Когда не хватает сил выстоять, пусть хватит гордости не покориться

Форум » Игровой архив » Когда не хватает сил выстоять, пусть хватит гордости не покориться » Ответить

Когда не хватает сил выстоять, пусть хватит гордости не покориться

Филибер де Грамон: 26 марта 1576 года, вечер. Франция, Отель-де-Гиз

Ответов - 17, стр: 1 2 All

Филибер де Грамон: Волевой подбородок, уверенный взгляд, дерзкая ухмылка…Одно из старинных зеркал в приёмной короля до мельчайших подробностей передавало черты лица молодого Грамона. Наверное, усталость из-за проведённых нескольких дней в седле давала знать о себе, потому что де Гиш внимательно всматривался в изображение двойника, как будто в его взгляде пытался прочесть прошлое, а, может, и будущее. Когда появилась эта дерзость во взоре? Когда появился этот оскал на лице? Наверное, сам де Гиш не смог бы ответить. Может быть в тот момент, когда он чудом избежал смерти? Или когда предал свою веру? Двойник в зеркале внезапно, как по мановению волшебной палочки, уже улыбался обаятельной улыбкой, а взгляд из цепкого превратился в томный. Молодой граф давно открыл эти способности своей внешности. И умело использовал их. Голос пажа вывел Филибера из задумчивости. Мальчишка протягивал бумаги, скреплённые печатями короля - письмо для герцога де Гиза с приказом держать войска в боевой готовности. За окном сгущались сумерки. Не совсем подходящее время для визитов. Но посланнику короля двери домов открыты в любое время. Аккуратно убрав бумаги во внутренний карман, де Гиш бросил ещё один взгляд на зеркало. Двойник нахально улыбался. Что скрывать, зеркальное «я» молодого графа полностью отражало то, что творилось в его душе. Нет, он ещё не ликовал. Повода к этому ещё не было. Но де Гиш где-то подсознательно понимал, что хотя бы некоторые свои планы, как бы дерзки они не были, ему удастся осуществить. Рукой затянутой в перчатку Грамон поправил складку на плаще. Пусть для этого праздношатающегося пажа всё выглядит естественно. Вряд ли мальчишка пока поймёт, что в зеркале можно не просто банально увидеть отражение своей внешней оболочки, но и заглянуть куда-то более глубоко. Париж медленно погружался в таинственные сумерки. Весенние вечера были темны, а сырость заставляла плотнее кутаться в плащ. Грамон ехал в сторону отеля де Клиссон. Сейчас уже он ни о чём не думал. Вдыхая прохладный весенний воздух, молодой граф совсем забыл про усталость. Нет, он, конечно же, не отказался бы сейчас от хорошего вина и от компании какой-нибудь милой обольстительницы. Но всё это потом, после того, как он выполнит поручение короля. Всё было чётко и размеренно в отеле Клиссон. Ни одного лишнего слова и движения от слуг. Де Гиш шёл по коридору за привратником, слушая, как их шаги гулким эхом отдавались под сводами замка. Через какое-то мгновение Грамон остался один, получив от лакея предложение подождать. Торопиться было некуда. Заметив кресло, которое так и манило на свои подушки, де Гиш, не колеблясь ни минуты, опустился в него. Через какое-то время усталость взяла своё, и молодой граф, уронив голову на грудь, поддался лёгкому забытью.

Катрин де Монпансье: Франсуа Анжуйский бежал из Лувра. Эта новость вначале негласно, по секрету, а потом уже все шире и шире, но тоже тайно, распространялась по Парижу. Генрих Наваррский тоже покинул Париж. Что предпримет теперь Генрих Валуа? Мало кто знал, что принц Анжуйский считает себя королем Франции – Франциском Третьим. Свои волнения герцогиня де Монпансье никому не показывала, и ни с кем не обсуждала, хотя сохранение тайны аббатства Святой Женевьевы ее очень волновало. Но что знает она, то без сомнения знает и Генрих де Гиз, знают и остальные братья. Спрашивать Генриха что он думает по этому поводу Катрин опасалась. Если нужно, то ей скажут. Но жажда новостей все чаще и чаще ее приводила в отель Клиссон, благо ее комнаты всегда были готовы. Сегодня Катрин решила посетить свой отель на тихой и неприметной улочке. Нечего тут сидеть как на иголках, ожидая новостей. Несколько дней дома в тишине ей пойдут на пользу. Отдав распоряжения своей камеристке, Катрин спустилась вниз. Она хотела лично сказать брату, что ненадолго покинет отель де Гиз. Проходя по нижнему этажу, она заметила, что в общей приемной, на одном из кресел расположился молодой дворянин. Судя по его виду, он спал. Катрин даже остановилась, дивясь такой наглости. В Лувре никто не смел позволить себе такой дерзости. Интересно, как отнесется принц Жуанвиль, когда увидит спящего визитера. То, что этот дворянин прибыл к ее брату, у Катрин почти не было сомнений. Можно было, конечно, просто пройти мимо, но ей не хотелось, что бы Генрих, если он спуститься сюда, застал такую картину. И потом, у нее возникла мысль, что, возможно дворянин ранен и потерял сознание. - Спроси у того дворянина нужна ли ему помощь, а потом можешь идти и сказать, что мне нужен портшез и сопровождение, дала она указания своей камеристке. Камеристка герцогини Монпансье, подойдя к дворянину, коснулась его плеча. - Месье, Ее светлость интересуется, нужна ли Вам помощь? Ожидая ответа, Катрин в задумчивости опустилась в другое кресло, стоящее неподалеку.

