Форум » Игровой архив » Не верю, не надеюсь. Возвращаюсь. » Ответить
Не верю, не надеюсь. Возвращаюсь.
Жанна де Лонгжю: 19 сентября 1575 года. Шенонсо. После турнира.
Ответов - 9
Жанна де Лонгжю: Сколько лет прошло с того времени, когда она, Жанна де Лонгжю, тогда маркиза де Ренель, последний раз была при дворе? Три года? А кажется, что целую вечность. Целую вечность тоски, отчаяния, а затем вечность колебаний, сомнений. И все же она вернулась. В глухом трауре, хотя обычаи позволяли ей сменить черный на более мягкие и светлые цвета, как вдова и просительница, продумав все до мелочей, от первого до последнего слова, от броши с прядью волос убитого Антуана де Клермона на корсаже, до потупленного взгляда черных глаз, непроницаемых и непрозрачных. Может ли быть кто-то решительнее женщины, которой нечего терять, и опаснее? Пока король и двор праздновали, она терпеливо ждала в приемной. Солнце, чьи лучи зависли золотой секирой в душном воздухе покоев, неумолимо двигалось к Жанне, и та отступала, отступала в тень, пока, наконец, в приемной не появился Генрих III, следом королева-мать, пока не поднялась суета. - Мадам, не думаю, что король найдет время принять вас сегодня, - холодно бросил ей распорядитель двора. - Ничего, я подожду. В самом деле, отчего бы не подождать? И вот она в святая - святых, в кабинете короля Франции, преклонив колено, излагает свою просьбу. Слова, произносимые грудным, бархатным голосом, нанизывались, как бусины на вощеную нитку, неторопливо и тщательно. - И вот я умоляю Ваше Величество изучить подробности смерти моего супруга и причастности к ней Луи де Клермона, графа де Бюсси, а так же умоляю передать титул маркиза де Ренель моему сыну, единственному законному наследнику, - закончила она. – Я же покорюсь воле Вашего Величества, ибо не осталось для меня ничего в этом мире, кроме драгоценной памяти моего супруга и его единственного сына, Людовика, ради чего стоило бы жить. Жанна де Лонгжю спрятала напряженные до судорог пальцы в складках пышной юбки, боясь и желая поскорее услышать ответ короля. Пожелает ли он заняться ее иском, или отмахнется от этой заботы? Все же, дама д’Иверни предъявляла свои обвинения не кому-нибудь, а Луи де Клермону, графу де Бюсси, одному из самых блестящих кавалеров двора. *появление Их Величеств согласовано.
Henri de Valois: Генрих был крайне разгневан бегством герцога Анжуйского, но посылать погоню было уже поздно, и Его Величество ограничился тем, что послал де Нансе вслед брату со строгим приказом дожидаться его прибытия в Лувре. Король хотел было допросить Бюсси, Антрагэ и Рибейрака, полагая, что они могут что-то знать, на что Луи заметил, что если бы господа анжуйцы что-то знали о планах своего господина, или даже о его бегстве, то были бы сейчас с ним, а не веселились на празднике. Мадам Екатерина (редкий случай) была полностью согласна с маркизом д’Ампуи, и посоветовала сыну как можно дольше держать двор в неведении. Пусть думают, что принц так зол на свое поражение, что уединился в своих покоях и не выходит к общему торжеству. Когда де Нансе был отослан, и король уже собирался вернуться на праздник (мысль о том, что Луи изволит где-то бродить без него, не радовала Генриха Александра), распорядитель доложил, что ее просит принять вдова Антуана де Клермона, маркиза де Ренель. У Анри была хорошая память на имена и лица, но тут он не сразу вспомнил, о ком может идти речь, подсказала королева-мать. Так же Екатерина Медичи высказала свои предположения о причине визита дамы, и, надо сказать не ошиблась. - Сударыня, каждый наш подданный имеет право на королевскую защиту и справедливость, особенно же это касается тех, кто слаб – вдов и сирот, - проговорил он, выслушав прошение Жанны де Лонгжю и взвешивая каждое свое слово. В таком деле, как спор о громком титуле и изрядном доходе с земель, решение должно быть, в первую очередь, справедливым. Анри мог недолюбливать Бюсси, но личная приязнь или неприязнь короля не должна быть принесена в жертву правосудию. С другой стороны дама д’Иверни осталась без мужа и защитника, значит, сюзерен обязан был предоставить ей свою защиту и свое покровительство. Итак, вопрос был весьма щепетильным. - Я назначу расследование по вашему делу, мадам. Вы же можете остаться при дворе, на правах моей гостьи. Короткий взгляд на Екатерину Медичи – что думает она обо всем этом? Но по невыразительному лицу матери ничего нельзя было понять, скорее камень заговорит с вами и выдаст свои секреты.
