Форум » Игровой архив » Узнавший тайну становится её заложником » Ответить

Узнавший тайну становится её заложником

Мария Клевская: 10 апреля 1574 года, замок Бланди-ле-Тур

Ответов - 9

Мария Клевская: Первые недели после поспешного отъезда из Парижа – почти бегства – Мари Клевская спала беспокойно. Ей то и дело казалось, что сейчас в двери постучится стража, с именем короля на устах и приказом отвезти опальную супругу принца Конде в Бастилию. Страхи, тем более, неосновательные, что волею Карла IX (а, вернее, хлопотами его любовницы) графине де Бофор было разрешено покинуть Париж и тревожных новостей в Бланди не поступало. Но один раз возникнувшее подозрение не так-то просто усыпить, поэтому Мари всё равно беспокоилась, не затронет ли её черная тень ненависти королевы-матери к протестантам вообще и к принцу Конде в частности. Нервное состояние только усугубилось недомоганием, которое принцесса с огорчением приписала возвращению своей болезни. Однако она всё же надеялась на лучшее – воздух в Бланди-ле-Тур был свеж, а провинциальная простота жизни настраивала на размеренный лад. Мать юного владельца замка – восьмилетнего брата Генриха де Бурбона – предпочитала жить в другом поместье, так что общество Мари было немногочисленным. Одиночество её не угнетало – эта тихая и скромная женщина никогда не искала себе шумных развлечений, да и благоразумно полагала, что сейчас к себе лучше не привлекать лишнего внимания. Занимаясь вышивкой и чтением, она не забывала писать письма сестре, которые осторожно отсылались в Отель де Гиз. И, тем более, было странно, что спустя два месяца после своего отъезда из Парижа, в этом письме Генриетте была отправлена просьба приехать, чтобы навестить сестру в Бланди. Настоятельная просьба, а не просто приглашение развеять скуку провинциальной жизни. Когда по мощеному двору замка застучали копыта экипажа герцогини Неверской, Мари едва сдержала желание выбежать ему навстречу. Однако предпочла – как это положено уважаемой и благородной даме – встретить сестру уже внутри дома. Впрочем, скрыть волнение совсем у младшей Клевской не получилось – принимая Генриетту в родственные объятья, она прошептала: - Как хорошо, что вы приехали, Анриетта! Мне нужно вам рассказать нечто важное. Добрый обед и отдых – вот что требуется путешественнику после дороги, но Мари не смогла не оправдаться перед сестрой за свою срочную просьбу приехать, тем более что объяснения можно было дать позже. К слову сказать, выглядела принцесса Конде несколько бледнее обычного, хотя, казалось бы, жизнь вдали от Лувра только должна была только добавить красок её лицу, а взгляду - сообщить умиротворение.

Henriette de Cleves: - Недурно. Весьма недурно, Мари, - похлопывая сестру по спине, Генриетта обозрела холл замка Бланди. Он находился неподалеку от Парижа и переезд вовсе не утомил капризную даму. – Мне всегда по душе было это местечко, - закончив приветствия, герцогиня Неверская стянула с рук перчатки и подала их стоящему неподалеку лакею. – И обслуга ничего. Такой юный и такой хорошенький, - шаловливый взгляд дамы скользнул от лица мужчины ниже. Гораздо ниже. Вгоняя несчастного в краску. Плащ был отдан другому слуге, более взрослому и более умудренному. В отличие от своего собрата он не пялился на Ее Светлость, как на образ Марии Магдалины. Его очи были устремлены в пол, но щеки пылали румянцем смущения. Смутиться было от чего. Невестка герцога Гиза словно пылала огнем, облаченная в алое модное платье, обильно отороченное жемчугом. Из медных волос и в ушах ее поблескивали рубины, а кольца с ними же казались непомерно тяжелыми для ее изящных тонких рук. Запах флердоранжа побежал, кубарем покатился по воздуху, распространяясь даже там, где прибывшая сегодня в замок женщина еще и не появлялась. Для всех и вся – у нее свидание с Его Величеством. Кроме самого Его Величества. - Вы оба меня и проводите потом, до экипажа. А сейчас не пускайте к нам никого, - мадам благосклонно провела ладонью по щеке более молодого лакея, с удовольствием отмечая, что его лицо покрывает совсем незаметный пушок. Задорно рассмеявшись, довольная Анриетта взяла графиню де Бофор под руку и повела ее по лестнице вверх, словно это она тут жила. - Покажите скорее мне вашу комнату, Мари и расскажите, как вы тут? – звонкий голос, не смущаясь, достигал ушей оставшихся внизу слуг, а вот дальнейший шепот графини де Ретель уже не был слышен никому, кроме той, кому он предназначался. - Что случилось, Мари? Вы бледны. Опять появлялся ваш муженек? Или кто-то от королевы-матери? Я поспешила, как только получила ваше письмо. Это было правдой. Письма Мари писала исправно, но в последнем волнение отплясывало искаженными буквами чуть ли не в каждой строчке. Это было так не похоже на красивый почерк сестры, что мадам де Невер заволновалась еще до того, как прочла просьбу приехать. Раздумывала она недолго. В Лувр была отправлена записка, что ввиду некоторых регулярных для женщины проблем со здоровьем возлюбленная Карла Девятого не сможет его сегодня посетить. Гизу, не моргнув зелеными глазами, она соврала, что отправляется к Карлу, и вот она здесь, в Бланди. В том, что ни один из мужчин не заподозрит ничего, мадам де Невер не сомневалась. Конечно, Марию могли принудить написать письмо ей, и все это могло оказаться ловушкой, но в таком случае было бы разумнее указать повод в письме. Такой повод, который бы заставил герцогиню не раздумывая броситься на выручку родственнице. Тут же было приглашение, от которого вполне можно было отказаться. И мадам де Невер приехала.