Филибер де Грамон: Из века в век люди философствовали на тему бытия, придумывая для себя философские понятия, зачастую для того, чтобы прикрывать ими свои грешки, а, бывало, и самые тяжкие пригрешения. Так и понятие «человеческие слабости» появилось неспроста. А ведь именно человеческие слабости иногда вершили историю целой страны, вмешивались в судьбы целых народов. Молодой Грамон был не из той породы людей, которые прячутся за общепринятые понятия. И то, что он уснул в кресле, ожидая герцога Гиза, граф никогда бы не назвал человеческой слабостью. Может быть, это был вызов? Возможно! В приёмной короля де Гиш никогда бы не позволил себе ничего подобного. Но Гиз, хвала Всевышнему, не король, как бы страстно он этого не желал. Сон Грамона был тяжёлый. Да и сном, наверно, это было назвать сложно. Молодой граф на несколько минут провалился в мир грёз и воспоминаний. Как же де Гиш не любил подобные минуты. Именно во сне прошлое всегда напоминало о себе, оживляя в подсознании страшные картины кровавой бойни. Особенно первое время после той проклятой ночи Святого Варфоломея. Молодой граф, бывало, коротал ночные часы, занимаясь чем угодно, но только не поддаваясь сну. Ночные кошмары со временем отпустили его. Но и сейчас, бывало, де Гиш просыпался посреди ночи от ощущения того, что на него опять направлено дуло аркебузы, а он, ощущая каждый удар своего сердца, мысленно прощается с жизнью, понимая, что шансов на спасение практически нет. А кругом кровь, крики отчаяния, боль и…мрак. От прикосновения чей-то руки к его плечу молодой Грамон вздрогнул, как будто аркебуза всё-таки выстрелила и ранила его. Де Гиш резко поднялся на ноги, как будто желая встретить смерть, глядя ей в глаза. Но, заметив даму, которая невозмутимо сидела в кресле, Грамон, возвращаясь к реальности, отвесил ей поклон не лишённый изящества. -Мадам, прошу простить мне мою дерзость! …Филибер де Грамон граф де Гиш к Вашим услугам. Сколько пафоса! Грамон прекрасно знал кто перед ним. Катрин де Монпансье, он не раз встречал её в Лувре. Но это была не та женщина, перед которой он будет рассыпаться в любезностях, всячески пытаясь ей угодить. Хотя взгляд, что скрывать, в то же время против воли графа внимательно изучал женщину. Очень часто о характере человека говорила его внешность. Грамон усмехнулся этой мысли. Его внешность может сказать человеку только то, что выгодно самому графу. Так и в герцогине де Гиш углядел нечто подобное. Внешность не выдавала характера и мыслей хозяйки. Столкнуться с себе подобным, да ещё и с женщиной. Грамон слегка поморщился. С другой стороны, он пришёл сюда к герцогу, а никак не к его сестре.

Катрин де Монпансье: - Вы испугались, - в этой фразе было больше утверждения, чем вопроса. – Прошу простить мою служанку, она лишь по моей просьбе потревожила Вас. Мне показалось, что Вам стало дурно. – По всей видимости, с молодым дворянином было все в порядке, но Катрин мысленно поаплодировала тому анекдоту, над которым можно посмеяться. Граф де Гиш уснул в приемной «короля Парижа». - Узнайте, у себя ли герцог де Гиз, а потом выполните то, о чем я Вас просила ранее. Я пока останусь здесь, - эти слова были адресованы к сопровождающей ее служанке. Девушка, сделав реверанс господам, поспешила исполнить распоряжение своей госпожи. - И в чем же Ваша дерзость, Филибер де Грамон граф де Гиш? – снисходительно спросила Катрин, с интересом разглядывая своего собеседника. Теперь, когда служанка удалилась, она могла позволить себе стать чуть открытей. Де Гиш, она помнила эту фамилию. Еще тогда, когда на свадьбу своего короля в Париж прибыло много протестантских семейств. Граф с отцом и женой был в их числе. Этой семье, одной из немногих, удалось избежать расправы над протестантами. И вот теперь этот наглый дворянин смеет предлагать ей услуги? Ей, дочери Франсуа де Гиза? - Вы, верно, ошиблись, решив предложить свои услуге герцогине де Монпансье, - Катрин назвала свое имя как бы между делом, не вставая в знак приветствия и не делая куртуазных реверансов. – Вы решили предложить свои услуги принцу Жуанвилю и для этого прибыли в Париж из Беарна? Если я не ошибаюсь, то сенешалем именно этой провинции Вы являетесь. Все же правильно она сделала, что задержалась, а не прошла мимо. Что заставляет этих провинциальных дворян съезжаться в Париж? Особенно сейчас, когда провинции вот-вот, обретя своих сюзеренов – короля Наварры и принца Анжуйского заявят о своей значимости. А семья этого дворянина была в свое время очень предана Жанне д`Альбре и ее сыну. Правда в последнее время, после того, как Карл Валуа сохранил семье де Грамон жизнь, граф де Гиш принял католичество и стал искать милостей при дворе короля Франции. Вот уж верно, пес служит тому хозяину, что кормит лучше.

