Форум » Игровой архив » Имя тебе - искушение » Ответить
Имя тебе - искушение
Генрих Наваррский: 8 февраля 1576 г. Полдень, Бордо. Дом графини де Гиш. Закрой глаза, коснись меня. Ты пахнешь соблазном и медом. Исчезнет грязь осколков дня, Ударит в гонг природа. (С) гр. "Ария"
Ответов - 12
Генрих Наваррский: Ветер свободы пьянил не хуже молодого вина. Несмотря на слякотную февральскую погоду, общую усталость и опасения быть настигнутыми и водворенными в Бастилию, у Анрио было прекрасное расположение духа. Следующую ночь он и его друзья намеревались провести не в дрянном придорожном трактире, а в доме сенешаля - графа де Грамон. И это, и еще то, что он снова дышал сладко-хмельным воздухом родных земель, заставляло сердце молодого государя учащенно биться. Он то и дело беспричинно смеялся, подставляя лицо холодной, противной влаге, неустанно моросившей с неба, затянутого низкими, свинцовыми тучами. Молодость, чувство огромного облегчения и необъятности пространства, лежащего впереди, воскресшие надежды и детский восторг от ощущения новизны, головокружительного сознания своей безнаказанности и воли в любой момент дня и ночи поступать так, как заблагорассудится - все это отражалось в горящем азартом медово-карем взгляде сына Жанны д'Альбре, в его уверенных жестах, твердой посадке и совсем новом - горделиво-величественном - повороте головы. Не пленник и не шут - посмешище всего французского двора - мчался во весь опор по дороге в Бордо, но его величество король Наваррский - хозяин и господин. Рассчеты их оправдались. Уже к полудню небольшая кавалькада въехала во двор добротного и даже изящного особняка графов де Гиш. Здесь беарнского сюзерена отнюдь не ждали. Помнится, супруг Маргариты на одной из остановок заикнулся: мол, друг мой д'Обинье, а не съездить ли тебе вперед, дабы известить сенешаля о нашем визите? Однако Агриппа сделал вид, будто не расслышал робкой просьбы своего господина и продолжал увлеченно подкладывать в тарелку Изабель четвертое по счету куриное крылышко. Между прочим, только что и прямо на глазах у изумленного Наварры позаимствованное из его порции!* Потому слуги, выскочившие на громкие голоса и топот копыт, в недоумении выслушали прибывших господ, заявивших неслыханное! Дескать, сам наследник Бурбонов желает обрести приют на эту ночь в доме их хозяев. Если бы своевременно не появился камердинер, который наметанным взглядом окинул вновьприбывших и вычленив среди них главного, не обратился к ним со всем почтением (ибо лучше перестраховаться и принять за знатных особ небогатых дворянчиков, чем потом краснеть и оправдываться за свое невежество и грубость), еще неизвестно, чем бы закончились прения гостей с упорно не доверявшей им прислугой. Камердинер же рассудил вполне здраво: пускай госпожа сама решает, что делать с посетителями. А его дело маленькое - сообщить об их прибытии и оказать возможно более радушный прием. Так они попали в дом. Генрих, заслышавший благозвучное "хозяйка" из уст камердинера, навострил уши и сделал охотничью стойку. Разместившись с удобством в гостинной, бывший пленник Лувра принялся в одиночестве дожидаться выхода графини де Гиш (его друзья предпочли взаимно уединиться, будто бы им было мало бесконечных улыбок, прикосновений и перешептываний по пути сюда!) *Согласовано с Агриппой д'Обинье
Диана де Грамон: Граф де Гиш де Грамон еще несколько дней назад вынужден был выехать по делам в Ангулем, и мадам де Грамон ожидала возвращение супруга со дня на день. Утро восьмого февраля началось как обычно и мало чем отличалось от остальных дней. Отдав распоряжения по хозяйству, графиня выслушала доклад управляющего относительно работ на виноградниках. До начала марта следовало закончить работы по подготовке к новому сезону в винограднике, учитывая все уроки предыдущего года. Начать обрезку лозы. Зима была мягкой, и, судя по словам управляющего, виноградники должны были успешно перенести зиму. Так прошло утро, прогулку пришлось отложить из-за погоды. Небо было затянуто свинцовыми тучами, порывы ветра бросали капли мелкой мороси в окно. Погода как всегда сменилась внезапно и Диана подумала о том, что следует велеть протопить камины, не дожидаясь вечера. От этих мыслей ее отвлек шум во дворе дома. Подойдя к окну, Диана увидела небольшую кавалькаду всадников, въехавших во двор. Первой ее мыслью было, что вернулся граф, однако среди прибывших она не увидела знакомого лица. Оставалось только гадать, кто нанес им нежданный визит. Супруга сенешаля уже собиралась спуститься вниз, что бы узнать то приехал и с какой целью, когда в ее небольшой рабочий кабинет вошел камердинер с докладом о том, что прибыл король Наваррский со свитой. В ответ камердинеру достался недоверчивый взгляд. На всякий случай, окинув взглядом себя в зеркале, и убедившись, что ни ее платье, ни прическа не требуют поправок, Диана вышла из кабинета навстречу нежданным гостям. Войдя в гостиную, графиня обнаружила там только одного гостя. Молодой человек был невысок ростом, темноволос, и она, к своему изумлению действительно узнала в нем короля Наварры. Диана де Грамон никогда не была представлена ни ко двору, ни своему сюзерену, но сходство с портретами было очевидно. К тому же держался ее гость свободно и непринужденно, как человек, привыкший отдавать распоряжения, а не выполнять их. Чувство радости, растерянности и смущения овладели молодой женщиной. Как же она сейчас сожалела, что граф де Гиш не успел вернуться из своей поездки. Радушно улыбаясь, Диана опустилась в низком реверансе перед королем Наваррским и на правах хозяйки дома первая обратилась к королю. - Рада приветствовать Вас, сир, в нашем доме, это большая честь для нас, и мне очень жаль, что граф де Гиш де Грамон не может разделить со мной радость видеть Вас. К сожалению, он еще не вернулся из Ангулема, хотя мы все ожидаем его со дня на день. Наш дом и наши слуги в Вашем распоряжении. - Мне доложили, что Вы прибыли со свитой, но где же сопровождающие Вас? – графиня оглядела комнату, но в ней кроме короля и ее самой никого не было.
