Форум » Игровой архив » И змея можно победить словом божьим. » Ответить
И змея можно победить словом божьим.
Катрин де Монпансье: 21 декабря, утро. Франция, Реймс, дворец То. Добродетель не достигала бы таких высот, если бы ей в пути не помогало тщеславие. (с)
Ответов - 19, стр:
1 2 All
Катрин де Монпансье: Утреннюю молитву Катрин произносила преклонив колени у распятия в своей комнате, а не в часовне дворца То. Слова молитвы нанизывались одно за другим, пальцы привычно перебирали четки, но мысли герцогини были далеко от спокойствия. Вчерашнее красочное представление все еще занимало мысли герцогини де Монпансье. Идея сделать в качестве подарка брату на 31 декабря представление на библейскую тему или на тему греческой мифологии, где герой отважно побеждает какого-нибудь ужасного монстра, а народ славит своего героя, все еще не покинула Катрин. Сложность была в том, что в постановке планировала принять участие и ее кузина - Антуанетта д'Омаль, а возможно, и она сама. Что выбрать, что бы такие дамы, как они не уронили честь, принимая участие в представлении? Возможно ли вообще допустить участие актерской труппы в представлении? Но, главное от чего следовало начинать, это сюжет. Без этого даже разговор с директором труппы актеров, устроивших вчера театральное действо «Страшное и ужасающее низвергание грешников в геенну огненную» не имел смысла. Хотя, приглашая для разговора сего служителя Мельпомены, герцогиня в первую очередь хотела убедиться в респектабельности тех лиц, которым, возможно выпадет честь дать представление перед принцем Жуанвилем, архиепископом Реймсским и остальными гостями дворца То. Встав с колен и положив четки на стол рядом с молитвенником, Катрин поспешила туда, где надеялась найти нужное. А именно в библиотеку. Что бы не быть застигнутой в этой кладези знаний врасплох, и избежать лишних вопросов, герцогиня отобрала подходящие книги, и поспешила в малую гостиную, где в этот час меньше всего можно было ожидать братьев. Она не хотела раньше времени рассказывать о планах, которых, по сути, еще и не было. Людовик и Шарль, конечно, не откажут в совете, но когда есть из чего выбирать и по поводу чего давать советы. В коридоре, закрывая дверь в библиотеку, Катрин случайно потеряла равновесие. Чтобы не упасть, ей пришлось опереться о стену, а книги градом рассыпались из ее рук. Закусив нижнюю губку, она даже топнула ножкой, выражая досаду. Как назло никого из слуг по близости не оказалось. В коридоре герцогиня Монпансье увидела только фигуру, облаченную в сутану, но это был не Луи де Лоррейн. Очевидно, это кто-то к архиепископу, подумала Катрин, склоняясь в почтительном поклоне, приветствуя духовное лицо.
Отец Жан: Жан ван дер Дейк не рискнул бы отправляться в путешествия по замку То, в одиночку, но слуга, любезно приставленный к нему Людовиком де Лоррейном немного отстал. Утренняя месса успокоила душу священника, поневоле взволнованного и путешествием и вчерашними долгими беседами с архиепископом Реймсским. Она словно бы стала знаком, что есть вещи, которые пребудут с нами всегда, ибо вечны. Об этом он и размышлял, идя той дорогой, что ему указали, надеясь, что она приведет его в покои, где должны были собраться члены семьи архиепископа в ожидании утренней трапезы, а не заведет в какой-нибудь тупик, или на половину слуг. Все же замкам Франции было далеко до итальянских дворцов, распахнутых навстречу солнцу и воздуху, это были строения, больше предназначенные для войны, а не для мира. На женщину, поклонившуюся ему, отец Жан не обратил бы внимания по укоренившийся привычке (что глаз не видит, того сердце не возжелает), если бы не книги у ее ног. К книгам сводный брат Маргариты Пармской относился с куда большим пиететом, чем к дочерям Евы. - Позвольте, сударыня, - холодно произнес он, останавливаясь. – То, что вы уронили, заслуживает куда более бережного отношения. Наклонившись, он подобрал их одну за другой, смахнув нежно невидимые пылинки, и, не глядя в лицо даме вручил их ей, думая о том, будет ли у него время посмотреть библиотеку архиепископа. Людовик де Лоррейн намекал на то, что его гость найдет там много интересного. - Возьмите. И будьте осторожнее.
