Форум » Игровой архив » Любая пешка может стать королевой » Ответить

Любая пешка может стать королевой

Изабель де Лаваль: 1 февраля 1573 года. Бал в Лувре.

Ответов - 49, стр: 1 2 3 4 All

Екатерина Медичи: Сидя на возвышении, Екатерина Медичи наблюдала за танцующими. Это все, что ей осталось – наблюдать, читать по лицам и взглядам, угадывать намерения по жестам, не упускать ничего, ни единой мелочи. На сердце у королевы-матери было тяжело и неспокойно. Генрих отбывал на войну завтра утром, но примирения, на которое она так надеялась, не случилось. Любимый сын вел себя с ней учтиво, но и только. В этом затянувшемся охлаждении королева-мать винила не себя и не Монсеньора, единственным виновником всех бед, по ее мнению, был маркиз д’Ампуи. Когда-то она боялась, что Генрих потеряет голову из-за принцессы Клевской. Но его любовь к этому мальчишке, Можирону, настолько превзошла все прежние увлечения принца, насколько свет солнце превосходит огонь свечи. И это пугало. В конце концов, Медичи смирилась с тем, что придется пока принять положение дел таким, все равно ничего нельзя изменить, разве что случится чудо. Но, словно ей мало было тревог, связанных с Монсеньором! Поджав губы, королева Екатерина смотрела на Генриетту Неверскую. Герцогиня блистала, и блеск этот бил по глазам королю Карлу. Флорентийка, еще на охоте встревожившаяся из-за новой прихоти короля, теперь искала и находила на его лице подтверждение тому, что его увлечение Невер становится все серьезнее. - Только этого мне еще не хватало, - пробормотала она, ласково улыбнувшись своей любимице, Клод. Если бы все ее дети были такими мягкими и послушными! – От этого выводка одна головная боль. Хорошо хоть Гиз нашел способ держать свою жену на коротком поводке – брюхатить ее каждый год. Карл, Карл, как можно быть таким глупцом! При мысли о тех разрушениях, которые может принести к трону на подоле своей юбки Невер, Медичи бросило в холодный пот. Нет, допустить этого нельзя.

Henri de Valois: Оставив Генриетту в обществе короля, Монсеньор, не скрываясь, направился к оконной нише, где его ждал Луи, взглядом отыскивая в толпе Ногарэ и Келюса. Ему уступали дорогу, кланялись и улыбались, а если за его спиной улыбки и становились язвительными, то Генриху до этого не было дела. Завтра он покидает двор, и мысль об этом наполняла его сердце радостью, пусть даже к радости этой примешивалась тревога за любимого, который готов был последовать за своим принцем и в огонь, и в воду и на войну. Но это завтра. А сегодня он намеревался воспользоваться позволением брата и сбежать вместе с Людовиком с бала пораньше, чтобы взять от этого вечера все, что он может предложить двум влюбленным. Генрих, сам того не замечая, ускорял шаг и нетерпение сквозило в каждом его жесте, в каждой черточке лица. Луи казался неправдоподобно прекрасен в своем наряде, который носил с прирожденным изяществом. Благородство и сила. И красота. Сколько женщин мечтали об этих губах, об этих руках, умеющих легкостью держать оружие и дарить самую невесомую ласку? Когда принц думал об этом, глаза его темнели от ревности. Итальянская кровь матери легко вскипала в жилах, но достаточно было одного взгляда синих глаз Людовика, чтобы рычащий лев успокоился и превратился в котенка. Вот, наконец, они рядом. Так близко, но все же не смеющие дать себе волю. Не здесь, не на глазах у короля, королевы и всего двора – напомнил себе принц, но все же рука против всего разумного потянулась к руке Луи. Дотронуться хотя бы кончиками пальцев - У меня прекрасная весть, ангел мой, - торопливо прошептал он. – Король позволил нам уйти пораньше с бала, чтобы отдохнуть перед дорогой. Давай предупредим наших друзей и воспользуемся добротой Его Величества. Темные глаза принца сияли, всем своим существом он впитывал присутствие рядом любимого, наполняясь счастьем до краев.

