Форум » Игровой архив » Трудно — не значит непреодолимо » Ответить
Трудно — не значит непреодолимо
Бриан де Монсоро: 26 января 1575 года. Париж. Около полудня.
Ответов - 9
Бриан де Монсоро: Это январское утро для Бриана де Шамб выдалось не самым приятным. Было рано, туман еще не рассеялся, а сам граф не выспался. Он заставил себя подняться с постели, лицо его было еще в складках от сна, но быстро умывшись и одевшись, он спустился вниз, где его уже ждал, как и было договорено, слуга с лошадьми. Монсоро направился в Венсенн. Там пару часов он посвятил упражнениям со шпагой. Несколько дней до того, он не имел возможности тренироваться, а делом то считал важным. Дабы не смущать в очередной раз жену своим присутствием, анжуйский дворянин зашел в ближайший трактир, где плотно поел и омылся после физических упражнений. Постепенно граф просыпался. Ломая хлеб и вытирая им пальцы после поросячьего окорока, он раздумывал над своими дальнейшими действиями. Итак, он в Париже. Герцог Анжуйский принял его не слишком любезно, хотя иного и быть не могло после их разговора в замке Монсоро. И тем более быть не могло, если Франсуа узнал, что его вассал его обманул и Диана де Меридор жива. Рассиживаться было некогда. Единственное, что Валуа могло отвлечь и занять его мысли более желанной ему женщины – это власть. И надежду на ее обретение барон де Поншнато должен принести ему на блюдечке с голубой каемочкой. А это значило, путь следовало держать в Отель-де-Гиз. Генрих Лоррейн вполне мог поспособствовать тому. Если пожелает. Бриана передернуло при воспоминании о том, сколько сил, дипломатического мастерства ему пришлось применить, чтобы заинтересовать герцога в союзе с Франсуа Анжуйским. И более того, уверить в своей преданности. Последнее, впрочем, почти не было лукавством. Ибо Генрих де Гиз, как господин, был для Монсоро более желанен. В мощи Лотарингского дома граф не сомневался, даже не смотря на их явную опалу при дворе. Но у герцога было достаточно людей, которые служили ему открыто и кого он открыто одаривал своей милостью. У Анжу таких людей было гораздо меньше, и был шанс стать для него самым нужным и полезным. Это было и желанно и выгодно. Тогда, как для Гиза, он всегда останется лишь «одним из». Граф уже практически не верил в успех затеянного им дела, когда Его светлость ответил ему согласием на доводы, что именно один из Валуа будет наилучшим человеком для того, чтобы стать главой некоего тайного общества. Жуанвиль написал сыну Медичи письмо, в котором было всего лишь несколько строк о том, что Его высочеству будут рады в Париже и Его светлость с радостью поделится с ним всеми достижениями, которые и были лишь во славу славного Франсуа. Это письмо Монсоро и доставил принцу в Анже. Но тот уже был некоторое время в столице, а Лоррейн не спешил встречаться с ним. Это ставило под угрозу всю миссию, взятую на себя графом. Свои размышления Бриан оборвал уже во дворе Отеля Клиссон. Узнав, что Генрих де Гиз дома, он просил доложить герцогу, что граф де Монсоро просит у него аудиенции, чтобы выразить свое почтение. Его проводили не в гостиную, как при прошлом визите, а в библиотеку, где он и застал хозяина дома. - Ваша светлость, - де Шамб поклонился ему. В меру почтительно, сохраняя собственное достоинство. – Рад видеть вас в добром здравии.
