Форум » Игровой архив » Любопытство - не порок » Ответить
Любопытство - не порок
Диана д'Этамп: 27 марта 1575 г. Утро. Лувр, покои его величества.
Ответов - 15
Диана д'Этамп: «Любопытство - не порок» - Подумала Диана, покидая покои ее величества Луизы де Водемон ни с чем. Единственное, что вынесла придворная дама из диалога с королевой - грустную уверенность в том, что этой женщине вряд ли когда-нибудь повезет стать счастливой. Ей бы, конечно, хотелось ошибаться, однако жизненный опыт и приобретенная мудрость в унисон твердили обратное. Для того, чтобы урвать у судьбы хотя бы несколько мгновений настоящей, ничем не замутненной радости, нужно не бояться шагнуть в пропасть. Только за плечами смелых и безрассудных раскрываются прекрасные белые крылья. И чувство полета наполняет душу хрустальным перезвоном благовестных колоколов. Впрочем, так просто сдаваться герцогиня не собиралась. Уж она-то точно относилась к тем женщинам, которые своего не упустят. Если нитка клубка семейных тайн сводного брата попала в цепкиеДианины ручки, то супруга маршала Монморанси ее не выпустит до тех пор, пока не размотает до конца и не увидит: что там скрывается? Проведя остаток дня и вечер 26 марта в задумчивости, ее светлость отправилась почивать в десятом часу с готовым принятым решением. Правда, существовал определенный риск, что ее не примут или вовсе невежливо отошлют восвояси, но храбрую дочь Генриха II Валуа это не смущало. Она ведь ищет справедливости, а не занимается плетением заговоров против правящей династии! И кто осмелится упрекнуть благородную герцогиню де Шательро в том, что она желает семейного благополучия своему венценосному родичу? Утро началось для Дианы на рассвете. Умывание, легкий фруктовый завтрак - на это ушло порядка сорока минут. Куда больше времени занял утренний туалет, к которому и без того привередливая к выбору нарядов и соблюдению модных канонов сводная сестра короля отнеслась и вовсе придирчиво. Наконец, заставив верную клевретку Эжени уложить густые, тяжелые волосы в пышную высокую прическу, ее светлость остановила свой выбор на платье оттенка майского неба - насыщенном, глубоком и так идущем к цвету ее бездонных глаз. Белая пена кружевных оборок, невесомый белый шелковый шарф и сапфировый гарнитур довершили по-утреннему свежий и даже слегка кокетливый образ воспитанницы знаменитой Дианы де Пуатье. Грациозной походкой герцогиня выпорхнула из своих апартаментов и без колебаний направилась к покоям, которые занимали миньоны его величества Генриха III. Увы и ах, к своему разочарованию, Диана не застала там того, кого собиралась повидать нынешним утром. Невежливый пожилой слуга, супя мохнатые брови, проворчал, что его сиятельство маркиза можно наверняка застать об этом часе в королевской опочивальне. Дескать, коль Вам так уж приспичило, то ступайте туда и добивайтесь аудиенции. Еще поглядим: допустят ли... Светлое чело герцогини омрачилось от этого известия лишь на мгновение, после чего на красиво очерченых губках вновь заиграла приветливая улыбка. Поблагодарив строгого прислужника, супруга Франсуа де Монморанси последовала полученному совету и удалилась в сторону покоев короля - благо, они располагались неподалеку. Заглянув в приемную, она обнаружила, что та (видимо, по слишком раннему времени) еще пуста. Сдвинув бровки, Диана задумалась: что же делать? Войти без доклада? Не сочтут ли ее поступок слишком дерзким? Не скомпрометирует ли она тем самым себя? Тряхнув головой, от чего длинные серьги с синими камнями в ушах резко мотнулись и мелодично звякнули, внебрачная дочь Генриха II Валуа переступила порог и быстрыми, мелкими шажками проскочила приемную и взялась за ручку двери, ведущей в святая святых Франции - королевскую спальню. «А вдруг там король?» - Мелькнула в голове запоздалая мысль, но дверь под осторожным натиском тоненьких дамских пальчиков уже подалась и, будучи хорошо смазанной, без малейшего усилия распахнулась во всю ширь, явив Диану д'Этамп во всем блеске ее великолепия, в испуге застывшую в дверном проеме.
Луи де Можирон: С битый час маркиз д'Ампуи воевал с солнечным лучом и собственной ленью. Вернее от луча он позорно сбегал, перемещая голову по подушкам. Но золотой упрямец все равно настигал его, светя в глаза и явно потешаясь над своей жертвой. Лежащая на соседней подушке Звезда лишь лениво щурилась, явно наслаждаясь происходящим. Анри все же свредничал, уходя. Пожалев своего фаворита и не заставив подняться в ту рань, в которую вскочил сам, он оставил Людовика в постели. Но уходя, явно специально распахнул полог кровати так, чтобы соне-придворному помешало спать солнце. С другой стороны тяжелые шторы были плотно сомкнуты, чтобы снующим слугам, убиравшим комнату после омовения государя, не было видно того, кто остался досматривать сладкие сны. Это была неслыханная подлость! Потому что вылезать из-под мягких одеял, чтобы задернуть занавеси балдахина очень не хотелось, а небесное светило уже поймало в свою власть почти всю постель государя Франции. - Да что же это такое… - подушка была выдернута из-под головы и перемещена на нее. Но так было душно. Ворчание молодого человека у дверей не могли услышать, пух подушки хорошо заглушал голос. И притуплял слух. Вынырнув наружу, Луи приподнялся на локте и прислушался к шуму в дверях. Рыжая кошка тоже направила свои уши и взор в сторону дверей. Преимущество задернутых занавесей – не видно их, недостаток – не видно им. На приход слуг было не похоже. Те обычно суетливо делали все необходимое и быстро удалялись. Генрих бы не стал таиться. Тут же создавалось впечатление, что кто-то замер в дверях так же как Можиро и Звезда замерли в кровати. Ни для кого уже давно не было секретом, с кем проводит ночи Генрих Валуа. Но демонстрировать то было ни к чему. В королевскую опочивальню никто не смел заходить просто так. Но кто-то все же зашел. Людовик осторожно опустился на подушки, стараясь не производить притом никаких звуков. Опустился и стал ждать. Кто бы то ни был, он либо уйдет, либо проявит себя. Звезда же не была столь щепетильна и пожелала удовлетворить свое любопытство. Спрыгнув с кровати, она исчезла из вида, выяснять, кто и зачем пожаловал.* *согласовано с Генрихом Валуа.