Генрих Наваррский: Скучать в одиночестве Генриху долго не пришлось. Он даже не успел толком разглядеть обстановку гостиной и налюбоваться изящными безделушками, украшавшими стенные ниши и каминные полки. Если быть внимательным и чутким, вещи могут многое рассказать о вкусах, привычках и характере своих обладателей. Сын Жанны д'Альбре, долгое время обреченный существовать на правах узника и потому часто тосковавший, не в силах найти для себя достойного занятия, отлично изучил повадки разных предметов и умел читать по ним историю дома и его обитателей, как иной читает увлекательное повествование по раскрытой книге. Впрочем, повторимся, что госпожа де Гиш, в отличие от большинства женщин, с удовольствием бы поддавшихся искушению продержать гостя в неведении подольше, чтобы тем временем как следует напудрить носик и переодеться в свое лучшее платье, появилась на пороге довольно быстро. Очевидно, в этом доме слуги были заботливы и аккуратны, а хозяева радушны и гостеприимны. Едва Диана де Грамон заговорила, Анрио вскочил со своего места и, куртуазно раскланявшись, поцеловал ручку прелестной хозяйки. Окинув молодую женщину любопытным взором, он отметил для себя и ладную фигурку, и нежную свежесть лица, и глубину манящих, бархатистых глаз. Но что особенно поразило первого дворянина Гаскони, так это простота и неподдельная искренность эмоций, проявленных графиней. Радость в улыбке и взгляде были не наигранными, почтительность и теплота в негромком голосе - настоящими. И вообще, вся она - эта невысокая, но грациозная жена сенешаля - была по-особенному живой, полной той скрытой природной силы и мудрости, о которых давным-давно позабыли развращенные дамы двора Генриха III. В первый миг, когда камердинер обмолвился о том, что "госпожа Вас всенепременно примет, извольте обождать", супруг Маргариты лишь по привычке среагировал на упоминание представительницы прекрасного пола. В действительности, последние его опыты на любовном фронте, несмотря на обычную удачливость и взаимность, серьезно разочаровали юного Бурбона. фрейлины королевы-матери и королевы Наваррской, жеманные и кокетливые, глупенькие и не очень - все они были в чем-то одинаковы. Быть может как раз той искуственностью чувств, которые демонстрировали? Той талантливой игрой в жизнь и любовь, которые заменили им нечто большое, светлое и по-настоящему важное? - Сударыня, прежде всего позвольте принести Вам от своего имени и от имени моих спутников глубочайшие извинения за причиненное беспокойство. Увы, мы слишком торопились возвратиться домой из затянувшихся гостей, чтобы позаботиться заранее предупредить Вас и Вашего супруга о своем приезде. - Проговорил Наваррский, еще раз низко поклонившись своей собеседнице в знак признательности и благодарности за понимание. - Не беспокойтесь о моей свите, мадам. Господин д'Обинье и маркиза де Сабле с позволения Вашей прислуги решили осмотреть дом и прилегающий сад. Как только проголодаются, а это случится, полагаю, весьма скоро, сами придут. Простите и их тоже, Ваше сиятельство. Они молоды и счастливы, а молодость и счастье редко бывают вежливы и внимательны к соблюдению этикета. - Добавил он, тонко улыбаясь и подпуская в голос толику ласковой иронии при упоминании этих двух влюбленных голубков. - Поверьте, мадам, если бы я не был уверен в душевности, благородстве и чистоте помыслов своих друзей, ибо здесь я могу встретить только друзей, то никогда не осмелился бы явиться к его сиятельству так запросто, будто к старому приятелю. Но эта благодатная земля родит истинных дворян духа, и я без опаски вверяю им свою жизнь, ни мгновения не сомневаясь в их честной щедрости и хлебосольности приема. - Продолжил беарнец, возвращаясь к прежнему серьезному тону и глядя прямо в глаза обворожительной хозяйки. Голос его - мягкий и бархатистый - в эти минуты звучал проникновенно и пылко одновременно. Таким искренним и откровенным Наварра давно себя не чувствовал и, как дитя, радовался этому новому ощущению, этому новому подтверждению своей свободы и права поступать тогда и так, как ему этого возжелается. - Тому подтверждением стал и Ваш дом, где мы, усталые путники, нашли приют и были обласканы вниманием самой красивой женщины Гиени... Да что там Гиени! Право, всей Франции. Клянусь кровью Христовой! Вы можете верить мне - я был в Лувре и видел тех, что считаются первыми красавицами двора. Даю Вам слово честного человека и дворянина, они и волоса с Вашей головы не стоят! И в сравнении с Вами меркнут, как меркнет бледное свечение светлячков при восходе луны! - Добавил молодой государь, увлекаясь и находя особое удовольствие в том, чтобы произносить эти возвышенные и вместе с тем справедливые речи именно здесь и именно перед этой женщиной, чья тихая и гордая красота заставила его сердце вновь учащенно забиться в сладостном предвкушении счастья.
