Форум » Игровой архив » A tout prix » Ответить
A tout prix
Изабель де Лаваль: A tout prix (фр). - Любой ценой. 15 февраля 1574 года. Венсенн.
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Изабель де Лаваль: Маркиза де Сабле давно не видела королеву-мать в таком волнении. Этим утром вдова Генриха II металась по своим покоям как старая паучиха, не знающая, куда кинуться и кого ужалить. От придворных дам требовалось изрядное мужество для того, чтобы находиться рядом с Флорентийкой в такие мгновения. Казалось, что от бессилия и невозможности что-либо предпринять, Екатерина Медичи готова обрушить небеса на голову первого, кто попадется ей на глаза. - Конде! Конде в Париже! Конде в Венсенне, и никто, никто из этих олухов не узнал его, не схватил, не привел ко мне! Кто знает, может быть, ему удалось увидеться с Наваррским и о чем они договорились? Гнев Медичи был понятен. Знать - еще не значит иметь доказательства, а без доказательств трудно предпринять что-либо. И хорошо бы пойти к королю и потребовать перевести мужа Марго в другую крепость. Но король Карл не очень-то склонен был прислушиваться к матери в последнее время, голос Невер казался ему куда нежнее и благозвучнее. Но Медичи не была бы собой, если бы оставила все как есть… И вот, Изабель де Лаваль, получив краткий, но категоричный приказ, отправилась в Венсенн. Что такое политика для женщины? Это либо крест, либо развлечение. Маркиза де Сабле не стояла так высоко, как герцогиня де Невер, чтобы играть по своей прихоти королями и коронами. Ловя снег (день выдался тихим и безветренным), она думала о том, что скоро весна, что дни летят все быстрее… Снежинки несколько мгновений лежали на ладони, обтянутой перчаткой, радуя глаз пропорциональностью линий, а потом таяли. Значит, король Наваррский. Изабель стряхнула капли, улыбнувшись. Короля Наваррского не видели при дворе давно, но это не значит, что о нем забыли. Самой маркизе было любопытно посмотреть на узника Венсенна, но к любопытству примешивалось и сожаление его судьбе. Женщины судят о мужчинах по тому, как они обращаются с ними. Король Наваррский всегда был любезен с дамами, несчастная Шарлотта де Сов была в него искренне влюблена, а, поскольку мадам де Лаваль он не приходился зятем, как Екатерине Медичи, то, в отличие от Екатерины Медичи, мадам де Лаваль могла себе позволить такую слабость – сочувствие. После разговора с комендантом, Изабель де Лаваль проводили к покоям Наваррского. Стражник, оглядев с ног до головы фрейлину, довольно бесцеремонно постучал в дверь кулаком, зычно крикнув так, что было слышно, наверное, в противоположном крыле замка. - Сир, к вам тут дама пришла, гнать ее, или принять изволите?
Генрих Наваррский: Узник Венсенна в это утро пребывал в благодушном настроении. Несмотря на свое заточение, Генрих умудрялся вести довольно активный образ жизни. Конечно, интриги, романы и таинственные приключения сейчас для него были недоступны. Однако самые разные гости регулярно посещали его, не давая Наваррскому погрязнуть в унынии и всякий раз напоминая о том, кто он такой и для чего топчет эту грешную землю. Юный Бурбон как раз намеревался предаться блаженному безделью с какой-нибудь не слишком умной книгой в руках и бутылкой анжуйского в качестве компании, когда в двери его "покоев" требовательно постучали, возвестив о том, что к нему пожаловала посетительница. Молодой человек удивился и обрадовался одновременно. С одной стороны, он никого не ждал и даже не мог предположить, кто эта дама, что решилась навестить его в заточении. Супруга несколько раз пыталась пробиться к нему, но беарнца стерегли на совесть, испуганные гневом короля и мадам Екатерины. Потому приходилось довольствоваться лишь записками и небольшими посылками, так что это не могла быть Маргарита, как бы гасконцу не хотелось на это надеяться. Ну, а те, кто к нему все-таки попадал, чаще всего изыскивали иные пути, нежели через коменданта крепости. С другой стороны, скука и вынужденная бездеятельность тяготили темпераментного южанина. Ему не хватало остроты ощущений и быстроты смены событий. И потому визит таинственной незнакомки (тем более таинственной незнакомки!) возбуждали в нем горячий интерес и жажду к почти забытым авантюрам. - Эй, любезнейший! - Воскликнул Анрио с негодованием. - Разумеется, Вас никто не учил хорошим манерам, однако это вовсе не повод позорить себя и меня перед женщиной. Немедленно извинитесь и со всем почтением препроводите гостью ко мне. - Добавил он, начиная лихорадочно прихорашиваться. Непокорные темные волосы пригладить рукой, чтобы не топорщились во все стороны. Щелчком смахнуть с рукавов великолепного камзола темно-бордового бархата (Наварра даже в тюрьме оставался щеголем и внимательно следил за своей внешностью, очевидно, как раз в надежде на такой вот случайный приход неизвестной дамы) несуществующие пылинки. Протереть носовым платком носки удобных мягких сапог. Все это заняло буквально несколько секунд.
Изабель де Лаваль: Услышав приказ Генриха Наваррского, стражник наморщил лоб, словно вспоминая, что же значит извиниться. Но так и не вспомнив, попросту отсалютовал даме алебардой и отступил от двери, освобождая дорогу. Не удержался, обозрел даму с тыла, правда, ничего интереснее края пышной юбки так и не увидел, но подумал про себя, что он бы с радостью поменялся местами с королем. Ест – пьет вдоволь, спит сколько хочет, даже на мессу его не будят, да еще такие вот цветочки в гости приходят! Стражник потянул носом мечтательно. Дама благоухала что твой розовый сад. Маркиза де Сабле переступила порог покоев царственного узника с непринужденностью королевы и осторожностью кошки, присматривающейся к аппетитной птичке, по зубкам ли, хватит ли сил и ловкости? Маску она сняла, надеясь на то, что король Наваррский ее узнает, все-таки один раз маркизе уже пришлось играть роль его любовницы, для барона де Сов. Тогда это было веселой шуткой, которая, впрочем, обернулась для Шарлотты трагедией. А что будет сегодня? Король Наваррский, храни его Господь, имел вид вполне цветущий, как бы королеве-матери ни хотелось обратного. Видимо, лесной воздух замка шел ему на пользу. Рассудив, что Венсенн – не Лувр, король Генрих не Его Величество Карл, а значит и этикетом можно слегка пренебречь, Изабель де Лаваль не ограничилась поклоном, а, окинув короля ласковым, смеющимся взглядом, спросила: - Сир, признайтесь, кого вы ожидали увидеть? В покоях с низким сводчатым потолком было тепло, и маркиза, улыбаясь чуть лукаво, ослабила завязки плаща, как вежливая гостья, которая ждет, примут ли ее и ни в коем случае не хочет обременять хозяев своим присутствием. - Вы простите мне это вторжение, Ваше Величество? У меня есть отличное оправдание – я прибыла к коменданту с поручением от королевы-матери, а если вы обещаете не сердиться на мою бесцеремонность, то я даже не буду лгать, притворяясь, что ошиблась дверью. Русалочьи глаза маркизы были целомудренно опущены, ресницы трепетали, но проказливая улыбка немного портила эту картину похвальной скромности.