Филибер де Грамон: Пусть сон был тяжёлый, мучительный, наполненный страшными воспоминаниями, но вот пробуждение принесло Грамону только разочарование. Право, наверно, лучше бы он спал. Общество Монпансье совсем не доставляло удовольствия. Когда человек своими повадками, да ещё такими дурными, напоминает тебя самого, столкновение с ним совсем неинтересно. Это то же самое, что корчить рожицы своему отражению в зеркале. Грамона уже раздражал взгляд этой женщины. А раздражение, как всегда бывало, вызывало наружу надменную натуру с элементами жестокости. Вот эта самая жестокость и рождала в голове отвратительные мысли. Что же мадам герцогиня сидит, а не продемонстрирует свою гордыню стоя? Ведь так будет пафоснее! Эффектнее! Ну, конечно же, «дурнушка-хромоножка», как называл сестру герцога Гиза отец Филибера, знает своё уязвимое место, поэтому научилась скрывать свою хромоту. Дурнушка? Де Гиш, не стесняясь, надменным взглядом скользил по молодой женщине. Насчёт дурнушки отец оказался неправ. Де Гиш ухмыльнулся при этой мысли. Монпансье, выпроводив горничную, надменно задавала вопросы. Грамон так крепко стиснул зубы, что скулы на лице отчётливо обозначились. Стянув с правой руки перчатку, де Гиш уверенной походкой, с улыбкой, больше напоминавшей оскал, подошёл к герцогине. -Вы спрашиваете, сударыня, в чём моя дерзость? – Грамон резко завладел рукой герцогини, - Вот в этом, - при этих словах молодой граф приник губами к пальчикам Монпансье. Видит Бог, с каким бы удовольствием Грамон укусил бы эту руку, чтобы выбить спесь из этого надменного существа. Но сила воли и благоразумие удержали графа от дерзкого порыва. Выпустив руку Монпансье, Грамон, как ни в чём не бывало, выпрямился и подошёл к креслу, в котором сидел до этого. А Катрин продолжала чеканить вопросы, которые, как ей казалось, должны были задеть, более того, унизить Грамона. Но Монпансье не на того напала. -Вы ошибаетесь, Ваша Светлость. – Грамон с интересом разглядывал своё изображение в зеркале. - Я прибыл в Париж, чтобы предложить свои услуги, прежде всего, Его Величеству! Нет-нет. Нужно было брать себя в руки. Зеркальное «я» Грамона скалилось, взгляд проникал в душу. Но с женщиной из семейства Гизов нужно играть по другим правилам. Когда Филибер снова посмотрел на герцогиню, его улыбка не могла оставить равнодушной ни одну женщину. Томный взгляд и слова, которые молодой граф как будто специально растягивал, чтобы его речь приятно ласкала слух. -Мадам, простите меня недостойного! Только несколько дней в седле могут оправдать мою оплошность перед Вами. Вы правы, кто я такой, чтобы предлагать свои услуги принцу Жуанвилю и..Вам, Ваша Светлость. Грамон играл. И эта игра доставляла ему удовольствие. Как кот с мышью…Нет! Как чёрный сокол – любимец короля – играл с цаплей. Пусть эта цапля и была лучшей представительницей своего рода!

Катрин де Монпансье: - Напротив, граф, Вы весьма галантны, а не дерзки, - улыбнулась Катрин, когда де Грамон коснулся ее руки. Обычный, ничего не выражающий поцелуй руки, но герцогиня невольно отметила некую резкость его движений, а если внимательнее вглядеться в черты лица графа, то можно было не сомневаться, будь на ее месте мужчина, то он получил бы вызов на дуэль. Но она была женщиной. И она этим пользовалась. Разговор становился все занимательнее. Граф де Гиш, сам того не понимая, сказал ей гораздо больше, чем думал. Или она, терзаемая мыслями, что будет теперь, после побега из Лувра короля Наварры и принца Франсуа, услышала то, что хотела? Провести несколько дней в седле могло заставить только нечто важное. Но что? Графу де Гишу досталась одна из обаятельных улыбок Катрин. - Похоже, Вы действительно устали, граф, как можно так не беречь себя и свою лошадь, сутки проводя в седле! – в ее голосе и взгляде чувствовалось снисхождение. - Вы считаете недостойным служить принцу Жуанвилю, но смеете предлагать услуги королю Франции, месье? Могу ли я предположить, что Вы недостаточно уважительны и почтительны к королю Франции, чей брат сохранил Вам жизнь? Герцогиня не могла не отметить, как изменил свое поведение граф де Гиш. Взгляд из резкого стал томным, речь более плавной. Эта галантная сцена явно разыгрывалась для нее, как того и требовал этикет. Становилось скучно. Когда люди следуют этикету, то они становятся предсказуемы. Это как спросить о погоде и получить ответ, что погода хорошая, и хотя идет дождь, но есть вероятность, что завтра будет солнце. А дождь так освежает листву и прибивает дорожную пыль. Второй вариант ответа, что сегодня солнечный день, но явно не хватает дождя, который подарил бы свежесть природе. - Месье де Грамон, давайте условимся, что я не слышала этих слов. Этими словами Вы при мне только что оскорбили короля Франции. Но Вы ведь совсем не это хотели сказать? – Примирительно, даже можно сказать покровительственно смотрела герцогиня на молодого графа. Она могла бы добавить, что решив предложить услуги Его Величеству, было бы уместнее направиться в Лувр, а не в отель Клиссон. Но кто знает откуда именно прибыл этот дворянин. Судя по его одежде тот действительно много времени провел в седле. Дорожную пыль нетрудно отличить от пыли дворцовых залов. Катрин стала уже поглядывать на дверь во внутренние покои дворца, гадая куда запропастилась ее служанка, посланная узнать дома ли ее брат.

