Форум » Игровой архив » Не гоже лилиям прясть » Ответить
Не гоже лилиям прясть
Шарль д'Антрагэ: 9 марта 1575. Париж, аббатство св. Женевьевы. Вечер (томный)
Ответов - 16, стр:
1 2 All
Шарль д'Антрагэ: По примитивному жребию, наскоро разыгранному свитскими герцога Анжуйского, Шарлю выпало стоять снаружи аббатства Святой Женевьевы. А Рибейраку по другую сторону от той же двери. Всем своим видом молодой Бальзак должен был демонстрировать, что ждет встречи с дамой сердца, или еще что-нибудь, но только не то, что он просто караулит, чтобы в ту дверь никто не вошел. Антрагэ выбрал наиболее привычную для него сцену, потому ходил взад-вперед, томно вздыхал и возводил очи к небу, надеясь, что в них подана им достаточная доля мечтательности для молодого романтика. Время от времени, он подходил в плотную к двери и, делая вид, что читает молитву и не решается постучаться, чтобы отныне и навсегда постричься в монахи, общался со своим приятелем, караулившим кусок древесины, обитой железом с другой стороны. - Нет, Франсуа, ты хоть видишь, что там происходит? Мне кажется нас куда-то несут, как слепых котят в мешке. А я тебе скажу, путь у этих зверьков всем известен. И меня он не прельщает, - обратился он в очередной раз к виконту де Рибейраку, делясь своими размышлениями. - С другой стороны, это хоть какое-то развлечение. А то караулить нашего принца весьма скучное занятие, - Шарль говорил негромко, но так, чтобы другой анжуец, не видя его, мог хотя бы разобрать слова.
Франсуа де Рибейрак: - Ну скажи мне, чего ты жалуешься, - возмутился Рибейрак, в отличие от приятеля от души наслаждавшийся этим маленьким приключением. Чего уж принцу понадобилось в аббатстве, то дело его. А вот попытаться углядеть что-то от двери, это уже его Рибейрака дело. - Если уж так рассуждать, нас уже принесли, в весьма благочестивое место, друг мой, так что ты бы устремился сердцем к Господу нашему, глядишь, на пару сотен лет тебе в Чистилище меньше торчать придется! Виконт тряхнул головой, как недовольный кот, пытаясь уловить хоть звук из того, что говорилось в глубине часовни. Но увы, со своего места он мог разглядеть ясно только фигуру принца, стоящего рядом с ним графа де Монсоро и маленького, круглого, отъевшегося на монастырских харчах аббата. Нет, были и другие, но те, другие рассмотрению не подлежали. - Нас тут много, - сообщил он через дверь анжуйцу. – Нашему принцу кланяются, но ножки не целуют, лепестками роз не посыпают, впрочем, и в монахи его не постригают, так какого же… гм… (он хотел сказать дьявола, но вовремя вспомнил что место-то святое) ангела мы тут делаем, хотел бы я знать? Антрагэ, слышишь меня? Спорим на золотой экю, что тут заговор? Если тут заговор, то года не пройдет, я стану маркизом! Гасконец мечтательно зажмурился. - А что там снаружи, тихо? Нас никто не собирается брать штурмом?
Жозеф Фулон: Аббат Жозеф Фулон прятал трясущиеся пальцы в широких рукавах своей сутаны. Возможно, ему стоило гордиться тем, что его обитель избрали для столь великого дела столь великие люди, во всяком случае он утешал себя именно этим (ну, еще надеждой на щедрое вознаграждение за хлопоты), но, по правде сказать, получалось плохо. Достойный отче испуганно вздрагивал при каждом шорохе, бедняге казалось что вот-вот распахнуться двери часовни и войдет королевская стража, и не спасет его ни сан, ни высокое покровительство Гизов, обещанное ему в свое время герцогиней де Монпансье. Было и еще кое-что, что смущало аббата. Рядом с теми, кто сегодня почтил своим появлением святую обитель, он, настоятель, пред которым трепетала скромная братия, чувствовал себя едва ли не монашком на побегушках, во всяком случае, ему ясно дали понять, что предоставив свой кров для дела богоугодного, он свою миссию выполнил. Приказ, едва из вежливости замаскированный под просьбу удостовериться, все ли святые братья на своих местах, нет ли пропажи, не следит ли кто за тем, что происходит в часовне, вызвал на полном лице аббата откровенное неодобрение, сменившееся, впрочем, обреченным смирением. Благословив нетвердой рукой всех присутствующих, он поклонился, и направился к дверям, охраняемым с двух сторон двумя дворянами, пришедшими с герцогом Анжуйским. До доброго отца донеслись смешки, явно не подобающие месту и времени. - Тише, господа дворяне, тише, - сурово зашипел он, радуясь возможности хоть тут проявить свою небольшую власть. – Вы не в казарме! Уважение! Уважение к Святой Церкви! И, бормоча неодобрительно под нос, вышел прочь. Холодный ветер стегнул по пяткам, поторапливая. Пусть только все закончится благополучно!