Диана де Грамон: Совсем не так она представляла возможную встречу с королем Наварры. В сыне Жанны д'Альбре не было ни надменности, ни тщеславия, ни гордости, которые по непонятной причине Диана приписывала коронованным особам. Галантные комплименты в ее адрес и поцелуй руки добавили румянца на ее щеки. Конечно, как супруга сенешаля Беарна, как молодая и привлекательная хозяйка дома де Грамон, графиня получала достаточно знаков внимания, но сравнение с самой красивой женщиной Гиени и даже Франции из уст Генриха Наваррского для нее было слишком большим комплиментом. - Ваше Величество, я уверена, что Вы видели много красивых женщин при дворе короля Франции, более того, Вы женаты на прекраснейшей Жемчужине Франции – Маргарите Валуа, поэтому я согласна лишь на титул самой красивой женщины в этом доме и не более. - Что бы сменить тему разговора, она поспешила вспомнить о своих обязанностях как хозяйки дома, и заговорила о прибывших вместе с Генрихом людях. - Я надеюсь, что Вашим спутникам понравится и наш дом и сад, погода сегодня не располагает к прогулкам, но, если он молоды и счастливы, то над их головой всегда светит солнце. - Сир, я еще раз сожалею, что граф де Гиш отсутствует, но я сейчас же отправлю гонца к нему с известием о Вашем прибытии. Вы можете быть уверены в душевности, благородстве и чистоте помыслов графа де Грамон, ведь он был предан еще Вашей матери. И если по Вашим словам наша благодатная земля и край родят истинных дворян духа, то Вы сами являетесь первым дворянином, рожденным под солнцем Наварры - Диана почтительно склонила голову перед сюзереном. - Простите, сир, я на минуту отлучусь отдать распоряжения относительно помещений для Вас и Ваших друзей. И прошу разрешить слуге забрать Ваш плащ и шляпу что бы бережно их высушить, они совсем сыры из-за этой погоды. – Сделав реверанс, графиня поспешила отдать необходимые распоряжения. В доме уже было видно заметное оживление. Повинуясь лишь одному слову хозяйки, люди спешили растопить камины в комнатах, на кухню несли припасы из кладовой и винных погребов, на птичьем дворе были слышны крики кур и гусей, которые, словно понимали, что им предстоит стать частью королевского обеда. Из уважения к своим гостям, а не из пустого тщеславия, молодая женщина сменила скромное домашнее платье, на более нарядное, из бархата цвета красного вина, расшитого мелким жемчугом, не забыв добавить украшений. Так она одевалась всегда, когда ей доводилось принимать гостей в доме. Войдя в гостиную, где оставила своего гостя, Диана с удовольствием увидела, как ровным, но ярким пламенем горит камин, что принесено горячее вино со специями, холодные закуски и фрукты. - Прошу простить меня, если заставила себя ждать. Сейчас для всех прибывших будут готовы комнаты, где можно будет отдохнуть после дороги в такое ненастье. Пока господин д'Обинье и маркиза де Сабле заняты, позвольте предложить Вам теплого вина, это как нельзя лучше восстанавливает силы. – Диана де Грамон собственноручно взяла с подноса изящный кувшин чеканного серебра и налила в стакан ароматный напиток для Генриха Наваррского.
