Форум » Игровой архив » И на камнях растут деревья » Ответить

И на камнях растут деревья

Екатерина Медичи: 3 февраля 1573 года, вечер. Лувр.

Ответов - 21, стр: 1 2 All

Екатерина Медичи: Жизнь продолжалась. Отбыли на войну дворяне, желающие ратной славы, но, подтверждая пословицу о том, что свято место пусто не бывает, ко двору прибывали новые лица, и Медичи радушно принимала тех, кто желал быть ей представленным. Это было еще одно доказательство того, что она, королева-мать, все еще имеет вес и власть во Франции. Придворные, теснящиеся в покоях королев или принцев, всегда были подобны флюгеру, безошибочно указывающему направление ветра. Пока что для королевы Екатерины он был попутным, и она любезно улыбалась дамам и кавалерам, новоприбывшим и тем, кто по долгу службы, или иным причинам, этим вечером присутствовал в ее покоях. - Значит, герцог, вы считаете, что короне нужно принимать больше участия в делах Новой Франции? Мой свекр, да упокоится его душа с миром, я помню, придерживался такого же мнения. Медичи с интересом внимала герцогу де Роаннэ, отмечая про себя и манеру собеседника говорить, и то, как он улыбается – скупо, но открыто. Ей предстояло добавить новые черты к портрету, составленному по тому, что ей удалось узнать о Мишеле Гуфье. Про себя королева-мать уже решила, что грешно было бы не воспользоваться его знаниями и опытом.

Мишель де Роаннэ: - Короне и Церкви, Ваше Величество! Вспомните о крестовых походах, посмотрите на Испанию. Церковь никогда не оставалась в стороне от мирских дел, будь то завоевание новых земель, стяжание новых богатств или обращение в христианство новых душ. К тому же Церковь, это порядок и опора в мире, где все незнакомо и все внушает страх. Герцог де Роаннэ был немало удивлен, когда ему было передано приглашение от Екатерины Медичи, но догадался, кому именно он был обязан такой милостью. Свидетельство того, что маркиза де Сабле не забыла о его просьбе и не забыла о нем, было приятно, приятным был и неподдельный интерес королевы-матери к его словам. Записку, написанную рукой мадам де Лаваль, он сохранил, намереваясь позже поблагодарить ее за хлопоты, вернее, намереваясь воспользоваться благодарностью, как предлогом для новой встречи и нового разговора. - Успеха всегда легче добиться вместе, нежели порознь. Объединив под своей рукой всех, кто хочет и может быть ему полезен в дальнейшем освоении Новой Франции, Его Величество добьется куда большего, нежели просто раздавая права на земли и торговлю. Мишель Гуфье говорил увлеченно и страстно, излагая мысли, которые давно носил в себе.

M-lle de Saint-Leger: Сначала Франсуаза тихонько ущипнула себя за ладошку. Потом поправила прядь волос и, запустив пальчик в каштановый локон, осторожно дернула. Стало больно. "Не кажется", - довольно сказала сама себе девушка, и от осознания этого еще шире улыбнулась. Ей поначалу все казалось происходящим во сне. Их сборы в дорогу, потом - длинный путь до Парижа. Франсуазе, никогда не выезжавшей дальше поместий их друзей и родственников, казалось, что мир внезапно расширил свои границы, что из маленького Анжера он превратился в огромное пространство, пространство, которое невозможно целиком увидеть, услышать все его звуки, почувствовать все его запахи! Оказалось, что на свете существуют дороги невероятной длины, гораздо длиннее, чем от поместья отца до замка Бокузе, что во Франции огромное количество деревень, а уж Париж просто поразил девушку до самой глубины души. Париж кипел, Париж бежал, суетился, Париж кричал, Париж гудел – и во всем этом Франсуаза де Сен-Леже не сразу нашла свое место. Но здесь, в приемной у королевы-матери, все было по-другому. Мадемуазель с трудом удерживала себя от искушения то и дело смотреть по сторонам, чтобы разглядеть сначала какого-нибудь блестящего кавалера, потом красавицу-даму. Да и к тому же ей предстояло быть представленной самой Екатерине Медичи! В Лувре! В Париже! И все это вовсе не снилось юной Франсуазе де Сен-Леже, и все это не происходило с какой-нибудь ее подругой. Это была именно она, и стояла она именно рядом с кабинетом королевы-матери. Как же закрутилась ее жизнь с момента приезда в их края Генриха Анжуйского! И с того момента, как она познакомилась с Луи де Можироном… Этот человек занимал, разумеется, первое место в мыслях юной провинциалки. Весть о том, что Генрих Валуа и его фавориты отправились на войну, быстро достигла ушей девушки, и она могла лишь сокрушаться о том, что сборы заняли столько времени, что чуть-чуть бы побыстрее – и она могла бы еще застать его здесь! Увидеть его! Но теперь… теперь ей оставалось только ждать. Ждать и молиться, чтобы с ним ничего не случилось. Чтобы Святая Дева оберегла его от пуль, от клинков, и от всего, что может быть опасного. - Отец, - негромко произнесла Франсуаза, рассматривая очередного придворного, покинувшего покои королевы-матери, и стараясь, чтобы ее любопытство было как можно менее заметно, - а скоро наступит наша очередь?