Диана д'Этамп: Прошла минута... Затем вторая. Ничего не происходило. Диана, напуганная своим чересчур смелым поступком и столь непочтительным появлением на территории сводного брата (можно даже сказать - в его сугубо личном пространстве), стояла, боясь шелохнуться. Кажется, и дышала-то через раз. Наконец, поняв, что ничего страшного не приключилось - гром среди ясного неба не грянул, а полуобнаженный Александр-Эдуард не выметнулся из-за полога кровати с возмущенными выкриками и подушкой наперевес, ее светлость немного расслабилась. На милом личике дамы нарисовалось задумчивое выражение: она старательно представляла себе короля в длинной камизе с растрепанными темными волосами и глазами навыкате, несущегося на нее с воплями: «Кыш! Брысь! Мяу!» С трудом удержавшись от неуместного смешка (уж больно комичным выходило зрелище), герцогиня нахмурилась: откуда в этом прочувствованном монологе его величества взялось глупое кошачье восклицание? И вот опять - «Мя-а-ау!»Опустив глаза долу, супруга Франсуа Монморанси только теперь увидела очаровательную кошечку, приблизившуюся к ней опасливой походкой хищницы, почуявшей чужака в своем доме. По всему выходило, что именно это пушистое создание, отличающееся столь же неуемным любопытством, как и сама госпожа д'Этамп, издавало эти протяжные и несколько вопросительные звуки. Убедившись, что ничего сверхъестественного не происходит, и разум не покинул ее бестолковую головку, потрясенный полным отсутствием здравого смысла в последних решениях и действиях хозяйки, внебрачная дочь Генриха II Валуа наклонилась и протянула руку к домашнему зверьку. Зашелестели-зашуршали пышные юбки. Мелодично звякнули золотые украшения. По комнате поплыл насыщенный запах ирисовых духов, которыми любила пользоваться герцогиня де Шательро, когда ей предстояло какое-нибудь ответственное дело. Этот запах: тонкий, но вместе с тем сильный и чувственный заставлял мозг действовать, как отлаженный механизм; придавал уверенности в себе и своей неотразимости. - Кс-с-с-с-скс-с-с-с... Хорошая кисонька. Ой, какие мы красивые... Дай-ка я тебя поглажу... А где же твои хозяева, дорогая? - Нежно проворковала нарушительница утреннего спокойствия в королевской спальне, абсолютно уверившись в том, что кроме кошки, здесь ей тоже никого не застать, а потому окончательно осмелевшая.
Луи де Можирон: Прислушавшийся Людовик, сделал вывод, что этот женский голос ему не знаком. Или же придворный его запамятовал. Брови молодого человека нахмурились. Женщина с утра в спальне короля? Это дозволено было немногим, если сказать одной – матери Генриха Валуа Екатерине Медичи. Но кто-то все-таки вошел. И обладательница нежного голоса явно не была вдовой Генриха Второго. Посмотреть бы на лицо этой дамы… Уж что-что, а все хорошенькие, и даже не очень, мордашки, Луи знал поименно. Встать и выйти из-за полога возможности не было. Так не было поблизости одежды или хотя бы рубахи. В этот момент фаворит монарха очень пожалел, что не может обернуться котом и, подобно Звезде, непринужденно пойти и посмотреть, кто изволил пожаловать. Но обнаружить свое присутствие очень хотелось, дабы у дамы не возникло излишних иллюзий. И Можиро не придумал ничего лучше, как притвориться спящим и издать звук, напоминающий храп. В конце концов, неизвестная появилась внезапно, о появлении ее никто не извещал, не предупреждал, а, значит, ее могли не услышать. Плотнее завернувшись в одеяло и устроив голову на подушке, отвернувшись от солнца и повернувшись к двери, маркиз д'Ампуи оставил открытым одно ухо и всхрапнул еще раз. Лежа «в засаде» он подумал, что интересно, как часто Анри приходится слушать его храп. И вообще храпит ли он во сне? Генрих редко когда, да и только сопел, и только если вина с вечера было слишком много. Тогда Луи его бережно переворачивал на другой бок и сопение прекращалось. Эти мысли вызвали улыбку на губах юноши, и со стороны могло показаться, что он спит и видит чудесный сон.* *согласовано с Генрихом Валуа
Диана д'Этамп: Благостной тишины, только что наполнявшей покои его величества и заставившей Диану расслабиться, увлекшись очаровательной пушистой обитательницей королевской опочивальни, вмиг как не бывало. Негромкий, но вполне отчетливый мужской храп нарушил сонное утреннее спокойствие. Всколыхнул вязкий, разнеженный воздух в спальне, насквозь пронизанной острыми золотыми лучами. Едва приметно качнулся полог кровати, за которым - как теперь выяснилось - кто-то был. И этот кто-то явно продолжал видеть счастливые сны, пребывая в полном неведении относительно ранних посетителей и ленивой истоме, чего нельзя было теперь сказать о напуганной до полусмерти госпоже д'Этамп. Услышав смешные хрюкающие звуки и тихий шорох простыней, ее светлость сначала боязливо замерла, так и не донеся руку до кошачьей спинки, которую намеревалась погладить. Затем, убедившись, что ей не послышалось, негромко толи вздохнула, толи всхлипнула и отдернула кисть, будто ошпарившись. Взгляд дамы беспорядочно заметался по комнате, словно в поисках укрытия. Сердце заколотилось быстро-быстро, как у маленькой птички, попавшей в силки. «Ах, боже мой! Боже мой! Что делать? А если это король? Глупая курица! Проклятое любопытство! Пресвятая дева! Вот это конфуз...» - Метались мысли в прелестной головке герцогини, пока женщина стояла, замерев на месте, и пыталась справиться с овладевшим ею волнением и тревогой. Поймав себя на том, что невольно ищет глазами укромное местечко, куда можно было бы забиться и, закрыв лицо руками, сделать вид, что ее здесь нет, супруга маршала Монморанси нервно хихикнула и оперлась спиной на косяк двери, откинув голову в изнеможении. Сделав несколько глубоких вдохов и долгих выдохов, внебрачная дочь Генриха II Валуа почувствовала себя уверенней и спокойней. Дрожь в коленках улеглась, сердцебиение умерилось, а мозг заработал с удвоенной быстротой, придумывая выход из сложившегося неловкого положения. Итак, что мы имеем? Дерзкую герцогиню де Шательро на пороге святая святых королевских апартаментов. Задернутый полог кровати, на которой спит... Кто? Либо сам Александр-Эдуард, либо его фаворит - тот, с кем она и пришла повидаться. Какова вероятность, что мирно спящий - христианнейший монарх Франции? Немалая - как минимум, половина шансов за это. Впрочем, если хорошенько задуматься и вспомнить привычки некогда любимого сводного братишки, то можно этой половиной пренебречь. Вставать Генрих привык рано. К тому же, обязанностей у венценосной особы множество. День долгий, утомительный. Стало быть, засоня, с которым предстоит иметь дело Диане - не кто иной, как маркиз д'Ампуи. Конечно, ошибка не исключалась. Мало ли какие обстоятельства могли вынудить короля задержаться нынешним утром в мягких объятиях перины... И все же, сказав первое слово, воспитанница знаменитой Дианы де Пуатье, не привыкла отступать и предпочитала закончить начатое предложение всеми оставшимися и заранее заготовленными словами (сколько бы их ни было). Таков уж был характер этого непростого и вместе с тем очень искреннего человека. Прокравшись нацыпочках по комнате - от усердия она даже язык чуть-чуть высунула и прикусила, - ее светлость робко замерла у зашторенного ложа. Мучительно колеблясь перед последним шагом, закусила губку и прищурилась, злясь ьна саму себя за трусость и нерасторопность. Ну, окажется там король - даже проще. Скажет, что зашла пожелать доброго утра возлюбленному родичу. Чмокнет его в щечку, как когда-то в детстве, и упорхнет свободной бабочкой. Убьют ее что ли за такое самовольство? Проявление родственных чувств вроде бы не подпадает ни под какую статью нарушения законов государства. Наконец, совладав с собой, Диана резко дернула полог в сторону и зажмурилась, опасаясь сразу увидеть то, что ее там ждало.
