Форум » Игровой архив » Ах, кто сказал, что жизнь прекрасна? » Ответить
Ах, кто сказал, что жизнь прекрасна?
Антуанетта д'Омаль: 23 апреля 1575 года, вечер. Париж, Отель де Гиз.
Ответов - 15
Антуанетта д'Омаль: «Я сейчас закричу», - подумала про себя юная д’Омаль, капризно глядя на поставленное перед ней блюдо. Нет, дело было не в том, что в отеле де Гиз плохо кормили. Кухня была выше всяких похвал. Но за столом царило благонравное молчание, изредка Луи де Гиз и Шарль де Гиз обменивались замечаниями, ее, Антуанетту, вообще ни о чем не спрашивали. Словно бы ее не было! Такого пренебрежения юное сердечко демуазель снести ну никак не могло, и на красивых глазках внучки Дианы де Пуатье закипали злые слезы. «Да лучше бы меня отправили в монастырь». Нет, если по чести сказать, то в монастырь Антуанетта не хотела, она хотела ко двору. Но пока что, похоже, попала в монастырь. Мужской. Поджав губы, юная особа окинула расчетливым взглядом архиепископа и герцога де Майенского, выбирая жертву. Архиепископ был помоложе, но что-то в выражении его лица, в спокойных движениях красивых рук отбивало у Антуанетты желание пробовать на нем свои чары. Оставался все тот же твердый орешек Шарль де Майен. Ну что же, по мнению Антуанетты, старший кузен оставался ей должен за то, что так и не соизволил удовлетворить ее любопытство, да еще и запугивал ее в дороге суровыми порядками в доме Гизов. Вот и посмотрим, насколько они суровые. Деликатно отправив в рот кусочек куропатки, Антуанетта вдруг уронила двузубую вилку на тарелку (серебро звякнуло о серебро), обвела кузенов жалобным взглядом, и разразилась отчаянным, захлебывающимся кашлем. Со стороны, вероятно, казалось, что мадемуазель сейчас скончается во цвете лет, подавившись несчастной птицей. - Помогите, - страдальчески прохрипела д’Омаль, определенно демонстрируя талант к притворству, протягивая руку к Шарлю, как к своему единственному спасению. – Пожалуйста… От бурного кашля на голубых глазах Антуанетты даже выступили слезы, самые настоящие!
Henri de Guise: Въезд Генриха Лоррейна в ворота Клиссон был против обкновения тихим. Уставший за день, проведенный в Ратуше, герцог всю дорогу оттуда до дома молчал. А его сопровождение не решалось шуметь, когда господин не раскрывает рта. Бросив поводья подоспевшему слуге, он так же нешумно поднялся к себе. Пока старший сын Франсуа де Гиза умывался с дороги, камергер ему быстро доложил обстановку в доме. Что братья прибыли, а герцог Майеннский привез еще с собой юную барышню. Что всех разместили и господа приказали подать ужин, ибо месье Шарль очень оголодал в дороге. - Вот как? – повел бровью Анри, вытирая руки. – Его светлость все боится похудеть? Пряча улыбку, но не смея отвечать, старый камергер опустил голову. Без главы дома было не принято начинать трапезу в Отель-де-Гиз. И сесть за стол не значило то же самое, что начать есть. Быстро написав записку, Генрих передал ее слуге вместе с адресом, куда стоило ее доставить. - Распорядись, чтобы посыльный взял с собой четырех моих людей. И пусть накроют стол на еще одну персону. Хлопнув по плечу верного старика, Анри, так и не сменив сапоги на домашнюю обувь, спустился в большой столовый зал, предназначенный для обедов всей семьи. И спустился вовремя. Как раз юная особа, привезенная Шарлем из Дижона, начала усиленно кашлять. Всем своим видом демонстрируя, что задыхается. Шарль не успел ответить на воззвание о помощи. На хрупкую спинку с легким размахом легла ладонь старшего кузена, заставляя ее и выпрямиться и перестать давиться. - Вот, что случается, мадемуазель, если начать ужин, не вознеся пред тем благодарность Всевышнему за него. Ведь ты еще не читал молитвы, Луи? – улыбнувшись братьям, Генрих занял свое место во главе стола. Можно было не сомневаться, что Шарло уже бы успел трижды поужинать, несмотря на отсутствие старшего брата, но также можно было не сомневаться, что раз здесь присутствует младший Лоррейн то, пока за столом не будет главы дома, трапеза не начнется. - Приветствую вас всех в стенах этого дома. Я знаю, что вы все голодны, а потому о делах потом. И познакомимся чуть ближе с нашей родственницей тоже позже. Поменяйте тарелку и приборы мадемуазель д'Омаль, - последние невозмутимое распоряжение относилось к стоявшей вокруг обслуге. – И, я думаю теперь, - когда приказание было выполнено, Гиз продолжил, - Луи прочтет молитву. Под крышей этого дома для принца Жуанвиля не было архиепископа Реймсского и герцога Майеннского. Для него здесь были Шарль и Луи. И юная мадемуазель, которую он уже успел окинуть изучающим взором.