Катрин де Монпансье: - Благодарю Вас, святой отец, - Катрин приняла из рук нежданного помощника книги, стараясь взять их поудобнее, что бы не опять уронить. – Очень жаль, что так вышло. Мне не нужно было брать столько книг сразу. – Глупее, чем сейчас дочь Франсуа де Гиза давно себя не чувствовала. Стоит в доме брата и оправдывается неизвестно перед кем. Но именно потому, что этот человек ей помог, Катрин захотелось сделать ответный жест помощи, тем более, что по всей видимости это был посетитель к Людовику де Лоррейну. – Могу ли я в ответ на Вашу любезность чем-нибудь помочь Вам? Вы первый раз во дворце То? – Привыкнув себя чувствовать почти в любом доме легко и непринужденно, герцогиня Монпансье была готова пожертвовать своим драгоценным временем и помочь гостю. Сделав шаг, Катрин поняла, почему чуть было не упала. Был сломан каблук туфельки, причем той самой, которая была надета на правую ногу. Такая неприятность с самого утра. Тут уже впору было уверовать, что все испытания посылаются нам свыше, дабы укрепить наш дух. Стараясь не выдать расстройства от случившегося, молодая женщина продолжила ничего не значащий светский разговор - Дворец красив, но в незнакомом месте легко заблудиться, ведь Вы прибыли к архиепископу реймсскому?
Отец Жан: Нельзя сказать, будто Жан ван дер Дейк уж как-то особенно яростно ненавидел женщин. Нет, просто недолюбливал, прозревая в них множество опасных пороков. И самыми опасными он считал тщеславие и честолюбие. Честолюбие приводило женщин, молодых, красивых, соблазнительных во дворцы пап и кардиналов, а тщеславие приказывало им вмешиваться в дела, которые их не касались. Нет, благочестивая католичка должна быть скромна, немногословна, послушна мужу и исповеднику. И уж конечно, благочестивая христианка не будет заводить со священником беседу, если, конечно, речь не идет о спасении ее души. Отец Жан окинул молодую женщину задумчивымм взглядом. Кем бы она ни была, служанкой, или дамой, сопровождающей кого-то из родственниц Людовика де Лоррейна, чем-то неуловимо напоминала она ван дер Дейку его сводную сестру, Маргариту Пармскую. Герцогиня всю жизнь прожила в уверенности, что ее судьба исключительна, а ее право повелевать, и только множество несчастий, посланных Господом, смогли научить ее смирению. Чему Жан, как брат и священник, был более чем рад. Впереди были распахнутые двойные двери, вероятнее всего, ведущие в покои, где гостю следовало ожидать хозяев. - Не уроните ваши книги, сударыня, а лучше, попросите слугу помочь вам, вы же ничем не можете помочь мне, тем паче что вас, вероятно, ожидают? Но благодарю за то, что спросили. Вопрос, впервые ли он во дворце То, и к кому он прибыл, священник оставил без ответа, почитая неприличным такие откровенности с женщиной, чье имя и положение были ему неизвестны. Шагнув в просторную залу, обставленную изящно и со вкусом, отец Жан зажмурился на мгновение. Переход от полумрака коридора к свету оказался болезненным для глаз, привыкшим к долгой работе над манускриптами в скупом полумраке кельи.
