Форум » Игровой архив » Не счесть заноз на древе Познания » Ответить
Не счесть заноз на древе Познания
Изабель де Лаваль: 7 сентября 1575 года, Париж. Утро, лавка мэтра Рене.
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Изабель де Лаваль: Борьбу за чулки маркиза де Сабле выиграла, а вот корсаж из узорчатого дамаста цвета нежнейшей лаванды остался в руках Агриппы д’Обинье, к вящему удовольствию поэта. Это галантное сражение длилось уже некоторое время, перемежаясь поцелуями и смехом, но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и Изабель следовало покинуть лавку мэтра Рене и сделать, наконец, то, ради чего королева-мать послала ее в Париж накануне турнира. Привезти кое-какие драгоценности и наряды, лично передать распоряжения Флорентийки, осведомиться у мэтра Рене об успехе одного дела (богу только известно какого), ну и позаботиться о том, чтобы самой достойно выглядеть в столь торжественный день. - Так не честно, вы пользуетесь своей силой, сударь,- наконец рассмеялась она, даря сентонжцу поцелуй в качестве контрибуции. По плечам и груди, выступающей из кружев корсета, золотистой волной расплескались волосы. Вычурная придворная прическа тоже капитулировала перед объятиями Агриппы, как и корсаж платья. – Ну же, любовь моя! Я уверена, мэтр Рене уже готовит мне какой-нибудь отвар из жаб, чтобы я раз и навсегда забыла дорогу в его лавку! Еще немного, и он ворвется сюда с нравоучениями, а я по вашей милости не одета! Очаровательно надутые губки Изабель де Лаваль скорее просили о поцелуе, чем о расставании, но все же здравый смысл в ее словах был. Увы, здравый смысл всегда первый враг влюбленных!
Агриппа д'Обинье: - Отвар из жаб, прелестница – это не самое страшное его средство, - держа корсаж Изабель высоко над головой, друг и соратник Генриха Наваррского, быстро склонился и поцеловал поочередно груди маркизы де Сабле. Совсем недавно он едва заставил себя оторваться от этих аппетитных округлостей и вот уже вновь готов был к ним припасть, забыв обо всем. - Иногда он варит что-то такое жуткое, что только от запаха разбегаются даже клопы по всей округе, - губами ловя тянущиеся за корсажем женские пальчики, Агриппа так и не давал им прикоснуться к одежде. – Так, я сам! Я где-то слышал, что одевать женщину не менее приятно, чем ее раздевать. Вот и проверим! Д'Обинье не ожидал такого подарка нынче ранним утром, как визит этой обворожительной фрейлины королевы Екатерины. Она пришла без предупреждения, и сначала сердце сентонжца дрогнуло в испуге за нее – уж не случилось ли что страшное, не разоблачили ли ее в помощи Анрио, завертелись мысли, куда ее спрятать. Не к мэтру же Кабошу в хижину. Хотя места надежнее Агриппа пока не знал в Париже. Но вскоре сияющие глаза и веселая улыбка мадам де Лаваль разогнали все тревоги – ее послала сюда сама Медичи. Потому Изабель пришла, не таясь. Тайным сегодня было только то, чем они занимались последние два часа. Хотя даже это от мэтра Рене было скрыть невозможно. - Главное, чтобы мой старичок не умер от зависти, - смеясь, ответил поэт, ставя Изабель на коврик у скромного ложа, надев на нее корсаж и, опустившись на колени, честно пытаясь справиться с застежками.
Антуанетта д'Омаль: Весть о предстоящем турнире лишили сна и аппетита добрую часть французских дам. Те, кто мог себе позволить принять участие в этом празднике, лишились аппетита от хлопот, а кто не оказался достаточно знатен, те лишились сна от зависти. Разумеется, и герцогиня де Монпансье, одна из первых дам королевства, и мадемуазель д’Омаль, родственница королевы и ее фрейлина, имели право присутствовать при столь знаменательном событии, и собирались им воспользоваться. Конечно, сборы превратились в настоящее военное действо. Вызнать, в чем будут другие дамы, какие ткани, фасоны, украшения ими заказаны. Позаботиться о том, чтобы те материи, кружева и драгоценности, что будут присланы в дом герцога де Гиза, были на порядок, нет, на два, лучше, изящнее – о, все это требовало настоящего таланта! Но ничто не могло остановить двух дам на пути к красоте. И вот, наконец, настал день, которого Антуанетта ждала, как манны небесной. Они отправились к мэтру Рене за перчатками, саше, пудрой и прочими таинственными женскими надобностями, о которых мужчины не имеют ни малейшего представления. - Уверена, с таким сопровождением с нами ничего не случится, - не без легкой грусти вздохнула мадемуазель д’Омаль, чуть отодвинув занавесь портшеза и намекая не столько на охрану из числа дворян герцога де Гиза, сколько на двух его братьев, Людовика де Лоррейна и Шарля де Майенна. Как все невинные девицы, Антуанетта в глубине души страстно мечтала, чтобы с ней «что-нибудь случилось».