Мария Клевская: Мари была благодарна сестре за то, что та быстро откликнулась на её приглашение. Любая тайна – это груз, а груз легче нести с кем-то. Разумеется, невестка Гизов, гонителей протестантизма, мало подходила на роль доверенного лица жены кальвиниста и государственного преступника Конде, но доверять младшей Клевской было больше некому. Если уж её выдаст даже родная сестра – от других пощады ждать тем более бессмысленно. Сопроводив гостью в свою комнату и закрыв за собой плотную тяжелую дверь – предварительно убедившись, что поблизости никого нет – Мари, наконец, принялась отвечать на вопросы Генриетты. В другое время она бы, несомненно, отметила и цветущий вид герцогини и подобранный к лицу наряд – красивые женщины есть красивые женщины, всегда радуют взор – но сейчас принцессе Конде было не до любезных бесед. Она ощутимо волновалась. Предложив сестре кресло, она сама не присела и, разговаривая, несколько беспокойно шагала по комнате. - Нет, от Генриха нет вестей, - отмела графиня де Бофор предположение Генриетты сходу. – И из Лувра тоже. Дело в другом. Я, - небольшая пауза, Мари собиралась с духом. – Я жду ребенка. Весть, несомненно, благая для доброй жены и радостная для всего рода Бурбонов. Что может быть лучше законных и признанных детей, будущих наследников, рожденных в браке? Однако принцессу Клевскую такой ход дел пугал. Кроме суеверного страха смерти – вполне объяснимого после тяжелой зимней хвори – Мари беспокоило собственное шаткое положение. Жена беглого протестанта, целиком и полностью зависящая от милостей короля, теперь ещё и беременная – что её ждет? Не вздумает ли королева Екатерина воспользоваться принцессой Клевской ещё раз? Теперь уже в качестве заложницы или приманки для принца Конде? А, может быть, и вовсе – как орудием мести? Слегка закусив губу, Мари бросила на сестру пытливый взгляд. Она не обвинила бы Генриетту в нежелании помогать жене человека, чьих действий герцогиня де Невер не одобряла, но всё же хотела знать – изменит ли её новость что-либо в их отношениях?


Henriette de Cleves: Если для усугубления положения Марии Клевской чего-то и не хватало, так это ее беременности. Не хуже Екатерины Марии Ромолы ди Лоренцо де Медичи Генриетта де Ла Марка умела просчитывать варианты развития событий и как можно воспользоваться той или иной ситуацией. Ребенок Конде? Замечательно. Роскошный товар для торга. То, что он не сделал ради жены, он сделает ради своего отпрыска. То есть уберется прочь с дороги политической колесницы, и больше не будет влиять на ее разгон. Это значительно поубавит пыл еретиков, многие из которых до сих пор, несмотря на то, что он в бегах, видят корону Наварры на голове этого Бурбона. Окажись это дитя, когда родится в руках Гизов или старухи Медичи и Конде будет парализован в своих действиях. Но что будет с Мари? Участь сестры при любой расстановке фигур на шахматной доске, где за одни играют католики, а за другие гугеноты, будет незавидна. - Ребенок – это цветок жизни, Мария, но в вашем случае он тем прекраснее, чем дальше от вас сад, в котором он вырастет. И о том благополучно позаботился ваш муж. Дернув носиком, невестка Генриха Гиза оставила без внимания любезно предложенное графиней де Бофор кресло. Не могла она себе отказать в удовольствие вставить еще одну иглу в образ Генриха де Бурбона. Мужская позиция во всей ее красе. Сейчас я полюблю, получу удовольствие, а с последствиями пусть разбирается женщина. Своих потомков Лудовико де Гонзаго предпочитал держать подальше от Парижа и от Лувра. Это было то немногое, в чем они с супругой были солидарны. Принцесса Клевская не любила своего мужа, но по заключению брачного союза исправно выполнила супружеский долг, после чего была свободна в своих чувствах и поступках. О своих чадах она старалась не думать и уж тем более никому не рассказывать о том, любит она их или нет. И Господь был милостив к ней, не даруя ей детей от любовников. - Ну и что мы будем теперь с этим делать? – несмотря на скепсис, звучавший в голосе герцогини, в ее глазах мелькнуло сочувствие к родственнице.

