Форум » Игровой архив » Тернистый путь благочестия » Ответить
Тернистый путь благочестия
Маргарита Валуа: 2 февраля 1573 года. Утро и далее.
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Маргарита Валуа: Всему свое время, и время всякой вещи под небом, сказал Экклезиаст, и Маргарита Валуа, королева Наваррская, была с ним полностью согласна, отложив в сторону бальный наряд и облачившись в черное глухое платье. Вместо драгоценностей - четки, вместо счастливого блеска глаз - благочестивая отрешенность от всех мирских забот. Серебряная амальгама зеркала отразила юное лицо королевы без королевства, супруги без супруга (последнее, впрочем, по собственной воле, самолюбие Маргариты не позволяло сражаться за короля Наваррского с его любовницами). Отразила и удовлетворенную улыбку. Когда нет того, кого стоило бы любить со всем пылом сердца, почему бы не влюбиться в себя? - Жийона, что там сегодня за окном, - нетерпеливо окликнула королева верную фрейлину, собирающую небольшой сундучок со всем необходимым, и уже готовую сопровождать свою госпожу, куда той заблагорассудится. На бал, так на бал, на богомолье – так на богомолье. - Тепло и легкий снежок, мадам. Маргарита кивнула головой, вполне довольная тем, что небеса, по-видимому, благоволили к ней и герцогине де Невер. Но, в самом деле, зачем бы им препятствовать замыслу двух женщин, желающих, по большому счету, только одного – немного удовольствия! Жийона накинула на плечи королевы теплый плащ из темно-коричневого бархата, простой, без всякой отделки, такой же, как укрывал ее плечи. Маски скрыли лица дам. Теперь служанку и королеву отличала только почтительность одной и невольное, врожденное величие в осанке и жестах другой. Во дворе королеву Наваррскую ждал обещанный эскорт и два портшеза. В один села дочь маршала де Матиньона, в другой Маргарита Валуа. - К отелю де Клиссон, - последовал ясный приказ.
Henriette de Cleves: Сборы Анриетты проходили бурно и творчески. По ее будуару были разбросаны разнообразные платья, плащи и прочие детали туалета дамы. Когда служанка вошла в комнату, чтобы доложить, что портшезы королевы Маргариты стоят во дворе, а сама жена Бурбона ждет свою подругу, Ее Светлость стояла с разметавшимися по плечам кудрями в одном корсете и в болтающимся кринолине нижних юбок посреди своего бесценного барахла. На служанку был брошен свирепый взгляд. На камеристку не более дружелюбный. - Дьявольщина! Если ты не влезешь и в это платье, Клодетта, я тебя выгоню вон, - герцогиня де Невер подняла с пола темно-лиловый, почти черный наряд, отбросила за плечи, упавшую на лицо прядь и кинула платье в служанку, которая была одета не более, чем ее госпожа. - А ты, - мадам повернулась к той, что застыла в дверях, - поди и пригласи Ее Величество в дом, если она не пожелает, скажи, что мы будем скоро готовы. Когда платье, в натяжку, но сошлось на камеристке, Невер облегченно выдохнула и достала из сундука свой старый траурный наряд, сшитый для герцогини одним венецианским мастером, по случаю смерти одного родственника Луиджи. Через три четверти часа они все же были готовы. Не обошлось и без слез Клодетты, ни в какую не желающей убрать свои волосы под плотный чепец, стоило Генриетте по глупости обмолвиться, что сопровождать их сегодня будут гвардейцы короля и один весьма недурной собой дворянин. Однако, слезы быстро высохли, когда в довольно изящную ручку служанки легла маленькая брошь с жемчужиной. Принцесса Клевская была строга, но щедра. И Клодетту свою она искренне любила, за что получала в ответ любовь не меньшую и абсолютную преданность девушки. Оглядев скрытые под масками лица, под плащами фигуры, Невер осталась довольна. Но нет предела совершенству. Из одной шкатулки был извлечен длинный рыжий локон. Этот локон Анриеттой был срезан в память об одном погибшем любовнике, чья темная прядь хранилась в той же шкатулке. Быстро прикрепив его к заколке, герцогиня отдала его служанке. - Прикрепишь в нужный момент под чепец, - точно такой же локон спускался вдоль маски, щеки Ее Светлости к груди. - Ваше Величество, - женщина присела перед королевой в приветственном реверансе и уже вскоре они сидели в королевском портшезе вместе, их служанки ехали в том, что позади и вся процессия отправилась к аббатству Святой Женевьевы.
Маргарита Валуа: Когда дверца портшеза закрылась и бархатная занавесь, затканная лилиями, скрыла от любопытных глаз двух прелестных богомолиц, Генриетте достались и горячие объятия, и поцелуи, и восторженный шепот с изъявлениями благодарности за такую чудесную шутку. Воистину, изобретательность двух женщин, не знает границ, если речь идет о любви или о развлечениях. - Весь день, и вся ночь, Генриетта! День и ночь наши, только наши, день и ночь полной свободы! Маргарита, мечтательно улыбаясь, откинулась на подушки. Свободна! От присмотра матери и братьев, от Генриха Наваррского, который вовсе не был тираном, но был мужем, хотя и называл себя другом. Это ли не счастье? А в качестве бдительного стража к ним приставлен обаятельный барон де Пине, и Маргарита, с присущей ей уверенностью в собственном очаровании и власти над людскими сердцами, считала, что столь галантный кавалер не будет слишком уж строг в отношении двух дам. Лукаво улыбнувшись подруге, она подняла занавеску с той стороны, где ехал Антуан де Пине. - Доброго утра, барон, - поприветствовала она дворянина, и по голосу королевы Наваррской было ясно, что уж для нее это утро действительно доброе. – Я распорядилась, в аббатстве Святой Женевьевы вам и вашим людям предоставят приют, уж не взыщите на скромность пристанища. Завтра утром мы отправимся в обратный путь.