Генрих Наваррский: Забота и почтение, которыми окружила Генриха обворожительная графиня де Гиш, воистину были королевскими! Просто, легко и непринужденно эта женщина держала в своих руках все нити управления домом и прислугой. Ее распоряжения - четкие, лаконичные и продуманные - исполнялись бесприкословно и почти мгновенно. К тому же, она была скромна. И скромна не той тщеславной напускной скромностью, которую привык видеть король Наваррский, находясь при дворе в Париже. Нет, скромность жены сенешаля была продиктована совсем иными резонами. Румянец, выступивший на щеках и сделавший ее миловидное личико просто очаровательным, был ярким тому доказательством. Не избалованная вниманием госпожа де Грамон, тем не менее, с подлинным достоинством и величием выдержала натиск обаяния бывшего луврского узника и признанного ловеласа. Это-то особенно восхитило сына Жанны д'Альбре. Пресытившись вседозволенностью и легкодоступностью фрейлин "Летучего эскадрона", он давно жаждал такого вот глотка из чистого, прозрачного источника, чьи воды не замутнены завистью, честолюбием и придворными амбициями. И теперь, внезапно обретя этот родник, испытывал эйфорическое чувство полета и радостного восторга. Ему хотелось беспричинно смеяться, напевать строчки любовных баллад и танцевать! Танцевать в сиянии сотен тысячь свечей... В дробящихся и уходящих в бесконечность зеркальных отражениях... В радужных брызгах брагоценных камней... В Горячем и пряном воздухе, напоенном ароматами свежих цветов и тонким запахом благовоний... Помотав головой, чтобы отогнать от себя эти непрошенные и такие неуместные в нынешних обстоятельствах видения, молодой государь вынырнул из сладкого плена иллюзий и возвратился в грубую реальность. Впрочем, подкрашенную розовыми тонами, поскольку прекрасная Диана, уже целиком занимавшая все мысли Анрио, успела к этому времени возвратиться. А он и не заметил, как она ушла... И как пролетели минуты в ее отсутствие. Хозяйка переоделась и стала еще красивей, чем была до этого. Бархат глубокого красного цвета и россыпи перламутрово-розового жемчуга чудесно гармонировали с ее загадочным, мягким взглядом. В камине уютно потрескивали сухие поленья, на столике подле гостя стоял поднос с вином и закусками. И вообще, воцарившаяся в гостиной атмосфера весьма располагала к задушевным беседам и романтическому настроению. Не удивительно, что чуткий к таким вещам гасконец поддался и так далеко унесся в своих мечтаниях! Предложение мадам Дианы показалось Наварре как нельзя более уместным. Промозглая сырость дороги, усталость от многочасовой скачки, дрянной еды и отсутствие нормального отдыха - все это как-то разом вспомнилось венценосному беглецу. Поднявшись из кресла, в котором он так хорошо коротал досуг, юный Бурбон сам подошел к графине, чтобы принять из ее нежных ручек бокал с подогретым вином. Его пальцы - сильные и обжигающе-горячие, несмотря на холод, всего лишь на краткий миг коснулись тоненьких пальчиков ее сиятельства, но все тело супруга Маргариты будто пронзило огненным разрядом возбуждения, желания и предчувствия чего-то необыкновенного, что может с ним произойти, если эта женщина ответит взаимностью. Это почти забытое ощущение полумистического, волшебного единения, смешанного с надеждой, робостью и осознанием трудного, однако такого притягательного пути от сердца к сердцу, наполнили всего его хмельным, безудержным весельем от макушки до пяток. - Благодарю, сударыня. Ваш дом замечательно гостеприимен. - Негромко сказал беарнец, держа в одной руке бокал, а вторую прижимая к груди. - Право, если бы я так не торопился в Нерак, то позволил бы себе... С Вашего, разумеется, на то позволения... Злоупотребить оказанной нам честью быть принятыми в доме сенешаля. И остался бы еще на несколько дней просто потому, что здесь, как нигде, чувствую себя дома. И Ваше общество никогда не надоест мне! Подняв бокал в приветственном салюте и глядя на рубиновую жидкость, лениво плещущуюся у самых его краев, первый дворянин Гаскони лукаво сощурил свои медово-карие глаза, став чем-то походить на изготовившегося к прыжку игривого кота, и проговорил: - Мадам, окажите мне честь разделить со мною вкус этого вина и радость обретения свободы! Свободы, которую я, впрочем, готов променять на все, что угодно, за один Ваш благосклонный взгляд и светлую улыбку, поразительно идущую Вам. Заметив, что графиня, налив ему вина, себя обделила благородным напитком, государь всея Наварры поспешил исправить это недоразумение, нисколько не смущаясь того, что она - хозяйка, а он - гость. Подхватив чеканный кувшин, Генрих ловко наполнил второй кубок и, поудобнее перехватив, подал Диане, внутренне трепеща и ожидая нового прикосновения.
