Форум » Игровой архив » Два пишем, три в уме » Ответить

Два пишем, три в уме

Екатерина Медичи: 21 октября 1575 года, Лувр. После полудня. Покои королевы-матери.

Ответов - 11

Екатерина Медичи: Вернувшись в свои покои после утренней прогулки, королева-мать спустила с рук неаполитанскую собачку Нимфу, новую любимицу, бросила на стол перчатки, и жестом пригласила мадам де Клермон подойти ближе. Все это в сердцах. Не то, чтобы в просьбе Жанна де Лонгжью отпустить ее в Иверни на краткое время было что-то особенное, да и придворных дам у Медичи хватало, чтобы она могла обойтись несколько дней без молодой вдовы. Но, во-первых, стоило помнить и о герцоге Анжуйском. Влияние Жанны на Монсеньора должно было стать безусловным, а для этого нужно время, которого всегда мало. А во-вторых, Флорентийку преследовало пока смутное, но весьма неприятное ощущение, что сейчас она упускает свою выгоду. И, возможно, немалую. - Давайте еще раз, сударыня. Признаться, я ничего не поняла. Для расследования по делу вашего мужа, вам нужны бумаги, хранящиеся в Иверни? Так? Хорошо, это я понимаю. Но мадам де Клермон, вы понимаете, что сейчас не самое безопасное время для молодой женщины разъезжать по дорогам? Католики, гугеноты… и те и другие не откажутся ограбить вас, и даже убить. На войне как на войне. Королева села в кресло, раздраженно прихватив на колени Нимфу. После прогулки в Тюильри (октябрь порадовал краткой чередой последних солнечных дней) разум ее был ясен, как когда-то, и старое тело, казалось, сбросило груз лет. И как когда-то, она не допускала мысли, что Франция и ее дети могут обойтись без ее пусть молчаливой, но помощи. Пусть она не присутствовала больше в Совете, пусть Генрих не спрашивал ее мнения, королева Екатерина не верила, что это долго продлится. А пока следовало не опускать руки, и не забывать о том, что в любом сору можно найти жемчужное зерно. - Будьте любезны, закройте окно, мадам де Клермон, достаточно с меня на сегодня сквозняков, и скажите, что там такое в этих бумагах, что вам нужно немедленно отправляться за ними не смотря на все опасности? Ваше поместье недалеко от Дофине, насколько мне известно, а там сейчас идут сражения. Увы, сударыня, нам не довелось жить в спокойные времена.

Жанна де Лонгжю: Закрыв плотнее окно, Жанна поставила перед камином экран, чтобы искры и угли не прожгли ковер. День был солнечный, но холодный, и руки озябли даже в перчатках. Впрочем, дама д’Иверни была привычна к холодам. Ее старое поместье было не протопить, даже если вырубить все сады и леса Франции. Прошлой зимой малыш Луи так кашлял, что Жанна всерьез боялась за него. Хорошо, что эту зиму он проведет у сестры, Мадлен. - Речь идет об архиве моего мужа, Ваше величество, в котором он хранил документы, связанные с тяжбой за маркизат, а так же переписку с родичами, друзьями. Покойный маркиз был человеком обстоятельным и хранил все, ничего не выбрасывая и не сжигая. Эти документы могут помочь в расследовании, которое Его величество милостиво согласился начать, - из инстинктивной осторожности Жанна не стала называть имя того, кому понадобились бумаги мужа, о разговоре с маркизом дю Гастом королева ничего не знала. - Чем скорее они будут у меня, тем лучше, Ваше величество, оттого я и осмелилась обратиться к вам с просьбой отпустить меня на несколько дней. Конечно, поездка через охваченную религиозными войнами провинцию не могла не вызывать тревоги у дамы д’Иверни, но если надо – значит надо. Положимся на удачу и милость божию.