Henri de Guise: - Оставьте заботу, сударь, для своего господина. В отличие от Валуа, в нашей семье не привыкли жаловаться на недуги, - Лоррейн поднялся с кресла и повернулся всем корпусом к Монсоро, убирая руки за спину. Подобный пасмурному зимнему утру взор герцога равнодушно пробежался по лицу Бриана де Шамб. Какие чувства внушал ему этот человек? Никаких. Генриху Гизу не было дела до очередной пешки в его игре. Но не стоило забывать, что и пешка может стать ферзем, если будет осторожна и умна. И чем больше она будет безлика и незаметна, тем больше у нее шансов быть не съеденной. У графа де Монсоро к тому были все шансы. - Чем обязан вашему визиту? – разумеется Лоррейн понимал, зачем появился этот человек в его доме. Бросив Франсуа Анжуйскому кость, он на веревочке оттягивал ее, не давая принцу сомкнуть вокруг нее зубы. И барон де Поншнато прибыл для того, чтобы добыть ее для младшего отпрыска Медичи. Но он мог быть полезен и для самого герцога. Почти все было готово. Год плодотворной работы, переписки, получение неофициальной поддержки Ватикана (пока неофициальной), встреч с людьми, которые, так или иначе, могли помочь великому делу, направленному на истребление ереси, все это должно было быть закрыто спиной, которую не жалко будет подставить. Но на все требовалось время. Много времени. Еще оно требовалось и на то, чтобы все смогли убедиться, что наследник, чью голову скоро увенчает корона в соборе города Реймс, не достоин трона. Сейчас еще было рано действовать, было время подготовки. Тщательной подготовки. Некоторые еще питали надежду, что Генрих Валуа будет тем самым правителем, который нужен Франции. Нужно было ждать, когда все убедятся, что это не так. Сам Лоррейн, с свойственной ему уверенностью, полагал, что данное неминуемо. - Благополучен ли ваш господин? Радуется ли за старшего брата? – улыбнувшись, Его светлость сделал жест рукой, приглашающий гостя присесть в кресло у небольшого столика. Долго раздумывая, когда граф де Монсоро впервые появился перед Жуанвилем, он все же пришел к решению, что Франсуа может быть полезен в виде чучела, которое всегда можно спалить. Все будут смотреть на огонь. И это даст время на отступление, если что-то пойдет не так.
Бриан де Монсоро: С одной стороны Генрих де Гиз не отличался любезностью. Привыкший командовать, уверенный в своей силе, он был тяжелым собеседником, но в отличие от принца Франсуа, тем не менее, он предложил присесть. Для Монсоро это было добрым знаком. Значит его не собирались выставить сей же час, так и не выслушав. - Ваша светлость, я только рад, что ваши родственники и вы сами отличаетесь отменным здоровьем. В наше время это дар божий, - благодарно поклонившись герцогу, граф опустился на краешек предложенного ему кресла. Бриан неловко себя чувствовал в родовом гнезде Гизов. Стены словно сдавливали каждого, кто был не их крови. Делая вид, что в немом восхищении рассматривает библиотеку, де Шамб старательно подбирал слова, чтобы правильно выразить мысль, которую требовалось донести до старшего из Лоррейнов. - Изумительное собрание, - пробежав глазами по полкам с книгами, изрек он и поспешил ответить на вопрос принца Жуанвиля. – Монсеньор ни на что не жалуется, обживается во дворце Сен-Жермен и вполне благополучен. Разумеется, он рад за своего брата, ведь один из членов его семьи восходит на престол, - говорить следовало осторожно, но не мешкая, чтобы не создалось впечатления о том, что граф раздумывает долго над ответами. - Омрачает сие событие лишь то, что он не имел удовольствия до сих пор встретиться с вами, Ваша светлость. Ну и то, что считает, что некоторые украшения ему пошли бы больше, чем другим. Я же утешаю его, как могу, говоря, что все временно в этом мире. Как вы считаете, герцог, я прав? – продолжая взором скользить по старинным фолиантам, Монсоро на мгновение остановил его на лице Лоррейна и хитро улыбнулся.
Henri de Guise: - Встретиться со мной так важно для Монсеньора? – усаживаясь удобно в кресло напротив посетителя и позвонив в колокольчик, Его Светлость, вскинув бровь, посмотрел на графа де Монсоро, на его хитрую улыбку. И сам улыбнулся не менее хитро. - Так важно, что это омрачает его дни? - не преминул уточнить герцог. Когда пришел слуга и по жесту господина разлил вино по бокалам, и так же молча удалился, как и пришел, Гиз подхватил изящное серебро под донышко пальцами (кто бы мог подумать, что эти руки способны держать турецкую шашку так же изящно), и пригубил пряный напиток. Прекрасно представляя состояние младшего из Валуа, когда не на его голову должна была вот-вот опуститься корона, Жуанвиль хотел подробностей. Он хотел увериться, что Франсуа все так же чувствует себя паршивой овцой в отаре более достойных сородичей. И, чем больше он унижен, тем скорее метнется туда, где его будут хотя бы видимо, но чтить. А, подумав хорошо, Гиз пришел к выводу, что подобная игра нисколько его не напряжет. - Полноте, граф, нынешнему Валуа так идут украшения, что вон даже младший брат стал ему подражать, обвешивая ими себя с ног до головы. Так что, ваш господин лукавит, сударь. Их роду идут одинаковые побрякушки, - пряча смешок в кубке, Лоррейн, с издевкой представил, как бы корона Франции смотрелась на младшем отпрыске Медичи.
