Форум » Игровой архив » Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует. (с) » Ответить
Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует. (с)
Диана де Грамон: 2 апреля 1576 года, Нерак. Вторая половина дня. Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует. (с) Франсуа де Ларошфуко.
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Диана де Грамон: 2 апреля 1576 года в Нерак въехала достаточно скромная карета, без гербов на дверцах. То, что путешествующие принадлежали к людям благородным, указывало то, что экипаж сопровождали трое вооруженных людей, одетых, правда, скромно, но одежда была добротна, а лошадей и оружие знатоки оценили бы по достоинству. Остановившись у небольшой гостиницы с громким именем «Храбрый рыцарь» из кареты вышла невысокая дама в дорожной маске, ее фигура была полностью скрыта длинным плащом, с низко опущенным на лицо капюшоном, а следом служанка своей госпожи, неся в руках объемную корзинку. Пройдя в гостиницу, дамы поднялись на второй этаж, в небольшую, но чистую комнату, а мужчины остались внизу. Примерно четверть часа спустя, служанка спустилась и передала одному из сопровождающих записку, шепнув несколько слов настолько тихо, что их не услышали даже остальные товарищи. Поверенный с запиской коротко кивнул, и выйдя из гостиницы направился к королевскому дворцу в Нераке. Сама приехавшая дама вниз не спускалась. Служанка, спустившаяся в общий зал, довольно охотно пояснила любопытному хозяину, что ее госпожа едет в Преньян по делам семьи, но в дороге дурно себя почувствовала, поэтому день – два воспользуется гостеприимством Нерака. Сама же дама, так заинтересовавшая хозяина гостиницы, только в комнате сняла дорожную маску и плащ. Это была супруга сенешаля Беарна – Диана де Гиш де Грамон. Расставшись в пути с маркизой де Сабле, Диана наслаждалась дорогой, видами весенней природы, но чем ближе к Нераку, тем тревожней становилось у нее на душе. Уже совсем недалеко от цели ее путешествия, близ Эгийона, конь из упряжки захромал. К счастью все дело было в потерянной подкове, но все же задержало ее в дороге. И сейчас, уже находясь в городе, она не решалась отправиться сама на аудиенцию к королю Наварры. Не зная почему, но ей казалось, что все знают, что она везет письмо. Почти в каждом видела шпиона королевы Екатерины Медичи. О поручении маркизы де Сабле осмотреть ее сад в Нераке Диана помнила, но решила это сделать на следующий день, предпочтя отдохнуть с дороги и выполнить главную цель путешествия. Ее больше волновало письмо, спрятанное для надежности за корсажем. Как далека столица Франции, но если побег принца Франсуа Анжуйского повлечет войну, то это может затронуть и юг страны, где и так не всегда спокойно, учитывая стычки между католиками и протестантами. Политика, уже затронувшая ее семью в Варфоломеевскую ночь, опять, словно гигантский кальмар, протягивала ядовитые щупальца в ее жизнь. Что бы отвлечься, Диана поела, а потом стала играть со щенками. Да, да, именно Подарок и Искорка находились в той объемной корзине, что вынесла ее верная Ивон из кареты. Время от времени графиня выглядывала в окно, ожидая своего посыльного. Все на что она решилась, так это написать: «Подарок от Счастливой может быть передан владельцу как только он того пожелает». Два беззаботных создания, счастливые составить компанию друг другу и своей хозяйке устроили в комнате возню. Диана, негромко смеясь, позабыв уже об усталости, кидала то одному, то другому небольшой сафьяновый мячик – их любимую игрушку. Графиня даже не обратила на шаги и шум за дверью, полагая, что сейчас ее может побеспокоить только Ивон.
Генрих Наваррский: В это прекрасное апрельское утро король Наваррский, как обычно, находился в своем рабочем кабинете, окруженный толпой советников и толстыми кипами бумаг всех мастей. Такое времяпрепровождение давно опостылело деятельной натуре гасконца, впрочем, предпринять хоть какие-нибудь меры по избавлению себя любимого от всей этой нудной тягомотины, увы, не представлялось возможным. Да и потом, исполнение монаршьего долга прекрасно играло роль лекарства от тоски и тревоги. Тосковал он, разумеется, по графине де Гиш, которую не видел уже более двух недель, а тревожился за известия из Парижа. Точнее, из-за их отсутствия. Синьор де Торе, получив напутствия и высочайшее благославение, отправился в дорогу еще 20-го марта. Ему предстояла важная встреча в Шательро с Амори де Ноэ – добровольным соглядатаем Бурбона при дворе французского короля. По всем рассчетам младший из Монморанси, всегда отличавшийся завидной резвостью и эффективностью при выполнении заданий, уже должен был вернуться, привезя свежие новости, однако до сих пор не вернулся. Это малоприятное обстоятельство вызывало у Анрио законные опасения: уж не предательство ли? Словом, он и рад был бы избавить себя на время от государственных забот, и вместе с тем никак не мог себе этого позволить. Данное противоречие выводило вспыльчивого беарнца из равновесия, делая его по отношению к подчиненным желчным, язвительным и даже жестоким. Пожалуй, этот день так и прошел бы бездарно и бестолково, принеся репутации сына Жанны д'Альбре толи непоправимый вред (Деспот! Истинный тиран!), толи недостающие очки (Боятся, стало быть, уважают), если бы один из неприметных секретарей не положил на стол своего сюзерена крошечную записочку в изящном конвертике без подписи. Вскинув брови в жесте, выражающем полнейшее недоумение, молодой человек взял послание в руки и поднес к лицу, чтобы разглядеть эту диковинку поближе. «Нет, это уже слишком!» - Мысленно возмутился он, решив, что только что получил любовное послание от дочурки кого-то из дворян, гостящих сейчас в Нераке. Эти глупые, но порой весьма красивые девицы буквально осадили его, словно неприступную крепость. И вели столь интенсивные атаки, что знаменитый луврский сердцеед совершенно утратил всякие представления о реальности, ощутив себя скорее жертвой, нежели хищником, ведущим охоту по собственным правилам. Вдохнув тонкий запах духов, исходящий от письмеца, супруг Маргариты Валуа на мгновение зажмурился от нахлынувших чувств и воспоминаний. Этот дивный аромат ему не забыть никогда! Дрожащими пальцами он вскрыл записку и развернул небольшой листок, на котором аккуратным почерком с кокетливыми завитушками была написана всего лишь одна странная фраза: «Подарок