Alain de Saint-Leger: Барон никак не мог придти в себя. Все закружилось, завертелось, понеслось, стоило Монсеньору герцогу Анжуйскому покинуть Анжер. Дочь сначала стала увядать на глазах, потом у них состоялся долгий и серьезный разговор и, спустя еще пару дней, что ушли на сборы, барон де Сен-Леже с дочерью в сопровождении двух слуг направились в Париж. Дорога прошла спокойно, без эксцессов. Прибыв в столицу, они остановились в старом доме барона, где, надо отметить, было все прибрано и даже пылью почти не пахло. Маркиз де Можирон* сдержал слово и распорядился, чтобы парижское гнездо Сен-Леже привели в должный вид. Слуги доложили, что самого маркиза они не видели, но был человек от него, вполне благопристойного вида, который и хозяйничал тут, а также оплачивал все счета. Благодаря усилиям будущего зятя, Алан смог быстро и без затруднений разместить всех, дом начал оживать. Это было три дня назад. А сегодня он уже стоит в приемной Екатерины Медичи, под руку с Франсуазой, и ждет, когда важный усатый господин назовет его имя, титул, и пригласит на аудиенцию к королеве-матери. - Сегодня ты увидишь Ее Величество королеву, доченька. Это большая честь, но я уверен, все будет хорошо, - волнуясь сам так, что покалывало кончики пальцев, барон ободряюще улыбнулся Франсуазе, прослушав ее вопрос. Сегодня его дочь будет представлена королеве Екатерине, сегодня слуга вновь поклонится супруге своего господина и сможет вновь уверить ее в своей безграничной преданности. *согласовано с маркизом д'Ампуи

Екатерина Медичи: - Мне нравятся ваши мысли и ваша прямота, герцог. И хотя я могу только сожалеть, что при ваших достоинствах и вашем происхождении вы так редко бываете при дворе. Я поговорю с Его Величеством о вас, сударь. Медичи благосклонно кивнула Мишелю Гуфье, отпуская того. Разговор с герцогом стал приятным разнообразием в череде одноликих любезностей, приветствий, заверений в преданности. Но не стоило разочаровывать тех, кто ожидал быть представленным в свой черед. Острый взгляд королевы-матери выхватил из толпы знакомое лицо. Память, отозвавшись привычной болью при соприкосновении с прошлым, такой привычной, что Флорентийка ее даже не замечала, подсказала имя: Алан де Сен-Леже, дворянин, служивший верой и правдой ее супругу, Генриху. Насколько она помнила, барон не принадлежал к числу тех, кто не мыслил жизни без двора. Медичи усмехнулась, разглядывая спрятавшееся за его спиной большеглазое робкое создание. Вот и объяснение. Королева подозвала старшую фрейлину, приказав той пригласить барона де Сен-Леже. Не мешало лишний раз напомнить всем присутствующим о том, что значит преданность королевской семье, преданность памяти покойного монарха. И как она вознаграждается. Медичи прекрасно знала, что в глазах французов она королева только потому, что была женой короля и матерью его сыновей, за ее спиной не было длинной череды коронованных предков. Но даже на этой ненадежной опоре она смогла возвести здание собственного величия. - Барон, ваш визит – огромное удовольствие для нас, - радушно проговорила она. – Его Величество Генрих II, упокой Господи его душу, любил вас и ценил, и вы можете рассчитывать на такую же любовь со стороны его сыновей, и с моей стороны, сударь. Давно ли вы в Париже, что привело вас в столицу?