Луи де Можирон: От звука, с которым был одернут полог королевской кровати, и мертвый бы очнулся. А маркиз д'Ампуи был очень даже живой. Светлые ресницы распахнулись, являя миру синий взгляд лежащего в подушках и одеялах. Людовик, молча, рассматривал зажмурившуюся женщину. Это была сводная сестра Генриха Диана де Шатальеро. В лицо Можиро ее помнил хорошо, хоть и видел нечасто при дворе. Красивая женщина. Неизвестно только зачем она пожаловала в такой час в покои своего брата. Даме ее положения должно быть известно, что в это время суток монарх корпит над делами государственными и выслушивает разнообразные умные (и не очень) измышления своих советников. Кося глазом, перестав деланно храпеть, но не шевелясь, Луи прикидывал варианты, которые могли привести сюда госпожу д'Этамп. Логично обоснованных было мало. Вернее их совсем не было. Поклониться королевскому ложу? У женщин в головах бродят порой немыслимые суеверия. Но самым приемлемым объяснением поступку Дианы было то, что искала она именно его, фаворита короля. При некой осведомленности несложно было догадаться, что он именно здесь будет утром. Однако зачем он ей понадобился? Любые разговоры по поводу отношений Александра и Людовика, были разговорами в пользу бедных и во вред тем, кто их вел. А именно такую цель могла преследовать дама, пришедшая для беседы именно в государеву опочивальню. - Ну? И что дальше, сударыня? – потянувшись, подобно ленивому коту, Можиро подпер рукой щеку. Солнце золотило его макушку, скрывая в полутьме лицо придворного от собеседницы, и приятно грело кожу на оголившемся сильном плече. Конечно, правила этикета предписывали приветствовать дочь Генриха Второго совсем иным образом, но она их нарушила куда как больше. - Кстати, и вам доброго утра, мадам, - Луи подозревал, что утро у герцогини уже не слишком задалось… Непонятно чем довольная Звезда уже запрыгнула в ноги и, удобно расположившись в ярком луче, стала намывать лапой наглую рыжую мордочку.
Диана д'Этамп: Приятный мужской голос, раздавшийся над самым ее ухом, заставил Диану вздрогнуть и широко распахнуть глаза. Чуть прищурившись от яркого утреннего солнца, она оглядела королевское ложе, сплошь усыпанное подушками и покрывалами. Наконец, взгляд задержался и медленно пополз по фигуре лежащего в перинах молодого человека. Солнце золотило белокурую макушку Людовика де Можирона, игриво ластилось к его мускулистому плечу, с которого сползло одеяло. На миг даже у обычно хладнокровной госпожи д'Этамп, отнюдь не склонной к романтическим измышлениям, перехватило дыхание. Открывшееся зрелище воистину было великолепно! Оно завораживало своей нереальностью, полным ощущением гармоничности... И пахло той выдержанной, классической стариной, о которой грезили многие просвещенные современники ее светлости. Было в этой картине нечто античное - несколько фривольное и вместе с тем строгое. Да, теперь женщина отлично понимала короля - тот всегда был неравнодушен к прекрасным произведениям искусства. А миньон, царственно возлежащий сейчас перед нею, и правда - являлся произведением искусства. Причем, вышедшим из-под резца гениального художника, чье мастерство могло бы превзойти и само небо! Засмотревшись, герцогиня не сразу поняла, что фаворит Генриха III обращается к ней с каким-то вопросом и, кажется, желает доброго утра. При этом тон у него как всегда слегка насмешливый и готовый вот-вот сорваться в бездонную пропасть язвительности, на дне которой обретается неистощимый источник злых шуточек и колких замечаний, коими сей юноша щедро одаривает окружающих. Мотнув головой, отгоняя знойный туман, застлавший взор при виде столь аппетитных деталей обнажившегося мужского тела, супруга маршала Монморанси предприняла отчаянную попытку собрать воедино как нарочно разбежавшиеся мысли. Нахмурившись и сдвинув бровки, придворная дама обдумывала дальнейшие свои шаги. Итак, в постели оказался маркиз д'Ампуи, на что она и рассчитывала. Сводный братец не изменил своим давним привычкам и встал рано, чтобы все успеть. День у государя такой большой и непростой в управлении страны - долгий. Об остром язычке и не менее острой шпаге этого господина воспитанница Дианы де Пуатье уже была премного наслышана. Стало быть, с ним нужно держаться вежливо и соблюдая дистанцию, которая не позволит ему перейти на личности. Еще раз всмотревшись в прячущиеся в тени черты лица сеньора де Сен-Сафорина, внебрачная дочь Генриха II медленно покачала прелестной головкой, будто бы не соглашаясь сама с собой. В действительности же, герцогиня де Шательро лишь окончательно пришла к неутешительным выводам о том, что с возлюбленным Александра-Эдуарда договориться будет крайне непросто. И уже начала жалеть о том, что вообще затеяла эту авантюру. Однако начало положено, значит, пути к отступлению отрезаны - вперед и только вперед! Пауза неприлично затянулась. Всей кожей ощущая, как тишина нависает и давит, грозясь пролиться ледяным ливнем насмешек и разразиться сотней-другой жгучих маленьких молний, Диана набрала полную грудь воздуха и осмелилась заговорить. Ее звонкий голос прозвучал неестественно громко в сонном покое монаршей опочивальни. - Доброго утра и Вам, сударь-засоня. - Кинулась, как в воду, сводная сестра его величества. - Понимаю, что мой визит весьма неожидан и неурочен... Тут ее светлость сделала такую умильную мордашку, что даже у каменной статуи губы задрожали бы и расползлись в невольной ответной улыбке, всплеснула руками, демонстрируя свою полную невиновность в свершившемся факте, и продолжила, как ни в чем ни бывало: - Видите ли, я не большой любитель ходить вокруг да около. Это Вы - мужчины, все усложняете. Выслеживаете, сидите в засаде. - Лукаво усмехнулась герцогиня, намекая на то, что Луи наверняка не спал и слышал, что она пришла, но не счел возможным обнаружить свое присутствие. - Потому признаюсь сразу, что искала именно Вас. И какой-то ворчливый субъект в покоях миньонов посоветовал мне попытать счастья в королевских апартаментах. Правда, он полагал, что меня не примут. Госпожа де Монморанси позволила себе еще одну улыбку и короткий взгляд из-под полуприкрытых ресниц: «Слушает ли? Готовит ли ответный выпад? Как настроен? Улыбнулся ли хоть раз?» - Я не собираюсь читать Вам нотаций либо осуждать то, о чем за Вашими с Анри спинами так «вкусно» судачит двор. Это Ваше дело. Итальянская кровь в любимом сыне мадам Катрин возобладала над французской. Что же, так тому и быть. Но меня беспокоит судьба ее величества королевы Луизы, с которой накануне я имела конфиденциальную беседу. Я хочу понять, что ждет ее и Францию?