Henri de Guise: Пэр Франции привычно возвращался вечером из Ратуши. Последние полтора месяца там только и говорили, что о войне. Войне с Наваррой, войне с Анжу, войне с Наваррой и Анжу вместе взятыми. Местные хитрецы пробовали узнать у Лоррейна его мнение по этому поводу, но Гиз отвечал всем одинаково – на все воля Божья и короля. Сам он ждал, когда воля эта проявится. Валуа некого было противопоставить против своих родственников, если те объединяться, кроме Лоррейна. И Генрих спокойно ждал, когда монарх признает это. Он не появлялся лишний раз в Лувре, не вызывал о себе лишних пересудов, изо дня в день исполняя свои обязанности пэра и возвращаясь вечерами в Отель-де-Гиз, где его ждала Генриетта де Невер. С ней Анри позволял себе размышлять вслух над политической расстановкой сил во Франции, ей рассказывал о том, что гражданская война, которую, как карту, могут разыграть сыновья Генриха Второго, истощит Францию, но истощив и очистит ее от ереси, о том, что Генрих Наваррский может поддержать Франсуа любыми обещаниями, но если игра сложится не в пользу Монсеньора, то как заяц спрячется в своей норе, в Беарне, оставив своего союзника на растерзание врагам. Молчал он лишь об одном, даже любовнице не доверяя эти свои мысли. О том, что Анжу, почувствовав, что запахнет паленым (а оно запахнет) бросится к нему, к Гизу, за помощью, вспомнив о том, что его с семейством Лоррейн связывают весьма тесные родственные узы. И вот тут Жуанвилю, может статься, придется сделать выбор, на чью сторону встать – монарха правящего или монарха, тайно коронованного в аббатстве Святой Женевьевы. И выбор этот был не столь очевиден, как могло показаться на первый взгляд. Конюший принял лошадь, сопровождающие гизары отправились в свои казармы, дворецкий предоставил доклад, о произошедшем за день в доме. Сестра гостила нынче в Отеле Клиссон, но уже готовилась покинуть его, портшез, ожидающий герцогиню де Монпансье во дворе замка, был тому подтверждением. Прибыл королевский посланец, ожидает в гостиной. Ну вот и настал тот день и час, когда Генриху Третьему понадобился герой Дормана. Де Гиз ускорил шаги, услышав от лакея, кто именно прибыл от короля. Сенешаль провинции Бордо, этот гугенотский выкормыш, чей отец был обласкан Жанной д'Альбре и которого просто пожалел король Карл. Один из недобитышей ночи Святого Варфоломея, который ныне возомнил себя праведным католиком. И именно его Валуа выбрал своим гонцом к сыну Франсуа де Гиза. Анри усмехнулся – в чувстве юмора венценосному тезке было трудно отказать. Но в гостиной он застал не одного графа де Грамон, при виде которого зрачки «короля Парижа» сузились, делая взгляд светлых глаз холодным и колючим, но и свою сестру. - Катрин, - герцог легким поклоном приветствовал герцогиню, - рад видеть сегодня здесь вас. И благодарю, что взяли на себя труд развлечь посыльного его величества, - на суровом лице главы дома появилось подобие улыбки, которая исчезла, стоило ему повернуться к де Гишу. - Сударь, мне доложили, что вы прибыли сюда по распоряжению государя. Вы можете изложить свою миссию, - Генрих надменно повел бровью. Он не оставлял Грамону возможности пожаловаться королю, что его не принял принц Жуанвиль, напротив, даже сестра герцога почтила посланца своим вниманием. Дворецкий, остановившийся у дверей, ждал распоряжений своего господина, но их пока не последовало.

Филибер де Грамон: Становилось скучно. Де Гиш блуждал взглядом по гостиной отеля Клиссон, изредка задерживаясь на предметах меблировки. Катрин де Гиз перестала даже раздражать его. Грамону был интересен тот собеседник, который мог противостоять ему. А герцогиня даже не возмутилась его дерзкой выходкой – пренебрежительным поцелуем руки. Вот если бы она залепила ему пощёчину. Грамон ухмыльнулся. Ну и что такого в том, что она герцогиня. Известно, что выходки кухарки и внешность герцогини только больше разжигают интерес и страсть. Монпансье ещё что-то говорила о короле, о том, что де Гиш оскорбил чем-то государя. Но Грамон даже особо не придал значения её словам, полностью погрузившись в свои мысли. Хотя…Что бы он Филибер де Грамон граф де Гиш мог оскорбить своего государя. Де Гиш уже хотел что-то колкое сказать герцогине, но ответ так и не сорвался с его губ. В комнату вошёл Генрих Гиз. Этот человек как будто вынырнул из ужасного прошлого, оживляя своим присутствием кровавые картины бойни. Де Гиш мгновенно мысленно вернулся на четыре года назад. Да-да…это было в ночь на 24 августа. Де Гиз – сущий дьявол. Одним своим присутствием он оживил картины прошлого. Страшного прошлого. Картины, которые Грамон пытался изо всех сил похоронить в своей памяти. Сердце учащённо забилось, кровь пульсировала в висках. В ушах Грамона опять зазвучал колокол, – условный сигнал –по звуку которого началось массовое истребление гугенотов. Кровавая резня. Вздох больше похожий на хрип раненого животного вырвался из груди Филибера. Он уже отчётливо различал голос отца, который, зажимая раненое плечо, из которого сочилась кровь, что-то говорил ему, но двадцатилетний Филибер никак не мог различить его слов. Грамону показалось, что он даже почувствовал солоноватый запах крови. Появление герцога произвело такое впечатление на графа, что он, окунувшись в воспоминания, не сразу приветствовал его. И только услышав голос хозяина отеля Клиссон, говорившего что-то сестре, де Гиш вернулся из 1572 в 1576 год. С одной из улиц Парижа, название которой молодой Грамон никак не мог припомнить, потому что тогда всё смешалось в сознании двадцатилетнего Филибера, в гостиную отеля Клиссон. Де Гиш изящно поклонился Гизу. Надменный вид принца Жуанвиля сразу бросился в глаза. Конечно, как иначе будет вести себя этот «королёк Парижа». Он же, наверняка, считает его, Грамона, недобитым гугенотским отпрыском. Де Гиш прикусил губу. С другой стороны, какая разница, что думает Гиз. Очень интересно, его самого не мучают ночные кошмары, не слышит ли он в ночи как плачут женщины и дети, не встаёт ли перед его глазами образ адмирала Колиньи? -Ваша Светлость, - заговорил Грамон, когда де Гиз обратился к нему. - Вы прекрасно осведомлены, сударь. Я действительно прибыл к Вам по распоряжению нашего короля! – Грамон сделал ударение на слове король и снова поклонился герцогу. –А моя миссия, Ваша Светлость, заключается лишь в том, чтобы передать Вам вот эти бумаги. – При этих словах де Гиш из внутреннего кармана достал свёрток, скреплённый печатью короля, и подал его принцу Жуанвилю. Миссия действительно на этом была выполнена. Да и сам Грамон уже безумно хотел покинуть отель Клиссон, стены которого, казалось, давили на него. -Ваша Светлость, я больше не имею ничего сообщить Вам. Посему вынужден откланяться. Грамон склонился в почтительном поклоне, что помогло ему скрыть лицо, которое от одного вида Гиза сразу стало обезображено ненавистью к этому человеку.