Екатерина Медичи: Может быть Генрих и видел перед собой всего лишь вдову, ищущую справедливости, которой нужно было оказать покровительство, то Екатерина Медичи, внимательно рассматривая даму, увидела гораздо больше. Дама д’Иверни была, безусловно, красива, очевидно, не глупа. Не ударялась в слезы, не пыталась прибегать к женским уловкам, чтобы расположить короля к себе. Была сдержана, почтительна и очень беззащитна. Флорентийка улыбнулась про себя. Женская беззащитность – прекрасное оружие, если уметь им пользоваться. Жанна де Лонгжю, судя по всему, умела. Впрочем, рано еще делать выводы. - Я вижу, вы в трауре, сударыня, - заметила она, с оттенком недовольства в голосе. Всем было известно, что глубокий траур при дворе позволителен только для одной женщины, вдовы Генриха II и матери нынешних королей. – Сколько лет прошло со времени вашей утраты? Три года? Не так уж и мало. И, кстати, кем был ваш муж, католиком, или гугенотом, я не припоминаю. На самом деле, Екатерина не жаловалась на память и все прекрасно помнила, но ей интересно было увидеть, как поведет себя вдова Антуана де Клермона.
Жанна де Лонгжю: - От всего сердца благодарю Ваше Величество за доброту, и выражаю полную покорность Вашей воле и Вашему правосудию. Жанна еще ниже склонила голову, выражая почтение и признательность королю Генриху. Она много думала над тем, как ей вернуться ко двору. Подать прошение, это, конечно, хорошее начало дела, но королям нужно напоминать о себе, быть у них на глазах. Как знать, не забудет ли Его Величество о ее деле, если она вернется в Иверни? И вот, такая удача, что пальцы вдовы задрожали в непритворном волнении. Черный дамаст платья молодой вдовы маркиза де Ренель лежал на мозаичном полу приемной. Черный трен платья вдовы короля лежал на сочном многоцветии ковра, и настойчиво лез в глаза, напоминая просительнице, что в последние десятилетия королева во Франции одна, все остальные лишь супруги королей. Екатерина Медичи соизволила обратиться к ней, и Жанна коротко вздохнула, набирая в грудь воздуха, а в сердце смелости. Ответить следовало достойно. - Государыня, вы совершенно правы, я в трауре. Как еще может быть одета женщина, потерявшая мужа, которого почитала и от которого видела только доброту? Три года достаточный срок, чтобы перестать скорбеть, но недостаточный, чтобы перестать помнить. Своим трауром я чту память о покойном маркизе. Голос вдовы был спокоен и почтителен, в нем не было нарочитой грусти, или фальшивых слез, Жанна, поставившая перед собой цель заручиться поддержкой всех, кто имеет влияние при дворе, была особой осторожной. - Ваше Величество, действительно, одно время, Антуан де Клермон, да упокоит господь его честную душу, был подвержен влиянию протестантов, но потом раскаялся, вернулся в лоно Святой Католической церкви и был примерным ее сыном. Я же всегда была верна королю и понтифику, и делала все, чтобы отвратить супруга от опасной ереси и бунта, и воспитываю нашего сына как доброго католика. Вдовствующая маркиза могла бы многое рассказать о муже, о его честолюбии, о его ссоре с протестантскими вождями, о возвращении в католичество, потому что двор и король в то время весьма тепло принимали раскаявшихся гугенотов. Но зачем? Есть поступки, есть их причины. Первое у всех на глазах, второе никому не интересно.
Екатерина Медичи: Медичи удовлетворенно кивнула. Ответ Жанны де Лонгжю ее не разочаровал, и на том спасибо. Мысленно Медичи уже прикидывала, может ли ей быть чем-то полезна эта молодая вдова. Вполне может случиться, что да. - Сын мой, раз вы предложили даме д’Иверни остаться при дворе, я, с вашего позволения, предложу ей место в своей свите, - улыбнулась королева-мать своему сыну, ясно видя его нетерпение, и желание скорее закончить разговор. – И позвольте напомнить вам, сир, что вас ждут на празднике. Как быстро летит время, и как оно безжалостно. Генрих был не первым ее сыном, но самым любимым, самым драгоценным, с той первой минуты, когда ей положили его на руки. Он никогда не был очарован Дианой де Пуатье, взявшей на себя роль воспитательницы королевских отпрысков, подобно Франциску и Карлу. Он всегда был ее мальчиком. Но теперь это время прошло. Екатерина Медичи надменно вскинула голову, прогоняя непрошеные мысли. Как бы там ни было, он король, а она мать короля. А Жанна де Лонгжю… еще одна красивая, умная женщина, которая либо добьется своего, либо нет. И тут немалую роль может сыграть ее, Медичи влияние. - Что скажете, сударыня? Готовы вы мне служить? – осведомилась она, взглянув на вдову остро и испытующе.
