Форум » Игровой архив » Когда боги смеются » Ответить
Когда боги смеются
Henri de Valois: 1 декабря 1575 года, вечер. Лувр. Бал в честь герцога де Гиза.
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Катрин де Монпансье: Как же сегодня Екатерине-Марии де Лоррейн, герцогине де Монпансье сложно было сдерживать торжествующую улыбку, радость и откровенную гордость за старшего брата. Лувр это театр действий, где сильные эмоции не уместны. Тем более, что по ее мнению нужно было проявлять осторожность, особенно в присутствии Екатерины Медичи. Сестра герцога де Гиза всем своим любящим сердцем понимала, что насколько ей отрадно видеть триумф Генриха де Гиза, настолько же флорентийке хотелось бы, что бы триумф этот принадлежал другому Генриху. Ее сыну – Генриху Валуа. Зал, украшенный с безупречным вкусом, радовал глаза, но более всего ей был мил свисающий с потолка штандарт с гербами дома Гизов. Сама герцогиня де Монпансье сегодня постаралась избежать цветов лотарингского дома в своем наряде, как поступила на рыцарском турнире. Что можно позволить себе в Шенонсо на празднике, то недопустимо в Лувре. Поэтому, Катрин постаралась особенно не выделяться из толпы, но ее наряд был, как и положено в торжественных случаях, роскошен. Самые достойные сего торжественного случая фамильные драгоценности украшали единственную дочь Франсуа де Гиза. - Да, Луи, я обратила внимание на бледность Ее величества, - таким же быстрым шепотом ответила герцогиня де Монпансье архиепископу Реймсскому. – Я непременно справлюсь о ее здоровье. Прошествовав сквозь ряды придворных под руку с герцогом Майеннским, и совершив все необходимые церемонии приветствия королевских особ, Катрин с Шарлем отошли в сторону.* Вежливо улыбаясь, герцогиня продолжала наблюдать за прибывающими придворными. Конечно, больше всего она ждала виновника торжества. Она ждала Генриха де Гиза. Равнодушно скользя взглядом по присутствующим, она лишь еле заметно усмехнулась, наблюдая, как Жак де Келюс гордо прошествовал к королевскому трону, не только не поклонившись, но и не удостоив взглядом королев. На месте флорентийки, сама герцогиня не оставила бы это безнаказанным, но по всей видимости некоторые при дворе считали себя даже выше королевской семьи. ** Хорошо смеется тот, кто смеется последним, улыбаясь в ответ на улыбки и поклоны придворных, Катрин прекрасно понимала, что нельзя все принимать за чистую монету в этих стенах. Вот народная толпа, кричащая на улицах «Да здравствует Гиз!» была более искренняя, но не менее продажная, чем придворные. Вопрос в цене. Народ требовал хлеба и зрелищ, дворяне денег и славы. И те и другие были с теми, кто мог им их дать. Среди придворных дам королевы Луизы она отыскала взглядом Антуанетту д'Омаль. Девушка была просто очаровательна. Своей кузине Катрин улыбнулась искренне, ведь что бы ни случилось, они ветви одного большого древа лотарингского дома. Наследный принц Франсуа Валуа не присутствовал на приеме, но его свитские в отличии монсеньора принимали участие в веселье. Почти равнодушно скользнув взглядом по стоящим анжуйцам - графу де Гравиль и виконту де Рибейраку, ее светлость задержала свой взгляд на последнем буквально на секунду долее, чем на первом. - Шарль, - тихо обратилась она к брату, - надеюсь, Генрих скоро прибудет. Возможно, его кортеж задержала восторженная толпа парижан, желающая лицезреть и приветствовать героя битвы при Дормансе. *данные действия согласованы с семьей Лоррейн **явление Жака де Леви на прием описано в начале эпизода "Мы выбираем, нас выбирают..."