Генрих Наваррский: Генрих подсознательно ожидал чего угодно. Вплоть до совершенно безумной мысли о том, что его персону решила почтить своим вниманием королева-мать. Инкогнито, разумеется. Он в уме готовился к неожиданностям, однако явление фрейлины мадам Екатерины заставило беарнца всерьез озадачится. Впрочем, сын Жанны д'Альбре всегда был учтивым молодым человеком. И потому не стал заострять внимания на своих догадках и неразрешимых вопросах. Будучи реалистом и во многом человеком легкомысленным (что странным образом не вязалось с его положением в обществе и возложенной на его плечи ответственностью), гасконец предпочитал пустить все на самотек. Глядишь, в процессе наметившейся приятной беседы приоткроется завеса таинственности, и причина появления в Венсеннском замке одной из луврских прелестниц станет понятной и объяснимой. Вглядевшись повнимательней в очаровательные черты своей посетительницы, юный Бурбон с удивлением признал в ней маркизу де Сабле - ту самую, с которой ему однажды довелось участвовать в незабываемом эпизоде розыгрыша рогатого супруга Шарлотты де Сов. Это открытие одновременно и порадовало, и еще больше обескуражило пылкого государя. Тем не менее, Наварра даже виду не подал. Напротив, приблизился к гостье и, галантно склонившись в поклоне, завладел благоухающей ручкой, на которой тут же запечатлел почтительный поцелуй. - Сударыня, какая встреча! - Воскликнул он, окидывая визави сияющим взглядом. Невооруженным глазом было видно, насколько темпераментный уроженец южных земель счастлив лицезреть в своих тюремных покоях столь привлекательную особу. Ведь он так соскучился по женскому обществу - по этим неземным, волшебным существам, чья суть необъяснима, изменчива и притягательна. - Позвольте Вам помочь? - Светски поинтересовался Анрио, жестом предлагая даме сбросить плащ, завязки которого она лишь ослабила, видимо, смущенная своей смелостью и готовая в любой момент выпорхнуть за дверь, как испуганная бабочка, чей покой и безмятежность потревожила грубая рука садовника. - Вы - всегда желанный гость в моем доме. - С обезоруживающей улыбкой ответил молодой человек. - Хотя, право, мне бы хотелось принимать Вас совсем иначе - со всей пышностью и подобающим Вашей красоте и рассудительности пиитетом. Увы! Венсенн - не то место, где восхитительные молодые женщины могут чувствовать себя столь же легко и непринужденно, как на балах в Фонтенбло. Сделав короткую паузу, во время которой Генрих целомудренно опустил пышущий жаром взор - от этого, правда, на его красиво очерченные смуглые скулы легли тени длинных пушистых ресниц, он добавил вкрадчивым голосом: - Увиденное превзошло все мои самые смелые ожидания, мадам, потому позвольте оставить Ваш вопрос без ответа. Я просто не смогу подобрать нужных слов, дабы выразить свою радость тем фактом, что моя дорогая матушка избрала именно Вас исполнительницей своей воли. Даже если эта воля заключается в том, что Вы привезли приказ о моей немедленной смертной казни.
Изабель де Лаваль: Возможно, королева-мать очень удивилась бы, узнав, что назначенные ей «жертвы» обычно не стремились в первое же мгновение излить ее фрейлинам душу. При всех неоспоримых достоинствах фрейлин. Даже если эти достоинства находились очень близко, и были очень доступными. Может быть, потому, что мало кому нравилось быть соблазненным по приказу. Те, кто помоложе и понаивнее предпочитали притворяться влюбленными, это приятно льстило мужскому самолюбию. Но Екатерина Медичи отправляла таких по чужим спальням, как на службу, и вскоре изображать трепетную страсть становилось затруднительным. Так что маркиза де Сабле, похоронившая за время пребывания при дворе свои иллюзии и своего мужа, прекрасно понимала, что на «очаровать, завлечь и чтобы вздохнуть не мог» требуется время и ловкость. Конечно, беспокоить их не будут, комендант готов был закрыть глаза, даже если Изабель де Лаваль решит ненадолго обосноваться в Венсенне, но это не входило в планы самой Изабель, так что, получалось, либо «очаровать», либо «завлечь». А этого мало. Маркиза подняла глаза на короля Наваррского, пылкого, предупредительного, искренне восхищенного, как ребенок, которому пообещали новую игрушку, сладости и отпустить погулять до темна. Улыбнувшись, Изабель поймала себя на желании провести ладонью по темным непослушным прядям Генриха, взъерошить их, завершая образ непослушного мальчишки, нарисованного ее воображением. Тонкая рука доверчиво принимала поцелуи горячего гасконца. Легкое движение плеч и плащ вроде бы даже сам, и вроде бы даже вопреки желанию дамы соскользнул вниз. - Смертный приговор? Упаси меня Господь, сир! Все намного прозаичнее, Ее Величеству понадобились гобелены, хранящиеся в замке, мне предстоит вернуть их в Лувр, - доверительно поведала она. За сброшенным плащом последовал совершенно естественное продолжение, молодая женщина подошла к камину, поближе к теплу, не сводя взгляда с короля Наваррского, улыбаясь. – Ваше Величество, предлагаю вам честную сделку, вы позволите мне погреться, прежде чем снова мерзнуть в носилках, а я расскажу вам последние слухи! К счастью для короля Генриха, Екатерине Медичи не было известно о том, каким ветром занесло принца Конде в Венсенн, и какими путями он добрался до своего царственного кузена, а значит, не было известно и придворной даме Флорентийки. Но тайны для того и существуют, чтобы их раскрывали!