Катрин де Монпансье: На немногословную речь своего собеседника Катрин ответила лишь улыбкой, и тут же потеряла интерес к священнослужителю, помогшему ей с книгами. Два вопроса более существенных занимали ее мысли. Во-первых, как быть с туфелькой, а во-вторых что делать с театральным действом. Просить слугу о помощи, как предлагал святой отец ей не пришлось, один из служащих дворца То заметил ее затруднения с книгами и освободил ручки герцогини, от тяжелой ноши. Аккуратно ступая на носок правой ноги, Катрин неспешно направилась в малую гостиную, чьи двойные двери были неподалеку от библиотеки. Каково же было ее изумление, когда в комнате она увидела того, кто дал ей совет впредь бережней относиться к книгам. Здороваться с тем, с кем она виделась не более четверти часа назад, Катрин не посчитала нужным. Присев у стола, на который слуга положил книги, герцогиня Монпансье чинно и аккуратно расправила юбки своего платья и открыла книгу о легендах древней Греции. - Принесите сюда бумагу, перо и чернила, - отдала она распоряжение слуге. – Если меня будет спрашивать мадемуазель д`Омаль, то передайте ей, что я здесь, в малой гостиной. И пришлите сюда мою горничную. - Будет исполнено, Ваша светлость, - слуга, принес письменные принадлежности, и, поклонившись герцогине и священнослужителю, вышел из комнаты. Катрин стала просматривать книгу, делая пометки на листе бумаги, выписывая имена героев, события.
Антуанетта д'Омаль: Звонким эхом рассыпались быстрые, легкие шаги. Антуанетта не шла, а бежала, подобрав юбки. Да что там бежала. Она бы летела, если бы смогла. На кончике языка юной демуазель вертелась новость, которую требовалось немедленно, немедленно рассказать герцогине де Монпансье. Камеристка мадемуазель д’Омаль (незаменимая особа в том, что касалось слухов и сплетен) узнала у слуги Людовика де Лоррейна*, что во дворец То прибыл итальянский священник, будущий исповедник королевы Луизы, о чем и сообщила госпоже ранним утром. - Наверное, старый и некрасивый, - скривила губы демуазель, неохотно выбираясь из теплой постели, чтобы одеться для утренней мессы. - А вот и нет, - хихикнула служанка, помогая зашнуровать корсаж платья. – Отец Жан молод, и весьма хорош собою! - Хорош собою, говоришь? Тогда поторопимся. Служанка поторопилась. Спустя довольно краткое время Антуанетта оглядела себя в зеркало, платье закрывало грудь и шею до самого подбородка. Светлые, волнистые волосы, гордость тщеславной дочери герцога Омальского, были скромно прикрыты бархатной шапочкой и вуалью. - Фу. Хуже монахини, - вынесла она вердикт. - Вы же не на бал собираетесь, а на мессу, - резонно возразила камеристка, подавая госпоже молитвенник, и готовясь нести следом подушечку для коленопреклонения. Старания Антуанетты не прошли даром, устроившись чуть в стороне, на смогла наблюдать за священником, прибывшим по душу госпожи де Водемон. Камеристка не солгала, тот был поразительно хорош собой. Людовик де Лорейн тоже был красив и тоже был священником, но еще он был ее кузеном и мадемуазель д’Омаль в голову бы не пришло разглядывать его так внимательно. Юность Антуанетты и ее невинность в вопросах плотский в какой-то мере защищали ее, но даже демуазель почувствовала нечто вроде волнения. «Фрейлины будут сходить по нему с ума», - предсказала она недалекое будущее, и, по окончанию мессы, поспешила на поиски кузины. Она первая должна сообщить герцогине де Монпансье такую новость! Но в дверях Антуанетта появилась уже с видом благопристойным, спешка не к лицу герцогине Анжуйской (пусть и тайной). Появилась, и ахнула. Ее новость находилась в покоях собственной персоной. Скромненько, на цыпочках подойдя к священнику, Туанетта присела в реверансе. - Отец мой, добро пожаловать во Францию. Я мадемуазель д’Омаль, фрейлина Ее величества и ваша кающаяся. Еще один легкий поклон предназначался герцогине де Монпансье. - Ваша светлость, доброго вам утра. *Согласовано с Его преосвященством
