Форум » Игровой архив » Ночь в июле полна соблазнов (с) » Ответить
Ночь в июле полна соблазнов (с)
Диана д'Этамп: 25 июля 1575 г. Вечер. Париж, особняк герцогов Монморанси на улице Вожирар. после эпизода «Подарок подарку - рознь»
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Диана д'Этамп: Суматошный, радостный и полный затаенного ожидания день промелькнул, как одно мгновение. Предпраздничная суета и хлопоты, домашние заботы и приготовления, в атмосферу которых с удовольствием погрузилась Диана, заполнили собой все время, насытили событиями и людьми томительные часы предвкушения. Вечер - синий и фиолетовый, будто облитый чернилами, мягко и незаметно спустился на землю. Закутал ее в прохладное покрывало сумерек и вдохнул в знойный июльский воздух свежую струйку ветерка, ласково шелестящего зелеными кронами деревьев в саду. Замерцали теплым и таинственным светом окна особняка на улице Вожирар, приманивая любопытных и распахивая гостеприимные двери перед приглашенными. Раскрасневшаяся и будто бы даже похорошевшая госпожа д'Этамп в тяжелом парчовом платье темно-вишневого оттенка с красными и лиловыми выточками на рукавах и корсаже, сверкая драгоценностями, украшавшими шею и запястья, готовилась появиться перед гостями. Вокруг суетились две горничные, портниха с помощницей и верная субретка Эжени, наперебой хвалившие цвет лица ее светлости, удачный выбор ткани, так гармонично сочетающийся с золоченым шитьем и светлыми локонами именинницы... Сама же виновница торжества в ответ на любые замечания только счастливо улыбалась и благодарила всех за заботу, за прекрасно выполненный заказ и за чересчур высокую оценку ее внешнего вида. Она была по-прежнему счастлива и готова делиться своим счастьем со всем миром! Наконец последние штрихи вечернего туалета хозяйки были окончены. Мадам де Шательро легко поднялась с низенького пуфа, на котором сидела перед расставленным трельяжем. Бросив последний вопросительный взгляд в зеркало: «А что, и правда, - недурна!», она вышла из будуара в коридор второго этажа. Напротив дверей, ведущих в кабинет - тот самый кабинет, где состоялась памятная утренняя встреча со свитским герцога Анжуйского, столь взволновавшая воспитанницу Дианы де Пуатье, низко склонившись к высоким напольным вазам, стояла юная и хорошенькая служаночка из новонанятых, старательно протирая чистой тряпочкой пузатые бока античных кувшинов - чьего-то очередного и давнего подарка. Герцогиня приостановилась, умиленно глядя на эту мирную и такую уютную картину. - Как тебя звать, милая? - Ласково обратилась она к девушке. Та, очевидно, слишком увлеченная своим занятием, вздрогнула от неожиданности при звуке незнакомого голоса и подняла на сводную сестру короля испуганный взгляд медово-карих глаз, обрамленных длинными черными ресницами. - Мари, госпожа. - Шепотом проговорила она, не смея разогнуться и выпустить из крепко стиснутых пальчиков злосчастное орудие уборки. - Я велю управляющему наградить тебя за усердие, Мари. - Благодушно кивнула супруга маршала Монморанси, довольная тем, что ей представилась возможность сделать доброе дело и порадовать хотя бы еще одну живую душу в этот без преувеличения знаменательный для нее день. - Спасибо, мадам. Спасибо! Храни Вас Бог, добрая госпожа! - Залепетала служанка, хлопая ресницами и робко улыбаясь. Вполне удовлетворенная состоявшимся разговором и своим мимолетным благодеянием, внебрачная дочь Генриха II Валуа поспешила войти в приотворенную дверь кабинета. Ей хотелось перед тем, как начнется этот вечер, от которого она почему-то ждала так многого, еще раз взглянуть на те вещи, что положили начало этим удивительным, волшебным преобразованиям в ней самой и в ее жизни. Она, рассеянно улыбаясь, приблизилась к столу, на котором оставила подарки от Франсуа. Взглянула на покрытую лаком столешницу, и глаза ее в ужасе расширились, а рот некрасиво приоткрылся.
Амори де Ноэ: Амори был зол. Нет, не так. Амори был чертовски зол! Он уже больше месяца находился на службе у ее светлости и за это время успел незаметно привязаться к своей госпоже. Ему доводилось наблюдать всякую Диану: веселую и грустную, скучающую и охваченную жаждой деятельности, кокетливую и холодную, словно мрамор. Однако такую, какой она была сегодня, юноша герцогиню прежде никогда не видел! В ней будто зажегся какой-то внутренний фонарик, осветивший глаза особенным, мягким светом. Улыбка сделалась из безразличной или вежливой – женственной, завлекающей. Движения, походка, даже жесты – все разом изменилось… И это (гасконец точно знал) не от того, что нынче необычный день – именины мадам д’Этамп. Нет, он был невольным свидетелем причины этих чудесных преображений в своей хозяйке. Ни она, ни ее щеголевато одетый собеседник, мило прощаясь у дверей и обмениваясь последними любезностями, не заметили проходившего в это время по коридору де Ноэ. Заслышав голоса и среди них щебечущий, нежный голосок сводной сестры короля, он невольно остановился, чтобы не помешать разговору. И стал непреднамеренным свидетелем сцены, отнюдь не предназначавшейся для чужих взглядов. Это-то знание и воспоминания о беседе, в которой, казалось, не было ничего предосудительного, но после которой жену маршала Монморанси как будто подменили, тревожили, раздражали и заставляли парня метаться по своей комнате, уподобившись пойманному в клетку хищнику. «Черт! Черт! Черт! – Ругался он, колотя кулаком по подушке. – Проклятье! У-у, каналья! И откуда взялся этот франт? Что ему понадобилось в нашем доме?» Вымещать гнев и ярость, наполнявшие сердце, приходилось на ни в чем неповинных предметах обстановки и постельных принадлежностях. Ронять и разбивать что бы то ни было строжайше запрещалось. Амори вовсе не желал того, чтобы госпожа де Шательро сделалась очевидицей его слабости. «А она… Она-то какова! Чирикала не хуже канарейки. И с кем?» Тут юный граф опомнился и постарался взять себя в руки, собрав остатки помраченного разума в весьма неубедительную кучку. «Так, стоп! – Сказал он себе, медленно опуская ладонь на измятое покрывало. – Что за приступ? Откуда эта злость? И с чего бы? Кто мы такие друг для друга, чтобы я позволял себе подобные мысли? Я – всего лишь начальник личной охраны внебрачной дочери Генриха II. Должность, без сомнений, почетная и прибыльная, но с чего бы меня должно волновать настроение этой дамы? И уж подавно мне не интересны ее амурные интрижки…» Решив так и, конечно, обманувшись, как обманывается любой человек, питающий определенные чувства к другому, остающемуся равнодушным к его душевным терзаниям, недавний провинциал направился в сад. В дом уже начали съезжаться первые гости. Супруга экс-губернатора Парижа наверняка очень занята обязанностями хозяйки приема. Ему же, как добросовестному охраннику, стоит проверить караульных у ворот и убедиться, что в сад не забрались мальчишки-воришки, охочие до господских яблок и персиков. В саду было темно и тихо. Легкий ветерок игриво гладил кроны деревьев, о чем-то таинственно перешептываясь с листочками. Небо – темно-синее и какое-то бархатистое нависало низко над самой