Charle de Mayenne: Шарль вернулся домой. Он всегда особенно остро ощущал этот момент возвращения. Отель-де-Гиз был для него именно домом. Пусть Майенн не испытывал большой привязанности ни к месту, ни к людям, но здесь ему было комфортно и покойно. Для герцога это являлось первейшими признаками любви. Любая трапеза, любая беседа, любой прием в стенах этого старинного особняка превращались в подлинную церемонию - со своими традициями, закономерностями и этикетом. Среднему из братьев нравилась эта выдержанность, последовательность и даже педантизм в следовании заведенным правилам. Они будто бы демонстрировали незыблемость, непоколебимость семьи Лотаря. Вот и этот семейный ужин обещал быть чинным, размеренным и приятным. Однако, едва войдя в столовую, где уже был сервирован отменный стол к обильной вечерней трапезе (слуги знали, что приехал Шарль, а потому расстарались на славу), пэр Франции наткнулся на взгляд небесно-голубых глаз кузины д'Омаль. Как всякий из Гизов, Майенн прекрасно умел владеть собой, поэтому ни единый мускул на лице не дрогнул. Напротив, он дружелюбно улыбнулся малышке Антуанетте и заговорил о домашних делах с Людовиком, которого давно не видел и успел соскучиться. Герцог счел для себя наиболее приемлемой тактикой поведения с этой несносной юной особой - игнорирование. В конце концов, свою миссию второй из братьев выполнил честно и сполна. А в няньки беспокойной демуазель по прибытию в Париж не нанимался. Ее дело ждать. Приедет принц Жуанвиль (он и не с такими умеет сладить) - пусть сам и воспитывает. Зная методы воспитания, которыми пользовался глава дома Лоррейнов, Шарль позволил себе мстительную усмешку и короткий взгляд на виновницу этих невеселых размышлений. Увидев, как та с невозмутимым видом отщипывает кусочек куропатки, его светлость нахмурился. Да, он был зверски голоден: Устал с дороги и даже не успел перехватить что-нибудь легкое, пока переодевался и приводил себя в порядок. Но обычай есть обычай! В родовом гнезде Дроздов было не принято начинать трапезу без хозяина - это раз. И, во-вторых, в присутствии самого архиепископа Реймского браться за еду без святейшего благословения пищи? Не ошибся ли Генрих, приказав доставить в столицу именно ее? Наверняка ведь у него какие-то свои планы на это беспокойное создание... Дальше - больше. Прелестное дитя, видимо наказанное Господом за торопливость и непослушание, подавилась кусочком птичьего мяса и громко закашлялась. Герцог сурово поджал губы и воззрился на девушку своими водянисто-голубыми глазами. В его взгляде читалось неодобрение и укор. Когда та протянула руки к Майенну и стала умолять о помощи, картинно закатывая глаза, на которых выступили слезы, его светлость в ужасе отшатнулся. Он растерялся: «Что в таких случаях положено делать?» Не лупить же в самом деле девушку по спине, как Шарль без колебаний поступил бы с любым из братьев? Положение спас как всегда ко времени появившийся «Король Парижа» собственной персоной. Уж он-то раздумывать и заботиться о соблюдении правил приличия в такой щекотливой ситуации не стал. Увесистая длань старшего из Лоррейнов смачно шлепнула девицу по хребту. - Ну слава Богу, Анри! - Всплеснул руками Майенн, поднимаясь и приветствуя брата. - Меня восхищает твоя способность приходить так, чтобы застать развязку и принять в ней самое деятельное участие! - Смеясь, добавил он, усаживаясь обратно. Обернувшись к младшему из братьев, герцог погрозил ему пальцем и широко улыбнулся: - Ваше святейшество! Теперь молитва, но короткая. Иначе кое-кто - тут он метнул хитрый взгляд на Антуанетту - умрет с голода! Видите ли, любезные мои братья, - счел необходимым пояснить Шарль свое высказывание - дорога была длинна и мы оба оголодали! Это я виноват во всем, не будьте слишком строги к демуазель. Торопился доставить нашу родственницу в Париж. Но вместо того, чтобы отвечать на вопросы о моде, должно было бы рассказать о некоторых традициях нашей семьи. Так закончил он свою пламенную речь, зная, что подобными речами братьев не пронять. Да и они уж точно поймут, какова доля шутки в этих словах Шарля.