Генрих Наваррский: Генрих подхватил плащ, соскользнувший с плеч прелестной Изабель так изящно и непринужденно, будто она многократно репетировала этот жест перед зеркалом, мечтая произвести впечатление. Аккуратно перевесив его на спинку ближайшего кресла, беарнец обернулся к посетительнице, которая тем временем отошла к камину, чтобы согреться с дороги. Улыбнувшись про себя, молодой человек подивился тому, насколько изменились его взгляды и привычки за то короткое время, что он прожил в Париже среди своих новых родственников. Еще совсем недавно появление в его комнате столь милой и остроумной дамы привело бы провинциального государя в восторженный трепет. И он, проявляя молчаливое обожание, наблюдал бы за ней до тех пор, пока не заметил явные признаки демонстрируемого интереса. А тогда незатейливо и по-простому сделал бы очередную прелестницу своей любовницей. Теперь дело обстояло иначе. Наученный горьким опытом (в том числе и общением с госпожой де Сов), юный Бурбон смотрел не столько на кукольное личико своей визави, сколько чутким ухом загнанного в ловушку зверя вслушивался в каждую интонацию голоса, улавливая малейшую фальш. И держал свое сердце открытым, чтобы понять, где заканчивается ложь и начинается истина. Притворство и наблюдательность сделались второй натурой хитрого гасконца. Тем оружием, которое помогало ему выжить и сохранить надежду когда-нибудь стать королем Франции. - Гобелены - это проза жизни. А проза жизни - это так скучно. - Лукаво произнес Анрио, подходя к гостье и останавливаясь за ее левым плечом, будто демон-искуситель. Склонившись к ее очаровательному розовому ушку, он добавил почти шепотом: - Мадам, Вы могли бы хотя бы ради меня придумать более романтическую причину своего посещения этой обители скорби и одиночества. Резко выпрямившись, Наварра словно невзначай отшатнулся назад. И, чтобы удержать равновесие, на краткий миг положил ухоженные руки с гибкими сильными пальцами на стройную талию маркизы де Сабле. - О, простите мне мою неловкость! - Очень натурально покраснел сын Жанны д'Альбре. - Хотите подогретого вина? Оно прекрасно согревает после промозглого холода и разгоняет кровь по жилам. Сделав несколько шагов, Генрих прижался спиной к теплому боку камина и поднял глаза на фрейлину вдовствующей королевы. Понять их выражение было бы весьма затруднительно, поскольку на дне карего взгляда смешались в сумасшедший коктейль искреннее восхищение, уважение, настороженность, ирония, боль и нежное томление. - Честной сделки не получится, сударыня. - Проговорил Наваррский, качая головой. - Ибо я могу Вам дать слишком мало в замен на то многое, что Вы в состоянии мне предложить.
Изабель де Лаваль: Может быть, это покажется странным читателям, зачерствевшим душой в перипетиях будней, но, посмотрев в темные, полные скрытого огня глаза Генриха Наваррского, маркиза де Сабле поняла сердечные волнения бедняжки де Сов. В короле Наваррском сочеталась беззащитность ребенка и мужество рыцаря, готового окружить даму заботой и почтением. Даже если эта дама принесла ему яд, или прячет в рукаве кинжал. Его хотелось защищать… и в то же время довериться его защите. Бедное наше женское сердце. Отчего Господь, создавая Еву, не лишил ее этого органа, и возможности чувствовать? От камина шел жар. Жар шел и от рук короля Наваррского, коснувшихся, будто случайно, талии маркизы. Изабель обернулась, собираясь с мыслями… Темный бархат платья подчеркивал белизну кожи, особенную ясность глаз, пунцовый оттенок губ, едва тронутых кармином. Женщина всегда чувствует себя больше, чем игрушкой для утоления чьего-то честолюбия или мечтаний. Или хочет чувствовать… Выразительный взгляд Изабель де Лаваль переместился с короля Наваррского на шахматный столик, стоящий в углу. На губах заиграла озорная улыбка. - Сир, вы играете в шахматы? Я не самый блестящий партнер, но, может быть, вы согласитесь дать мне пару уроков? И за вино я тоже буду благодарна, признаюсь вам, я озябла. Не понимаю, почему бы гобеленам, которые есть проза жизни, не подождать до весны! Что касается более романтической причины моего визита… может быть, придумаем ее вместе?
Генрих Наваррский: Юный Бурбон залюбовался госпожой Изабель. Тем, как изящно она повернулась; как озорно заблестели ее глаза; как легкая улыбка коснулась манящих и прекрасных губ. Он чувствовал жар от камина и понимал, что от этого жара плавится и растекается медовым воском его сердце. Горячая кровь несется по жилам с немыслимой скоростью, заставляя учащаться дыхание и сбивая размеренный ритм пульса. Эта женщина нравилась ему, и беарнец не собирался скрывать своих чувств. Тем более, что и она вела себя достаточно свободно. Подойдя к небольшой жаровне у стола, на которой возвышался серебряный кувшин с вином, распространявший терпкий аромат заморских специй, Наваррский взял его в руки и аккуратно разлил тягучий красный напиток в две широких фарфоровых пиалы, искусно расписанные диковинными цветами. Оставив одну из них на столе, вторую он поставил в домик из сложенных вместе ладоней и поднес маркизе, опустившись на одно колено. - Примите эту малость в знак моей признательности и благодарности за то, что Вы, прибыв в Венсенн по столь прозаическому поводу, не забыли навестить одинокого и безутешного узника, для которого внимание столь прелестной и незаурядной особы подобно целебному бальзаму, пролитому трепетной рукой возлюбленной на незаживающие раны. Генрих улыбнулся обворожительно и открыто, глядя на свою гостью снизу вверх. Казалось, что при таком положении его взгляд должен выглядеть жалко и просяще... Ничего подобного! В бездонных карих омутах в обрамлении бархатистых ресниц таинственно мерцали игривые и лукавые огоньки. - Давайте пофантазируем. Я не люблю и не умею отказывать женщине. Особенно, когда ее просьба способна возбудить любопытство и заставить мою душу трепетать звонкой струной под пальцами опытного музыканта. - Мягко проговорил сын Жанны д'Альбре. - И если Вам угодно, мы сыграем партию в шахматы. Но учтите! - Тут молодой человек хитро подмигнул собеседнице. - На шахматном поле разыгрывается настоящее сражение. Это война. И проигравший попадает полностью во власть победителя. Вы не боитесь?
Изабель де Лаваль: Пальцы маркизы де Сабле сомкнулись на восточной пиале, поверх пальцев короля Наваррского. Наверное, нужен особый дар, чтобы вот так смотреть на женщину, внушая ей, что она одна-единственная, даже если это далеко не так. Глаза Генриха были подобны темному густому вину, и таили в себе опасное опьянение. Изабель де Лаваль пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы отвести взгляд. - Сир, вы меня смущаете право, - призналась она, поднося к губам вино. Не столько для того, чтобы согреться, сколько для того, чтобы собраться с мыслями. – Но я готова довериться вашему благородству и своему благоразумию. По правде говоря, благоразумие уже можно было смело вычеркивать из списка, но кому какое, право же, дело? Стоять вот так, глядя сверху вниз в бездонные глаза короля Наваррского, показалось маркизе слишком опасным. Шахматный столик, как-никак, разводил участников этой сцены по разным сторонам. Как сказал Генрих? Это война? Ну хорошо, пусть будет война. Изабель зажала в ладонях две фигуры, белую и черную. Право на первый ход. - Что выберет Ваше Величество? – осведомилась она, пряча руки за спиной, пряча неуместное волнение под трепетом густых ресниц. Если бы король Наваррский покорял мужчин с такой же легкостью, как очаровывал женщин, недостатка в армии у него бы не было.
