направил свои стопы к шатру Екатерины Медичи, оставив свое сердце на опушке леса.

Жаклин де Лонгвей: -Благодарю, ваше величество! И хотя Жаклин изо всех сил старалась делать вид, что ей несомненно стыдно за все прошлые свои проделки, которые иногда приносили королеве немало головной боли, все же радость от столь теплого приветствие королевы-матери и ее щедрого позволения, не смогла скрыться в недрах женской души, настойчиво прорываясь наружу широкой улыбкой и явным нетерпением, которое явно не удавалось более скрывать. Посему, вновь опустившись перед Екатериной в чрезвычайно почтительном реверансе, герцогиня покинула королевский шатер и оперевшись о руку пажа, поспешила в сторону кромки леса, где виднелась фигура любимой подруги. Только Богу было известно, какие сейчас в ее душе бушевали чувства, вызывая одновременно радостное головокружение и взволнованную удушливость, которая мешала сделать глубокий вдох, дабы успокоиться. На мгновение в голове герцогини мелькнуло опасение, что возможно маркиза не предаст ее появлению столь же большого значения, как она сама, но затем прочитав в голубых глазах напротив неподдельную радость, которая, подобно чистейшему бриллианту, сейчас искрилась на солнце зеленоватым отблесками, Жаклин не сдержала счастливого смеха и оставив пажа, сделала последние несколько шагов почти бегом. Не замечая других дам, она вплотную приблизилась к подруге, бережно приобнимая. -Дорогая! Изабель! Как я рада вас видеть! Простите, что я не написала вам, не предупредила... О, Боже, как вы прекрасны, стоило уехать, чтобы словно впервые поразиться вашей красоте. Какой румянец, кружева, муфта и роза...роза?.. На мгновение нахмурившись, Жаклин обернулась через плечо, наблюдая за удаляющимся мужчиной, но затем рассудив, что все подробности она сможет узнать позже, вновь вернула все свое внимание маркизе, крепко сжимая ее руку. -Как вы? Здоровы ли? Благополучны? О, Изабель, как мне вас не хватало... - не в силах умолкнуть даже на мгновение, герцогиня продолжала беспрерывно осыпать женщину комплиментами, восторженными отзывами и иногда обрушивала на нее поток нескончаемых вопросов. Наверное, стоило бы проявить больше сдержанности и предусмотрительности, но женщина впервые в жизни не могла совладать даже с малейшими всплесками своих чувств. К тому же, та ужасная ночь, когда их судно попало в сильнейший шторм, хорошо дала ей понять, как ценно все то, что дорого твоему сердцу. По-настоящему дорого. И вот, перед ней стоял самый близкий ей человек, и казалось, что сдерживать себя было бы преступлением против их дружбы, почти кощунством. Желая остаться с маркизой наедине, герцогиня увлекла ее в сторону, скрываясь от глаз других дам в стороне. -Мадам... - наконец поток слов иссяк и герцогиня молча смотрела на подругу, чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы радости - Как я рада. Внезапно все сказанное показалось ненужным и пустым, лишь теплая ладонь, выскользнувшая из муфты и бережно сжавшая сокровенным жестом холодные пальцы женщины действительно имела значение.

Изабель де Лаваль: Судьба сегодня баловала маркизу де Сабле подарками, ожидаемыми и неожиданными. Красноречивый блеск глаз дона Фернандо, заставивший Изабель вспыхнуть от удовольствия. Слова, понятные им двоим, и роза – нежная, хрупкая, неправдоподобно прекрасная на фоне зимнего леса – как символ их победы в той битве, в которой побеждают только сообща. И, надо сказать, маркиза де Сабле ничуть не пожалела, о чем и дала понять испанцу, поднеся к губам цветок, дышащий теплом и обещанием страсти, а потом спрятав его в муфту. Но на этом подарки судьбы не кончились! Не веря своим глазам, кусая губы в предвкушении, сдерживая счастливый смех, рвущийся наружу, Изабель наблюдала за тем, как герцогиня де Лонгвей, покинувшая двор одновременно с ней в прошлом году, снова возвращается, делает положенные реверансы перед королевой, и… да! Ошибиться невозможно, ищет ее взглядом! Зимнее небо озарилось десятком радуг невидимых постороннему глазу. Это было настоящее чудо! Торопя секунды, маркиза не сводила глаз с шатра королевы-матери, судя по всему, Жаклин удостоилась теплого приема, еще один поклон, и вот уже герцогиня де Лонгвей легкая, стройная, похорошевшая, словно несущая в складках своего платья ветер солнечной Италии идет к ней навстречу! Два женских голоса перебивали друг друга, задавали десятки вопросов, не дожидаясь ответов, Изабель сжимала ладонь Жаклин и не собиралась отпускать. - Я счастлива… как я счастлива! Боже, мадам, я готова поставить свечки во всех церквях Парижа за ваше возвращение! И где найти достаточно укромный уголок, чтобы обо всем переговорить, потому что немыслимо оставить разговор на то время, когда они вернуться во дворец! Взглядом попросив мадам де Сов и мадемуазель д’Альбон извинить ее порыв, Изабель почти бегом увлекла подругу чуть дальше, туда, где стройными черными колоннами стояли дубы, застывшие в зимнем сне. - Итак, мадам, вы приехали, - выдохнула она, любуясь подругой, все еще не веря, что возвращаются золотые дни их совместных проделок, шалостей, доверительных разговоров до утра. – Отныне я верю в чудеса! Но скажите как вы, все благополучно? Как вас приняла королева? Вопрос был вовсе не праздный. Екатерина Медичи не любила отпускать своих фрейлин, и по возвращению вчерашние фаворитки королевы-матери вполне могли оказаться в немилости.