Отец Жан: Эту юную девушку Жан ван дер Дейк заметил еще на мессе, и теперь с удовольствием узнал, что набожная малютка та самая родственница архиепископа Реймсского и фрейлина королевы Луизы. Чувство долга в столь юном возрасте, это, безусловно, дорогого стоит. Демуазель заслужила ободряющей улыбки и благословения, и отец Жан охотно дал ей и то, и другое, сухо кивнув после того той даме, которую назвали «Ваша светлость». Не удивительно, что глядя на нее, он вспомнил о своей сестре. Насколько сводный брат Маргариты Пармской имел представление, во дворце сейчас находилась только одна дама, имеющая титул герцогини, герцогиня де Монпансье, сестра Людовика де Лоррейна. - Господь да благословит вас, дитя мое, - мягко произнес он. – Рад, что нам удалось встретиться прежде, чем я предстану перед королевой. Сегодня утром я видел вас в часовне, и нет слов, как я счастлив, что родственница архиепископа Реймсского, к которому прислушиваются в самом Риме, так ревностно исполняет обряды нашей матери-Церкви. Подняв из реверанса юную девушку, Жан ван дер Дейк усадил ее на скамью, придвинутую к окну, и сам сел рядом. Понимает ли кто-нибудь, как важны первые впечатления? Ты видишь человека, говоришь с ним, а, может быть, только обмениваешься поклонами, и вот уже ты готов ответить на вопросы: что он, кто он? Отца Жана редко когда подводили эти самые первые впечатления, обычно они как раз оказывались самыми верными и точными. В мадемуазель д’Омаль, например, он сразу почувствовал союзницу. Отчего? Время покажет. В бескорыстное союзничество воспитанник елейных итальянских прелатов не верил. - Мне бы хотелось судить по вам весь двор королевы Луизы, мадемуазель д’Омаль. Темные глаза прелата смотрели прямо в светлые глаза юной девушки. - Но, возможно, я оказываю слишком много чести приближенным королевы?
Катрин де Монпансье: Катрин невольно обернулась на звук открываемой двери, и увидела Антуанетту д’Омаль, чинно входящую в комнату. Мало того, ее кузина, по всей видимости, знала присутствующего в комнате священника. «Ваша кающаяся», ну, конечно, должен из Рима прибыть исповедник для королевы Франции, но я не думала, что так скоро. - Доброго утра, Вам кузина, как жаль, что я могу сказать это Вам только сейчас, а не перед мессой. Я начала молитву у себя в комнате еще до начала службы, и мне жаль было прерывать слова Господу нашему, что шли от всего сердца. Чуть сдержанно улыбаясь, смотрела она на то, как святой отец дал благословление Антуаннете, ободряюще улыбаясь девушке, тогда как в ее адрес был лишь сдержанный кивок. На это сухое приветствие она ответила так же кивком головы, но вложив в свой жест куда больше дружелюбия, чем священник. - Позвольте и Вам пожелать доброго утра, святой отец. Вы пользуетесь гостеприимством архиепископа Реймсского, так же, как и я, его сестра Екатерина де Монпансье. Герцог де Монпансье никогда не возражает против того, что бы я находилась в кругу своих родных, но редко сопровождает меня. И еще раз благодарю Вас за оказанную мне помощь. Подойти и попросить благословление ей помешала вовсе не гордость, а то, что святой отец завел разговор с мадемуазель д’Омаль, усадив ту на скамью около окна. Мешать было не учтиво. И к тому же на ней были все те же туфельки, а оступиться еще раз и упасть, да еще при всех, Ее светлость вовсе не желала. Глядя на открытые страницы книги, Катрин невольно прислушивалась к их негромкому разговору. Все складывается из мелочей. Каждый поступок имеет последствия. Вот и кузина, побывав на службе, заслужила одобрение в глазах этого священника. Что ж, он исповедник, как королевы, так и ее фрейлин. Удача улыбнулась Антуаннете, ну а она сама запомнится только, как «уронившая книги». Неизвестно почему, но эта мысль вернула едва не утраченное хорошее настроение. Обмакнув перо в чернильницу, Катрин снова стала прилежно выписывать на бумагу подходящие цитаты. Главное сейчас это работа с книгами, а о своей репутации в глазах святого отца она подумает позднее.