Генрих Наваррский: Когда Изабель положила свои изящные пальчики поверх пылающих ладоней Генриха, внутри у того что-то дрогнуло и затрепетало, будто пойманная в клетку птица. Блаженное тепло растеклось по телу расплавленным золотом пристального взгляда мадам де Сабле. Казалось, продлись это единение душ, отраженных в глазах двух молодых людей, еще хотя бы на мгновение дольше и что-то столь же безумное, сколь неизбежное произошло бы прямо здесь и сейчас. Благо, фрейлина королевы-матери первой сделала шаг в сторону, прерывая этот почти мистический контакт. Наваррский про себя усмехнулся: "Ну вот и первое поражение, моя милая очаровательница! Если Вы и за шахматной доской будете столь же осторожны и благоразумны, то это в конце концов Вас погубит". Впрочем, беарнец был счастлив. Общение с умными, образованными и красивыми женщинами не только всегда поднимало ему настроение, но всякий раз по-новому заставляло взирать на мир. И дело тут было вовсе не в его так называемом умении увлекать и околдовывать женские сердца. Молодой человек совершенно не считал себя бабником и таким уж знаменитым сердцеедом, как о том было принято говорить и думать. Просто эта извечная игра - прелестная, изысканная и опасная доставляла ему минуты ни с чем не сравнимого удовольствия. Все, что происходило потом, когда дама оказывалась взята, подобно очередной хорошо укрепленной твердыне, являлось не самоцелью, но приятным дополнением к самому процессу сближения. Так что именно теперь - в эти самые первые и самые сладостные минуты - юный Бурбон получал истинное наслаждение. Игра, любовь и война для него начались задолго до того, как гостья предложила усесться за шахматную доску. Они начались едва лишь темпераментный уроженец южных земель увидел лицо той, что нарушила его тоскливое уединение. И нынче был ход за ним. - Смущение делает Вас еще более прекрасной. - Вставая с колена, проговорил Анрио. - Вы похожи на свежую розу в саду, встречающую свой первый рассвет. Ее лепестки так алы, что кажутся ярче самой крови. Но вот всходит солнце, и его ласковые лучи касаются нежного бутона. От случайного прикосновения цветок смущается, заливаясь таким пунцовым румянцем, что в миг делается еще великолепней и благоуханней. Произнося эту куртуазную речь, сын Жанны д'Альбре подошел к столу и в задумчивости пригубил вина из своей пиалы. Затем, будто бы приняв какое-то решение, аккуратно поставил чашу на место и гибко шагнул к посетительнице. - Вы позволите? - Выдохнул он ей в самое лицо, невольно обнимая маркизу. Его руки скользнули вдоль ее рук, заведенных за спину, чтобы коснуться фигурок. - Пусть будетт эта. - Таинственным шепотом произнес коварный гасконец, нежно, но крепко держа кисть Изабель и бережно вытаскивая ее из-за спины. Поднеся зажатый кулачок своей визави к самым глазам, он улыбнулся, а затем страстно поцеловал тоненькие пальчики, сжимавшие черного короля. - Признайтесь, сударыня... - Буквально промурлыкал Наварра. - Во второй руке у Вас ведь белая королева?
Изабель де Лаваль: Близость Генриха Наваррского кружила голову, но стоило помнить о том, что в таких играх добыча и охотник легко меняются местами. Легко забыться рядом с пылким, порывистым молодым королем, позволить себе увлечься этой игрой взаимного влечения. Но после любого забытья наступает пробуждение… Улыбнувшись, Изабель разжала вторую ладонь. На ней лежала белая ладья. - Вы не отгадали, сир. Хотя, быть Черным королем вам к лицу! Еще одна улыбка влажных, манящих губ, еще один быстрый взгляд из-под ресниц и белая ладья с черным королем заняли свое место на шахматной доске, два маленьких войска были готовы начать сражение, ожидая приказа. Черное войско, белое войско. Мужчина, женщина. Извечное противостояние и извечное стремление друг к другу. Тишина Венсеннского замка была красноречивее любых слов. На резной спинке старинного кресла, придвинутого к столику, прятались в зарослях папоротника стыдливые нимфы, показывая охотнику то округлость бедра, то манящую дерзкую грудь, видимо, чтобы тому было проще их найти. В чем-то они правы, если хочешь, чтобы тебя догнали, не убегай слишком быстро. - Итак, каким будет первый урок, Ваше Величество? Женская рука замерла над шахматной доской в нерешительности и вот уже белая пешка сделала маленький шаг вперед. Большое начинается с малого.
Генрих Наваррский: Наваррский улыбнулся, бросив быстрый взгляд на изящную белую фигурку на ладони маркизы. - Ошибаться - не значит разочаровываться. - Проговорил он, занимая свое место напротив и глядя на то, как Изабель делает первый ход. Дождавшись, когда белая пешка смело шагнет вперед, беарнец, не особо размышляя, сделал ответный ход, выдвинув своего пехотинца навстречу. - Урок? - Анрио сделал вид, будто задумался. - Первое и самое главное правило, сударыня, никогда не забывать, садясь за игру, что очень часто мы сами оказываемся теми фигурками, которые кто-то двигает умелой рукой по черно-белому полю. Вы ничего подобного за собой никогда не ощущали?