Луи де Можирон: «Господи, почему от них всегда столько шума?», - Людовик недовольно поморщился, когда трескотня дамы наполнила королевские покои. Хотя тембр голоса госпожи д'Этамп был приятен для слуха, количество информации, которую она умудрилась выдать за столь короткий срок, поселило в Можиро непреодолимое желание нырнуть обратно в подушки и сделать вид, что все происходящие ему лишь приснилось. - Простите, мадам, я не расслышал, в чьих покоях? Какой субъект? – усмехнувшись, придворный не без удовольствия рассматривал сияющую утренней свежестью в лучах яркого солнца Диану де Шательро. Юноша прекрасно знал сколько ей лет, но не мог не отметить, что ни возраст, ни удары судьбы, под которые ее подставил благоверный супруг, ничуть не сказались на прелестном личике воспитанницы Дианы де Пуатье. Взгляд молодого человека скользнул ниже. И не только на личике. Однако, кроме эстетического удовольствия лицезреть эту женщину, фаворит Его величества предвкушал и еще одно. Посмотреть, как она будет выкручиваться из ситуации, в которую сама же себя и поставила, явившись к ложу государя. Стоило признать, что в иное время, маркиза д'Ампуи было проблематично застать в одиночестве. Он либо сопровождал повсюду Генриха, либо находился в обществе друзей. И тут бабуля надвое сказала, что было лучше - придти и вот так вот беспардонно вторгнуться в его сны, или столкнуться сразу с несколькими языками тех, кого в народе называли «милашками» короля. Впрочем, прозвище было настолько удачным для благообразных своей наружностью молодых людей, что «прилепилось» к ним намертво. Хотя в Лувре и в лицо им мало кто осмеливался так говорить, ибо рисковал наткнуться на острые шпаги тех, к кому оно относилось. Или же на суровый взгляд монарха. - О, как я благодарен вам за то, что вы избавите меня от нотаций, вы себе не представляете, - благодарно склонив голову, встретившись притом носом с подушкой, Луи изобразил нечто вроде поклона, пряча таким образом беззлобный смешок. Смелость мадам Ди вызывала невольное восхищение. – Но, даже в порыве этого светлого чувства, боюсь, не смогу ответить на ваши вопросы, ибо на них может ответить только государь. И, все же лежать, когда женщина стоит, становилось неловко. Придерживая покрывало и отбросив смущение, Можиро поднялся из кровати, обернув бедра расшитым золотыми лилиями Валуа голубым бархатом. - Почему вы пришли с этими тревогами ко мне? – посмотрев спокойно в глаза герцогини, маркиз прошел мимо нее к кувшину с водой. Смочив салфетку, он отер лицо и шею. Последняя его фраза, в отличие от всей остальной речи, была лишена иронии и скрытой насмешки и выдавала, что при желании придворный может быть вполне серьезен.
Диана д'Этамп: Маркиз и в самом деле оказался несносным собеседником - колючим, как ежик. Буквально с первых фраз он попытался высмеять Диану и ее поступок. Чего стоило только это его деланное непонимание! Как будто герцогиня изъясняется книжными штампами или лепечет нечто невразумительно-романтическое... Нет, положительно, иметь дело с господином Можироном будет весьма и весьма непросто. Таковы были первые и весьма неутешительные выводы придворной дамы, выслушавшей ответную реплику королевского фаворита. Серьезностью здесь и не пахло! Действительно, зря она решила связаться с этим несносным мальчишкой. Дальше стало совсем тяжело. сеньор де Сен-Сафорин, сочтя, видимо, приход ее светлости в опочивальню к монарху в столь ранний час достаточным нарушением этикета, счел себя в праве пренебречь и остальными нормами хорошего тона. Во всяком случае, он вальяжно поднялся с постели и, демонстративно не скрывая своей наготы (спасибо хоть бедра обернул покрывалом), направился к умывальным принадлежностям. Занимаясь утренним туалетом, как ни в чем ни бывало продолжил беседу. Поначалу госпожа д'Этамп смутилась, как и положено любой уважающей себя женщине. Тем более, женщине приличной и благовоспитанной. Премило покраснев, она отвела взгляд и нервно затеребила шнуровку платья. Даже очередную шпильку в свой адрес пропустила мимо ушей - так старательно пыталась отвлечься от поистине роскошного зрелища, которое являл собой полуобнаженный Аполлон. Впрочем, супруга маршала Монморанси была из той породы, которая не боится сложностей. Наоборот, чем более трудную задачу ставит перед ней жизнь, тем более успешно она ее решает. Разозлившись на себя за изнеженность, воспитанница Дианы де Пуатье подняла взгляд. Закусила губу, лицо побледнело, однако не утратило выражения решимости и отпечатка величественности. Еще несколько секунд понадобилось внебрачной дочери Генриха II Валуа, чтобы совладать с собой. И вот - взгляд ее сделался насмешливым, а на губах заиграла легкомысленная улыбка. - Ах, сударь. Важно ли Вам знать, что за субъект и о чьих покоях речь? Женская болтовня так непоследовательна и мало содержательна! - Защебетала сводная сестра короля, умело подражая в манере говорить фрейлинам королевы-матери. - Особенно, если не слишком утруждать свой слух. Хотя это не о Вас. Не хмурьтесь! - Прибавила она, смеясь. - Поутру вредно много думать. От этого появляются морщины и седые волосы. Видите, у меня нет ни первого, ни второго? - Прищурилась Диана и повертелась из стороны в сторону, демонстрируя прекрасные белокурые локоны и свежее, румяное личико. - Это потому, что я мало и плохо думаю по утрам. - Самокритично заявила женщина. - Почему