головой. Янтарные гроздья звезд висели так близко, что казалось стоит протянуть руку, чтобы спелая виноградина (одно из небесных светил), не задумываясь, упала прямиком в подставленную ладонь. Обойдя сад по периметру, его сиятельство уже совсем было вознамерился вернуться в дом и доложить своей госпоже о том, что все благополучно, и она может наслаждаться приятным вечером в полной уверенности, что он на посту и держит все под контролем, когда с черного хода появилась и быстро-быстро побежала в сторону задней калитки маленькая фигурка в наброшенном на плечи и голову плаще с глубоким капюшоном. - Дьявольщина! Это еще что такое? – Вслух выругался Амори и рванул вслед за улепетывающим во все лопатки человеком. Бегал он быстро. Легкие ноги буквально несли де Ноэ к цели. Вот расстояние между преследователем и беглецом сократилось до десяти шагов, вот – до пяти, а в следующий момент граф весьма неделикатно схватил подозрительную фигуру за капюшон плаща и тот, оставшись в руках юноши, соскользнул с головы прехорошенькой девицы. Рванув бесполезную тряпку на себя, начальник личной охраны мадам Монморанси обнаружил под ним ладную фигурку и какой-то небольшой сверток, завернутый в вязаную шаль с длинными кистями, который служанка (да-да, это была именно одна из новонанятых служанок) крепко прижимала к груди. - Что это ты удумала? – Грозно спросил парень, указывая на недвусмысленное доказательство нечистых намерений – сверток в руках красотки. – Дай-ка сюда! - Сударь, не губите! Это все, что у меня есть. Мои пожитки.. Я свою службу на кухне исполнила… Меня отпустили… Да и добрая госпожа Диана подтвердит… Она уж нынче и похвалила меня за усердие… Дай Бог ей здоровьичка! - Залепетала девица, медленно отступая от нависшего над ней грозовой тучей гасконского вельможи. На краткое мгновение Амори засомневался – уж больно гладко врала служаночка и уж больно жалобными глазенками таращилась на него. Он почувствовал себя извергом, обижающим младенца и собрался отступить, когда недавняя невинная овечка ловко развернула шаль и метнула ее в лицо своему обидчику, а сама что было мочи припустила к калитке. - Стой, тварь! Не уйдешь. Я тебе покажу добро господское воровать! А ну остановись, пока не поздно. Убью! – Завопил оскорбленный де Ноэ и ринулся вдогонку.
Шарль д'Антрагэ: Переодевшись в чистую рубаху, с отделанными фламандским кружевом рукавами, белый колет, на котором красовались вышитые золотом лилии Валуа, обрамленные в голубое (привилегия носить символику эту давалась немногим приближенным короля и его брата), надушенный, ухоженный, в коротком голубом же плаще, Шарль д'Антрагэ направлялся к дому госпожи д'Этамп. Он шел, не спеша, ибо даже мужчинам, следуя нынешней моде, надлежало приходить на званые вечера чуть припозднившись. В руках он нес большую корзину ярко розовых цветов, предназначенную хозяйке особняка на улице Вожирар, а на губах его играла улыбка человека довольного, как собой, так и окружающими. Проходя вдоль стены сада дома герцогини де Шательро, он услышал голоса. Мужской и женский. Подумав было, что воркует парочка влюбленных гостей именинницы, он хотел пройти мимо, однако понял, что интонации тех двоих совсем не похожи на интонации влюбленных. Остановившись у стены, не дойдя пары шагов до небольшой калитки, Шарль прислушался. Мужской голос явно был возмущен. Топот ножек, скрип петель и вот в объятья анжуйца залетела прехорошенькая птичка, взвизгнув от испуга. - Ты откуда, малышка? И куда так спешишь? – крепко обхватив за талию девицу одной рукой, в другой он поудобнее перехватил корзину с пионами. Взгляд его опустился с миленького личика на высокую молодую грудь, тяжело вздымавшуюся от пробежки, в то время как пальцы нащупали весьма знакомую шкатулку. - Так-так-так, моя прелесть, так не пойдет. Насколько мне известно, эта вещь тебе не принадлежит, - с груди девушки взгляд дворянина опустился на предмет, что она держала подмышкой. - Пустите, сударь! – попыталась вырваться незнакомка, ибо за ее спиной появился преследователь. Но рука Бальзака-младшего лишь крепче обвила девичий стан. - Вы кто такой, сударь? И почему угрожаете женщине? – воспитанный в семье, в которой чтили честь и жизнь любой особы слабого пола, вне зависимости от ее социального статуса, Шарль вздернул подбородок, в намерении поучить невежду хорошим манерам. Картина была более, чем ясна – девчонка попросту украла ларец, который он привез сегодня сюда от Монсеньора, но это не давало дворянину прав вершить самосуд над женщиной.
Амори де Ноэ: Амори с досадой увидел, как подол нахальной девчонки мелькнул у самой калитки. Он успел выругаться про себя самыми последними словами, когда вдруг увидел, что воровка затрепыхалась, как пойманная птичка, в крепких объятиях какого-то разодетого господина. «Видимо, это кто-то из гостей… Услышал голоса… И примчался. Вот ведь неугомонное племя!» - Ворчливо подумал де Ноэ, совершенно упуская из виду тот факт, что если бы не появление этого дворянина, служанке удалось бы сбежать с прихваченным хозяйским добром и остаться безнаказанной. Любопытство и бесцеремонность, которые порой проявлялись приятелями и приятельницами мадам Дианы при общении с госпожой, приводили начальника ее личной охраны в неподдельный ужас. Он считал их интерес по меньшей мере неприличным, потому и не одобрял проявленного придворным щеголем рвения в поимке распоясавшейся прислуги. Мотивы этого человека были ему понятны, как божий день, – так, во всяком случае, полагал его сиятельство. «Вечно суют нос не в свое дело! Так и норовят выяснить какую-нибудь пикантную подробность, чтобы было о чем поговорить во время приема… У-у, каналья!» - Беззвучно пробормотал себе под нос гасконский вельможа, умеривая шаги и успокаивая дыхание, чтобы приблизиться к своему невольному помощнику и его жертве с подобающим достоинством. - Благодарю, сударь. Вы оказали мне неоценимую услугу, задержав эту барышню. – Заговорил молодой человек, вежливо поклонившись незнакомцу. – Позвольте отрекомендоваться. Я – граф Амори де Ноэ, начальник личной охраны герцогини д’Этамп. Подняв взгляд, он прямо посмотрел в лицо мужчины и был неприятно поражен. Его случайным собеседником судьбе было угодно сделать утреннего посетителя ее светлости – того самого приближенного герцога Анжуйского, что привез злополучный (ныне украденный) подарок от принца. Парень стиснул зубы и постарался изо всех сил взять себя в руки, хотя горячая испанская кровь уже заструилась по венам в зажигательном ритме под яростный перестук кастаньет. Выдавив из себя улыбку, недавний провинциал ответил вполне спокойно. Впрочем, во взгляде бушевала гроза – сверкали молнии, ревело пламя и взмывала красная подбивка плаща тореадора. - Эта негодница осмелилась похитить у госпожи Монморанси шкатулку с драгоценностями. Она – одна из новонанятых служанок, взятых в дом по приказу хозяйки. Но, как мы видим, эта неблагодарная лишь воспользовалась доверчивостью мадам де Шательро, чтобы обогатиться нечестным путем. Отдай шкатулку, она тебе не принадлежит. – Холодно обратился граф к девице и протянул руку.