Луи де Можирон: Высота роста помогала Людовику видеть чуть поверх многих голов. А видеть он хотел только одного человека – своего господина. Не теряя Анри из вида, маркиз остановился у оконной ниши и издали наблюдал за действом, разворачивающимся у трона. Он не мог слышать, что сказал король своему брату, но по тому, как Генрих резко развернулся и двинулся почти бегом сквозь толпу придворных, Можирон подумал, что ничего приятного Карл IX не мог сказать герцогу Анжуйскому. Сердце придворного болезненно сжалось, рука непроизвольно легла на эфес шпаги. Сколько еще придется Генриху терпеть унижений и шпилек от своей семьи, смирением защищая от их нападок своего фаворита? Зная гордый нрав принца, его вспыльчивую натуру, Луи понимал, скольких сил требует от Анри эта сдержанность, насколько его выматывает каждая стычка со старшим братом. Вот и сейчас, с тревогой следя за движущимся в его сторону торнадо, приближенный Анжу готовился, как мог, успокоить своего принца. Иногда, понимая, что все это Генрих терпит по его, маркиза, вине, юноше хотелось провалиться сквозь землю. Ни разу ни словом, ни взглядом тот не дал понять, что винит в чем-то Людовика, но Людовик и без того регулярно и усиленно занимался самоедством. Он склонился в положенном поклоне, когда Монсеньор подошел к нему, успев внимательно вглядеться в любимое лицо. Стальные прутья беспокойства ослабили свою хватку. Герцог лучился счастьем. Быстрым тихим шепотом он объяснил причину своей радости, и, распрямляя спину, Можирон позволил и себе улыбнуться. - Осталось совсем немногое, но непростое, Ваше Высочество. Найти их. Буквально несколько минут назад мы вместе любовались вами, но толпа нас разъединила. Думаю, скоро они обнаружатся сами. В любом случае, с них хватит и моего пажа. Он сразу за дверьми этой залы. Через него можно передать им королевскую волю и ваш приказ, - только сейчас маркиз заметил, что все еще судорожно сжимает свою шпагу в руке, готовый в любой момент достать ее из ножен. Смущенно опустив взор, он отпустил эфес и едва слышно прошептал: - Я переживал за тебя, счастье мое. Буду рад украсть тебя и отсюда.


д'Эпернон: Жан-Луи стоял неподалеку, рассматривая толпу придворных и сам пока не принимая участия в развлечениях. Не то чтобы ему не по душе был находящийся в этой зале цветник – просто Ла Валетт откровенно скучал. Завтра им предстоял далекий путь. Вот завтра будет настоящая жизнь! А это длительное мероприятие, во что грозил превратиться этот прощальный бал, уже начало его угнетать, едва начавшись. Сейчас будут обязательные слова любви, напутствия и благодарности, которыми будут обмениваться король, королева-мать и принцы, при этом говоря одно, думая другое, и планируя делать третье. Но без этого не может быть придворной жизни. Уж кто-кто, а Ногарэ знал немало об этих играх. Не скажи в нужный момент нужного слова – не получишь нужного тебе. Таковы правила игры, нравится тебе это или нет. Как и многие в этой зале, он увидел своего господина, закончившего разговор с королем и направляющегося в их сторону. Ла Валет оживился – возможно, они услышат сейчас что-то важное. - Идем, - он подтолкнул Келюса локтем и кивнул в сторону ниши. – Вон Луи стоит у окна, идем к нему, возможно, Монсеньор захочет сказать нам что-нибудь. Продираясь сквозь толпу, друзья не сразу смогли приблизиться к принцу, который уже разговаривал с маркизом. - Ваше высочество!- д’Эпернон поспешил привлечь к себе внимание, когда их с принцем еще разделяла пусть уже небольшая, но все-таки толпа. Увидев двух фаворитов герцога Анжуйского, придворные поторопились расступиться и дать им с Келюсом дорогу. – Мы тут, и мы к вашим услугам.