Louis de Lorraine: Луи серьезно кивнул старшему брату, лукаво посмотрел на среднего и, пряча радостный блеск глаз в тарелке, а руки сложив молитвенно, приготовился вознести хвалу Создателю за дарованный им всем ужин. Он дождался, пока поменяли приборы юной кузине, договорил Маейнн, слуги встали на свои места и вот… Мышцы его лица расслабились, веки смежились. Со стороны могло показаться, что его высокопреосвященство заснул, но тут в полной тишине под высокий свод большой столовой Отеля Клиссон вознесся абсолютно чистый и мелодичный голос, звоном своим способный коснуться самых потаенных струн в душах тех, кто сидел за столом. По воздуху разлилась сначала молитва Фомы Аквинского, потом Глория, за ней Душа Христа Блаженного Бернадино, и лишь потом только со всей торжественностью, набиравшего мощь голоса, зазвучал Отче Наш. Лоррейн читал их словно нараспев, полностью отдаваясь словам, заключенным в эти волшебные строки, словно забыв, что кроме него за столом сидят еще трое. На губах священнослужителя то и дело мелькала счастливая улыбка. Людовик действительно был счастлив. Он был дома, в кругу своих братьев, и благодарил Господа не только за дары трапезы, но и за эту радость быть сейчас здесь и со своей семьей. Когда прозвучал последний «Amen», глаза его распахнулись. И он обвел всех довольным взглядом. Тишина была такой, что казалось к ней можно прикоснуться. - Простите, если вышло долго. Так много всего хотелось сказать, - смущенно улыбнулся юноша Гизу и бросил виноватый взгляд на Шарло, сам же нарушая всеобщее молчание. Когда глава дома пригубил вино, это стало сигналом для всех к началу ужина.* - Дорогая кузина, я надеюсь, вы успели отдышаться? – хитро и совсем по-мальчишески подмигнув девушке, спросил архиепископ. Он тоже предпочел для начала смочить напряженное еще горло вином. Привыкший читать длинные литургии Луи выложился всей душой. *согласовано с Henri de Guise
Антуанетта д'Омаль: Пытаясь уследить сразу за всеми Антуанетта едва не заработала себе косоглазие. Пусть юная демуазель искренне считала, что она одна стоит двух братьев Гизов, но появление третьего, а именно того самого герцога де Гиза, сводило равенство сил на нет. Что д’Омаль тут же почувствовала на себе. Сначала длань старшего родственника прекратила наигранный приступ, и едва не спровоцировала уже настоящий, икоты, от неожиданности. Затем младший утешил всех молитвами. Ладно, на это было грех жаловаться, голос Людовика звучал на редкость приятно, Антуанетта даже заслушалась. Если бы их замковый капеллан читал молитвы таким звучным голосом, она бы не засыпала на мессах! Но в общем, по итогу встречи, юная егоза пришла к неутешительному выводу. Тактику надо менять. Как именно, она еще не решила, поэтому кротко улыбнулась всем присутствующим эдаким голубоглазым белокурым ангелочком, словно говоря: а мы подождем… - Простите, Ваша светлость, конечно, Ваше преосвященство, благодарю вас, Ваше преосвященство, - похлопала она ресницами. Кормилица говорила, что трех этих фраз девушке из благородной семьи вполне достаточно, чтобы заручиться хорошим мужем. Предполагалось, конечно, что юная девушка еще и хороша собой, да и приданое у нее не маленькое. Не стоило забывать, что в глазах мужской части семьи де Гизов она всего лишь юная особа, которой не полагается иметь своего мнения. Ну хорошо, подыграем, от нас не убудет!
Henri de Guise: Генрих слушал, как разливался голос Луи средь стен отчего дома и чувствовал внутри благоговейный трепет. Вопреки представлению многих, он не был настолько набожным, как то должно было быть одному из самых ярых поборников католической веры. Но молитвы, читаемые архиепископом Реймсским заставляли кровь стучать в висках, побуждая на великие свершения. Вот чей голос должен вдохновлять парижан и католиков всей Франции на борьбу, вот кто способен управлять их душами, когда придет время вложить в их руки оружие. Маленький Луи де Гиз вырос и по праву занял место сына Клода Лотарингского. Когда он закончил, Анри хотелось обнять младшего брата и поблагодарить за эти минуты молитвы, но он сдержался и лишь милостиво улыбнулся. - Спасибо, Луи, это было бесподобно. Думаю, что выражу этим всеобщее мнение здесь присутствующий, - слуги, стоящие вокруг стола и правда были поражены не меньше своих господ. Одни утирали слезы умиления, другие осеняли себя крестным знамением. - А теперь всем доброй трапезы, - Генрих пригубил вино из своего кубка и повернулся к Майенну. – Шарло, пока будешь исполнять смертный приговор яствам на этом столе, вынесенный тобой, как я полагаю, уже давно, расскажи, все ли благополучно у наших родственников в Дижоне? Как поживает госпожа Луиза? Оправилась ли после смерти мужа? Ей нужна какая-то помощь от нас? – старший Лоррейн после смерти своего дяди, герцога д'Омаль, нес душевную ответственность и за его семейство, так как старшему сыну Клода Омальского Шарлю едва минуло двадцать лет. После героической гибели его отца под Ла Рошелью, король Карл Девятый назначил его Главным ловчим Франции, желая подбодрить. Но власть сменилась, и патенты на должности сменили своих обладателей. Да и Шарль был слишком молод, чтобы клыками и когтями бороться за то, что ему принадлежит. - Вам лучше, мадемуазель? – серый взор обратился к единственной даме за столом. Немного худа, но в целом весьма миленькая, отметил про себя принц Жуанвиль, бесцеремонно разглядывая девушку. Ей требовалось хорошо питаться, чтобы эти молодые формы приобрели должную округлость и привлекательность. Но личико было прелестным, одаренным Всевышним яркими глазами и живостью черт. - Быть может, вы нашли мое приглашение в Париж нежеланным, а дорогу утомительной? – проявляя заботу и задавая Антуанетте вопросы, принц Жуанвиль сделал вид, что больше не изучает ее, и указал слуге на изысканно приготовленную в перце, мяте и вине, смешанном с медом, щуку, давая понять, что начнет ужин именно с нее.