Шарль д'Антрагэ: - Эта негодница и тварь, как вы изволили выразиться, месье, - Шарль сам забрал шкатулку из рук девицы и, мягко улыбнувшись ей улыбкой мужчины, ценящего красоту любой женщины, отправил восвояси, - находится под защитой гвардии Его высочества герцога Анжуйского. И, если вы имеете, что вменить ей в вину, я вас слушаю. Шарль де Бальзак д’Антрагэ, барон де Дюн, граф де Гравиль, к вашим услугам, сударь, - представился анжуец, насмешливо оглядев того, кто отрекомендовал себя начальником личной охраны герцогини д'Этамп. Этот дворянин держался слишком пафосно для того, чтобы быть давно при дворе и в Париже, да и слышал его имя Антрагэ впервые. - Возьмите и передайте это своей госпоже, граф, - сунув в руки пылкому юноше похищенный ларец, граф де Гравиль уже хотел продолжить свой путь, но счел нужным сказать приближенному Дианы еще пару слов. - Обвинять прислугу в воровстве, месье, это все равно, что расписаться в собственном недосмотре, да еще и герцогине указать на ее неосторожность, а потому, мой вам совет – найдите способ, как вернуть вещь даме так, чтобы это ее не огорчило. И выбирайте выражения в обращении с женщинами, - провинциальные замашки дворянина, находящегося на службе у сестры короля, прежде всего, выставляют в некрасивом свете ее саму, а госпожа де Шательро весьма понравилась фавориту Франсуа, чтобы он мог оставить без внимания манеры того, кто ей служит. Оправив сбившийся на плечо от объятий плащ, Бальзак младший на мгновенье задумался, как ему лучше попасть в дом. Калитка сада была совсем близко, но не гоже посланцу Монсеньора и его представителю было появляться не с парадного входа. - Если вы остаетесь на приеме Ее светлости, то я не прощаюсь, сударь, - холодно поклонившись Амори, подхватив корзину с пионами на локоть, Шарль направился дальше вдоль ограды дома и сада.
Амори де Ноэ: Плотно сжав побелевшие губы и яростно сверкая глазами, Амори все же заставил себя спокойно выслушать господина де Бальзака. Произойди эта встреча и этот разговор еще месяц назад, и очередная дуэль, зачинщиком коей оказался бы неугомонный граф де Ноэ, состоялась немедля. Однако за те дни, что он провел при дворе и на службе у госпожи д’Этамп, гасконец многому научился. Не обделенный умом, наблюдательностью и сметливостью парень быстро обнаружил, что главное оружие в придворном арсенале – это умение владеть собой, не показывать слишком явно обуревающих тебя эмоций и наука лицедейства, позволяющая умело и натурально притворяться, выдавая желаемые чувства за действительные. Упорные тренировки, жесткий контроль и постоянные волевые усилия дали свои плоды, иначе месье д’Антраге уже получил бы брошенную в лицо перчатку. - Вы забываетесь, сударь. – Ледяным тоном отрезал его сиятельство, принимая из рук анжуйца шкатулку с драгоценностями хозяйки. – Не Вам меня учить хорошим манерам. И зря Вы отпустили эту девицу. Она воровка, как бы Вы не утверждали обратного. Право же, я не думал, что приближенные принца крови покровительствуют негодяям и разбойникам. Впрочем, юный провинциал мог не стараться и не тратить понапрасну свое язвительное красноречие – графу де Гравиль, похоже, было все равно. Он с независимым видом и той светской легкостью и непринужденностью, которые вырабатываются лишь годами придворной жизни, расправил плащ и, надменно произнеся последнюю колкую фразу (в ней - так почудилось Амори - содержалась скрытая угроза), двинулся вдоль садовой ограды к парадному входу в особняк на улице Вожирар. Молодой человек шумно выдохнул и позволил себе сквозь зубы грязно выругаться, помянув всех родственников господина Шарля до седьмого колена. Выпустив таким образом пар и отдышавшись, он был все-таки вынужден констатировать, что кое в чем этот напыщенный франт был прав. Так прямо прити и сказать мадам Диане, что из ее кабинета был похищен подарок принца, который ему лишь по воле случая удалось возвратить – будет, как минимум, глупо и выставит его, начальника личной охраны герцогини де Монморанси, далеко не в самом выгодном свете. При мысли о таком обороте дела щеки юноши вспыхнули – этого он допустить никак не мог! Нет, нет и еще раз нет! Только не это… Прежде, чем принять окончательное решение: как лучше поступить в этой щекотливой ситуации? Стоило хорошенько подумать. С этой целью граф медленными шагами направился по тенистой аллее вглубь сада. На ходу думалось как-то легче. Да и обиды на язвительные замечания щеголеватого господина де Бальзака ощущались не так явственно. Видимо, их сдувало прохладным ночным ветерком, шептавшимся в кронах зеленеющих деревьев.