Louis de Lorraine: Еще накануне, когда Генрих, узнав, что Людовик снова прибыл в Париж, но на этот раз лишь затем, чтобы посетить лавку мэтра Рене (архиепископ Реймса тщательно следил за своими руками, которые по много раз на дню подавал для поцелуев прихожанам), попросил прихватить с собой их сестру и кузину, он понял, что этот гранд-вояж выйдет для него немалой обузой. Шутка ли привезти двух женщин в место, которое является источником искушений. Поскольку Майенн в эти сентябрьские дни тоже был в Париже, то Луи наотрез отказался ехать с дамами без компании брата. Уговорить Шарло оказалось делом непростым. Казалось, его бросает в дрожь только при мысли, что ему вновь потребуется оказаться в обществе проказницы Антуанетты. Однако, аргумент в виде просьбы двух братьев и обещание Лоррейна-младшего, что, несмотря на сан, он поедет верхом, а значит и герцогу придется сесть на коня, а значит быть на довольно безопасном расстоянии от кузины, возымели свое действие – брат согласился. Их выезд из ворот Отеля Клиссон был весьма скромен и составлял общей сложностью не более четырнадцати человек – четверо носильщиков, четверо людей Генриха де Гиза, выделенных дамам для охраны, сами представители рода и пара служанок дам. Дабы не увеличивать массовость, Луи не стал брать с собой своего слугу и попросил Майенна последовать его примеру. Оказав услугу Шарло, Людовик ехал по ту сторону носилок, с которой то и дело из-за занавесей выглядывало хорошенькое личико их кузины. Выезд двигался медленно, носилки были украшены гербом дома Гизов, а их люди с гордостью носили цвета Лоррейнов. В это время, пока весь королевский двор пребывал в Шенонсо, было самое время показать парижанам, кто не оставляет их ни в жару, ни в стужу. Гизов приветствовали на улицах и площадях, за их кортежем бежали бездомные мальчишки, славя «короля Парижа» и его семью. - Ваша светлость, - обратился он к брату, едущему по другую сторону носилок, - я думаю, у нас найдется пара монет для славных парижан, чтобы подкрепить их веру в нашу любовь к ним? Архиепископ хотел попасть в лавку к Рене к самому открытию, но из-за народной навязчивости они уже опоздали. А потому, почему бы лишний раз не потешить тщеславие родственников и не сделать славящие их крики толпы еще громче.
Charle de Mayenne: Сентябрь - время, которое средний из Лоррейнов особенно любил. Во-первых, довольно тепло и сухо (преимущественно, конечно, в начале осени), во-вторых, не жарко, а по утрам - даже прохладно, в-третьих, очень красиво и необычайно празднично, будто в церкви перед торжественной литургией. Несмотря на свой весьма прагматичный характер и отсутствие романтических наклонностей, Шарль умел ценить прекрасное, и возвышенные чувства были ему вовсе не чужды. Первая позолота на деревьях и расплавленное золото все еще по-летнему теплого солнца, бездонная синева прозрачного до головокружения неба и тонкие жемчужные паутинки, летающие в воздухе - все это вызывало щемящий трепет в большом и по-своему добром сердце второго из братьев де Гиз. Словом, день седьмого сентября, невзирая ни на что (даже на присутствие в опасной близости мадемуазель д'Омаль), был чудесен и радовал Майенна всеми теми прелестями, что он любил и ценил в светлой и печальной осенней поре. «Пожалуй, придется сказать этому пройдохе Луи спасибо за то, что уговорил меня на эту поездку!» - Лениво щурясь на солнышко, как довольный кот, объевшийся хозяйской сметаны, рассуждал про себя герцог. «Положительно, приятное и разнообразящее жизнь занятие, достойное истинного дворянина и доброго католика. И эта наша юная кузина вовсе не так уж навязчива! Тут уж, несомненно, заслуга Катрин...» - С удовлетворением и счастливой улыбкой констатировал пэр Франции, наклоняя голову и пристально вглядываясь в прорезь между занавесями портшеза - туда, где сидела упомянутая герцогиня де Монпансье. Их солидный кортеж двигался медленно и важно. Конь под его светлостью - массивный и широкогрудый (под стать хозяину) вышагивал ровно, как на параде, гордо задрав гривастую голову. Делать было особо нечего, и брат принца Жуанвиля обрадовался, как дитя, когда архиепископ Реймсский обратился к нему. За нескучной беседой и время летит незаметней. А уж упускать повод лишний раз покрасоваться и доказать добрым парижанам, кто у нас во Франции «хороший», а кто «нерадивый» господин - такого шанса Майенн упустить не мог. - Хо-хо! Ваше высокопреосвященство желают явить свое милосердие и щедрость матушки-церкви, возглавляемой одним из самых достойных представителей дворянских родов? - Расхохотался Шарль, запрокидывая голову и окидывая снисходительно-начальственным взглядом бродячих мальчишек, попрошаек и вполне респектабельных горожан, тянущихся в хвосте их процессии. - Почему бы и нет? Да зачтется сие деяние нам на небесах! С этими словами его светлость переложил поводья в левую руку, освободившейся же правой полез в карман, откуда извлек на свет божий увесистый кошель бордового бархата с золоченой вышивкой и гербом Лотарингского дома. Подкинув его на ладони, показал Людовику. - Как считаешь, этого нам хватит, чтобы горожане поминали потомков Лотаря в своих ежедневных молитвах еще минимум неделю?