от Счастливой может быть передан владельцу как только он того пожелает». Наследник Антуана де Бурбона нахмурился и потер в задумчивости переносицу. Положительно, он не мог ошибиться! Это определенно были духи жены Сенешаля. Его обоняние и отличный вкус к косметическим средствам, частенько достававшимся многочисленным любовницам в дар «на память», прежде никогда не подводили своего хозяина. Но что значат эти загадочные слова? И как Диана оказалась в Нераке? «Тайны… Тайны… Кругом одни тайны!» - Раздосадовано подумал приятель д'Обинье, жестом подзывая к себе того из секретарей, что доставил письмо. Задав тому несколько коротких вопросов по существу и получив на них исчерпывающие ответы, Наварра удовлетворенно кивнул и нервно выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Смекалистый служка проявил внимательность и предусмотрительность – это радовало. Огорчало другое – вся полученная информация не давала ответа на самый главный волнующий его теперь вопрос: что все это значит? Оставался только один способ раскрыть секрет и расшифровать загадочный смысл записки – навестить таверну «Храбрый рыцарь», в которой вместе со своими господами остановился тот, кто принес послание. Спрятав бумажку в рукав, первый дворянин Гаскони с тяжелым вздохом продолжил выполнять свои прямые обязанности. Визит в «Храбрый рыцарь» он намеревался осуществить позже – ближе к вечеру. Сумерки – самое подходящее время для влюбленных и шпионов. И вот он пробил – назначенный час истины. Закутавшись в плащ по самые брови и глубоко натянув на голову шляпу, Генрих шел по длинному коридору гостиницы. Шел навстречу неизвестности. Ну, почти что неизвестности… Пара-тройка монет и ненавязчивых намеков довольно быстро развязали язык хозяину этого почтенного заведения, и он рассказал достаточно – в каком номере остановилась дама, прибывшая в сопровождении нескольких слуг и одной камеристки. Женщина! Это известие отозвалось в груди юного Бурбона сладостным предвкушением. Замерев на миг перед дверью, из-за которой раздавался радостный собачий визг, зять Екатерины Медичи улыбнулся. Сердце не ошиблось. Это она! Наскоро оглядевшись, его величество удостоверился в том, что коридор пуст, после чего уверенно толкнул створку, и та неожиданно подалась под его сильными руками. Раздался тихий скрип… - Мадам, я тот, кто прибыл получить причитающийся мне подарок. – Продолжая прикрывать лицо плащом, низким замогильным голосом проговорил Анрио, в действительности, едва сдерживая рвущийся наружу смех. Эта наивная игра в шпионов его откровенно позабавила. Да и смысл шифровки стал ясен, как божий день. «Ну надо же, как все оказалось просто! Какой же я идиот!» - Подумал государь всея Наварры, склоняясь в низком приветственном поклоне перед Дианой де Грамон. А лица так и не открыл…
Диана де Грамон: Шаги за дверью остановились у ее комнаты, а через минуту раздался тихий скрип двери, и на пороге появилась мужская фигура, полностью скрытая плащом. От растерянности, и надвигающегося ужаса, который словно льдом сковывал ее сердце, графиня де Гиш не могла вымолвить ни словечка. Ей казалось, что сбылись все самые худшие ее опасения и страхи, что за ней пришел один из шпионов Екатерины Медичи, при ней найдут письмо о побеге принца Франсуа, и ее присутствие в Нераке объявят участием в политическом заговоре. Услышав из-за плаща низкий замогильный голос, которым вошедший требовал причитающийся подарок, Диана стала пристально всматриваться в вошедшего. Ей показалось или нет, что она узнала этот голос. Щенки, словно чувствуя, страх хозяйки прекратили возню. Белая изящная Искорка метнулась в ноги к Диане, а тигрового окраса крупный щенок наоборот зарычал, подняв на загривке шерсть. Что-то знакомое было в этой закутанной в плащ фигуре, особенно поклон. Так изящно мог кланяться только тот, ради которого она и рушилась отправиться в это путешествие. Сдерживая дрожь в сердце, молодая женщина приблизилась к таинственной фигуре в плаще. - Откройте свое лицо, месье! Честному человеку не пристало скрывать свое лицо при разговоре с дамой. Каково же было ее изумление, когда вошедшим оказался не кто иной, как сам король Наварры*. От волнения Диане чуть не отказали ее силы. Что бы унять сердцебиение, и не лишиться чувств, ей пришлось сесть на ближайший стул около стола, благо комната была небольшая и мебель была расставлена тесно. - Генрих! Как Вы могли! Я чуть не умерла со страха… - графиня взяла со стола бокал, в котором, к счастью оставалось немного вина. Пару глотков придали ей сил и вернули румянец на побледневшие щеки. Что бы предупредить еще какой-нибудь розыгрыш со стороны властителя Наварры, графиня де Гиш поспешила сразу сообщить новости, которые узнала из письма от мужа. - Мариза де Сабле сказала мне, что это очень важные новости, несколько лишних дней неведения могут навредить Вам, Генрих. Поэтому я и здесь. – Несколько глубоких вдохов, что бы собраться с мыслями и не упустить важного. - Принц Франсуа Анжуйский покинул Лувр. Он бежал. Генрих Валуа призывает всех своих подданных не оказывать помощи беглому принцу. Герцогу де Гизу приказано держать армию в готовности, - почти прошептала Диана, боясь быть кем-то услышанной, помимо Генриха Наваррского. – Вот письмо от Филибера де Грамон, он уехал в Париж в ту же ночь, что и Вы покинули наш дом, - графиня достала из-за корсажа платья письмо, полученное с нарочным в день приезда маркизы де Сабле в Бордо. – Его привез нарочный от графа два дня назад. Маркиза де Сабле посоветовала мне ехать к Вам, Ваше Величество. Прочтите сами, я могла от волнения что-нибудь забыть, мой друг. – Тонкие ладони графини де Грамон вложили письмецо, еще хранящее тепло ее тела, в сильные ладони короля Наварры. *согласовано с Генрихом Наваррским
