Форум » Игровой архив » Битый небитого везет » Ответить

Битый небитого везет

Луи де Бюсси: 22 марта 1575 года. Франция, Париж, Лувр. После полудня. Сразу после эпизода "Дружба по расчету"

Ответов - 15

Луи де Бюсси: Задержавшись в одном из коридоров Лувра, встретив там одно знакомое девичье лицо, а конкретно лицо Жийоны де Ториньи, дочери маршала Франции, Бюсси пропустил герцога Анжуйского вперед, грудью на амбразуру, то есть под очи ясные своего брата Генриха. Извиняться за то, что он немного отстанет, графу долго не пришлось. Для Франсуа не было секретом, что его фаворит и правая рука являлся большим поклонником красоты Жемчужины Франции. А сам Клермон притормозил намеренно. Явно демонстрируя все еще интерес к королеве Наваррской перед своим господином, Луи начал нашептывать на ушко камеристке слова полные восхищения, должные ей передать своей прекрасной королеве, которую д'Амбуаз сердечно уважал и пред умом которой искренне преклонялся. Анжу с пониманием хлопнул своего свитского по плечу и отправился скандалить с королем. Как и обещал.* Уже подходя к приемной государя Франции, Бюсси слышал громыхающие голоса братьев Валуа. «Что ж, - подумал он, - сегодня Монсеньор явно в форме». На мгновение дворянин остановился у занавеси, отделяющей приемную короля, от коридора, в котором стояли швейцарцы, прислушиваясь к тому, что было слышно и без усилий. Подмигнув воякам, несущим службу, Клермон сделал шаг вперед, не подумав о том, что за тяжелой портьерой может кто-то стоять, ткнул нечаянно неизвестного в плечо рукой, за что и был немедленно наказан, наткнувшись раненым боком на острый локоть этого же господина. - Оооооо.. – невольно сорвался стон с уст анжуйца, зажмурившегося от резкой боли, растекающийся плавленым железом по крови от раны, нанесенной давеча господином де Леви. Оставалось молиться, чтобы шов не разошелся и старания Реми не пошли прахом, а появление перед Генрихом Валуа не выглядело жалким. Он уже собрался разразиться дюжиной ругательств, но явственно услышал «Ааааа…», страдания в котором было ничуть не меньше, чем в возгласе самого Бюсси. Решив, что это чья-то насмешка, граф в раздражении одернул портьеру.** *согласовано с герцогом Анжуйским **согласовано

Луи де Можирон: Толчок в плечо прилетел неизвестно откуда, и жгучая боль потекла в локоть и в шею. Тот, кто стоял по другую сторону занавеси умудрился угодить прямо в рану, полученную в приснопамятной засаде, из-за которой сейчас братья Валуа орали друг на друга, не жалея глоток. «Аааа» сорвалось с губ заслушавшегося маркиза, готового в любой момент придти на помощь государю, вовсе не в намеренье передразнить того, кто по другою сторону от занавеси простонал «Оооо». Было действительно больно. Хотя Мирон и изводил на королевского любимца все свои лучшие снадобья, но свойствами «живой» воды они не обладали. Укол Бюсси нанес Можирону мастерский, острие шпаги прошло насквозь плоти, шаркнув по кости. - Дьявол вас побери, сударь! – успел воскликнуть схватившийся за плечо юноша, увидев сначала мужские сапоги из-под занавеси, а потом и столкнувшись взглядом ни с кем иным, как с Луи де Клермоном. Лицо графа было искажено гневом, он держался за бок, куда, как помнилось Людовику, Келюс ему нанес тоже преотличный удар; глаза маркиза полыхали яростью, он пальцами вцепился за ноющий локоть. В первое мгновение фаворит государя не поверил своим глазам, удивление вытеснило все другие чувства. - Господин де Бюсси, вас ли я вижу? - несмотря на недоумение, вызванное тем, что ожидалось, что Жак уложил анжуйца в постель минимум на неделю, а не прошло и пары дней, как синьор де Сен-Сафорин видит его воочию, воспитание и манеры придворного заставили учтиво кивнуть д'Ампуи виновнику своей раны. - Скажу по чести, я поражен столь скорой встрече, хоть и весьма рад ей. Рад, потому что она сулит нам продолжение прошлой, не так ли? - он все еще держался за плечо. Неожиданно Можиро понял всю комичность сцены, которую являли собой они с д'Амбуазом. Смех заклокотал в груди молодого человека, вырываясь тихо наружу. – Боюсь наш с вами обмен любезностями, граф, в одну из ночей, вызвал другую, куда более пылкую беседу, - мотнул головой свитский монарха в сторону двери, за которой шел разговор на повышенных тонах. Смысла затевать ссору с приближенным Франсуа в приемной Генриха не было никакого, тем более, что у обоих дворян не было никаких иллюзий насчет того, как они друг к другу относятся. Жалить же друг друга словами было ни к чему, поскольку раны телесные еще явным образом досаждали обоим участникам стычки на улочке Сен-Антуан.