Жак де Келюс: Келюс, привыкший одеваться на бал во все самое лучшее, довольно долго возился со своим новым нарядом, подводил усы и напомаживал волосы, а потому появился на торжественном мероприятии чуть позже своих друзей. Войдя в большую залу, граф предстал перед взором собравшихся придворных в бардовом, расшитым узором из шелковых золотых нитей колете из рытого бархата, бардовых атласных штанах, красных чулках и темно-красных сафьяновых туфлях с россыпью маленьких рубинов. Шею юноши красиво облегали накрахмаленные брыжи. Ровно уложенные и прилизанные светлые волосы блестели. На румяном лице фаворита герцога Анжуйского играла многим знакомая нахальная, щегольская ухмылка. Друзья, должно быть, как обычно, находились рядом с Монсеньором, и Жак де Леви подумал, что пора бы к ним присоединиться. Граф предложил руку зеленоглазой даме в чрезмерно помпезном, по его мнению, платье, и, продвигаясь с ней в полонезе, искал глазами Можирона с д`Эперноном. Последний стоял в одиночестве чуть в стороне. Поблагодарив девушку за танец, Келюс приблизился к другу. - Чего скучаешь, Ногарэ? - спросил юноша, подмигнув и положив руку на плечо д`Эпернона, - Наслаждайся. Это же наш последний бал перед войной, которая черт знает сколько продлится! В самом деле... Завтра они отправятся под Ла-Рошель. Славное дело. Славное время. Что ж, в таком случае сегодня надо покутить так, чтобы Париж не скоро забыл о них! Жак де Леви хотел еще что-то сказать другу, как тот ткнул его и указал на расположившегося возе оконной ниши Можирона, к которому направлялся Монсеньор. Келюс поспешил вслед за Ногарэ, протискиваясь сквозь толпу. Особо наглых - тех, кто не хотел уступать дорогу приближенным первого принца Франции, - граф довольно бесцеремонно отталкивал локтями. - Попрощайтесь с красотой Парижа, мой принц! - весело воскликнул юноша, обнимая за плечо д`Эпернона, - Ибо без нас с вами она быстро начнет увядать!

Henri de Valois: Не пришлось посылать пажей, не пришлось разыскивать друзей по всей бальной зале. Они сами поторопились присоединиться к Генриху и Луи, видимо, почувствовав, что нужны сейчас своему принцу. Генрих тепло улыбнулся, отвечая на приветствия. Как он сказал не так давно Людовику – с Ногарэ и Келюсом у него было две шпаги, готовые по его приказу разить, или защищать. Правда, и головы были горячие, но Монсеньор любил в друзьях даже это. - Ну, друг мой, как я вижу, всю красоту Парижа ты решил увезти с собой, - усмехнулся он, разглядывая щегольский наряд Жака. – Думаешь, ослепить гугенотов своим сиянием? Я не возражаю, небольшой урок по части моды им не повредит, достаточно поглядеть на моего кузена, короля Наваррского и принца Конде. Главное, чтобы на войну за тобой не поплелись дамы из свиты моей матушки, подобно мотылькам, летящим на пламя! Веселая уверенность фаворитов незаметно передалась и их принцу, прогоняя на время все тревоги. У него еще будет возможность подумать обо всем. Потом. Не сейчас. Полный нежности взгляд, неосторожно брошенный на Людовика, выдал все тайные мысли и желания Генриха Валуа. - Сегодня мне ваши услуги не понадобятся, друзья мои. Веселитесь в свое удовольствие. Его Величество был так добр, что разрешил нам уйти с бала пораньше, и мы с маркизом собираемся воспользоваться его милостивым позволением. Если решите продолжить веселье за стенами Лувра, то постарайтесь к утру хотя бы держаться в седле. Монсеньор не был жаден. Если ему сейчас хотелось только одного – скрыться вместе с Людовиком в своих покоях, то принц вовсе не желал портить вечер Келюсу и Ногарэ.