Alain de Saint-Leger: Долго готовившийся предстать перед королевой-матерью барон растерялся, когда настал момент подойти к Екатерине Медичи совсем близко. Однако, он собрался с силами, сделал знак Франсуазе следовать за ним и с поклоном приветствовал супругу своего господина. - Ваше Величество, у меня нет слов, чтобы выразить свой восторг от встречи с вами, - флорентийка изменилась с тех пор, когда он имел удовольствие видеть ее в последний раз. Все тот же гордый взгляд, надменная осанка, несгибаемая воля, закованные в кандалы морщин, недугов и прошедшего времени. Да он и сам не помолодел. Алан не отказал себе в удовольствии склониться перед королевой в еще одном поклоне и прижать к губам краешек ее платья. - Я не слукавлю, если скажу, что в Париж меня привела возможность иметь удовольствие видеть вас, государыня, и сослужить вам службу, если вы почтите меня такой честью, - чем больше анжерский дворянин говорил, тем ровнее становился его голос. Он вновь попал туда, где ему всегда были рады, и вновь обласкан милостивыми словами королевы. - Но, кроме того, я бы еще хотел представить вам свою дочь. Девица, мадемуазель Франсуаза де Сен-Леже. И просить, чтобы благосклонность, которой вы щедро дарите вашего покорного слугу, распространилась и на его дитя,- подав руку Франсуазе, барон вывел ее под очи государыни, сам смиренно склонив голову.

M-lle de Saint-Leger: Она очень много думала о том моменте, когда увидит королеву. Какой она окажется? Как воспримет ее, Франсуазу де Сен-Леже? Сам переезд в Париж уже был невероятным событием, а теперь ей предстояло быть представленной ко двору. О такой чести еще недавно молодая провинциалка и думать не могла, и вот как быстро все поменялось. Франсуаза понимала, что теперь в ее жизни все пойдет не так, как было в Анжере, в замке барона. Но одно дело – размышлять об этом в дорожной карете или даже в парижском доме, и совсем другое – стоять прямо перед Екатериной Медичи. Сейчас, когда она оказалась перед вдовой господина своего отца, все мысли разом вылетели у нее из головы. Девушка боялась даже лишний раз вздохнуть или взглянуть на королеву. За спиной Франсуаза чувствовала взволнованное дыхание отца и понимала, что не может подвести его и показать себя недостойной дочерью. Поэтому, стараясь преодолеть смущение, она сделала несколько шагов вперед и, невольно покраснев, присела перед Ее Величеством в глубоком реверансе.

Екатерина Медичи: - Добро пожаловать ко двору, мадемуазель де Сен-Леже, - милостиво кивнула королева-мать юной девушке, особенно той не интересуясь. Мила. Немного робка, немного скованна, но мила. Наверняка мечтает о муже, но пойдет за того, кого найдет заботливый отец. Обычная история обычной женской судьбы. – Если барон де Сен-Леже пожелает, вы можете участвовать в наших скромных развлечениях, в память о его заслугах вы всегда будете радушно приняты. Медичи с удовлетворением отметила, что молодые дворяне, заполнявшие ее приемную, начали посматривать на барона де Сен-Леже с чувством, похожим на уважение. Покровительство королевы-матери все еще дорогого стоило, и Екатерина Медичи намерена была до конца выполнить долг гостеприимства. - У вас прелестная дочь, барон. Настоящая красавица, очень похожа на свою матушку (баронессу де Сен-Леже Медичи почти не помнила, но что за беда). Она просватана? Если нет, то это дело поправимое, мы поможем ей найти супруга, достойного такого сокровища.

