Форум » Игровой архив » Короли платят дважды » Ответить
Короли платят дважды
Henri de Valois: 20 июля 1573 года, Лувр.
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Маргарита Валуа: - Но Маргарита молит вас о милосердии, сир! Королева Наваррская стояла в дверях, едва дыша от волнения, от спешки, с которой она, только оказавшись во дворце, бросилась на поиски мужа, зная, что уж теперь ее матушка не успокоится, пока не избавится от ненавистного зятя. Маргарита поклонилась брату, матери и решительно встала рядом с Генрихом. Холодные от переживаний пальцы молодой женщины нашли и сжали на мгновение пальцы мужа, в попытке поддержать и ободрить. Темные прекрасные глаза юной королевы, полные отчаяния, были обращены к брату, в попытке найти на его лице хотя бы тень снисходительности. - Сир, брат мой, любому существу свойственна жажда жизни и страх перед смертью. Не неблагодарность, не низость или трусость подтолкнули моего мужа к бегству. А только страх за свою жизнь. Разве можно его за это винить, Ваше Величество? Вы, своим покровительством, защитили короля Наваррского от недругов явных, но есть и другие, - Маргарита смело взглянула на мать, давая той понять, что знает обо всех ее кознях против Генриха. – Простите же моего мужа, и меня за то, что я не могу его осуждать и не желаю быть вдовой. Королева Наваррская склонилась перед братом с горделивым смирением. Сердце ее выпрыгивало из груди. Всю дорогу Маргарита думала над тем, как теперь сложится ее судьба. Если ее обвинят вместе с мужем, то монастырь – это еще не самое страшное, что может ее ожидать. Мать никогда не простит ей ранения Генриха принцем Конде, да и сама Маргарита извелась от тревоги за брата. Несколько раз она пыталась поговорить с герцогом Анжуйским, но тот не желал ее больше знать. Неосторожно и очень рискованно было именно сейчас открыто заступаться за мужа, но Маргарита помнила о своем обещании, данном Генриху Наваррскому и намерена была его сдержать.
Карл IX Валуа: Красная пелена бешенства перед глазами, что уже вовсю охватывало короля, через которую Карл уже все хуже и хуже видел окружающее и готов был не только отдать приказ об аресте Беарнца, но и тут же подписать его смертный приговор, начала спадать, уступая место любопытству. Наваррский всегда много говорил, и государь зачастую полагал, что из Генриха вышел бы неплохой оратор или поэт, потрудись тот произносить речи или писать стихи. Генрих говорил пылко, и Шарль-Максимильен уже был даже поверить в его искренность (ему очень хотелось поверить), но если брать деяния и слова, то пусть первых мало, а вторых много, деяния всегда перевешивали. А Анрио пытался бежать. И, кто знает, быть может, найдя приют в юбках Бесс, они нашли бы общий язык и силы, и завтра, Наварра, вскормленная английским молоком, запылала бы, зажигая собой и другие провинции. А послезавтра переодевание Генриха де Бурбона в женское шмотье закончилось бы гражданской войной для и без того обескровленной почти год назад Франции. - Вы сами запятнали свою честь, Генрих, устроив маскарад на поле боя, - Карл заговорил, все еще кипя негодованием, но его голос звучал уже скорее устало, чем гневно. Голова начинала болеть. Хотелось оказаться в спальне и почувствовать на своих волосах нежные пальчики мадам де Невер. - Вы сами дали право мне, да кому угодно, черт возьми, посягнуть на ваши помыслы и усомниться в благородности ваших устремлений. И здесь вы только благодаря проворности людей моего брата Анжу, на жизнь которого ваш кузен посмел посягнуть. И, быть может, это чистая случайность, что не ваша рука отправила пулю в наследного принца Франции, нет? - Мадам, я слышу вас, вы призываете меня сурово наказать нашего родственника, - обернувшись