Бриан де Монсоро: Монсоро хотел было воздержаться от любезно предложенного герцогом вина, но в горле пересохло. Он взял бокал и опустошил его наполовину. Губы его сразу порозовели, а на обыкновенно бледных щеках появился едва заметных румянец. Немного расслабившись, граф сел и в кресло поглубже и шляпу, что до того держал на коленях отложил в сторону. Плохо подавляемая усмешка была ответом Гизу на его замечание о Валуа и украшениях. Бриан не часто бывал при дворе, но был весьма наслышан о новой моде к демонстрации своего богатства. - Я думаю, Ваша Светлость, что в эти важные для государства дни многим важно было бы узнать ваше мнение относительно происходящих событий. Тем более, если учесть, что женщина вашего рода вскоре станет супругой короля. И я не вижу причин, почему мой господин должен быть исключением, - сделав еще глоток, Монсоро отставил свой бокал на стол и нервно переплел пальцы рук. Хоть вино и придавало уверенности, но он все еще продолжал сидеть в напряженной позе, с прямой спиной, и застывшей шеей. - Тем более, что Его высочество не может не быть озабочен дальнейшей судьбой страны. А встреча двух небезразличных к тому людей, я уверен, может повести лишь к их общему благу и благу всей Франции, - говоря, де Шамб чувствовал, что его прошиб пот. Важно было не только подбирать слова, но и преподносить их в наиболее выгодном свете для собеседника. И притом никак не дискредитировать себя.
Henri de Guise: Трудно было не оценить то мастерство, с которым граф де Монсоро вел свою партию в разговоре. Генрих посмотрел в упор в лицо этого человека, с удивлением отмечая про себя, что он весьма молод для таких речей. Он тонко и ненавязчиво льстил, и его слова нельзя было считать словами самого Анжу, в то время как и лично от себя граф ничего особо не говорил. - Сударь, а вам-то с того, что за дело? За что хлопочете? – спрашивать, ради кого Бриан де Шамб прикладывал столько усилий, чтобы организовать союз Анри де Лоррейна и Франсуа де Валуа, не имело смысла. Он делал это для себя. Герцог не верил, что кто-то так может стараться ради другого, не имея притом личной выгоды. Причем такой важности, что анжуец аж испариной пошел. Люди такого склада, как этот самый граф, прежде всего, служат самим себе, хотя прикрывать это служение могут и верой, и патриотизмом, и даже страстью к наживе. Гиз знал, что власть денег очень велика, но, как человек благородных кровей, он полагал, что тяга к золоту у дворянина всегда второстепенна. Должно быть что-то еще, что им движет. - Я не люблю играть в жмурки, сударь. Давайте оставим эту забаву фрейлинам при дворе. Что вы хотите для себя? Интерес вашего господина мне ясен, мой собственный, само собой, тоже. Что для вас будет наградой за усердие? – небрежно повертев вокруг пальца отцовский перстень, Гиз равнодушно взял колокольчик и позвонил вновь. Сцена повторилась. Зашел слуга, подлил господам вина и так же молчаливо удалился.