Луи де Можирон: - Наш граф решил разбить сегодня в Париже все бастионы женской нравственности, что встретятся у него на пути, поэтому завтра он будет не только держаться в седле, но и высоко держать голову, как и положено победителю. Откуда материальчик? – с видом искреннего восхищения, Луи потрогал бардовый бархат колета Жака де Леви. Жак сегодня являл собой в полном блеске красу и гордость свиты герцога Анжуйского. Можирон, чьи волосы, несмотря на мягкость, вечно были в хаосе, вопреки стараниям лучших куаферов столицы, откровенно любовался лоском графа де Леви и отогнал от себя досадную мысль, что под Ла Рошелью он будет видеть другого графа. Зная его удаль и отвагу, Луи не сомневался, что там графа украсят кровь, пыль и порох. Ла Валет выглядел, как всегда, изящно, чем только подчеркивал помпезность опирающегося на его плечо друга. «Его Величество был так добр, что разрешил нам уйти с бала пораньше, и мы с маркизом собираемся воспользоваться его милостивым позволением.» - слова принца нежностью и благодарностью отозвались в душе маркиза. Ему хотелось повеселиться с друзьями и, быть может, даже устроить грандиозную попойку в кабачке неподалеку от Лувра, но все желания меркли перед возможностью оказаться наедине с Анри и провести с ним последние часы до их отъезда. - Если вы остаетесь, друзья, у меня есть просьба, - поочередно обратившись к Ногарэ и Жаку, Людовик чуть понизил голос и продолжил: - Присмотрите за маркизой де Сабле, вон та блондинка в красном, беседующая с темноволосой жердью, невесть откуда взявшейся, - взгляд маркиза устремился на мадам де Лаваль и ее собеседника, призывая друзей обратить на них внимание. – Я кое-чем ей обязан с Анжера, - обернувшись к Генриху, молодой человек незаметно ему подмигнул. - Не хотелось бы, чтобы даму скомпрометировали по глупости или же злому умыслу.

д'Эпернон: - Я бы лучше присмотрел за бутылочкой превосходного вина в каком-нибудь трактире, у хорошего хозяина, - проворчал Ла Валетт, следя за направлением взгляда Можирона. Ногарэ мыслями был уже далеко отсюда. От двора, от этих скучных танцев и от натянутых улыбок. Ему хотелось сбежать и как следует покутить в последнюю ночь. Впрочем, усмехнулся он про себя, еще не вечер. - Даю вам слово, Монсеньор, что завтра утром мы будем как новенькие, - с улыбкой поклонился он Генриху. - Даже если у Жака не хватит благоразумия остановиться хотя бы на двадцатой бутылке, я обязуюсь его вовремя остановить, - он со смехом хлопнул приятеля по плечу. - Но завтра нам не помешают ни бутылки, ни непонятно откуда взявшиеся жерди. Внимая просьбе друга, он постарался рассмотреть Изабель де Лаваль. - Хороша, хотя и не в моем вкусе. А кто это рядом с ней? Я его не знаю.

Жак де Келюс: Келюсу не слишком хотелось оставлять общество принца и Можирона. Он расчитывал, что друзья сегодня вместе устроят кутеж все вчетвером, прогуляются по улицам Парижа, завалятся в "Рог Изобилия" и будут там пить до утра, пока черти не вынесут их через каминную трубу. Однако он уже не в первый раз заметил, что Монсеньор и Луи порой на какое-то время отдаляются, чтобы побыть вдвоем. Внешне Жак де Леви не подавал вида, что его это хоть как-то касается. Но внутренне он философски улыбался про себя, понимая и принимая ту тайную радость, которую могут испытывать его друзья наедине друг с другом. Поэтому он нисколько не обиделся на то, что маркиз и Генрих решили оставить его и Ногарэ, чтобы провести вдвоем последнюю ночь перед отъездом на войну. Для сегодняшних проделок, которые граф наметил в своей буйной голове, д`Эпернона вполне хватит. - Даже на двадцатой бутылке мой ум все равно будет яснее твоего, Ногарэ, - ухмыльнулся он, ткнув друга локтем в бок, а затем вновь обратил свой взор на герцога Анжуйского, - Не беспокойтесь за нас, Ваше Высочество. Держу пари, что, если завтра утром мы поскачем в Ла-Рошель наперегонки, мы с господином д`Эперном без труда обгоним вас с Луи. Впрочем... - Келюс поджал губы и скептически покачал головой, - За господина д`Эпернона я не могу ручаться. Жак де Леви весело рассмеялся, дружески хлопнув Ногарэ по спине. После чего наклонился к заговорившему с ними тихим голосом Можирону, чтобы не упустить ни одного слова. После того, как маркиз изложил свою просьбу, Келюс кинул недоверчивый взгляд в сторону Изабель де Лаваль. Он не слишком жаловал эту женщину, как и любую даму из эскадрона королевы-матери. Однако не внять просьбе друга он не мог. И раз уж маркиза де Сабле и впрямь оказала Можирону услугу, со стороны графа было бы крайне неучтиво отказаться встать на ее защиту, если потребуется. На мгновение ехидство Келюса позволило ему с удовольствием помечтать о том, как одна из прелестных гадюк Екатерины Медичи оказалась в скомпрометировавшем ее положении. Вот уж действительно было бы над чем посмеяться. Однако Жаку де Леви пришлось вздохнуть и выкинуть эту мысль из головы. Но не ради госпожи де Лаваль. А ради друга. - Что ж, раз ты просишь, - пожал плечами Келюс, - Мы с Ногарэ присмотрим за маркизой. Но, по-правде говоря, я пока не вижу, кто здесь может ей угрожать. Если ты осведомлен об этом, то, возможно, просветишь и меня?