Изабель де Лаваль: Если бы Изабель пришло в голову быть откровенной с королем Наваррским, она бы ответила, что прекрасно знает это чувство - ощущать себя пешкой в умелых руках. Екатерина Медичи не особенно церемонилась с теми, кто ей служил, их мечты, надежды, желания не имели значение. Тяготилась ли этим маркиза де Сабле? Не слишком. При всей своей проницательности, королева-мать довольствовалась внешними проявлениями послушания, подобно тому, как не слишком требовательный любовник довольствуется внешними проявлениями любви. Дай ему то, что он хочет, и он не попросит у тебя остального. - Если пешка осознает, что она пешка, сир, то разве не выходит она тем самым из-под воли того, кто ее направляет? Понимая, что мы часть игры, мы сами выбираем, продолжать или остановиться. Как думаете, сколько из фигур на этом поле согласились бы пожертвовать собой, понимай они, что им грозит? Так и в жизни. Мы то, чем мы хотим быть сейчас. Вот вы, Ваше Величество, кем бы вы хотели быть сейчас? Философствуя таким образом, маркиза улыбнулась, обозревая шахматную доску. Фигуры встали в классическую фигуру противостояния, описанную еще итальянскими мастерами. - Не удивительно ли, сир, - проговорила она, подняв на короля Наваррского свои прозрачные глаза, в глубине которых, как в ведьмином котле, искрился смех, и задумчивость, и особенная мягкость женщины, смотрящей на мужчину, который ей приятен и интересен, и еще черт знает что, потому что никто, даже черт не рискнет разобраться, что же твориться в голове хорошенькой женщины. – Разве не удивительно… то, что начинается каждый раз одинаково, все равно заканчивается непредсказуемо! Посмотрите, я хожу вот так (белая пешка заняла место рядом со своей сестрой) и теперь все зависит от того, примите ли вы мою фигуру в жертву… или предпочтете нечто иное? Откинувшись на спинку кресла, Изабель поднесла к губам пиалу с вином, но бледных щеках играл румянец, грудь в вырезе корсажа манила белизной и свежестью кожи. Любая игра это нечто большее, чем игра!
Генрих Наваррский: Генрих не без удовольствия наблюдал за действиями своей прелестной гостьи. Конечно, он понимал, что ее появление в стенах Венсенна - это не подарок ему от драгоценной матушки Екатерины. Скорее наоборот - попытка получить определенные сведения из достоверного источника. Кому - как не ему - знать, насколько опытными, изворотливыми и умными шпионками были фрейлины "Летучего эскадрона". И вот теперь маркиза демонстрировала высшее мастерство искушения. Каждый жест, каждое слово, каждый как будто случайный поворот головы или улыбка - все это было просчитано и многократно отрепетировано на множестве других - возможно менее ценных - информаторах. Нельзя сказать, что Наваррский испытывал смущение, раздражение или какие-либо иные столь же горячие и бесконтрольные чувства по отношению к этой зрелой, красивой и неглупой женщине. Она была пешкой в большой игре, затеянной ее госпожой. И, судя по всему, прекрасно этот факт осознавала. Не в правилах беарнца было кого-то осуждать за его выбор, а потому он просто наслаждался общением с интересной и милой собеседницей. Ее философские рассуждения показались Анрио любопытными. И он, как-то очень по-домашнему подперев подбородок рукой, глядя в бездонные омуты прекрасных глаз, в которых любой другой на его месте уже давным-давно утонул окончательно и безвозвратно, начал говорить размеренным, завораживающим голосом: - Если пешка осознает, что она всего лишь пешка, сударыня, это дает ей знание, понимание и определенную свободу воли, однако не освобождает от влияния того, на чьем поле ее заставляют сегодня играть. Наварра на мгновение умолк, обдумывая предстоящий ход и внимательно осматривая диспозицию, как будто решая что-то важное для себя. Затем добавил столь же негромко и доверительно: - Осознанный выбор остается всего лишь выбором. И разве, вступив однажды в игру - будучи слепыми орудиями или прозревшими мудрецами, - мы в состоянии выйти из нее без потерь? Когда выбор стоит между жизнью по чужим правилам и смертью в нарушение всех правил, мы чаще всего выбираем жизнь. И остаемся самими собой. Сын Жанны д'Альбре взял в руки свою пиалу с вином. Приподнял ее, салютуя Изабель, и сделал большой глоток терпко-пряного напитка. Зажмурился, как кот, едва не мурлыча от удовольствия. Блаженное тепло растеклось по венам, наполняя тело приятной истомой и негой. - Впрочем, если бы я был всего лишь фигуркой на шахматной доске, и мне предстоял выбор погибнуть, добывая для Вас победу, или остаться вживых, принеся Вам горечь поражения, поверьте, я без колебаний выбрал бы первое. - Пылко заявил молодой государь, погружая пышущий жаром взгляд в глубины выреза, открывшегося ему во всем своем бесстыдно-манящем великолепии. - А жертвы... Ах, как часто мужчины попадаются на эту очаровательную уловку! Если женщина предлагает себя в жертву - это значит, что мужчина уже проиграл. И его ждет неминуемое рабство под изящным каблучком недавней умницы и скромницы. Говоря все это, юный Бурбон небрежным жестом вывел вперед своего коня, одновременно прикрывая свои тылы и угрожая стройным рядам армии обворожительной противницы.
Изабель де Лаваль: - Пешка, в отличает от нас, не может выбрать поле, на котором играет, мы же – живя или погибая – вольны сделать это красиво… и с наслаждением! Прелестная гедонистка, провозгласив такой возмутительный принцип, рассмеялась, получая искреннее удовольствие и от философской беседы и от блеска темных глаз короля Наваррского. Умный, любезный, знающий правила игры и не ссылающийся на них, а позволяющий темному, пряному вину вечера утекать сквозь пальцы, делаясь от многозначительных слов, сказанных друг другу, еще слаще, еще горячее, Генрих умел внушить интерес, очаровывая сменой масок. Вот он послушный рыцарь, а в следующую минуту его обжигающий взгляд заставляет розоветь нежную женскую кожу. И кто бы знал, чем закончился этот вечер, скорее всего - предсказуемо, очарование Генриха Наваррского, азарт игры, игра слов сделали бы свое дело, но в покои короля, без стука, с перекошенным лицом ворвался комендант крепости. - Сир, и вы, мадам, простите меня… но в замке пожар!
Генрих Наваррский: Генрих, еще минуту назад расслабленный и вальяжный, в мгновение ока собрался и напрягся, как зверь перед прыжком. Впрочем, внешне он по-прежнему оставался невозмутимым, любезным и разнеженым от приятно проводимого вечера, вина и столь обаятельной компании. Сердце пропустило удар, когда его чуткий слух, натренерованный постоянным ожиданием смерти, подкрадывающейся к нему из-за любого угла, различил какой-то подозрительный шум за дверью. И в те секунды, пока прекрасная Изабель провозглашала превосходство эпикурейской философии над всякой другой, в уме Наваррского успели промелькнуть сотни мыслей. Он уже не вслушивался в то, что произносили коралловые уста обворожительной гостьи. Его мозг лихорадочно искал ответ на мучавший короля вопрос: неужели это конец? И фрейлина Екатерины Медичи - эта изысканная и умная женщина, - была послана сюда, чтобы действительно принести ему вечное успокоение. Не дав, однако, выбора и не позволив, очевидно, умереть красиво, вопреки своим собственным словам. Когда же дверь наконец распахнулась и комендант с выпученными глазами ворвался в покои Анрио с ошеломляющей новостью о пожаре, тот мысленно вознес самую горячую молитву своей счастливой звезде, в которую не переставал верить даже после того, как всякая надежда на побег рухнула, а Конде бесследно пропал. - Ну что же, сударыня, у нас есть выбор: умереть сейчас красиво в языках очищающего пламени или спасти свои бренные тела для будущих... - Тут беарнец замялся, подыскивая более точное определение. - Скажем так, свершений. - Добавил он будничным тоном, демонстрируя завидное хладнокровие. Хотя в его уме уже зрел дерзкий и безрассудный план побега. Неподготовленного, спонтанного, невозможного с точки зрения нормальной логики. И все зависило только от того, решится ли он доверить эту тайну ангелу, ниспосланному ему самой судьбой - маркизе де Сабле. - Что Вы выбираете? - Усмехнулся юный Бурбон, поднимаясь из-за стола и протягивая посетительнице свою сильную руку.