Henri de Guise: Отец Фулон скрылся из вида, а высокий монах не спешил снимать капюшон и начинать говорить. Он словно считал время. И когда настало нужное мгновение простым жестом скинул рясу и с головы, да и с себя. Под ней оказался герцог Гиз, в простом черном одеянии, и со шпагой, ножны которой были так привязаны к лодыжке, что рясу она не оттопыривала. - Выше Высочество, я рад встрече с вами, - пока Лоррейн отвешивал принцу приветственный поклон, маленький монашек так и стоял недвижно, словно бы превратился в статую. Генрих тряхнул волосами, не знавшими помад и прочих ухищрений. - Граф, - присутствие Бриана де Шамб Его светлость отметил полуулыбкой. - Никогда не хотел стать священником, - просто признался он, избавившись наконец от рясы и бросив ее на скамью первого ряда. Итак, их встреча все же состоялась, после недолгой переписки и усердного посредничества графа де Монсоро, стоящего за спиной у герцога Анжуйского, после переписки самого Жуанвиля с младшим братом, они все же встретились. И беседа им предстояла непростая. - Я благодарю вас, Монсеньор, что не пришли сюда с отрядом из своей гвардии и тоже постарались придать нашей встрече, как можно более негласный характер. Поверьте, нас хорошо охраняют и мы в безопасности, - в противовес предосторожностям Анжу, у Лоррейна тут тоже были свои люди. Внутри аббатства, переодетые, как и он сам, монахами. Снаружи ему люди не требовались, ибо за долгое время подготовки к данной встрече, герцог успел хорошо ознакомиться с архитектурой и планами строительства здания, где она состоялась нынче. И прекрасно знал парочку отличных подземных ходов, которыми можно было выбраться в места далекие от этого собора.
Франсуа де Валуа: Если Его Высочество не взял с собой всех своих дворян, то только потому, что и их количество счел бы недостаточным для обеспечения безопасности свое особы. Но что поделать, иногда приходится идти на риск. И если уж ты идешь на риск, то почему бы не сделать вид, что веришь заверениям герцога де Гиза? И натянув на лицо самую из доброжелательных своих улыбок, Франсуа сердечно произнес: - Боюсь, священник из вас бы и не вышел, Ваша Светлость, впрочем, как и из меня. Так что примем тот жребий, что нам определил Господь. Граф де Монсоро известил меня о необходимости соблюдения осторожности и тайны. Принц улыбнулся и графу, подумав про себя, что вот это, возможно, было ошибкой с его стороны – лишний раз подчеркивать важность той роли, которую Бриан де Шамб сыграл в этом деле. Но что сказано, то сказано. Оглядев своды часовни, уходящие вверх и таявшие в холодном сумраке, Монсеньор одобрительно кивнул. - Прекрасный выбор места, Ваша Светлость. Вдали от Кесаря, поближе к Богу. В полном соответствии со словами Спасителя нашего. Заговорить о деле, которое собрало их всех в часовне святой Женевьевы, принц не спешил, только с любопытством поглядывал на маленького монашка в сутане, все еще скрывавшего лицо. Любопытно, кого выбрал в сопровождающие герцог де Гиз, любопытно, заговорит ли сам о сути их встречи. И жутко, и томительно в предвкушении тех слов, которые, возможно, сделают его королем Франции.