Катрин де Монпансье: Начало сентября радовало хорошей погодой. Было солнечно и тепло, поэтому запланированная поездка в лавку мэтра Рене превратилась для Ее Светлости в приятную прогулку, да еще в сопровождении среднего и младшего брата. Список того, что две дамы собирались приобрести в этот раз в лавке достопочтенного мэтра Рене был более обширен, чем обычно. До начала королевского турнира оставалось менее двух недель, а успеть нужно было многое. Пудра, помада, духи, всего и не перечесть. - Да, с таким эскортом с нами ничего не должно случиться, - ответила своей кузине Катрин, поглядывая в окно портшеза. – А разве Вы ждете случайной встречи с каким-нибудь поклонником или ждете от кого-то записку? - Ее юная кузина была не только представлена ко двору, но и зачислена в штат фрейлин королевы Луизы. Их кортеж неторопливо продвигался по улицам Парижа. С ее стороны носилок ехал герцог Майеннский, и Катрин иногда выглядывая из окна, улыбалась Шарлю, радуясь его обществу. По мере продвижения по парижским улицам их кортеж увеличился «свитой» из уличных мальчишек и простых горожан, которые решили не упустить возможности полюбоваться на архиепископа Реймского и герцога Майеннского, на носилки, украшенные гербом дома Гизов, а при случае и дам, находящихся в них. Братья Лоррейны не могли оставить жителей Парижа без своей щедрости. Герцогиня Монпансье слышала, как они разговаривали между собой, как звякнули монеты в тяжелом кошеле. Улыбнувшись Антуанетте, Катрин достала кошелек для милостыни, который старалась не забывать. - Мы с вами, кузина, не можем равняться в щедрости с братьями Лоррейн, но наши улыбки стоят большего, особенно, если они подкреплены несколькими денье. – С этими словами, достав несколько мелких серебряных монет, она выглянула в окно носилок и очаровательно улыбаясь, бросила мелочь в толпу.
Изабель де Лаваль: Все же Изабель удалось закончить свой туалет вовремя (помогал ей Агриппа д’Обинье в этом важном деле, или мешал – другой вопрос). Закутавшись в легкий плащ, надвинув поглубже капюшон и скрыв лицо под маской, она незаметно выскользнула из каморки сентонжца, чтобы пройти в ту часть лавки Ренато Бианко, где он принимал посетителей. Быть узнанной маркизе де Сабле не грозило, но даже если бы среди посетителей парфюмера Ее Величества оказался кто-то с чересчур острым зрением, так и что же? Она здесь по приказу королевы-матери. Изабель улыбнулась краешком припухших губ. Если верить любимому поэту, то не так уж долго ей осталось выполнять приказы мадам Катрин. Следовало, пожалуй, уже сейчас позаботиться о достойном предлоге удалиться в провинцию, чтобы ее исчезновение не вызвало подозрений и гнева в Флорентийки. Притом, что Изабель помогала Наварре, в душе она уважала и даже восхищалась бестрепетной королевой-матерью, но Екатерина Медичи найдет себе новых фрейлин, а она, найдет ли она свое счастье, разделенная с Агриппой д’Обинье расстоянием, опасностями и враждой королей? Для маркизы ответ был очевиден. Чтобы подойти к суровому мэтру, не жаловавшему красавицу-фрейлину потому, что ее уж слишком жаловал его ученик, маркизе потребовалось чуть побольше мужества, но выполнить поручение королевы Екатерины было необходимо. - Ее величество справлялась о том, готов ли ее заказ, - вполголоса проговорила Изабель, радуясь, что маска сейчас скрывает неуместный румянец – напоминание об утре, прошедшем рядом с Агриппой. – Завтра утром я возвращаюсь в Шенонсо, что мне передать королеве Екатерине?
Агриппа д'Обинье: Пока Изабель шепталась с мэтром Рене о секретах королевы Екатерины, которые, к слову сказать, были не безынтересны сентонжцу, Агриппа открыл лавку флорентинца и уже привычными жестами оправил товар. Из разных мешочков он наполнял белой пыльцой пудреницы, добавлял на пустые места на прилавке черепаховые гребешки, раскладывал в соответствии со своим вкусом блошницы, а сам думал, что возможно он и мог бы, если бы задался целью, выяснить с каким поручением прибыла Изабель к мэтру Рене в столь ранний час, но было ли это честным? Нет, ответил сам себе поэт. Эта женщина и так помогла ему в слишком многом, рискуя своей жизнью и свободой. Одарила любовью д'Обинье, и дала надежду на светлое будущее его друга-короля. И как бы ни было важно дело, которое ее привело сегодня к мосту св. Михаила, использовать ее больше, чем уже сложилось, Агриппа права не имел. - Даже если все будет складывать против нас, и я не увижу вас так скоро как мне хотелось бы, - молодой человек покрывал ручки Изабель поцелуями, как только она появилась в лавке, чтобы попрощаться и уйти, - то есть, буквально через минуту, как вы уйдете, моя дорогая, то обещаю вам, что использую первую же возможность чтобы исправить эту несправедливость. Со стороны улицы неумолимо приближался какой-то шум, который словно завис под дверями лавки парфюмера Медичи, и Агриппа, открывший перед маркизой де Сабле дверь и все еще прижимавший страстно к своим губам ее пальчики, буквально нос к носу столкнулся с целой группой посетителей. Возглавлял которую никто иной, как его высокопреосвященство архиепископ Реймский. А на портшезе, что занял почти всю улицу, гордо красовался герб Гизов, стирая у подмастерья Рене последние сомнения в том, кто перед ним. Выпустив из ладони ручку Изабель, д'Обинье опустил голову, стараясь скрыть лицо, но он понимал, что было уже поздно.