Диана де Грамон: - Как я сейчас завидую жителям Нерака, ведь им только предстоит встреча с Вами, сир, а нам только останется вспоминать те часы, что Вы провели в нашем городе, - в голосе графини промелькнуло сожаление, замаскированное светской улыбкой. – Но пока Вы еще здесь, то это мы имеем честь принимать Вас в нашем доме. Тут, в Гаскони, каждый дом рад Вашему визиту. – Теперь, когда все хозяйственные хлопоты были позади, графиня де Грамон считала своим долгом занять гостя разговором, но больше не находила тем для разговора. Если бы граф был дома, то в гостиной была бы иная обстановка, а она сама сидя в кресле, не мешала мужскому разговору, просто улыбаясь и время от времени вставляя пару ничего незначащих фраз. А сейчас грозила возникнуть неловкая пауза в беседе, когда все приветственные слова и комплименты сказаны. К счастью паузы удалось избежать, Генрих Наваррский налил ей вина и попросил выпить вместе с ним. Принимая из рук короля кубок, ее окатило словно волной жара, пальцы почувствовали будто укол об острые шипы розы. Диана даже нечаянно пролила несколько капель вина себе на запястье, но глядя в медово-карие глаза первого дворянина Гасони, даже не обратила внимание на испорченный манжет платья. Касание рук в простом жесте, что может быть проще, и в то же время сложнее. Ее сердце так не сжималось, когда он целовал ей руку при приветствии, как сейчас, когда мужские пальцы случайно коснулись ее пальчиков. - Я с удовольствием выпью это вино в первую очередь за Ваше величество, и за обретение Вами свободы, хотя, простите, я не понимаю о какой свободе Вы говорите, - супруга сенешаля постаралась, что бы ее голос звучал ровно, как обычно в разговоре. Негромкий голос беарнца ласкал слух и в то же время вызывал смущение. Сделав несколько глотов вина, Диана поставила на столик серебряный кубок, и отошла к камину, сделав вид, что решила проверить, как горят поленья, разгоняя сырость дня. Диана напомнила себе, что перед ней король Наварры, а не просто дворянин, и их tet-a-tet не должен вызывать у нее неловкости. Огонь создавал неуловимую атмосферу уюта, особенно когда за окном ветер и дождь. - Как Вам понравилось это вино? Думаю, Вы оцените плодородие местных земель. Эти вина не уступают винам Каора или Бургундии. - Графиня де Грамон гордилась винными подвалами своего дома, вникая волей-неволей в тонкости виноделия.
Генрих Наваррский: Пригубив из своего кубка, Генрих медленно покатал вино на языке, желая понять и проникнуться солнечным вкусом янтарных ягод своей благославенной родины. Напиток был немного терпким и почему-то отдавал запахом меда. Удивительное, будоражащее ощущение. Сглотнув жидкость, он - как истинный гурман - попробовал насладиться послевкусием. И, надо признаться, нашел букет весьма недурным. Диана была права, говоря о своих виноградниках с таким неподдельным удовольствием и гордостью. - Сударыня, одного лишь Вашего слова будет достаточно для того, чтобы я постарался сделать все, что будет от меня зависеть, дабы продлить обоюдную радость знакомства и позволить Вам дальше оказывать гостеприимство своему сюзерену, а себе - видеть Вас и слышать Ваш чарующий голос. - Тонко улыбнулся король Наваррский, поднося бокал к лицу и вдыхая пряно-пьяный аромат тягучей виноградной крови. Глаза Анрио, привычные отмечать любые мелочи, пристально следили за всеми жестами и движениями графини де Гиш. Он буквально каждой клеточкой кожи чувствовал ее смущение и замешательство. Его натянутые до предела нервы отзывались сладостно-мучительным звоном на взгляды, улыбки и смену интонаций жены сенешаля. Жаркими волнами растекался по телу охотничий азарт. - Полноте, мадам, Вы - умная и деликатная женщина, а я - подлинный болван. - Непринужденно рассмеялся сын Жанны д'Альбре в ответ на замечание хозяйки о ее непонимании, про какую-такую свободу толкует его величество. - В обществе прелестной госпожи, действительно, кощунственно говорить о политике и упоминать о тех местах, которые мы с таким трудом покинули. Заметив, что ее сиятельство как бы ненароком отошла ближе к камину, беарнец немедленно воспользовался этим и, в свою очередь, опустился на корточки у каминной решетки, протянув руки к огню и глядя на очаровательную собеседницу снизу вверх доверительным и ласкающим взором. Бокал с недопитым вином он поставил здесь же - прямо на пол у своих ног. - Земля Гаскони богата и щедра, я знаю это. - Степенно кивнул Недавний луврский пленник. - Ее вина хмельны и сладки, ее пашни тучны и обильны, ее сады благоуханны и плодородны. Но я люблю ее не за это. - Продолжал юный Бурбон негромко и напевно, будто рассказывал старинную легенду. - Я люблю Наварру за ее жителей. За чистоту, красоту, искренность и естественность. За то, что Вы - дочь этой земли - стоите сейчас передо мной и без жеманства, кокетства и лицемерия говорите. Говорите со мной так, как говорили бы с Вашим добрым другом. Не правда ли? Одним плавным движением поднявшись, супруг Маргариты сделал всего лишь шаг и очутился напротив графини. Он остановился так близко, что мог