Изабель де Лаваль: Пожар! Маркиза де Сабле принадлежала к числу тех особ, что, довольно стойко встречая беды, потом, когда минует угроза, способны день и ночь провести в простели, рыдая. Но это потом. Пока что Изабель не чувствовала ничего, кроме отстраненного любопытства, разве что пальцы, нашедшие приют в теплой ладони короля Наваррского, похолодели. - Красиво не получится, - вздохнув, признала мадам де Лаваль, с тревогой глядя на коменданта. Тот, похоже, совсем лишился разума от страха. – Мы будем отвратительно выглядеть, когда воскреснем для Страшного Суда. Так что, я выбираю жизнь. Что уж там произошло? Камин оказался неисправен, выкатились угли из жаровни, упала свеча… кто теперь разберет? Сквозь распахнутую дверь в покои короля Наваррского отчетливо тянуло гарью. Нет, не смотря на все философские принципы, развиваемые только что перед Генрихом Бурбоном, Изабель де Лаваль не готова была расстаться с этим бренным миром. Комендант, посторонившись, выпустил короля Наваррского и его даму в коридор, куда уже начал наползать дым. Изабель закашлялась. Надо было как можно скорее выйти на воздух. Каменная громада Венсенна не сгорит, она задушит тех, кто в ней есть. Над черно-белой доской, заполненной шахматными фигурами, королями, королевами, пешками, незримо, но ощутимо начала реять длань более могущественная, чем руки Наварры и Изабель де Лаваль, и даже более могущественная, нежели рука королевы-матери. Судьба имеет свойство проявлять себя внезапно, но не увидеть ее указующий перст сложно. Куда сложнее понять, в какую сторону он направляет.
Генрих Наваррский: - О, да! Прекрасно понимаю Ваши опасения. Столь очаровательной даме пристало выбрать жизнь уже хотя бы потому, что этот выбор позволит ей оставаться такой же обворожительной и желанной. - Куртуазно заметил Генрих, ведя Изабель под руку по задымленному коридору так, будто бы они прогуливались по одной из открытых галерей Лувра, а не торопились покинуть удушливые объятия коварного Венсеннского замка. Мысли юного государя метались и сталкивались одна с другой. Бились изнутри о кости черепа резкими, ритмичными ударами сумасшедшего пульса. Он чувствовал, что наступил такой решающий момент в его судьбе, когда ни в коем случае нельзя упустить удачу. И вместе с тем - идти по краю пропасти по лезвию ножа... Занятие, которое вряд ли способно доставить удовольствие. "Сейчас или никогда!" - набатом звучало в его разгоряченном мозгу в то время, когда на лице продолжала сиять беспечная светская улыбка, адресованная маркизе де Сабле. Да, Наваррский в совершенстве овладел искусством притворства, и это мастерство теперь должно было не только в очередной раз спасти ему жизнь, но и принести долгожданную свободу. Впрочем, о последнем беарнец старался даже не думать, опасаясь спугнуть изменчивую и капризную леди Фортуну. - Сударыня, надеюсь, Вы оставили свой портшез во дворе крепости? - Участливо осведомился гасконец, заглядывая в глаза мадам де Лаваль. - Вам лучше покинуть это негостепреимное место. И как можно быстрее. Такие хрупкие и нежные создания, как Вы, не должны дышать гарью и подвергать свою жизнь опасностям. Позвольте, я Вам помогу? Так будет быстрее... С этими словами Анрио подхватил фрейлину королевы на руки так легко, будто бы она была пушинкой, а ее роскошный наряд, расшитый драгоценностями, ничего не весил. Так, неся женщину на руках и распахивая попадающиеся на пути многочисленные двери ногой, он и двинулся по направлению к выходу. Но прежде, чем сделать первый шаг, обернулся и бросил застывшему в ужасе коменданту: - Милейший, не будете ли Вы так любезны подать мне и госпоже Изабель наши плащи? На улице по-прежнему зима. И даже жаркое пламя, бушующее, по Вашим словам, где-то в недрах Венсенна, вряд ли сумеет согреть нас во дворе.
Изабель де Лаваль: Человеческий страх распространяется куда быстрее пожара, и губит куда надежнее. Даже стража, находящаяся во дворе, и, которой уж точно и ничего не угрожало, оказалась неспособна мыслить здраво, поскольку не было рядом никого, кто отдавал приказы, успокаивал охрану ласковым или бранным словом, в зависимости от надобности. Одни, побросав оружие, столпились у караульной, другие зачем-то поливали двор и стены водой, утверждая, что именно так следует поступать при пожаре. Кричали, что огонь уже распространился в дальнем крыле замка, кричали, что огонь видели уже в ближайших галереях. Словом, дыма и суеты было достаточно. Среди всего этого столпотворения спокойствие Генриха Наваррского было настоящим благословением небес, ибо придавало уверенности и маркизе де Сабле. Трудно не чувствовать благодарности к мужчине, так бестрепетно выносящего вас из пожара. Галантность молодого куртуазного короля оказалась тем более кстати, что от дыма у Изабель начала кружиться голова. - Да, портшез во дворе, сир, - проговорила она со вздохом, когда комендант, счастливый тем, что кто-то взял на себя право распоряжаться в этом всеобщем безумии, храбро бросился обратно, намереваясь доставить плащи придворной даме и ее спасителю. – Благодарю вас… жаль только, что наша партия оказалась незаконченной. Появление короля Наваррского со своей привлекательной ношей, только утвердило всех, собравшихся во дворе, что все обстоит хуже некуда. Дама была бледна, светлые пряди выбились из затейливой прически, в глазах застыл страх. Четверо слуг, сопровождавших маркизу и принявших самое горячее участие в поднявшейся суете, опомнились и носилки тут же были готовы, по выражению короля Наваррского, «Покинуть это негостеприимное место».