к матери, он тихо шепнул ей на ухо: - А вы не думаете, что в этом и есть его суровое наказание, сударыня? Потерев виски пальцами, монарх хотел было сам двинуться к двери, чтобы все-таки позвать господина де Нансе. Нужно было отдать распоряжения. Но он не успел сделать и шага, как дверь отворилась и в кабинет влетела Маргарита Наваррская. - А вот и вы, Марго. Вы, как всегда, вовремя. Вовремя для того, чтобы в тихом семейном кругу рассказать нам, покаяться, подобно вашему мужу, в чем ваша роль была в этом замечательном действе под названием «Неудавшийся побег короля Наваррского из-под ока любящего брата»? – осмотрев все дивное семейство почти в полном сборе, государь остановился. Аркебуза все еже лежала в его руке, взгляд все еще пылал, но всем иным гримасам на смену его лицо морщилось от набата, звучащего в висках. Марго уже не раз защищала своего мужа. И тут в Карле, несмотря на головную боль и жгучее желание прекратить весь этот фарс, проснулся интерес – а будет ли Генрих защищать свою жену? В письме Монсеньора, полученного из-под стен Ла Рошели, не было ни одного прямого обвинения Маргариты, но оно читалось между строк. Сегодняшнее умолчание о том же тоже были весьма красноречивым. Лишь братская любовь и рыцарское воспитание, похоже, не дали Анжу рассказать о том, какова была сцена их сестры в этом спектакле. Теперь у супругов есть возможность рассказать о том самим.
Генрих Наваррский: Генрих, внутренне трепеща, но внешне продолжая сохранять покаянный вид, ожидал приговора. Он прекрасно осознавал, насколько тонкая и непрочная грань отделяет его сейчас от топора палача. Произнесенная им пламенная речь, конечно, давала определенные надежды на относительно благополучный исход, однако стопроцентной уверенности у него не было. Как догадаться, попал ли он в правильную струю? Сумел ли в очередной раз прочувствовать и проникнуться настроением переменчивого монарха? Упоминание имени супруги и ее внезапное появление на авансцене заставили Наваррского пережить несколько особенно неприятных мгновений. Он был искренне благодарен Маргарите за оказанную помощь и всестороннюю поддержку. Впрочем, будучи, несмотря ни на что, рыцарем до мозга костей, вмешивать женщину в опасную свару ему категорически не хотелось. Она же сама, верная данному обещанию, буквально лезла в петлю. Теперь Анрио предстояло отдуваться не только за свои проступки, но и выгораживать очаровательную королеву Наваррскую. Разумеется, наказание для нее не будет столь суровым. Беарнец всего лишь случайный родственник, тогда как Марго единокровная сестра короля и дочь Екатерины Медичи. И все же... Изящные пальчики жены сомкнулись на его ладони. Молодой человек ответно пожал их, внушая юной прелестнице уверенность и спокойствие, которых сам не испытывал. Скосив глаза на точеный профиль Марго, наследник дома Бурбонов улыбнулся самыми краешками губ - так, чтобы этот знак внимания и признательности заметила лишь та, кому он предназначался. Слова королевы-матери и ее венценосного сына, с одной стороны, успокоили Наварру - судилище политического противника и коварного смутьяна превратилось почти что в домашний скандал; с другой, заставили учащенно забиться горячее сердце - Карл IX, так легко и непринужденно переходящий от гнева к благодушию, на этот раз решил проявить весьма несвоевременное любопытство. Или это еще один просчитанный заранее ход в задуманной комбинации под названием "Как уничтожить сына Жанны д'Альбре, не вызывая подозрений и пересудов?" Последнее предположение показалось беспечному гасконцу даже смешным, и он позволил себе более откровенно стрельнуть глазами в стоящую рядом красавицу. При этом в его голове яркой искрой пронеслось едва осознанное понимание: "Пускай лучше остаются в неведении! Пусть продолжают думать, что он все тот же наивный провинциал, падкий на женские ласки. И перед лицом обаяния придворных дам готов забыть обо всем - вплоть до собственной безопасности". - Ваше величество, - заговорил Генрих после короткой паузы, во время которой взял супругу за руку и запечатлел на хрупком запястье, дурманяще-сладко пахнущем благовониями, страстный поцелуй, - Вы вправе обвинять меня в предательстве, ибо мой побег, с Вашей точки зрения, именно так и выглядел. Однако Вам, очевидно, известны не все обстоятельства, побудившие меня на столь отчаянный шаг. О некоторых из них уже осмелилась упомянуть моя дорогая жена. Говоря это, молодой король нежно коснулся плеча Маргариты. Этим жестом он одновременно предостерегал ее от опрометчивых речей и демонстрировал теплые чувства. - Перед лицом Господа нашего и Вашим, государь, - Анрио специально так высоко превознес сюзерена, руководствуясь правилом о том, что "кашу маслом не испортишь, а лестью короля не оскорбишь", - я виноват лишь в том, что не смог удержать привычную к сражениям руку от этого рокового выстрела. Поверьте, сир, я вместе с Вами глубоко скорблю о смерти Вашего верноподданного. И ни в коей мере не оправдываю его высочества принца Конде, в угоду обуревающим его эмоциям совершившего ужасное деяние, заслуживающее куда более жестокой кары - попытку покушения на жизнь герцога Анжуйского. Право, моего кузена можно понять, но нельзя простить! - воскликнул беарнец жарко, складывая руки в молитвенном жесте перед собой. - Ибо не пристало дворянину и верному католику нарушать заповедей Господних в угоду оскорбленным чувствам и попранной чести. С этими словами Наварра истово перекрестился, словно бы снимая с себя сеть обвинений и подозрений, обрушенных на него вдовствующей королевой и самим Карлом. Лицемерием было бы сказать, что этот жест вызвал в душе новообращенного католика какие-то сильные переживания. Темпераментный уроженец южных земель относился к той счастливой категории людей, которые безо всякого зазрения совести готовы жонглировать религиозными клятвами, если от этого им будет хоть сколько-нибудь ощутимая выгода. Давно канули в Лету те времена, когда он - невинный и неопытный - был готов ценой собственной жизни отстаивать свою веру и свои убеждения. Пребывание при дворе французского монарха, пережитые здесь опасности, унижения и явное пренебрежение научили короля Наваррского хитрить, изворачиваться, лукавить. Великолепная школа притворства, пройденная им за столь короткий срок и сданные экстерном экзамены, пошли ему впрок. Сейчас перед семейством Валуа стоял не безответный и восторженный мальчишка, но мастер лицедейства, чуткий и ловкий хищник, чей нос всегда повернут по ветру. - Увы, Ваше величество, - печально развел руками Анрио, опуская взгляд в отлично разыгранном жесте смирения, - мне нечего ответить на Ваш вопрос, и это, без сомнений, еще один повод к тому, чтобы усилить предназначенное мне наказание. Желание королей - закон для любого подданного. Я же бессилен предоставить Вам интересующие Вас сведения об участии моей супруги и Вашей сестры в случившемся под Ла Рошелью. Юный Бурбон выдержал недолгую паузу, лаская Маргариту взором. При этом про себя он молился изо всех сил всем Богам сразу, чтобы она поняла его и не вмешалась раньше времени. - Марго - ангел, ниспосланный небесами на Землю, дабы приносить утешение страждущим и благословлять счастьем всякий день того, кто окажется подле нее. И оскорбить ее подозрениями в неблаговидности совершенного или подозрениями в соучастии чужого позора, воистину кощунство и великий грех, который, я полагаю, христианнейший из монархов не осмелится возложить на свою душу...