Бриан де Монсоро: Если бы граф не считал глупым скрестить пальцы на удачу, он бы их скрестил. Замерев, лишь с любопытством изредка косясь на миниатюрного спутника герцога, скрытого капюшоном, он думал о том, что присутствует при моменте, который может стать для Франции судьбоносным. Более того, он сам его организовал. Собор аббатства, величественный и невозмутимый, внушал ему меньше трепета, чем факт встречи и разговора двух сильных мира сего. Не смея вступать в их беседу, он лишь молча поклонился, когда Его высочество почтил его честью, отмечая его заслуги словами и улыбкой. Если бы была возможность, он бы отговорил принца и от компании тех двух молодцев, что остались у дверей. Но, граф помнил об осторожности принца и о том, что тот не отличается особой храбростью. Сказать прямо, в глазах своего подданного Анжу сегодня выглядел вообще героем, согласившись на минимальное сопровождение. Но кем же был тот маленький монашек, который стоял подле Генриха де Лоррейна, когда они встретились? В то, что это был служитель церкви, Бриан не верил. Жуанвиль был не похож на человека, который оставит при такой встрече постороннего. - Вы не находите, что здесь очень душно, брат мой? – мучимый любопытством, Монсоро подошел к человеку в рясе и шепотом, когда принц и герцог отошли на приличное расстояние, поинтересовался у незнакомца.* *согласовано с мадам де Невер
Henriette de Cleves: Генриетта Клевская, а под обличием монашека, сопровождающего Анри де Лоррейна, в этот раз скрывалась именно она, искусала себе губки до крови, сначала стараясь не рассмеяться над отцом-настоятелем, а потом от того, что стоять недвижно было совсем невыносимо. Кто бы мог подумать, что в стоянии на месте столько труда! А еще у нее очень чесались руки. В прямом смысле. Монашеская ряса была не из того материала, который был нежен к женской коже. И чихнуть хотелось нестерпимо. Все же такие заговоры – дело мужское. Женщины гораздо искуснее плетут интриги в будуарах и на шелках. С другой стороны, герцогиня была очень благодарна родственнику, который почти после годового ее добровольного заточения, когда единственным развлечением была поездка в Лион, вытащил ее хоть куда-то. С тех пор, как умер Карл, она чувствовала от Лоррейна постоянную поддержку, и, если уж он просил побыть для него еще одними ушами и глазами, то отказать ему было невозможно. Все, что от нее требовалось – это стоять, молчать и наблюдать, чтобы, когда все закончится и они вернуться в Отель-де-Гиз, рассказать обо всем увиденном и услышанном. Для герцога же Анжуйского, чем загадочнее тот, с кем появится Гиз, тем больше его внимание будет отвлекаться от основной сути разговора. Любопытство свойственно всем. Но молчать было еще тяжелее, чем стоять и Анриетта вполне взаправду то и дело прикусывала себе губы и язычок, чтобы не обнаружить себя. Тем более, когда обращались с прямыми вопросами. Ответом графу послужил беззвучный, но очень глубокий вздох. А герцогу из-под капюшона рясы был брошен взор полный упрека. Наверняка, расчетливый Гиз заранее знал, как трудна будет роль для принцессы Клевской, что он отвел ей в этом действе.
Henri de Guise: - Я думаю, Спасителю нашему и дело, что привело нас сюда, будет угодно, - сложив руки привычным жестом на эфесе шпаги, герцог сделал несколько шагов вглубь собора. Своды, что простирались над ними, могли внушить религиозное благоговение, потому и было избрано место под ними. - Не будем тратить драгоценное время, Ваше высочество, - улыбнулся Гиз Анжуйскому. – Единственно, прошу вас прощения за столь долгое томление вас в неизвестности. Но я лишь на днях получил от брата письмо с известием, что наше дело будет одобрено Ватиканом, если сложится, - значение этих слов было трудно переоценить, потому Генрих сделал небольшую паузу, дабы до брата короля дошел весь их глубинный смысл. - Как вам должно быть известно, Монсеньор, протестантизм продолжает распространяться среди французов. И добрые католики, которые ждали, что новый король положит все силы на ее искоренение, к своему сожалению не видят от него поступков, которые бы успокоили их. Напротив, все больше и больше говорят о том, что монарху угодны писульки Кальвина и это расстраивает всех ревнивцев истиной веры. Здесь, - Лоррейн обвел рукой собор, призывая своего собеседника оглянуться и осмотреть место, где они встретились, - предстоит зародиться союзу, целью которого будет оградить умы наших собратьев от проникновения в них ереси. Именно здесь соберутся наши с вами единоверцы, чтобы услышать голоса друг друга. И мне поручено узнать у вас, поддерживает ли внук Франциска Первого это начинание. Никаких предложений пока не звучало, никаких лишних слов сказано не было. Тут Франсуа предлагалось самому додумать все то, о чем умолчалось.