Charle de Mayenne: Шарль нетерпеливо слушал молитву, исполненную Луи с огромным чувством. Герцог не был набожным человеком. Нет, он привык во всем полагаться если не на себя, то на верных ему людей и свою родню. Истинным Богом Майенна была вкусная и обильная пища. Потому затянувшееся благодарение, несмотря на всю возвышенность и красоту исполнения, тяготили среднего из братьев. Мучаясь от голода, его светлость то и дело поглядывал на стол, заставленный всевозможными яствами, приготовленными с любовью и большим знанием пристрастий каждого из собравшихся за этим ужином членов семейства. Наконец, Людовик умолк. Повисла тишина, которую молодой архиепископ Реймсский сам и нарушил, задав какой-то вопрос кузине. Шарль не вслушивался, о чем щебечут эти прелестные юные пташки. Гораздо больше его интересовало, когда же начнется трапеза? Не отрываясь, он следил за каждым движением принца Жуанвиля. Вот он пригубил бокал вина… «Слава всем святым и угодникам! Теперь можно…» Уже не сдерживаясь, Майенн жестом подозвал слугу. Тот мгновенно вырос за его спиной и склонился в низком поклоне, безмолвно вопрошавшем: «Чего изволите, Ваша светлость?» Еще несколько молчаливых жестов, понятных любому вышколенному слуге, обитающему в любом из домов детей Лотаря, и перед Шарлем выросла тарелка, до краев наполненная Вишисуазом*, а в соседнюю емкость поместился Жардиньер** и несколько зажаренных куропаток к нему. - Довольно. На первое время этого хватит. – Махнул рукой герцог, отпуская слугу. Он навострил уши, прислушиваясь к беседе, завязавшейся за столом. Тон ее был вполне непринужденным, однако средний из Лоррейнов безошибочно чувствовал некоторую осторожность в высказываниях и обмене любезностями. Это было очень понятно и обоснованно: семье требовалось присмотреться к новому человеку. Анри знакомился с заказанным приобретением и, очевидно, в эти минуты в его мозгу решалась судьба крошки д’Омаль. Тем не менее, не подав виду, о чем он только что думал и беспокоился, его светлость степенно и обстоятельно принялся отвечать на вопросы главы рода: - Благодарение Господу, - тут Майенн метнул мстительный взгляд на младшего брата, заставившего его понервничать в ожидании начала ужина, - у наших дижонских родственников все благополучно. Госпожа Луиза велела кланяться тебе, Анри. Благодарила за заботу, внимание и оказанную им честь… Шарль кивнул на голубоглазого ангела, восседавшего с самым чинным видом у накрытого стола. Антуанетта не была глупа – это герцог усвоил еще в дороге. Просто девушка умела ловко прикидываться, когда того требовали обстоятельства, или же она считала, что такое поведение будет наиболее приемлемым для нее. Вот и теперь, ощутив, что перевес в силах явно на стороне братьев, д’Омаль сменила тактику. Шарль только диву давался, насколько легко и даже непринужденно эта мадемуазель меняла маски: только что чертенок в юбке, а уже – скромная провинциалочка в кругу строгих столичных родственников. Или нет? - Помощь д’Омалям также не требуется. Госпожа Луиза велела на словах передать тебе, братец, что наибольшей помощью, на которую она и не смеет рассчитывать, будет удачное замужество ее прелестной дочурки. Она надеется, что именно ради этого я и приехал за нашей очаровательной кузиной. Его светлость рассказывал о чаяниях и мечтах дижонской родни спокойно и дружелюбно. Однако последнюю фразу произнес с едва уловимым оттенком вопроса: ему хотелось самому получить ответ на загадку, мучившую всю дорогу Антуанетту. * суп-пюре с картофелем и луком-пореем на курином бульоне, подается холодным. ** гарнир из свежих овощей к жареному мясу или птице. Овощи могут быть вареными и как бы окружают мясо.
Louis de Lorraine: - Все хорошо, дитя мое, вы в кругу семьи, - спокойно поддержал прибывшую из Дижона родственницу Людовик и принялся за трапезу. Не в пример Майенна и к его же неудовольствию, Его высокопреосвященство кушал весьма умеренно. Он ограничился пока тем, что крайне вежливо попросил слугу за спиной наполнить его тарелку птицей и зеленью. Вступать в разговор братьев пока не было необходимости, он лишь ответил скромной улыбкой Генриху на его теплые слова. Но слушал младший Лоррейн все весьма внимательно. Анри явно спросил о помощи д'Омалям из вежливости. Состояние их дядюшки, которое он оставил своим наследникам, позволяло тем ни в чем не нуждаться. Разве, что правда, пристроить в жизни его трех младших дочерей. Ибо сам Клод успел выдать замуж лишь старшую – Екатерину Ромулу. К слову, за их же весьма немолодого родственника Николя де Лоррейна, графа де Водемон, принца де Меркера, и именно ее падчерицей и являлась нынешняя королева Франции. Однако, похоже, не только для архиепископа славного города Реймс, но и для Шарло, было неожиданностью, что герцог де Гиз так скоро примется за судьбы их юных кузин. Значит, у него уже был какая-то задумка. И именно затем они все здесь сегодня собрались. Вернее, почти все. Для полного сборища потомков Франсуа де Гиза не хватало его прелестной дочери, герцогини де Монпансье. Луи подумал, что нужно будет выбрать момент и поинтересоваться у братьев о ее делах. Пока Майенн отвечал на вопросы главы дома, Людовик слушал очень внимательно, и его тонкий слух уловил, что на улице происходило какое-то движение. Так же молча, он бросил вопросительный взгляд на «короля Парижа».