Антуанетта д'Омаль: Это было малообъяснимо, но рядом с отцом Жаном Антуанетта почувствовала себя важной особой, действительно важной! Она выучила свою роль и превосходно ее играла, она знала, что ей следует стать второй Марией Стюарт, управляющей еще одним королем по имени Франциск во благо и процветание семьи. Но под пристальным взглядом священника она почувствовала себя не второй Марией Стюарт, а первой и единственной Антуанеттой Луизой д’Омаль. Это было очень приятное чувство. Очень! Антуанетта Луиза д’Омаль чинно села у окна, сложив руки на коленях, на щечках ее победным знаменем полыхал румянец. Не часто она удостаивалась такого внимания. - Мой отец, герцог Омальский (Туанетта произнесла это имя с законной гордостью) всегда был верным защитником Католической церкви, и позаботился, чтобы всех нас, его детей, воспитали, следуя ее духу и букве. Обычно Антуанетта охотно отходила на второй план, понимая, что этого от нее и ждут, но присутствие отца Жана удивительным образом будило в ней то, что можно назвать тщеславием, а можно и гордостью, которая, как известно, живет и в самых юных душах. Ей хотелось, чтобы этот красивый священник, показавшийся ей добрым и проницательным (если он сказал ей так много приятного, значит, увидел ее достоинства, если увидел достоинства, значит он проницателен и умен) видел в ней не просто кузину семейства Гизов. Раз у нее такая прекрасная возможность очаровать отца Жана (а в своих способностях очаровать даже священника Антуанетта не сомневалась) значит этим надо воспользоваться! И когда она вернется ко двору, у нее будет там союзник. И какой! Туанетта только что не замурлыкала от удовольствия. - Приближенные королевы, добрый отче, молодые девушки и совсем юные замужние женщины. У них чистые сердца, но некоторым из них ударяет в голову свобода двора, - скромно молвила она. – К сожалению, рядом с королевой мало достойных дам, умудренных житейским опытом, как Ее светлость герцогиня де Монпансье. Я часто сожалею, что герцогиня предпочитает размеренную жизнь в кругу семьи жизни при дворе, ее пример воистину способен и вдохновить, и наставить на путь истинный. Юная плутовка готова была щедро лить мед славословий, но, разумеется, не по доброте душевной. Просто, как она уже сумела заметить, тем, кто говорит о ближних своих хорошее, и веры больше! А колючку всегда можно спрятать под слоем сладчайшей патоки похвал.