Диана д'Этамп: Диана в этот вечер спустилась к гостям чуть бледнее обычного. Глаза ее – еще утром сверкавшие, будто звезды, - утратили большую часть своего волшебного сияния и подернулись туманом задумчивой грусти. Впрочем, собравшиеся на праздничный ужин дворяне, судача между собой о внешности устроительницы приема, пришли к выводу, что некоторая рассеянность и легкая тень печали на лице госпожи д’Этамп объясняются заботами и волнениями об успешности нынешнего мероприятия. В действительности же, герцогиня была огорчена и расстроена пропажей подарка от его высочества, которую она обнаружила незадолго перед тем. Безуспешно обыскав весь кабинет и отправив слугу на поиски начальника своей личной охраны, воспитанница Дианы де Пуатье, озабоченная этим досадным происшествием (тем более неприятным, что драгоценности привез ей от имени Франсуа весьма любезный господин д’Антраге, которого она также пригласила на торжественное застолье), вышла в большую гостиную и с болезненным чувством скованности и раздражения ко всему происходящему принялась исполнять обязанности радушной хозяйки, приветствуя вновь прибывающих и обмениваясь ничего не значащими репликами с прочими приглашенными. Завидев утреннего визитера с корзиной прекрасных розовых пионов на сгибе изящно округленной руки, входящего в ярко освещенный зал, наполненный гомоном множества голосов, ее светлость невольно прикусила губку и поначалу виновато отвела взгляд. Она чувствовала себя отвратительно! То, что в свете солнечного дня казалось таким возможным, доступным и очевидным, теперь – в сгустившихся июльских сумерках, шелковым плащом опустившихся на изнывающий от зноя Париж, - выглядело смешным, глупым и нелепым. И все-таки обидеть гостя невниманием супруга маршала Монморанси не могла. Собравшись с духом, она подошла к элегантно и с большим вкусом одетому анжуйцу, лишь самую малость натянуто улыбаясь. - Добрый вечер, сударь! Счастлива видеть Вас. Надеюсь, Вы не соскучитесь на этом дружеском вечере и не сочтете собравшееся здесь общество чересчур провинциальным. Мадам де Шательро быстро опустила ресницы, позволив однако собеседнику заметить веселые искорки, мелькнувшие в них при упоминании «провинциальности» приема. Действительно, в столице в эдакую жару остались лишь самые стойкие – те, кто еще в достаточной степени не почувствовал себя светскими людьми и полагал, что одно то, что они живут в Париже, лишает их налета провинциальности. Иные же ради оказания чести сводной сестре короля прибыли из провинций, а многие – из Шенонсо, куда удалился его величество в поисках развлечений и прохлады. Но в целом компания подобралась весьма разношерстная, и внебрачная дочь Генриха II Валуа это хорошо понимала. *
Шарль д'Антрагэ: Поклонившись герцогине полным непринужденности поклоном истинно светского льва, Антрагэ поставил у ее ног свой скромный презент. Он еще был представителем принца на этом приеме, но уже не был посыльным с ценным грузом, а потому мог позволить себе чуть большую раскрепощенность, нежели утром. - Целую ваши руки, мадам де Монморанси и уверяю вас, что и я счастлив нашей встречей. Признаюсь, мне показалось, что время сегодня тянулось необыкновенно медленно. А сейчас, в вашем обществе, мне придется просить минуты замедлить бег, - Шарль с интересом посмотрел в прекрасные глаза Дианы и увидел в них то, что искал. Смятение и грусть. Значит, пропажа обнаружена. Интересно, чем больше расстроена жена маршала Франции – самим фактом утери дорогой вещи и подарка принца, тем, что в ее доме оказался вор или чем-то еще? - Здесь все очень изысканно, сударыня и ни о какой провинциальности речи быть не может, если сие общество украшаете вы своим присутствием, - улыбнувшись, анжуец еще раз поклонился учтиво даме. На самом деле весь цвет столицы предпочитал быть там, где был король. Держась поближе к престолу, всегда можно улучить момент, чтобы снискать себе какую очередную милость со стола господина. Придворные в этом плане были похожи на свору собак, преданно заглядывающих в глаза хозяину и ждущих подачки. Потому знакомых лиц на приеме у дочери Генриха Второго было немного, но пару раз господину де Бальзаку пришлось сдержать неуместные случаю улыбки, поймав на себе взгляды весьма знакомых девичьих глаз, которые ему доводилось видеть ранее гораздо ближе и при гораздо более пикантных обстоятельствах. - Я могу быть чем-то полезен вам, Ваша светлость? – рассказывать о происшествии на подходе к дому герцогини, он пока не намеривался, давая возможность начальнику ее охраны самому придумать, как вернуть госпоже украденную вещь. – Мне хотелось бы, чтобы этот вечер запомнился вам чем-нибудь особенным, - про себя же свитский Монсеньора усмехнулся, уверенный в том, что этот вечер мадам д'Этамп запомнит еще и тем, что некий Амори де Ноэ, вскоре будет зализывать продырявленную шкуру у ног своей хозяйки. Просто потому что Шарль д'Антрагэ обладал прекрасным слухом и еще лучшей памятью, чтобы слышать и запомнить, что там пытался пропищать ему этот невежа вслед. И собирался сделать именно то, что тот считал не его делом – поучить хорошим манерам. Но не портить же герцогине праздник! Стоило подождать хотя бы полуночи, когда 26 июля сменит 25-е.
Диана д'Этамп: Господин д’Антраге оказался весьма галантным кавалером. Речи, которые он произносил так непринужденно и просто, могли вскружить голову кому угодно. Диана не сомневалась в том, что победы на любовном фронте этого красивого и сильного мужчины не поддаются исчислению. И если еще утром подобные манеры анжуйского дворянина доставляли ей изысканное наслаждение, радуя и будоража новизной ощущений, то теперь она испытывала лишь неловкость и злость на саму себя за проявленную слабость. За то, что поддалась обаянию этого чудесного дня; за то, что неосмотрительно пригласила молодого человека на ужин; за то, что подарок исчез, а даритель рассыпается перед ней в куртуазных комплиментах и замечаниях. И еще за то, что чувствует себя идиоткой… Одной из юных и хорошеньких дурочек, теряющих разум при виде таких вот решительных глаз и тающих в сладостном огне велеречивых слов, искусно заплетенных в тончайшее кружево ни к чему не обязывающей лести. Госпожа д’Этамп опустила длинные ресницы, скрывая усталый и печальный взгляд. Вопреки настроению, которое царило у нее в душе, хозяйка приема кокетливо улыбнулась. Одно из правил хорошего тона: даже если ты огорчен и раздавлен горем, не показывай этого тем, кто сумеет воспользоваться этими знаниями. Наука лицедейства – одна из самых популярных при дворе. Супруга маршала Монморанси знала это, как никто другой. - Благодарю Вас, сударь. Ваша любезность, право, не ведает границ. – Вежливо ответила она на приветствия и цветы. Кивнув слугам на корзину с пионами, герцогиня наклонилась и вытащила один цветок, почему-то показавшийся ей особенно свежим и ярким. Поднеся его к лицу, сводная сестра короля полной грудью вдохнула сладко-пряный запах. – Они прекрасны… - Тихо сказала женщина, одним ловким движением вонзая цветок в пышную прическу. – И достойны внимания любой королевы. Ах, месье, признайтесь, Вы никогда не были поклонником венценосных особ? Ее светлость лукавила и изо всех сил старалась держаться непринужденно, однако этот незамысловатый и обычно приятный разговор делался все более невыносимым и тягостным, оставляя горький осадок разочарования, оседающий на губах и отравляющий сердце ядом ледяной безнадежности. Несмотря на то, что общество господина де Бальзака было необременительно, а дань приличиям требовала уделить ему еще хотя бы немного внимания, воспитанница Дианы де Пуатье искала и, увы, никак не находила повод, чтобы покинуть своего гостя. - Поверьте, граф, этот вечер запомнится мне уже одним тем, что Вы почтили мой дом своим присутствием. Я вижу, как блестят глаза у милых дам, жаждущих заполучить Вас в собеседники. Кажется, они завидуют мне! – Внебрачная дочь Генриха II Валуа заразительно рассмеялась, бросая из-под полуопущенных ресниц быстрые, цепкие взгляды по сторонам, надеясь увидеть де Ноэ, чтобы рассказать ему о пропаже и потребовать немедленно что-нибудь предпринять. И… О чудо! Ее дотоле тщетные поиски наконец-то увенчались успехом. Мадам Шательро углядела того, кого искала. Амори с довольным видом как раз в этот момент входил в зал. - Простите, сударь... – Оживляясь, прощебетала именинница. – Я вынуждена ненадолго покинуть Вас, ибо мне нужно еще отдать кое-какие распоряжения моему начальнику личной охраны. Во-о-он, видите, он вошел только что… - Указала она на дверь. – Так не скучайте! Я Вас найду, и мы еще закончим наш разговор… Резко развернувшись на каблуках и зашелестев юбками, госпожа Монморанси поспешила навстречу тому, в чьем лице надеялась обрести союзника и деятельного помощника. - Ах, сударь… Где Вы были? Я посылала за Вами слуг, но никто не смог Вас отыскать. От кого Вы прятались? Не от меня ли? – Не отойдя еще от игривого тона, которым она говорила с человеком принца, полюбопытствовала Диана, приблизившись к Амори.