Антуанетта д'Омаль: Замужество. Ангельские глазки Антуанеты д’Омаль расчетливо блеснули. С одной стороны, ничего необычного в этом не было. Рано или поздно любая девушка из хорошей семьи должна выйти замуж. Ну, или уйти в монастырь, если ей не повезло с красотой или приданым. С другой стороны, Антуанетта уже знала, как устраиваются замужества в их кругу. Сначала идут долгие разговоры, где обсуждаются желанные (или просто приемлемые) семьи, рассматриваются кандидатуры, пишутся письма, выслушиваются советы. Словом, суета стоит такая, что трудно ее не заметить. Однако же ничего подобного относительно своей великолепной персоны Антуанетта не замечала. - Благодарю вас, Ваша светлость, мне гораздо лучше, - осторожно ответила она Генриху де Гизу, раздумывая как бы подвести разговор к тому, что занимало ее больше всего. – Дорога была прекрасной, общество Его светлости герцога де Майена очень приятным, что касается вашего приглашения, то оно честь для меня, хотя причина его мне не известна. Увы, Ваша светлость, ни матушка, ни Его светлость герцога Майенский так и не смогли ответить, зачем же меня отправляют в Париж. Ну да, конечно, все станет ясно со временем, к чему торопиться, Антуанетта слышала эту прописную мудрость много раз. Но юность нетерпелива. А девичье любопытство и того паче. Слова же архиепископа Реймсского мадемуазель д’Омаль приняла как должно – как любезность, и ответила так же, смиренным наклоном головы и кроткой улыбкой. Хотела было добавить еще что-нибудь приличествующее случаю, но заметила внимательный взгляд Луи де Лоррейна, и навострила ушки. Кажется, что-то будет?
Катрин де Монпансье: Тот вечер Катрин собиралась провести в своем особняке, что расположен на тихой неприметной улице и надежно хранит все тайны своей хозяйки. Как иногда она называла этот дом – hôtel-mon-Secret. Но, судя по тому, что хозяйка особняка была тщательно одета, провести время она собиралась вовсе не в компании с четками и молитвенником. Одета мадам была скромно, но изыскано. Герцогиня была достаточно красива, что бы позволить себе минимум украшений и отделки на платье, если, конечно, речь шла не о торжественных случаях, а вот как сейчас, о предстоящем небольшом свидании. С кем была назначена встреча у нее, с галантным кавалером или дамой - не имеет значения, так как запланированной встречи в тот вечер не суждено было состояться. Колокол на башне, расположенной недалеко церкви Святого Августина, пробил шесть раз, возвещая о начале вечерней молитвы. Катрин, обернувшись к распятию, осенила себя крестным знамением и прочла короткую молитву. Затем, взяв со стола книгу с сонетами Франческо Петрарки, села в кресло и открыла страницу наугад. "Смотри, Амур, красавица младая..."* – прочла она первую на странице строчку и улыбнулась. Нет, она не занималась гаданием по книге, но иногда развлекала себя тем, что прочтя наугад первую строчку на странице, задумывалась, что бы это могла значить, реши она узнать будущее. А сейчас ее размышления были прерваны. В дверь тихо постучала и, получив разрешение, вошла Софи. Она передала своей госпоже записку. Герцогиня Монпансье еще по манере складывать бумагу и красивому твердому почерку поняла от кого это послание. Легкая улыбка коснулась ее губ. От Генриха де Гиза невозможно было что-либо скрыть. Глупо было надеяться, что старший брат не знает адреса этого дома. В этой записке Его Светлость извещал о том, что путешествие их юной родственницы -Антуанетты Луизы д’Омаль в обществе герцога Майенского, благополучно завершилось, и все семья с нетерпением ждет, когда герцогиня де Монпансье присоединиться к их обществу. Чтобы провести вечер в семейном кругу. На первый взгляд обычная записка, касающаяся только их семьи, но ведь любой факт можно истолковать в ту или иную сторону, информацию исказить, домыслить или утаить. А лучший способ сохранить информацию – или не знать ее вовсе или уничтожить. Вот такая участь сейчас постигла невинную записку. Молодая женщина встала с кресла, подошла к столу, где горели свечи. Еще раз, перечитав записку и полюбовавшись на почерк старшего брата, Катрин поднесла уголок письма к пламени свечи и подождала. Она глядела на пламя, как оно постепенно и одновременно стремительно охватывает весь листок бумаги. Когда пламя уже полностью охватило весь листок, она бросила его на серебряный поднос и убедилась, что письмо сожжено полностью. Затем взяла колокольчик и вызвала служанку, что бы та помогла ей собраться. Отдав распоряжение, что бы подготовили портшез, герцогиня прошла к туалетному столику и придирчивей, чем час назад осмотрела свой наряд. Платье темно-вишневого бархата было изыскано и безупречно, она только сменила украшения, отдав предпочтение любимой фамильной парюре с рубинами, состоящей из ожерелья, серег, двух парных браслетов, броши и украшения для волос. Освежив лицо и руки ароматной водой, Екатерина добавила немного духов. Только-только закончен был закончен ее туалет, как вошла другая служанка и сообщила, что портшез готов. Мадам задержалась еще буквально на три минуты, написав записку для той особы, что должна была нанести ей сегодня вечером визит, извещая о том, что в силу непреодолимых обстоятельств, она вынуждена отложить свидание до более благоприятных времен. Не теряя времени, Катрин спустилась вниз, улыбкой и легким кивком головы поприветствовала посыльного и остальных людей, находящихся на службе Его Светлости герцога де Гиза, и заняла место в портшезе, что бы отправится в Отель Клиссон. Путь по пустынным в вечернее время улицам Парижа не