Генрих Наваррский: Наваррский нес на руках свою драгоценную ношу, не чувствуя ни страха, ни тяжести. Сердце колотилось внутри со страшной силой. Казалось, оно вот-вот разобьет грудную клетку и выскочит наружу. Генрих единственно надеялся, что это волнение Изабель отнесет к столь пикантному способу ее перемещения в пространстве. Ведь буквально перед тем, как их настигла весть о пожаре, охватившем Венсеннский замок, между ними успела протянуться тоненькая ниточка взаимной симпатии и проскочить крошечная искорка взаимного интереса. В действительности, беарнец готовился к решающей стадии своей безумной затеи. Ситуация во дворе полностью удовлетворила пытливый и проницательный разум гасконца. Окинув быстрым, но цепким взглядом творящееся вокруг сумасшествие и перехлестывающую через край панику, он только улыбнулся про себя, внешне сохраняя невозмутимость. "И вот это называется неприступной крепостью! - Мысленно расхохотался сын Жанны д'Альбре. - Да это какое-то деревенское подворье с перепуганной челядью и голосящими погорельцами!" Несмотря на свое отчаянное положение и готовность в любой момент сделать последний шаг, отделяющий его от внешнего мира и долгожданной свободы, юный Бурбон не терял ни присутствия духа, ни присущего ему чувства юмора. Молодой человек терпеливо дождался, когда запыхавшийся и утирающий со лба крупные капли пота комендант выскочит из клубов дыма, вырывающихся из распахнутых настежь дверей. - Наши плащи. - Требовательным тоном приказал он, протягивая руку за названными вещами. Ошалевший от всего происходящего комендант бесприкословно повиновался, вложив в протянутую конечность доставленную из покоев короля теплую одежду. Наварра тут же заботливо набросил плащ на плечи мадам де Сабле, которую перед этим бережно опустил на землю у почти готового к отправке портшеза. - Не огорчайтесь. - Склонившись к самому уху, шепнул он маркизе. - Я рассчитываю в ближайшее же время продолжить наш шахматный поединок и осуществить свою угрозу - потребовать от проигравшего желанную контрибуцию. Резко отстранившись, молодой государь обернулся к коменданту, по-прежнему стоявшему на одном месте с застывшим на лице выражением удивления и непонимания. - Сударь, Вам известно, откуда начался пожар? - Обратился достойный наследник Бурбонов к впавшему в прострацию служителю. - Вот это - сущее безобразие. - Обвел Генрих рукой двор широким жестом. - Вам стоило бы заняться тем, что направить усилия стражи и слуг в нужное руслло. Иначе Вы сильно рискуете остаться комендантом пепелища. Немедленно узнайте, что и когда загорелось. И приступайте к тушению огня! Я же позволю себе проводить госпожу де Лаваль и присоединюсь к Вам, как только буду уверен в ее безопасности. С этими словами Наваррский отвернулся от коменданта, даже не удостоверившись в том, принял ли тот к сведению его ценные указания. - Мадам, позвольте я помогу Вам и сопровожу Вас до ворот, иначе в этой толчие и суматохе Вы рискуете увязнуть надолго. - Приложив руку к сердцу и глубоко, проникновенно заглядывая в глаза фрейлины королевы, предложил беарнец.
Изабель де Лаваль: Если кто-то отдает приказы, ему, как правило, повинуются. Генрих Наваррский не спрашивал у коменданта позволения проводить маркизу до ворот, в таком случае, тот наверняка бы ему отказал, да и вспомнил, чего доброго, что сыну Жанны д’Альбре положено находиться под стражей денно и нощно, а не разгуливать свободно по замку. Но король приказывал, и комендант, отвлеченный к тому же криками слуг и стражников, указывающих на окна одной из галерей откуда повалил густой дым, только махнул рукой. Что же касается предмета трепетных забот короля Наваррского, то есть Изабель де Лаваль, то ей тем более не пришло в голову проявить бдительность относительно узника Венсенна, обретшего столь неожиданную свободу. Все, чего хотелось сейчас маркизе де Сабле – это оказаться как можно дальше от шума, суеты, запаха гари. Ей предлагали защиту и помощь – она была счастлива их принять. - Благодарю вас, - горячо поблагодарила она Генриха, садясь в портшез. Двое слуг подняли его, двое пошли впереди, расчищая дорогу. Изабель была и слишком благодарна и слишком кокетлива, чтобы лишить короля Наваррского своего общества (а себя – его). Занавесь была немедленно одернута, и женское лицо в обрамлении светлого меха, разрумянившееся от волнения, появилось в проеме носилок, как в картинной раме. - Это все ваши горячие взгляды, сир, - шутливо упрекнула она Генриха. – Видите, даже стены замка готовы обратиться в пепел. И о какой контрибуции вы говорите, сир? Я должна знать, к чему мне быть готовой, не следует брать на себя долговые обязательства, которые тебе не по силам!
Генрих Наваррский: Генрих набросил на плечи плащ и накинул на голову капюшон, укрыв лицо в тени. Во дворе замка продолжала творится истинная вакханалия. Комендант, привлеченный паническими окриками челяди, указывающей на густой дым, поваливший из окон одной из галерей, бегом помчался в ту сторону, предоставив короля-узника самому себе и его судьбе. - Сударыня, - галантно поклонился Анрио мадам де Лаваль, чье прелестное личико появилось в проеме распахнутых занавесок портшеза, - пылкость моих взглядов никогда не осмелилась бы доставить Вам какие-либо неудобства. Тем более я бы не решился даже в мыслях причинить вред Вашему здоровью и заставить Вас поспешно покидать мое общество. По-моему, это слишком нелогично. Или я в Ваших глазах выгляжу таким уж неразумным и непоследовательным безумцем? - Лукаво усмехнулся молодой человек. Уверенным шагом их небольшой кортеж двигался к воротам Венсеннского замка. Заметив это, беарнец наклонился к маркизе де Сабле и понизил голос до интимного шепота: - Ну что же Вы, мадам. Еще не проиграли, а уже готовы выплачивать контрибуцию. С таким настроением я и правда рискую обыграть Вас и потребовать исполнения какого-нибудь скромного желания. Поверьте, Вам совершенно нечего опасаться. Я не имею привычки требовать невозможного... - Добавил он, протягивая руку и бережно касаясь выбившегося из-под капюшона локона очаровательной Изабель.