Катрин де Монпансье: Неизвестно, как долго бы продолжался ее разговор с графом де Гиш, и насколько бы они далеко зашли в обмене шпильками в разговоре, если бы в комнате не появился хозяин дома. Взгляд Катрин сразу потеплел, черты лица приобрели мягкость, она поспешила встать с кресла и поздороваться с братом. - Доброго вечера, Ваша светлость, - герцогиня опустилась в реверансе перед братом. Как же незначительная мелочь может испортить момент встречи. Присутствие тут графа де Грамон помешало ей назвать брата по имени. При посторонних она всегда старалась обращаться по титулу, подчеркивая этим главенство старшего сына Франсуа де Гиза в семье лотарингских дроздов. - Радость от встречи мне омрачает только необходимость покинуть Отель Клиссон. Портшез должно быть готов, как и охрана. Я не хотела уезжать, не попрощавшись с Вами лично, Генрих. – Катрин самой было безмерно приятно слышать свое имя из уст брата, и сердце требовало ответить тем же. Тем более в его доме. Герцогиня Монпансье невольно наблюдала графом де Гишем. Тот, словно витал в облаках. Перед ней, словно был человек-загадка. Обычная маска светской учтивости опять скрыла искренние чувства герцогини, которые, словно лучик из-за туч, мелькнули при появлении брата. - Граф де Гиш оказался весьма учтивым собеседником, - с небольшой долей иронии отозвалась Катрин о своем собеседнике. – Я не знала, что он посыльный Его величества. Граф так любезно предлагал свои услуги, что я уже хотела оказать ему честь, предоставив ему возможность сопровождать мой портшез. Времена сейчас в Париже не спокойные. – На самом деле Катрин вовсе не планировала вначале предлагать графу сопровождать ее. Лишь слова о том, что Грамон является посыльным короля, заставили молодую женщину по-иному оценить услышанное от графа. Уж герцогу де Гизу королевский посланник не сообщит, что заснул в кресле от усталости, потому что накануне провел несколько дней в седле. Что могло случиться в Беарне, или откуда там прибыл этот человек? Герцогине Монпансье казалось, что вот еще чуть-чуть, и она поймет всю цепочку событий. И чисто по-женски дала понять, что она готова оказать внимание графу. Зачем ей это нужно было, Катрин еще не могла сказать даже себе. Герцог де Гиз не просил ее покинуть комнату, поэтому Катрин Монпансье просто отошла в сторону и села в кресло так, что бы ей были видны лицо обоих собеседников. Дворецкий герцога ждал у дверей возможных распоряжений. Дверь на мгновение приоткрылась, показалась головка горничной герцогини, но увидев дворецкого, самого герцога, девушка не посмела войти в комнату. А встретившись взглядом с герцогиней, которая посмотрела в сторону открывающейся двери, девушка поспешила исчезнуть, предпочтя дожидаться свою госпожу за дверью. Доклад графа де Гиша был краток. Герцогиню вовсе не заинтересовали переданные бумаги. Екатерину-Марию все больше интересовал сам Филибер де Грамон. Как бы тот ни скрывал свои эмоции, они неуловимо проскальзывали. Конечно, у этого человека не было причин доброжелательно относиться к потомкам Франсуа де Гиза. Ничего нового со стороны бывшего гугенота она и не ожидала. Но, человек, способный на сильные эмоции, сам способен на многое. Что привело его в Париж именно сейчас? Который раз Катрин мысленно задала себе этот вопрос.

Henri de Guise: - Здесь вам не Лувр, сударь,- тонкие губы герцога дрогнули в усмешке. Каждому было известно, что в королевскую резиденцию пешим мог проникнуть любой проходимец. Правда дойти до покоев государя было делом не столь простым, но при определенных усердии и ловкости вполне возможным, чем и пользовались многие мелкопоместные дворяне еще со времен короля Франциска. Лишь Генрих Третий, придя к власти, ужесточил охрану замка, но не настолько, насколько следовало бы по мнению принца Жуанвиля. Лаконичный и ясный приказ монарха, содержащийся в поданной Грамоном бумаге, о назначении Лоррейна главнокомандующим королевскими войсками и содержании их в боевой готовности, вызвал внутреннее удовлетворение у Его светлости, но мускулы на его лице не дрогнули, сохраняя строгость черт. - Вы знаете, что содержится в этих бумагах, граф? – свернув документ, герцог передал его дворецкому, но приказа отнести его в кабинет, пока не отдал, оставляя стоять в дверях и перегораживать выход так поспешно засобиравшемуся покинуть Отель Клиссон сенешалю Бордо. - Это распоряжение о назначении меня главнокомандующим королевской армией, - не считая нужным дожидаться ответа посыльного, пояснил Гиз ему и сестре. – И вот, прежде чем вы откланяетесь, на правах человека, которому вверено благополучие государства, я спрошу у вас – не желаете ли присоединиться к данной кампании и выступить при необходимости на стороне короля с мечом в руках, разя его недругов, кои, насколько мне помнится, были некогда вашими друзьями? Или… Из вас вышел бы неплохой шпион во вражеском тылу, господин де Гиш, если вы решитесь воспользоваться своими талантами и, во благо государя, - Генрих сделал особое ударение на словах, касающихся короля, - вновь поступитесь убеждениями веры, как некогда это уже делали, ради сохранения собственной жизни. Мало кто при дворе, да и не только, мог похвастаться ростом выше того, которым природа наградила знаменитого полководца, и он умело пользовался этим преимуществом на поле боя, или одаривая собеседников надменными взглядами сверху вниз. Подобного взгляда был удостоен и согнувшийся в поклоне сын Антуана д'Ор. У Лоррейна мелькнула мысль, что, возможно король в знак своей щедрости и милости прислал ему не только бумагу, дающую «королю Парижа» власть большую, чем обладал любой из его подданных, но и подарок в виде головы этого бывшего гугенота. Но, пожалуй, это было бы слишком большой любезностью со стороны Валуа, на кою Гиз не мог позволить себе рассчитывать в полной мере. Однако прыть, с которой Грамон хотел покинуть его дом, откровенно забавляла. - Проводить вас, герцогиня, это особая честь, - Анри мягко улыбнулся Катрин. - А мы пока не знаем насколько ее достоин сей дворянин. Вы возьмете полдюжины моих людей, с которыми я прибыл из Ратуши. Их кони еще не расседланы, - это не было предложением, это было решением главы дома. - Хотя, если граф сумеет доказать свою преданность, мы дозволим ему присоединиться к кортежу. Скорее инстинктивно, чем обдуманно, встав между сестрой и посланцем из Лувра, герцог заложил руки за спину, словно бы подставляя грудь под удар.