Екатерина Медичи: В эту минуту Медичи сожалела только об одном, что не потребовала держать Маргариту в ее покоях под стражей, покуда не выяснятся все детали дела. Генрих мог сколько угодно выгораживать жену, но королева-мать не сомневалась в том, что ее дочь приложила к случившемуся свою ловкую ручку. По-своему Карл был привязан к Марго, и пожалуй, эта сцена трогательного супружеского согласия могла поколебать его решимость сурово наказать Наваррского. Сейчас Медичи с радость сослала бы дочь в какой-нибудь монастырь, доживать свой век под монашеским покрывалом. Мерзавка! С такой дерзостью объявить, что не желает становиться вдовой, почти в открытую обвинить ее, королеву-мать, в попытках убить Наваррского. Ничего, дорогая дочь, с тобой мы еще сочтемся. - Какое согласие, - саркастически бросила она королю и королеве Наварры, стоящим рука об руку. – Маргарита, почему я не вижу стыда на вашем лице? Кровь родного брата для вас уже ничего не значит? Медичи все еще пыталась играть своим последним козырем, но чувствовала, что дело приобретает совсем не тот оборот, которого она желала. Слишком много слов. За словами так легко спрятаться. В том числе и от королевского гнева.
Маргарита Валуа: Не смотря на всю серьезность, даже трагизм положения, Маргаритой овладела неуместная веселость. Как все это напоминало детскую игру в тряпичные куклы. Каждой изначально определялась какая-либо роль, благовидная или не очень, и бедняжке до конца своих дней приходилось быть злой королевой, милой принцессой, справедливым королем, прекрасным принцем. Пока яркие одежды не превращались в лоскутья, а расписные деревянные лица не тускнели, старея. Она уже много лет не видела мать другой. Только строгость, осуждение и неодобрение, либо притворная доброта, которая была страшнее и неприятнее любого гнева. А дети ее один за другим выбирались из деревянного ящика и отказывались быть марионетками в ее умелых руках. Сначала Генрих предъявил всему миру свою нежную любовь, маркиза д’Ампуи, и матушке пришлось с этим смириться. Потом Карл послал в преисподнюю все ее наставления, приблизив к себе Анрио а потом и отдав сердце невестке Гиза. Если бы матушка поняла, что когда куклы начинают сами выбирать, какую роль им играть, они перестают быть куклами… - Мадам, право же, я удручена, мое сердце полно тревоги за брата и мужа, но причем тут стыд? – Маргарита взглянула на мать с простодушным недоумением. Если Генрих решил, что мнимая искренность и напускное простодушие их лучшая защита сейчас, то так тому и быть. Мужу достался теплый, ласковый взгляд, вполне уместный в глазах тех, кто видел перед собой трогательную супружескую пару, разлученную и вновь воссоединившуюся. Сейчас королева Наваррская гордилась мужем. Он превосходно вел свою партию, и главным было, помогая ему, не взять фальшивую ноту. - К тому же, разве я не следовала во всем вашим желаниям? Вы желали, чтобы я отправилась под Ла-Рошель, ибо место жены рядом с ее мужем, сказали вы мне, Мадам, и я послушалась. Теперь и послушание ставится мне в вину? Маргарита пожала плечами, словно отказываясь понимать королеву Екатерину. Она готова была отдать половину своих дней за то, чтобы не случилось этого выстрела, чтобы Генрих не был ранен, она сожалела и мучилась осознанием своей пусть косвенной, но причастности к этому. Но стыдно ей не было. Анрио был ее мужем и выжить в эти дни они могли только поддерживая друг друга. А нужно было не только выжить, но и победить.