к Вам? - ее светлость резко сменила тон с дурашливого на спокойный и уверенный - таким она разговаривала всегда: рассудительно, аргументированно и размеренно. - Все очень просто, господин д'Ампуи. Мой брат не желает обсуждать эту проблему ни с кем. Он любит Вас - в этом нет сомнений. И, как всякий любящий человек, видит в любом, кто задает «неудобные» вопросы, угрозу своему хрупкому счастью. Хоть на его голове корона, а в руках сосредоточена почти неограниченная власть над могущественным государством, в действительности, он беспомощен во всем, что касается лично его самого. На миг Диана умолкла, продолжая в упор разглядывать белокурого миньона. Пожалуй, прозвище «Милашка» совсем не подходило к этому юному хулигану. Он был гибок, строен, подвижен. Поджарое тело, литые мускулы. Красивое, благородное лицо. Внимательные глаза, опушенные по-женски длинными ресницами. Ироническая складка в углу губ - это потому, что он привык все время язвить и саркастически усмехаться. Но почему? Даже тот же еж выставляет свои иголки только тогда, когда на него нападают - он защищается. От кого же так старательно защищается Людовик де Можирон? - Вы также любите Генриха. Я вижу это. Но Ваша любовь иная. Вы готовы смотреть правде в глаза и понимаете всю опасность сложившейся ситуации. Нынешнее равновесие столь же хрупко и ненадежно, как благополучие моего брата и Вашего сердечного господина. Стране нужны наследники. Его величество не предаст Вас, не изменит. Я Александра хорошо знаю. Не хуже Вас, поверьте. А акт зачатия с законной женой он расценивает именно так, иначе королева Луиза была бы уже в тягости. Сама она чересчур скромна. Ее робость граничит с боязливостью... Великолепный выбор! Такой-то и устраивает более всего нашего драгоценного сюзерена. Однако он не решает главного: что будет со страной? И с этой несчастной женщиной, которая и не понимает толком всего ужаса своего положения.
Луи де Можирон: Молча и продолжая отираться мягкой влажной салфеткой, маркиз подошел поближе к сводной сестре Александра и с высоты своего роста внимательно осмотрел ее макушку. Потом, чуть наклонившись, словно заглядывая в глаза, так же внимательно осмотрел ее лицо. Так разглядываю зубы коня перед покупкой. - Седых волос, правда, нет, - улыбнулся как ни в чем не бывало молодой человек. – А вот насчет морщин, я так уверенно не могу сказать. Но в любом случае, они вам идут, сударыня, - милостиво добавил он. Почти незаметные черточки вокруг глаз герцогини и правда красили Диану, придавая ей особое очарование. – Зато выдают то, что вы лукавите. Вы думаете по утрам. И, несмотря на то, что поступок ваш нынешний весьма опрометчив, вы тщательно оценили все его последствия. Не так ли? Даже те, что будет с вами, узнай государь о нем, - насмешливые глаза холодно сверкнули. Луи метко кинул использованную салфетку прямо к остальным туалетным принадлежностям короля. Вернее, их обоих. Уже давно Генрих и Людовик делили все на двоих. И опочивальню, и все, что в ней было, и саму жизнь. - Мадам де Монморанси, с чего вы взяли, что, если Его Величество не желает с вами обсуждать эту тему, то ее буду обсуждать я? До Луи моментом дошел смысл всего сказанного Дианой д'Этамп, и, безусловно, он оценил ум и дипломатическое мастерство этой женщины. Не идя наперекор их с Анри любви, признавая возможность ее существования, даже ставя высокую оценку выбору супруги для государя, она искала благосклонности приближенного монарха. Но этот товар было непросто купить даже за такую высокую цену, какую ему предлагала дочь Генриха Второго. Он вообще не продавался. Зато его можно было получить даром, стоило Людовику поверить своему собеседнику. А причин доверять госпоже де Шательро у юноши не было. Он плохо ее знал, зато хорошо знал людей при дворе. - Вам-то, что с того, сударыня? Или вы записались в ангелы-хранители Луизы де Водемон? Уверяю вас, ее никто не обижает, – чуть перегнувшись через плечо дамы, отметив, что от нее исходил приятных аромат духов, Можиро сокрушенно покачал головой. – Крыльев я не вижу, однако. А, значит, у вас есть в том свой интерес. Хотелось бы знать, какой? - шепнул он ей на ухо и отошел. Одеться все же стоило. Найдя в ногах на постели свою рубаху, синьор де Сен-Сафорин ловко натянул ее на себя через голову, скинул покрывало и продолжил одеваться, словно герцогини и не было в комнате. - Раздумывая о необходимости наследования престола, о салическом законе, который диктует его правила, мы с вами несложно придем к выводам, что же с ним будет дальше при создавшемся положении вещей, - рассуждая подобно адвокату в суде, маркиз д'Ампуи преспокойно облачался в свои одежды, сидя на краешке государевой постели. Со стороны могло создаться впечатление, что придворный вообще разговаривает сам с собой. Если бы не последний пристальный взгляд, который он кинул на присутствующую в комнате женщину. - Вы же не раз, я думаю, задавались вопросом, как быть с наследниками в вашей семье, мадам Диана? Коих, насколько мне не изменяет память, тоже нет. Быть может, прежде чем приходить сюда и пытаться решить чужие проблемы, стоит навести порядок в своем доме? – голос Можиро был тих, и тверд, а слова безжалостны. Но еще никому не доводилось безнаказанно беспардонно влезать в их с Генрихом отношения. - Быть может, услышав ответ на свои вопросы, я найду ответы на ваши? Или соглашусь поискать их с вами вместе.
