Форум » Игровой архив » Желание короля - закон » Ответить
Желание короля - закон
Henri de Valois: 3 сентября 1575 года. Шенонсо.
Ответов - 11
Henri de Valois: - Вот, матушка, что я нашел. На колени Екатерины Медичи лег альбом в тисненом переплете. На красном сафьяне еще сохранились следы позолоты. Анри улыбнулся, представив себе ворчание Луи по поводу «я нашел». Нашли они, вместе, обследуя чердаки замка, и по-мальчишески радуясь каждому открытию. Но эта находка действительно заслуживала внимания. Король бережно раскрыл альбом, открыв матери листы, на которых красовались чудные акварели Клуэ, но это были не портреты, нет. Это были эскизы для оформления праздничного рыцарского турнира, одного из многих, которые с таким блеском проводились при дворе Генриха II. Причудливые рыцарские шлемы изображали геральдических животных, была тщательно зарисована даже вышивка балдахина над королевской ложей, чеканка доспехов, украшения для лошадей. Сидя в пыли, на чердаке, Генрих III и его возлюбленный битый час с восхищением разглядывали находку, увлеченные духом рыцарства, которым был пропитан двор Генриха II, и который так точно и изящно передала кисть Клуэ. - Посмотрите, какая красота, мадам! Нет, вы только полюбуйтесь! Генрих любовно провел пальцами по прекрасно сохранившейся странице. Солнце, врывающееся в раскрытое окно, освежало нежные краски, придавая им цвет и глубину. - И знаете, что я подумал, государыня? Мы собирались возвращаться в Париж недели через три-четыре, отчего бы нам не проститься с летним Шенонсо таким чудесным образом? Давайте устроим турнир в духе моего отца, дадим возможность нашим дворянам блеснуть на ристалище, а дамам подарить свою любовь победителям! В этом альбоме есть все наброски, если поторопиться, то это будет незабываемо! Генрих мечтательно улыбнулся, словно наяву слыша шум голосов, видя трепетание ярких шелков. Итальянская кровь, любовь ко всему красивому, яркому подсказывало тысячу и одну идею, как сделать такой праздник незабываемым, а горячая натура желала получить все и немедленно.
Екатерина Медичи: Еще белая и красивая рука королевы-матери осторожно тронула хрупкие листы. Удивительно… удивительно, как вещи переживают и нас, и память о нас. Превратился в прах ее муж и многие из тех дам и кавалеров, для кого Клуэ рисовал эти затейливые доспехи и уборы. Превратилась в прах ее главная соперница, ее проклятие, Диана де Пуатье, которая была королевой турниров, которой король посвящал свои победы. Вот этот черно-белый наряд с жемчужной сеткой от ворота для подола, он наверняка предназначался для нее… Медичи заставила себя не слишком торопливо перевернуть эту страницу. Есть раны, которые не заживают. На следующих листах были эскизы ристалища, шатров, построек. Рука Клуэ придала всему легкость и изящество. - Очень красиво, - тихо проговорила королева Екатерина, все еще находясь во власти воспоминаний. – И праздник по этим эскизам был бы красив. Если мы поторопимся, то все успеем… скажем, к девятнадцатому сентября, Генрих? Королевская казна не могла похвастаться большим количеством золота, но у Медичи были личные сбережения, и, чтобы порадовать сына, она готова была войти в расходы. Улыбка Генриха была бы ей лучшей наградой. Ну а кроме того, практичный ум Флорентийки, подсказывал ей, что такие праздники – отличный способ сплотить вокруг короля дворянство и продемонстрировать всем блеск двора, а значит, и королевское могущество. Королева-мать ласково погладила сына по руке. - Доверьте мне все это, Генрих, и я постараюсь, чтобы вы не разочаровались. В конце концов, я видела эти турниры своими глазами… Только, сын мой, вы же не собираетесь участвовать в сражениях? В голосе Медичи звучал не вопрос – мольба. Увидеть сына в рыцарских доспехах, на коне, таким же красивым, как когда-то был его отец, и знать, что он будет подвергаться такой же опасности… нет, этого она не выдержит!