Генрих Наваррский: Откровенно испуганный вид графини и серьезный настрой щенков, готовых броситься на защиту своей хозяйки, заставили Генриха поспешить прекратить розыгрыш и раскрыть свое инкогнито пока Диана не упала в обморок, а нижние конечности его величества не оказались искусаны острыми зубками породистых охотничьих псов. Откинув полу плаща, прикрывавшую нижнюю часть лица, он улыбнулся и еще раз склонился в низком куртуазном поклоне, приветствуя ту, которую надеялся и боялся увидеть здесь; ту, по которой безмерно скучал и маялся от невозможности повидаться. - Простите меня, ради всего святого! Я не хотел Вас напугать. – Виновато опустил ресницы искуситель, подходя ближе и останавливаясь рядом с женой сенешаля. Ее слова – торопливые, сбивчивые и вместе с тем рассудительные – выросли между ними, будто толстая прозрачная стена. Натолкнувшись на нее, король Наваррский замер и мгновенно нахмурился. Известия, доставленные отважной мадам де Гиш, объясняли многое. В том числе, и загадочность ее поведения, и стремление к соблюдению тайны, и – что самое важное – отсутствие Гийома де Монморанси. Вот так в один день он избавился сразу от двух своих основных поводов для тоски и тревог. Теперь все по крайней мере сделалось ясным. Бережно взяв письмо из рук прекрасной Коризанды, беарнец на миг позволил себе слабость – поднес бумагу к лицу, чтобы вдохнуть полной грудью знакомый запах духов и ощутить кожей тепло ее желанного тела, касавшегося этого крошечного клочка. Еще несколько драгоценных мгновений долгожданной встречи ушло на то, чтобы побороть в душе яростную ревность к законному супругу госпожи де Грамон. Это его рукой написанные строки она прятала за корсажем – у самого сердца! Правда, с новостями женщина все же спешила именно к нему, и это одновременно обнадеживало и примиряло с некоторыми малоприятными деталями. Наскоро перечитав послание, отправленное сенешалем из Парижа, сын Жанны д’Альбре нехотя вернул листок возлюбленной. Тень задумчивости набежала на чело первого дворянина Гаскони,и тишина заволокла комнату – только возились где-то в углу собаки, негромко попискивая и отфыркиваясь. То, что месье Филибер понесся сломя голову в столицу, нисколько не удивило супруга Маргариты Валуа. Он уже успел навести справки об этом господине и примерно представлял, какого врага нажил себе в его лице. Некогда один из верных братьев-протестантов, переживший кровавое крещение Варфоломеевской ночью и чудом избежавший печальной участи, он стал ярым католиком и большим поклонником ныне правящего короля Генриха III Валуа. Мысленно нарисовав портрет графа де Гиша и поставив его в один ряд с изображениями фаворитов французского государя: маркизом д’Ампуи, графом де Леви и господином д'Эперноном, Наварра зло усмехнулся – эти красавчики одним миром мазаны. Значит, споются. Тряхнув головой, чтобы избавиться от навязчивых видений, Анрио переключил мысли на другую интересующую его тему. Стало быть, де Торе, получив эти же сведения от Амори, счел за лучшее отправиться в Анжер, дабы поговорить с его высочеством и заручиться поддержкой. Смелый, очень смелый ход! Однако почему не отправил де Ноэ с докладом? Вот за такие шуточки придется расплачиваться, синьор Данжю! Вынырнув из задумчивости, гасконец отбросил прочь все государственные соображения и решил посвятить этот вечер просто наслаждению от общения с любимой женщиной, по которой он так соскучился. - Милый друг мой, - нежно проворковал молодой человек, завладевая тоненькими пальчиками ее сиятельства и принимаясь покрывать горячими поцелуями каждый из них, - доставленные Вами новости, действительно, необыкновенно важны. Ваша храбрость и самоотверженность вызывают трепет восхищения в моей душе! Право, теперь я в неоплатном долгу перед Вами, сударыня. То, что Вы сделали для меня, поистине бесценно! Рискуя собой, не боясь трудностей и молвы… Вы здесь… Господи, Диана! Вы ангел! Нет, Афина… Афина, явившаяся блудному Одиссею, дабы осветить его бесконечные искания сияющим маяком надежды! Рванув завязки плаща, он небрежно скинул его на пол и опустился у ног Дианы на одно колено. В глазах зятя Екатерины Медичи светился искренний восторг пополам с обожанием, которого государь всея Наварры не считал более нужным скрывать. - Просите чего угодно, я готов исполнить любое Ваше желание. Любое, слышите? – Страстным шепотом проговорил наследник Антуана Бурбона, склоняясь к запястью графини и жарко прижимаясь губами к бешено бьющейся голубоватой жилке под белоснежной кожей.
Диана де Грамон: Генрих... Диана смотрела на него с безграничной нежностью, думая, что она сейчас счастлива, находясь рядом с ним. Прикосновение губ к ее руке разлилось теплом. Все ее тревоги почти разом растаяли, как туман. Вот рядом человек, который знает как поступить, как защитить и себя и тех, кто доверился ему. - Я рада, что смогла оказать эту услугу и оправдать право называться Вашим другом, Генрих. А разве друзья просят награды? Нет, они поступают по велению сердца. И я сейчас приехала не к королю Наварры, а к тому, кто просил называть его своим другом. Понимаете? В порыве чувств графиня провела ладонью по волосам молодого Бурбона, опустившегося перед ней на колено. Сейчас, тут в гостинице на окраине города, в скромно обставленной комнате, Диана чувствовала себя свободнее и счастливей, чем в зале с мраморными полами и дорогими гобеленами на стенах. - Генрих, я сделала то, то сделал бы любой Ваш друг. И все, что я могу просить сейчас, так это больше не рисковать и не приезжать в Бордо. И не потому, что не хочу Вас видеть, Генрих. Наоборот. Вы мне слишком дороги, что бы я могла позволить такой риск. – Диана прикрыла глаза, словно уносясь в воспоминания. - Поверьте, я дорожу Вашим обществом. С Вами я совсем другая. Я забываю, что я ношу графский титул и, простите, забываю о Вашем высоком титуле. Но помню качели, помню, как Вы давали имена новорожденным щенкам. – Графиня де Гиш сама не заметила, как из-под темных ресниц появились слезы, несмотря на то, что на губах была мечтательная улыбка. – Эти воспоминания бесценны! Вы не поверите, но я так давно до того дня не качалась на качелях. Открыв глаза, она виновато посмотрела на Генриха Наваррского, понимая, что невольно открыла ему то, что бережно хранила в своем сердце до этой минуты. - Но кое-что я у Вас все же попрошу, Генрих прямо сейчас, – виновато улыбнулась супруга сенешаля, - поужинайте со мной. Если честно, то я так волновалась, пока не сообщила Вам новости из Парижа, что право не помню что ела днем, и ела ли вообще. Повертев злосчастное письмо в руках, Диана де Гиш не знала, как с ним поступить теперь – Генрих, как Вы считаете, это письмо лучше сжечь, или сохранить? – Ей с одной стороны казалось опасным хранить это письмо, но с другой стороны, а вдруг, вернувшись домой, Филибер вспомнит о письме и попросит его принести. Молодая графиня сама запуталась в своих мыслях, и теперь с надеждой ждала совета от того, кому безгранично доверяла.
