Форум » Игровой архив » О любви, короне, и разбитом сердце » Ответить

О любви, короне, и разбитом сердце

Маргарита Валуа: 20 февраля 1573 года, около полудня. Лувр.

Ответов - 10

Маргарита Валуа: Не оправдались пророчества тех, кто говорил, будто после отъезда Монсеньора под Ла-Рошель, двор превратиться в скучнейшее место. Отправив брата на войну, Карл словно бы ожил, демонстрируя блеск и неистощимую выдумку по части изобретения новых развлечений для двора. Итальянские комедианты, поэтические состязания, танцы, охота. Двор словно бы закружило в блестящем вихре, запущенном монаршей дланью. Екатерина Медичи хмурилась, но молчала, Маргарита молчала, но улыбалась, а самые проницательные из придворных уже предсказали появление на королевском небосклоне новой звезды. Королева Наваррская, дожидаясь Карла в его кабинете, чтобы пожелать брату хорошего дня, улыбалась при мысли о том, какое оживления в умы свитских дам и кавалеров внесло, должно, быть, последнее событие. Сколько сплетен и слухов тут же разнеслось по дворцу! На охоте, которая была не далее, чем позавчера, красавица Невер ехала рядом с королем, который галантно преподнес ей в подарок великолепного сокола. По единодушному признанию всех, выглядела при этом рыжеволосая амазонка «королевой, больше, чем сама королева». Недовольна была только королева-мать. Улыбка на пухлых губах юной королевы стала совсем уж лукавой. Ах, матушка, этого вы никак не могли ожидать, не правда ли? Карл, отдающий такое явное предпочтение невестке Гиза, посылающий ей такие красноречивые взгляды, посвящающий прочувствованные строки нового сонета! Сама Маргарита радовалась за брата, словно помолодевшего на десяток лет и ставшего тем, кем он и был на самом деле, молодым совсем мужчиной, пылким, мечтательным, чувствительным. Радовалась за подругу. Та, хоть и держалась с видом императрицы, но все же по неуловимым, но красноречивым признакам Маргарита понимала, что король ей не безразличен. Радовалась за себя. Потому что часть своего благоволения к Невер, брат переносил и на сестру, встречая ее куда ласковее, чем прежде. От размышлений на эту приятную тему королеву оторвал слуга в камзоле без гербов и девизов, неприметный, как серая стена и неотличимый от множества других слуг снующих по Лувру. Удивило то, что он вошел в кабинет короля без приглашения, без доклада, и смутился, застав в нем Маргариту. - Кто вы, и что вам угодно, - осведомилась королева с той величавой любезностью, которая редко дается простым смертным. Собственно, особенного дела до слуги ей не было, но пока брат занят, почему бы не развлечь себя разговором? Слуги незаметны, именно поэтому замечают многое. Хотя именно этот экземпляр предпочел застыть соляным столпом, бедняга. – Говорите же, не бойтесь. Перед вами королева Наваррская!

Fatalité: Королева Наваррская! Откуда маленькому человеку знать, как она выглядит – королева Наваррская. Говорят, красива и умна, ну так то дело вкуса. Но маленькому человеку попасть в беду ой как легко, поэтому слуга поспешил поклониться низко, не зная, куда девать руки-ноги, да и голова как-то сразу мешать начала! Ох, беда. Только недавно он был на службу взят, и приставлен к одной даме. Красивая дама, ничего не скажешь, только грустная какая-то, все ходит по дому вздыхает. Каждый вечер велит стол накрыть на двоих, да потом всю еду так нетронутой и уносят. Его Величество в доме этом всего один раз и был, но велел о даме заботиться и в случае чего к нему идти, вот он и пришел, да не с пустыми руками. - Мне бы… простите, Ваше Величество… мне бы Его Величество увидеть надобно. Письмецо у меня до его величества. Велено в руки собственные передать. В доказательство слуга продемонстрировал письмо, запечатанное красным воском, с оттиском «Con amore». На надушенном листе бумаги затейливым почерком было тщательно выведено «Его Величеству от его верной служанки Анны».