Alain de Saint-Leger: - Благодарю за теплые слова, государыня, за теплый прием, за заботу, - вояка времен Генриха II склонился в низком поклоне перед Екатериной Медичи. Его жесты были скупы и далеки от подобострастия, но пронизаны почтением и уважением к той, кто для него была единственной королевой. Франсуаза, по его предвзятому мнению, была самой красивой девушкой из всех тех, что ему доводилось видеть раньше, из всех тех, что ему довелось увидеть ныне. Но можно ли в том винить отца, вложившего душу в свое дитя и положившего свою жизнь на то, чтобы его ножки ступали по мягкой земле? Барон был горд вдвойне. И тем приемом, что оказала ему королева-мать и тем, что ему довелось вывести в свет свою дочь, на которую кавалеры бросали заинтересованные взгляды. То, что Франсуаза может быть им интересна просто как свежее лицо при дворе, Алан даже мысли не допускал. - Ваше Величество необыкновенно щедры к нам, - важно оглядев собравшихся, барон де Сен-Леже с достоинством ответил Флорентийке. – Еще несколько лет назад мы с моим боевым другом Лораном де Можироном решили, что нашим детям предстоит связать свои судьбы, соединившись браком. Думаю, этот союз станет радостью для наших родов и залогом их продолжения. Провинциал действительно искренне полагал, что лучшей партии, чем маркиз д'Ампуи не сыскать для его девочки.

Франсуа де Валуа: Герцог Алансонский, не любя никого, при этом старался нравиться всем, поэтому, как только Генрих отбыл на войну, он тут же постарался хотя бы частично занять его место подле королевы-матери. Узнав, что в ее покоях нынче представляются ко двору новые лица, он поспешил засвидетельствовать дорогой матушке свое почтение, а заодно предстать перед всеми в роли любящего сына. Любезно улыбаясь, отвечая на приветствия, он вошел в покои матери, с любопытством оглядывая тех, кто ожидал ее приема. Как выразилась одна дама мадам Катрин, имеющая счастье греть постель всех трех Валуа по очереди: «При дворе все немного знакомы», так что второй принц крови без труда выделил из толпы новые лица. Но, познавая новое, не стоило забывать о старом. К своему удивлению, принц заметил в числе просителей графа д’Анжервиля. Заигрывая одновременно с королем и королевой-матерью, Генрихом Наваррским и герцогом де Гизом, Франсуа остановился рядом с гизаром. - Что привело вас ко двору, граф? Только не говорите мне, что объявили охоту на фрейлин! Герцог Алансонский, улыбаясь, поднес к губам надушенный платочек. Как, все же, хорошо чувствовать себя на шаг ближе к короне. С отъездом своего храброго старшего братца на войну, он почувствовал себя и свободнее и нужнее.

Франсуа д'Анжервиль: Франсуа д’Анжервиль, одетый, как всегда, щегольски и с видом надменным, подпирал стенку в покоях Медичи. Он не был достаточно знатен, достаточно богат или достаточно любим королевой-матерью, поэтому приходилось уступать место всяким там баронам, заплесневевшим в своих провинциях. Бальзамом на тщеславное сердце гизара пролились слова Фрасуа де Валуа, соизволившего его заметить. - Ваше высочество, - граф низко склонился перед младшим сыном Генриха II. На младших сыновей редко обращают должное внимание, но как раз они часто становятся королями, Генрих VIII Тюдор и Генрих II Валуа – чем не примеры? – Счастлив засвидетельствовать вам свое почтение. Нет, не охоте на фрейлин привела меня в этот раз ко двору. Вы не поверите, но на этот раз я охочусь за женой! Дела графа были таковы, что поправить их могла только женитьба на девице с приданным, и д’Анжервиль намеревался продать свою великолепную особу подороже.

Франсуа де Валуа: - Жену? Граф, какая потеря для нас! И кого же из этих голубиц вы выбрали себе в жены? Которая из них будет вить вам гнездышко и петь ночами песни? Только не уверяйте меня, что вы влюблены. Брак по любви – самая неприятная вещь на свете! Принц с любопытством обвел взглядом девиц и дам, хорошенькие и не очень, одетые богато или скромно - есть из чего выбрать. Главное знать, чего хочешь. - Кого предпочитаете, сударь? Светловолосую, темноволосую? Молоденькую? Вон та малышка, что сейчас представляется моей матери, весьма мила… Жаль, нам не слышно, о чем они говорят. Свежий выводок провинциалочек, что может быть любопытнее, граф. Они всегда так мило краснеют. И все как одна жаждут большой и чистой любви.