Генрих Наваррский: Слушая взволнованный голос и такие трогательные слова искренних признаний, льющиеся из уст госпожи де Гиш, его величество наслаждался каждым мгновением. Ему хотелось продлить эти минуты блаженства на сотни… Нет, тысячи лет! Сама того не подозревая, Диана давала долгожданные ответы на незаданные вопросы, терзавшие Генриха с самого момента их встречи. Она благодарила его и говорила о великой силе дружбы, а молодой государь слышал «Да, я люблю! Да, я буду Вашей» Она предавалась воспоминаниям, он – уже мечтал о тех жарких ласках, которые подарит ей в награду за преданность, смелость и теплоту ее души, бескорыстно согревшей озябшее сердце бывшего луврского пленника. Заметив две крошечные слезинки, выкатившиеся из-под полуприкрытых ресниц, прославленный сердцеед не смог да и не пожелал совладать с настоятельными мужскими инстинктами. Легко поднявшись с колена, он бережно отвел с лица возлюбленной выбившуюся прядку шелковистых волос и нежно прикоснулся губами к мокрым дорожкам на персиковых щечках. - У Вас сладкие слезы, радость моя. –Светло улыбнулся Анрио, с трудом заставляя себя сделать шаг назад - иначе жена сенешаля рисковала утратить свой статус «верной супруги» прямо здесь и сейчас. Мужчинам весьма непросто справиться со своими желаниями, особенно если знаешь, что та, которая занимает все твои помыслы, совсем не против. - Вы самая бескорыстная из всех просительниц, которых мне когда-либо доводилось видеть! – Весело продолжил беарнец, сияющими глазами глядя на прекрасную Коризанду. В мыслях же он уже говорил самое горячее «Спасибо» доброй волшебнице, чьими стараниями ему, похоже, удастся наконец завладеть этим бесценным сокровищем, расположения и любви которого пришлось добиваться так долго – непривычно долго. - Право, Ваше сиятельство, Вы заслуживаете куда более высокой и щедрой награды чем та, о которой теперь ходатайствуете. – Пряча лукавство, сказал юный Бурбон. – Поэтому позвольте выдвинуть встречное предложение. Раз Ваше волнение улеглось, и Вы ощутили настойчивую необходимость утолить голод, - начал он плести вязь двусмысленных намеков, - то я осмелюсь предложить Вам гостеприимство своего замка и кулинарные таланты своего повара. Не уверен, правда, что он может соперничать искусностью с Вашим замечательным мэтром Люпэном, однако за то, что его блюда куда изысканней и лучше, нежели у местного кулинара, - могу с уверенностью поручиться. Сопроводив свое приглашение куртуазным придворным поклоном, зять Екатерины Медичи на миг посерьезнел. Вопрос мадам де Грамон о письме заставил его снова вспомнить о неотложных государственных делах и о тревожности тех известий, что она привезла с собой. В голове мелькнула и еще одна беспокойная мысль: «Уж не ловушка ли это?» Помнится, тогда - в Бордо - граф смотрел на нежданных гостей крайне неприязненно. И потом, все почерпнутые сведения об этом господине свидетельствовали о непреклонном характере, изощренной мстительности и не умении проигрывать что бы то ни было. Могло ли такое случиться, что это сообщение специально «подсунули» королю Наваррскому, воспользовавшись испытываемой им непреодолимой тягой к обворожительной Диане? «Вполне могло…» – со вздохом огорчения признал первый дворянин Гаскони. Впрочем, сама графиня здесь явно была использована в темную. Точнее, были использованы самые добрые, чистые и возвышенные из человеческих чувств, какие только способна испытывать женщина по отношению к мужчине. И осознание этого отвратительного факта зажгло в душе вспыльчивого сына Жанны д’Альбре крошечный огонек ненависти, которому ничего не стоило разрастись в безжалостное и всепоглощающее пламя. - Сударыня, такие бумаги опасны сами по себе. Полагаю, Ваш супруг осведомлен об этом ничуть не менее моего. Сожгите письмо – это будет самым верным поступком. Если же граф проявит настойчивость и недальновидность, начав требовать у Вас предъявить сие послание, Вы можете смело обвинить месье Филибера в предательстве интересов его любимого короля Генриха III. – С нотками жестокой иронии и ехидной насмешки ответил приятель д’Обинье, начиная демонстративно оглядывать комнату в поисках верхней одежды своей визави. – Так мы идем? Где Ваш плащ?
Диана де Грамон: - Слезы сладки, потому, что мне сладки воспоминания, которые вызвали невольно их, но и эти слезы Вы высушили прикосновением своих губ, Генрих, - Диана хотела еще добавить, что это тоже сохранит в своих воспоминаниях, но промолчала. Иногда молчание заменят тысячи слов. Предложение Генриха Наваррского воспользоваться гостеприимством его дворца, невольно задели тайные помыслы графини де Гиш. Увидеть Неракский дворец, который был теперь домом ее рыцаря! Как часто в последние недели она представляла Генриха в кабинете, склонившегося за государственными бумагами, или за столом, в кругу его друзей. У нее не было и мысли в этот приезд посетить те апартаменты, особенно теперь, когда ее муж открыто встал на сторону короля Франции. - Мэтр Люпэн не знал, что я еду сюда, иначе бы непременно послал Вам гостинец. Как маркиза де Сабле шлет бочонок мальвазии. – Невозможно было долее оставаться серьезной, глядя на светлую улыбку Генриха. Оставалось только покончить на сегодня с делами, которые привели ее в Нерак. - Да, да, я сейчас же сожгу письмо, - Диана встала и поднесла листок к огню свечи. Глядя, как огонь медленно охватывает строчки, написанные таким знакомым почерком, графиня почувствовала с одной стороны укол совести. Эти строчки напомнили ей о Филибере. Но, разве граф де Гиш не сам покинул ее? Оставив догорать письмо на оловянном блюде, она посмотрела на Наваррского, мысленно повторяя его вопросы. - Плащ? Он должен быть где-то тут. Я право не помню. – Оглядывая небольшую комнату гостиницы, Диана словно смотрела на нее заново. – Может его убрала Ивон? Но вот же плащ! Ах, Генрих, я не узнаю сама себя, - Диана виновато улыбнулась и подошла к кровати, на которой лежали и плащ и дорожная маска. - Конечно, мы идем, Генрих, - подтвердила свое намерение графиня, - с Вами любой, даже самый простой ужин становится поистине королевским. Вы прекрасно умеете готовить яичницу, а я резать лук. Мэтр Люпен до сих пор уверен, что на кухне хозяйничали домовые эльфы, а у меня смелости не хватает, что бы развеять его суеверия. - Подойдя к Наваррскому, заговорщицки улыбаясь, графиня де Гиш протянула ему плащ. - Подержите плащ, пожалуйста, пока я надену маску. Конечно, меня тут никто не знает, но раз Вы пришли, скрыв свое лицо, то я последую Вашему примеру. Ивон пусть говорит, что ее госпожа спит и никого не принимает, а Вы мне покажете город и свой дворец.