Филибер де Грамон: Ну что ж, вот дрозды и слетаются в стаю. Грамону казалось, что он уже не удивится, если сейчас появятся ещё два брата «хромоногой красавицы». Но, с другой стороны, дрозд – не орёл. И даже если их будет очень много, по земле-то они все равно передвигаются прыжками, приседая при этом. Де Гиш ухмыльнулся собственным мыслям. Действительно, как бы принц Жуанвиль не пытался высоко прыгнуть, перед королём он все равно вынужден приседать. Так и не дождавшись позволения покинуть сие общество, де Гиш невозмутимо продолжал стоять на том же месте. Грамон уже забыл о присутствии герцогини Монпансье. Все его мысли были сосредоточены на её брате, который читал послание короля. Ни один мускул не дрогнул на лице герцога. Пока принц читал, Грамон не сводил с него испытующего взгляда. Казалось, этим взглядом молодой граф мог вынуть душу из Гиза, но останавливал себя, понимая, что чёрная душа, проклятая сотнями загубленных душ гугенотов, не стоит и ломаного гроша. Взгляд Филибера из томного превратился в жёсткий, колючий. Никаких чувств и эмоций. Всё спрятано глубоко внутри. Стоит дать слабину и ты проиграл, но Грамон не собирался быть проигравшим. Вопрос принца о содержании королевского письма ничуть не смутил графа. По крайней мере, с виду он оставался абсолютно спокойным. Но к чему был задан этот вопрос? Из праздного любопытства…Жуанвиль не похож на человека любопытного. Может быть, он просто пытается запутать его, Грамона, вывести из равновесия? Де Гиш плотно сжал зубы. Но отвечать и не пришлось. Герцог сам раскрыл содержание письма. Раскрыл лишь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть свою значимость для королевства. Право, этот человек, кажется, не может больше ни о чём думать, как о своей персоне и своём превосходстве над другими. - Ваша Светлость! Голос Грамона звучал спокойно. Де Гиш растягивал слова так же, как он это делал при дворе, чтобы его речь ласкала слух. Пусть Гиз бесится. – Если моему королю понадобится мой меч и моя жизнь, я, не задумываясь, выступлю против его врагов. И неважно были ли они раньше моими друзьями. Те, кто идёт против своего государя, становятся его врагами, а враги короля – мои враги. Грамон бросил взгляд на герцогиню, которая сидела в кресле и, наверняка, слышала каждое его слово. - А шпион, Ваша Светлость, живёт в каждом из нас. Разница лишь в том, что кто-то шпионит для себя – снова красноречивый взгляд в сторону Монпансье – а кто-то во благо государя. Я выбираю последнее, сударь. При этих словах де Гиш поклонился герцогу с таким шутовским показушничеством, что если бы не вся серьёзность ситуации, то граф бы ещё прищёлкнул шпорами по мраморному полу гостиной. Но ситуация действительно создалась серьёзная. Заметив, что герцог не отпустил дворецкого, который стоял в дверях, как будто отрезая отступление, де Гиш понял, что быстро уйти ему не удастся. Мысли одна сменяла другую. Но внешне Грамон оставался невозмутимым. В конце концов, он – посланник короля и находится под защитой своей миссии. Провожать герцогиню Грамону безумно не хотелось, да и братец воротил нос от пожелания Монпансье. Внезапно слова принца Жуанвиля, как пощёчина, вывели Грамона из себя. - Доказать Вам свою преданность? Ваша Светлость, должно быть, оговорились?! – вспышка гнева была минутной. Де Гиш быстро взял себя в руки. – Сударь, доказывать свою преданность я буду только моему государю и никому более. -Обернувшись в сторону герцогини, де Гиш с дерзкой ухмылкой на губах добавил – Моё почтение, сударыня, считайте, я не смог доказать преданность Лотарингскому дому.

Катрин де Монпансье: Услышав слова брата о том, что он назначен главнокомандующим королевской армией, Катрин Монпансье улыбнулась от души самой искренней улыбкой, а взгляд ее был полон сестринской любви. И герцогиня уже готова была быть благодарной графу де Гишу за такие хорошие вести. Когда мы радуемся, то хочется, что бы как можно больше человек разделяли твою радость. Катрин даже не сразу заметила двойной смысл предложений, которые сделал принц Жуанвиль посланнику короля. Но вид де Грамона, его жесткий и колючий взгляд, а слова звучащие спокойно и растянуто, заставили ее по-другому взглянуть на слова брата. И красноречивые взгляды графа в ее сторону, сопровождающие слова о шпионаже, Катрин тоже не оставила без внимания. И мозаика в ее мыслях сложилась другим узором. - Граф де Гиш прав насчет шпионажа для себя, - тихо размышляла она вслух. Очень тихо, не обращаясь ни к кому конкретно, но Генрих де Гиз вполне мог ее услышать. – Сенешаль Беарна проведя несколько дней в седле, приехал в Париж, что бы узнать, что творится при дворе Генриха Третьего сейчас. – Пауза, что бы потом уточнить - После отъезда короля Наварры. Не самому же Беарнцу в Париж за новостями ехать, - добавила герцогиня, как бы между делом, рассматривая переплеты окна. Напрямую вступать в разговор мужчин она не стала, но несколько оброненных как бы невзначай тихих фраз позволила в этой неофициальной, почти домашней обстановке. - Конечно, Генрих, пусть меня сопровождают твои люди, раз их кони еще не расседланы. – Решение главы дома не обсуждались, хотя Катрин отдала распоряжение приготовить не только ее портшез, но и сопровождение. Забота брата согревала ее сердце каждый раз, несмотря на то в чем она проявлялась. И пусть дети Франсуа де Гиза уже стали взрослыми, у каждого был свой дом, но их сплоченность и внимательность к друг-другу сделали бы честь любой семье. Предложение о сопровождении ее графом де Грамон, совершенно справедливо было воспринято братом. Позволить присоединиться к кортежу, это действительно можно доверить не каждому. Тем более сопровождая ее домой. Но совершенно неожиданно были воспринято графом. - Ваши извинения приняты, - снисходительно проговорила герцогиня, словно не заметив вспышки гнева де Грамона. – Вы можете уснуть в седле, как уснули в этой комнате в кресле, выполняя свою миссию посланника Его Величества. – Дерзкая ухмылка графа была встречена взглядом, который обещал, что пощады не будет. С ней он не сможет скрестить шпаги, но уколоть можно не только оружием. И что можно предъявить женщине, которая пожелала, что бы ее сопровождал понравившийся ей мужчина (даже если она только делала вид, что он мог заинтересовать ее). А слова снисхождения и сожаления вполне присущи слабому полу, которому положено милосердие. Но, иногда, это можно использовать как оружие, недоступное мужчинам. - Я была не права, Генрих, предполагая, что человеку, который провел несколько дней в седле, хватит сил еще сопровождать меня. Граф де Гиш явно устал. – Катрин говорила безмятежно и мягко, словно говоря о пятилетнем ребенке, который заигрался так, что засыпает на ходу. Обвинить ее сейчас в том, что она говорит все намеренно, не посмел бы даже королевский прокурор.