Антуан де Пине: Барон рассчитывал на более короткую поездку – при всем уважении Маргарита Наварская и Генриетта Неверская не напоминали слишком уж благочестивых особ – но разочарования не испытал. Завтра, значит, завтра. - Доброе утро, Ваше Величество, - сказал барон, пустив лошадь шагом, чтобы было удобнее разговаривать, - я неприхотливый человек, так что буду рад и скромному пристанищу. Главное, чтобы вы с герцогиней остались довольны. Сказав эту фразу, барон испытал лёгкое беспокойство – слишком уж счастливым был голос у королевы, отправляющейся в мрачную обитель. Наверное, будь господин де Пине на месте королевы Наваррской – он бы не любил монастырей. Разве не идёт молва о том, что жизнь Беарнца постоянно висит на волоске, а, значит, и над самой Маргаритой – угроза вдовства. А вдовы часто уходят в монастырь – особенно не совсем угодные. Однако сомнения свои барон, разумеется, оставил при себе, памятую, что женщины – существа непонятные, а ему поручена охрана кортежа, вот ей и следует заниматься. - Давно я не был в аббатстве Святой Женевьевы, - проговорил барон, припоминая, - однако, говорят, здешние места небезопасны. Если вы с герцогиней будете молиться ночью, не мешало бы выставить у дверей дополнительную охрану. Не Бог весть какая предосторожность, но Антуан не хотел снова провалить поручение короля. Тем более, что оплошности с дорогими его сердцу дамами Карл IX уж точно никому не простит.
Henriette de Cleves: Глаза принцессы Клевской сверкнули сквозь прорези маски, но она быстро опустила ресницы, скрывая зелень апрельской листвы под ними. Можно было подобрать похожие платья, можно было даже прикрепить к голове Клодетты рыжий локон, но глаза служанки разительно отличались от глаз госпожи, переливаясь оттенками голубого, что могло провалить всю затею. Барон де Пине не имел возможности разглядеть герцогиню Неверскую вблизи, но поэты современности довольно постарались, восхваляя очи Ее Светлости. Оставалось надеяться на то, что этот мужчина не сильно знаком с их творчеством и не отличается изрядной наблюдательностью. - Сударь, вы бы еще выставили охрану у алтаря. Бряцание их шпаг весьма скрасит Евхаристическую Литургию, - ироничное высказывание мадам было, однако, сопровождено весьма благодушной улыбкой. - Ваше Величество, вы не находите, что с таким бдительным сопровождением нам не страшно даже нападение войск Селима Второго? - Анриетта закусила нижнюю губку и молитвенно сложила руки. - Упаси нас Пресвятая Дева от этих варваров! Барон, вы будете нашим Хуаном Австрийским, и разобьете всех осмелившихся посягнуть на смиренных молящихся в храме Божьем. Мы в вас верим! – сколько сил стоило герцогине не зайтись заливистым звонким смехом могла почувствовать только Маргарита, чью руку выразительно сжали пальчики мадам де Невер
Маргарита Валуа: Судя по всему, Антуан де Пине был не прочь выставить стражу у каждой скамьи и у каждой статуи святого в аббатстве. Маргарита вздохнула, выразительно возведя очи горе. Что оставалось делать двум прелестным женщинам? Только надеяться на собственную ловкость и находчивость. - Бог с вами, барон, - кротко ответствовала королева Наваррская, принимая вид благочестивый и скромный. – Что нам может угрожать в святой обители? Мы с герцогиней будем молиться всю ночь в уединении, отошлем даже служанок до утра. Право же, не вижу причин для беспокойства! Впрочем, как сочтете нужным. Ножка королевы постукивала по обшивке портшеза, выдавая ее нетерпение, но она не была бы дочерью Медичи, если бы не умела его скрыть от того, кому не полагалось знать об истинных намерениях прелестных богомолиц. Вот уже показалась колокольня храма Петра и Павла, главной церкви аббатства, в которой хранились мощи святой Женевьевы, покровительницы Парижа, а так же Хлодвика и его жены Клотильды. Ворота аббатства гостеприимно распахнулись перед знатными гостьями, хотя аббатству не привыкать было принимать королевских особ в своих стенах. Портшезы опустили на землю, ибо по освященной земле аббатства даже королевам пристало идти со смирением. Настоятель аббатства, вышедший встречать сестру короля и невестку Гиза, был благостен и радушен, благословив почтительно склоненные головы дам и их служанок. - Нас известили о вашем желании помолиться в стенах монастыря. В высшей степени похвальное и благочестивое намерение. Мы приготовили для вас келью, где никто не побеспокоит вас, Ваше Величество, Ваша Светлость. Что касается вашего сопровождения, - почтенный старец перевел взгляд на барона де Пине. – То прошу вас помнить, что вы на земле Святой Женевьевы. Наши смиренные братья не привыкли к бряцанию оружием, постарайтесь же не смущать их покой.
Антуан де Пине: - Разумеется, вы даже не заметите присутствия охраны, святой отец, - Антуан был смирен на вид, однако непреклонен, - стража будет стоять у кельи, приготовленной для Его Величества и Её Светлости, совершенно бесшумно. Да и по двору время от времени тоже будет кто-то проходить. Барон подумал, что ему самому придется сегодня провести ночь отнюдь не в молитвах, но в нерушимость святых стен он не верил. Врагов, что у Валуа, что у Гизов было довольно, так что принебрегать осторожностью не следовало. Женщины и дети могут быть беспечными, но не мужчины. Хотя, безусловно, королева Наваррская могла и проявить каприз.