Диана д'Этамп: Хищный зверек показал зубки. Это Диана поняла с первых же слов, произнесенных серьезным, вдумчивым тоном. Вся эта мишура и глупости насчет утренних умствований, идущих во вред красоте и здоровью, были лишь прикрытием - пестрым платком цыганки, скрывающим гипнотический черный взгляд. Только вот у господина де Можирона за этой легкомысленной ширмой пряталось ядовитое змеиное жало. Его слова легли на душу герцогини де Шательро тяжелыми, мрачными камнями. Нет, она не была наивной девчонкой, верившей во всеобщий альтруизм и рассчитывающей без особых сложностей добиться своего в таких высоких кругах, каковыми без сомнения являлось ближайшее окружение короля Франции. И все же... Воспитанница знаменитой Дианы де Пуатье вынуждена была констатировать, что ошиблась в своих оценках сеньора де Сен-Сафорина. Он не был пустоголовым «Милашкой» не только по внешности, но и по уму и осторожности. Жизнь, видимо, потрепала этого дерзкого мальчишку и научила защищаться ото всех - от всего мира. Причем, даже тогда, когда никто не нападает. Вот и ответ на вопрос, мучивший ее столь недавно: «От кого так яростно защищается фаворит его величества?» От судьбы и людей - слишком жестоких к тем, кто сильнее, честнее, благороднее их. Супруга маршала Монморанси тяжело вздохнула. Дрогнули пушистые ресницы, скрывая яростное сияние лазоревого взгляда. Прикусив губку ровными, белыми зубами, придворная дама на миг погрузилась в глубокую задумчивость. Выражение хорошенького личика сделалось сосредоточенным и не по-женски строгим. - Вы кажетесь мне человеком благоразумным. - Не меняя спокойного, уверенного тона, проговорила ее светлость. - К тому же, Ваше сердце бьется в унисон с другим сердцем. Любовь делает нас добрее, внимательнее, заботливей... К тем, кого мы любим. Это особый сорт эгоизма. - Позволила себе скупую улыбку женщина. - И потому у меня есть все основания полагать, что Вы не отправитесь к Александру с ябедой на то, что некая бесцеремонная дама нарушила Ваш покой и лишила законного сна нынешним чудесным утром. Вы позволите мне присесть? - Резко сменила она тему беседы. Не дожидаясь ответа, повертела головой, с любопытством разглядывая довольно уютную обстановку монаршей опочивальни. Впрочем, на что бы опуститься так и не нашла, а садиться на кровать без разрешения все-таки не решилась - да и это было бы вопиющим нарушением этикета. Хотя этих самых нарушений сегодня и так хватало (даже с лихвой) - одним больше, одним меньше - не суть важно. - Да, так о чем это я? - Будто спохватившись, вернулась сводная сестра Генриха III Валуа к основной теме разговора. - Ах, да! Вас интересовало, с чего я взяла, что Вы станете меня слушать? Заметьте, сударь: я не ошиблась. Вы мало того, что слушаете, так еще и пытаетесь понять мои мотивы. Продолжая говорить, внебрачная дочь Генриха II двинулась в обход огромного королевского ложа. Она надеялась отыскать хотя бы там какой-нибудь стул или пуфик. От волнения и постоянного нервного напряжения, в котором бедняжка пребывала в течение всей этой словесной баталии, ноги ослабели и отказывались нести на себе вес ее тела и роскошного платья, утяжеленного корсетом и драгоценными вышивками. - Относительно мотивов я Вам ничего не скажу. Раз уж Вы ведете себя подобно адвокату в суде, то и я позволю себе проявить некоторую сдержанность, присущую обвиняемым. - Иронично заметила госпожа д'Этамп, остановившись по ту сторону кровати и выглядывая из-за раздвинутого полога. - Мои заверения нисколько не убедят Вас, зачем же тратить время на бессмысленное сотрясение воздуха? Вы не глупый юнец - сами поймете, если пожелаете. Громко звякнув, герцогиня задвинула полог и двинулась в обратный путь, размеренно цокая каблучками по каменному полу. Голос ее доносился сначала несколько приглушенно из-за тяжелой ткани, отгородившей раннюю гостью от хозяина апартаментов, а затем зазвучал также отчетливо и звонко, как прежде - когда она остановилась на том же месте. - Я - женщина, маркиз. Полагаю, Вы успели это приметить, когда так любопытствовали и наличием у меня морщин, и отсутствием крыльев. Я хорошо знаю Ваши мужские взгляды - смотрите будто бы в лицо, а сами уже оценили размер бюста и стройность талии. Ну да это к делу не относится! - Махнула Диана изящной ручкой. - Так вот, я родила супругу двоих законных наследников. Думаю, Вам это известно, однако Вы сочли более удобным промолчать об этом. Я не виню Вас. Прекрасный повод посмотреть, как же я буду выкручиваться из ловушки, умело подстроенной ловким охотником. - Герцогиня безмятежно улыбнулась, с ласковым укором глядя на собеседника. - Господу не было угодно оставить их в живых - очень жаль. Я не буду против, если Вы - как приближенный короля - посодействуете мне в оформлении прошения на имя папы, дабы тот позволил расторгнуть мой брак с его светлостью герцогом де Монморанси. Выдержав паузу, Диана сочла нужным пояснить свою и без того достаточно прозрачную мысль. Накручивая на палец выбившийся из прически белокурый локон (жест весьма кокетливый, но в данных обстоятельствах скорее выдававший внутреннее смятение и тревогу), она сказала: - Я уже не молода и вряд ли смогу осчастливить маршала еще одним наследником, не взирая ни на какие старания с его стороны. Очевидным решением проблемы отсутствия наследников в нашей семье - слово «нашей» дама выделила особой интонацией - является женитьба господина де Монморанси на достойной юной особе, полной сил и энергии. Рассмеявшись, госпожа Монморанси посмотрела на Людовика. - Как видите, все просто и естественно. - Подытожила воспитанница Дианы де Пуатье и неспешно приблизилась к туалетному столику, на котором были выставлены в ряд какие-то флаконы, пузырьки; помещался кувшин и таз с водой для омовения. Машинально начав перебирать мелодично позвякивающие склянки - это успокаивало и возвращало разуму ясность, а мыслям - стройность, женщина продолжила: - В случае же с моим сводным братом все гораздо запутанней. Супруга молода и находится в детородном возрасте. Вы же, увы, не женщина. И, несмотря на все свое желание быть не просто возлюбленным Генриха, но его помощником и советником, родить сына не в состоянии. Помолчав, Диана д'Этамп закончила свою долгую и непростую речь: - Королева Луиза не нуждается в моей защите. Ее обидели лишь тем, что воспользовались робостью и недальновидностью провинциалки. Канарейку заперли в золотую клетку - разве канарейку обидели? Но отсутствие наследника - проблема государственная. И если она сегодня интересует меня, то завтра ею заинтересуются и другие. Я деликатна, согласитесь. Будет ли так же деликатна королева-мать? Кто может поручится? Выбирайте - решать Вам. Даже не его величеству, а Вам...