Henri de Guise: Гиз подошел к дворецкому и тихо отдал некоторые распоряжения, не обращая, словно бы, никакого внимания на браваду королевского посыльного, которая в душе у Генриха вызвала мимолетное удовлетворение. Чем недостойнее себя будет вести этот человек и дальше, тем больше опорочит того, кто его сюда прислал. Миссия любого посла сложна тем, что трудно увидеть ту грань, где можно говорить за себя, а где должно держать свои эмоции при себе, дабы не перенести мнение о своей персоне на того, кому служишь. Именно поэтому герцог, некогда ненадолго обласканный королевой Екатериной и учившийся у нее большему, чем того хотела сама Медичи, так тщательно отбирал людей из всего сброда, который рвался служить ему. Дворецкий с поклоном покинул комнату, а Его светлость обернулся к сестре. - Не стоит недооценивать королевского зятя, моя дорогая. Беарнский медведь хорошо умеет различать вкус пищи, - Жуанвиль бросил на Грамона взгляд, говоривший, что подобное блюдо он не стал бы пробовать ни под каким соусом. – Но я услышал вас, Ваша светлость. Вернулся дворецкий в сопровождении двух вооруженных гизаров, служивших непосредственно главе дома, и Анри не стал пояснять, что именно он услышал в словах мадам де Монпансье. Будь визитер Отеля Клиссон человеком военным, его можно было бы уже кинуть в каземат, как осмелившегося обсуждать волю короля. А именно это он и делал, отказываясь быть преданным тому, кому монарх доверил судьбу королевства. - Дело в том, сударь, - наконец обратил свое внимание на де Гиша Лоррейн, – что с нынешнего момента я имею полное право решать, что является доказательством преданности государю, а что нет. И полномочия эти заложены именно в той бумаге, которую вы доставили. Холодно взглянув на графа, Гиз продолжил. - Но коль скоро моя сестра считает, что вы непомерно устали и утверждает, что даже изволили спать в этом доме, - Катрин была права, такое поведение было недостойно дворянина, прибывшего с миссией от Генриха Валуа. Но, судя по всему, потомок Антуана д'Ор не сильно заботился о том, и вся его пылкая преданность сыну Медичи была лишь потоком пустых слов. Хотя, чего ожидать от бывшего гугенота? - Я окажу вам любезность – дам возможность отдохнуть и придти в себя с дороги. Именно о том уже и поспешил с вестью в Лувр мой посыльный. Впрочем, как и с моим восхищением тем, как вы блестяще справились со своим поручением и, несмотря на то, что природа оказалась сильнее, государь может быть вами доволен, - с ранних лет Генрих знал, что вспыльчивость – плохая помощница, а гнев плохой советчик. Потому довести его до проявления подобных эмоций было весьма трудно. Не получилось то и у гонца из Лувра. Если же зарвавшийся сенешаль вдруг решит, что «король Парижа» блефует, то это будет еще одной его большой ошибкой. Вести от командующего королевскими войсками должны были доставляться в государеву резиденцию немедленно, чем Анри де Гиз и не преминул воспользоваться. Он не стал бы тревожить Его величество только из-за персоны графа де Гиш, но королю было необходимо знать, что приняв командование войсками, Лоррейн поведет их уже завтра в Блуа, откуда сможет контролировать происходящее на юге страны. - А чтобы вы не вздумали совершать глупости, по причине своей усталости, разумеется, - снисходительная усмешка герцога лишь на мгновенье превратилась в оскал, или же просто так упали блики от свечей, - коя не всегда полезна для рассудка, с вами останутся эти господа, они же вас и проводят до ворот Отель-де-Гиз ровно через час. Всего доброго, месье де Грамон. И да хранит Господь короля и Францию. Часа будет достаточно, чтобы кортеж Екатерины без лишних встреч добрался до ее дома. После того этого наглеца вышвырнут отсюда, а королю будет доложено, все так, как угодно было принцу Жуанвилю. - Господа, - обратился Генрих уже к своим людям, - если этот человек будет противиться отдыху и не оценит нашего гостеприимства, переместите его до утра в место для того более подходящее. Подобные этим храбрым воинам люди уже были выставлены у всех дверей замка до тех пор, пока в нем находился посторонний. - Герцогиня, я провожу вас до портшеза, - потеряв интерес к де Гишу и оставив его на попечение своих людей, Лоррейн подал руку сестре.