Henriette de Cleves: Тихо шикнув на Клодетту, Ее Светлость сделала камеристкам знак следовать за своими хозяйками, пока барон де Пине был оставлен для обсуждения с настоятелем безопасности своих подопечных. Бесшумно, почти не шурша юбками по камням пола аббатства, Анриетта шла в отведенную для них с Марго келью. Она дышала полной грудью и думала, что никогда не сможет понять дурочек, которые добровольно отказываются от благ и красок жизни и закрываются в стенах монастырей. И да простит ее Господь за такие мысли. Даже солнце над толстыми стенами подобных обителей, казалось светило тусклее. И воздух пах иначе. Кстати, а чем это пахнет воздух? Не ее ли фиалковой водой?! Герцогиня с подозрением взглянула на служанку и тихо поджала губы, не собираясь осквернять место, где находилась словами не совсем приличествующими даме. Покорно опустив голову, Клодетта следовала подле своей госпожи и распространяла вокруг себя ни с чем не сравнимое благоухание. Досчитав до десяти, потом до двадцати, потом до тридцати, пряча пылающий праведным гневом взгляд в пол, Генриетта почти добежала, заставляя поспевать за собой королеву и двух их спутниц, до небольшой комнатушки, с круглым мрачным каменным сводом и убого обставленной. Толстая дубовая дверь из нее вела прямо к алтарю часовни аббатства Святой Женевьевы. Тут Жийоне и Клодетте, время от времени выходя к лику Божьей Матери, предстояло провести время до завтрашнего утра. Едва дверь за женщинами закрылась, маленькое помещение огласил звук звонкой пощечины. - Ты с ума сошла? Ты хочешь провалить нам всю затею?! - скинув с головы капюшон, с плеч плащ, а с лица маску, герцогиня, казалось, была готова собственными нежными ручками расковырять камни под ногами и уложить их аккуратно обратно, но уже над трупом своей камеристки. - Сейчас же снимай свой плащ и давай сюда! – у дам было еще немного времени, чтобы поменяться местами со своими служанками и довести до совершенства их визуальное сходство. - Нет, Марго, ты только подумай, она вздумала выделиться среди нас! Не иначе, как в надежде на то, чтобы произвести впечатление на кого-нибудь из наших сопровождающих! Весь двор знает, что герцогиня де Невер предпочитает последний год флердоранж, а эта зараза, с ног до головы облилась моей старой фиалковой водой! – в возмущении уперев сжатые в кулачки руки в бедра, принцесса Клевская переводила взор с подруги на камеристку.
Маргарита Валуа: Королева Наваррская, улыбаясь, наблюдала за праведным возмущением подруги. Герцогиня Неверская в гневе, этим зрелищем стоило полюбоваться! - Успокойся, Генриетта, - смеясь, проговорила она. - Я не знаю, где месье де Пине провел последний год, но вряд ли он бдительно следил за твоими пристрастиями! Тихая Жийона проворно выполняя свою работу, сняла с королевы плащ и накинула ей на плечи свой. Маргарита оглядела себя и осталась довольна. Даже днем в часовне царил полумрак, так что заподозрить, что к алтарю вместо королевы Наваррской будет выходить ее дама, будет трудно. Только если барону де Пине придет в голову заговорить с дамами, но мало вероятно, что он решиться на такую немыслимую дерзость, прервать молитвенное бдение сестры короля Франции и невестки герцога де Гиза. - Если с тобой заговорят – молчи, - Маргарита, едва сдерживая охватившее ее нетерпение, давала фрейлине последние наставления. – Держи голову опущенной, глаз не поднимай. Ты готова, Генриетта? Провинившаяся Клодетта послушно прицепила рыжий локон, по-видимому, смирившись со своей судьбой. Герцогиня же, обычно охотно выставлявшая свои роскошные волосы для всеобщего любования, тщательно убрала их под чепец с вуалью и накинула сверху капюшон. Дверь кельи чуть приоткрылась, выпуская двух дам. Смиренно потупив очи, они поклонились алтарю и направились к выходу из часовни.
Антуан де Пине: Дамы могли не беспокоиться – Антуан де Пине не держал в памяти духи всех придворных красавиц, да и пристально рассматривать выходящих женщин не входило в его намерения. Он обговорил с настоятелем караулы, которые намерен был выставить для охраны благородных особ и, наказав своим людям вести себя потише в обители, мог бы счесть свой долг выполненным. Развлекать себя в монастыре было нечем – разве что вином, впрочем, бражничать в одиночестве барону не очень-то и хотелось. Так что он пока прогуливался возле часовни, где молились королева и её подруга, дыша относительно свежим воздухом и переговариваясь со стражниками. Препятствий служанкам никто не собирался чинить, мало ли по какой надобности они отлучились в город?