Луи де Можирон: Пока супруга маршала де Монморанси ходила по опочивальне короля, Можиро, сидя на его постели продолжал преспокойно одеваться. К моменту, когда герцогиня завершила свой душещипательный монолог, молодому человеку оставалось одеть только колет и прицепить на пояс шпагу. Он не спеша поднялся с ложа и прошел за небольшую ширму в углу покоев. Там, спрятанное от взоров стояло кресло, на котором валялись все оставшиеся предметы одеяния Людовика. Но прежде чем взять их, он легко поднял само кресло и поставил его на середину комнаты, напротив постели государя. Потом, не менее неспешно и все еще молча, забрал свои вещи и одернул до конца полог. - Присаживайтесь, сударыня, - он сделал жест, указующий на кресло, а сам, взяв полотенце, которым недавно обтирался сам, уселся на постели и начал методично чистить собственные сапоги. - Вы сказали столь много всего, что я прям не знаю, на что вам сначала ответить, - подняв голову, Луи иронично улыбнулся даме и продолжил свое занятие. Он отдавал должное уму этой женщины, но доверия к ней, как и прежде, не испытывал. - Вы просите меня об услуге? О содействии вашему разводу с герцогом? Я вынужден вам отказать, мадам де Монморанси. Считайте это прихотью, но замужней дамой вы мне нравитесь больше. Как вы верно заметили, я успел оценить все ваши прелести и нахожу, что они вполне достойны того, чтобы украшать двор Его Величества. А порядок наследования в семье вашего супруга меня мало интересует, на самом деле. Насколько мне помнится у вашего мужа достаточно братьев и сестер, чтобы позаботиться о том, даже без вашего участия, - на самом деле Людовик сознательно своим отказом оказывал Диане гораздо большую услугу, нежели та, о которой она заикнулась. Разведенная женщина, пусть даже развод одобрен самим папой, стала бы изгоем при дворе, и путь у нее был только один – в монастырь. Очистив от пыли один сапог, Можиро натянул его на ногу и принялся за другой, нисколько не заботясь, сядет госпожа де Шательро на предложенное ей место или предпочтет дальше топтать паркетную мозаику. Кроме ума Дианы, маркиз так же оценил и шпильку, брошенную ей, насчет невозможности деторождения в его союзе с Анри. - Мадам, безусловно, вы правы в том, что я не смогу родить ребенка, но хочу так же отметить, что и Александр не сможет меня порадовать тем же. Но в отличие от него у меня нет брата, который мог бы взять на себя почетную миссию создания для рода наследника. У меня есть только две сестры, которые еще малы, и состоянию и титулу Можиронов предстоит присоединиться в будущем, после смерти моего отца и моей, - рассуждая подобным образом, придворный, с усердием пытался счистить с кожи налипшую на нее грязь, - к состояниям и титулам их мужей. Если, конечно, мой батюшка не озаботится тем, чтобы обзавестись еще одним наследником. Тонко улыбнувшись сам себе, Людовик поднял взгляд на Диану. - В семье же Валуа, кроме Генриха есть еще один мужчина, способный обеспечить трон наследником их династии. Кстати, он тоже ваш сводный брат, - намекая на Франсуа более чем прозрачно, придворный, наконец, натянул на ноги второй сапог и встал, рассматривая их сверху. Он планировал поехать на выгул Аида и распорядился, чтобы с утра в его распоряжении были не дворцовые туфли, а именно сапоги. - Вы в самом начале своей речи говорили о любви, госпожа Диана, так вот теперь о ней скажу я. Людовик посмотрел на даму точно так же, сверху вниз, как только что смотрел на свою обувь. - Вы так легко разбрасываетесь своим браком, потому что не любите своего супруга и никогда не любили. Мне хорошо известна история вашего замужества. А теперь корчите тут из себя заботящуюся о престоле матрону. Так вот мадам, если бы вы испытывали к своему мужу хоть двадцатую часть того, что я испытываю к Генриху Валуа, вы никогда бы даже не заикнулись о том, что я должен думать о консуммации его брака с Луизой де Водемон. Мы в состоянии сами защитить себя и свою любовь. Будь то от королевы-матери, или от кого-то еще. Так что – пусть рискнут поинтересоваться. Колючий синий взгляд, обжег лицо Дианы д'Этамп. - А ваша канарейка пусть сидит в своей клетке дальше и чирикает, когда то будет угодно Его Величеству. Это продлит ее благоденствие. Король-вдовец, может быть до конца дней безутешен по своей безвременно почившей, погибшей под топором палача за ... за что-нибудь, любимой супруге. И кто его за это осудит? Насчет вас же… Быть может я не настолько добр, насколько вы думаете? И уж что точно могу сказать, что не привык секретничать за спиной государя.
Диана д'Этамп: Диана молча наблюдала за тем, как уже почти полностью одетый Людовик скрылся за пологом, а затем появился вновь, неся в руках кресло. Сняв с него оставшиеся вещи, маркиз отошел в сторону и принялся как ни в чем ни бывало обуваться. Госпожа д'Этамп кичиться и ждать приглашения не стала. Спокойно приблизилась к предмету мебели и со вздохом облегчения опустилась в его недра. Зашелестела юбками, расправляя их так, чтобы не помялись. Одернула рукава, поправила шарф. Взбила тоненькими пальчиками высокую прическу. Наконец, умостившись, поставила округлый локоток на перила и ладошкой подперла подбородок. Край рукава немедленно сполз вниз, обнажив точеное запястье. Так, сидя почти неподвижно и следя цепким взглядом за действиями собеседника, она и выслушала пламенную отповедь королевского фаворита. Немного помолчав, будто обдумывая услышанное, сводная сестра Генриха III Валуа разомкнула уста и сказала прежним спокойным голосом (хотя внутри все кипело от негодования, вызванного последними словами этого несносного и дерзкого мальчишки): - Благодарю за заботу, сударь. Весьма польщена той высокой оценкой, которую Вы в свойственной Вам манере дали моим пресловутым «прелестям». Супруга маршала Монморанси иронично усмехнулась, опустив пушистые ресницы, чтобы спрятать злой блеск глаз. Она была обижена и обижена совершенно не заслужено. Ее забота о благе государства и государя не имели под собой ни политического, ни корыстного основания. То, что она делала - делалось от чистого сердца и только из желания восстановить попранную справедливость. - Вы правы. Оставим в покое порядок наследования в моей семье. Право, Вас это ни коим образом не касается. Мне очень жаль, что состояние Можиронов рискует попасть в руки людей, весьма далеких от Вашей семьи и от соблюдения ее интересов. Женщины слишком часто становятся предметом торга, а замужество - не результатом взаимного чувства двух счастливых сердец, но взаимовыгодным коммерческим контрактом. Воспитанница Дианы де Пуатье умолкла. Сделала несколько глубоких вдохов и медленных, бесшумных выдохов, стараясь умерить бешеное сердцебиение и шум крови в ушах. Ей было горько от осознания напрасности потраченных усилий. Этот человек такой же, как и король. Да и разве могло быть иначе? «Два сапога - пара», кажется, именно так говорят