Антуанетта д'Омаль: Дела милосердия это прекрасно и замечательно, крики восторга тех, кому повезло лицезреть Гизов и получить от них деньги приятно льстили самолюбию мадемуазель д’Омаль, которая с полным правом и себя относила к Лотарингскому дому. Но все же целью ее было не осчастливить парижан, а порадовать себя, поэтому задержку в пути она выдержала с трудом. Право же, она бы отдала все эти крики «Слава Гизам» за пару перчаток от мэтра Рене! Но вот уже все позади, и им позволено войти внутрь, и Антуанетта замерла на пороге, не видя никого, ничего не замечая, кроме волшебного блеска флаконов и чеканных серебряных коробочек, хранящих в себе все секреты женской красоты. А еще образцы перчаток, а еще мускусные шарики... мадемуазель д’Омаль трепетно вздохнула, прижав руки к груди. - Я хочу духи, - проговорила она, как завороженная, делая шаг к заветным сокровищам. – И ароматическую эссенцию для волос. И кармин для губ! О, и пропитанный духами веер, я видела такой у придворных дам мадам Екатерины! Безусловно, если бы можно было купить всю лавочку и самого мэтра Рене в придачу, Антуанетта бы обязательно это сделала!
Louis de Lorraine: Взгляд архиепископа, открывшего дверь в лавку мэтра Рене задержался на мужчине стоявшем у двери. Лоррейн видел этого человека ранее, а память на лица у него была отличная. Чуть нахмурившись, он сделал шаг, переступая порог. Память услужливо преподнесла имя, человека, прибывшего в свите короля Наваррского летом 1572 года в Париж. Надо же… Он выжил в ночь святого Варфоломея. Серый взор переместился на особу, с которой этот недобитыш прощался. Светлые волосы, выскальзывающие из-под капюшона, прозрачно-голубые глаза, обрамленные чудесными ресницами. Несложно дорисовать то, что скрывала маска. А вот женщину эту он видел когда-то не единожды. Такого интересного поворота в событиях Луи никак не ожидал. Но он не спешил обнаруживать свои открытия, а лишь пропустил свою кузину, сестру и брата вперед, вдоволь налюбовавшись на парочку у дверей. Этим открытием стоило воспользоваться. В преданности месье д'Обинье своему корольку сомневаться не приходилось, а раз он в Париже, значит не просто так. Единственно, в картинку никак не вписывалось его пребывание в лавке флорентинца, откуда сей господин явно не торопился уходить. Даже еще милование с маркизой де Сабле было объяснимо – любовь не знает иной веры, кроме самой себя. Но что он делал у Рене? - Кузина, вы и так прекрасны, а все озвученное вами развращает душу, и мало облагораживает тело, - постно заявил священнослужитель, впрочем отдавая себе отчет в том, что Антуанетте хочется и будет еще долго хотеться всего и сразу. - Шарло, тем не менее, я думаю, мы можем побаловать нашу родственницу, раз она была столь целомудренна и послушна последние месяцы, - тут же добавил младший Лоррейн, обращаясь уже к брату и примирительно улыбнувшись кузине. – Я думаю, что Катрин вам поможет выбрать все необходимое. - Сударь, - окликнул он стоящего неподалеку Агриппу, - либо позовите мэтра Рене, либо принесите сюда лучшие перчатки, пропитанные маслами, что у него найдутся.