Henriette de Cleves: Благополучно покинув аббатство Святой Женевьевы под видом служанок, королева Наваррская и герцогиня де Невер сели в портшез, в котором ехали до того Жийона и Клодетта, и в немногочисленном сопровождении слуг направились к мосту Святого Михаила. До того, как начать свою маленькую авантюру дамы договорились с мэтром Рене о встрече. Они хотели, чтобы парфюмер королевы-матери предсказал им будущее (в этом он был мастак), но так, чтобы о том не было известно самой королеве-матери. А учитывая сеть шпионов и доносчиков, раскинутую Медичи по Лувру, Парижу, да и не только, покинуть Лувр без ее ведома не представлялось возможным. Для того чтобы избежать ее бдительного ока и была придумана эта сцена с переодеванием. В способности хранить тайны самого мэтра Рене ни Генриетта, ни Марго не сомневались. - Скажу тебе честно, подружка, у меня озноб от этого места. Но больше всего меня сейчас гложет любопытство, - маленькая процессия подошла к небольшому домику. Его дверь бесшумно отворилась и две искательницы приключений и стяжательницы предвидений, скользнули внутрь дома. Генриетта, стараясь поддержать подругу и ища поддержки сама, то и дело сжимала пальчики сестры короля в своей ладошке. – И знаешь, что мне любопытнее всего? Не то, сколько жаб мэтр покидает в свой котел и не то, что он нам будет вещать о завтрашнем дне. А что за очередные зелья он готовит для фрейлин твоей матушки, чтобы продлить срок их очарования, - в подтверждение своих слов Ее Светлость первым, что сделала, оказавшись в просторной комнате, обратила свой взор на полки со склянками, пузырьками и баночками. Ухватив пузырек с изящной крыжечкой в виде змейки, Анриетта собралась открыть его, но увидела, что они не одни с Марго в комнате. - Мэтр! Как не стыдно появляться вот так вот! Из ниоткуда! И пугать тем самым слабых женщин!– капризно пожав плечами, мадам де Невер протянула парфюмеру руку для поцелуя. – Вот и мы, как и договаривались, - довольная улыбка заиграла на губах герцогини. – У вас все готово? И не будьте занудой и жадиной, мэтр, угостите дам вином. Мы замерзли. Дорогая, ты же не откажешься от вина сегодня? – с обращением к королеве, невестка Генриха Гиза сдернула с лица маску, звонко рассмеявшись.
мэтр Рене: Закончив кормить кур в клетках, мэтр Рене опустился на скамью в небольшом вольере. Ягнята, куры, даже один поросенок, издавая соответствующие звуки, припали к своим кормушкам. Флорентиец кусал губу изнутри и мял пальцы – привычки, оставшиеся с детства, которым он отдавался всласть наедине с самим собой и своим скотным двором. Назначенная сегодня встреча тревожила старого парфюмера. Две дамы, решившие его сегодня посетить тайно, внушали разные чувства окружавшим их людям. Мэтру же они внушали только тревогу. Но отказать им… Это было немыслимо. Так же, как немыслимо было бы доложить своей госпоже о их визите. Королева Маргарита – женщина, кончиками чьих пальцев ворожила судьба над другими людьми. Ее спутница, которая назначила эту встречу, Генриетта де Невер – пожалуй, она и герцогиня де Монпансье вполне могли вонзить своими изящными ручками кинжал в шею любому, кто встанет на их пути. Или на пути их родственника Гиза. Рене содрогнулся. Он многое знал о ядах, о зельях, о духах и духах, но еще больше, как истинный итальянец, знал о женщинах. Именно они, будучи шеями мужских голов, управляли миром. Некоторым, подобно Екатерине Медичи это довелось делать открыто, но гораздо опаснее были те, кто овладел этим навыком, сам не осознавая своей силы. Назначенный час настал, и немой подмастерье отправился открывать черный ход для гостий. Мэтр оправил рубаху, в которой позволял себе ходить дома, он не стал переодеваться, зная зачем пожаловали дамы, и отправился встречать их. - Сударыни, я рад вас приветствовать в моем скромном жилище, - не медля, он отнял из рук беспечной женщины флакон и бережно водрузил его обратно на полку. - Простите, мадам, это не то, что достойно ваших прелестных рук. Безязыкий был отправлен прочь и, не скрывая удовольствия, алхимик прильнул поцелуем к руке герцогини Неверской. Ее спутнице был отвешен весьма галантный, но, в то же время, полный почтения поклон. - Все, что пожелаете, сударыни. Сегодня я и все вина в моем доме в полном вашем распоряжении, - поклонившись еще раз дамам, Рене тонко и сдержанно улыбнулся.
Маргарита Валуа: Маргарита смаковала каждое мгновение этой быстротечной свободы, наслаждалась им, жалея только о том, что нельзя растянуть время или, еще лучше, заставить его остановиться. Как же чудесно было сбежать от бдительной стражи, приставленной королем Карлом, от недоброго взгляда матушки. Да простит их с Генриеттой Господь, но пусть служанки помолятся за успех войны. А они пока воспользуются этим ценным даром, свободой, для своего удовольствия! Дом и лавка флорентийца Ренато Бианко были для Маргариты Валуа той самой сокровищницей, которую охранял злой дракон, а именно, имя королевы-матери. Услугами мэтра Рене, как парфюмера, пользовался весь двор, многие приходили к нему, как к астрологу и колдуну, тайком, разумеется. Но были у него таланты, которыми пользовалась только королева-мать, и таланты эти одновременно пугали и притягивали. А вот Генриетта чувствовала себя везде как дома, то есть считала, что именно ее великолепная персона задает тон и отдает приказы. - Я с удовольствием выпью вина, - улыбнулась королева Наваррская, сдержанно, но в то же время любезно. Невелик грех, желание нравиться, желание всеобщей любви и восхищения. Тех, кто тебя любит, так легко сделать счастливыми, а Маргарита искренне желала видеть счастливыми всех вокруг, от братца Карла до мальчика-пажа, сопровождающего ее носилки. – Надеюсь, мэтр, мы не слишком вас затруднили своим визитом. Мы с герцогиней сгораем от любопытства и страха, будьте же так любезны, удовлетворите первое и развейте второе!