Гратин д'Орильи: Скрываемый от сторонних глаз только плотным гобеленом, Гратин д’Орильи замер, стараясь не шевелиться и обещая себе не пропустить ни слова из беседы королевы Екатерины и Жанны де Лонгжю. Последнему немного мешало шумное дыхание перепуганной фрейлины, зажатой между лютнистом и стеной в самой неудобной позе, и конфидент герцога Анжуйского попросту закрыл ей рот ладонью. Не слишком галантно, но что делать. Если мадам Катрин обнаружит, что ее кабинет использовали для любовных игр не в меру пылкая дежурная фрейлина и ее поклонник, то вряд ли все закончится мягким порицанием. Но нет худа без добра. Подслушать разговор Флорентийки – это дорогого стоит! Любитель собирать и разносить сплетни и слухи, Орильи знал, кто такая мадам де Клермон и немало позлорадствовал, желая Бюсси всяческих бед от этой предприимчивой вдовы. Знал он так же маленький секрет дамы д’Иверни и Монсеньора, так неосторожно открытый ему королевой Наваррской. Словом, удача, большая удача, что возвращение королевы-матери с прогулки застало его в такой пикантный момент. - Тише, душечка, - злобно шепнул он своей пассии, пытающейся хоть как-то оправить задранные до носа юбки. – Вы же не хотите закончить свою жизнь на плахе? Девица замотала головой, булькая что-то нечленораздельное в ладонь лютниста. Но все же послушно замерла, молясь про себя, чтобы их убежище не было обнаружено грозной королевой.


Екатерина Медичи: - Да, понимаю, - кивнула Флорентийка, ничем, ни единым движением не выдав своего жгучего интереса. Нет, судебная тяжба Антуана де Клермона со своим кузеном ничуть не волновала королеву Екатерину. Ее заинтересовали слова Жанна д’Иверни о переписке маркиза де Ренель. Не стоило забывать, когда-то честолюбивый маркиз был одним из предводителей гугенотов, обагривших своей кровью улицы Парижа в ночь Святого Варфоломея. Та Резня висела над семейством Валуа как Дамоклов меч. Карл до конца жизни не простил матери той ночи, Медичи это хорошо знала. И если часть добрых французов со всем пылом горланила: «на костер еретиков, да здравствует месса», то другая открыто говорила о «невинных жертвах». Для престижа трона было бы весьма недурно, если бы «невинные жертвы» оказались бунтовщиками и заговорщиками, и тому нашлись весомые доказательства. Отчего бы не найтись им в архиве одного из бывших вождей протестантов? Но для начала этот архив следовало заполучить. - Я понимаю вашу нужду, мадам де Клермон, и, думаю, смогу вам помочь. Вы служите мне, и пока служите хорошо, я надеюсь, так будет и далее, посему я могу и хочу помочь вам, - королева-мать сочла возможным милостиво улыбнуться Жанне д’Иверни, в подтверждение своих слов. – Оставайтесь, и продолжайте выполнять мое поручение, касаемое герцога Анжуйского. Я же пошлю в Иверни надежного человека, который сможет быстро доставить архив вашего мужа в Париж. Нимфа, что-то услышав, насторожилась и, соскочив с колен королевы, подбежала к гобелену, залившись злобным лаем.

Жанна де Лонгжю: Сомневаться в словах королевы-матери, или подозревать ее в чем-то у Жанны не было причин. Все что, говорила Екатерина Медичи, звучало вполне разумно и убедительно. Убедительно выглядела и ее забота о том, чтобы герцог Анжуйский не остался в одиночестве из-за тяжбы дамы д’Иверни, ибо одиночество ведет к появлению мрачных мыслей, а мрачные мысли – к необдуманным поступкам. - От всего сердца благодарю Ваше величество за милостивую заботу, - вдова почтительно поцеловала руку Флорентийки*. – Приложу все усилия, чтобы и далее снискать ваше благоволение. Все складывается еще удачнее, чем можно было рассчитывать. Может быть Жанна и обладала характером твердым и решительным, но все же тело ее было телом женщины, преодолеть такой путь верхом было бы невозможно, а дорожная повозка и вынужденные остановки неминуемо растянули бы путешествие. Покои огласил заливистый лай, такой пронзительный, что Жанна поморщилась. - Нимфа, что ты там нашла? Жанна подхватила на руки вредную собачонку, и вернула ее хозяйке. Та опасливо притихла на руках у вдовы. Любимицы Екатерины Медичи все как одна отличались вздорным нравом и острыми зубами, но мадам де Клермон побаивались. - Должно быть, Нимфа почуяла крысу, Ваше величество.