Франсуа де Валуа: На какой-то миг Франсуа забыл дышать. Слова герцога де Гиза падали и падали в сумрачную тишину часовни, как капли святой воды в pila dell acqua santa. Ватикан. Да, ничего не скажешь, Лоррейны, как пауки, дотянули свою паутину аж до Рима. Плодовитый род, многочисленный, дружный, в отличие от хиреющих Валуа. А простотой решения можно было только восхититься. Союз добрых католиков. Никакой политики, только чистота веры. Другое дело, что вот уже почти сто лет в Европе политика и вера были накрепко связаны между собой, и Франсуа знал об этом прекрасно. Итак, для начала герцогу Анжуйскому предстояло сыграть роль доброго католика, и он приступил немедленно. - Достойное дело, Ваша Светлость. Действительно, богоугодное дело. Счастлив, что мне выпала честь присутствовать, так скажем, у его зарождения, - вкрадчиво произнес он, опуская очи, якобы в приступе скромности. Далее, ему следовало показать себя хорошим братом, пусть и порицающим, так, на всякий случай. Вдруг известие об этой встрече дойдет до Генриха и до королевы-матери. - Я считаю, что вы выбрали очень удачное время для создания союза единоверцев. Король молод, недавно на троне, окружен не слишком мудрыми советчиками, которые день и ночь говорят ему о терпимости. Но стоит показать ему путь, и я уверен, он пойдет по нему… вместе с остальными добрыми католиками. Но не впереди самого Франсуа. На этот раз – нет. - Что касается меня, герцог, то, разумеется, я готов заверить вас, и всех добрых католиков, что я поддержу их во всем. С тем, чтобы они поддержали его в главном, разумеется. В том, чтобы заявить о своих правах на корону Франции.
Henri de Guise: - Я надеюсь, Монсеньор, что не только у зарождения, но вы будете присутствовать и при его развитии, - Генрих Гиз многозначительно улыбнулся, покосившись на Валуа. – И, что ваша поддержка будет не только на словах, но и на деле, герцог. Любому из наших единоверцев будет приятно знать, что брат короля с ним сердцем, рукой и головой, - посмотрев на макушку Франсуа, Лоррейн с трудом удержался, чтобы не поморщиться, а лишь загадочно кивнуть, якобы рассуждая в уме сам с собой. Рассуждениям уже сейчас было не место, уже давно были сделаны все расчеты, в результате которых он принял решение, что Франсуа де Валуа та самая фигура, которая и поиграть может хорошо и быть скормлена, в случае, если что пойдет не так. Но умелый игрок извлечет как можно больше пользы даже из пешки, тогда как брат короля был именно фигурой. И им стоило, и поиграть, и поберечь его. - Безусловно, Ваше высочество, мы покажем нашему государю этот самый путь, но тогда, когда ему уже ничего не останется, как тоже пойти по нему. Следом за всеми. Это благой путь для него будет, - то, что это будет благой путь для самого Лоррейна, пэр Франции умолчал. В глазах любого, даже того же Франсуа он лишь радел за благо веры и народа. Герцог обернулся, чтобы посмотреть на своего маленького спутника, и обнаружил, что граф де Монсоро находился в опасной близости от него. Он доверял Бриану де Шамб, но лишь настолько насколько это видимое доверие было необходимо. Однако, не стоило забывать, что этот хитрый и умелый человек мог вести и свою игру. - А что касается того, чтобы поддержать на деле, то это можно начать прямо сегодня. Думается Монсеньору лучше меня известно, что желаемо вашему верному подданному и нашему общему помощнику в добром деле создания католического союза. Мне кажется, выражение вашей милости для него будет лучшим примером того, на что способен человек, поддерживающий единство добрых католиков, - светло-серый взор герцога не обнаруживал никакого интереса его обладателя, кроме того, что он озвучил. Да и вообще Генрих не выказывал никакого волнения, словно бы обсуждал с кем то свой вчерашний обед, а не создание мощной религиозной силы.