Fatalité: Молиться – дело скучное, особенно, когда за дверью столько соблазнов, и речь, разумеется, не о достопочтенных монахах, спасения их душам и всяческого благополучия в жизни земной. Нет, Клодетту, как мотылька на огонь, тянуло к сопровождавшим королеву Наваррскую и герцогиню Неверскую дворянам, а особенно к тому, кого называли бароном де Пине. Любвеобильное сердце девушки готово было выскочить из груди и упасть к ногам мужественного барона. - Мне надо размять ноги, - прошептала она Жийоне, которая, вот глупая гусыня, истово молилась, как так и нужно. – У меня уже колени затекли! Не дожидаясь ответа, она выскользнула из кельи, проклиная маску, вуаль, все то, что скрывает от мужских глаз ее милое личико. Проходя мимо барона, Клодетта замедлила шаг, вздохнула, не решаясь на большее. И тут – о горе – по тяжелому бархату темного платья огненной кометой скользнул рыжий локон и упал на пол, рядом с Антуаном де Пине. Побледнев под маской, Клодетта ахнула, испуганной мышкой проделала обратный путь, до отведенной дамам кельи, и задыхаясь, упав на колени, взмолилась небесам уже вполне искренне. - Только бы он не заметил, Пресвятая Дева, только бы он не заметил! Перед глазами стояло разгневанное лицо Генриетты Неверской...
Антуан де Пине: Не заметить того, что дама лишилась части своей прически, барону было затруднительно, так что, подняв с пола рыжий локон, он озадаченно посмотрел вслед убежавшей женщине. То, что придворные дамы украшают себя всем, чем только можно (в том числе и чужими волосами) – для барона де Пине не было новостью. Но зачем это делать в монастыре? Да и поведение герцогини показалось бывшему моряку странным – по его мнению, Генриетта Неверская отличалась бойким нравом и вовсе не стала бы смущаться мимолетной оплошности. Чувствуя, что в душе зреют нехорошие подозрения, Антуан направился к келье, отведённую королеве Наваррской и её подруге, и постучал в дверь. Предлог у него был и вполне обоснованный – он хотел вернуть принцессе Клевской потерянную ей вещь, а заодно удостовериться, что дамы на месте.
Fatalité: Клодетта переглянулась с фрейлиной Маргариты Валуа, не зная, что делать дальше. Молчать? Отозваться? А если месье де Пине запомнил голоса королевы Наваррской и герцогини де Невер? Ну что за невезение! Герцогиня не простит, если по вине ее слишком кокетливой служанки потерпит крах столь тщательно подготовленный план, а уж Клодетта знала, какова ее госпожа в гневе! Дрожащими пальцами оправляя платье, вуаль, провинившаяся служанка листала молитвенник, словно надеясь в нем найти ответ, со слезами глядя на Жийону. Вот кому хорошо, она-то тут не причем! А Жийона, прекрасно помня наставления королевы Наваррской, и приказ не подавать голоса, склонившись еще ниже, словно сводчатый потолок кельи давил ей на плечи, знай себе шептала молитвы. Поколебавшись, Клодетта, постаравшись придать своему голосу подобие звонкого голоса герцогини де Невер, произнесла: - Войдите! И замерла, молясь про себя всем святым, чтобы барон не разоблачил обман немедленно.
Антуан де Пине: Барон вошел, снедаемый самыми дурными предчувствиями. Голос Генриетты – далеко не такой уверенный и мелодичный как у его законной госпожи – только подтвердил его подозрения, хотя твердой уверенности у него не было. А что если дамы просто дурачаться или просто слишком поглощены своими молитвами, что ведут себя странно? Оскорбление таких высоких особ могло ему дорого стоить… Впрочем, трусом Антуан никогда не был. Он не боялся сбежать в Испанию в молодости, не боялся командовать судном и, в общем-то, мог прожить и без придворной жизни. Так что, справившись с мимолетным замешательством, обратился к дамам. - Я прошу прощения за то, что нарушаю ваши молитвы, Ваша Светлость и Ваше Величество, - сказал он, внимательно рассматривая коленопреклонённых женщин. – Но я хотел бы вернуть вам вашу вещь и осведомиться, что это значит. Он показал рыжий локон и стал ожидать ответа и вполне возможного гнева за свою неслыханную дерзость.
Henriette de Cleves: Ее Светлость кинула на флорентинца недовольный взгляд и капризно надула губки. - Хорошо, мэтр, раз уж так, то покажите мне то, что достойно моих рук, - лукаво сверкнув зеленым взором, Анриетта отцепила от пояса небольшую изящную сумочку в виде мешочка из черного бархата, украшенного черным ониксом, и небрежно бросила ее стол, стоящий неподалеку. То, как тяжело она упала, какой звон раздался внутри нее, свидетельствовало о том, что внутри нее находится не только носовой платочек и молитвенник. Многозначительно посмотрев на сумочку, обозначая без слов и сразу, что разговоры о ценах неуместны и ее не интересуют, герцогиня Неверская стянула с рук перчатки и кинула их поверх сумочки. Сами же руки, такой белой кожи, что свойственна только рыжим женщинам, были протянуты парфюмеру. - Так что вы скажите о них, мэтр Рене, что же их достойно? – вопрошая гостеприимного хозяина дома, принцесса Клевская ласково посмотрела на подругу. Так как она относилась к Маргарите Наваррской, должно было относиться к своим сестрам - Мари и Екатерине. С нежностью и теплотой в сердце, с тревогой и заботой более старшей и опытной женщины к более младшей и ранимой. Но с Мари они выросли раздельно, и своевольная Генриетта никогда не понимала тихоню-сестру, и уж тем более не разделяла ее религиозных убеждений, хотя и была готова помочь той по необходимости. Екатерина же превратилась в племенную кобылу, год за годом рожая Гизу наследников, ей было не до развлечений. Марго же была всегда той искрой, которая легко распаляла фантазию и задор в вечно юной супруге Луиджи Гонзаго.