Филибер де Грамон: Видимо, гостеприимство нынче в моде! В Бордо жёнушка с распростёртыми объятьями принимала в их доме Наваррского королька, да ещё этого стервятника Монморанси. В Париже он сам, Грамон, со всей полнотой окунулся в гостеприимство принца Жуанвиля. Ухмылка, появившаяся было на губах графа, так и застыла в уголках рта. События принимали иной поворот. Понимая, что два вооружённых гизара пришли явно по его душу, де Гиш машинально сделал шаг назад. Да, гостеприимство Гиза очень пикантно. Мысли Филибера внезапно снова вернулись к Наваррскому. А что если воспользоваться имеющейся информацией! Гених-Александр все равно узнал её первым и, наверняка, поделится ею с человеком, которого сам назначил главнокомандующим королевской армией. Если же Гиз узнает, что королевский зятёк свободно разъезжает по Бордо, да ещё в компании с Монморанси, от него, Грамона, то ничего страшного не случится, а, наоборот, возможно, поможет графу покинуть этот чёртов Отель Клиссон. Конечно, Грамон мог воспротивиться действиям принца Жуанвиля, заявив, что Его Величество король Франции Генрих Третий Валуа никогда не простит герцогу такое отношение к его посыльному. К тому же, если учесть, что этот посыльный обласкан королём. Но помощь Генриха, если и подоспеет, то совсем не скоро. Герцог же не зря упомянул, что он уже отправил своего посыльного в Лувр с вестями о Филибере. А вот что это были за вести? Всё-таки выбираться из сложившейся ситуации нужно было здесь и сейчас. Гизы на своей территории. У них под рукой целая куча приверженцев. Грамон снова посмотрел на двоих гизаров, которые, как стервятники, сверлили его взглядом. Решение было принято. Лучше крутиться здесь и сейчас самому, но с шансом на свободу, чем ждать помощи короля, как бы сладка она ни была. Взгляд Грамона мгновенно стал томным. Ухмылка исчезла, а на её месте появилась любезная улыбка. Де Гиш, заметив, что герцог с сестрой собираются покинуть гостиную, а ему для компании остаются два гизара, нахальные физиономии которых совсем не внушали доверия, заговорил не обращаясь ни к кому конкретно. -Я, действительно, несколько дней провёл в седле. Но не для того, чтобы разведать обстановку в Париже для Наваррского, а потому, что спешил сообщить Его Величеству известия из Бордо, которые могут быть полезны. Пауза. Де Гиш внимательно следил за реакцией Гиза и Монпансье. Если они не заинтересуются только что сказанным, тогда не стоит и раскрывать карты. Взгляд Грамона снова упал на гизаров. Нет. Сейчас явно не время играть на удачу. Если уж говорить, то говорить всё. -Генрих Наваррский совсем не скучает вдали от Парижа! Напротив, разъезжает по всему Бордо в компании с младшим из Монморанси и выглядит, должен заметить Вам, абсолютно счастливым. Снова пауза. Ни одно слово не должно упасть мимо. -Когда такие люди, как Наваррский и Монморанси, находят общие темы для разговора – быть беде! Я полагаю, Вам, как главнокомандующему королевской армией важно знать это, Ваша Светлость! Грамон изящно поклонился герцогу, в сердцах проклиная его. С каким бы удовольствием он вырвал бы ему сердце! Но, возможно, потом он будет праздновать победу. А сейчас нужно просто выиграть время!

Henri de Guise: Хотелось поморщиться, словно бы съел, что-то кислое, но Анри, вращающийся в политических кругах давно, сумел сохранить невозмутимость на лице. Рука, протянутая Катрин, не дрогнула. Поведение Грамона становилось все более неприятным – он заметался, ища выход из ситуации, которую отчасти создал же сам своими словами и поступками, и, видимо, думал, что нашел его. Он ошибался. Оценив сведения, изложенные посланцем Валуа, герцог не оценил сам поступок, находя, что графу пристало бы уже замолчать и, смирившись со своей участью, покинуть Отель-де-Гиз тогда, когда это счел удобным для себя хозяин замка. Младший из Монморанси в Бордо? Это было не слишком большим открытием для Лоррейна. После того, как он разгромил де Торе в Дормане, тому сам Бог велел искать приюта во владениях своего братца, и слухи, о том, что Данжю объявился в Тулузе, уже давно докатились до Парижа. От Лангедока до Бордо рукой подать. Полководец протестантов внушал Гизу смешанные чувства, от презрения к тому, что сын такого рода, как Монморанси стал приверженцем кальвинизма, до уважения к его талантам военноначальника. В бою на Марне он показал, что умеет делать правильные ставки, жертвуя наемниками и сохраняя жизни своих единоверцев. Но тогда его союзником были Конде и Филипп де Морней. Морней был пленен, а Бурбону удалось увести часть войск через реку и сжечь мост, в то время как де Торе привел на смерть ландскнехтов и сам был готов принять ту же участь. Спасся он тогда лишь благодаря чуду и туману, покрывавшему берег реки. Можно было предположить, что, уцелев, оба предводителя той битвы вновь объединятся, собирая новое войско и готовясь к новой войне. И, быть может, так и было бы, не беги Генрих Наваррский из Лувра. Этот «чесночный король», наверняка спутал карты главам гугенотской партии своим побегом, и теперь они объединялись в новые союзы, образуя новые политические силы. Значит, де Торе и Наварра – недурно. Из объединения этих двоих может выйти толк. Если только они найдут денег на свою армию или смогут сговориться с Анжу. Хотя союзы с принцем Франсуа будут поопаснее любой битвы. - Ваша спешка похвальна, сударь. Надеюсь, государь оценил подобное рвение, а теперь отдохните и поберегите себя для новых подвигов, - Жуанвиль так и не удостоил больше взглядом Филибера де Гиш, а, уже чуть нахмурившись, в ожидании посмотрел на сестру. - Я удовольствием закончу с господином де Монморанси то, что мы так славно с ним начали под Дорманом. Чтобы не говорили о старшем Лоррейне его недруги, он был человеком чести, и предпочитал встречаться со своими врагами на поле боя, с оружием в руках, а не строить козни в дворцовых коридорах. И, если бы не слабость власти дома Валуа, не неспособность последних королей привести Францию к миру и единой вере, не их эгоистичное правление, ведущее лишь к опустошению государственной казны, он бы не помышлял о троне, а верой и правдой служил своему сюзерену. Но, выбирая кому служить – Франции или королю, он, не раздумывая, выбирал первую, про себя лишь проклиная, что эти понятия существуют уже давно отдельно друг от друга.

полная версия страницы