Маргарита Валуа: - Я повзрослела, Генрих. Теперь я думаю, прежде чем предпринять что-либо, - парировала королева Наваррская, взвешивая в уме слова брата. Очевидно, что между герцогом Анжуйским и его любящей матерью наступило охлаждение. О, Маргарита догадывалась о причине этого охлаждения, если верить дворцовым сплетням, то причина эта носило имя Людовика де Можирона. Но она не верила в то, что это охлаждение продлиться долго. Впрочем, что мешает ей извлечь из этого пользу для себя? Расположение брата дорогого стоило, а кроме того, нужно было помнить и о короле Наваррском! Маргарита, опустив ресницы, взвешивала все pro et contra, даже не скрывая от Монсеньора своих колебаний. В политике, как и в любви, союзник, приобретаемый с трудом, ценен вдвойне. - Пожалуй, я соглашусь, Генрих. Но в ответ попрошу от тебя ответной услуги, - голос королевы Наваррской был глубок и мягок, нежным был и взгляд, которым она одарила Монсеньора. На мед мухи летят охотнее, чем на уксус. – Согласитесь ли вы позаботиться о моем муже? Меня тревожит эта война, а стать вдовой я пока не имею желания. В темных глазах Маргариты золотистой пылью вздрогнули и заплясали смешинки. Фортуна в очередной раз сдавала карты, и на этот раз, похоже, ей выпали не самые плохие!