Мария Клевская: Едва заметная тень растерянности скользнула по лицу принцессы Конде, но всё же она была благодарна сестре за сочувствие и за вопрос. Гораздо тяжелее сейчас ей было бы услышать холодные поздравления и торопливые слова прощания. Участь её незавидна, никто не поспорит. И помогать Мари Клевской сейчас не то, чтобы смертельно опасно, а просто трудно. Но как сохранить такой секрет? - Я отошлю от себя ребенка, когда он родится, - страшные слова для многих матерей, но принцесса Конде не хуже герцогини де Невер понимала, что решения нужно принимать, руководствуясь здравым смыслом, а не своими чувствами. – Но до этого дня ещё месяцев семь, не меньше. Семь месяцев. И каждый день из них может принести разоблачение. Одно письмо в Париж о положении младшей Клевской, и дьявольское колесо интриг будет запущено. Где спрятаться? Можно было найти пристанище в Англии, в Германии, где ещё есть сочувствующие французским гугенотам люди? Но для этого надо было связаться с Генрихом Конде, а когда ещё он навестит супругу? Через пару месяцев или через год? Сказать было нельзя. Вздохнув, Мари сказала – лицо её при этом стало ещё бледнее, чем прежде: - Я думаю, что мне стоит остаться здесь. Тут тихо и почти не бывает гостей. А мачеха принца Конде даже если и узнает про мою беременность, наверное, будет молчать. Молодой вдове Людовика де Бурбона вряд ли было очень выгодно лезть в политические игры – всё-таки отсвет преступлений пасынка ложился и на её имя, но какое ещё место предложить для того, чтобы укрыться от всевидящего ока Екатерины Медичи, графиня де Бофор не знала. - Или вы думаете, сестра, мне лучше уехать куда-нибудь подальше, пока это возможно? Встревоженный взгляд принцессы Конде устремился на Генриетту – на её выпады в сторону Генриха Мари отвечать не стала. Во-первых, в них содержалась немалая доля истины – принц, действительно, не всегда бывал осмотрителен, а во-вторых, сейчас это не имело значения. Будучи примерной женой графиня де Бофор обещала стать не менее примерной матерью, так что сейчас все её помыслы были о судьбе своего ребенка и о своей собственной.

Henriette de Cleves: - Это невозможно, - отсекла Генриетта. Носик принцессы Клевской наморщился неопределенно – то ли в брезгливости, то ли в сочувствии. Дьявольщина. Ох, как не вовремя была эта беременность Мари. И где ее только носило, что она отяжелела? Видимо там же, где принца де Конде. В супружеской неверности эту невинность было подозревать невозможно. Ходившая взад и вперед мадам де Невер громко щелкнула веером и подошла вплотную к сестре. - Тебе отсюда либо в могилу, либо в могилу с более страшными последствиями, для твоего, - веер герцогини указал на живот Марии Клевской. К охам и ахам старшая из трех «Граций» расположена не была. Так же как и к сантиментам. - Карл противоречит матери, пока я в силах на него воздействовать. Но моя красота не вечна, сестренка, да и король не предсказуем. А мадам Екатерина – вечна, - в опровержение «невечности» своей красоты графиня де Ретель поправила медный локон, кокетливо спустившийся на плечо. Но Шарль был действительно сложно управляем. Его взрывной характер был известен всем. И только Генриетта и Всевышний знали, как совладать с таким сложным нравом, как у Карла Девятого Валуа. И, безусловно, его матушка. Герцогиня подошла к сестре и взяла ее за руку. Родная кровь, черт бы ее побрал, что может быть дороже? В жилах этой девочки текла та же кровь, что в венах самой мадам де Невер. Но та же ли? Сколько отпечатков накладывает воспитание на любую личность? Вон, как на эту – воспитание Жанны д'Альбре. И, если в старшей из Клевских бурлила жизнь, бурлила так, что затопляла все, к чему прикасалась, то младшая была сама еще потерянным ребенком. Нужно ли такое воспитание? - Я думаю, что вам, Мари, - любовница Карла перешла вновь на более строгий и уместный тон, но тепло сжала ладошку родственницы в своей, - стоит сидеть тише воды ниже травы. А грянет гром, будем решать. Оставьте мечты – вам отсюда только в Бастилию, и это не лучшее место для вынашивания дитя, - невольно она провела рукой по своему животу. - Когда отпрыск родится, если он родится, тогда и подумаем, что и как. Вас устроит, если он вырастет в семье Гизов? – поведя бровью, Неверская взглянула в чисто-голубые глаза сестры.