разглядеть мельчайшие черточки на ее безупречно-привлекательном личике. Еще немного, и их тела соприкоснулись бы, разрушая преграды условностей и заставляя сказать или сделать нечто большее, чем просто принести извинения за свою неловкость. - Ваше сиятельство, поверьте, мне правда хотелось бы, чтобы Вы видели во мне не только своего сюзерена... Не столько своего сюзерена... - Чуть охрипшим от волнения голосом проговорил знаменитый сердцеед, впрочем, не делая попытки перейти последнюю разделявшую их границу и прикоснуться к Диане. - Я бы хотел стать для Вас другом. Тем, на кого Вы могли бы положиться в трудную минуту... Тем, кому бы Вы осмеливались довериться. О, не спешите отказываться от этой чести! - Поспешил добавить он, тыльной стороной ладони касаясь лишь края рукава ее платья, но не самой женщины. - Подумайте!.. Хорошенько подумайте. Вы скромны и добродетельны... Я, увы, много грешил и ничуть в том не раскаиваюсь... Но быть может Ваша доброта и целомудрие помогут мне стать чуточку лучше? Чуточку ближе к тем, кто живет на этой земле... Верите ли?.. Я вернулся в свой дом чужаком. Я люблю и боготворю здесь каждый камешек, каждую пядь земли... Однако я совсем забыл, как это - быть счастливым и безмятежным. Париж... Этот монстр! Он ломает судьбы и калечит людей. Послушайте моего совета, никогда не бывайте в столице! - Пылко и немного бессвязно говорил молодой человек, не в силах отвести взгляда от колдовских, манящих и чарующих глаз своей визави.
Диана де Грамон: Это было немыслимо! Ей всегда твердили о чувстве долга, об обязанностях, а тут сам король Наварры говорит, что ему достаточно только одного ее слова для того что бы изменить свои планы. Более того, непринужденно рассмеялся, делая ей очередной комплимент. В ответ на его смех, Диана ответила не только улыбой, но и от души рассмеялась негромким смехом, настолько заразительным было хорошее настроение ее гостя. И если графине де Гиш было жарко от выпитого теплого вина, от близости огня камина, то недавний путешественник не упустил возможности погреть руки у каминной решетки. Диана де Грамон и сама так любила посидеть у огня, но только когда была уверена, что ее никто не видит. Это ей напоминало детство, пусть и рано закончившееся, когда после прогулки она спешила вот так же погреться у очага. Но больше всего ее поразило и тронуло признание в любви. В любви к своей стране, к своей Наварре, к своим подданным. И хотя край, который так любил и расхваливал Генрих, был не столь богат, как он говорил, но Диана всем сердцем чувствовала, что именно таким он его видит – цветущим и богатым. - Ваше величество, мне очень приятны слова, которые Вы сказали о жителях Наварры, и обо мне тоже, но как же я могу лицемерить и лгать своему королю? – А вот на заданный вопрос ей уже было сложнее ответить. Любой вариант ответа мог был быть расценен как непочтительный. Назвать короля своим другом или сказать, что он не может быть ей другом? Пока она размышляла над ответом и подбирала слова, Генрих Наваррский встал и оказался настолько близко, что она чувствовала его дыхание на своих щеках. Вот уже почти четверть часа мадам де Гиш напоминала себе, что должна видеть в своем визитере только сюзерена и не более, а тут ее просили об обратном. Больше всего сейчас она боялась, что откроется дверь, и их увидят в непростительной близости. Тревожно оглядываясь на дверь, Диана хотела сделать шаг назад, но получилось так, что сделала полшага вперед и замерла, словно перед невидимым барьером. Супруга сенешаля (который так неудачно, или наоборот удачно отсутствовал) не могла оторвать взгляда от глаз молодого беарнца. Он всего лишь коснулся рукава ее платья, а ей казалось, что он коснулся ее руки, что она опять чувствует тепло его пальцев. Диане хотелось вот так стоять и слушать первого дворянина Гаскони целую вечность, но рано или поздно, ей нужно было что-то ответить. - Любой из Ваших подданных, сир, почтет за честь считать Вас не только сюзереном, но и другом, - как же ей тяжело давались эти слова, словно она делала трудный перевод на уроке латыни. Снова и снова она запрещала себе видеть в короле молодого и привлекательного мужчину. Диана де Гиш говорила тихо и медленно. Но когда Генрих стал говорить о себе как о грешнике, в ее глазах мелькнуло возмущение, а голос стал твердым и четким. - Ваше Величество, не людям судить Ваши грехи, если они и есть, а только нашему Господу, а он милостив к нам. И не смейте говорить, что вернулись сюда чужаком! Вы же наш король! Я этих слов не слышала, сир, - последние слова она произнесла уже тише, но все еще находясь во власти порыва охвативших ее чувств. - И если католики в Париже заставили Вас забыть как это - быть счастливым и безмятежным, то просто вспомните, чему Вас учила королева Жанна – Ваша мать. Мой супруг - граф де Грамон рассказывал мне о ней. Это была великая Женщина. Мудрая, прекрасная, стойкая в своей вере, а Вы ее сын, Ваше величество. - Сейчас Диана не позволила бы никому не то что говорить, а даже думать дурно о короле Наварры, даже ему самому.