Изабель де Лаваль: Ворота, за которыми начиналась свобода, кортеж миновал беспрепятственно. Этим вечером главный враг находился внутри замка, а не снаружи и страх перед ним заставил всех забыть об осторожности. Никто не остановил носилки придворной дамы, никто не попытался задержать короля Наваррского, беседующего с маркизой с очаровательной непринужденностью, будто и не решалась сейчас его судьба. Когда Изабель де Лаваль поняла, что на уме Генриха Наваррского вовсе не возвращение в гостеприимные стены замка? В ту ли минуту, когда Городская башня, главные ворота Венсенна осталась позади? Или когда до нее донесся набат колокола замковой часовни, извещающий обычно о пожаре, войне или же побеге? Но поняв, маркиза побледнела. Вечер, начавшийся пусть и по приказу, но как галантное приключение, прерванный пожаром, теперь грозил бедой самой маркизе. Узнав о том, что так или иначе, но ее дама поспособствовала побегу ненавистного Наваррца, Екатерина Медичи снимет голову со своей любимицы. - Сир, не знаю, безумец ли вы, но сейчас вы пугаете меня, - негромко произнесла она, надеясь, что ее слуги пока не поняли, что происходит. Наверное, нужно было что-то делать, но что? Приказать повернуть назад, закричать? Король Наваррский привлекал ее умом, добротой, лучившейся в больших темных глазах, страстностью, которой были пропитаны его интонации, жесты. Но стоило ли это того, чтобы рисковать всем? Положением при дворе, милостью Флорентийки, и, как знать, может быть жизнью и свободой. – Признаю, вы блестяще провели всех. Но что вы собираетесь делать дальше? «Вот так, милая моя, тобой воспользовались как ширмой, для прикрытия побега». Изабель де Лаваль признавала за королем Наваррским право так поступить, в конце концов, что для него фрейлина, подосланная королевой-матерью, с очевидной целью – очаровать любой ценой? Но это не решало вопроса – как теперь поступить ей?
Генрих Наваррский: Когда ворота неприступного Венсеннского замка, из которого, по утверждению многих, совершенно невозможно бежать, благополучно остались позади, Наваррский мысленно стер со лба холодную испарину. В действительности же, продолжал вести непринужденную светскую беседу с прелестной фрейлиной Екатерины Медичи, ни единым движением, ни единым взглядом или интонацией не выдав ни своего волнения, ни страха, ни преступности намерений. Генрих отлично понимал, что выбраться из заточения - это даже не половина дела, а только самый первый и самый простой шаг. Да-да, именно так - простой, как бы парадоксально это не звучало. Остаться на свободе и вернуть себе расположение короля - вот это задачка не для средних умов. И беарнец собирался ее решить самым неожиданным способом. Он искренне надеялся, что и очаровательная Изабель отнюдь не пострадает из-за своего невольного участия в побеге гасконца из-под стражи. - Сударыня, Вам нечего опасаться. - Мягко заметил сын Жанны д'Альбре, снова склонившись к самому лицу маркизы. Его горячее прерывистое дыхание касалось щек и губ госпожи де Лаваль. - Да, я безумец! И у моего безумия есть имя. - Страстно прошептал он, тяжело хватаясь одной рукой за портшез, чтобы устоять на ногах. Всем своим видом Наварра демонстрировал крайнюю степень волнения и глубочайшего переживания. Когда за их спиной в Венсеннском замке ударил набат, молодой государь лишь улыбнулся. - Мадам, Вы же понимаете, что моя судьба и сама моя жизнь сейчас находится в Ваших нежных ручках? - Скорее утвердил, чем спросил супруг Маргариты. - И все же я осмелюсь просить Вас о милости. Я покинул эти негостепреимные стены вовсе не для того, чтобы расстаться с Вами. И потому умоляю! Не прогоняйте меня. В голосе юного Бурбона звучало столько надежды и ожидания, столько искренности и восторга, что даже самое черствое сердце должно было дрогнуть и расстаять, подобно воску в неистовом пламени столь преданного чувства. - Все, о чем я прошу - позвольте сопровождать Вас в Париж, а затем и в Лувр. Главное было сказано. Теперь оставалось только молиться и надеяться на то, что мадам де Сабле достаточно умна и не потеряла голову от страха, чтобы сообразить, насколько нестандартен предпринятый Анрио ход в этой шахматной партии, где на кон поставлена человеческая жизнь и благополучие государства. Сам вождь протестантов уже просчитал возможные пути дальнейшего развития событий. С одной стороны, таким образом он доказывал Карлу свою преданность и благонадежность, что для несчастного монарха было весьма важно. Лувр, в котором царит семейство Валуа - это как раз то страшное место, где людям чаще всего не хватает подобных наглядных доказательств того, что им можно сохранять верность и блюсти заветы чести. С другой стороны, дает шанс вдовствующей королеве - после того, как утихнет первая ярость и разум возобладает над эмоциями - по достоинству оценить расклад. Ведь Генрих доверил ее шпионке свою жизнь и тайну побега! Стало быть, неравнодушен к этой представительнице прекрасной половины человечества. А это означает, что ее в дальнейшем можно использовать, как некогда была использована Шарлотта де Сов. И хоть первая попытка оказалась не слишком удачной, Изабель вполне может оправдать все надежды и чаяния своей коварной госпожи. - Но каким бы ни было Ваше решение, - поспешил добавить Наваррский, - я приму его со смирением и покорностью, даже если это будет моим смертным приговором, ибо услышать его из столь восхитительных уст - это уже огромная радость, в сравнении с которой смерть воистину покажется всего лишь глупым недоразумением. Итак, что Вы решили?
Изабель де Лаваль: Да, у безумия короля Наваррского было имя. Хитрость, Гордость? Изабель де Лаваль не взялась бы его назвать. Что же напоминали ей его страстные речи? Ах, да, кто-то рассказывал ей о симпатических чернилах, которые проступают на бумаге, если ее нагреть над свечой. Так и слова Генриха Наваррского. Все что слышали слуги, на случай, если их допросят, это его горячие признания. То, что слышала маркиза де Сабле, напоминало ей изощренную и рискованную ловушку. Королю (то есть, в нашем случае, королеве-матери) либо будет поставлен шах и мат, либо храбрый ферзь сложит голову. Какая выгода в этом для нее? Никакой. В лучшем случае, Медичи поверит в сказку о том, что король Наваррский так потерял голову от маркизы де Сабле, что бежал с ней в Лувр, и не станет слишком уж гневаться. В худшем… О худшем думать не хотелось. Но в любом случае ей предстоит увидеть такое представление, которого Лувр еще не знал. Изабель пристально взглянула на короля Наваррского (так, наверное, смотрели на гладиаторов, идущих на арену) пытаясь понять, достаточно ли в нем решимости и сил до конца осуществить свой дерзкий план? - Аve, Сaesar morituri te salutant, - усмехнувшись, проговорила она. – Если у вас все получится, сир, я первая буду аплодировать вашей удаче. Откидываясь на подушки носилок, Изабель де Лаваль улыбалась. Наверное, так мог улыбаться Нерон, глядя на подожженный по его приказу Рим. Сегодня вечером Лувр запылает… Пожалуй, ради этого зрелища стоило рискнуть. Эпизод завершен
полная версия страницы