Бриан де Монсоро: У графа перехватило дыхание. Он знал, что Генрих де Гиз не любит терять время и ходить вокруг да около того, что его интересует. Он был тем зверем, что нападал молниеносно. А потом уже, держа жертву за горло, медленно разрывал ее на куски. Именно такой добычей и почувствовал себя Монсоро, когда безучастный взгляд герцога обратился в его сторону. Потребовалось несколько мгновений, чтобы перестать смотреть на хозяина дома, как кролик на удава, танцующего смертельную пляску. Вопрос застиг врасплох Бриана де Шамб. Ему показалось даже, что Жуанвиль в курсе всех его тайн. То, что он легко и непринужденно мог поведать своему господину, пусть даже безрезультатно, абсолютно не хотелось доверять Лоррейну. Франсуа де Валуа был молод, хоть и дьявольски хитер, хоть жизнь в Лувре и заставила его повзрослеть рано, но Бриан тешил себя мыслью, что хоть как-то может влиять на его решения. А человек, что его вопрошал, мог сведения о нем самом, о его желаниях, о его семье, превратить в оружие против него же легко и непринужденно. Да и вообще, граф никому не мог рассказать о Диане, о том, что желает всем и вся поведать, что она жена. Не мог до тех пор, пока не будет иметь при себе ту должность, которая позволит его супруге не быть мелкой сошкой при дворе. - Я буду говорить откровенно, Ваша светлость, меня интересует место при дворе, - он заставил себя разжать сведенные судорогой пальцы. – Должность, которую может мне помочь получить Его высочество. Я грешен, я честолюбив, увы, - признаваясь в малом, барон де Поншнато не собирался признаваться в чем-то еще. Взяв себя в руки, анжуец посмотрел твердо и уверенно в глаза Лоррейна.
Henri de Guise: Это было похоже на правду. Герцогу понравилось, что Монсоро не стал убеждать его в своей преданности Франсуа, потому что ее требуют законы чести или данное им слово. Объяснение было довольно просто и не было повода усомниться в его искренности. Хотя с чего тогда граф так разнервничался, что даже взмок вон весь? Лоррейн задумчиво потер пальцы друг о друга. Чего-то не хватало для полноты картины. Но чего именно, он не мог понять, ибо не был провидцем, чтобы читать в душах людей, как в книгах, что стояли на полках. - Хорошо, граф. Пусть так. И, если наше дело сложится, то мы попробуем помочь вам получить то, что вы вожделеете, как награду за услуги, - после некоторого молчания изрек Жуанвиль. – Передайте вашему господину, сударь, когда все будет готово, мы будем иметь честь увидеться с ним и со всем вниманием выслушаем его размышления по интересующим нас вопросам. А так же ответим на его, - отпив еще глоток вина, Генрих поднялся из кресла. – Я знаю, что Монсеньор обосновался в Сен-Жермене. Завтра мы пришлем ему подарок к новоселью в знак нашего доброго расположения. Он сказал все, что считал нужным и услышал все, что хотел. - Угощайтесь, месье де Монсоро. Оставляю вас, ибо меня ждут дела, - пэр Франции добродушно улыбнулся своему визитеру. – Когда решите покинуть дом, позвоните, вас проводят, - колокольчик был подвинут на край стола, ближе к Бриану де Шамб, а сам Лоррейн удалился, оставив его одного.
Бриан де Монсоро: Прошло некоторое время, прежде, чем Бриан де Шамб скинул с себя оцепенение от слов и поступка герцога. Подарок? Зачем? Ах, ну да. В знак доброго расположения. А причем тут доброе расположение? Монсоро чувствовал, что от перенапряжения у него начинает кружиться голова и ослабил ворот своей рубахи и колета. Гиз так просто и спокойно обещал ему помочь в том, что граф так добивался, казалось бы, просто и спокойно согласился встретиться с Валуа и иметь с ним какие-то дела. Но по сути ничего не обещал. Что должен граф передать своему господину? Что с ним когда-нибудь встретятся для разговора, но зато завтра пришлют подарок. Либо Бриан вообще перестал что-то понимать и видеть. Может любовь к Диане де Меридор его так ослепила, одурманила? В любом случае, требовалось все обдумать и решить, как послаще преподнести все Франсуа Анжуйскому. И притом быть осторожным и не соврать лишний раз. Любая ненужная ложь – риск потерять доверие самого недоверчивого принца в мире. И зачем Лоррейн придвинул к нему колокольчик? Позвать слугу, чтобы тот проводил его. Монсоро огляделся. Интересно сколько секретов хранила эта библиотека, эти книги? Но судя по всему, Его светлость не боялся, что их будут искать и найдут. Чувствуя, что от догадок и попыток разгадать поведение пэра Франции у него голова начинает уже не только кружиться, но и болеть, Монсоро махом осушил свой бокал и позвонил в колокольчик. Эпизод завершен
полная версия страницы