Henri de Valois: Генрих редко повышал голос, считая подобное проявлением слабости. Королю ни к чему показывать, что он так же подвержен страхам и гневу, как и самый последний его поданный. Но… вот именно. Но. Анри стоял напротив брата, и глаза его сверкали яростью. Если бы это была дуэль между кем-то другим, а не между его друзьями и Бюсси, король сохранил бы спокойствие и беспристрастность. А так же, если бы Луи не был ранен в этой стычке (не говоря уже о пострадавшем самолюбии тех молодых людей). И если бы Франсуа не стоял тут с таким видом, словно это его личная победа, жалкий трус, ни разу не нашедший в себе храбрости скрестить с братом шпаги в фехтовальной зале и прячущийся за спину Клермона. Монсеньор говорил и говорил, наконец, чтобы остановить этот поток обвинительного красноречия, королю пришлось прикрикнуть на него. - Довольно, брат мой! Замолчите! Вы наговорили мне тут достаточно, - в голосе Его величества явственно были слышны громовые раскаты, и слышны были, наверняка, далеко за пределами его приемной. – Весьма похвально, что вы так обеспокоены торжеством справедливости, хотя раньше я не замечал за вами такой чрезвычайной щепетильности. Мне непонятно только одно, с каких это пор граф де Бюсси нуждается в заступниках? Если у него есть жалобы на моих дворян, то почему я не вижу его перед собой? Вы заделались судейским, братец, и передаете теперь чужие ходатайства? В сильнейшем раздражении Генрих воззрился на герцога Анжуйского. Его фавориты уже получили хорошую выволочку, но признавать их виновными в чем-то король отказывался. Это был поединок, а не засада, не нападение из-за спины. И, если уж на то пошло, Луи де Клермон, граф де Бюсси, вовсе не был похож на безвинного агнца, кротко идущего на заклание.


Франсуа де Валуа: Франсуа наслаждался каждым мгновением этой ссоры. Наслаждался очевидной досадой Генриха. И уж конечно, не собирался так быстро заканчивать разговор, приносивший столько удовольствия. «Дай бог вам здоровья, граф де Бюсси, удружили, так удружили». Выпятив грудь и выставив вперед ногу, Монсеньор только презрительно дернул плечом на замечание брата. Весь его вид, от шляпы с пером до каблуков сапог, выражал непримиримость и несогласие с королем. Скажи сейчас Генрих, что солнце встает на востоке, а Его святейшество непогрешим, Франсуа возразил бы и против этого. - Граф слишком благороден и храбр, чтобы жаловаться на кого-то! Но если вы считаете, что я не могу ходатайствовать за своего дворянина, служащего мне верой и правдой… Монсеньор сделал паузу, давая брату прочувствовать весь яд сказанного. Да, Бюсси – его человек, а не человек короля, он служит герцогу Анжуйскому, а не королю Франции, и это его, графа де Бюсси выбор, с которым вы, братец, ничего поделать не можете! - Так вот, если вы действительно так считаете, то извольте. Я готов принести жалобу от своего имени, Ваше величество. У меня есть такое право, я надеюсь? Темная бровь принца взлетела вверх, словно бы он не до конца был уверен в этом своем праве, и испрашивал подтверждения у короля. На самом же деле Франсуа медлил, смаковал каждое мгновение этого разговора как изысканное вино. Глаза его блестели зло и торжествующе. «Посмотрим, драгоценный братец, как вы будете выгораживать своих любимчиков». Любопытно, рассказали ли господа миньоны Его величеству, как встретили принца ночью, как угрожали ему? Отчего-то Франсуа казалось, что вряд ли. А вот он вполне готов был положить на стол эту карту, и все ради удовольствия доставить королю еще несколько пренеприятнейших минут.