Henri de Valois: Генрих, смеясь, расцеловал полные руки Екатерины Медичи. Ах, матушка, матушка… как же предсказуема в своих тревогах, и опасениях. В ясном солнечном свете, заливавшем мрачноватые покои королевы-матери, особенно стало заметно, как постарела несгибаемая вдова Генриха II за этот год. - Я не только собираюсь участвовать, матушка, я еще надену доспехи отца, - улыбнулся он, поднимаясь. – Благодарю вас, я знал, что могу на вас положиться, на вас и на ваш отменный вкус! Его Величество не лукавил, в том, что касалось устройства праздников, балов, развлечений, Екатерине Медичи не было равных, а кроме того, она обладала еще одним искусством, добиваться полного послушания, можно было не сомневаться, что под ее руководством все работы будут закончены к сроку. - Да, матушка, - обернулся он уже у двери, вспомнив еще кое-что. – Может быть, позволим нашему кузену, королю Наваррскому немного развлечься? Пошлите за ним, Ваше величество, пусть докажет, что он храбр не только в сражениях с вашими фрейлинами! Поклонившись матери на прощание, Анри вышел, весело напевая, предвкушая праздник, который должен был стать прекрасным завершением этого чудесного лета.
мэтр Рене: - Ты не отговоришь его, Катарина, - проговорил мэтр Рене, появляясь из-за гобелена, скрывавшего небольшую нишу со стулом, в покоях королевы-матери. Парфюмер прятался там и слышал весь разговор особ королевской крови. – Он столь же упрям, как и его отец. И столь же горяч, как ты сама. Флорентинец подошел к королеве-матери и изысканным и нежным поцелуем, которого сложно было ожидать от человека его возраста, припал к ее руке. А после, словно смутившись своего поступка, мягко и греющее, спрятал длань Медичи меж своих теплых и сухих ладоней. Он прекрасно понимал, как сжалось сердце женщины, когда ее сын заявил о том, что хочет надеть доспехи отца. Ведь именно турнир, копье Монтгомери и стали причиной смерти Генриха Второго Валуа. А сейчас Генрих Третий, забавы ради, собирался во всем блеске своей молодости и великолепия выйти на ристалище. Так же, как его отец. В тех же доспехах. - Потратишь время зря и вызовешь его гнев. А ты знаешь, что его тихая ярость опаснее бурных приступов злобы, коими был известен его брат, и у него хватит воли довести до конца все, что он задумал, в отличие от его родителя. Он становится все больше похож на свою мать. А ты разве когда-нибудь отступала перед трудностями, моя королева? – Рене мягко сжал пальчики своей соотечественницы, выражая ей свое поклонение. - Но я думаю, прекрасная и мудрая Екатерина сможет и из развлечения извлечь пользу.
Екатерина Медичи: - Все так и есть, Ренато, ты опять прав, - грустно кивнула Екатерина Медичи, своему другу, советнику, и хранителю тайн. – Не отступала. Но думаешь, я чувствовала себя счастливой от этого? От необходимости бороться, постоянно, каждое мгновение из тех, что я провела во Франции? Королева встала, подошла к окну. Легкий ветерок гулял по цветнику, заботливо взлелеянном когда-то еще Дианой де Пуатье. Сколько лет прошло, сколько лет! - Сколько хитрости мне тогда понадобилось, сколько осторожности. Поняв, что мужа не очаровать, я очаровывала свекра, Франциска. Льстила ему, иногда спорила с ним, восхищалась им. Я не отступала, да… играла роль наивной простушки, верящей, что моего мужа и госпожу Диану связывает только дружба. И верила, верила, что придет день, и он полюбит меня. А потом он погиб. Прервав эту исповедь, королева повернулась к Ренато, положив ладонь ему на плечо. - История повторяется, мой старый друг. Ты видишь? Я живу, все так же, в надежде на то, что мой сын вернет мне свою любовь. И боюсь. А вдруг его заберут у меня раньше, чем это случиться? Ренато, ты же помнишь гороскоп моего сына, и все, что говорил Мишель де Нострадам. Он погибнет (Медичи содрогнулась от этих слов) от предательского удара. Что если этот удар ему нанесут уже на этом турнире?