Генрих Наваррский: Генрих отметил те невольные испуг и волнение, которые проявились на лице хозяйки, едва они очутились так близко друг от друга, что любое движение или неосторожный жест могли выглядеть слишком интимными и чувственными. Не укрылись от его жадного внимания и тревожные взгляды, брошенные графиней на дверь. Действительно, если бы в этот момент она распахнулась и на пороге появился кто-нибудь из обитателей дома, застывшая мезансцена в гостиной наверняка показалась бы им чересчур фривольной, и это вряд ли бы благоприятным образом сказалось на репутации Дианы. Только лишь из этих благородных соображений, а никак не по собственному желанию, король Наваррский неохотно сделал шаг назад, впрочем, продолжая неотрывно смотреть в чарующие и влекущие глаза собеседницы. И это стало его большой ошибкой! Позади - у камина - на полу сиротливо стоял позабытый бокал с недопитым вином. Увлеченный беседой со своей прелестной визави, Анрио не озаботился тем, чтобы оглянуться. Приняв решение не смущать даму, просто шагнул... И серебрянный кубок со звоном опрокинулся. Алая, будто кровь, жидкость выплеснулась на мраморные плиты пола и растеклась неопрятной лужей. Закадычный приятель Агриппы д'Обинье вздрогнул. - Святая пятница! - Воскликнул беарнец, оборачиваясь, чтобы взглянуть на то, что произошло. Однако суета и спешка никогда не были лучшими друзьями благоразумия. Правая нога молодого государя попала в винный след, протянувшийся от опрокинутого сосуда к натекшему кровавому озерцу. Быстрота и резкость разворота весьма кстати поспособствовали придаче ускорения, и первый дворянин Гаскони, взмахнув руками, будто птица, собрался было упасть, но госпожа де Грамон на свою беду (а может совсем наоборот) стояла довольно близко. Не желая уронить себя в глазах обворожительной мадам де Гиш (причем, во всех смыслах этого слова), сын Жанны д'Альбре схватился за то, что первым попалось под руку. Этим чем-то оказались плечи жены сенешаля. Обхватив их так крепко и страстно, как будто это была единственная спасительная соломинка, за которую он уцепился, падая в бездонную пропасть, лукавый гасконский сюзерен тесно прижался к своей верноподданной всем телом, ощущая неистовый жар и бешеное биение сердца где-то у самого горла. - Вот видите, мадам, - непринужденно заговорил супруг Маргариты, словно ничего не произошло, и он не притискивал к себе женщину и не намеревался только что упасть перед ней ниц, банально подскользнувшись в винной луже, - Вам уже и на деле приходится доказывать свою дружбу к венценосному растяпе. - И бывший луврский пленник весело рассмеялся. - Так что не сомневайтесь. Отвечайте "Да" на мое предложение. И давайте, если позволите, окончим с глупыми формальностями, которые смешны и бессмысленны между друзьями? Особенно теперь... Вы же позволите называть Вас просто Диана? Он говорилс легкой иронией и добродушной насмешкой над собой, но выпускать очаровательную пленницу случая из кольца своих сильных рук не спешил. - Я грешник. Вы сами теперь это видите. - Расстроенно продолжил он, закрывая глаза и вдыхая полной грудью нежный, свежий и возбуждающий запах волос ее сиятельства. - И моя матушка наверняка была бы недовольна моим поведением. Но в одном Вы, несомненно, правы - мне не стоит считать себя чужаком на этой земле. Я вернулся. Вернулся, чтобы стать счастливым. И я уже счастлив!