Henri de Valois: Ну вот, мы, наконец, и добрались до сути дела! Генрих вынужден был отвернуться, чтобы скрыть сардоническую улыбку. Кто бы сомневался, что все речи о справедливости, а так же имя Бюсси, которое Фансуа вставлял в разговор с братом чаще, чем монах имя Пречистой в молитву, служат только прелюдией. Герцога Анжуйского всегда беспокоило благополучие только одного человека. Его собственное. О встрече Монсеньора с миньонами Анри знал, Людовик честно рассказал обо всем, за что король был очень благодарен своему любимому. Потому что либо он очень сильно ошибался в своем младшем брате, либо тот сейчас постарается вытянуть на свет эту историю. - Конечно, Ваше высочество, - как можно серьезнее произнес король. – Вы мой брат, вы первый принц крови и ваши жалобы я должен выслушивать со всем вниманием. Там, где простые дворяне могут искать удовлетворение при помощи своих шпаг и храбрости, нам остается только помнить о величии своего положения и вести себя соответственно. Не так ли? Генрих щедро поливал медом ломоть пирога, который намеревался скормить брату, и все для того, чтобы тот не сразу почувствовал, что начинка ему не по зубам. Темные глаза короля блестели насмешкой, но лицо было серьезным, а голос рассудительным. - Да, если уж мы заговорили о вас, то ответьте мне, брат мой, на вопрос. Позволительно ли принцу крови ходить ночами в сопровождении только одного слуги? Является ли это совместимым с его достоинством второго дворянина Франции? Знаете, кто ведет себя подобным образом, Франсуа? Заговорщики, - голос Его величества снова набрал опасную силу. - И если бы я узнал, что мой брат, герцог Анжуйский ведет себя подобным образом, я вынужден был бы задать себе вопрос: что от меня скрывают? Это была угроза, угроза скрытая, но Анри знал, что его братец мастер читать между строк.

Франсуа де Валуа: Тут бы Франсуа замолчать и отступить, все же умение вовремя закрыть рот – очень важное умение для брата короля, но разочарование, вкупе с тем, что Луи де Крермон был где-то неподалеку, а разочаровывать своего придворного принц не хотел. Нет, только не сейчас, когда граф доставил ему удовольствие, проучив королевских фаворитов, этих дерзких мальчишек, и согласился оказать еще одну услугу, не менее ценную – помочь в охоте на нежную лань по имени Диана. - Что я слышу, Ваше величество, - воскликнул он, побледнев от гнева, разочарования (кто бы мог подумать, что король знает об этой маленькой истории) и угроз Генриха. – Сир, вы не спрашиваете мня, как все было, вы не думаете о том, что моя жизнь подвергалась опасности. Наконец, вы не думаете о моей чести, чести принца дома Валуа, вашего единственного брата! Вы сыплете угрозами! Если бы для полного эффекта требовалось разорвать на груди одежду и посыпать голову пеплом, Франсуа бы это сделал. Жаль, матушка не видит этой сцены! Интересно, что она сказала бы на это? Как всегда, нашла бы оправдание любимому сыну и его миньонам? Мадам Екатерина в этом была просто неподражаема. Монсеньор знал, чувствовал всей кожей, как та ненавидит Людовика де Можирона, отвратившего государя от женщин и супружеского ложа. Но она лицемерно продолжала утверждать, что у короля Генриха нет лучшего друга и более верного подданного, чем маркиз д’Ампуи. - Теперь я знаю, сир, от кого набрались наглости ваши придворные! Подумать только, они осмелились угрожать мне! Мне, наследнику французского престола! А позже они, как свора собак, напали на графа де Бюсси, и это чудо, что благороднейший и храбрейший из дворян остался жив! Я требую суда, я требую, чтобы виновные были наказаны! Я требую справедливости!