Гратин д'Орильи: Ну нет, милые дамочки. На этот раз вам придется уступить место Гратину д’Орильи! При всем уважении к вам, Ваше величество… при всем неуважении к вам, мадам де Клермон. Нет, ну как удачно все вышло! Нужно только поторопиться, и эта штучка де Лонгжю будет у него в руках, а там, пусть крутит с герцогом Анжуйским сколько душе угодно, но делает это по его указаниям. Слишком много сил он потратил на то, чтобы герцог начал прислушиваться к нему, а иногда и слушаться, чтобы рисковать своим влиянием. И Бюсси! У него в руках будет оружие против Бюсси! Лютнист почувствовал, как кружится голова от всех этих чудесных перспектив. Но проклятая собачонка! Орильи замер, вжимаясь в свою даму, которая вжималась спиной в стену, и, похоже, уже совсем сомлела от страха. - Пошла вон, проклятая, - прошипел он, покрываясь липким потом. Если из-за этой поганки их обнаружат… Вот шаги дамы д’Иверни, слова о крысах. Крысы… конечно крысы, милочка! А теперь давайте, поговорили и идите отсюда! Пора выбираться и, не мешкая, в дорогу!

Франсуа де Валуа: Прошло уже четыре дня, а мадам де Клермон словно забыла о герцоге Анжуйском, и неожиданно для себя герцог Анжуйский понял, что такое положение вещей его не устраивает. Можно было, конечно, пригласить Жанну де Лонгжю к себе в покои, но Монсеньору не хотелось демонстрировать столь явно свой интерес к этой женщине, а посему он не придумал ничего лучше, кроме как самому прийти к матери, чего клятвенно обещал себе не делать. После того, как мадам Екатерина предательски передала королю собственноручно подписанное Франсуа признание своей вины, принц был намерен всячески демонстрировать двору свою размолвку с семьей, делая исключение только для милой Марго. И вот он пришел, с фальшиво-любезной улыбкой, с притворным равнодушием кивнул мадам де Клермон и с притворной же сердечностью поклонился матери. - Я слышал, вы гуляли, матушка, и решил засвидетельствовать вам свое почтение и осведомиться о вашем здоровье. Всем Валуа было свойственно изящество и изысканный вкус, Франсуа тоже не был этим обделен, и, поцеловав, поклонившись, пухлую материнскую руку, выпрямился не без самодовольства. Ему, пленнику и страдальцу, даже к матери пришедшему в сопровождении охраны, не к лицу были яркие наряды и завитые локоны, но весьма шли благородная белизна кружев и черный бархат, расшитый серебром и жемчугом. Выпрямился, и позволил себе «узнать» даму д’Иверни. - А, мадам де Клермон, как поживаете? Матушка, а я к вам с просьбой. Несколько дней назад эта дама дала мне ценнейшие советы… по поводу гобеленов в моей спальне… не позволите ли вы мне еще раз воспользоваться ее услугами? Наверняка Жанна де Лонгжю приходила к нему по приказу матери, наверняка он делает ошибку, стремясь сблизиться с этой женщиной. Но, дьявол и преисподняя, имеет он право на развлечения? Если уж матушка посадила его в эту клетку, то пусть и предоставляет ему способы развеяться!

Екатерина Медичи: Медичи поздравила себя с этой маленькой победой, но ничем не показала, что торжествует. Протянув сыну руку для поцелуя, она даже коснулась холодными губами его лба. Со времени инцидента на турнире это была первая их встреча как сына и матери. Маленький шаг… но большие победы состоят из маленьких шагов. Целью же королевы Екатерины было примирение двух братьев, хотя бы формальное. То, что этот маленький шаг был сделан с помощью мадам де Клермон, королева-мать оценила по достоинству. - Каким может быть здоровье в мои годы, Франсуа, - добродушно усмехнулась она. – Жива, и слава Богу. А вас я рада видеть в добром здравии, сын мой, тем более, что до меня доходили слухи о вашем недомогании. Но, хвала небесам, выглядите вы прекрасно. Приходите сегодня на ужин, Монсеньор, будет немного музыки, танцев. Там и продолжите с мадам де Клермон беседу о гобеленах. Признаю, вкусу этой дамы можно доверять. Вполне возможно, что Генриху не понравится такое самоуправство, но Медичи считала, что держать Франсуа под замком неделю за неделей глупо. Нужно либо простить его (на людях) либо обрушить на него, так же показательно, свой гнев. Промедление же делало из короля тирана, а из принца мученика. Ни то, ни другое Флорентийку не устраивало. - Сын мой, прогулка утомила меня, я, пожалуй, прилягу… нет, сударыня, ваши услуги мне не понадобятся, хватит с меня и дежурных фрейлин, вы свободны. Франсуа, так я надеюсь, мы увидим вас вечером. Кивнув сыну, королева-мать удалилась, прикидывая в уме, какие распоряжения нужно отдать, чтобы обещанный сыну вечер вышел на славу. Даже во времена блистательной Дианы двор королевы Екатерины считался утонченным и веселым, и Флорентийка ревниво следила за тем, чтобы так оно и оставалось и по сей день.