Charle de Mayenne: Шествие господ де Гизов к лавке мэтра Рене приобрело совершенно помпезный вид, когда Шарль и остальные щедро принялись вознаграждать преследовавший их народ «За верность». Хвала и слава, благодарения и мольбы людские нескончаемым шлейфом тянулись за портшезом с двумя прелестными дамами и двумя всадниками, сопровождавшими их в этой во всех отношениях приятной прогулке. Майенн, мерно покачиваясь в седле, благодушно осматривался по сторонам и милостиво улыбался. Как и все семейство, невзирая на добрый и ленивый нрав, а также на внешнее безразличие к блестящему положению в обществе, он не был чужд тщеславию и родовой спеси. Ему доставляло наслаждение слышать выкрики из толпы, провозглашающие их «Спасителями!» и «Благодетелями!» Однако все хорошее и приятное, увы, имеет свойство заканчиваться, как обычно заканчивается вкусный десерт в самый неподходящий для того момент, когда кажется, что ты способен съесть еще столько же и не по одному разу. Чувство меры - одно из важных и полезных чувств придворного, к сожалению, было практически чуждо герцогу. Он легко втягивался в любое начинание и с большим трудом выходил из него, когда наставало время. Потому-то к старому флорентийцу его светлость вошел несколько раздосадованный и огорченный тем, что минуты восторга и возвышения так скоро закончились. Рассеянно кивнув какой-то даме, выскальзывавшей в эту секунду из лавки итальянского пройдохи и столь же невнимательно окинув взглядом молодого человека, провожавшего эту даму с трепетом и нежностью, какие можно увидеть лишь между страстно и взаимно влюбленными людьми, средний из братьев обратился к сестре и кузине: - Ну что, мои милые и драгоценные, Вы попали в рай, не правда ли? Или... О, нет! Я кощунствую. - Добродушно заколыхался всеми обильными телесами пэр Франции, лукаво посмотрев на чем-то озабоченное и сосредоточенное лицо Людовика. - в ад!.. Определенно, в ад, ибо не счесть искушений, которыми будет соблазнять Вас господин парфюмер и его помощник. Произнеся последнее слово - «Помощник» - Майенн сам удивился: откуда у друга и соотечественника Екатерины Медичи взялся молодой приказчик? Тот никогда не жаловался на свое одиночество и не тяготился им. Да и ужиться с этим сварливым, желчным стариком?.. Вряд ли кто-то бы смог достаточно длительный срок. Поражаясь все больше тем открытиям, что ему явились в этом нехитром рассуждении, Шарль вгляделся пристальней в лицо новоявленного «Помощника», и оно показалось ему смутно знакомым. Перевел глаза на брата, снова на молодого человека, низко склонившего голову. И, ничего не понимая, нахмурился.
Катрин де Монпансье: Наконец-то их кортеж достиг своей цели и один из сопровождающих их дворян помог ей выйти из портшеза. Пару минут, ожидая пока ее кузина покинет портшез, Катрин наслаждалась солнечным осенним днем. Она бы с удовольствием поехала верхом, как и ее братья, но пришлось в который раз пожертвовать своим желанием ради торжественности выезда и соблюдения этикета. Лавка мэтра Рене уже была открыта и одна из посетительниц уже покидала ее. Катрин не смогла увидеть ее лица, в ее памяти больше остался ее плащ. Ее кузина озвучила свои желания, на что получила замечание от архиепископа Реймсского, что все искушение и мадемуазель и без того прекрасна. Чуть сдерживая улыбку, Катрин поспешила смягчить слова брата. - Но разве благородная душа, коей обладает наша кузина не заслуживает красоты внешней? Будьте снисходительны к нам, женщинам. Или Вы, как священнослужитель скажете, что мы подобны греховному сосуду? – При всей любви к родным, она порой не могла сдержать сарказма. - Я не знаю попали мы в рай или ад, - тихо обратилась она к Шарлю, - но мы сделаем необходимые нам покупки. В любом случае присутствие Его преосвященства дает нам шанс на спасение души. – Тон ее уже был добродушно-шутливый, ведь если придавать всем словам серьезное значение, то можно получить несколько лишних морщин и нездоровый цвет лица. Герцогиня де Монпансье обратила внимание, что со времени ее последнего посещения лавки, у парфюмера появился помощник. Значит, дела у мэтра идут хорошо, раз нуждается в помощи – подумала она. Предоставив кузине и младшему брату в первую очередь быть обслуженными в лавке флорентийца, Катрин де Лоррейн подошла к витрине, занявшись рассматриванием флаконов с ароматной водой, духами. Иногда она открывала тот или иной флакон, что бы оценить запах. Несмотря на то, что она уже несколько лет неизменно пользовалась одними и теми же духами, всегда интересно посмотреть новинки. Заметив нахмуренный взгляд Шарля, Катрин не понимая в чем дело, оглянулась по сторонам, но ничего не заметила, что на ее взгляд могло огорчить пэра Франции. - Ваша светлость, какие духи на Ваш взгляд мне подойдут? – Она взяла пару флаконов и показала их брату. – Помогите мне, я никак не могу остановить свой выбор на одном из них.