занял много времени и вот уже герцогиня де Монпансье поднимается по ступеням в дом, где ее встречает слуга и провожает в большой столовый зал, предназначенный для обедов всей семьи. После того, как слуга доложил о ее прибытии, Катрин вошла в зал. А вот и «красавица младая…» - ей сразу вспомнились строчки Петрарки, прочитанные менее часа назад. От всей души улыбаясь, она сделала братьям реверанс в знак приветствия. Если бы за столом не было юной мадемуазель, то Катрин позволила бы себе не такое официальное приветствие. Она бы подбежала к старшему брату, протянув обе руки для приветствия, с удовольствием позволила бы себя обнять Шарлю - среднему брату и только сан архиепископа Реймсского мог защитить младшего брата от искреннего поцелуя сестры. Луи, младший брат – теперь принадлежал церкви, Катрин всегда это помнила и уважала князя церкви. Заметив, что на столе остался лишь один пустой прибор, герцогиня поняла, что ждали только ее, а вернее сказать, что хоть трапеза уже и начата, то кроме нее, больше гостей в отеле Клиссон не ожидают. Дворецкий провел герцогиню на отведенное ей место, и ужин продолжился своей чередой. - Как я рада снова оказаться в стенах этого дома среди самых дорогих моему сердцу людей, - улыбка и тон герцогини были искренними от души. Поистине, все что Бог ни делает – все к лучшему, - вспомнила она народную пословицу, радуясь, что ее вечер пройдет хоть и не так, как она ранее планировала, но гораздо лучше. - Надеюсь, мадемуазель, что дорога не доставила Вам неудобств. В это время года дороги обычно в хорошем состоянии, – улыбнувшись своей юной кузине, обратилась Катрин со светской беседой. Эту девушку она помнила по визиту в Париж три года назад. Милая девочка одиннадцати лет выросла в довольно миловидную, можно даже сказать красивую девушку. Еще год или два и красота ее расцветет полной силой, ведь что бы роза раскрылась в полной красе, бутон должен созреть. А мадемуазель Антуанетта, на взгляд Катрин, должна была стать одной из самых красивых дам Франции. Герцогиня де Монпансье умела ценить не только свою красоту, но и отдавать должное прелестям других дам. * Смотри, Амур, красавица младая ... Смотри, Амур, красавица младая Тебя не чтит и мучает меня, Меж двух огней спокойствие храня. Ты - с луком, а она - без лат, босая, Стоит в траве высокой, далека От жалости ко мне, с тобой дерзка. Я - пленник, но когда твоя рука И лук опорой остаются чести, Мой государь, изведай радость мести.
Henri de Guise: Казалось, Генрих внимательно слушал Шарля, смотрел на него и почти не ел. Но это было не так. Положенная ему щука неумолимо исчезала с тарелки, вино в бокал слуге, то и дело, приходилось подливать, а цепкий взгляд старшего Лоррейна никого из сидящих за столом не упускал из вида. Это было одно из умений опытного. Умеющего себя вести при дворе, вельможи. Создавать ощущение, что делаешь одно дело, а успевать гораздо больше. - Хорошо, Шарло, спасибо. Это добрые вести, - улыбнувшись среднему брату, Гиз сделал вид, что не понял его немого вопроса. Так же как, якобы, не заметил любопытства мадемуазель Антуанетты. Он оценил ее умение с должной скромностью, неискренность которой, впрочем, выдавал блеск глаз, подвести разговор к интересующей ее теме. Для четырнадцати лет было весьма недурно. Один Луи не проявлял явного интереса к судьбе их родственницы, и это тоже было вполне в его духе. Любой священнослужитель умел смиренно ждать, когда все само собой объяснится или ему все объяснят. Любой архиепископ, коль дослужился до своего сана, умел не только ждать, но и во благо использовать свое терпение. Принц Жуанвиль тоже услышал шум на улице и, поймав взгляд младшего брата, молча указал взором на еще один прибор, поставленный слугами. - Я рад, что дорога была благополучна, а герцог Майеннский сумел скрасить ваше общество, сударыня. Впрочем, иного я и не ожидал, - любезно улыбнувшись собравшимся, Его светлость промокнул и без того чистые губы салфеткой и сделал знак, что можно совершить перемену блюд. Как раз вовремя, ибо дворецкий доложил о прибытии герцогини де Монпансье. - Мы все рады тебя видеть, Катрин. Чтобы в следующий раз мне не вторгаться в твои планы, потрудись сообщать о них заранее, - глава лотарингского дома бросил суровый взгляд на сестру. С ее стороны было наивно полагать, что наличие собственного «гнездышка» в Париже, останется для него неизвестным. Более того, он старался быть в курсе и того, кого она там принимает. Слуга пронес перед трапезничающими небольшой тазик с теплой водой, на дне которого лежали выжатые дольки лимонов, а поверх воды плавали лепестки роз. Едва опустив пальцы в воду, Генрих вновь отер их только что поданной чистой салфеткой. Блюда на столе сменились. Появилось ассорти из птицы, жареный козленок и, видимо специально для Майенна расстаравшийся повар, самолично внес в залу цельного петуха с изысканным соусом, отдельно стоявшем в серебряной чаше. Поскольку сие блюдо было поставлено прямо перед Шарло, последние сомнения о том, ради кого эта красота сотворена, исчезли. - Я знаю, что вы были представлены друг другу, сударыни, но на всякий случай напомню мадемуазель д'Омаль, что присоединившаяся к нам дама – герцогиня де Монпансье, ваша кузина. - голос Генрих звучал уже мягче, складки недовольства сестрой, притаившиеся в уголках губ разгладились. - Mis allegados siempre están en mi corazón. Sabes, Katrin,* - Генрих не мог долго сердиться на близких ему людей, а потому вскоре улыбнулся. Ужин продолжался. * Родные всегда в моем сердце. Ты же знаешь, Катрин. (исп.)