Луи де Бюсси: - Ба, господин де Можирон, - протянул Клермон, держась за потревоженную рану и пытаясь понять разошелся шов или нет. Но судя по тому, что рука оставалась сухой, а на камзоле не проступили багряные пятна, все обошлось. Реми будет ворчать не сильно. - Несомненно, сударь, несомненно, - граф с удовольствием согласился с предположением миньона о том, что их начавшаяся однажды в Париже встреча продолжится. – Надеюсь, месье де Келюс и месье де Ногарэ чувствуют себя не менее благополучно, чем вы, и настроены не менее решительно. Д'Ампуи был прав, проявляя видимое дружелюбие, приемная короля – не место для продолжения стычки, а потому и Бюсси поспешил убрать из голоса язвительные ноты и тоже улыбнулся, прислушиваясь к голосам из королевских апартаментов. Принцем сегодня его придворный мог гордиться по праву, тот оправдывал все его надежды, и бушевал от сердца, ссорясь с братом и отстаивая притязания на справедливость. Услышав о том, что свитские Генриха Валуа угрожали Монсеньору, анжуец дернул бровью и вопросительно посмотрел на Можирона. Вот как... Значит, в ту ночь красавцы-миньоны не только напали на слугу герцога, но и успели напугать его самого. Об этом его высочество умолчал сегодня утром, выставляя себя хорошим господином. И это, по-видимому, и послужило истиной причиной того, что Франсуа так нынче спешил в Лувр. Дело было, как обычно, в нем самом. Луи лишь покачал головой, понимающе усмехнувшись. В этом был весь принц. Ничего неожиданного. - Я думаю, маркиз, нам стоит появиться там и внести некоторую ясность в ситуацию, которую с таким упоением разбирают наши сюзерены, вы не находите? Ведь все, что касается нас самих, мы способны решить сами, тогда как у сильных мира сего есть дела и поважнее. Раз герцог счел нужным не довериться Бюсси о своей ночной вылазке, то за нее ему самому предстоит нести ответ перед государем, Клермон не был намерен помогать Монсеньору в том, о чем не должен был иметь понятия и узнал по воле случая. - Если вы не против, сударь, то предлагаю воспользоваться некоторыми привилегиями и войти, - д'Амбуаз мог сделать это и один, его господин был там и ждал его, но, полагал, что появление участников обоих сторон нашумевшего происшествия будет более эффектным.

Луи де Можирон: Людовик усмехнулся, но спорить с Клермоном не стал. В отличие от д’Амбуаза фавориты короля действительно могли появиться перед Его Величеством в любой момент. Свое же подобное право Бюсси потерял, когда стал служить герцогу Анжуйскому. Тем не менее, в спор монарха с братом и правда стоило вмешаться. - Прошу вас, граф,- сделав знак лакею открыть дверь, Можиро галантно пропустил своего собеседника вперед и вошел сразу следом за ним. Первым делом синий взор устремился в глаза Генриха. Судя по тому, насколько они были темны, любимый маркиза был в ярости непритворной. Франсуа же, против своего обыкновения, сегодня не пресмыкался перед повелителем, а выдерживал позу оскорбленного величия. Хотя до величия ему было так же далеко, как стекляшке до бриллианта. - Сир, прошу прощения, что мы осмелились вас потревожить, - Луи поклонился так, что при очень большом желании можно было принять этот поклон, как сделанный обоим братьям, хотя было очевидно, что предназначался он только Александру. – Но, я встретил графа де Бюсси и, памятуя, как вы тревожились о его здоровье, как о здоровье любого верного подданного, - придворный бросил насмешливый взгляд на принца,- поспешил открыть пред ним дверь сюда, дабы унять ваши тревоги и вы воочию могли убедиться в том, что граф находится в здравии и благополучии и не имеет никаких претензий. Засим прошу простить мне это маленькое вторжении и обращении к вам, но, уверяю, оно вызвано было лишь наилучшими побуждениями и стремлением служить Вашему Величеству. Закончив свою небольшую тираду, Можиро еще раз поклонился, уже определенно только государю и, распрямляя спину, озорно подмигнул ему. За годы проведенные вместе, Анри и Луи научились с полуслова понимать друг друга. Маркиз не сомневался, что и сейчас Генрих его услышит правильно.