Изабель де Лаваль: Ну надо же, семейство Гизов пожаловало в лавку мэтра Рене! Не случилось бы из-за этого беды у месье д’Обинье! Изабель замешкалась у двери, и только убедившись, что у лохматого поэта все хорошо, вышла на улицу. Утро, проведенное с любимым, было чудесным, но эта встреча наложила на него тревожный отпечаток, напомнив о том, как многим рисковал Агриппа, оставаясь в Париже. Взывать к осторожности сентонжца было бессмысленно, да и Изабель любила его не за осторожность. Оставалось надеяться, что мэтр Рене позаботиться о своем ученике. Каким бы злом ему не казалась придворная дама королевы-матери, все же было зло и пострашнее. Чуть отодвинув занавесь портшеза, маркизе де Сабле наблюдала за живой суетой парижских улиц. Не стоило большого труда догадаться, о чем говорят зеленщицы и монахи, торговцы и кумушки. Король в Шенонсо, а Генрих де Гиз в Париже, король любит только своих фаворитов, а Гиз любит простой народ. У короля так и нет наследников, и, говорят, королева Луиза больше не может иметь детей, а принц Жуанвиль строгает мальчишек жене каждый год. Достаточно одной такой поездки, и становится ясно, какая пропасть пролегает между Генрихом Валуа и его подданными. Изабель зябко поежилась в своих носилках, не смотря на теплый сентябрьский день. Слишком долго она жила жизнью королей и королев. Его величество только вступает в эпоху своего правления, рядом с ним мудрая мать, рядом с ним маркиз д’Ампуи и преданные ему люди. А она… скоро для нее начнется совсем другая жизнь, и маркиза ждала этого с нетерпением.
Агриппа д'Обинье: - Как прикажите, месье, - опустив еще ниже голову, Агриппа поклонился вошедшим господам и дамам, бросив последний взгляд вслед уходивший Изабель. Что ему скажет Рене, узнав какую неосторожность он допустил, попавшись на глаза Лоррейнам, поэт болезненно поморщился. Может, все-таки, он остался неузнанным? Все же последняя встреча с братьями Гизами у него была около трех лет назад. Судя потому, что младший из них не завопил, как дама, увидевшая мышь, а средний и вовсе бровью не повел, так оно и было. А значит главное, излишне не дергаться и не выдать себя самому. Поспешное ретирование вполне могло сыграть против сентонжца, чем на него. Весьма расторопно д'Обинье скрылся за дверью, что вела в дом и мастерскую мэтра Рене, но лишь затем, чтобы так же поспешно вернуться, неся охапку перчаток, разнообразных цветов и выделки. На вопрос Ренато Бианко, занятого дистиллятом очередного аромата, что за шум, Агриппа ответил, что Бог принес с утра пораньше прибыль, но умолчал, в чьих кошельках она пока покоится. - Извольте, милостивый государь. Это все, что имеется, - чуть изменив голос, обратился он к посетителю, выкладывая перед ним требуемый товар. – Вы можете выбрать, что-то из этого, а если захотите, то и заказать мэтру перчатки специально под вашу руку. Выйдя так, чтобы его было видно остальным утренним гостям, он не стал навязывать свои советы, а молча стал ждать, пока дамы и изрядно растолстевший за последние годы Майенн определяться с выбором и сами обратятся к нему. Красивая женщина с властными манерами, это должно быть сестра Лоррейнов, Екатерина-Мария де Монпансье – так гадал про себя соратник Генриха Наваррского. Ему не доводилось видеть герцогиню, но по некоторым чертам ее лица было несложно определить, что именно это и есть единственная дочь Франсуа де Гиза и Анны д'Эсте. А вот юное очаровательное создание, бабочкой порхавшее по лавке флорентинца, он совсем не знал и даже предположить не мог, как ее имя.
Louis de Lorraine: Пока расторопный подмастерье бросился исполнять пожелание одного из посетителей, сам этот посетитель повернулся к одной из прибывших в его обществе дам. - Дорогая сестра, - младший Лоррейн со всем свойственным ему изяществом взял ручку Катрин в свою и поцеловал дамские пальчики. – Даже если женщина и сосуд, то созданный нашим Творцом, а значит, его стоит любить, как он любит все свои произведения. Мы украшаем храмы, так почему же не украсить то, что Господь сам считает своим лучшим творением и любимым детищем, – лукаво подмигнув молодой женщине, с выражением строгости на лице, Людовик сам подвел ее к витринам. - Главное, чтобы юные и неокрепшие души не потеряли себя в этой мишуре, - бросив выразительный взгляд на Антуанетту, архиепископ оставил дам выбирать то, что столь необходимо им для ощущения себя и своего великолепия. Сам же он вернулся туда, куда, как раз, помощник мэтра Рене уже выкладывал свой товар. Стоя от него совсем близко сын Франсуа де Гиза впился в лицо молодого человека с пышной черной шевелюрой пристальным взглядом. Сомнений быть не могло, если только у месье д'Обинье не появился двойник. Старый флорентийский лис вел свою игру. Но в чем она состояла? В любом случае, становиться поперек дороги Ренато Биянко не стоило без крайней необходимости. Он выкрутиться всегда, а вот тем, кто пойдет на такое, можно было и несдобровать. А вот воспользоваться его ходами и фигурами для своей партии можно было вполне. Агриппа д'Обинье – это прямой ключик к Анрио Наваррскому, от которого толка, как от козла молока, пока он сидит в Лувре. От Беарнца могла бы быть Гизам польза, но будь он на свободе. Этот увалень, раз был еще до сих пор жив, был не таким уж и простаком, каким хотел казаться, а, следовательно, окажись он на свободе, может доставить массу неприятностей, как мадам Катрин, так и ее венценосному сынку. Сплочение гугенотов, это возможность очередной религиозной войны, а война – это то место, где Гизы могут стяжать себе и славу и власть. Улыбаясь собственным мыслям, архиепископ Реймса разглядывал предложенный товар и словно бы улыбался качеству кожи, ее выделке и прочим достоинствам, которыми, безусловно, обладали перчатки в лавке мэтра Рене. - Я возьму все, месье, - проговорил он, глядя прямо в глаза гугеноту. У Бурбона не было денег, на то чтобы птичка обрела свободу. Это было поправимо. - И закажу еще пару, специально под свою руку. Можете снять мерки. Бросив еретику в руки увесистый кошелек, содержимое которого в десятки раз покрывало стоимость выбранного товара, Лоррейн протянул свою руку для означенных действий. - Надеюсь, этого хватит, чтобы оплатить ваши услуги, - надменно дернув бровью, Людовик сделал вид, что потерял интерес к подмастерью парфюмера и обратил свой взор на духи, перед которыми выплясывала малышка д'Омаль.