Амори де Ноэ: Прогулка по прохладным аллеям сада принесла Амори некоторое облегчение. Он сумел наконец-то успокоиться и взять себя в руки после столь неприятной стычки с месье де Бальзаком. Молодой человек от части даже был готов согласиться с правотой анжуйского дворянина. Пожалуй, он и в самом деле чересчур рьяно взялся поливать площадной бранью эту глупую и недальновидную служаночку. Конечно, она поступила крайне неосмотрительно и подло, похитив драгоценности госпожи д’Этамп, давшей ей на этот вечер кров и работу, за которую, к слову, все нанятые простолюдины должны были получить неплохую оплату. Понятно, что де Ноэ, будучи без году неделя начальником личной охраны сводной сестры короля, испугался и растерялся, попав в такую историю. Отсюда и спешка, и грубость. Такие мысли кружились в разгоряченной голове юного провинциала, пока его длинные ноги несли своего обладателя по посыпанным гравием дорожкам в густой тени плодовых деревьев. Из задумчивости графа вывел тихий плеск воды и запах свежести, такой пьянящий и сладостный после знойного июльского дня. Очнувшись от тягостных размышлений, парень поднял глаза и увидел, что забрел в самую отдаленную часть владений, прилегающих к особняку герцогов Монморанси на улице Вожирар в Париже. Его сиятельство стоял на берегу крошечного искусственного пруда, утопающего в зелени. Старые, разлапистые вербы низко склонились к самой воде. Где-то неподалеку завели свою громогласную песню лягушки в дуэте со сверчками. Ветер ласково зашептался о чем-то с листвой и мимоходом взъерошил темные волосы на макушке одинокого гостя этого уединенного и потому по-особенному привлекательного местечка. Он полной грудью вдохнул хмельной воздух, напоенный ароматами лета: полынью, пылью и влажной землей. «Ах, как было бы здорово привести сюда мадам де Шательро… Показать этот чудесный уголок! И хотя бы недолго… Хотя бы несколько минут… Побыть с нею наедине!» - Мечтательно подумал юноша, поднимая глаза к небу, на котором уже зажигались первые звезды. «А впрочем… Кто же мне мешает превратить эту сказочную грезу в реальность?» - Весело подмигнул вышедшему только что из-за горизонта тоненькому серпику молодой луны находчивый гасконский дворянин. Сказано – сделано. Наскоро оглядевшись, Амори отыскал толстенное дерево, в котором на высоте человеческого роста красовалось довольно большое дупло. Подойдя ближе, он засунул руку во внутрь импровизированного укрытия. Удовлетворенно хмыкнув, достал из подмышки шкатулку с подарком принца и опустил ее туда, доверив ювелирные украшения защите богини Флоры в надежде на то, что она будет к нему благосклонна. Более благосклонна, чем златокудрая Афродита. Довольный собой и задуманной хитростью, де Ноэ вернулся в дом. Остановившись на пороге большой бальной залы, полной гостей, он пытливым взглядом оглядел пеструю толпу, целенаправленно выискивая среди них свою благодетельницу. Заметив, как герцогиня премило кокетничает с господином д’Антраге, гасконец прикусил губу и нахмурился. Ему не пришлось по душе то, что видели его глаза – улыбающуюся, счастливую Диану и лоснящегося от удовольствия щеголя, посмевшего обойтись с ним, как с мальчишкой. Улегшаяся было волна гнева вновь поднялась в душе юноши, заставляя руки сжиматься в кулаки, а зубы – заскрежетать от бессильной ярости. Когда же ее светлость поспешно оставила своего собеседника и подошла к нему, сердце молодого человека учащенно забилось. Он радостно и светло улыбнулся, выслушав несколько игривое и несерьезное приветствие супруги маршала Монморанси, обращенное к нему. «И все же… Она искала меня! Но зачем? Какие глупости… Какие пустяки… Она искала меня! Хотела видеть… Вот главное!» - Промелькнуло в затуманенном от счастья мозгу парня, и он поспешил рассказать повелительнице своих чувств о том, где был и что за дивный подарок приготовил для нее. - Сударыня, я обходил посты, дабы удостовериться в том, что все благополучно. Мне хочется, чтобы Ваш праздник удался на славу, а для этого необходима удвоенная бдительность. – Начал граф довольно сдержанно, но вскоре, сам того не замечая, перешел на более восторженный тон. – Затем я прошелся по саду и обнаружил волшебное место! Знаете, я желал бы подарить Вам прогулку туда. Я уверен, что Вы оцените. Это и правда чудесное место! Оно обладает Необыкновенными свойствами. Одно желание попавшего туда человека обязательно сбывается! Я на себе проверил.
Диана д'Этамп: Пока де Ноэ разливался соловьем, Диана успела немного опомниться и прити в себя после куртуазной беседы с галантным красавцем д’Антраге. Она вспомнила, что подарок, доставленный этим самым анжуйским дворянином, чудесным образом исчез из кабинета. Вернее всего, был украден кем-то из слуг. Не даром госпожа д’Этамп так переживала, когда оказалось, что придется нанять людей со стороны, поскольку собственными силами домочадцам никак не справиться. Ах, плохие предчувствия уже тогда терзали ее сердце! Ну почему? Почему она пошла на поводу у своего тщеславия и привычки жить на широкую ногу? Не затевалась бы с этим дурацким приемом, и все бы обошлось… Жизнь ее текла бы по-прежнему размеренно и неторопливо, минуя потрясения и эмоциональные всплески. Теперь же душа герцогини похожа на растревоженный улей, в котором творится черт знает что! В единый клубок спутались удовольствие от сознания своей привлекательности и злость на этот пестрый свет, которому нет никакого дела до ее мучительных терзаний… Радость от того, что и месье де Бальзак, и этот смешной Амори смотрят на нее тем самым «особым» мужским взглядом, который так хорошо ощущает и понимает любая женщина вне зависимости от возраста, богатства и социального положения, и томительная жалость от утраты такого красивого и памятного подарка… Словом, ее светлость окончательно запуталась и заблудилась в себе и владеющих ею чувствах. А, как известно, если дама не знает, что ей делать, она предпочитает одно из двух проверенных временем абсолютно безотказных средств: слезы или язвительную иронию, перерастающую в неконтролируемый выплеск гнева. Плакать мадам де Шательро не собиралась (не хотелось испортить внешний вид красными, опухшими глазами и потеками румян и белил); значит, на голову начальника личной охраны должен обрушиться яростный ураган жестоких упреков и горьких обид. - Сударь, я счастлива узнать, что Вы прекрасно проводите время как раз тогда, когда Ваше присутствие столь необходимо здесь – в доме - и при моей особе. – Ледяным тоном отчеканила сводная сестра короля, хмуря брови и по-кошачьи злобно щуря глаза. – Я посылала за Вами отнюдь не потому, что соскучилась за Вашими слащавыми речами о «волшебных местах» и «прогулках в подарок». Я посылала за вами для того, чтобы сообщить о вопиющем факте кражи, совершенной в день моих именин в моем собственном особняке с Вашего, между прочим, попустительства! Я требую, чтобы Вы немедленно предприняли все необходимые шаги по поиску пропавшей шкатулки с драгоценностями и поимке гнусного вора, осмелившегося осквернить мой праздник. Иначе господин Шарль и мой дорогой братец, от имени коего он привез этот подарок, могут быть весьма огорчены. Вы меня поняли? Высказавшись столь категоричным образом, воспитанница Дианы де Пуатье резко развернулась на каблуках, намереваясь уходить. Однако, будто спохватившись, обернулась через плечо и добавила, окончательно добивая несчастного юношу: - Потрудитесь заняться исполнением своих прямых обязанностей. После того, как гости разойдутся, я буду ждать Вас в кабинете с докладом. Вы можете быть свободны!