мэтр Рене: С галантностью итальянца и полным отсутствием подобострастия человека привыкшего к капризам светских дам, мэтр Рене приник поцелуями поочередно к ручкам Ее Светлости. - Сударыня, нет ничего, что могло бы быть достойно подобного совершенства, - парфюмер со знанием дела рассмотрел действительно чудесные руки герцогини Неверской. – Разве что поцелуи более молодых и изящных кавалеров, чем я. И чтобы их кожа продолжала быть нежнее любых губ, я специально для вас, мадам, приготовил вот этот пустяк, - открыв небольшой ларец, Ренато Бианко вытащил оттуда одну из баночек и протянул ее своей гостье. Он специально отошел так, чтобы женщины могли видеть, что все баночки в ларце разные. Ведь женщины не что так более не ценят как, когда к ним подходят с особым вниманием к каждой. А то, что содержимое баночек отличалось лишь отдушкой, да парой ингредиентов – это был маленький секрет пройдохи-лавочника. Ведь главное - сосуды были разные! - А это для вас, Ваше Величество. Вы всегда прекрасны, но сегодня лучитесь необыкновенным светом, - почтительно поклонившись королеве Наваррской, мэтр преподнес ей другую баночку. Алхимик не лукавил – простой черный (вдовий) наряд необыкновенно шел Маргарите, кожа ее лица словно сияла изнутри. – Скромные подарки от вашего покорного слуги, польщенного вашим визитом, сударыни. Вскоре дамы были усажены неподалеку от жаровни в мастерской парфюмера, в их руках появились бокалы с искрящимся багрянцем вином, и первая суета от встречи сменилась спокойной беседой. Воцарившемуся тягучему, словно мед, покою казалось ничто не угрожало. Разве только бурный нрав старшей из сестер Клевских. Быть может благодаря ему, из всех троих женщин знатного рода, Генриетта одна могла похвастаться удачливостью и благосклонностью судьбы. Она сама брала от жизни все, чего ей желалось. А вот глазам королевы Маргариты, несмотря на их молодость, уже была свойственна печаль. Печаль, на которую ее обрекли ее сан, ее семья и Провидение. Мэтр внимательно заглянул в очи юной супруги Генриха Наваррского. Они были способны подарить много счастья. И непременно подарят его, но познает ли она сама, что это такое? - Итак, чем могу быть полезен моим прекрасным гостьям?
Маргарита Валуа: От жаровни шло тепло, столь приятное после путешествия по холоду, юная королева чувствовала, как, согреваясь, оттаивает и ее сердце от настороженности. А может быть, дело было в любезности мэтра Рене и в сладости вина? С детским любопытством и восхищением рассматривая чеканную серебряную коробочку, подарок парфюмера, улыбаясь Генриетте и радушному хозяину. - Скажите, мэтр, вы умеете предсказывать будущее? - с мягкой улыбкой осведомилась она. Так дитя спрашивает, можно ли достать с неба луну, и зная, что нет, все же надеется на чудо. О флорентийце говорили разное, послушать все слухи, так можно подумать, что у него каждую ночь гостил сам Дьявол, хотя, вероятнее всего, это приходила по своим надобностям королева Екатерина. Но заглянуть за туманную завесу, разделяющую прошлое и будущее, казалось таким заманчивым! Может быть, еще и потому, что это самое будущее казалось Маргарите таким пугающим . Ночь Святого Варфоломея набросила на него тревожный багровый оттенок, словно невинно пролитая кровь пятнала и ее руки. Маргарита хотела спросить мэтра Рене, будет ли она когда-нибудь королевой, не по названию, а по праву и власти, но, неожиданно для себя спросила нечто совсем другое, как видно, лежащее камнем на сердце не скроешь: - Вы можете сказать, мэтр Рене, буду ли я счастлива?
Henriette de Cleves: Генриетта с любопытством обратила свой взор на Маргариту. Королева Наваррская была, прежде всего, женщиной и как любой женщине ей хотелось счастья. И хотелось так сильно, что вопрос о нем первым слетел с ее уст. Ее Светлость сочувствовала своей подружке, но помочь, увы, кроме таких скромных развлечений, как сегодня, ничем не могла. Маргарита, вышедшая замуж по приказу своего брата, женщина, чей свадебный наряд был выстиран в крови, королева, власть которой ограничивалась подчинением ее субретки, она ждала счастья, как ждут его все, от королев до простолюдинок. Слезы умиления защипали глаза сентиментальной герцогини и, едва слышно всхлипнув, она поправила выбившийся из прически локон и добавила тихо от себя: - И желательно знать, когда и с кем – более практичной, чем Марго, Анриетте мало было знать эфемерное «да, вы будете счастливы». Ей нужны были подробности и конкретика. В идеале – точное имя и дата. Но даже напор принцессы Клевской не мог заставить судьбу выдать все свои тайны и планы. Мадам это понимала, но понимание, отнюдь не предполагало смирение, и если возможно было что-то вытрясти из этого хитрого флорентинца, она это вытрясет. Главное при том ноготки не переломать.