Франсуа де Валуа: Франсуа был не слишком щедр на обещания, и еще менее щедр на их исполнение. Конечно, ему прекрасно было известно, чего всей душой желает верный подданный граф де Монсоро. Более того, он сам накануне показал графу вожделенный патент, который ему отдала Екатерина Медичи (предстоящая коронация сына, видимо, сделала ее великодушной). Но, признаться, он рассчитывал еще придержать эту приманку, во всяком случае, до тех пор, пока не прояснятся обстоятельства с исчезнувшей в Анже и вновь появившейся в Париже Дианой де Меридор. Но Генрих де Гиз сделал прямой отказ невозможным. Дьявол, да любой отказ выглядел бы сейчас едва ли как не предательство принцем Нашего Общего Дела. Увы, из-за одного неосторожного движения может разрушится карточный домик, возводимый долго и кропотливо. Франсуа это знал, знал, и рисковать не собирался. С проклятиями и зубовным скрежетом, принц заставил себя улыбнуться графу де Монсоро еще приветливее. - Разумеется… сегодня же вечером мы сможем поздравить графа де Монсоро с обретением должности Главного ловчего, - кивнул он, благословляя про себя полумрак часовни. – Патент ждет его в моем дворце. Как видите, я готов помогать своим друзьям во всем, что в моей власти. Надеюсь, и мои друзья помогут мне в случае необходимости. Ох, как же не любил Франсуа, когда ему первому выпадало сделать шаг, протянуть руку, дать обещание. Готовому обмануть всегда кажется, что каждый готовит обман для него. Но тут иного выхода не было. Он уже вступил на скользкую дорожку, именуемую герцогом де Гизом «благим путем» и обратной дороги для него не было.
Бриан де Монсоро: Граф то и дело косился на молчаливого монашека, сопровождавшего Гиза. Судя по миниатюрности можно было предположить под рясой либо совсем юнца, либо женщину. Но Генрих де Лоррейн вряд ли уподобится нынешнему государю и окружит себя мальчишками. Да и потом, зачем мальчишке отмалчиваться. Вывод напрашивался сам собой – короля Парижа сопровождала женщина. И первое имя, приходящее на ум было – Катрин де Монпансье. Пожалуй даже не первое, а единственное. Ни для кого не было секретом, что сестра герцога прихрамывала. Надо было проверить свою догадку. - Брат мой, с моей стороны погасло несколько свеч. В такой духоте и сквозняк, - на самом деле Монсоро сам постарался загасить несколько огоньков близь себя. - Не будете ли вы так любезны, помочь мне поджечь их. При сегодняшнем событии должны гореть все огни, - в этот момент Бриан де Шамб заметил, что Его светлость и Его высочество направляются в его сторону. Он лишь успел склониться в благодарственном поклоне принцу, чтобы скрыть ликование в своих глазах. Наконец-то! Теперь уж Монсеньору придется сдержать свое слово. Одно дело дразнить его патентом и неопределенностью, другое – обещать наградить им верного слугу в присутствии знатной особы. Слово принца должно быть нерушимо. Пусть даже не в глазах его слуг, а в глазах тех, кто был силен. - Ваше высочество, - в почти искреннем порыве признательности барон де Поншнато опустился на одно колено и приник губами к руке своего господина, - В моей преданности и желании служить вам вы можете не сомневаться. Он не боялся выглядеть в глазах присутствующих патетичным. Напротив, вся их встреча, тайная и даже торжественная была олицетворением патетики, тогда как граф был всего лишь ее небольшим дополнением.