Louis de Lorraine: Луи едва заметно улыбнулся, наблюдая перемену блюд. В этом доме все происходило словно по волшебству. Тихо, четко и быстро. Появление еще одного члена семьи, Екатерины-Марии, вызвало у архиепископа гораздо более широкую улыбку, которая постепенно угасла, стоило Лоррейну услышать суровые нотки в тоне старшего брата. Что-то произошло между Генрихом и Катрин, иначе бы тот не стал говорить так за общим столом. Но что бы то ни было, это дело их. Разберутся сами. - Скажите, мадемуазель, вы уже выходили в свет в прошлом сезоне, или вам только предстоит это впервые здесь, в Париже? – с четырнадцати лет девушкам предлагалось вино во время трапез, с того же возраста их представляли дворянскому обществу. Юной гостье дома Гизов уже минул сей возраст, но успела ли она предстать в образе уже не девочки, а девушки перед знатью Дижона, было весьма тонким вопросом. Ибо, если нет, то ей еще предстояло многому научиться, чтобы блистать в бальных залах столицы и притом сохранять достоинство, надлежащее деве ее статуса. Если же да, то научиться предстояло не меньшему, ибо Париж – это не провинция, тут иные правила для этой непостижимой игры в женщину высшего света. По мнению самого Людовика, научить – всегда проще, чем переучивать. В любом случае, если Анри ее выбрал для каких-то своих целей, то в судьбе малышки д'Омаль придется принять живое участие всех семье. Пока Шарло с упоением ел, а Генрих обменивался репликами с сестрой, младший лотарингец почел верным уделить внимание их родственнице. - Вы совсем мало едите, сударыня. Вы не голодны? Судя по аппетиту нашего дорого Майенна, вы не потчевались дня два. Приказать вам положить, что-нибудь?
Антуанетта д'Омаль: В тонкости семейных взаимоотношений между Гизами Антуанетта д’Омаль не вникала, но зато жадно вникала в тонкости парижской моды, явившей себя в образе герцогини де Монпансье. «Почему мне никто не сказал, что рукава у платьев пышнее, чем мы носим в провинции», - возмущенно вздохнула она, и сочла возможным встать из-за стола, сделав легкий реверанс, преклоняясь перед великолепными рукавами Катрин де Гиз, и ее не менее великолепным корсажем. Дома они носили гладкие корсажи, разве что тронутые вышивкой, а на платья придворных модниц, похоже, уходили целые состояния. - Я еще не выходила в свет, Ваше преосвященство, - почтительно ответила Антуанетта, кротко сложив руки на коленях, и заставив себя вернуться мыслями от нарядов герцогини к разговору за столом. – Сначала я была слишком молода для подобных развлечений, а потом мы были в трауре. Хотя юная кокетка была искреннее огорчена гибелью отца, но все же траур казался ей настоящей дикостью. Траур подходит для старух и высохших старых дев, а не для юных и хорошеньких, как она. Но понятно, что приходилось следить за своим лицом и словами. Иногда Антуанетте приходило в голову: а что бы было, если бы все говорили то, что думали? Это же так интересно, что скрывается за всеми этими гладкими словами, за благовоспитанными взглядами и любезными жестами. - Благодарю вас, волнения дороги, похоже, лишили меня аппетита, - чинно ответила демуазель, опустив взгляд, и, конечно, слукавив. Она была голодна, но есть под перекрестными взглядами своих столичных родственников ей тоже не хотелось. Удивительно, как еда, поданная тут к обеду, не замерзает сразу на тарелках!