мэтр Рене: Пока Екатерина Медичи раскапывала свои воспоминания, которые так и не смогла спрятать так, чтобы забыть о их существовании, Ренато Биянко с нежностью и лаской рассматривал ее лицо. Он мог бы с точностью до дня сказать, когда на нем была вырезана скульптором Судьбой очередная морщина. Сколько боли и страданий пряталось за ними. Это были не морщины даже, а шрамы, ибо вместо резца жестокий мастер держал в своих руках нож. - Еще рано, Катарина. Хотя Случай иногда берет все в свои руки, и поворачивает все по-своему. Этого исключать нельзя, - он мог бы сказать королеве слова, которые ее утешат, успокоят, но кто, как не он, скажет ей правду. – Устраивая этот турнир, твой сын играет жизнями, сам того не ведая, ибо каждое состязание, это чья то победа, и чей то проигрыш. И то, и другое могут стать для кого-то решающими в их жизни. Но, кроме того, что он король, он еще и человек. А человек – существо свободолюбивое. Он не хочет сидеть под колпаком, и бояться собственной тени. А Генрих еще и мужчина, которому хочется быть не только свободным, но и бросать вызовы другим. Радуйся, что он не столь тщеславен, как Александр Македонский или Цезарь, и не берет в свои руки оружие, ради того, чтобы подчинить своей власти весь мир. Не сказав, мэтр подумал, что только что покинувший эти покои молодой человек мог бы последовать примеру своего великого тезки, но он был слишком счастлив для настоящей войны, и потому находил себя в игрища, подобных тому, что хотел организовать. - Моя госпожа всегда умела использовать все во благо своим детям, сможет и сейчас, - поклонившись королеве-матери, флорентинец уже размышлял о другом. Зачем Генриху Валуа понадобился на турнире его родственник, король Наваррский?
Екатерина Медичи: Рене был прав. Следовало подумать о том, что можно извлечь из этого турнира, помимо развлечений. Генрих приказал доставить из Парижа Наварру, вот еще одна головная боль, и вечный страх Екатерины. Как иначе король Наваррский сможет стать королем Франции, если не через смерть всех ее сыновей? - Скажи, Ренато, было ли такое, чтобы звезды согласились переписать однажды написанную судьбу? - задумчиво спросила она. – Ты знаешь, что предсказано. Но разве я могу с этим смириться? Может быть, если удастся переломить счастливую судьбу Генриха Наваррского, то звезды будут более милостивыми к ее сыновьям? Мысль жестокая для всякого, но не для матери, у которой одного за одним отнимали самое ценное – жизни ее детей, не для королевы, раз за разом провожающей в усыпальницу Сен-Дени королей Франции. - Мы привезем Наварру в Шенонсо, как желает Генрих. При Ренато Биянко Екатерина Медичи могла позволить себе редкую роскошь – рассуждать вслух, зная, что все сказанное между ними будет похоронено в груди ее лекаря и советника. - Наверняка Наварра захочет принять участие в турнире, а если и нет, столько всего может случиться. Уж мы с тобой знаем, как коварны случайности, - с грустью и горечью произнесла она, глядя в мудрые, ласковые глаза флорентийца. Если бы Ренато захотел, он бы мог привести ей целый список этих «случайностей» которые раз за разом вмешивались в ее планы, но он этого не делал, и королева-мать была благодарна за это старому другу.
мэтр Рене: Биянко промолчал. Он лишь покачал головой. Но к чему было это отрицание – к ответу на вопрос, заданный Екатериной Медичи, или к ее последним словам – сказать было невозможно. - Моя госпожа может быть уверена в том, что я исполню любую ее волю, - с поклоном молвил парфюмер. Он говорил от сердца и в его словах нельзя было усмотреть и тени неискренности. Но полное повиновение королеве-матери не исключало того, что он не может попытаться предупредить короля Наваррского о грозящей ему новой опасности. Из множества смертей, которые произошли не без прикосновения к ним руки флорентинца, только одна не давала ему покоя. Только одна. Светлый лик Жанны д'Альбре до сих пор являлся к нему во снах. Он молчал, но это молчание было страшнее любых упреков. Сам он, конечно, уже не сумеет, не вызывая подозрений, приблизиться к ее сыну, но, поскольку турнир предполагает многолюдность, то это вполне сможет сделать другой, хорошо известный ему и Анрио, человек. - Что прикажет моя королева? Удивительным образом в парфюмере сочетались безграничная преданность Ее Величеству и желание уберечь от ее козней того, кого она считала злейшим врагом своего рода. Хотя в последнее время прибавился и еще один мотив – необходимость уберечь от плахи одну косматую голову, в которую Рене успел уже так много вложить.