Жанна де Лонгжю: Любой женщине, даже самой холодной, если только она не ханжа, приятно, если мужчина поступает так как нужно. Ей нужно. Стоя с видом скромным и достойным, Жанна спокойно выслушала очаровательную фантазии герцога Анжуйского о гобеленах. Видимо, в следующий раз они будут читать святого Августина, или послушают лютню. Мило, очень мило. Главное, чтобы этот следующий раз был. Как, не без удивления, обнаружила для себя мадам де Клермон, вопрос не в том, как попасть в постель мужчины, а как там задержаться. Однако, какая, оказывается, разница между супружеским ложем и ложем греха! Проводив королеву Екатерину почтительным реверансом, она перевела спокойный взгляд на Монсеньора. Как бы повела себя Диана де Пуатье, стой перед ней дофин Генрих, ожидающий, что она скажет «да»? Как ответить, чтобы не обесценить себя и не оттолкнуть принца? - С вашего позволения, Ваше высочество, я удалюсь, - голос дамы д’Иверни был почтителен и сух, как и подобает верной подданной дома Валуа и почтенной вдове, заботящейся о своей репутации. Но глаза ее, черные, как грех и как грех манящие, без слов вливали в душу принца обещания. – Мы побеседуем о ваших гобеленах… нынче вечером. Поклон, точно отмеренная улыбка – как точно отмеренный дюйм удавки, который мадам де Клермон своими нежными руками осторожно затягивала на шее принца, чтобы привести его туда, куда будет угодно мадам Екатерине, и, разумеется, ей самой. И вот уже Жанна покинула покои королевы, оставив принца подумать над ее словами. Ей же самой предстояло выбрать наряд на вечер. Даже траур может быть, по желанию, роскошным и соблазнительным, главное, подойти к делу с умением. Да и вообще, как поняла мадам де Клермон, главное, к любому делу походить с умением.

Франсуа де Валуа: Франсуа с мрачной задумчивостью проводил взглядом мадам де Клермон, спрашивая себя, а не будет ли разумным раз и навсегда забыть об этой женщине? Мало ли красавиц при дворе, готовых скрасить его ночи. Но то, что между ними случилось не могло остаться без продолжения! Властная чувственность дамы д’Иверни затронула в глубине души Франсуа какие-то ему доселе невидимые струны, и он желал повторения того вечера. А значит, придется прийти на вечер к королеве-матери и изображать из себя перед всем двором почтительного сына. Передернув плечами в раздражении, герцога Анжуйский вышел вон, ловя себя на том, что пытается различить в воздухе запах духов Жанны д’Лонгжю. Ночной жасмин. Ледяная страсть. - Надеюсь, мадам, этот вечер меня не разочарует, - высокомерно бросил он уже даже не мадам де Клермон, а ее тени, ускользнувшей от него. Хорошо, подождем. Франсуа чувствовал, как кровь в жилах бежала быстрее при мысли о том, что может принести с собой этот вечер.

Гратин д'Орильи: Удостоверившись, что кабинет королевы-матери, наконец, опустел, Гратин д’Орили осторожно покинул свое убежище за гобеленом. Вслед за ним на подкашивающихся ногах вышла фрейлина, всхлипывая и тихо причитая по поводу испорченного платья, прически и девичьей чести. Лютнист только отмахнулся от девицы. Не до нее сейчас. Вот не зря он опасался, что оставшись без его влияния герцог наделает глупостей! Посмотрите, уже заискивает перед старой паучихой и волочится за юбкой мадам де Лонгжю. Последнее было особенно досадно конфиденту принца, потому как умная женщина может так взять Монсеньора в оборот, что тот и не заметит, как будет ходить и говорить по ее указке. - Ладно, Ваше высочество, - прошептал он, приводя чуть помятую и сбившуюся одежду в порядок. – Надеюсь, вы не наделаете слишком уж больших глупостей, пока меня не будет. А с вами, мадам де Клермон, с вами мы еще встретимся! Добрые католики еще не успели собраться на вечернюю мессу, а Гратин д’Орильи уже пустился в путь, подгоняемый двумя демонами – Алчностью и Злобой. Нужно было опередить королевского гонца и первому получить бумаги Антуана де Клермона. А уж воспользоваться ими правильно он сумеет! Эпизод завершен



полная версия страницы