Катрин де Монпансье: Катрин появилась как раз к перемене блюд, и порадовалась, что ее появление не нарушило порядок трапезы. Как и остальные, она освежила руки в поднесенной ей слугой чаше с водой, ароматизированной розовыми лепестками и лимоном. Когда она вынимала руки из чаши, один из лепестков остался на ее руке, лишь подчеркивая белизну кожи ее рук. Но через мгновение был безжалостно стерт полотняной салфеткой, которой герцогиня вытерла руки после их омовения. - Шарль, главный повар по-прежнему балует тебя. - Она по-доброму улыбнулась, видя с какой заботой, повар приготовил для Шарля целого петуха. Для остальных тоже блюда были приготовлены со всем изыском. Хоть Катрин и не была голодна, но сидеть с пустой тарелкой просто неприлично, поэтому она ограничилась лишь грудкой пулярки с соусом. Вино, как всегда было превосходно. Суровый взгляд главы лотарингского дома она встретила смело и гордо, но чуть с лукавыми искорками в глазах. Что бы она ни сделала, оправдываться вовсе не собиралась. Но вот кто бы мог подумать, что принца Жуанвиля так будет интересовать времяпровождение сестры. Тем не менее, она признавала его право быть информированным о делах всех членов лотарингского дома, а она в первую очередь принадлежит этой семье. Она де Лоррейн по рождению. Мило улыбаясь, Катрин де Лоррейн ответила старшему брату тихо и спокойно. - Мои планы ничуть не были нарушены, напротив я была бы рада знать о приглашении заранее, что бы не опаздывать к трапезе. Я же знаю, как Вы этого не любите, мой брат. Тем временем ужин шел своим чередом, а после того, как лицо принца озарила мягкая улыбка, Катрин улыбнулась в ответ искренне и от души. - Lo sé, Henry. Y esto calienta no sólo mi corazón, sino también el alma. * Глава семьи ненавязчиво представил дам друг-другу и Катрин еще раз улыбнулась Антуанетте д'Омаль, приветственно наклонив голову, показывая, что она помнит свою младшую кузину. Продолжая трапезу и разговаривая со старшим братом, герцогиня де Монпансье прислушивалась к разговору за столом в целом. От нее не ускользнул разговор Людовика и Антуанетты о выездах в свет. В душе она позавидовала кузине, ведь у нее было все впереди. Дебют при дворе, успех в обществе и в итоге, возможно, более удачное замужество, чем у нее самой. То, что кузина прибыла не просто с визитом, а что именно семейству де Гиз предстоит ввести в высший свет парижского общества юную мадемуазель д'Омаль, Катрин уже не сомневалась. - Я помню, как не раз говорил наш отец - Viribus unitis, - обратилась она к принцу Жуанвилю. И он был прав, тысячу раз прав, думала она, сила в единстве. Сила Рода в Единстве. Она была уверена, что чтобы ни случилась, каждый член семьи может рассчитывать на поддержку остальных. И в свою очередь сделает все возможное для родных. - Мадемуазель д'Омаль, разрешите мне Вас дома называть просто Антуанеттой, и я рада, что Вы теперь с нами. *Я это знаю, Генрих. И это согревает не только мое сердце, но и душу. (исп.)
Henri de Guise: Ужин продолжался своим чередом, перемежаемый сменой блюд и неторопливой тихой беседой. Поскольку трапеза была по-семейному скромной, то кушанья на столе менялись еще не более пяти раз. Когда дошел черед до сладкого и фруктов, вконец разбитый усталостью с дороги и разомлевший от сытости герцог Майеннский испросил у главы дома разрешения удалиться к себе. Он достойно выполнил миссию, возложенную на него братом, и заслужил отдых. - Конечно, Шарло, - мягко улыбнулся Генрих измученному длинным путем, и, по-видимому, резвостью юной кокетки родственнику. – Ты волен распоряжаться собой. Если надумаешь отправиться в долину Луары или в столь дорогой твоему сердцу Амьен, дай мне знать, - можно было даже не сомневаться, что Шарло будет держать свои стопы в сторону северной границы Франции, где у него уже были налажены каналы для получения свежайших продуктов и не менее свежей информации. А разрешение, наконец, отправиться в заботливые лапы своего повара, прочь от суеты – это лучшая награда для среднего из братьев Гизов. Когда Майенн удалился, не забыв отдать распоряжение, чтобы сладкое доставили ему прямо в кровать, Генрих обратился ко всем остальным. - Я думаю, что сегодня мы все не будем рассиживаться долго, но прежде, чем расстанемся до утра, я хочу, чтобы вы знали, что вас ждет завтра, - искорки лукавства во взгляде были спрятаны под полуопущенными веками. За нынешний вечер юная гостья Отеля Клиссон так и не получила ни одного ответа, на вопросы, которые не могли не интересовать пытливый ум и еще пока детское любопытство. Что ж, такое поведение и терпение заслуживали поощрения. - Катрин, с сего момента я препоручаю нашу дорогую Антуанетту твоему вниманию. Мадемуазель, надлежит выбрать из своего багажа лишь то, что особо дорого ее сердцу. Остальное все отправится в ближайший приют для девочек. К завтрашнему обеду в доме появятся лучшие модистки и портные Парижа. Ваш гардероб, сударыня, будет полностью обновлен в соответствии с требованиями столичной моды, дабы вы ни в чем не уступали местным девицам. Но, не мне вам, надеюсь, объяснять, что одежда в обществе значит далеко не все, а потому я настоятельно рекомендую вам внимательно слушать все, что будет советовать наша сестра. Так же, уже приглашены учителя словесности, манер, музыки. Покидать дом вы обе, - на слове «обе» герцог сделал особое ударение, - можете лишь в сопровождении дворян моей личной охраны, четверо из них завтра поступят в ваше распоряжение. И еще, - Генрих выдержал паузу, дабы не возникло сомнений в важности сказанного им, - я так же надеюсь, что мадемуазель Антуанетте не стоит напоминать, что правила приличествующие девушкам Дижона, в Париже никто не отменяет. Жуанвилю не сложно было установить наблюдение за каждой знатной обитательницей Отель-де-Гиз, собственно он и не собирался пренебрегать этой мерой, однако и большей суеты вокруг персоны юной девы, чем он сам намерен устроить, было не нужно. - Но это все завтра. А сегодня всем спасибо за чудесный ужин, - поднявшись со своего места и отложив салфетку в сторону, герцог обратился к младшему брату: - Тебя, Луи, я жду через полчаса в библиотеке. Нам надо кое-что обсудить. Глава дома покинул большую столовую залу и отправился к себе. До разговора с архиепископом Реймса нужно было дать себе хоть небольшую передышку. Эпизод завершен
полная версия страницы