Генрих Наваррский: Взметнулось пламя свечи, жадно облизывая податливую бумагу. Письмо сенешаля горело красиво и жарко. Этот огонь вызвал в душе молодого государя на удивление противоречивые чувства. Тут были и волнение, и радость, и грусть, и колебания. На миг ему сделалось страшно. Страшно не за себя, но за его прекрасную Коризанду, которая так доверчиво глядит теперь на него. Имеет ли он право взять то, что она может ему предложить? Заслуживает ли ее искренней преданности и чистой любви? Он – пленник Лувра, лицемер, ловелас и плут… Человек, чье положение в Нераке совсем не так радужно и крепко, как ему это хочется продемонстрировать окружающим. А теперь еще и эти тревожные известия… Генрих проводил задумчивым взглядом остатки послания, тлеющие на оловянном блюде, и решительно тряхнул головой, избавляясь от туманных сетей сомнений и неуверенности. Здесь – на свободе и в родной Наварре – ему ли не верить в свою счастливую звезду, о существовании и покровительстве которой так много и убежденно толковала покойная матушка? Быть может, она и была права. «Вот и проверим! А уж одну женщину защитить я смогу даже от всего мира!» - Самоуверенно постановил сын Жанны д’Альбре и снова широко улыбнулся. - Мэтр Люпэн – великий мастер своего дела. Берегите его, Диана. – Нарочито строгим тоном заметил он, принимая плащ из рук возлюбленной. – А вот маркизы де Сабле берегитесь сами. Она дама с характером. И если ей что втемяшится в голову – своего завсегда добьется. Глядите, испортит она Вас модными нарядами, сладкими духами и – как следствие – многочисленными взглядами восхищенных поклонников. Право, мне бы не хотелось утратить в Вашем лице доброго друга и приятную собеседницу только потому, что добиться у Вас аудиенции станет совершенно невозможно из-за бесконечной очереди страстных поклонников, жаждущих хотя бы толики драгоценного внимания своего кумира. – Рассмеялся Анрио, помогая спутнице облачиться и галантно распахивая перед ней дверь. Апрельский поздний вечер в благославенной столице Наваррского королевства – это рассказ, достойный отдельного и весьма обширного повествования. Благостная пора цветения и пряного благоухания; изумительное время, когда каждый глоток хрустально-прозрачного воздуха буквально напоен едва ощутимым предчувствием ночной прохлады и томительно- сладостным теплом уютно нагретых за день солнечным светом камней старинных домов… Прогулка по плохо освещенным и временами весьма небезопасным улочкам Нерака в такую чудесную погоду просто не могла не доставить двум молодым людям, горячо увлеченным друг другом, подлинного удовольствия. И пусть они прятали лица под маской и плащом; пусть юный Бурбон, сознавая всю опасность столь головокружительного путешествия, волей-неволей ускорял шаги, минуя подозрительные тупички и подворотни, - все равно – испытанный риск, азарт и предвкушение совместного ужина в одном из самых изысканно убранных покоев дворца доставляли супругу Маргариты Валуа неподдельное наслаждение. Глаза его сверкали, с губ не сходила мечтательная улыбка, а сильные пальцы трепетно и вместе с тем непреклонно сжимали хрупкую ручку графини, будто бы доказывая всем: она – моя! Лишь посмейте на нее посягнуть и будете иметь дело со мной! - Ну вот мы и дома. – Жарким шепотом обжег розовое ушко ее сиятельства неугомонный беарнец, когда они беспрепятственно миновали замковые ворота и очутились во внутреннем дворе. Стражникам, бдительно несшим вахту, зять Екатерины Медичи вполголоса сказал несколько слов, являвшихся паролем на эту ночь, и приоткрыл краешек плаща, позволяя узнать себя. Больше никаких манипуляций не понадобилось – их без дальнейшего промедления впустили во внутрь и предложили выделить провожатого, от услуг коего Наварра небрежно отмахнулся. Дворец в Нераке – не особняк графини де Гиш в Бордо – так что не заблудится! Миновав несколько лестниц, коридоров, открытых галерей и полутемных переходов, король Наваррский и его гостья вошли наконец в небольшую комнату – одну из самых любимых гостиных его величества. Несмотря на довольно теплый вечер, в камине едва тлели алые угольки. На мраморном столике в углу стоял серебряный кувшин, наполненный вином, и несколько чеканных кубков, оплетенных изысканным узором из виноградных лоз. Большое серебряное же блюдо было наполнено всевозможными легкими закусками – сыром, орешками и цукатами. - Располагайтесь. И добро пожаловать! – Радушно предложил приятель д'Обинье, сбрасывая плащ и метким броском отправляя его в одно из кресел, обложенное полусотней маленьких пестрых подушечек. – Я сейчас велю подать ужин, а Вы пока можете угоститься вином и сладостями. Не удивляйтесь, - добавил он, предупреждая вопросы, которые вполне резонно могли возникнуть у мадам де Грамон при виде столь сверхъестественной предусмотрительности прислуги, - я частенько здесь работаю, читаю и отдыхаю. Челядь знает, что и первое, и второе, и третье я предпочитаю делать, закусывая горечь неприятностей и разочарований всевозможными лакомствами, поэтому и вино, и все эти приятные мелочи приносят сюда постоянно. Закончив пояснения, наследник Антуана де Бурбона скрылся за дверями, чтобы отдать распоряжения относительно ужина, а также дать возможность даме привести себя в порядок и хорошенько оглядеться без свидетелей.