в народе. Они оба слепы. Ослеплены своей любовью, своим счастьем. Им представляется, что мир существует для них. Вращается в ритме их дыхания. И ничто не в силах поколебать эту глупую, ребяческую уверенность, эту беспечную, безответственную позицию двух влюбленных, считающих себя - бессмертными, а свое чувство - единственным, неповторимым и вечным. - О, да! У меня есть второй сводный брат, а у его величества наследник «на всякий случай». - Цинично усмехнулась герцогиня, окатив сеньора де Сен-Сафорина ледяным взором синих глаз. Пожалуй впервые за весь разговор, ее светлость позволила проявить себе столь явственные эмоции - брезгливость и пренебрежение. Она не любила младшего из принцев, как не любил его никто. Честная, благородная душа Дианы безошибочно ощущала фальшь и лицемерие, которые буквально источал Франсуа. Их ничто не связывало - ни дружба, ни симпатия. Да и потом, госпожа де Монморанси не могла и не желала забыть, кому ее муж оказался обязан заточением в Бастилии, а она - пережитым страхом и унижениями. - Вы говорите, что любите Александра. - Проговорила герцогиня де Шательро, совладав с собой. - И тут же поминаете того, в чьих руках окажется трон, если с Вашим другом что-либо случится. Полагаю, что мое мнение по данному вопросу целиком совпадает с мнением Генриха - мы оба не хотели бы, чтобы это случилось. Даже, если произойдет несчастье... Внебрачной дочери Генриха II было грустно. Она всю жизнь готовилась к роли покорной жены и хорошей матери. Знала, что любовь для нее - не главное. Ее брак будет в любом случае выгоден и удобен в первую очередь не ей, а отечеству и правящей династии. Она смирилась с этим. Научилась смотреть на вещи рационально, обдуманно и максимально практично. В этой женщине не осталось ни капли романтизма или стремления к авантюрам, так присущего всем без исключения представительницам прекрасной половины человечества. И вот теперь ей в качестве аргумента приводят то, что никак не поддается счислению, из чего невозможно извлечь никакой выгоды. То, что нельзя применить на практике, объяснить и использовать себе во благо - Любовь. Да-да, именно так - с большой буквы. Ну, что тут возразишь? - Канарейки, заточенные в золотую клетку, часто перестают петь и гибнут от одиночества и невнимания. - Прикусив губу, неспешно продолжила герцогиня. - Считайте, что я - просто люблю животных и птиц. И мне жаль, если еще один голос умолкнет, так и не познав счастья и той самой Любви, о которой Вам столь много известно. Мне всегда думалось, что любящие люди щедры на свою любовь. Похоже, что Вы не из их числа - жадность и эгоизм, Ваше сиятельство, не самые лучшие качества. Особенно для влюбленных. Диана поднялась из кресла и остановилась, опершись на его высокую спинку. Обернулась, поймав колючий взгляд Луи. Ответила ему долгим, прозрачно-холодным взглядом. Покачала головой. - Как должно быть тяжело любить монарха. Ведь к нему - такому родному, близкому и понятному прилагается такой большой и бесполезный кусок земного пространства, именуемый страной, доверенной ему свыше. И надо уметь полюбить не только человека-короля, но и его государство. Понимать и принимать их чаяния, требования и надежды. Делить любовь не на двоих, а на троих. Не всем это под силу - я понимаю. Сочувствую Вам, маркиз. Сочувствую... И дай Вам Господь силы и разумения, чтобы сберечь и любовь, и любимого, и Францию
Луи де Можирон: Между тем, время от времени бросая на госпожу де Шательро взгляды, которые говорили не больше, чем то, что ее слушают, Людовик заканчивал свой туалет. - А я вам сразу сказал, сударыня, что вопросы, с которыми вы пришли ко мне – не по адресу. На них вам лучше сможет ответить только Его Величество. Он глава и государства, и своей семьи, - Можиро не стал уточнять, какую семью Александра он имеет в виду. Его кровную родню или их маленький мир, который был только их двоих. – Я же – просто придворный, человек, чьи возможности настолько ничтожны, что даже говорить о них не стоит, и тот, кому не полагается думать о делах важных, так же как не полагается думать о судьбах канареек. Маркиз лукавил. Он, как раз, был одним из немногих, если не единственный, кто мог сказать Генриху Валуа свое мнение и быть уверенным, что его услышат. - Я благодарю вас за пожелание, мадам де Монморанси, и за то участие, что вы выказали ко всем нам, и позволю себе дать вам добрый совет, - насмешка в голосе молодого вельможи была столь явственной, что Луи улыбнулся сам себе. – Его Величество любит, когда в его доме – жестом руки возлюбленный Александра Валуа обвел его покои, подразумевая, впрочем, весь Лувр, весь Париж, всю Францию, - каждый находится на своем месте. И хорошо его знает. Постарайтесь не разочаровывать государя, герцогиня. Чтобы однажды тоже не превратиться в какую-нибудь птичку. Несмотря на свою кажущуюся беспечность, синьор де Сен-Сафорин прекрасно понимал, что в словах Дианы д'Этамп много истины. Но она многого не знала. Ни о нем самом, ни о своем сводном брате. И, судя по всему, даже о той самой Луизе де Водемон, о которой столь пеклась. На последнем королевском выезде в Венсенн было очевидно, что страсть Ногарэ к супруге господина взаимна. Хотя, Луи признавал, что то могло быть очевидно только для него и то только потому, что Ла Валетт раскрыл ему свои чувства. А о Франции и ее дальнейшей судьбе, Александр подумает сам, без ее участия. Одев колет, звякнув шпорами о пол, д'Ампуи словно бы и забыл о существовании Дианы. Уже у дверей он обернулся. - Вы когда-нибудь были на конском выгуле, Ваша Светлость? Если желаете продолжить разговор, то можете присоединиться. Отвесив герцогине изящнейше-изысканный поклон, маркиз замер, ожидая ее ответ, чтобы вне зависимости от него, осуществить то, что он наметил на день. Не в его правилах было изменять своим планам.
Fatalité: Опочивальня государя опустела. Только Звезда по-хозяйски разлеглась на остывших подушках, старательно умываясь язычком. Скоро появятся слуги, которые расправят смятые простыни, застелят королевское ложе бархатным покрывалом, унесут таз с водой и мокрые салфетки, откроют окна, чтобы солнечный свет и свежий мартовский воздух наполнили покои Генриха III. Но пока в них воцарилась тишина. Оглядевшись по сторонам и грациозно потянувшись, Звезда спрыгнула на пол и вытащила из-под кровати любимую игрушку – перчатку маркиза д’Ампуи. Она была мягкой (и изрядно пострадавшей от острых кошачьих зубов), пахла любимым хозяином, и рыжая бестия упоенно начала гонять ее по ковру. Кошкам проще, чем людям, никто не удивляется, когда они выбирают себе хозяина по сердцу, никто не закатывает глаза, когда они лежат на хозяйских коленях и мурлычут, никто не поучает кошек, как им должно поступать. Кошки не женятся ради Франции, а только в марте и по любви. Нет, определенно, быть кошкой – это большая удача! Эпизод завершен
полная версия страницы