Форум » Игровой архив » После дождичка в четверг » Ответить
После дождичка в четверг
Агриппа д'Обинье: 10 января (пятница) 1575 года. Париж, раннее утро.
Ответов - 9
Агриппа д'Обинье: Занимался новый день, а Агриппа д'Обинье все еще мотал круги по славному городу Парижу, проклиная, на чем свет стоит, его мощеные улочки. Он заметил слежку почти сразу. Потому не пошел ни в гостиницу, ни к своему старому знакомцу палачу. То и дело регулярно мелькающих лиц становилось все больше и д'Обинье кожей стал чувствовать – круг сжимается. Его вот-вот загонят в угол. Именно благодаря этому чутью, сходному с чутьем, которым обладал его друг и господин, сентонжец не раз обходил расставленные для него ловушки. Пару раз, находясь в пути и ночуя на постоялых дворах, он вскакивал среди ночи и точно знал – надо убираться отсюда. И потом уже, когда доводилось вернуться в то место, узнавал, что именно в ту ночь в этих заведениях случались различные напасти. Где пожар, где разбой. Это же ощущение, мурашки на загривке, заставили его спешно принимать решение. несколько раз повернув, убедившись, что сейчас его никто не видит, протестант постучался в первую же дверь. К его удивлению, он не успел даже сказать заготовленное «Помогите, моей жене стало дурно», как дверь отворилась, пуская его внутрь дома. Не мешкая, друг Генриха Наваррского нырнул в спасительное укрытие, прикрывая за собой выход на улицу. И первым, что почувствовал, что наткнулся на кого-то. Рукоять даги уже грела руку, а клинок ее быстро уперся в шею незнакомца. - Молчите, и будете жить, - зашипел он, схватив неизвестного за шиворот. За дверью послышались шаги, и приглушенный разговор. - Нет, только не в этом доме, пошли искать дальше. Это самоубийство лезть к черту на противень, - говорил один соглядатай другому, А Агриппа с ужасом подумал, куда же его угораздило попасть?
мэтр Рене: Сегодня мэтр Рене ждал свою госпожу – Екатерину Медичи, чтобы продолжить с ней абсолютно бесполезное на его взгляд дело – искать знаки, которые бы предсказали долгое процветание рода Валуа. Она могла прибыть ночью, могла под утро – королева была вольна в своих передвижениях, а старость не так нуждается во сне, как молодость. И он готов был ждать ее так и сегодня, и завтра, и всегда. Близился рассвет, мэтр листал старинный фолиант, приобретенный им на Рынке у азиатского торгаша. Язык был не знаком, картинки чудны, и купец уверял, что эту книгу еще никто не смог прочесть. То была явно не арабская вязь, но картинки были очень интересны. Изображение неких растений, которых Ренато не доводилось видеть, завораживали. Он было собрался поменять свечу, когда в дверь постучали. Это могла быть только Катрин. Не раздумывая, флорентинец распахнул дверь. Но нет. Это была не королева-мать. Он понял это сразу, когда тень с улицы прытко скользнула внутрь его дома. И еще более убедился в том, услышав горячий шепот, почувствовав мужскую руку и острие у горла. - Уберите оружие, молодой человек, - так же шепотом ответил он, хотя даже в шепоте можно было разобрать усмешку. – Черта так просто не убьешь. Да и выдавать мне вас, нет интереса. Лучше пройдите в дом, мне из-под двери дует по ногам. Кроме неуемной жажды познания нового, Ренато Биянко отличался еще и жутким любопытством, свойственным многим его соотечественникам. И ему было весьма интересно, кого сегодня завела Судьба в его дом.
Агриппа д'Обинье: Если бы неизвестный гостеприимный владелец дома оказал сопротивление протестанту, если даже его рука только коснулась запястья дворянина, то острие даги неминуемо вошло бы ему в горло. Настолько был взвинчен Агриппа долгим преследованием. Незнакомец вел себя тихо и хорошо, а от приглашения пройти в дом и его будничного заявления о сквозняке, молодой мужчина растерялся. - Да, да, конечно. Простите, - первое, что слетело с его уст. Воспитание и природная вежливость взяли свое, и сами ответили на учтивое приглашение. Недоумение отчетливо было слышно в мягком приглушенном баритоне. Кто был этот человек, о котором так странно высказывались любители совать нос в чужие дела? И, мало того, он сам о себе так высказывался. - Ну раз, вы изволили согласиться, что вы черт, то ведите меня в свою преисподнюю, - бравада быстро сменила замешательство и пусть Агриппе было не по себе, он был готов сейчас к встрече с кем угодно. – Посмотрим, что и как вы готовите у себя на сковородах. И так ли вы страшны, как вас малюют, - убрав оружие от горла загадочного человека, д'Обинье сделал шаг в сторону, позволяя тому идти вперед. Однако дагу оставил зажатой в руке.