Диана де Грамон: - Поверьте, Генрих, жителей Бордо не удивить, ни духами, ни дорогими материями. Десятки судов стекаются в Порт Луны с этими товарами. И что модно в Париже, на то не всегда одобрительно посмотрят в Бордо, Тулузе или тут в Нераке. У нас нет пышных столичных приемов. Жизнь течет несколько иначе. – Диане хотелось возразить, что никакие толпы воздыхателей вокруг нее собираться не будет, и уж точно она предпочтет всем им общество своего неракского друга, но промолчала, заменив слова лишь улыбкой. Покидая скромный гостиничный номер, Диана словно отправлялась в неизвестность, доверившись полностью своему царственному спутнику. Не часто она совершала пешие прогулки по городу. Когда выйдя из гостиницы, графиня поняла, что их не ждут ни портшез, ни оседланная лошадь, то немного растерялась, но уверенность молодого властителя Нерака, развеяла все сомнения об уместности прогулки пешком. Казалось, что лабиринту незнакомого города не будет конца. Старинные дома, узкие улочки сменялись одни за другими. Пару раз сердечко графини невольно сжалось, когда мелькнули несколько серых теней, но ее рука покоилась на руке того, чье слово в этом городе было законом. Мысль о том, что она сейчас вот так запросто тет-а-тет идет по улицам города с королем Наварры, только добавляла румянца на щечки. Ах, если бы люди, которые находились за стенами домов, мимо которых они проходили, знали, кто скрывается под длинным плащом и маской, на утро им было бы о чем посудачить. Еще поворот, и вот улица выводит их на площадь. Еще несколько шагов и они входят в замковые ворота. Два таких простых и коротких слова «мы дома», а столько много они в себе заключают теплоты, спокойствия, уюта. Дом, это куда мы возвращаемся с надеждой на отдых, с уверенностью на безопасность. Лестницы, коридоры, галереи, по которым уверенно вел свою гостью хозяин дома, все рассталось позади. Небольшая, но очень уютная комната радушно приняла вошедших. Камин задорно подмигивал тлеющими угольками, кресла с кучей маленьких подушечек предлагали отдохнуть, а стол приглашал утолить жажду вином и манил легкой закуской. - Мне нечему удивляться, что Ваша комната всегда готова принять своего хозяина, когда бы он ни пожаловал. – Диана оглядывала комнату с неким трепетом, ведь именно тут по его же словам Генрих работал, читал, отдыхал. Она хотела запомнить каждую мелочь, что бы сохранить в памяти. - Ваши слуги заботятся о Вас, Генрих. И подумайте, так приятно возвращаться к себе, зная, что все готово к отдыху или работе. – Диана откинула капюшон и сняла маску. Оставшись в комнате одна, Диана сняла плащ, и аккуратно положила его в то кресло, куда так небрежно был брошен плащ молодым Бурбоном. Машинально, графиня взяла тот плащ, желая сложить аккуратно. Внезапно, от мысли, что эта ткань только что касалась плеч Генриха, ее сердце замерло, а потом учащенно забилось. Поднеся плащ к лицу, Диана прижалась щекой к дорогой ткани, ощущая запах мужских духов. Минута, и устыдившись своей слабости, молодая женщина быстро сложила плащ и положила на кресло, опасаясь, как бы кто не застал ее за этим сентиментальным жестом. Ожидая возвращения Генриха Наваррского, графиня де Гиш взяла несколько цукатов и подошла к окну. Приоткрыв немного створку, Диана хотела посмотреть какой вид открывается из окна этой комнаты, но сгустившиеся весенние сумерки мало что давали увидеть. От прохлады, веявшей с улицы, она невольно поежилась.
Catherine de Bourbon: Инфанта, оглянувшись по сторонам, и убедившись, что на нее никто не смотрит, подобрала подол черного платья, и пропрыгала на одной ножке по желтым плитам, вымостившим галлерею. Свобода. Свобода! Увезенная Агриппой д’Обинье из аббатства Фонтевро, доставленная в Нерак, в любящие объятия брата (который, как казалось Катрин, не совсем представлял себе, что делать с сестрой, из забавной девчонки ставшей взрослой особой), инфанта Наваррская теперь примеряла для себя роль хозяйки дома. Конечно, по праву эта роль должна была достаться Маргарите Валуа, но вот незадача, покидая Лувр, братец Генрих меньше всего озаботился захватить с собой супругу. И вот Маргарита в Париже, старая дуэнья и подруга Жанны д’Альбре, мадам де Роган, пока не нашла времени навестить свою воспитанницу. И, по правде сказать, это было весьма неплохо, потому что Екатерина все еще не могла привыкнуть к этому удовольствию – распоряжаться собой как заблагорассудится, и все еще не наигралась этой ролью, хозяйки замка. Вот когда пришло время припомнить все матушкины уроки. Слуги были только счастливы появлению Катрин, которой надо было знать совершенно все, от того, сколько бочек вина хранится про запас, до того, какие пряные травы высажены в садик матушки, заботливо ей восстановленный и лелеемый. У дверей, ведущих в покои брата, Катрин оправила шелк платья, убрала выбившейся рыжий локон. В хрупкой девичьей фигурке появилось достоинство и степенность, отличавшие когда-то ее мать. Она шла осведомиться у короля Наваррского о том, что он желает получить на ужин, и будут ли за столом гости (на что Катрин в тайне надеялась). Распахнулась дверь, вторая, третья, и инфанта, пройдя через анфиладу комнат, с изумлением обнаружила в личных покоях брата женщину. И вот же ирония судьбы, картина, не вызвавшая бы никакого недоумения в Лувре, повергла юную девушку в изумление. В свое время строгая Жанна д’Альбре оберегала дочь от всего, что могло, по ее мнению, развратить эту чистую душу. Пребывание в монастыре тоже не способствовало приобретению опыта общения с мужчинами. - Сударыня, кто вы, и где мой брат, король Наваррский, - осведомилась Катрин, не склонная ходить вокруг да около. – Я вас не знаю! Вы одна из гостий Его величества? Под «гостьями» Екатерина де Бурбон подразумевала развратных и бессовестных дам, проникших в круг брата не иначе, как обманом, а именно маркизу де Сабле и госпожу Джустиниани. К отчаянию Катрин, белокурая маркиза даже завоевала расположение Агриппы д’Обинье, с чем трудно было смириться. Ну ничего, Катрин намеревалась и тут навести порядок. Светлые глаза инфанты смерили незнакомку внимательным, заранее осуждающим взглядом. К несчастью «гостьи» та была на редкость красива, а Катрин, в силу возраста и положения, остро чувствовала опасность, исходящую от слишком красивых женщин.