Карл IX Валуа: «Браво, Анрио! Браво, Марго!», - думал Карл, слушая оправдания Беарнца и любуясь прекрасно сыгранной невинностью Марго. Как и любой из их семьи он был превосходным лицедеем и не мог не любоваться партиями, которые сейчас так умело вели супруги Наваррские. А вот матушка, хоть и не сдавала своих позиций, но уже и ей было с кем воевать. Перед ней уже были не наивный мальчишка, прятавшийся за юбки своей матери и не дочь, которая жмуриться от страха, боясь очередной оплеухи королевы. Они выросли, их голоса стали звонки, а речи убедительны. Слушая Марго Валуа и Екатерину Медичи, Карл не отказал себе в удовольствии повернуться к ним спиной, чтобы повесить на место аркебузу. Голова болела все сильней, но хитрая усмешка то и дело касалась его губ. Стрелять в таких комедиантов – грешно убивать талант. - О Боже! Какая высокопарность чувств, Анрио! Какая покорность, Марго! Давно ли? – он не удержался-таки от язвительно замечания, резко поворачиваясь к родственникам. Надо было позвать Мадлон и попросить ее порасчесывать ему волосы, иначе мигрень грозила затянуться на неделю. - Хватит! На сегодня хватит, - Шарль-Максимильен вскинул голову и огядел всех троих. Как бы ему не хотелось верить в преступные намеренья Генриха, его деяния говорили не в его пользу. А Маргарита… Ну что ж посмотрим, не будет ли его рык действеннее матушкиного шипения. – Сударыня, - он редко обращался так к сестре, но сейчас не был настроен на сантименты, - Мы с вами проведем долго и много времени в разговорах в ближайшие дни, - король усмехнулся, - я так соскучился по вашему обществу. И вы мне объясните, как так получилось, что именно вместо ваших фрейлин в повозке оказались ваш муж и его кузен. Вы назовете мне имена тех, кто должен был ехать в ней на самом деле, и мы с матушкой с удовольствием пообщаемся с этими дамами. Не так ли, Ваше Величество? – этот вопрос и следующий взгляд были адресованы Флорентийке, и снова взгляд монарха обратился к сестре. - Если сговор имел место быть с ними, а не с вами, то их ждет тяжкое наказание в пособничестве нарушения моей воли. Ну или, быть может, вы мне другое что расскажите. Так ведь, мадам? У вас есть время подумать. А тем временем матушка пригласит всех ваших фрейлин к себе и сама пообщается с ними. Интересно, что они скажут. Вас ведь не затруднит, государыня? – это был не приказ, но Карл знал, что мать это исполнит со всем рвением. Распорядившись насчет женщин, нехотя Карл взглянул на гасконца. - А вам, Анрио, до окончания нашего маленького семейного расследования придется немного подождать моего окончательного решения. И уж коли вам не мила одна крыша со мной, ожидать вы будете в Венсеннском замке. Покушение на принца крови, попытка побега в нарушение королевского приказа – это вам не пирушка с дракой в деревеньке под Пиренеями, Генрих . Решение было принято, матушка могла быть уже довольна хотя бы тем, что, как и Анжу, ее старший сын разводил заговорщиков в разные стороны.
Генрих Наваррский: Генрих с удовлетворением выслушал реплику вдовствующей королевы. По ее тону и прозвучавшим словам становилось понятно, что она уже проиграла это сражение. И сейчас только пытается отстоять занятые ранее позиции. Речь Маргариты вызвала на губах Наваррского едва уловимую тень ласковой улыбки. Откровенно улыбаться в такой ответственный момент - значило погубить себя. Человек, насмехающийся над собственным страхом, унижает достоинство тех, кто ему этот страх пытается внушить. Этого допустить было нельзя. Карл Валуа - личность экспрессивная и непредсказуемая. Мало ли, что ему взбредет в голову при виде столь явного пренебрежения... Когда король, наконец, заговорил, Анрио невольно скрестил пальцы "на удачу". Смешной, наивный детский жест. На лице беарнца при этом не дрогнул ни единый мускул. Взгляд оставался сосредоточенным и смиренным. Приговор христианнейшего монарха пролился на душу юного Бурбона подлинным бальзамом. Молодой человек