Fatalité: Антуан де Пине Признаваться или нет, вот в чем вопрос? Клодетта лихорадочно размышляла, что предпринять, а главное, что будет лучше для нее? В том, что ее госпожа так или иначе выйдет сухой из воды, служанка не сомневалась. И не такое видали! Но стоило позаботиться и о себе. Влюбчивая Клодетта разглядывала стоящего перед ней барона де Пине, и находила его великолепным. В оправдание барона, заметим, что Клодетта находила великолепным любую особь мужского пола при отсутствии наличия у нее каких-либо недостатков, вроде недостатка руки, или, скажем, ноги. Что делать, девушка хотела замуж! А значит, надо было вести себя смело и осторожно, чтобы та же Жийона подтвердила, что служанка герцогини Неверской сделала все, что было возможно, дабы соблюсти интересы госпожи… и свои собственные. - Не понимаю, что вам угодно, господин барон, - произнесла Клодетта, положив ладонь на высокую грудь, выразительно вздымающуюся над плотным корсажем. – Вы нарушаете наше уединение, прерываете наши молитвы… это неслыханная дерзость! Еще один томный вздох и выразительный взгляд из-под маски. Ну же, смелее! Клодетта так и представила, как барон срывает с нее маску, и замирает, сраженный ее красотой.
Антуан де Пине: Кокетство девушки и голос ясно не принадлежащий герцогине Неверской подтвердили худшие опасения Антуана. Значит, королева и её подруга сбежали. Вопрос – куда? И как надолго? Они не узницы, так что вряд ли это что-то серьёзнее шалости, но шалость может привести к непредсказуемым последствиям. Париж – опасный город, а если с Маргаритой и герцогиней что-то случится, голову снимут с него, Антуана. Вздохнув, барон снял с Клодетты маску – не грубо, но достаточно категорично – и, полюбовавшись на личико девушки, заметил: - Ваша красота, мадемуазель, оправдывает любую дерзость, но хотелось бы знать, куда направилась ваша хозяйка? В душе Антуан был далеко не так спокоен, но он не допускал резкого тона с женщинами. Особенно с теми, кто мог оказаться ему полезным.
Fatalité: Жийона, с возмущением наблюдавшая, как эта бесстыжая Клодетта нарушает, не моргнув глазом, все запреты герцогини, поднялась с колен. - Мы не знаем, куда отправились королева Наваррская и герцогиня де Невер, сударь, - отчеканила она, пребольно ущипнув болтушку Клодетту. – Наше дело повиноваться приказам, а не задавать вопросы, господин барон. А сейчас, если вы позволите, мы продолжим молитвы. Или вы желаете присоединиться? Демонстративно опустившись на скамью, девушка зашуршала страницами молитвенника. Клодетта не так охотно, но все же опустилась рядом. Она бы с удовольствием рассказала любезному барон де Пине все, что он желал знать, и даже больше, но увы. Жийона была права. Куда отправились их дамы, она не знала. - Они скоро вернуться, сударь, - только и отважилась пискнуть она, и тут же притихла под суровым взглядом Жийоны.
Антуан де Пине: Антуан благодарно улыбнулся Клодетте и усмехнулся на отповедь Жийоны. Воистину женщины – чудесный самоуверенный народ! Могут сколько угодно лгать, обманывать и изворачиваться, но стоит поймать их на этом – напускают вид оскорбленной добродетели и пылают праведным гневом. И, к слову говоря, проделывают это мастерски – по крайней мере, барон не сразу нашелся с ответом. - Видите ли, милые дамы, - Антуан де Пине оставил вопрос Жийоны без ответа, хотя говорить продолжил всё тем же мягким тоном. – Вы все – подданные его Величества короля Карла. И в первую очередь, должны выполнять его приказы. Так что если с вашими хозяйками что-то случиться и они не вернутся, то за всё будете отвечать вы. Мне совершенно не хочется доставлять никому неприятности, - барон для убедительности прижал руку к сердцу, - так что лучше вам рассказать всё, что вы знаете. Моё дело – охрана дам, так что я не буду ни на кого доносить, но как охранять того, кто неизвестно где? Антуан пожал плечами и осведомился: - К какому времени они обещали вернуться?
мэтр Рене: Едва заметно улыбнувшись, так что только краешки губ дрогнули, мэтр Рене понимающе взглянул на Маргариту Валуа. Пожалуй, каждая из тех, кто приходил к нему за тем же зачем сегодня здесь были эти две знатные дамы, спрашивали об одном и том же. Вариации фраз были разными, но смысл у них у всех был одинаков – буду ли я счастлива. И всего одна была, кто давно уже не пекся и не вопрошал судьбу о своем счастье. Ее болью и тревогами было счастье одного единственного мужчины. Счастье такое, каким она его ему нарисовала. И мужчиной этим был брат той, что так доверчиво смотрела в ожидании ответа на старого парфюмера. Причудливым образом Господь наградил Екатерину Медичи множеством детей и вложил в ее сердце любовь к одному единственному из них. Сколько бы она не отрицала это в своих доверительных разговорах с верным слугой, до сих пор, несмотря на годы, очарованный ее красотой внешней и внутренней силой, он-то знал, что душа ее полна любовью к Генриху Валуа, точно так же, как когда то к его отцу. Только о его благополучии она пеклась, готовая положить в жернова Провиденья жизни и судьбы всех своих остальных детей. Это знание заставило мэтра отвести взгляд от прекрасных глаз королевы Наварры. - Давайте посмотрим, что нам скажут огонь и сталь, сударыни, - посмотрев в жаровню, флорентинец подумал, что именно они и сидят сейчас в его доме в самых прекрасных своих обличиях. Огонь и Сталь. Ночь наступила незаметно, пробежала быстро под шепот Ренато Бьянко, и ранним утром две странные гостьи покинули дом парфюмера Ее Величества королевы-матери, получив ответы на свои вопросы. Только ответы эти были таковы, что правильно их прочтет тот, кто сам пишет книгу своей жизни.