Маргарита Валуа: - Письмо? Вот как? Покажи мне! Тон Маргариты Валуа не допускал возражений. Она с детства усвоила, если хочешь, чтобы тебе повиновались, то приказывай, и не оставляй времени на раздумья! А когда приказывает королева, трудно не повиноваться, не мудрено, что письмо оказалось во властно протянутой руке, пусть на лице слуги и отразилось нечто вроде колебания. Ах, теперь только бы не появился Карл! С жадным любопытством Маргарита оглядела конверт, письмо было от женщины, определенно от женщины. И что же это за дама, которая осмеливается писать королю письма, да еще теперь, когда он так откровенно увлечен Генриеттой? Соперница? Королева с досадой закусила губку, до глубины души обиженная за подругу. Тонкие пальчики подозрительно, чуточку брезгливо погладили печать, прошлись по надписи «Его Величеству…» словно желая стереть их с бумаги. Анна? Неужели? Маргарита знала только одну Анну, и да, пожалуй, той хватило бы смелости вернуться в Париж, но бог мой, если это она, то как некстати! - Как выглядит эта дама, та, от которой письмо? Вы видели ее? Молодая, невысокая, с темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами? Говори же скорее! Королева Наваррская торопилась сама и торопила слугу. Не равен час, войдет брат. Нет, она не намерена оставлять это дело, не теперь, когда все так чудесно складывается! Если это и правда графиня д’Атри вернулась, то надо действовать и немедленно! Когда-то король и правда был влюблен в Анну, но, по мнению Маргариты, герцогиня Неверская подходила ему как нельзя лучше, к тому же Генриетты была ее подругой, ее милой наперсницей. А значит, Анне придется отступить перед герцогиней и она, Маргарита, об этом позаботится.


Fatalité: От звонкого, повелительного голоса Маргариты Валуа слуга съежился, втянув в голову в плечи, и если бы можно было совсем провалиться на месте – он бы это с радостью сделал. Вот же напасть. Не по нему дела эти, по дворцам ходить. А письмо отдал, как не отдать. Хотя, может быть и не надо было? А как откажешь? Никак. Вот, то-то и оно. Королева все жежь, ежели не врет. - Да, Ваше Величество, истинно так, невысокая, красивая. Служанка ее еще «сиятельством» зовет. Мне бы ответ на письмо, да я пойду, ждут меня. Последняя фраза прозвучала даже тоскливо. Больше всего на свете бедняге хотелось сейчас оказаться как можно дальше и от дворца, и от королев с королевами, и от дел их, королевских. От волнения даже живот свело у бедняги так, что не продохнуть.

Маргарита Валуа: - Да, так и есть, - кивнула Маргарита, подтверждая свои мысли. На красивое лицо Наваррской королевы легла тень раздумий. – Так и есть, должно быть это она. Вот что, милый человек. Ты иди. Твое письмо я передам, а даме своей скажи, чтобы к вечеру ждала гостя, он обязательно придет. Письмо было спрятано за спину, на губах Маргариты Валуа играла мягкая улыбка. О, Валуа умели очаровывать, когда хотели, этот дар достался не только братцу Генриху! Маргарита так же владела им в совершенстве. Вопрос в том, достаточно ли будет ее очарования убедить Анну отправиться обратно? Дочь Генриха II в этом сомневалась, помня о том, какими глазами графиня д’Атри вечно смотрела на Карла. Поэтому мысль написать ей была сразу же отвергнута. Нет, письма тут будет недостаточно. - Где ты, говоришь, остановилась эта дама? - ласково осведомилась она, словно о предмете малозначительном, хотя конечно, слуга и слова не произнес о том, где нашла свой приют бывшая придворная дама Екатерины Медичи. И тут же добавила. – Ты не бойся, я хорошо знаю твою госпожу и не причиню ей зла, напротив, хочу о ней позаботиться, вот… Маргарита, сложила и спрятала письмо в рукав, торопливо отстегнула от ворота золотую булавку с жемчугом и вложила ее в ладонь слуге. - Вот, это тебе. Отвечай, а потом уходи и забудь о нашем разговоре, понимаешь?

Fatalité: Жадность кружила и не такие головы. Ладонь торопливо приняла булавку (продать? Спрятать?) спина согнулась в поклоне. Пробормотав торопливо, на какой улице стоит дом, интересующий королеву Наваррскую (да за такой подарок он и императрицей Турецкой ее признать готов был!), слуга поспешно покинул покои короля, и королевский дворец, отдышавшись только за оградой. А отдышавшись, улыбнулся довольно. Поручение он выполнил? Выполнил. Письмо отнес. Даже ответ даме этой, которая Ее сиятельство, доставит. Как сказала королева? Гость придет вечером. Вот и славненько, вот и чудесненько.