Charle de Mayenne: К этому приему семья Лоррейнов готовилась тщательно и с большим вкусом. Еще бы! Ведь это был их триумф – триумф главы их рода, которого все они чтили, как отца; любили, как брата; восторгались, как тонким политиком, великолепным стратегом и сильным, благородным человеком. Осмелься кто-нибудь спросить любого из птенцов лотарингского гнезда, кого они считают более достойным трона Франции, чем проклятые вымирающие Валуа, и каждый, вне зависимости от возраста и степени удаленности родства, ответил бы одно и то же – Генриха де Гиза, ибо в нем и только в нем гармонично слились все черты истинного правителя: любовь народа, тщеславие высокородного дворянина, жестокость и беспощадность к врагам, честность и справедливость мудрого судьи, внимание и уважение к своей семье, приверженность традициям и преданность католической вере. Шарль не стал исключением. Его, как и прочих, захватила азартная лихорадка приготовлений. И потому, идя под руку с великолепной, блистательной герцогиней де Монпансье, он чувствовал себя вполне достойным этого общества, этой прекрасной женщины и этого бала, даваемого в их честь. Роскошный черно-серый камзол усилиями талантливого портного делал его фигуру не столько массивной и неуклюжей, сколько могучей и грозной в своей мощи. Перед праздничного одеяния был расшит мелкими бриллиантами, бриллиантовые же перстни унизывали толстые, холеные пальцы герцога. Тысячи искорок и бликов разлетались от него по сторонам, слепя глаза и окружая их с Катрин сияющим ореолом. Церемония приветствия, учтивые поклоны и фальшивые улыбки на лицах правящей династии. Майенн исподволь окинул взглядом всех, стоявших на помосте: королева-мать, чье лицо как будто свело судорогой от вымученного дружелюбия… Сам король, смотрящий высокомерно и холодно, но за презрением его светлости почудился и едва приметный страх, и вызванная этим страхом ненависть. Чета Наваррских – одновременно беззаботная и собранная, будто каждый из них готов отражать направленные в их сторону удары. Только вот не было в этих супругах единства, не было той сплоченности и взаимовыручки, к которым привык сам Шарль. Королева Луиза – одинокая, безучастная. Увидев ее в таком состоянии, Майеннский нахмурился и тихо шепнул сестре: - Ее величество королева Луиза плохо выглядит, ты не находишь? По-моему, она нуждается в помощи, поддержке и, возможно, совете. Луи не об этом шептался с тобой? Не дожидаясь ответа, герцог продолжил осмотр. Сводная сестра короля улыбалась и была мечтательно-задумчива. Шарль даже позволил себе легкую полуулыбку при взгляде на это красивое, светящееся счастьем и умиротворением лицо. Герцог Анжуйский отсутствовал, зато были фавориты короля. И вели они себя, надо отметить, весьма несдержанно и нахально. От их пестрых одеяний и напомаженных голов у среднего из детей Лотаря зарябило в глазах, и он был вынужден сморгнуть. Утомившись от этого дикого вернисажа, он устремил взор на куда как более приятное зрелище – архиепископа Реймсского в ало-золотом торжественном облачении, стоящего у трона и о чем-то рассказывающего государю. - Я так горжусь нашим Людовиком! Взгляни, как он хорош. Право, его истинное место рядом с христианнейшим монархом, а не у его ног. – Шепотом проговорил Шарль, склонившись к ушку ее светлости. – И я даже знаю того, кто ценит все таланты Луи по заслугам… Выпрямившись, пэр Франции еще раз оглядел зал, переполненный придворными. На бал во имя принца Жуанвиля – победителя в сражении при Дормане – собралось поглазеть множество вельмож и хорошеньких дам. «И все они завидуют Анри! Завидуют, ненавидят и бояться…» - С горькой насмешкой подумал средний из братьев. «А будь он на месте Валуа… О, как бы Вы все пресмыкались перед ним!» - Продолжал мысленно рассуждать Майенн, держа голову высоко поднятой, а взгляд – рассеянным и скучающим. Пусть не думают, что они упиваются своей властью и честно добытой победой. Нет, они – Лоррейны – принимают оказываемые им почести, как равные королям, потому что они и впрямь им равны. Или даже более достойны короны. - Като, дружок, все идет по плану. Или ты и впрямь полагаешь, что наш дорогой братец упустит возможность явить себя самым эффектным образом? Уверен, что он появится с минуты на минуту. Колокол на Сен-Дени еще не начал бить. – С усмешкой ответил он на тихие и, как ему показалось, немного взволнованные слова Катрин.