Амори де Ноэ: «Значит, Шарль...» - Растерянно подумал Амори, чувствуя, как внутри что-то сжимается в холодный и склизкий комок, а потом обрастает огромными острыми шипами, которые впиваются в грудную клетку, легкие и гортань, заставляя испытывать поистине адские мучения. Нет, он прекрасно понимал, что не может рассчитывать даже на толику благосклонного внимания герцогини, но жестокость… Такой жестокости за этой мудрой, справедливой и всегда сдержанной женщиной он прежде не замечал. Что это – дурное настроение, влияние свитского герцога Анжуйского или ярость от потери столь дорогого сердцу подарка от сводного братца? Несчастный де Ноэ терялся в догадках, провожая взглядом побитой собачонки стремительно уходящую госпожу д’Этамп. Он стоял, не в силах пошевелиться. Не в состоянии хотя бы раскрыть рот и сказать мадам де Шательро несколько слов в свою защиту. Да черт с ним – с сюрпризом и трогательной прогулкой к озеру! – признаться, что шкатулка была им давно найдена и возвращена законной владелице. Было больно. Больно и очень зябко – так, будто его только что окатили ушатом ледяной воды. Так бы, наверное, бесславно и закончилась эта история о простом провинциальном юноше, к которому благоволила Фортуна, но от которого отвернулась Афродита, если бы бесцельно блуждающие глаза гасконца не остановились на миг на фигуре и лице господина де Бальзака – того самого, с коим ему не посчастливилось столкнуться во время памятного преследования воровки. Зло сощурившись и как следует вглядевшись в этого лощеного франта, держащегося с самоуверенностью и непринужденностью истинного придворного и покорителя женских сердец, молодой человек увидел (а может быть придумал) наглую ухмылку на его красивых губах. Ухмылку, которая оскорбляла бедного, посрамленного и униженного начальника личной охраны сводной сестры короля. И тогда в душе парня разорвался огненный снаряд. Искры от этого взрыва вспыхнули едва сдерживаемым бешенством во взгляде, растеклись расплавленной лавой по венам, отравляя разум, лишая воли рассудок и толкая к самому краю пропасти, и так оказавшейся слишком близко к ногам юного графа. Стоит сделать всего лишь один неверный шаг, и вот оно –небытие. Бездна, наполненная мраком, пронизывающим до костей холодом и пустотой. Амори был чересчур несдержан, неопытен и много еще что «не…», иначе никогда не рискнул бы сделать то, что сделал. Оглядевшись и удостоверившись, что никто на него не смотрит, он составил из пальцев правой руки крайне фривольную и неприличную композицию, которую и продемонстрировал д’Антраге в надежде на то, что тот также не глядит в его сторону, а ему самому от этой детской пакости полегчает хотя бы немного.
Шарль д'Антрагэ: Граф де Гравиль не заметил жеста, направленного в его сторону начальником охраны госпожи де Шательро. Он был увлечен делом более важным и интересным – беседовал с двумя молодыми вдовушками, с коими имел честь быть знакомым с прошлого года. И выбор его метался между вдовой графа N и супругой ныне покойного барона L, успевая бросать внимательные взгляды на хозяйку дома. Одна была довольно богата, получив после смерти муженька довольно приличное наследство, зато другая была чудо как хороша собой. На девиц на выданье Шарль предпочитал особо не заглядываться, ибо дело это хлопотное, и последствия подобных ухаживаний могут быть разными. В конце званого ужина, свитский герцога Анжуйского умудрился назначить свидания обеим своим собеседницам по своему окончательному возвращению в Париж из Шенонсо. Он уже собрался было покинуть празднество (гости уже вовсю расходились и остались лишь самые стойкие и любопытные до сплетен), но, подходя к дверям, заметил господина де Ное. А заметив, вспомнил, что собирался преподать этому гасконцу небольшой урок. - На пару слов, сударь, - негромко сказал он Амори, вполне дружелюбно ему улыбнувшись и еще более дружелюбно увлекая его за собой в сад. - Так что вы там говорили насчет моей памяти, милейший? – когда молодые люди оказались одни под светом луны и благоухании июльского сада, Антрагэ вытащил шпагу из ножен, и любезно поклонился своему спутнику, бросив свой плащ на цветущий куст жасмина. - Как видите, я не жалуюсь ни на слух, ни на память, месье де Ное, и предлагаю вам подкрепить свои доводы делом. Я же, в свою очередь, постараюсь все же набиться вам в учителя и популярно объяснить, что люди принца, прежде всего, чтут женщин, оставляя сутягам и судьям их хлеб. Для вызова на дуэль не нужно было много поводов, и Бальзак-младший проявил удивительную тактичность, решив не портить дракой праздник сестры короля и своего господина. Однако, праздник заканчивался, и было самое время для сатисфакции.
Амори де Ноэ: Вечер для несчастного Амори прошел, как в тумане. Он неоднократно пытался поймать взгляд разгневанной госпожи д’Этамп… Надеялся все объяснить и на деле доказать, что ей не в чем упрекнуть своего начальника охраны. Однако раз за разом прекрасная Диана отворачивалась и отходила в самый дальний угол – к гостям. Сначала юноша смотрел в гордо выпрямленную спину своей хозяйки требовательно и обвиняюще, затем – жалобно и с мольбой, а под конец – устало и практически безразлично. Он испытывал едва ли не физическую боль от несправедливо нанесенной обиды. Единственное, что радовало и утешало израненную душу гасконца, так это тот несомненный и неопровержимый факт, что за все оставшиеся часы мадам де Шательро перекинулась всего лишь парой-тройкой фраз с самоуверенным и смазливым месье де Бальзаком, который вполне успешно заменил одну герцогиню двумя какими-то развеселыми дамами, не без видимого удовольствия скрашивавшими его мнимое одиночество. И потому внезапное вторжение господина д’Антраге в мрачное оцепенение де Ноэ прошло по началу почти незамеченным. Он легко позволил себя увлечь в сад, где намерения графа сделались очевидными. Сказать, что юноша был удивлен – значит, погрешить против истины. Чего-то подобного он подсознательно и ожидал от этого лощеного франта. Анжуец как раз соответствовал всем тем не слишком приглядным (с точки зрения парня) описаниям придворных короля и его брата, которые ему доводилось слышать раньше и особенно теперь. Так что в тот момент, когда граф де Гравиль заговорил, провинциальный дворянчик с горячей испанской кровью в жилах уже предвкушал скорое отмщение за все пережитые сегодня унижения, горечь и разочарования. - Вижу, что Вы и впрямь не страдаете еще старческими болезнями. – Нахально заявил Амори,откидывая со лба темную прядь и картинным жестом опуская кисть на эфес шпаги. – Впрочем, Ваш благой порыв, должен огорчить, пропадет в туне, ибо мне не нужны учителя. Если изволите заметить, я давно вырос из того возраста, когда Вы могли бы меня хоть чему-нибудь научить. – Гордо расправляя плечи, добавил юный граф. – Кстати, хороший слух – это не то качество, о котором стоило бы лишний раз упоминать. Здесь всякому известно, чем так любят промышлять обитатели Лувра. И каждый мальчишка поведает Вам историю о том, что стены замка похожи на головку сыра, изъеденную такими вот охотниками до чужих тайн. Сняв перчатки, молодой человек, рисуясь, швырнул их под ноги гостю. Вынул из ножен шпагу и, отойдя на несколько шагов, встал в позицию, изготовившись к драке. Сердце его пело от радости снова оказаться в знакомой и любимой стихии. Каждая мышца звенела от напряжения и рвалась в бой… В танец… За спиной вырастали крылья. «Я буду драться за нее… Ради нее… Я убью этого анжуйского прихвостня! Во имя ее…» - Мельтешили в голове разноцветными бабочками веселые и шальные мысли. - Защищайтесь, сударь! – Не выдержав, воскликнул де Ноэ и угрожающе повел своим остро отточенным оружием, не спеша, однако, нападать первым.