Маргарита Валуа: Оставшись одна, Маргарите нетерпеливо вскрыла печать, пробежав глазами по неровным строчкам письма: «Ты не приходишь и не пишешь. Мои глаза не просыхают от слез. Моя душа слилась навеки с твоей, я стала твоей тенью… Ты для меня не просто мой король, ты для меня – Бог». Дальше королева Наваррская читать не стала, во-первых, из уважения к душевным страданиям женщины, забытой своим возлюбленным, во-вторых, все подобные письма одинаковы. В начале признания, под конец мольбы и клятвы. Подпись подтвердила подозрения Маргариты Валуа и письмо полетело в огонь. От греха. - Как это еще матушка ничего не прознала, - прошептала достойная дочь Екатерины Медичи, наблюдая за тем, как любовное послание графини д’Атри корчится в языках яркого пламени. Если бы королева-мать узнала о том, что Анна д’Аквавива в Париже, она бы не преминула сделать из молодой женщины пешку в своей игре против Невер, противопоставить старую любовь новой. Кто будет счастлив в таком случае? Уж не Карл, в которого огонь Генриетты вдохнул новые силы, и не Анна, которая, может быть, и обладает несомненными достоинствами верности, терпения и нежности, но как бледна она по сравнению с герцогиней Неверской! Так что, все к лучшему. Так ли много значит одно разбитое сердце? Совсем немного. Уж кто-кто, а королева Наваррская это знала. - Ну же, Маргарита, рано торжествовать, - упрекнула себя юная королева, и тут же рассмеялась шаловливо. К чему скрывать, она была довольна собой. – Посмотрим, что будет нынче вечером.

Fatalité: На улицах Парижа темнело рано. Из-за скученности домов, на узких улочках ночь наступала быстро. И тогда окна закрывались тяжелыми ставнями, двери запирались на засовы, наступала тишина и темнота, и, случись что, никто не придет к вам на помощь. Ну, разве что помолятся потом за душу грешную. Редкий прохожий, торопящийся поскорее добраться куда ног несут, с удивлением косился на окна одного дома, в которых призывно мерцал свет, а за занавесью то и дело мелькал женский силуэт. Трепетная тень подходила к окну, уходила вглубь комнаты и снова возвращалась, иногда мелькала белая рука, иногда можно было различить даже лицо, бледное, напряженное. Но в борьбе ожидания и скромности побеждала скромность и лицо исчезало, подобно луне, скрывающейся за облаком. Но кого бы ни ждала эта дама, ее ожидание оказалось ненапрасным. Улица осветилась факелами, к двери поднесли портшез, который сопровождали несколько верховых. Тень в глубине комнаты заметалась подстреленной птицей.

Маргарита Валуа: Слуги опустили портшез на землю, а королева Наваррская все обдумывала и подбирала слова, с которыми она обратится к графине д’Атри. Дело, поначалу легкое, теперь казалось ей трудным, но трудность эта лишь подстегивала решимость Маргариты. Во что бы то ни стало, она избавит Карла и Генриетту, да и саму Анну, от переживаний, лишней боли, трагических сцен. Ее старший брат был чувствителен в глубине души. Маргарита могла бы назвать это слабостью, если бы не мешала привязанность к Карлу и почтение к короне. Король не может быть слаб. Но слабость или же чувствительность, да просто жалость и воспоминания о прошлом, могли толкнуть его к Анне. И сделать несчастным. Потому что любовь не может жить жалостью. Дверь открыли с торопливостью, свидетельствующей о долгом ожидании. Королева Наваррская вошла внутрь, оставив сопровождающих дожидаться ее снаружи. На верху лестницы, ведущей на второй этаж, стояла, прижав руку к сердцу, Анна д’Аквавива. Маргарита не удержалась от истинно женского поступка, внимательно осмотреть, оценить и вынести вердикт – отсутствие пошло графине на пользу, хотя, переживания последних дней, оставили на ее лице красноречивые следы. В простом домашнем платье, с волосами, распущенными по плечам, она была очень трогательна. Пожалуй, и правда, все к лучшему. Неторопливо откинув капюшон, сняв маску, Маргарита ободряюще улыбнулась бывшей фаворитке брата, чувствуя к ней жалость, но нисколько не сожалея о том, что намеревалась сделать. - Доброго вам вечера, сударыня. Надеюсь, вы простите меня за это вторжение, но нам с вами нужно побеседовать кое о чем, чрезвычайно важном для вас, моего брата… и Франции. …много ли значит одно разбитое сердце?

Fatalité: Дом опустел. Опустела кровать под целомудренно-трогательным белым покрывалом. Ничья тень больше не тревожила воображение случайных прохожих. Двое слуг, почтительно, даже с грустью, смотрели, как ранним утром, только небо посветлело, спешно покидает этот дом таинственная дама со своей камеристкой. Ни один не осмелился спросить, куда же она направляется теперь. Красивое лицо дамы было скрыто маской, но отчаяние окутывало ее, словно тяжелый плащ. Ни записки, ни прощального слова не было оставлено тому, кто так и не пришел. Эпизод завершен



полная версия страницы