Henri de Valois: - Вы пока еще не наследник престола, Франсуа, а только младший брат короля, - строго и внушительно произнес Генрих в ответ на прочувствованную тираду герцога Анжуйского. Похоже, тот настолько увлекся представлением (а в том, что все, что происходило сейчас в его приемной, на половину представление, король не сомневался) что перешел все границы. – Будьте благодарны за то, что имеете, ибо, видит бог, это не мало. Анри выполнил все щедрые посулы матери – предоставил в распоряжение Франсуа дворец Сен-Жермен, его именовали Монсеньором и герцогом Анжуйским. Все, кроме главного. Франсуа так и не был провозглашен наследником французского престола и ему не выплачивались причитающиеся доходы с апанажа. Пожалуй, ссора двух братьев переросла бы во что-то большее, терпение Генриха было не безгранично, зато, по-видимому, безграничной была дерзость принца, в кои-то веки получившего возможность показать себя во всем блеске, но в приемной появились маркиз д’Ампуи и граф де Бюсси. Последний, как отметил Его величество, выглядел вполне себе живым. - Рад видеть вас в добром здравии, граф. Его высочество так волновался за ваше самочувствие, что не подумал о своем, - насмешка предназначалась Франсуа, собственно, к Луи де Клермону у короля не было претензий. Его Луи вместе с неугомонным Келюсом и Ногарэ играли в опасную игру, и рана Людовика, как и рана месье де Бюсси, была расплатой за эту игру. Можно было запрещать дуэли, можно было десятками сажать молодых дворян в Бастилию, но они все равно дрались и будут драться по любому мало-мальски весомому поводу. А фаворитов короля повод был весьма весомый. Но все же король счел своим долгом обратиться к обоим участникам той злополучной дуэли, намерено оставляя без внимания своего брата и его требования справедливости. - Господа, меня огорчает, когда самые храбрые мои дворяне проливают кровь друг друга. Видит бог, у Франции достаточно врагов. Ваша неприязнь друг к другу подает дурной пример всему двору, господа. Поэтому я приказываю вам здесь, сейчас, на моих глазах, заключить между собой мир, свидетелем которого станет и герцог Анжуйский.

Франсуа де Валуа: Франсуа с благодарностью посмотрел на вошедшего графа де Бюсси, его появление избавляло принца от необходимости спорить с братом далее, поскольку спор перешел в такую плоскость, где Генрих был заведомо сильнее. Маркизу д’Ампуи достался взгляд, полный глухой, затаенной ненависти. Если бы Луи де Можирон был всего лишь легкомысленным, честолюбивым красавцем, пользующимся слабостью государя… но нет, он готов был защищать Генриха, готов был отдать жизнь ради него, и, Франсуа это чувствовал, готов убить любого, кто причинит вред его обожаемому Анри. Младший брат короля (единственный брат короля – напомнил себе Франсуа), искренне желающий старшему брату всех бед и несчастий, в глубине души опасался этого белокурого юношу, со взглядом проницательным и острым. Сложив руки на груди, с видом сомневающимся и недовольным, Анжу предоставил королю вершить так называемое «правосудие». Слова, слова! Говорить красивые слова Генрих умел, вот только за ними ничего не стояло. Монсеньор не сомневался, что Можирон, Кеюс и Ногарэ отделались, в лучшем случае, мягким упреком за несдержанность. Графа де Бюсси, как он считал, от королевского гнева спасло только то, что нападавших было трое, а он один. Не подвергать же опале Клермона за храбрость и ловкость владения шпагой! Так, пожалуй, и до бунта недалеко, у графа достаточно друзей. И подруг. Франсуа, ухмыльнувшись про себя, подумал о Маргарите. - Я готов быть свидетелем, сир, если графа де Бюсси удовлетворит такой исход дела, - брюзгливо проговорил он, в тайне уже желая, чтобы все это закончилось и закончилось благополучно. Ясно было, что больше, чем он получил, получить уже не удастся, а гневить короля и далее было бы неосторожно. Если уж Генрих заговорил о престолонаследии, то он действительно разгневан. Будь он проклят. И будь проклята матушка. Если бы не ее старания, на троне Франции сидел бы он, Франциск, а Генрих так и прозябал бы в своей северной Полонии.