Диана де Грамон: Звон упавшего серебряного кубка раздался в тиши комнаты, словно выстрел, но хозяйка дома не успела даже испугаться. В следующее мгновение мужские руки легли ей на плечи и привлекли к себе. Можно было чувствовать, как бьется сердце короля, и как бьется ее сердечко, настолько близко оказались двое собеседников. Пытаясь предотвратить падение Генриха, ее руки сейчас тоже оказались на его плечах. Словно находясь под гипнозом, она почти одними губами прошептала в ответ «Да» на слова Генриха Наваррского. Сильные руки стальным кольцом держали ее в плену. В этом сладостно-волнительном плену. Диана де Грамон знала, что еще чуть-чуть, и она пропадет в омуте чувств к этому человеку. Но все это ей казалось наваждением, которое развеется, как только откроется дверь в комнату, или как только один из них покинет гостиную. Закрыв глаза, она попыталась прогнать чувства и стать такой же, как была еще утром. - Ваше величество, в своих мыслях Вы, конечно же, можете называть меня просто по имени, но не более. Боюсь, что Ваши друзья, а тем более мои не поймут Вашего стремления считать меня Вашим другом. И то, что Вы называете глупыми формальностями, другие называют этикетом. – Возникла небольшая пауза, мадам де Грамон боялась своими словами обидеть венценосного гостя, но и позволить того, что он просил, тоже не могла. Что бы не попасть опять под обаяние Наваррского, Диана стала смотреть на мраморные плиты, где из-под кубка причудливым пятном растеклось недопитое вино. - Вы не грешник и не растяпа, просто Вы устали с дороги и нуждаетесь в отдыхе. Если Вы позволите, то я узнаю, готовы ли комнаты для Вас и ваших друзей. Погода не располагает к верховым прогулкам, а вы не один час провели в седле, - тихо ответила молодая женщина. На самом деле она искала любой предлог, что бы уйти, и в то же время ей так не хотелось уходить, особенно сейчас. - Зачем и прочему Ваше величество называет себя грешником? – Диана осмелилась поднять глаза и посмотреть в лицо сюзерену. - Ваша матушка бы сейчас только побранила Вас, что ее сын пренебрегает отдыхом. Она радовалась бы Вашему возвращению в родные края и что Вы счастливы вновь быть дома. – Уже почти шутливо ответила она, но тут ее взгляд скользнул по плечам Наваррского, и только сейчас графиня де Гиш поняла, что все это время ее руки касались его плеч, как и он не отпускал ее.
Генрих Наваррский: Выпускать Диану из своих объятий очень не хотелось. Но вместе с тем Анрио прекрасно понимал, что продлить этот сладостно-мучительный плен еще хоть на чуть-чуть нельзя. Графиня и так была напугана, смущена и растеряна. Он читал на ее лице замешательство и борьбу со своими взбунтовавшимися чувствами. Будучи опытным сердцеедом и знатоком женских душ, король Наваррский умел соблюсти меру. И потому, преодолевая внутреннее сопротивление, он медленно разжал пальцы, стискивавшие хрупкие плечи госпожи де Грамон. Руки молодого государя, будто утратив всякую опору и сам смысл совершать какие-либо действия, безвольно упали вдоль тела двумя безжизненными плетями. Генрих отвел взгляд и тяжело вздохнул. - Вы волшебница, сударыня. - Грустно улыбаясь, негромко сказал беарнец. - Ответив "Да", Вы отказали мне в исполнении самого страстного желания - произносить вслух Ваше благославенное имя. И все-таки сумели подарить надежду, которая теперь будет согревать меня и дарить радость. Ту радость, которая поселяется в каждом живом и горячем сердце в преддверии скорой весны. Сделав несколько шагов, юный Бурбон остановился у кресла с высокой спинкой. Опершись на нее, словно ему трудно было удерживаться на ногах, супруг Маргариты Валуа устало прикрыл глаза и добавил: - Вы спрашиваете, почему я называю себя грешником? Но разве Вы сами не видите? Мои мысли греховны, желания - преступны. Я слишком люблю жизнь, красоту, роскошь... И так легко поддаюсь женским чарам! Право, это не пристало истинно верующему... А более того - монарху, чьи деяния и поступки всегда на виду, и кому так охотно подражает двор, а вслед за ним и народ. Вы представляете, какой станет Наварра, если я воцарюсь на ее престоле? Бывший луврский пленник выдержал короткую паузу. Помотав головой, чтобы избавиться от непрошенных умствований и фантасмагорических образов, продолжил более веселым и бодрым тоном, в котором снова появились нотки добродушной иронии и бархатистые раскаты мурлыкающего кота: - Впрочем, все это - вздор. Пустое! Вы, несомненно, правы. Я нуждаюсь в покое и отдыхе. И буду счастлив принять Ваши заботы о себе и своих спутниках. Командуйте, прелестная моя госпожа! - И он шутливо-молодцеватым жестом отсалютовал мадам де Гиш.
Диана де Грамон: - Любить жизнь и красоту вовсе не грех, Ваше величество. И я не вижу, или я отказываюсь видеть то, что Вы себе приписываете. Могу еще сказать, что представляю, какой станет Наварра. Все как Вы говорили – богатой и щедрой, с тучными и обильными пашнями и плодородными садами. А Ваш народ и двор будут подражать Вам в доброте и великодушии, сир. – Мадам де Гиш сделав реверанс, поспешила покинуть гостиную, во-первых, что бы проверить, готовы ли комнаты и что делается с обедом на кухне, а во-вторых, что бы не поддаться искушению остаться в обществе своего венценосного гостя. Убедившись, что все идет как нужно, супруга сенешаля поручила камердинеру лично разместить гостей и принести им все, что они могут потребовать. В коридорах, в отличие от гостиной, которую согревал камин, было прохладно, но графиня не замечала холода, войдя в свою комнату, в которой последний раз топили вчера вечером, она вылила воду из кувшина в таз для умывания и опустила ладони в холодную воду. Когда держать руки в холодной воде стало невыносимо, она вынула их и прижала к своим щекам. Сегодняшний день явно не был похож, как утром, на обычную вереницу серых будней. Эпизод завершен
полная версия страницы