Charle de Mayenne: - Дорогая сестрица, ежели Вы решительно не можете определиться с тем, какой из этих прелестных флакончиков желаете приобрести, я готов оплатить Вам оба, ибо воистину Вы, моя милая, достойны этого! - Торжественно и вместе с тем добродушно-насмешливо проговорил Майенн, подходя к герцогине Монпансье и заглядывая ей через плечо. Отношение Шарля к сестре всегда было таким - покровительственно-ироничным. Этот взрослый, уверенный в себе человек, живущий сегодняшним днем и ловко управляющийся с огромным состоянием, не мог и не хотел себе признаться в том, что воспринимает Катрин, как младшую сестренку, которую нужно любить и баловать. В общем, именно так, как воспринимает своих младших сестер большинство самых обыкновенных, нормальных людей, ничуть этого не смущаясь и не находя в том ничего предосудительного. - Нет, правда, Като, выглядят они оба весьма внушительно. - Посмеиваясь, сказал герцог. - Дай-ка, понюхаю... Не дожидаясь, когда сестра подаст ему требуемое, Шарль сам бережно извлек один из хрупких сосудов с драгоценным содержимым из ее тоненьких пальчиков и поднес к носу. Вдохнул приятный, чуть пряный запах, игриво защекотавший ноздри. - Апчхи! - Громогласно произнес тучный пэр Франции, заколыхавшись объемистым животом и смешно тряся пухлыми щеками. - Хор-р-рошие духи. Бери, не задумываясь. - Расхохотался он, отдавая флакончик ее светлости и утирая свободной рукой выступившие на глазах слезы. - Кавалеры аж прослезятся, когда ты ими воспользуешься. Вот прямо как я нынче! Постояв еще немного и полюбовавшись на изящные безделушки в руках у герцогини, средний из братьев в очередной раз беспокойно обернулся, ища взглядом Людовика. А найдя, убедился, что тот ведет себя несколько странно. Юный архиепископ пристально вглядывался в лицо помощника мэтра Рене, который тем временем старательно раскладывал перед ним промасленные перчатки. Прежде средний из Лоррейнов не замечал за его высокопреосвященством особой склонности к проявлению внимания к мужскому полу и тем более к каким-нибудь там подмастерьям. Что-то здесь было не так! Но вот что именно? Майенн сделал шаг в сторону, чтобы оказаться поближе и еще разочек посмотреть на этого подозрительного молодого человека, чья внешность никак не давала ему покоя. Остановившись за спиной младшего брата, он впился взглядом в смутно знакомые черты, перебирая в уме имена, фамилии, титулы... Пока наконец из глубин памяти не всплыло нужное, почти забытое за давностью лет знание. И тогда, кажется, герцог начал понимать необычность поведения Луи. Он и сам в таких обстоятельствах повел бы себя, пожалуй, весьма неординарно. Хоть и не так осмысленно - в этом его светлость прекрасно отдавал себе отчет. - Однако я не думал, что ты такой модник, святой отче. - Ехидно заметил Шарль в самое ухо архиепископа, когда тот небрежным жестом бросил в руки косматого подмастерье увесистый кошель, сладко зазвеневший золотыми и серебряными монетками. Не отличаясь большим умом и умением мыслить стратегически, в полной мере присущим двум остальным братьям, герцог Майеннский обладал удивительной чуткостью и находчивостью, которая стяжала ему славу неглупого и дальновидного вельможи. Не зная мотивов поступков Людовика, тем не менее, он каждой клеточкой кожи ощущал их важность и политическую подоплеку. И потому, не будучи полностью уверен в том, что понимает намерения брата, непринужденно полюбопытствовал: - Или товары королевского парфюмера так хороши, что ты не смог устоять? Может быть в самом деле и мне что-нибудь прикупить для себя, а? И приподнял притороченный к поясу увесистый бархатный мешочек, отощавший лишь самую малость после щедрого приключения по дороге.