мэтр Рене: Флорентинец беззвучно усмехнулся, слыша растерянность в голосе неизвестного мужчины. - Следуйте за мной, молодой человек, - рука, грозившая ему и шепот принадлежали явно человеку младшему мэтра в летах, а значит он был для него молод. Уверенно проследовав по коридору, увлекая незнакомца вглубь своего дома, Рене гадал, кого Провидение сегодня послало в его дом. Когда же они дошли до комнаты, где Биянко коротал ночь за книгой при свете свечи, парфюмер резко обернулся и взглянул в лицо непрошенного гостя. На него смотрели черные, как мгла, глаза господина Агриппы д'Обинье. За их мягкостью бархата их взгляда таилась жесткая решимость, и Рене едва заметно улыбнулся тому. В свое время, в 1572 году, стараниями Екатерины Медичи, ее соотечественник хорошо изучил сподвижников ее будущего зятя. То и дело она шептала ему в ухо. «Смотри, Ренато, смотри! Вот еще один еретик и вот еще одно верное Генриху сердце». Господину же д'Обинье выпала особая честь – королевского внимания ему было уделено предостаточно. Благодаря своим источникам информации, Ее Величество было осведомлена о том, что тот является не только соратником Анрио Наваррского, но и его ближайшим другом. Какого же было разочарование королевы-матери, когда среди убиенных в Варфоломеевскую ночь так и не было обнаружено трупа этого господина.* - Ну что ж, здравствуйте господин д'Обинье, - невозмутимо Рене прошелся по комнате и зажег еще несколько свечей. – Хотите теплого молока с медом? Утро сегодня будет прохладным, - коли судьба привела к нему в дом этого человека, алхимик хотел выяснить зачем. *согласовано с Екатериной Медичи
Агриппа д'Обинье: Д'Обинье потерял дар речи, когда в неизвестном доме неизвестно от кого прозвучало его имя. И едва не пырнул дагой в бок этого провидца. Не со злобы, нет. От неожиданности. Но вместо того, словно бы боясь смотреть на человека, ходившего по комнате, протестант обернулся. Все помещение комнатушки было завалено и уставлено книгами и пузырьками с неведомым содержимым, склянками и кожаными фолиантами, чьи переплеты явно держали в руках люди прошлых столетий, баночками и то тут, то там разбросанными листами рукописей. Как у обывателя, у сентонжца должна была бы закружиться голова от обилия всего и, если принюхаться то и множества запахов, но глаза человека просвещенного с жадностью рыскали по полкам и натыкались на странные название. - Я тоже знаю, кто вы, - невольно понизив голос до шепота, проговорил молодой человек. И мудрено было бы не узнать, видя все, что окружало. – Вы старый колдун, приближенный Флорентийки, - брезгливо выплюнул Агриппа и смело взглянул в глаза мэтра Рене. Если уж ему суждено было попрощаться с жизнью, то он вынудит попортить свою шкуру, как можно больше, чтобы она не сгодилась для барабанов этого шарлатана. В другой руке поэта оказалась шпага и он был готов к нападению с любой стороны. Вот и пошутила судьба напоследок.
мэтр Рене: - Так вам погреть молока, сударь? Рене словно и не заметил оружия и угрожающей позы молодого человек. Он продолжал зажигать свечи, а когда счел, что света довольно, подошел к столу, за которым сидел до того, как в его доме появился нежданный гость. Размеренными движениями Рене аккуратно вложил между страниц с диковинным текстом перо и хотел уже закрыть книгу, но словно передумал. - Посмотрите, месье д'Обинье, - парфюмер сделал жест, приглашающий присоединиться к нему. – Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? Я много повидал на своем веку, но этот фолиант еще хранит от меня свои тайны, - замолчав и уперевшись ладонями в столешницу, флорентинец оглядел с ног до головы демонстрировавшего свою воинственность соратника Анрио Наваррского. Оскорбительные слова его, он пропустил мимо ушей. Ренато Биянко приходилось слышать в свой адрес и куда более грязные ругательства. - Бросьте свои железки, сударь. Мне умирать не от вашей руки. Да и вам не от моей. Мне нет прока в вашей смерти. Вы гораздо больше пользы принесете миру, оставаясь в живых, - оставив фолиант открытым, мэтр подошел к небольшой жаровне и повесил над ней чистый котелок. Из глиняного кувшина он налил в него молока, так и не дождавшись ответа протестанта. В две кружки был положен мед. Оставалось дождаться только, пока огонь выполнит свою работу.