Шарль д'Антрагэ: Гнев плохой советчик, а ярость плохая подруга, когда речь идет о поединке. Граф де Гравиль всегда спокойно относился к дуэлям, к своим и к чужим. Он не был столь задирист, как Бюсси, но и от обидчиков своих не бегал, заставляя их отвечать за нанесенные оскорбления ранами. А иногда и жизнью. Будучи одним из лучших фехтовальщиков при дворе, он выходил на поединки без внутреннего трепета, так было и сейчас. Ему, собственно, было наплевать на этого дворянчика, пригревшегося у юбки Дианы де Шательро, а потому не тратя лишних слов, и не заставляя себя просить дважды, Антрагэ начал нападать. Закончилось все быстрее, чем предполагалось. Графу де Ное и в бою помешала его горячность, потому Шарль без труда воспользовался всеми его ошибками и нанес ему три удара, один за другим. В плечо, в бедро и в бок. Уколы были не страшными, болезненными и обидными, но за жизнь капитана охраны сестры короля можно было не опасаться. - Пожалуй, на сегодня хватит, - удовлетворенно проговорил анжуец, оглядывая плоды своих трудов. – Как видите, сударь, мне есть чему вас поучить. А насчет Лувра… - Бальзак-младший усмехнулся, глядя чистым и невинным взором в глаза своего противника, - я, возможно, даже соглашусь с вами. Только, хочу заметить, я не отношусь к его обитателям, как вы изволили выразиться. У меня есть свой дом в Париже, так что когда вам понадобиться новый урок, вы вполне можете меня найти там. Всех благ, месье. Вытерев шпагу о траву, свитский герцога Анжуйского поклонился Амори, истекающему кровью, аккуратно снял свой плащ с жасмина, и поспешил покинуть дом супруги Франсуа де Монморанси через калитку в саду. Проходя мимо парадного крыльца, он подошел к одному из слуг и сказал, что человеку в саду герцогини срочно требуется лекарь. Таким образом, раздав все долги и исполнив все задуманное, граф де Гравиль выдвинулся домой, по дороге насвистывая веселый мотивчик. Вечер удался на славу.
Амори де Ноэ: Возможно, не будь Амори столь горяч и несдержан, исход схватки мог бы оказаться иным. Однако самоуверенность – этот бич юности – и неконтролируемая ярость – этот порок всех безрассудно храбрых – сыграли с молодым человеком злую шутку. Он даже не успел толком почувствовать вкус боя, насладиться свободой летящих движений, всегда доставлявших ему особый род наслаждения. Все произошло стремительно и потому вдвойне обидно. Мгновение – и рука начинает неметь. Еще одно – и рубашка становится липкой и мокрой на боку. Но упрямство и злость не позволяют остановиться, не дают опомниться и признать свое поражение. Выпад следует за выпадом, а звон стали сливается в сладкую музыку, которая начинает медленно плыть, смазываясь и отдаляясь. Последнее, что де Ноэ успел почувствовать перед тем, как лишиться чувств – болезненный укол в бедро и тонкую струйку крови, устремившуюся в его сапог. Он не слышал ни язвительных слов господина де Бальзака, ни его удаляющихся шагов. Шагов победителя. И уж, конечно, ему не дано было знать, что господин д’Антраге позаботился о том, чтобы его противнику своевременно оказали помощь. Юный граф провалился в бездонную черноту – туда, где нет ничего: ни июльского зноя, ни радости, ни горя, ни боли, ни надежд. И, наверное, так было правильней, иначе горечь от осознания собственной беспомощности и своего позорного проигрыша доставили бы юному гордецу куда больше страданий, чем физические муки. Впрочем, обморок продлился недолго. Из блаженного забытья гасконца вывели громкие голоса, яркий свет факелов, озаривших дорожку сада, на которой и случилась эта внезапная дуэль, а также чьи-то прохладные пальцы, нежно коснувшиеся пылающего лба и бережно убравшие с него влажную прядь темных волос.* Не открывая глаз и наслаждаясь этим сказочным ощущением, парень едва слышно прошептал, ничуть не сомневаясь в том, кто проявил такую заботу: - Ваша светлость… Простите, что я вовремя не явился с докладом… Но я… Нашел Ваш подарок… *Согласовано с Дианой д’Этамп
Диана д'Этамп: Диана медленно шла через пустеющие комнаты особняка. За окнами уже во всю хозяйничала теплая июльская ночь. Она никогда не любила это время – время расставания со сказкой. Еще минуту назад дом был наполнен голосами, смехом и звоном бокалов, а теперь тишина обволакивает каждый его уголок – неотвратимо и безысходно. Печально оплывают свечи в массивных бронзовых канделябрах и даже зеркала, еще так недавно отражавшие сверкающие глаза прекрасных дам и восторженные лица кавалеров, как будто потускнели. Вяло обвисли тяжелые портьеры – ласковый ветерок больше не треплет их позолоченные кисти; одно за одним гаснут янтарные окна, словно бы закрываются желтые глаза ночного хищника, уставшего и насытившегося. На душе у мадам де Шательро воцарились пустота и грусть. Даже воспоминания об утраченном подарке от принца перестали раздражать и волновать. А обида и злость на беднягу Амори вовсе испарились. «Несчастный юноша…» - С раскаянием думала она, спускаясь по мраморной лестнице, устланной алым ковром, невесомо касаясь кончиками пальцев отполированного дерева изящно выгнутых перил. – «Он так юн… Так неопытен и романтичен. Ему простительно стремление ко всему прекрасному. А я… Как же я неправа! Нужно немедленно помириться с ним… Он добрый молодой человек, и сумеет понять и простить мою дурацкую вспышку». Приняв решение, герцогиня ускорила шаги и буквально выпорхнула в просторный холл, куда в тот же миг со двора вбежал перепуганный слуга с искаженным от ужаса бледным лицом. Сердце сводной сестры короля затрепетало. Все ее существо пронзило болезненно-острое осознание произошедшей беды. Стремительно подойдя к затравленно озиравшемуся лакею, она дрогнувшим голосом спросила: - В чем дело? На Вас лица нет. Объяснитесь! - Простите… Хозяйка! Ради всего святого, простите… - Залепетал тот, жалобно кривя губы и позорно отводя взгляд, никак не решаясь признаться в том, какая неприятность постигла их благопристойную усадьбу. - Прекратите дрожать, как осиновый лист! – Сорвалась на крик не на шутку встревоженная госпожа Монморанси. – Возьмите себя в руки и доложите, что заставило Вас явиться передо мной в столь неподобающем виде? Строгий