д'Эпернон: - Что бы это ни было, Жак справится с ним, особенно после двадцати трех бутылок, - усмехнулся Ногарэ, снова обводя глазами залу и положительно не видя в ней ничего достойного внимания. - И не будь так самонадеян, Келюс, - он точно так же, как перед этим его приятель, свысока взглянул на него. - Ты плохо знаешь моего Аргуса, если думаешь, что твой конь способен его хотя бы догнать. Он издал какое-то подобие ухмылки, но, когда перевел свой взгляд на принца, лицо его выражало лишь полную преданность: - Мы благодарим вас за позволение провести вечер вне этих стен и не преминем им воспользоваться, Монсеньор. К тому же Жаку, как я вижу, уже не терпится начать присматривать за этой очаровательной мадам, - он подтолкнул приятеля локтем. - Или ты предпочел бы сегодня ночью потренироваться в верховой езде, Келюс?

Henri de Valois: - Маркиза оказал в Анжере услугу не только Луи, но и мне, друзья мои. И я буду только рад, если мне доведется оказать ей ответную любезность. Генрих больше ничего не сказал, только украдкой нежно погладил пальцы маркиза, напоминая ему о том вечере, когда он извелся тревогой, ожидая своего любимого, о признании Изабель де Лаваль, сделанном из благодарности, не из страха. Но зачем предаваться воспоминаниям? Нужно жить сегодняшним днем. - Мы оставляем вас. Хорошего вам вечера и не скучной ночи, мои храбрецы. В зале играли веселую гальярду. Генрих с веселым удивлением отметил, что король пригласил на танец Генриетту Неверскую, отметил он и тень неудовольствия на лице Медичи. «Какое счастье, что уже завтра я буду далеко от всего этого», - подумал он. – «И помоги бог бедняге Карлу, если матушке не понравится это его новое увлечение рыжеволосыми темпераментными красавицами. Хотя, я бы воздержался от того, чтобы делать ставки. В битве королевы-матери против Невер у каждой из сторон равные шансы. Красота и огонь это восхитительно, но матушкин ум и хитрость дорогого стоят». Монсеньор еще раз ласково улыбнулся друзьям, уводя Луи из бальной залы. Между вчера и завтра есть сейчас, и только это – настоящее.

Антуан де Пине: Срок, назначенный королем для выполнения поручения, данного Антуану де Пине, заканчивался сегодня. Подойти к Его Величеству раньше, чем на балу, у барона не было возможности, так что, дождавшись удобного момента, когда король завершил очередной танец и проводил свою золотоволосую даму к скамье, подошел к нему. - Ваше Величество! – Антуан не сомневался, что король его вспомнит, так что не стал представляться. – Могу я просить вас уделить мне немного своего времени? Сообщать о своих неудачах никому неприятно, так что барон чувствовал себя несколько неловко. Хотя и не слишком – были в его жизни моменты и похуже.