Отец Жан: Каждое слово, сказанное Антуанеттой д’Омаль было взвешено, оценено, рассмотрено под всевозможными углами, но на лице отца Жана был написан только благожелательный интерес к юной собеседнице. Юной, но далеко не глупенькой. Позже, поинтересовавшись родовым древом демуазель, он признает что, пожалуй, внучка знаменитой Дианы де Пуатье, единственной фаворитки Генриха II, иной быть и не может. Во всяком случае, ответ Антуанетты сделал бы честь любому иезуиту. - Свобода – это отравленный плод, милое мое дитя, - мягко улыбнулся он. – Вспомните, что случилось с Люцифером, который возжелал свободы от благой воли Господа. Да не последуем мы его примеру! Но в вашей стойкости я уверен. Столь чистые глаза не могут лгать. О том, что любые глаза лгут, Жан ван дер Дейк был прекрасно осведомлен. Но женщины по сути своей существа насквозь неискренние, они говорят одно, думают другое, хотят третьего, и говорить с ними надо на их языке. Желаете узнать тайны самой отъявленной лгуньи? Притворитесь, что верите ей. Польстите тщеславию кокетки, погладьте по шерстке зверя гордыни, который гнездится в каждой душе, и вы получите самое ценное. Откровенность. Все желают быть выслушанными и понятыми. Все. В этом заключена и величайшая слабость человеческая и величайшая сила для того, кто сумеет этой слабостью воспользоваться. - Французский двор будет для меня чуждым, во всяком случае, в первое время. Но я рад, что мое знакомство с ним началось так приятно. Нет ничего угоднее богу, чем юная, целомудренная, набожная девица. Она подобна безупречной лилии. Но скажите мне, мадемуазель, отчего вы не со своей семьей в эти благословенные дни? Вот-вот на землю сойдет Спаситель, особенно отрадно ожидать его пришествия с родными и близкими. Взгляд священника задумчиво скользнул по знатной даме, сидевшей за книгами. Опыт ему подсказывал, что в первую очередь женщина сообщает мужчине (а священник, увы, тоже мужчина) то, что считает для себя самым важным, взять хотя бы мадемуазель д’Омаль. Что же сообщила ему Ее светлость? Подчеркнула, что он пользуется гостеприимством ее брата, а так же дала понять, что ее муж не участвует в ее жизни. Краешки четко очерченных губ сводного брата Маргариты Пармской дрогнули в понимающей улыбке. Право же, не стоит пытаться объять необъятное, и тайны дамы находятся в безопасности, ему нет до них никакого дела.
Катрин де Монпансье: Страница за страницей древних книг, полных сказаний о подвигах героев, деяниях святых, а у герцогини так и не было альтернативы представлению «Страшное и ужасающее низвергание грешников в геенну огненную». Ей хотелось представить Генриха в образе сильного и славного героя, наподобие древнего Геракла, служившего по воле богов царю Эврисфею. Именно по его велению тогда и были совершены 12 подвигов. Мешало одно. Судя по книге Эврисфей был ничтожный, дрянной человек и все люди смеялись над его удивительной трусостью. Говорили, что Эврисфей боится даже собственной тени. Не хватало еще, что бы увидели намек, что Генрих Третий подобно царю Эфрисфею боится своего кузена Генриха де Гиза. Особенно, если учесть, что и Геракл приходился кузеном царю, пославшему его на подвиги, правда не для обретения славы, а встречи со смертью. «Узнав о приходе Геракла, Эврисфей обрадовался, но вместе с тем побледнел от страха. Ему было очень приятно, что боги заставили служить ему такого смелого человека, но он испугался, как бы Геракл не вздумал убить его и захватить себе Аргосское царство. Из трусости Эврисфей не вышел навстречу Гераклу. Он приказал ему ждать у порога, а сам забрался в постель с ногами и начал думать, куда бы ему отправить Геракла - так, чтобы самому прославиться, а Геракла погубить.» - Катрин перевернула страницу. Не так ли принц Жуанвиль был послан в сентябре на север Франции? И не так же ли, как и Геракл он вернулся с триумфальной победой. Как все сложно… тут нужен совет. Но чей? К кому ей обратиться за советом? Кто может быть беспристрастным судьей? И какой подвиг Геракла выбрать? Бой с многоголовой гидрой? Гидрой, олицетворяющей протестантов, которые, как бы ни поднимали свои головы, терпят поражения. Или взять пятый подвиг Геракла - когда Микенский царь Еврисфей велел Гераклу победить эриманфского кабана? Но там и о ранении отравленной стрелой кентавра Хирона, друга самого Геракла. Нет. Все не то! Герцогиня Монпансье захлопнула книгу, повествующую о древних Греках. Это не годится для публичного представления. Так же были отвергнуты описания жизни Цезаря и жизни Хлодвига Первого – короля Франков. Еще немного, и Катрин уже готова была отказаться от затеи с театром, а часы неумолимо показывали, что встреча с директором труппы приближается. Конечно, она не откажется от встречи, просто поблагодарит лично за представление, найдет учтивые слова благодарности. Но и лишит дополнительного заработка этих комедиантов, и такой хороший способ поздравить Генриха тоже будет упущен. Взгляд на Антуанетту, которая так чинно ведет беседу со святым отцом. Кузина так хотела поучаствовать в представлении. И вот из-за ее нерешительности, столько людей могут пострадать. Вздох, означающий поражение в битве с книгами, виноватая улыбка и взгляд на беседующих у окна. Просить помощи никогда не стыдно, особенно, когда речь идет не только о своей выгоде. Тихонько избавившись от туфелек, которые могли ее подвести, Катрин была готова подойти и попросить совета у святого отца, но почему-то робела встать и подойти к нему. Оставалось только ждать, когда представится случай.