Франсуа д'Анжервиль: - Мне без разницы, - откровенно ответил Франсуа д’Анжервиль. – Главное, чтобы была с приданным и связями при дворе. Поэтому я осмелюсь попросить королеву Екатерину найти мне супругу. У королевы Екатерины, как известно, всегда была необходимость в мужьях для своих фрейлин, граф же не был особенно щепетилен относительно прошлого своей будущей супруги, если это прошлое будет щедро вознаграждено ее покровительницей. На девицу, которую представлял королеве Екатерине дворянин с осанкой бывшего вояки, он едва посмотрел, и, судя по всему, зря, поскольку по толпе придворных легким ветерком пронесся шепоток. Как прилив, он начинался в покоях королевы-матери, и, набирая силу, донесся до приемной, принеся с собой новость. - Ваше Высочество желали знать, о чем там говорят? Так вот, эта миленькая провинциалочка, которая имела честь обратить на себя ваше внимание, невеста маркиза д’Ампуи!

Франсуа де Валуа: - Невеста маркиза д’Ампуи? Недурная шутка, - Франсуа рассмеялся, взглянув с новым интересом на провинциальную мадемуазель. Та, бесспорно, была хороша, если, конечно кто-то отдавал предпочтение таким вот невинным цветикам. Франсуа же был ценителем опыта и смелости. Впрочем, почему бы ему не сменить свои предпочтения на время? – Вам не кажется, граф, что эта милашка заслуживает чего-то большего, чем любимчик моего братца, Анжу? Герцог Алансонский, не признаваясь в этом, конечно, никому, завидовал брату, сумевшего заручиться дружбой и преданностью своих дворян. Сам он не мог похвастаться подобной удачей, а потому с особенным удовольствием при случае прохаживался по фаворитам Генриха. - Определенно, граф, я намерен вершить милосердие и справедливость. Бедная девочка останется невинной до гробовой доски. Надо ей помочь! А если моя помощь огорчит маркиза д’Ампуи, то Монсеньор найдет, чем его утешить! Давайте подойдем поближе к этой трепетной лани и полюбуемся на дичь. А заодно походатайствуем перед матушкой о вашей женитьбе!

Екатерина Медичи: Невеста маркиза д’Ампуи? Екатерина Медичи на какое-то мгновение решила, что ослышалась, но нет, старый барон определенно назвал это имя, и уж в склонности к шуткам его трудно было заподозрить. Велико было искушение не вмешиваться и позволить случаю развеять или не развеять заблуждение барона относительно возможности этого брака. Но, прибыв ко двору, ему не долго предстояло пребывать в нем, а узнав о истинных причинах невозможности этого союза, Алан де Сен-Леже, разумеется, почувствует себя оскорбленным. Значит, ничего не оставалось, кроме как самой указать верному слуге на очевидное, пока это не сделал кто-нибудь из придворных, ради насмешки. Плохо то, что слова барона уже разнеслись по зале, плохо, что в глазах дам и кавалеров уже горело любопытство, которое, конечно, никто бы не осмелился показать при королеве-матери, но сколько понимающих улыбок сейчас спрятано за веерами и платками! Медичи, окинув собравшихся холодным, строгим взглядом, сделала знак старому барону подойти поближе. Достоинство любящего отца следовало пощадить. А уж как он объяснить своей дочери положение вещей – то его дело. - Барон, в доказательство моего к вам хорошего расположения, позвольте дать вам один совет. Не надейтесь на этот брак и не говорите о нем, если не хотите сделать вашу дочь предметом насмешек и жалости. Мой сын, герцог Анжуйский никогда не допустит этого брака, а маркиз д’Ампуи никогда на него не согласиться, они слишком привязаны друг к другу, чтобы допустить появления женщины, пусть даже такой прелестной, как ваша Франсуаза. Видит бог, она поступила по совести. Из-за игр двух мальчишек не должны страдать люди, верные короне и королевской семье.



полная версия страницы