Агриппа д'Обинье: Спокойствие старого флорентинца могло обескуражить кого угодно. И Агриппа замер в недоумении и с пониманием насколько он нелепо смотрится сейчас со шпагой в руке и пылая жаждой крови. Клинок невольно опустился, уткнувшись острием в пол. - Вы всех встречаете, словно добрый дедушка с молоком у порога? – насмешка сорвалась с губ гугенота, а глаза мужчины опасно полыхнули, отражая пламя свечей. Он не собирался обманываться видимым добродушием проходимца Биянко. И вместо того, чтобы последовать совету Рене и бросить «железки», он убрал дагу за пояс, а шпагу небрежно засунул подмышку. Любопытство взяло верх. Он подошел к столу, где осталась незакрытой книга, и взглянул на страницы. Через пару минут оружие уже лежало рядом с ней, а сын сентонжского адвоката с интересом переворачивал листы пергамента, испещренные неведомыми символами. Предположительно буквами. - Что это? – он поднял глаза и встретился взглядом с довольным, как ему показалось, взором парфюмера королевы-матери. Д'Обинье и впрямь не приходилось видеть ничего подобного, как тот фолиант, что лежал перед ним. Он манил своей загадочностью. - Вы так молоко будете греть до вечера, душа-человек, - буркнул он недовольно, заметив, что огонь в очаге совсем слаб. Несмотря на демонстрируемое недовольство в голосе лохматого приятеля Генриха Наваррского уже не слышалось столько сарказма, как прежде. Оставив диковинную книгу и шпагу на столе, Агриппа подошел к очагу и, склонившись, стал тихонько раздувать пламя из углей, добавляя в него понемногу дров из вязанки, стоящей рядом. - Так-то лучше, - удовлетворенно кивнул он. – Вы расскажете мне про этот фолиант? Жажда познания, неуемная у Агриппы д'Обинье, была выше любой осторожности.
мэтр Рене: Размазывая тонким слоем деревянной палочкой мед по стенкам кружек, Ренато Биянко исподтишка наблюдал за молодым протестантом. В нем была сила, отвага, какое-то почти детское бескорыстие и желание учиться. В том, что поэт умеет внимать знаниям и говорит с книгами на одном языке, можно было не сомневаться. А еще в этом человеке почти отсутствовала злоба. Он был язвителен, смешлив (едва заметные морщинки у губ о том отчетливо говорили), и не был жесток. В ином случае ему ничего не стоило уже сотню раз наколоть флорентинца на вертел своей шпаги. - Где вы учились, месье д'Обинье? – вместо ответов на вопросы утреннего гостя, парфюмер Екатерины Медичи начал задавать свои. Он увидел достаточно. И ему понравилось увиденное. Сын адвоката города Сентонж мог стать быстрой и проворной рукой, направляющей русло течения реки Судьба. Коли уж так сложилось, что мадам Катрин не навестила своего слугу этой ночью, зато воды этой самой реки принесли в его дом этого гугенота, стоило посмотреть, на что он может сгодиться. - На каких языках говорите? Читаете? – молоко на весело потрескивающем огне быстро дошло до кипения. Одев толстые рукавицы, Рене снял котел с очага и разлил его по кружкам. Мед быстро начал растворяться в горячем напитке. - Я расскажу вам об этой книге, сударь, и покажу еще кое-что, но сначала поведайте мне о себе, - Рене протянул один сосуд с душистым молоком своему собеседнику, а из второго отхлебнул сам, жмурясь от удовольствия. Сев на свое место за столом, он рукой указал Агриппе, где тот может расположиться.
Агриппа д'Обинье: Агриппа машинально взял чашку из рук мэтра Рене и, благодарно кивнув ему, сделал глоток. Он позабыл об осторожности, увлеченный своими думами о молчаливо хранящем свои тайны фолианте, лежавшим на столе флорентинца. - На греческом, латинском, древнееврейском, испанском, итальянском, фламанском и франкском, английском, знаю диалекты Шотландии и Уэльса, читаю на арабском, но плохо, - просто ответил протестант на вопрос Ренато Биянко. Он не понял, зачем парфюмеру эта информация о нем, но не счел зазорным ответить. С семи лет свободно переводящий труды Платона д'Обинье не видел в своих знаниях предмета какой-то особой гордости. Но ему все интереснее становилось, почему мэтр Рене не выдал его, к чему эти его вопросы. Любопытный и любознательный от природы, сентонжец предоставил своему собеседнику плести нить их разговора, сам больше слушая, нежели говоря. А разговор их затянулся. Они говорили о многом, Агриппа, незаметно для себя, поведал слуге королевы-матери почти все о своей жизни, где родился, как учился, о клятве данной отцу, глядя на отрубленные головы их единоверцев в Амбуазе. Мэтр умело вел беседу и ни разу не спросил о том, чем ныне живет и дышит соратник Генриха Наваррского. Словно бы и ни было того на свете вовсе. Ближе к полудню, давно перебравшийся со стула на жесткую кушетку Агриппа почувствовал, что усталость, выпитые несколько кружек молока и спокойная речь старого алхимика, заставляют его веки сомкнуться. Погружаясь в сон, последнее, что он почувствовал – чьи-то руки заботливо укрыли его овечьими шкурами, а под голову засунули маленькую подушку, пропахшую какими-то благовониями.* *Согласовано с мэтром Рене Эпизод завершен
полная версия страницы