и не рассчитывал столь легко отделаться. Пускай своим решением Карл IX и давал понять, что разбирательство еще не окончено и дело еще не закрыто, в действительности, самая страшная гроза миновала. О ее последствиях теперь можно было не беспокоиться. У Наварры будет много свободного времени, чтобы найти выход из сложившегося положения и вернуть себе утраченное доверие, чтобы совершить очередную попытку добиться власти, свободы и любви. Единственное, что его по-настоящему тревожило: как сумеет избежать огласки подробностей истории под Ла Рошелью прелестная супруга. Предусмотрела ли она подобное развитие событий? Просчитала ли все ходы изворотливого и непостоянного ума дорогого братца? Есть ли у нее шанс выйти победительницей из этого поединка на интригах? - Сир, - обратился сын Жанны д'Альбре к сюзерену, - разрешите прежде, чем Вы призовете стражу, дабы я мог с достойной свитой покинуть Ваше общество и отправиться к месту временного заключения, назначенного Вашей высочайшей волей, выразить Вам свою благодарность за ту сдержанность и воистину королевскую справедливость, которые Вы проявили в этом непростом деле. Я понимаю, насколько непростым будет Ваше окончательное решение и заранее прошу у Вас прощения за эти неприятные минуты. С этими словами гордый уроженец южных земель низко склонил голову в знак покорности и уважения к мудрости правителя. Бросив короткий, но полный благодарности и жгучей страсти взгляд на очаровательную Маргариту, смелый гасконец обернулся к венценосному родственнику: - Ваше величество, я готов. Когда прикажете отбыть?
Маргарита Валуа: Значит, Венсенн... Венсенн, конечно, не эшафот, но и не Англия, где Маргарита надеялась видеть своего мужа. Но, пока Генрих жив, ничто не потеряно. Королева Наваррская намерена была и далее продолжать эту игру, которая была такой опасной, но и такой азартной. Жаль, что им с королем Наваррским так и не удалось переговорить наедине! Угрозы брата не испугали королеву. Дамы, которые должны были сыграть роль парламентеров перед ларошельцами, ничего не могли поведать королю. Кроме того, что некто передал им, что планы Монсеньора изменились и в храбрости фрейлин больше не нуждаются. Так что, кроме догадок у короля Карла и королевы-матери ничего не будет. - Как будет угодно Вашему Величеству, - ответила она, горделиво подняв голову и глядя королю в глаза. Нет, страха вы не увидите, дорогой братец! А вы, матушка, даже не мечтайте превратить королеву Наваррскую во вдову или монахиню. – Могу ли я попросить, как милости, возможность провести с мужем этот день и ночь? Или Венсенн рухнет, если короля Наваррского не приведут в его стены именно сегодня? Рука Маргариты ласково легла на локоть Генриха, темные глаза посмотрели на мужа если не с любовью, то с нежностью, а кто поймет разницу? - Мы не виделись с королем Наваррским так долго, сир, и я не знаю, когда теперь увидимся.
Екатерина Медичи: - Ведите себя пристойно, Маргарита, раз уж вы притязаете называться королевой! Медичи с негодованием воззрилась на дочь, чья дерзость перешла сегодня все мыслимые границы. Сначала она заступается за мужа, теперь еще просит о ночи с ним с таким томным видом, будто и правда исстрадалась в разлуке! Та самая Маргарита, которая даже слышать не желала о браке с Наваррским теперь его союзница! Нет, этих голубков надо разлучить и поскорее. - Сын мой, я сделаю все, чтобы узнать правду о причастности королевы Наваррской к побегу мужа, какой бы грустной для нас с вами эта правда ни была, - заверила она Карла. - Что касается короля Наваррского, то я считаю ваше решение мудрым и справедливым. Внсенн… Да, там будет куда легче присматривать за беспокойным сыном Жанны д’Альбре. Но связать беарнскому медведю лапы и посадить в клетку еще не значит обезопасить себя от его зубов! «Ну да ничего. Пока что позаботимся о том, чтобы клетка была надежной и засовы прочными», - утешила себя Медичи. Эпизод завершен
полная версия страницы