Форум » Игровой архив » Кто мягко стелет для колен, тот голову не прочь отрезать (с) » Ответить
Кто мягко стелет для колен, тот голову не прочь отрезать (с)
Франсуа де Валуа: 10 сентября 1574 года, вечер. Лувр, Малая бальная зала, сразу после эпизода «Проза и поэзия»
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Луи де Бюсси: Слова Бюсси д’Амбуаза наконец попали в цель – не скрывая насмешливой улыбки он наблюдал за тем, как встрепенулся гасконский дворянин. Схватившись за шпагу и выпрямившись, гасконец, по всей видимости, пытался придать себе более грозный вид. Но этой попыткой всё и ограничилось – вновь проглотив оскорбление, юноша ответил на него лишь длинной пламенной речью, а не вызовом на поединок. Луи де Клермон спокойно встретил полный ненависти взгляд королевского миньона и, пожав плечами, разочарованно качнул головой. Скрестив руки на груди, он дал гасконцу высказать свою бурную тираду до конца. Услышав наконец-то имя юного нахала, Бюсси не сводил более с того недоброго взгляда. Именно это имя называл герцог Анжуйский и, в который раз подтвердив свою благосклонность к Клермону, судьба сама свела его с нужным человеком. Судя по всему, этот наглый юнец действительно был способен распускать свой язык и в присутствии королевы Наваррской. Если это так, быстрой и легкой смертью он не отделается… Гробовая тишина воцарилась в помещении с последними словами миньона, и лишь шумное дыхание вышедшего из себя юноши нарушало её. Бюсси намеренно взял небольшую паузу, словно давая возможность всем присутствующим и в первую очередь самому гасконцу оценить сказанное и осознать возможные последствия. Граф пристально вгляделся в глаза своему собеседнику ледяным бесстрастным взглядом. В этом взгляде не было больше ни насмешки, ни ярости – ничего. С таким взглядом солдат смотрит сквозь прицел на мишень, хищник – на свою жертву перед броском, фехтовальщик – на чучело для ударов шпагой. Спокойный и уверенный голос Луи де Клермона прервал молчание: – Неудивительно, что я запамятовал ваше имя. У Его Величества чересчур много миньонов, предпочитающих громкие слова поступкам. Я стараюсь не замечать таких людей, – взглянув на толпу придворных, словно эти слова адресовались отчасти и некоторым из них, Бюсси продолжил, – Вы имели наглость оскорбить меня, но я, возможно, простил бы вас великодушно, если бы вы взяли свои слова назад и извинились. Однако, помимо этого, вы имели неосторожность упомянуть некую замужнюю даму, которой, как вы ошибочно полагаете, заняты все мои мысли. Это усугубляет вашу вину. И, наконец, вы имели глупость пренебрежительно высказаться о моём господине, монсеньоре герцоге Анжуйском… Тяжёлая рука Бюсси д’Амбуаза опустилась на рукоять шпаги, заставив ту звонко бряцнуть о ножны. В полной тишине этот звон прозвучал особенно угрожающе. – А оскорбив монсеньора герцога Анжуйского, возлюбленного брата Его Величества, вы оскорбили и самого короля в его лице, – повысив голос, Луи де Клермон обернулся к окружающим дворянам, словно призывая их в свидетели, после чего вновь повернулся к гасконцу, – Честь королевской семьи для меня превыше всего, и этого простить вам я не могу. Лишь ваша смерть способна искупить это оскорбление. Я имею честь требовать у вас, господин д’Эпернон, немедленной сатисфакции. Назовите оружие, которое вас устроит.
Жан-Луи де Ногарэ: Ногарэ похолодел. Он, конечно, предполагал, что этим все закончится. Нет, даже был абсолютно уверен. И в первый момент даже успел испытать легкое облегчение «Ну, наконец-то!», однако потом до его затуманенного перепалкой сознания начало доходить, что драться придется с самим Бюсси, чье фехтовальное искусство и слава умелого поединщика гремела на всю Францию… Побледнев, как полотно, королевский миньон крепче стиснул зубы – да так, что зубовный скрежет, наверное, был слышен даже в покоях его величества. Он не был трусом и готов был отвечать за свои слова, но как же тяжело сознавать, что его короткая жизнь заканчивается вот здесь – в этой толпе разряженных придворных, наслаждающихся зрелищем и даже не способных принять чью-либо сторону. Нет, не для того, чтобы дуэль не состоялась. Просто, чтобы почувствовать поддержку и понять, что ты – прав. Правота, как известно, придает мужества и уверенности. У господина же де Клермона с лихвой самоуверенности и нахальства. Он мог бы вызвать д’Эпернона и за куда меньшее оскорбление. Плотное кольцо зевак качнулось, пропуская в передние ряды нескольких знакомых юного гасконца. Те были возмущены и дышали гневом. На их лицах было написано сочувствие и самую малость – страх. «Господь услышал мои молитвы! – Горько усмехнулся де Ла Валетт, разглядывая приблизившихся к ним господ. – Только слишком поздно. А для них – в самый раз. Нечего опасаться, что этот бешеный вепрь вызовет еще и их. Довольно с него и одного глупого мальчишки». - Месье, я попрошу Вас оказать мне услугу. – Обратился к ним Жан-Луи, намеренно отвернувшись и не удостоив столь быстрым ответом будущего соперника. – Как видите, у господина полковника зачесалась шпага, и он нашел, как ему кажется, довольно весомый предлог для того, чтобы удовлетворить свою подружку. Я слишком честный и великодушный человек, чтобы препятствовать ему в этом благородном желании, а потому мне понадобятся секунданты. Согласитесь ли Вы взять на себя эту ответственность? Заручившись однозначно положительным ответом и несколькими едкими комментариями в адрес фаворита герцога Анжуйского, сказанными вполголоса и якобы предназначенными только для ушей молодого человека, гасконский дворянин повернулся к графу. - Ваше сиятельство, не могу не отметить, что Вы нашли столь ловкий способ выйти из затруднительного положения. – С этими словами Жан отвесил насмешливый поклон в сторону собеседника. – Когда человеку не хватает остроты слов, он берется за острое лезвие. Вы как нельзя более наглядно продемонстрировали это. И мгновенно сменив тон и перестав ерничать, Жан добавил: - Сударь, я предпочитаю шпагу и кинжал. Думаю, для Вас это оружие привычнее всего.