Жанна де Лонгжю: При словах королевы-матери сердце Жанны де Лонгжю неприятно дрогнуло. Что-то было в этом голосе, низком и спокойном, что заставляло искать в простых, на первый взгляд, словах, скрытый смысл. Хотя, чему она удивляется, и отчего так испугана? У нее есть цель, которая оправдывает любые средства, и одно дело следовать за двором в роли просительницы, другое дело, состоя в свите Екатерины Медичи. - Я сделаю все, чтобы вы остались мной довольны, мадам, и благодарю вас за доброту, которую вы ко мне проявили, - ответила дама д’Иверни. Под пристальным, испытующим взглядом вдовствующей королевы она чувствовала себя так, будто только что заключила договр с Дьяволом, хотя у нее и не потребовали расписаться кровью. Хотя, к чему лицемерить? Жанна всегда была предельно честна с собой. Она пойдет на сделку с кем угодно, чтобы добиться своего. Возвращения маленькому Луи титула и доходов. Мести. За смерть мужа, за свое вдовство в двадцать лет, за сиротство сына. За унижение, когда после брака с дворянином из рода Клермонов она оказалась одна, в провинции, с теми средствами, что ей удалось получить, рассчитавшись с кредиторами мужа, любившего жить на широкую ногу, с драгоценностями, которые у нее не могли отнять, с ощущением, что жизнь для тебя закончилась. «Тут такое чудесное место, только жить да жить», - сказал ей как-то в церкви сердобольный священник, удрученный печальным видом вдовы. Нет, для Жанны де Лонгжю жизнью это не было.
Henri de Valois: Хотя Генриху было немного любопытно, зачем матушке понадобилась новая дама в свиту, но не настолько, чтобы, выясняя это, жертвовать драгоценными минутами чудесного вечера. Если мадам Катрин так захотела, пусть так и будет. - Ну, раз все решено, то я вас оставлю, матушка. Мадам де Клермон, если пожелает, может принять участие в празднике. Милостиво кивнув матери и Жанне де Лонгжю, Генрих вышел из кабинета, торопясь найти Людовика, чтобы, во-первых, убедиться что его сокровище в целости и сохранности и никто на него не покусился, во-вторых, поделиться новостью. Можно было не сомневаться, что двор, охочий до сплетен, с удовольствием будет наблюдать за противостоянием блистательного Бюсси и жены его покойного кузена.
Екатерина Медичи: Екатерина Медичи проводила сына задумчивым взглядом, затем обратила его на Жанну де Лонгжю. - Встаньте, сударыня и дайте мне на вас посмотреть, - приказала она тоном покупателя, требующего показать ему понравившуюся вещь, чтобы убедиться, что в ней нет скрытых изъянов. Они с дамой д’Иверни поняли друг друга, во всяком случае, Медичи так показалось. Если та будет умна и послушна, то сможет удостоиться покровительства королевы-матери. Когда молодая вдова поднялась, оправив черные юбки*, Флорентийка оглядела ее, не скрывая любопытства, и, окончив осмотр, удовлетворенно кивнула. Белоснежная кожа, изящная фигура. Черные глаза так и врезаются в память. И держится превосходно, с достоинством, спокойствием и легким налетом печали, что вполне уместно для вдовы. Словом, Медичи пришла к выводу, что среди ее дам, как одна белокурых, светлоглазых и кокетливых, дама д’Иверни будет выглядеть эдаким черным лебедем, что, безусловно, привлечет к ней внимание. А когда двор узнает, зачем она прибыла к королю, то, возможно, вокруг этой дамы начнут собираться те, кого граф де Бюсси отверг или задел. - Я уважаю проявление скорби, мадам де Клермон, и хотя обычно я не приветствую траур среди моих дам, для вас я готова сделать исключение, - соизволила, наконец, холодно, но милостиво улыбнуться королева Екатерина. Траур удачно подчеркивал исключительную белизну лица вдовы, кроме того, выделит Жанну де Лонгжю из толпы. – На днях мы возвращаемся в Париж, там и определим ваше место при моем дворе, а пока я приставлю вас к моей Dame d’Atours, графине де Клермон-Тоннер, супруге герцога де Реца. Париж. Узкие губы Флорентийки поджались. По возвращению в Париж ее не ждут спокойные дни и ночи. Тихое лето в Шенонсо осталось в прошлом. Еще одно лето осталось в прошлом. *согласовано с Жанной де Лонгжю
Жанна де Лонгжю: «Двор не место для красивой и добродетельной женщины», - любил говаривать Антуан де Клермон, и Жанна, пусть и не слишком охотно, соглашалась с ним, появляясь при дворе только во время больших приемов и праздников. А сейчас ей предстояло стать частью этого двора, окунуться в мутные воды интриг. Под осмотром вдовствующей королевы Жанна стояла спокойно, что-то, а ее привлекательность осталась при ней, не смотря на прозябание в Иверни. А вот с добродетелью было все не так просто. Добродетельная скромная жизнь, добродетельное забвение, с одобрения дальней и близкой родни, все это может оказаться тяжким бременем для женщины молодой и честолюбивой. Может, и оказалось. - Благодарю вас, мадам. Надеюсь, что смогу оказаться вам полезной. Получив от королевы разрешение удалиться*, Жанна склонилась в троекратном церемонном поклоне и вышла из кабинета. Следовало многое сделать. Найти графиню де Клермон-Тоннер, посмотреть, что можно сделать с привезенными туалетами с тем, чтобы ее траур не выглядел старомодным и смешным, и, наконец, продумать свое появление на празднике. Она вернулась, после трех лет небытия, и об этом стоило объявить громко. *согласовано с Екатериной Медичи Эпизод завершен
полная версия страницы