Жаклин де Лонгвей: -Да, все просто замечательно. Я боялась, что ее величество будет злиться на меня, но теперь вижу, что опасения мои были напрасны. Немного успокоив волнение и имея теперь возможность сосредоточиться на деталях, Жаклин с нескрываемой внимательностью рассматривала подругу, подмечая незаметные другим и едва видимые изменения, произошедшие с ней. Немного иной прищур, глаза блестят настоящей радостью, плечи расслаблены, а волосы уложены в новой манере. Может за время отсутствия герцогиня немного и по растеряла придворную хватку, но она прекрасно помнила, что могут означать эти малейшие изменения в Изабель, а великолепная роза, зажатая женской рукой, только подтвердили догадки. -Шарль передавал вам нежнейшее пожелание здравия и взял с меня обещание, что в следующий раз я непременно возьму вас с собой. - улыбнувшись, Жаклин очень осторожно коснулась кончиками пальцев алых лепестков, вскидывая на маркизу лукавый взгляд - А вы ничего не хотите мне поведать? Эта роза наверняка связана с тем приятным господином, которого я видела возле вас...как и эта муфта. Испанская? Сосредоточено нахмурившись, герцогиня позволила пальцам скользнуть в ворс муфты, наслаждаясь его мягкостью. Приятно было осознавать, что первое впечатление не обмануло ее - это изделие и правда было из меха шиншиллы - сомнений не было, человек, сделавший маркизе такой шикарный подарок, определенно являлся иностранцем. Впрочем, из каких мест был этот явно щедрый мужчина герцогиню не волновало, состояние подруги давало ей негласную гарантию, что он делает ее счастливой, остальное же было не ее делом. Ожидая подробного рассказа подруги о ее любовных делах, женщина встала в пол-оборота к поляне и, наконец натянув на озябшие руки перчатки, пытливым взглядом скользила по придворным, ища среди присутствующих главного дворянина. Этого человека она жаждала увидеть вторым после Изабель. И хотя отношения с ним не были столь доверительными и близкими, впрочем, какими они стать и не могли, но все же эта хрупкая привязанность до сих пор грела женское сердце, заставляя трепетно относиться к объекту, вызывающему столь нежные чувства. -Я не вижу короля... - немного озадаченно прошептала герцогиня, задумчиво прикладывая пальцы к губам - Только не говорите, что с ним что-то случилось... Королевские развлечения никогда не оставались без внимания самого монарха, за очень редким исключением. Более того, обычно все выдвигались к месту празднования только тогда, когда прибывал Карл, который, собственно, и возглавлял шествие придворных. Сегодня же все было наоборот. Конечно она могла попросту не заметить его, наверняка по обыкновению его величество окружила толпа фаворитов и приближенных, скрывая от посторонних глаз, но женщина почему-то была уверена, что в данный момент его действительно не было на поляне. Но волноваться Жаклин не спешила, ибо причина, из-за которой она хотела посягнуть на внимание Карла, по видимому еще не прибыла к месту праздника, иначе слуга давно бы оповестил ее об обратном. Прекрасный образец аркебузы из лучшей итальянской стали, с рукоятью, украшенной изящной резьбой - работой известного миланского мастера - именно эта причина движела женщиной, ибо доставлять столько капризный в условиях хранения предмет было весьма хлопотно. Жаль, если не достигнув рук своего хозяина она потеряет хотя бы часть своего очарования. Герцогиня совсем не смыслила в оружии, поэтому поиском достойной аркебузы занимался брат, но она хорошо разбиралась в искусстве и то, как было украшено смертельное оружие вызывало у нее трепет. Пусть оно перестанет стрелять, но если погнуться хрупкие детали рисунка - о, она будет в ярости. Мысли о королевском подарке, побудили женщину вспомнить о иных, не менее важных приобретениях. -Как я могла забыть! Я привезла вам подарки! Очень много... - рассмеявшись, Жаклин махнула в сторону замка, давая понять, что маркизу ожидает весьма приятный сюрприз по прибытии.

Карл IX Валуа: Вне себя от восторга Карл объезжал подаренного одним из флорентийских вельможей жеребца. Справившись с бурным нравом коня, король позволил себе несколько больших кругов вокруг не только поляны, где расположился пикник придворных, но и по полесью, что ее окружало. Наносившись вволю, Шарль спрыгнул с коня и обнял по-дружески матушкиного соотечественника. - Потрясающий конь, мой дорогой, потрясающий! Вы угодили мне как нельзя! – похлопав по плечу дарителя, Карл оставил сего человека в кругу своих придворных и быстрым шагом направился к матери, минуя всех остальных. Несмотря на февральский день, не радующий особо своим теплом, щеки государя были не только обветрены морозом, но и разгорячены скачкой. - Матушка, примите мои коленопреклонения перед вашей родиной! Уроженцы ее хороши и в выборе подарков для королей, но и в выборе лошадей, как таковых! Я в Восхищении, моя королева! – Карл обвел небрежным взглядом все окружающее. – Надеюсь, самая королева из королев тоже в восхищении? – поднеся руку Медичи к губам, Его Величество наивно-детским взглядом посмотрел в глаза матери. – Моя дорогая матушка всем довольна? Шарль-Максимильен еще не имел разговора с королевой Екатериной по поводу своего решения отправить под Ла Рошель Анрио и был готов ответить на любое ее возражение. Потому он не только ласково поцеловал ее руку, но и властно осмотрел общество, что фривольно расположилось на поляне, видимо с ее дозволения. - Я вижу, вы тоже пополняете и восстанавливаете ряды своих войск, мадам. Неплохая политика для подбадривания наших солдат, очень неплохая. При таком полководце, как вы, матушка, любая победа нам обеспечена, - король, будучи в отличнейшем расположении духа, горячо подышал на пальчики матери, стараясь согреть их через перчатки.