Henriette de Cleves: Оперевшись на руку спешившегося подле ее портшеза всадника, принцесса Клевская посмотрела в темное небо, вернее, она взглянула на крыши величественного замка, которые уходили в густой мрак декабрьского неба. - Он прекрасен, Анри, он должен стать твоим. Без Лувра нет Парижа, - тихо проговорила женщина своему спутнику. Генриетта де Невер когда-то любила, а теперь ненавидела этот дворец, порог которого уже давно не переступала ее нога. Он подарил ей очень много, раскрыл перед ней свои тайны, но отнял еще больше. И сердце женщины болезненно сжалось, когда ее юбки вновь зашуршали по полам коридоров резиденции французских королей. Полюбить вновь Лувр будет сложнее, чем полюбить вновь мужчину. Сверкая изумрудами от макушки, где нашел себе место цветок из золота с эмалью и драгоценными камнями, работы Пьера Редона и до подола платья цвета лепестков ванили, Ее светлость улыбалась приветствующим ее провожатого придворным, ловя на себе недоуменные взгляды. Когда колокол Сен-Дени привычно стал отбивать часы и двери тронного зала распахнулись, она гордо расправила плечи, вздернула подбородок и прошла сквозь ряды людей, наполнявших помещение. Ее спутником сегодня был герой этого собрания, герой Дормана, герой ее сердца, Генрих де Гиз. Все эти люди, с любопытством разглядывающие «короля Парижа» и даму его сопровождающую, все они, признавали сегодня его смелость, его победу, его право зваться лучшим из лучших. Подойдя к подножью трона, мадам де Невер присела в положенном реверансе, успев бросить смелый взгляд на Екатерину Медичи, и едва заметно улыбнуться Маргарите. В рукаве Анриетты мягко шуршало письмецо для королевы Наваррской. Так что губ Марго сегодня тоже коснется счастливая улыбка, какой были озарены лица многих в этот день. Многих, но только не представителей семьи Валуа. Герцогиня прекрасно представляла, как трудно им будут сегодня даваться любезности в адрес ее деверя. Генрих, со свойственной ему педантичностью, рассчитал все так, чтобы появиться перед монархом и его двором ровно к назначенному времени. Предполагалось, что все уже будут в сборе. Так и было. Сотни пар глаз буравили пару, подошедшую к трону, тысячи свечей сжигали воздух, и Генриетта подумала про себя, что дома, в Отель-де-Гиз, или в Невере, ей было бы уютнее. Подумала и тут же одернула себя. «А ты отвыкла, дорогуша! Пора привыкать заново!» Что-то неуловимо изменилось в чертах лица графини де Ретель, в ее безукоризненной осанке. Мягкость, с которой она смотрела до того на своего возлюбленного, сменила твердость и решимость. Она нужна была герцогу и значит не время думать о себе.
Henri de Guise: - Если он станет моим, Анри, он станет нашим, - тихо шепнул герцог, почтительно ведя свою спутницу по дворцу. Незаметно он сжал ее пальчики, передавая через этот жест свою любовь, свою уверенность в будущем и строго указал четырем прибывшим с ним людям следовать за собой и нести то, что они привезли. У дверей в тронный зал облаченные в военные одежды спутники Его светлости остались, пропуская вперед только его самого и Анриетту де Невер и тесня собой швейцарцев короля. Надев на лицо привычную маску холодности, Генрих де Гиз твердо шагал под набат Сен-Дени, заглушавший его поступь. Он никому не улыбался, никого не одаривал теплыми взглядами. Надменность всего рода Лоррейнов сквозила в каждом жесте этого вельможи. Взоры придворных были вынуждены соскальзывать с этой ледяной непроницаемости на женщину, которая сопровождала принца Жуанвиля. Он был горд тем, что мог придти с ней сегодня сюда. Победа, о которой нынче так много говорили, ее бы не было, если бы не надежда вот так ввести Генриетту вновь во дворец, который обошелся с ней некогда жестоко. В серебряно-серых глазах лишь единожды промелькнула мягкость, когда они встретились с глазами других представителей рода Гизов. Промелькнула и исчезла. Вечер обещал быть долгим. И разговор с государем непростым. Сегодня Генрих собирался не только принимать поздравления, но и просить короля исполнить данное ему некогда обещание. Католики, собравшиеся в единый союз, ждали официального монаршего дозволения объявить о себе открыто, начать собирать под знамя своей веры еще больше людей, они желали сами защищать ее от посягательств кальвинизма, готовые взяться за оружие. И Генрих Валуа обещал то, если армия гугенотов, собиравшаяся на севере страны, будет разбита. Она была разбита, но клочья ее полетели по Франции, они, словно семена сорняков, могли упасть в землю и дать новые всходы. Старшего сына Франсуа де Гиза коробило от мысли, что эти всходы дадут плоды, и королевской армии может уже не хватить на то, чтобы их одолеть. Потому к интересу личному, с которым создавался Святой союз католиков, примешивалась еще и страсть истинного борца с ересью. Лига – это тоже армия, нужно будет время, чтобы обучить ее и вооружить, но и Рим не сразу строился. Светлые волосы едва коснулись щек, когда полководец склонился перед королем и королевами в полной тишине зала. Но его поклон не задержался надолго. Распрямившись, он хлопнул в ладоши трижды. По еще не успевшему сомкнуться за спинами принца Жуанвиля и принцессы Клевской живому коридору мрачно зашагали четверо воинов. Их шаг гулом отражался от стен, в руке каждого был зажат край большого белого полотнища, в центре которого покоились древки и обрывки стягов разбитого армией государя неприятеля. Их множество и разномастность говорили без слов о том, сколько было привлечено сил протестантами на свою сторону. От французских феодалов до германских князей. Бережно уложив трофей у ног Генриха Валуа, разложив ткань между герцогом и его спутницей, гизары покинули зал, а их командир еще раз, молча, поклонился королю. Все так же скупо, но с почтением. Только почтение это было к тем людям, которые пролили кровь и отдали жизни за свою веру и то, чтобы их полководец сегодня был окружен славой и почетом. Эпизод завершен
полная версия страницы