Henriette de Cleves: Если бы можно было бы чертыхаться в храме Божьем, Анриетта бы очень не по-женски послала докучливого графа к дьяволу. И так ей требовалось немало усилий, чтобы не начать чесать руки, которые наверняка покрылись уже цыпками. Конечно, предложение этого господина было очень вовремя, можно было начать двигаться и размять колени, которые уже затекли нестерпимо от прямой стойки. Но мадам де Невер побоялась упасть, запутавшись в рясе. Потому осталась немой и недвижимой. Правда лишь до тех пор, пока спутник Анжу, этот Монсоро, не плюхнулся с такой комичностью на одно колено, что принцесса Клевская почла бы сейчас за благо упасть, лишь бы не расхохотаться на весь собор. Кусая губы в кровь, она сделала несколько маленьких шажков и почувствовала, как кровь вновь побежала по ногам. Следующие шаги она сделала уже более уверено. Оголив немного пальцы, она подхватила одну из горящих свечей и медленно и чинно последовала вдоль подсвечников, поджигая все потухшие от сквозняка свечи. В сторону Франсуа и Генриха она старалась даже не смотреть. Смех и так клокотал в горле хулиганисто и, норовя вырваться наружу. Когда Валуа и его сопровождающие скрылись из вида, герцогиня опустилась с облегчением на ближайшую же скамью, а плечи ее мелко затряслись в беззвучном веселье. Лишь выждав какое-то время, она дала себе волю, и под своды собора полетел заливистый звонкий искренний женский смех, тревожа уши монахов, если доносился до них. - Генрих, это было бесподобно, но теперь увези меня скорее отсюда домой. Или я тебе ни слова не скажу, - глаза Ее Светлости сияли из-под капюшона рясы озорством, а пальчики уверенно ухватили ладонь деверя.
Франсуа де Рибейрак: Все когда-нибудь заканчивается, и ожидание тоже. Виконт, мрачно считающий святых, стоящих по стенам в темных нишах, оживился, встрепенулся, и перестал подбирать к латыни неприличные рифмы на французском. - Сделай приятное лицо, идет наш принц, - сообщил Рибейрак приятелю, скучающему по ту сторону двери, и тут же поправил себя. – Нет, не идет. Летит! Открывая двери пред Монсеньором, виконт кусал ус от любопытства, но, к сожалению, ни принц, ни граф де Монсоро не спешили поделиться с ним новостями. «Ладно, узнаем сами», - проворчал Франсуа де Рибейрак себе под нос, бросая последний, острый взгляд вглубь часовни, но Святая Женевьева надежно хранила свои и чужие тайны. «Любопытно, против кого интригуем на этот раз? Наверняка, против короля. Эта такая традиция у Его Высочества, не любить королей. Опасная болезнь, лечится только короной. Либо топором палача. Будем надеяться, до второго дело не дойдет».
Шарль д'Антрагэ: Вечер хоть был и весенним, но уже переставал быть томным. Как только село солнце, Шарль начал ощутимо подмерзать. Голос Рибейрака из-за двери возвестил появление принца, когда молодой граф уже думал, а не прорепетировать ли ему какой танец или не сделать ли зарядку. Однако и то и другое у стен монастыря Святой Женевьевы выглядело бы кощунственно. - Наконец-то! Хоть бы дали возможность меняться местами, - Антрагэ ворчал с упоением, находя хоть в ворчании, которое не мог не слышать его друг, утешение. – Я тут замерз безбожно, пока ты там топчешься в тепле. Дальше попричитать свитский Анжу не успел, ибо дверь отворилась и из-за нее появился Монсеньор со своим Монсоро. Все же Шарль успел избаловаться на службе у Генриха Валуа, и никак не мог понять, какого дьявола принц терпит при себе эту мрачно-постную физиономию. Но принцам вопросы не задают. Бальзак поклонился своему господину, бросил вопросительный взгляд на виконта и в молчании приготовился сопровождать принца. Рибейрака он расспросит позже и они еще выдвинут множество теорий и догадок насчет того, что же сегодня происходило в соборе при аббатстве св. Женевьевы.
Жозеф Фулон: Набожно перекрестившись, Жозеф Фулон проводил взглядом принца, выходящего из часовни, воровато оглядевшись, плеснул себе вина и, прошептав: «Прости, Господи, невинное прегрешение наше», выпил залпом. Принц выглядел вполне довольным. Но это не главное. Главное, чтобы остались довольны Гизы. Именно через их руки должен был излиться на аббатство дождь щедрот. Ох уж эта политика, нигде нет от нее спасения, даже за толстыми монастырскими стенами. Хочешь жить – умей приспосабливаться! Утешала добросердечного святого отца только одна мысль, что перед лицом Господа все равны, что всемогущие Гизы, что самый последний монах аббатства святой Женевьевы. Аминь. Эпизод завершен
полная версия страницы