Катрин де Монпансье: - Думаю, что у нашей кузины хватит благоразумия не потерять голову во всем этом великолепии, Луи, - ответила она младшему брату с таким же серьезным лицом, только чуть-чуть улыбаясь краешками губ. Молодой архиепископ был как всегда красноречив. Герцог Майенский на ее вопрос о выборе аромата посоветовал брать оба. В этом была видна широта души человека привыкшего жить на широкую ногу. - Шарль, ты великодушен и щедр как всегда, - улыбнулась Катрин, отставляя в сторону оба флакончика, которые одобрил ее братец. А представив себе прослезившихся и чихающих кавалеров вокруг себя, она звонко рассмеялась. – Раз ты советуешь брать оба, я так и поступлю. Буду специально пользоваться только ими всякий раз, когда ты пожалуешь ко мне в гости. – Добродушный вид среднего брата всегда в ее глазах создавал атмосферу уюта. С ним она чувствовала себя легко и просто. В ее памяти возник случай, когда будучи еще ребенком, она, тайком пробравшись на кухню выпросила слоеные пирожки с яблоками специально для того, что бы угостить Шарля. Посмотрев на кузину, которая была просто очарована многообразием различных коробочек и флаконов, но кажется пребывала в растерянности что ей больше нравится, Катрин вернулась к прилавку с духами. Сравнивая разные ароматы, она обратила внимание на один из них, который как нельзя кстати подошел бы Антуанетте. Герцогиня взяла в руки резной флакон из стекла цвета лаванды и показала его брату. – Милый братец, но ты забыл о еще одной своей сестрице – нашей кузине Антуанетте. Вот этот аромат на мой взгляд должен ей понравиться, - Катрин заговорщицки улыбнулась. – Сделайте этот маленький подарок своей кузине, Ваша светлость, она будет в полном восторге. Архиепископ Реймсский был занят выбором и заказом перчаток и разговором с подмастерьем мэтра Рэне, туда же к ним подошел и Его Светлость. Закончив выбор духов, герцогиня де Монпансье обратила свое внимание на ту часть прилавка где были выставлены коробочки с пудрой, румянами и прочими средствами, что бы подчеркнуть достоинства женского очарования и прелести.
Антуанетта д'Омаль: Антуанетта умиленно переводила взгляд с Катрин на кузенов, и обратно на прилавок, столь богатый искушениями. Хотелось всего, сразу и много, настолько сразу и много, что возможности мадемуазель д’Омаль явно не поспевали за ее потребностями. Но архиепископа Реймского она, если честно, немного побаивалась и поэтому предпочитала в его присутствии вести себя тише воды, ниже травы. Хотя и отметила, что, произнеся небольшую проповедь о вреде для души всего сущего в этой лавке, Луи де Гиз не преминул позаботиться о своем теле, заказав перчатки. Вздохнув, юная демуазель погладила кончиками пальцев складной развернутый веер, сделанный по последней венецианской моде (в модах Антуанетта уже начала разбираться). От расписанного птицами и папоротниками пергамента волшебно пахло чем-то неуловимо сладким. - Все такое красивое, - призналась она. – Я просто не могу выбрать! Любопытно, а если попросить у герцога Анжуйского купить ей перчатки и веер? На мгновение Антуанетта задумалась и пришла к выводу, что это плохая идея. У Монсеньора если просить, то парюру из жемчуга и сапфиров. К чему мелочиться?
Агриппа д'Обинье: Пока дамы решали проблему выбора, Агриппа из-под косматой челки переводил недоуменный взгляд с одного из братьев Лоррейн на другого. В его руках надежно покоился полный кошелек Его высокопреосвященства архиепископа Реймсского. И, судя по его массе, золота там хватило бы на половину товаров в лавке старого флорентийца. Майенн же похоже был намерен присоединиться к щедрости своего брата. - Конечно, сударь, благодарю вас, сударь, - низко кланялся протестант семье, которая считалась оплотом католичества, стараясь говорить тихо, чтобы скрыть свой акцент уроженца Сентонжа, а сам недоумевал – если его узнали, то почему осыпают деньгами, если нет, то тем более. Или господа де Гизы столь расточительны в том, что касается их внешности и удобства? Поэт и сатирик своего времени искал ответы на свои вопросы и не находил их. - Я прошу прощения, дорогие господа, но я тут недавно, а потому лучше позову мэтра Рене, он гораздо лучше, чем я может помочь всем выбрать все необходимое, - прижимая кошелек Лоррейна-младшего к груди, не переставая бить поклоны, д'Обинье удалился вглубь дома парфюмера. - Мэтр, - закричал он, понимая, что визит лотарингцев уже не удастся скрыть, и готовясь получить опосля порцию нравоучений, - там у нас много клиентов, мне не справиться! – в действительности же подмастерью Ренато Биянко требовалось осмыслить произошедшее. Когда хозяин лавки, отерев руки от кармина, отправился к посетителям, которым мог помочь как никто другой, Агриппа расхохотался. Значится на деньги господ де Гизов, Анрио Наваррский сможет наконец покинуть свою золоченую клетку – в этом определенно была ирония судьбы. Внезапно смех гугенота оборвался. Неужели в том и заключалась причина щедрости Людовика Лоррейна.* *согласовано с мэтром Рене Эпизод завершен
полная версия страницы