Маргарита Валуа: Утренний холод заползал в портшез, тянул свои ледяные пальцы сквозь кожаные занавеси, заставляя дам, сидевших в нем, кутаться в плащи, зябко поводя плечами. Позади была бессонная ночь, прибавившая бледности лицу королевы Наваррской . Впрочем, бледность ее не тревожила, ее всегда можно списать на усердие молитвы. Тревожило то, что ей сказал Ренато Бьянко. Ее жизнь не будет простой… а у кого из королевских дочерей простая жизнь? Им отроду написано нести свой крест. Женщина, родившаяся в любой знатной семье, не просто женщина, она инструмент для приобретения могущества, новых связей, или укрепления старых союзов. Если тебя не устраивает такая судьба – что же, иди в монастырь. Маргарита хотела для себя иной судьбы, и сегодня мэтр Рене чуть приподнял перед ней тяжелый занавес, отделяющий настоящее от будущего. Во всяком случае, ей так казалось. - Даже не знаю, чего желать, - призналась она Генриетте. - Чтобы мэтр ошибся, или же напротив, чтобы он оказался прав. Так приходит мудрость, мог бы ответить Ренато Бьянко Маргарите Валуа, но любой предсказатель оставляет место для толкований его предсказания. Никто не проживет за нас нашу жизнь, чтобы дать потом совет, как поступить наилучшим образом. Все ошибки принадлежат только нам. Но и все триумфы только наши. Если верить парфюмеру и астрологу, и ошибок, и триумфов в жизни Марго будет предостаточно... Но это будет потом. Улыбнувшись беспечно, Маргарита одним взмахом ресниц отогнала все грядущие печали. Пока что дамам предстояло вернуться в аббатство святой Женевьевы тем же путем, каким они его покинули. Приятно было думать о том, что ей и Генриетте удалось ускользнуть от бдительного ока стражи незамеченными.
Henriette de Cleves: Откинувшись на спинку сидения портшеза, Анриетта сосредоточенно накручивала на палец длинный локон своих солнечно-медных волос. Все было хорошо, но этот визит к алхимику и парфюмеру оставил неприятное послевкусие. Как любой женщине мадам де Невер хотелось сунуть свой нос всюду, куда только можно и даже в предначертания Судьбы. Но что-то в этом было неправильное. Все эти гороскопы и предсказания ярмом ложились на жизнь и заставляли поступать сообразно с ними. А Генриетта Клевская очень не любила, когда на ее может и не настолько хрупкие плечи, как могло показаться, ложился какой-либо груз. Поэтому когда грудной бархатный голос королевы Наваррской разорвал утреннюю тишину, Ее Светлость невольно дернула плечом. Ладонями она провела по округлостям своей груди, спустившись ими до талии, и словно отряхнула со своих юбок неведомый мусор. - К черту! Пусть этот человек катиться в преисподнюю, там он себе найдет достойную компанию! А мы будем желать жить, причем жить так, словно завтра у нас уже не будет! Не так ли, подружка? – собственно Анриетта никогда и не отрицала, что в месте, куда она желала попасть мэтру Рене, достойная компания найдется и для нее самой. Но одно дело признавать это для себя самой, а другое, если о том тебе говорят другие. Когда Ренато Бьянко начал бухтеть что-то нечленораздельное в ее адрес, великосветская дама не удержалась – стоило Марго отвернуться, а мэтру прикрыть глаза в каком-то непонятном для мадам де Невер экстазе, герцогиня совершенно непристойным образом показала флорентинцу язык. А вот видел он его или нет – это уже не имело значения. Зато сколько удовольствия она получила от того сама! Звонкий заливистый смех крестницы Генриха Второго наполнил морозный воздух еще спящего Парижа при воспоминаниях о том. - Твое Величество не заметила, что наш почтенный астролог напоминает надутого своей важностью филина, ухающего в ночи и стращающего путников своим пустым криком? – однако, они подъезжали к аббатству Святой Женевьевы. Голос Генриетты стал тих, она быстро повязала на лицо маску и скрылась под капюшоном плаща. – Надеюсь, наша доблестная охрана пребывает в счастливом неведении относительно того, кто сегодня тут молился всю ночь. В ином случае у меня найдется, что сказать каждому, кто тут находится, не исключая и существа нематериальные, - уже шепотом добавила Ее Светлость, снова шагнув на святые камни аббатства.
Антуан де Пине: Антуан де Пине, не добившись от субреток ясных ответов, молча дожидался возвращения благородных дам всю ночь. Утром он намеревался «обнаружить» подлог и поднять тревогу, но заметив возвращающийся портшез, с облегчением вздохнул. Всё-таки королева и герцогиня – где бы они не были – вернулись живые и здоровые. Куда они ездили, не касалось барона – любовники или запретные развлечения – какая разница? Другой мог бы намекнуть женщинам о том, что знает тайну и попробовать выпросить себе деньги или дорогие подарки, но Антуан не был столь прям или глуп. Пусть лучше думают, что их шалость удалась. Проследив из-за колонны за тем, как закутанные в плащ фигурки снова вернулись в келью, бывший пират развернулся и направился к себе. Скорее всего, следовало приготовиться к обратному возвращению. Эпизод завершен.
полная версия страницы