Луи де Бюсси: - Благодарю за участие, ваше величество, - с поклоном низким и учтивым, но далеким от подобострастия приветствовал Луи де Клермон своего короля. – Мое здоровье действительно благополучно и уверяю вас, государь, то не без молитв Монсеньора о нем. За что я ему бесконечно признателен, - второй поклон в котором даже опытный взор не усмотрел бы и тени бывшей в нем иронии предназначался Франсуа. На самом деле стараний принца в том, чтобы граф получил свою рану, было немало. Ведь это он мечтал о том, чтобы Бюсси преподал урок фаворитам короля, но, справедливости ради стоит отметить, что в этом желание господина и слуги совпали. - И особо мне льстит, хотя и расстраивает, что его высочество не щадит себя, радея за своих приближенных, - Бюсси пришлось приложить некоторые усилия к тому, чтобы подавить непрошенную улыбку. – Но, бог мой, о какой взаимной неприязни говорит ваше величество? Мы с господином д’Ампуи находим общество друг друга весьма приятным и вот только недавно, до того, как предстать тут, говорили о том, как рады видеть друг друга, не так ли, маркиз? В том, что говорил д’Амбуаз не было лжи, но и правда в его словах была весьма кособока. Но разве это имело значение, когда нужно было сыграть свою роль для таких зрителей, как король Франции и его брат. Бюсси бросил на Можирона многозначительный взгляд, призывающий поддержать его в убеждении сильных мира сего в их добром друг к другу отношении. Впрочем, это тоже не было совсем уж ложью. Застарелая вражда между миньонами короля и анжуйцами была вызвана больше политическими подоплеками, чем личной неприязнью молодых людей.

Луи де Можирон: - Вот вам моя рука граф, подчинимся желанию Его Величества, и скрепим рукопожатием обещание, которое мы дали друг другу за порогом этих покоев, - Людовик не хотел огорчать или выставлять в неприглядном свете Анри, капризничая и сопротивляясь его приказу. Тем более, что он видел в решимости де Бюсси отражение своих собственных мыслей и намерений. Сухо, но твердо недавние противники пожали друг другу руки, уславливаясь о новой дуэли, о новом звоне шпаг и новых ранах. Но внешне это выглядело, будто бы перемирие заключено и эти двое более не обнажат больше клинки друг против друга.* - Надеюсь, сир, вы довольны? Ваше высочество? – нацепив привычную маску избалованного мальчишки, Можирон развернулся на каблуках и повернулся спиной к Клермону. Братьям Валуа не стоило знать, какую именно договоренность только что подтвердили их дворяне, а радостное выражение лица могло выдать их. Потому вздернув и смешно морща нос, он уже собрался было проплыть важно мимо монарха и встать привычно за его плечом, но внезапно остановился, словно озаренный какой-то мыслью. - Когда о нас такая забота, то позвольте, Ваше Величество и мне проявить участие о вашем брате. Ночью, в сопровождении одного лютниста, принц крови, ищущий приключений на улицах Парижа, является лакомой добычей, как для простых разбойников, так и для заговорщиков против короны. Смею заметить, что, несмотря на наше настойчивое желание сопроводить Монсеньора в Лувр, где он будет в безопасности, герцог отказался от наших услуг. Людовик зло и уничижительно сверкнул взглядом, посмотрев вполоборота на Анжу. К слуге герцога у него больше не было вопросов, но были к нему самому. - Право же, всем было бы спокойнее, заботься Монсеньор больше о своей жизни и благополучии. *согласовано с Луи де Бюсси

Henri de Valois: Король послал своему любимому улыбку, которая означала что да, он доволен. Легкость, с которой маркиз д’Ампуи и граф де Бюсси пожали друг другу руки, была подозрительна, но Анри решил отложить выяснение причин такого миролюбия до лучших времен. Главное, мир был восстановлен. Наверняка, это было не то, чего желал Франсуа, устраивая в его покоях эту сцену с требованием справедливости. Переведя взгляд на брата, Его величество заметил с обманчивой кротостью: - Вот видите, как сильно вы ошибались, Франсуа, в намерениях моих дворян. Они желали лишь услужить вам. Право, нельзя быть таким подозрительным. Ничто не угрожало вашей жизни и чести… кроме вашей собственной неосторожности. В следующий раз, брат мой, либо озаботьтесь достойным эскортом, пускаясь в приключения, либо сидите дома. Надеюсь, вы удовлетворены? Я выслушал вас и постарался утешить вас, как хороший брат? Едва заметная ирония проскальзывала в голосе Генриха Валуа, едва заметная насмешка во взгляде. Милейший герцог был кем угодно, но не хорошим братом, он скорее назвал бы своим родичем ядовитую змею. Но других ему бог не дал. - Если да, то я вас больше не задерживаю, и вас, граф де Бюсси. Другой, возможно, воспользовался бы случаем, чтобы дать понять задиристому потомку Клермонов, что его упражнения со шпагой и выбор друзей короля в качестве мишени могут стоить ему головы, но не Анри. Он знал, что Людовик будет оскорблен таким вмешательством, знал, что в том, что есть дела чести даже короли подчиняются общим правилам и законам. Генрих невесело усмехнулся, глядя на младшего брата с едва скрытой брезгливостью. И этому волчьему выкормышу служат такие люди, как Луи де Клермон. Что ж, в этом удача Франсуа и ошибка Клермона, потому что принц, в отличие от короля, добра не помнит и с радостью когда-нибудь укусит руку, его защищавшую.