Екатерина Медичи: Сердце женщины – бездна, в которую даже она иногда боится заглянуть, к чему же пытаться искать в ней ответы? Медичи и сама не могла бы сказать, что удерживало ее от прямого приказа Рене приготовить яд, это был бы далеко не первое ее поручения подобного рода. И все же, она медлила. Нет, дело было не в жалости к королю Наваррскому, не в сомнениях в собственной правоте. Дело было в том, что в последнее время словно рок преследовал королеву Екатерину, оборачивая все ее козни против нее же самой. Найти способ устранить Наварру на турнире не так уж сложно, но не обернулось бы все против нее самой. Хотя, казалось бы, судьба подносит решение на блюде. Устрани Навару, выдай его сестру Екатерину за верного человека (почему бы, допустим, не за Франсуа?) и Франция будет защищена от притязаний Бурбона! Но отчего же ей так неспокойно? Сжав бледные губы, Медичи запретила себе прислушиваться к этим тревожным голосам. Это старость. Старость, усталость, болезни. И воспоминания. - У тебя и без моих распоряжений сейчас появится много дел, Ренато, - усмехнулась она. – Как только станет известно о турнире, наши дамы будут брать твою лавку штурмом, и дай бог тебе удовлетворить все запросы капризных красоток. Впрочем, кое-что ты можешь для меня сделать. Из Шенона пишет управляющий, молодые деревья в парке объедают олени. Пришли мне яд, такой, чтобы достаточно было легкой царапины для того, чтобы убить. Я недавно распорядилась посадить в Шеноне особый сорт слив, не хочу, чтобы саженцы пострадали. На турнире неизбежны падения, синяки, ссадины и даже легкие раны. А если рану вовремя не очистить и не перевязать, возможно лихорадка и даже смерть. Может быть, судьба короля Наваррского погибнуть на турнире? Что же, не самая плохая смерть.
мэтр Рене: Что было правда, то правда. За последнее время обороты в лавке парфюмера стремительным образом возросли. Он понимал, что это было благодаря тому, что с утра до вечера один молодой поэт вдохновенно растирал кармин, выпаривал дистилляты и занимался прочей черной работой. Кроме жалования подмастерья, Рене платил ему наукой, тем что с вечера до ночи вдалбливал в его косматую голову знания по астрономии и химии, астрологии и искусству разгадывать тайные смыслы в словах. Они вместе по два часа в день бились над тем, чтобы понять язык, на котором была написана удивительная книга, за изучением которой, Агриппа д'Обинье впервые застал мэтра Рене. Но пока она упорно хранила свои секреты. А перед турниром, королева Екатерина была права, клиентов станет еще больше, но парфюмер мог не тревожиться. Даже с помощью своего немого слуги он справиться. Одним даст то, что они хотят, другим пообещает малое и даст еще меньше, убедив что больше ничего не нужно для столь совершенной красоты, а третьих убедит, в том, что им и вовсе ничего не надо. Агриппу придется отпустить. Нужно попробовать предупредить короля Наварррского. Ему придется быть осторожным во всем, ибо флорентийка так и не сказала, как она собирается распорядиться ядом. Может скажет, но позже, а сейчас нужно удовлетвориться теми объяснениями, что были даны. Хотя Биянко прекрасно понимал, для какого оленя предназначена отрава. - Разумеется, моя королева получит все, что пожелает, - Ренато поклонился в пол, и позволил себе поцеловать краешек платья этой удивительной женщины. Она снова готова была бороться, как птица Феникс вновь и вновь возрождаясь из пепла. - Как срочно нужно это средство, Ваше Величество? – чтобы подтвердить свою догадку спросил Рене. – И соблаговолите ли вы тогда отпустить меня в Париж? Здесь у меня нет возможности приготовить требуемое.
Екатерина Медичи: - Конечно, Ренато, возвращайся в Париж, - кивнула Екатерина Медичи, на мгновение коснувшись ладонью головы своего друга и советника. Верность Рене, его доброта, его всезнание, служили королеве поддержкой и утешением в самые черные дни. Если кто-то и мог удержать Флорентийку от опрометчивого шага, или от падения в бездну беспросветного отчаяния, то Ренато Биянко . Поверил или нет Рене в отговорку про оленей, было не так уж и важно. Главное, что не было произнесено имя Генриха Наваррского, и не встала между королевой-матерью и ее единственным другом тень Жанны д’Альбре. Мужчинам так трудно объяснить причины женской ненависти, а ее пути темны и извилисты. Мужчины понимают только очевидные вещи. Измена, соперничество, государственная необходимость, в конце концов. Женский мир куда тоньше, загадочнее… и страшнее. - Доставь мне средство к началу турнира, этого будет достаточно. Да, этого будет достаточно. За оставшееся время она придумает, как распорядиться ядом, время есть. Как хорошо, что время еще есть. Шенонсо, изящный замок, любимый замок королев и королевских фавориток, мог бы с этим не согласиться. Человеческая жизнь так мимолетна, она подобна полету мотыльков на пламя. Мгновение, вспышка, небытие. Но замки молчат, а мотыльки продолжают лететь на пламя. Эпизод завершен
полная версия страницы