Карл IX Валуа: Генриетта де Невер, прошелестев бежевыми юбками, подобно осенней листве, кружащейся на ветру, упорхнула навстречу Маргарите Наваррской, оставив о себе воспоминанием легких шлейф аромата флердоранжа. Карл невольно потянулся следом, но остановился, услышав обращение к нему. Некоторых усилий стоило монарху вспомнить, кто стоит перед ним. Точно. Матушкин протеже. И наверняка с докладом о результатах своей миссии. Глаза Шарля сверкнули любопытством. В самом деле, интересно, отдал бывший подмастерье Мишеля де Нострадам бумагу, вверенную ему на хранение королем Франции или нет? Нашел ли нужные слова потомок Люксембургов, чтобы ему поверил простой мужик или такими талантами не обладал бастард герцога? - А, сударь, это вы! – государь милостиво улыбнулся барону де Пине. Настроение у него и вправду было отменным. Самая красивая женщина, которую только можно пожелать, только что обещала ему провести весь вечер рука об руку. И на фоне этих ее слов меркло даже сияние тысяч свечей, озарявших большую бальную залу Лувра. Карл был чуть растерян, черты его лица необычайно смягчились, словно он снял маску суровости и отбросил кандалы забот. - Я рад отметить, что вы пунктуальны, барон. И помните об означенных вам сроках. Итак? Где бумага? – сверкнув перстнями, Его Величество властно протянул руку, требуя то, что просил доставить.

Антуан де Пине: Антуан посмотрел на королевскую длань, но положить в неё было нечего. - Мэтр Кабош не отдал мне бумагу, - ответил шпион королевы-матери спокойно (а что ещё оставалось), - сказал, что ничего подобного в его доме нет. И, по-моему, он не поверил тому, что я пришёл по вашему приказу. По крайней мере, без письменного подтверждения не поверил. Барон де Пине понимал, что не выполнил поручение, но так же он понимал, что бумагу нужно было забрать, а не потребовать силой или выманить хитростью. Значит, от него ничего не зависело. Хотя, кто знает, конечно, какого мнения об этом был сам Карл IX. Хотя, судя по всему, Его Величество не был настроен гневаться.

Карл IX Валуа: По губам Карла скользнула едва заметная улыбка. Вот значит как! Значит, он не ошибся и хранитель помилования Анрио Наваррского достойно выполняет возложенное на него поручение. Монарх был очень доволен результатом экспедиции барона де Пине и тем, как тот, честно и не увиливая, доложил о неудаче. Рука государя, вместо того чтобы повиснуть в воздухе, опустилась на плечо потомка Люксембургов. - Ну не отдал и не отдал! Бог с ней! Пустяковая безделица, придающая важность одному из верных наших слуг. Пусть она при нем и останется. Я ценю всех своих подданных. А тем более таких нужных и полезных, как мэтр Кабош. Ведь судить-то все мы мастаки, а вот исполнять приговоры… боимся манжеты кружевные запачкать, - глядя прямо в глаза де Пине, Карл чуть сжал его плечо. Для всех, кто видел, а зрителей было не мало, эту трогательную сцену, было ясно, что Антуан де Пине нынче в большой милости у внука Франциска I. Видела это и матушка Екатерина. Шарль-Максимильен улыбался. Он оказал ее протеже только что медвежью услугу. Не позднее, чем к концу вечера у этого достойного господина появится масса ненужных знакомств и докучливых поклонниц. При дворе всегда было немало «прилипал» к обласканным королевским вниманием. - Что ж, барон, у меня к вам есть другое, не менее трудное поручение. Вы имели честь быть представленным моей сестре Маргарите? Если нет, то сегодня же представьтесь ей. Вам предстоит сопровождать ее и герцогиню де Невер в благочестивом паломничестве, в которое наши дамы отправляются на днях. На вас возлагается миссия обеспечить дамам эскорт и безопасность. Подробные инструкции и людей получите завтра у начальника моей охраны, - король отпустил плечо Антуана и отошел на шаг, открывая его взору королеву Наваррскую. Он сказал все, что счел нужным и сделал жест, означающий, что больше не задерживает своего собеседника.



полная версия страницы