Франсуа де Валуа: Когда король говорит тебе «я вас не задерживаю», приходится подчиняться. Да и сказать Франсуа, по большому счету, было уже нечего. Граф де Бюсси и Луи де Можирон только что не облобызали друг друга в знак искренней братской привязанности, ему мягко попеняли за неосторожность, намекнув на неуместность дальнейших претензий. Господа миньоны, кричавшие «смерть ему» оказались чуть ли не защитниками и благодетелями. - О да, сир, выслушали… и утешили, - Франсуа скривил губы, будто хлебнув уксуса. – От всего сердца благодарю вас за такую заботу. Поклонившись через силу, герцог Анжуйский вышел из приемной короля – только короткий испанский плащ взвился и опал, хлестнув по рукояти шпаги, которую он сжимал с такой силой, будто это было горло ненавистного брата. Окинул злым взглядом придворных, толпящихся у дверей. Те, разумеется, слышали все. Самообладания Монсеньора хватило только на то, чтобы пройти мимо них с гордо поднятой головой. Очень хотелось поинтересоваться у Луи де Клермона, откуда в нем вдруг такое миролюбие, но Франсуа иногда откровенно побаивался своего придворного. Нет, Бюсси слишком ценен, чтобы срывать на нем свою злость. - Как Его величество защищает своих любимцев! Со своей семьей он и вполовину не так внимателен и заботлив, - принц выплевывал слова, как яд, спускаясь по мраморной лестнице. Он и часу тут не останется! Если после всего, что случилось, брат захочет его видеть, значит, ему придется послать за ним во дворец Сен-Жермен. – Ну, ничего, граф, даю вам слово, я это так не оставлю. «Я это так не оставлю», - последнее прибежище тех, кто предпочитает угрозы действиям. Звезды должны сложиться совсем уж по-особому, чтобы такие, как Франсуа де Валуа переходили от угроз и жалоб к действию.

Луи де Бюсси: Усмехнувшись в спину Можирону, Клермон поклонился королю. Кажется он начинал понимать чуть больше, чем раньше. И открытие, сделанное во время маленькой баталии на улочке Сен-Антуан о том, что господа миньоны представляют собой чуть больше, чем ворох модной и надушенной одежды, подтвердилось и сегодня. Этот белокурый юноша весьма удачно разыгрывал из себя не более, чем марионетку короля, хотя, если присмотреться, неизвестно было кто на кого больше влиял в этом тандеме двух мужчин. А присмотреться сегодня была возможность у Бюсси, и он задумчиво следовал за Монсеньором, пропуская мимо ушей его привычные сетования. Бюсси в меру сил и собственных интересов старался угождать принцу, но полностью завладеть помыслами младшего из Валуа еще не удавалось никому, в то время как господин де Можирон гораздо более преуспел в том, деля с государем не только ложе, но и жизнь на двоих. Было ли то искренней сердечной привязанностью маркиза или тонким расчетом – значения не имело. Посмеиваясь над собственными размышлениями, д'Амбуаз уже выходил во двор Лувра, сопровождая его высочество. - Монсеньор, семья от него никуда не денется в то время, как друзья имеют право сменить свои привязанности. Мы с теми, кто нас любит и ценит, - подставив лицо солнечным лучам, Бюсси скептически улыбнулся герцогу, намекая, что и он принадлежит к числу таких людей. - Мне вот по душе ваше доверие, потому я с вами, - не церемонясь особо в словах, бретер натянул перчатки на руки и взял своего коня, подведенного лакеем, под уздцы. - Так что там с намечающейся вылазкой? Какова диспозиция, и есть ли какие подготовительные действия, кроме тех, что вы мне озвучили ранее? Направляясь в дворец Сен-Жермен, герцог Анжуйский и его «правая рука», а ныне поверенный сердечных тайн, обсуждали вполголоса детали предстоящего мероприятия, которое сулило Бюсси встречу с его судьбой. Эпизод завершен



полная версия страницы