Екатерина Медичи: Хорошее настроение Карла радовало Екатерину Медичи, тем паче, что причина для этого была ей знакома, а значит, никакой опасности в себе не несла. Поэтому королева позволила себе несколько минут побыть просто матерью, которую радует удовольствие ее ребенка. Карл, разгоряченный скачкой, с сияющими глазами, выглядел сегодня на редкость мужественно, воплощая в себе королевское достоинство и юное рыцарство. Все-таки, что бы о ней не говорили ненавистники, она дала Франции хороших принцев. - Я довольна, сын мой, - ласково подтвердила она. – Довольна, что моим соотечественникам удалось вам угодить, и счастлива видеть вас в таком добром расположении духа. Когда король улыбается, его подданным светят сразу два солнца. Одно на земле, другое на небе. Присядете, сын мой? Выпейте вина, отдохните, вы разгорячились. Королева-мать подставила лицо солнцу. «Если закрыть глаза», - подумалось ей, и к мыслям примешивалась едва заметная горечь давней тоски. – «То солнце светит сквозь веки столь же неистово, как и в моей Флоренции. И можно представить себе, что ты плывешь, плывешь над площадью Сеньории, над палаццо Веккьо». Но нет. Королева открыла глаза и хрупкий мираж разрушился. Перед ней был Венсенн, над поляной стоял веселый гомон голосов. - Если мои скромные таланты принесут хоть какую-то пользу вам и Франции, сын мой, я буду считать это честью, - улыбнулась она Карлу. – Но признаюсь вам по секрету, мой король, мой самый большой талант – терпение. А юность нетерпелива, и это правильно. Я слышала, все готово к войне, сын мой? Вы показали себя добрым государем, предложив непокорным мир. Надеюсь, этот мир принесут нам на острие шпаги.

Изабель де Лаваль: При упоминании о подарках глаза Изабель вспыхнули почти детским восторгом. Новое платье, украшение, красивая безделушка, все это может быть и суета сует, но как приятно ловить на себе завистливые взгляды дам и заинтересованные – кавалеров. - Я хочу увидеть их, все! И вы должны мне рассказать о последних итальянских модах, мадам, я хочу все-все знать! В глазах маркизы де Сабле сиял огонь почти религиозного вдохновения. Красивая женщина с трепетом относится ко всему, что способно подчеркнуть ее красоту. За чередой упоительнейших картин, промелькнувших в ее воображении, Изабель чуть было не пропустила вопрос подруги о короле, и, собственно, появление самого короля. - А вот и Его Величество, мадам. Здоров телом, и, как мне кажется, в недурном расположении духа. Давайте подойдем поближе к жаровням, я чувствую, становится зябко. Попросим нам принести горячего вина и дадим всем желающим рассмотреть вас. Вы дивно похорошели, дорогая, наши дамы в ярости разорвут свои платочки. Взяв подругу под руку, маркиза решительно увлекла ее поближе к теплу и шатру королевы Екатерины.

Генрих де Лоррен: «Сколь прекрасен сегодня Венсенн! Как безмятежна лазурь небес! Природа словно не ведает о том, что тучи сгустились над Францией... Наверное, и в день, когда распинали Спасителя нашего, солнце светило так же ярко, так же весело дарило свои лучи беснующийся иудейской толпе... Но я, клянусь Богом, не таков - и смогу дышать этим свежим воздухом полной грудью лишь тогда, когда мы одержим полную победу над отступниками!» Генрих де Гиз стоял под развесистым дубом в гордом одиночестве, с его холодно-красивого лица не сходило равнодушно-спокойное выражение. В холеных пальцах, прикрытых кружевной перчаткой, он сжимал сломанную ветку, и задумчиво перебирал покрывавшую ее редкую зеленую листву. Прохладный ветерок приятно обдувал его чело, заставляя мысли блуждать по кругу, не давая сосредоточиться. Это раздражало - герцог терпеть не мог лени и неги, ни в себе, ни в других. «Маргариту отдали наваррскому мужлану, сыну еретички и самому еретику, волку в овечьей шкуре... Король слаб, королева заботится лишь о сиюминутных благах своих сыновей... Ля Рошель дерзко противится воле монарха... Престол уже не может считаться истинным защитником веры... Но пока он единственное, что нас худо-бедно объединяет... Возможно, что-то должно его заменить в глазах всех добрых католиков... Но что? Что?» Тут молодой Лоррен озлился на самого себя - неужто нет лучшей поры, чтобы предаваться подобным думам и философствованиям, нежели во время придворного пикника? Потому он, махнув на все рукой, устремился в середину поляны, поближе к теплым жаровням, шатру Екатерины Медичи. Уже приближаясь к своей цели, он встретил двух фрейлин, герцогиню де Лонгвей и маркизу де Сабле. И тут же учтиво наклонил голову, бросая трафаретно-вежливую фразу. - Сударыни, не правда ли, лес просто очарователен?



полная версия страницы