Луи де Бюсси: Глядя на белого, как покойник, миньона, озирающегося по сторонам в поисках поддержки и союзников, но продолжающего дерзить и паясничать, Бюсси д'Амбуаз закатил глаза и пренебрежительно поморщился. Даже после вызова на дуэль гасконец не мог закрыть свой рот. Этот юнец, по всей видимости, не привык думать не только над своими словами, но и над тем, что за них придётся держать ответ. Весьма предсказуемо, что в толпе приближённых короля нашлось несколько человек, готовых поддержать юного гасконца. Что ж, тем лучше. Зарезать одного или трёх миньонов — для Бюсси не было никакой разницы. Граф не удостоил их даже взгляда, лишь краем глаза заметив, что никто из них ему не знаком. Жаль, что судьба не привела сюда Келюса и Можирона — эта парочка была знакома Луи де Клермону куда лучше, и было бы весьма забавно расквитаться с ними всеми разом. Но не следовало требовать от Фортуны слишком многого — она и так с завидным постоянством была благосклонна к бравому полковнику. — Довольно слов, сударь, — не терпящим возражения твёрдым тоном прервал Бюсси гасконца, — довольно. Всё, что мы хотели сказать, уже сказано. Прибережём слова для прекрасных дам, предоставим черёд нашему оружию говорить за нас и решим наши разногласия, как это подобает настоящим мужчинам и как это делали наши славные предки задолго до нашего рождения. Пусть вам это может показаться и непривычным... Добавив иронии в последние слова, Клермон скептически осмотрел всю компанию, стоящую перед ним. Взволнованные и возбуждённые молодые люди — их было больше, но в них явно чувствовался страх. Бюсси, напротив, был зловеще спокоен и смотрел на них с чувством собственного превосходства. — Какие храбрецы, — с издёвкой произнёс он, усмехнувшись, — Итак, шпага и кинжал. Прекрасно. В таком случае, жду вас через час на опушке леса сразу за монмартрскими воротами, если вас устроит это место и время. И, разумеется, ваши друзья могут присоединиться к вам.
Жан-Луи де Ногарэ: Жану стоило немалого труда сдержаться и не выдать очередную дерзость в ответ на насмешливые слова графа. Он и так чувствовал, что слишком много болтает. Наверное, страх и отчаянное желание жить сделали его разговорчивым и язвительным. Острые шпильки и колкие замечания так и крутились на самом кончике языка. Однако пришло время молчания, иначе смерть покажется ему слишком мучительной и болезненной. Этот спесивый гордец не прощает собственного унижения никому. А Ногарэ наговорил столько, что приговор можно полагать подписанным и уже приведенным в действие. Рассчитывать на свое умение владеть шпагой юноше не приходилось. В сравнении со знаменитым Бюсси его искусство фехтования было похоже разве что на слабые попытки бабочки трепыхаться в клюве хищной птицы, решившей поразвлечься с красивой и яркой игрушкой. Осознание этого факта отнюдь не добавляло миньону храбрости и уверенности в себе. Впрочем, исправить уже ничего нельзя. Отказаться теперь от дуэли - навсегда запятнать свою честь позором. Такого не допустит ни один уважающий себя дворянин. А уж он - друг и приближенный короля, чья честь - это и честь его величества - подавно. Лучше уж принять благородный конец, чем выдать свою трусость. - Как Вам будет угодно. - Холодно поклонился Ногарэ в ответ на речь де Клермона о месте и времени поединка. - Надеюсь, Вы не заставите себя ждать. Мы будем вовремя. Кивнув своим знакомцам, вызвавшимся стать его секундантами в предстоящей самоубийственной драке, д'Эпернон резко развернулся на каблуках. Его шелковый плащ больно хлестнул по ногам стоявших поблизости господ, начавших шушукаться и перешептываться. Не оборачиваясь и не сомневаясь, что приятели следуют за ним, де Ла Валетт, чеканя шаг, удалился из залы. Впереди у него был еще целый час, чтобы попытаться вдохнуть как можно больше воздуха, напоенного сладкими ароматами осени; насладиться золотыми и охряными красками; запомнить этот мир таким - светлым, величественным и прекрасным... И еще миллион раз пережить боль потери и утраты, осознать неизбежность собственной близкой гибели. Эпизод завершен
полная версия страницы