тон и всегдашняя точность формулировок супруги маршала отрезвили слугу. Он моментально прекратил трястись и, крепко сжав зубы, лаконично и по-деловому поведал о дуэли между начальником личной охраны внебрачной дочери Генриха II и графом де Гравилем. Однако о ее результатах он рассказать не успел – женским чутьем она поняла все сама. Не дослушав, выскочила во двор, а оттуда, сломя голову, ринулась в сад, впрочем, на бегу успев отдать несколько самых необходимых распоряжений: доставить лекаря, нагреть воды и принести чистых полотенец. Ее звонкий голосок затих под кронами деревьев, когда воспитанница Дианы де Пуатье наткнулась на место, где произошла схватка. Граф де Ноэ, залитый кровью, бездыханным лежал посреди садовой дорожки. Лицо его было белым, будто мел; черты заострились, а под глазами залегли синие тени. Кусая губы и с трудом сдерживая слезы, женщина опустилась на колени возле раненого, не щадя своего роскошного праздничного наряда. Бережно провела рукой по лбу юноши, убирая выбившуюся прядь темных волос. Ощутила, что кожа теплая, значит, он жив… Склонилась ниже, чтобы услышать неровное, хриплое дыхание… Но вместо этого услышала его слова. И эти слова были о том проклятом подарке! - Милый мой, да забудьте Вы об этих нелепых безделушках! - Укоризненно и вместе с тем с нежностью сказала ее светлость, осторожно касаясь щеки гасконца. – Разве могут даже самые прекрасные драгоценности стоить человеческой жизни? Конечно, нет. Простите меня, пожалуйста. Простите! Это я во всем виновата… С твердой уверенностью дамы - красивой и привыкшей всегда одерживать победы над мужскими сердцами – мадам д’Этамп приняла состоявшийся поединок на свой счет. И по большому счету не особо ошиблась. Столь долго сдерживаемые слезы наконец-то прорвали брешь в могучей обороне самообладания герцогини, и она заплакала, ничуть не стесняясь проявляемых чувств. Подоспевшая челядь, видя, что расчувствовавшаяся хозяйка явно не в состоянии сейчас руководить их дальнейшими действиями, самостоятельно и весьма слажено взялась за дело. Раненого графа со всеми возможными предосторожностями переложили на носилки, и одна из хорошеньких служаночек уже поспешила срезать рубашку страдальца, чтобы обнажить не слишком глубокие, но крайне малоприятные раны на плече и боку. Ревниво отметив в ее бесстыжих глазках отнюдь не только сострадание к болящему, жена экс-губернатора Парижа поспешила отогнать нахальную девицу от своего благородного охранника. - Отойдите, милочка. Я сама!
Амори де Ноэ: Амори мужественно выдержал неприятную процедуру по перемещению своего израненного тела с прохладной земли на довольно жесткие и неудобные носилки. От большой потери крови голова сильно закружилась и его затошнило. Зажмурив глаза и стиснув зубы, он перетерпел этот приступ слабости, не издав ни единого звука. Утешало и радовало только то, что госпожа д’Этамп не уходила, и ее нежный голос звучал, словно музыка, произнося такие простые и вместе с тем такие важные для него слова. - Простить? – Закашлявшись, хрипло переспросил парень, распахивая ресницы и устремляя недоуменный серый взгляд на свою хозяйку. – За что? Вы ни в чем не виноваты. Зато моя вина очевидна и доказана. Сам же я за нее и поплатился. Позвольте мне немедленно исправить свои ошибки. Я готов показать Вам, где находятся украденные драгоценности. Услышав сдавленные рыдания и почувствовав, как нечто теплое и мокрое упало на расслабленно свисающую с носилок руку, де Ноэ резко попытался подняться, но острая боль, пронзившая бок и бедро, заставили его со стоном упасть обратно. И все же, превозмогая физические мучения, юный граф приподнялся на локте и, увидев, что герцогиня плачет, ничуть не скрывая своих слез, с неожиданным трепетом и проникновенной ласковостью в голосе проговорил: - Мадам, произошедшее не стоит ни единой слезинки, выкатившейся из Ваших прекрасных глаз! Умоляю Вас, не плачьте. Иначе я и впрямь буду вынужден умереть, даже несмотря на то, что мне этого очень не хочется, чтобы хоть как-нибудь оправдать Ваши слезы… Ну же, улыбнитесь. Ваша улыбка, словно солнышко, освещает этот мир и делает его лучше. А без нее становится мрачно и холодно… Юноша безропотно подчинился, когда одна из служанок взялась срезать его пропитавшуюся кровью рубашку. Он устроился поудобнее и постарался не шевелиться. По всей видимости, начинался жар, поскольку прохладные прикосновения лезвия ножа заставляли его морщиться и вздрагивать, как от холода. Однако, услышав слова ее светлости, Амори ушам своим не поверил: достоин ли он того, чтобы эта женщина самолично за ним ухаживала? Марала руки его кровью… В эту минуту он даже не подумал о том, сколько необычайно сладостных и вместе с тем мучительных моментов ему предстоит пережить, когда ее тоненькие пальчики коснуться его груди и бестрепетно ощупают раненое плечо, проверяя целостность костей. - Ну что Вы, герцогиня… Право, не стоит. Это не раны, так – пустяки. – Успел сказать он прежде, чем она прикоснулась к обнаженной коже и по его телу сладкой судорогой прокатилась горячая волна истомы.
Fatalité: Ночной воздух июля был наполнен ароматами жасмина, лилий, влажной травы, но к ним еще примешивались запах крови и неуловимый для обоняния флер еще только зарождавшихся чувств герцогини де Шательро к начальнику своей охраны. Юношу занесли в дом, был приглашен лекарь, но Диана д’Этапм не оставляла ни на мгновение Амори де Ное, с трепетом ожидая вердикта медика. Раны оказались более кровоточивыми, чем опасными, хотя, не подоспей помощь вовремя, молодой человек мог просто истечь кровью. Но все обошлось. Суета поднятая этим происшествием улеглась только к утру, перешептываясь слуги отмечали, что им будет что порассказать своим приятелям и приятельницам о прошедшем празднике в доме сестры короля. А утром, когда солнечные лучи ласковыми зайчиками стали прыгать по крышам домов Парижа, один из них, забравшись в дупло могучего дерева в одном из садов, внезапно отразился ярко красным светом, удивительным, ярким бликом, озарившим густую листву поблизости. Но вскоре солнце поднялось чуть выше и все исчезло. Эпизод завершен
полная версия страницы