Диана де Грамон: Она все еще стояла у окна, когда за дверью послышались шаги. Диана уже сделала пару шагов навстречу, полагая, что это вернулся Генрих, но вместо него в комнату вошла рыжеволосая девушка в темном шелковом платье. Молодая женщина испытала одновременно и разочарование, что это не тот, кого она ждала, и некоторое облегчение. Хоть мадам де Гиш и приняла приглашение Генриха Наваррского, но боялась. Боялась саму себя, боялась показать свои чувства больше, чем положено проявлять их по отношению к другу. Но, видно сама судьба хранила Диану. Долго гадать, кто перед нею Диане не пришлось, это оказалась никто иная, как сестра короля Наваррского. Молодая инфанта справедливо задала вопросы, как хозяйка дома. Диана и сама бы та поступила, если бы застала незнакомого ей человека в своем доме. - Ваше высочество, - Диана опустилась в реверансе перед дочерью Жанны д’Альбре, - я графиня де Гиш де Грамон, урожденная виконтесса де Лувиньи. - Что она могла еще добавить? Говорил ли Генрих о ней своей сестре или вообще кому-нибудь? Имеет ли она право сказать, что король Наварры просил называть его своим другом? Ответов на эти вопросы у Дианы не было. Была ли она гостьей? Трудно было отрицать этот факт, учитывая, что она находилась в личных покоях короля. - Его величество предложил мне воспользоваться гостеприимством его замка в этот вечер. Несколько минут назад он вышел из этой комнаты, что бы велеть подать ужин, но где сейчас Его величество, я не могу сказать. – Действительно, выходя из комнаты, Генрих ничего больше ничего не добавил, а лишь предложил угощаться вином и сладостями, что были на столе. Не чувствуя за собой никакого греха или вины, голос Дианы был спокоен. Тонкая, едва уловимая улыбка коснулась ее губ. Невольно сравнивала она брата и сестру, ища в лице инфанты черты Генриха. И лишь сейчас графиня де Гиш осознала, что на ней дорожное платье, немного запыленное. Темно-синий муар, практически без отделки, тускло переливался при каждом ее движении. И все равно, ни нитки жемчуга, или ожерелья не оживляло благородную ткань. Машинально Диана коснулась рукой прически, проверяя не выбились ли локоны. Весь день, проведенный в гостинице она волновалась за свою миссию так, что даже уходя не вспомнила о своем внешнем виде.
Catherine de Bourbon: Инфанте уже пришлось выслушать несколько намеков на «вольный нрав» короля Наваррского, впрочем, весьма деликатных, учитывая юный возраст и незамужнее положение Катрин. Да и в Фонтевро монахини не все свое время уделяли молитвам и вышиванию, вдоволь сплетничая о том, что было далеко и недостижимо, о жизни при дворе. Среди насельниц монастыря были и знатные дамы, и девушки из благородных семейств. Все они произносили имя Генриха Наваррского вроде бы и с негодованием, но и с нежностью. Отчего такое странное противоречие, дочери Жанны д’Альбре понять было пока не дано. Но глядя на даму, представившейся графиней де Гиш, Катрин отчего-то припомнила эти шепотки. Говорили, что у брата при дворе Медичи много «побед», как-то раз Катрин даже услышала (вернее подслушала) откровенное высказывание покойной Луизы де Бурбон, что Генрих пошел нравом в отца, и что не пропускает ни одной юбки, и любовниц у него куда больше, чем то пристало протестантскому государю. Могло ли получиться так, что эта красивая женщина любовница брата? Инфанта поджала губы, пытаясь представить себе, что в таком случае сделала и сказала бы матушка. Королева Жанна всегда была образцом строгой морали, и молодая девушка, только недавно открывшая для себя, что мужчины, оказывается, могут вызывать у женщин смятение чувств, готова была во всем следовать ее примеру. Но великая королева была так же добра и справедлива. Об этом Катрин тоже помнила. - Не очень хорошо со стороны Его величества было оставить вас одну, даже не прислав вам служанку. Вы, как видно, только с дороги? Пойдемте со мной, до ужина еще есть время, и вы успеете привести себя в порядок. Раз вы гостья Его величества, значит, и я должна вас так принимать. «Нравится мне это, или нет». Когда в замок слетались легкомысленные столичные бабочки в вызывающе-модных туалетах, брат не слишком-то спрашивал, нравится Катрин их общество, или нет. А как оно могло нравиться? У инфанты никогда не было таких нарядов, да она и не знала, как их носить. Она не умела так смеяться и разговаривать ни о чем. В уединении своих покоев она не наряжалась и румянилась, а писала стихи, переводила милые ее сердцу протестантские псалмы и пела их, увлеченно подыгрывая себе на маленькой лютне. - У вас уставший вид, - прямо сообщила инфанта даме, делая знак следовать за ней. Не очень-то хорошее начало для знакомства, говорить в глаза другой женщине все, что думаешь, но Катрин и в голову бы не пришло, что ее слова могут кого-то обидеть. Разве правда обижает? - Вы проделали долгий путь?
Диана де Грамон: - Простите, Ваше высочество, но я считаю невозможным следовать за Вами. Его величество просил ждать меня здесь, и я не могу поступить иначе. Разве что Вы не передаете мне его распоряжение. – Просто, но с достоинством ответила Диана. Она понимала, что инфанта поступает согласно своему чувству долга хозяйки замка, но и у графини де Гиш были свои понятия о долге. «Сколько же ей лет?», - задалась вопросом мадам де Грамон. «Судя по всему лет шестнадцать, но не больше восемнадцати». В этом возрасте у супруги сенешаля было на руках тоже большое хозяйство. - Мои люди ожидают меня в гостинице, как и моя служанка, поэтому не вините Его величество в том, что он не прислал мне служанку, - дружелюбно, без надменности пояснила Диана. Ей не хотелось перечить принцессе, но и поступить иначе, чем ей сказал Генрих, считала своеволием. Как любую женщину, Диану затронули слова о ее внешнем виде, сказанные другой женщиной. Так устроен мир был всегда. Графиня привыкла выглядеть всегда опрятно, не допуская беспорядка в своем туалете, и теперь слова сестры Генриха о том, что нужно привести себя в порядок звучали для мадам де Гиш как упрек. Украдкой Диана старалась увидеть свое отражение, что бы оценить свой вид. Ах, если бы Генрих сказал ей, что предстоит встреча с его сестрой, то графиня сменила бы дорожное платье на то, что было у нее в багаже. А так случилось все спонтанно. И радость от встречи, и переданные новости насчет побега принца Франсуа, все смешалось, и такая мелочь, какое на ней платье стала не столь важна. Тем более они шли пешком по городу, плащ защищал благородный муар, но не сильно. О, эту ночную прогулку по Нераку Диана будет помнить долго, присовокупив ее к сокровищам, хранимым в своей душе. - Вы очень наблюдательны, Ваше высочество, мне пришлось проделать достаточно долгий путь, но в Нерак я приехала утром, а не только что. И лишь неотложное дело потребовало встречи с Его величеством именно сегодня. Поджатые губы инфанты свидетельствовали, что та не в восторге от нежданной гостьи. «Что ж, это ее право». Как опытная хозяйка графиня де Грамон была согласна, что о гостях лучше знать заранее, но если получилось иначе, то следует оказать гостеприимство, нравится тебе это или нет. Невольно Диана вспомнила визит господина де Монморанси. «Интересно, как повела бы себя инфанта, обнаружь она в комнате синьора де Торе.» Визит этого господина, как и короля Наварры, не очень понравился графу де Гиш. - Может быть уместнее дождаться Генриха Наваррского в этой комнате? "И все же какие они разные брат и сестра", подумала Диана. Рыжие локоны, на ее взгляд, очень удачно подчеркивали цвет кожи принцессы. «Как хорошо, что в компанию к Подарку, я взяла Искорку. Можно будет подарить ее инфанте, все равно щенки сдружились, и было бы жаль их разлучать». - Вы любите собак, Ваше высочество? – неожиданно для себя самой Диана задала этот вопрос.