Мария Клевская: Мари невольно вздрогнула. «У Гизов» означало «католиком» - это принцесса Конде понимала совершенно отчетливо. Разумеется, младшая Клевская и сама была теперь католичкой, но всё-таки до сих пор хранила надежду, что доживет до времени, когда гугеноты во Франции престанут считаться еретиками. И ребенка – своего и Генриха – она хотела бы воспитать в своей вере. Иначе кем он будет? Презирающим собственных родителей папистом? Однако торговаться, выдвигая условия, Мари не позволяла совесть. Генриетта и так заступилась за неё перед Медичи и сейчас предлагала свою помощь. Откажись принцесса Конде от неё – с чем она останется? - Мне важно, чтобы жизни будущего сына или дочери ничего не угрожало, - побледневшие щеки и изменившийся голос явно говорили о том, каких усилий стоили жене Генриха де Бурбона эти слова. – Но Гизы... Не будет ли слишком опасно доверять им жизнь ребенка принца Конде? Пальцы младшей Клевской встревожено сжали ладонь сестры, а во взгляде мелькнуло беспокойство. Гизы – хищники, вполне способные тягаться с Валуа, но они же – явные враги гугенотов.

Henriette de Cleves: Опасения Мари имели право назваться справедливыми. Ребенок принца Конде мог стать таким же предметом для торга, как если он попадет в руки Медичи. - Во всяком случае, Мари, он будет жить. Возможно в семье Катрин, но будет, - Генриетта понимала, что ее слова могут быть слабым утешением для сестры, но у Екатерины Клевской, попади дитя в ее большую семью, ребенок и правда будет в относительной безопасности. Даже при учете, что ее супруг герцог де Гиз, а ребенок – отпрыск Генриха де Бурбона. Пожалуй, из трех «Граций» Клевских, у средней сильнее всего был развит материнский инстинкт. Хотя, у младшей еще не было возможности его проявить. - Полно, душа моя, не тревожьте себя и не изводите, - Невер уверенно пожала ручку сестры, - Это точно не пойдет на пользу ребенку. И вы его угробите своим беспокойством раньше, чем он появится на свет, - зеленые очи были возведены в потолок, - да сохранит его Пресвятая Дева. В самом деле, Анриетта не представляла себя в роли кумушки, дающей полезные советы, скорее она могла надоумить сестру, как свернуть с благочестивого пути, доводись им сблизиться раньше, но графине де Бофор, в ее состоянии, несомненно нужна была ее поддержка, как от женщины женщине, не меньше, чем помощь делом. И если о втором было еще рано говорить, то первое Ее Светлость искренне попыталась ей дать. - Расскажите мне лучше, как вы себя чувствуете, хотя, конечно, мне интересны и подробности того, как все случилось, - улыбнувшись, мадам де Невер, подошла к зеркалу и умелыми пальцами начала поправлять себе прическу, заправляя под шпильки выбивающиеся волоски.

Мария Клевская: Последний вопрос сестры живо вернул на лицо Мари румянец, пожалуй, даже больше, чем было нужно – принцесса Конде покраснела. Хотя тут же выбранила себя за излишнюю стыдливость – в конце концов, она уже взрослая замужняя женщина, будущая мать… Мысль о ребенке, невзирая на мрачную будущность, осветила лицо Марии, и она улыбнулась. - Хорошо, я расскажу, - голос её прозвучал живо и почти весело. – Только не раньше, чем вспомню об обязанностях хорошей хозяйки и угощу тебя обедом. Необходимость отдать сына или дочь сразу после рождения – пусть и чадолюбивой Екатерине – разумеется, безмерно расстраивала юную жену Генриха де Бурбона уже сейчас, но всё же молодости не свойственно долго грустить. Молодости присущи жизнерадостность и надежды на то, что все препятствия удастся обойти. Пусть этим надеждам и очень редко суждено осуществится. Поэтому грустные мысли были отброшены, и разговор сестер Клевских перешел в более спокойное и приятное русло. Им было о чём поговорить. Пусть и последний раз в жизни. Эпизод завершен.



полная версия страницы