Catherine de Bourbon: - Собак? О нет, не слишком люблю! В аббатстве были собаки, но не изящные гончие, или милые сеттеры. Нет, огромные цепные псы, злющие и лохматые. Катрин их очень боялась. - Но у меня жил попугай! Такое красивое создание, и умница, он умел разговаривать. Подарок королевы Маргариты. Наша королева удивительно добра, хотя и католичка, но, думаю, когда она приедет в Навару, она отречется от своих заблуждений. У короля Наваррского не может быть королевы католички, я права, сударыня? Маргарита Валуа не забывала о юной узнице Фонтевро, за что инфанта была ей очень признательна. Так приятно было время от времени получать маленькие подарки. Сладости, книги, ноты, и, самое ценное, новости о брате. Но заговорила Катрин о королеве Маргарите не случайно, зорко наблюдая за выражением лица гостьи брата. Диану де Грамон даже самый строгий судья не обвинил бы в нелюбезности, но все же она довольно твердо настояла на своем, а инфанта не терпела в своем недавно обретенном доме своеволия. Но ничего, она знает, кому следует задавать вопросы! Любопытно, все же, где же Генрих? Катрин так надеялась за ужином вывести его на разговор о предмете, ее очень интересующем, о поэте и рыцаре д’Обинье, так поразившем ее воображение. Инфанта собиралась прозрачно намекнуть брату, что его друг вредит своей душе, состоя в порочной связи с мадам де Сабле. И вот теперь, похоже, по вине Дианы, брат будет ужинать в своих покоях! Светлый взор инфанты торжествующе блеснул. Ну конечно! Вот кто наверняка знает, что это за дама, и зачем она здесь. Агриппа д’Обинье был доверенным лицом короля Наваррского, он знал о брате все, и даже больше чем все! А если Генрих будет ужинать в своих покоях, то отчего бы ей не пригласить на ужин его друга и соратника? - Если вам не требуется моя помощь, то я потороплю слуг с ужином, - любезно кивнула Катрин гостье, придя в восторг от своей маленькой интриги. – Надеюсь, вы останетесь им довольны. Согласовано с Маргаритой Валуа
Диана де Грамон: - О, простите мне вопрос насчет собак, я подумала, что могла бы подарить Вам щенка своей борзой собаки. Вот Ваш брат сам дал имена некоторым щенкам, которые родились в день его приезда в Бордо. – Счастливые воспоминания делают нас самих счастливее, Диана и не заметила, какая появилась у нее мягкость во взгляде, словно она смотрела на дорогое ее сердцу сокровище. - Но, раз Вы их не очень любите, то не осмелюсь даже предложить Вам такой подарок. – Реверанс в знак почтения к своей титулованной собеседнице. - У меня никогда не было такой редкой птицы. Королева Маргарита без сомнения добра, сделав Вам такой подарок, Ваше высочество. Но, простите, если я добавлю, что доброта не зависит от вероисповедания. Католичка, она или нет, она супруга Вашего брата. А родственникам свойственно оказывать друг - другу внимание. – Диана не стала добавлять, что не считает свидетельством «удивительной доброты» сделанный подарок. Попугая она видела в лавке торговца заморскими товарами в Бордо. Редкая птица, конечно, была выставлена в комнате для привлечения покупателей. Но яркая птица не говорила, а лишь издавала пронзительные крики, хлопая крыльями в своей клетке. А вот вопрос с вероисповеданием Маргариты Валуа, вызвал у графини де Гиш целую бурю эмоций в душе. При воспоминании о ночи Святого Варфоломея, у Дианы потемнело в глазах. Крики, страх, все словно опять встало перед ее глазами. - Да простит Ваше высочество мои слова, но если Вас действительно интересует мое мнение, то Вы не правы. Скорее все мы перейдем в мавританскую веру, чем дочь Екатерины Медичи откажется от католической веры. Если Вы считаете, что у короля Наварры не может быть королевы католички, то ему не следовало изначально вступать в этот брак. Этот союз никому не принес ничего хорошего! И за четыре года Господь не благословил этот брак наследником. – Тяжело дыша, Диана прижала пальцы к виску. - Извините меня за эту вспышку. – На глаза жены сенешаля стали наворачиваться слезы. - Эта свадьба, а вернее воспоминания об известных Вам событиях Варфоломеевской ночи до сир пор живы. Тогда погибло много подданных короля Наваррского, коварно заманенных в ловушку. Нашей семье чудом удалось спастись. Графа де Грамон помиловал лично король Карл. Мой муж, вслед за отцом стал католиком, и заставил меня в ту ночь принять католичество. И Господь наказал меня. В ту ночь я потеряла ребенка. – Много чего бы графиня могла сказать, что думает о доброте Маргариты Валуа, как и обо всей королевской семье. Ах, разве сейчас Генрих Третий не отдал приказ привести войска в боевую готовность? Но, усилием воли Диана остановила свои эмоции и слова, готовые сорваться с ее уст, что бы обличить всю «доброту» носящих фамилию Валуа. Как бы ни далека была графиня от политики, но последние события стерли всю ее призрачную защиту от парижских интриг. Не так давно ей пришлось сделать выбор на чьей она стороне. - Королю Наваррскому повезло получить в жены самую красивую женщину Франции. – Спокойный и учтивый тон графини де Гиш сменил невольный взволнованный и гневный порыв. – Я буду молиться, что бы Ее Величество отказалась от еретических заблуждений. Для истинной веры не нужны ни святыни, ни купленные индульгенции. – Сейчас Диана корила себя как она могла поверить… как могла подумать, что может сравниться с Жемчужиной Франции. Прекрасной дочерью короля, сестрой короля, ставшей женой короля. - Еще раз простите, Ваше высочество, за несдержанность. Я не смею претендовать на Ваше время и отвлекать от хозяйственных забот. Уверена, что слуги Вашего дома сделают все возможное, что бы и Вы и Его величество остались довольны ужином, а для меня присутствие на этой трапезе будет честью, которую Генрих Наваррский оказал за мою небольшую услугу в его интересах. - Все что мне сейчас нужно, так это побыть немного одной. – Диане хотелось сейчас совсем иного. Вот если бы Генрих сейчас взял ее за руку и просто посмотрел ей в глаза. Разве это много? Разве друзья не имеют право на такие небольшие знаки внимания и поддержки?
полная версия страницы