Антуанетта д'Омаль: Антуанетта представила себя в образе безупречной лилии, и эта картина приятно польстила ее самолюбию, а вопрос о семье напомнил об осторожности. Конечно, было очень приятно наслаждаться единолично доброжелательным вниманием святого отца. Тем более приятно, что такое удовольствие на долю мадемуазель д’Омаль выпадало не часто. Кавалеры, как правило, были осторожны в изъявлении восхищения юной, незамужней девице на выданье, да еще и из такой могущественной семьи, зато охотно превозносили до небес красоту и очарование герцогини де Монпансье, зная, что супруг Ее светлости их за это к ответу не призовет. Но Антуанетта прекрасно помнила слова кузины Катрин, сказанные ей в порыве откровенности на балу в Лувре. На первом месте должна быть принадлежность к славному Лотарингскому дому, верхушкой которой, или наконечником, если угодно, являлся принц Жуанвиль. Или все должны думать, что это так. Голубые глаза Антуанетты распахнулись широко-широко, явив собой море чистейшей наивности. - Но я здесь со своей семьей, добрый отче, - проворковала она кроткой голубицей. – После смерти отца мой кузен, герцог де Гиз, взял на себя труд представить меня ко двору, а герцогиня де Монпансье не оставляла своими советами и заботой. Демуазель бросила быстрый взгляд на кузину, занятую, по всей видимости, библиографическими изысканиями, не иначе как связанными с «подарком» герцогу де Гизу. Наверное, будет правильным помочь герцогине в ее затруднениях, правда, особыми познаниями в мифологии Антуанетта похвастаться не могла. Вот, разве что отец Жан… - Уверяю вас, во Франции нет второго такого дома, где члены семьи любят друг друга и поддерживают, - лицемерно заявила она, старательно расправляя складки юбки. – Вот, кстати, добрый отче, вы человек начитанный и ученый, не откажитесь помочь нам в одном маленьком деле советом? Ваша светлость, вы не возражаете, если я спрошу мнения отца Жана о нашей задумке? Темные ресницы Антуанетты застенчиво трепетали, весь вид юной демуазель показывал, что она тут только гостья, а главное слово, разумеется, и ныне, и присно, и вовеки веков, принадлежит герцогине де Монпансье. Аминь.
Отец Жан: - Господу угодны мир и согласие среди родичей, мадемуазель д’Омаль. Его благословение на тех, кто любит и почитает свою семью, - внушительно проговорил отец Жан, пряча улыбку. Кто бы ни был наставницей этой юной девушки, герцогиня ли Монпансье, или Природа, которая, подчас, лучший ментор, хотя и опасный, уроки демуазель усвоила блестяще. Чуть приоткрывшись, шкатулочка захлопнулась, и перед священником снова сидела благонравная, хорошенькая, наивная девица из знатной семьи, и никто бы не предположил за этим взглядом ума или хитрости. Заслуживали ли ум и хитрость порицания? Отнюдь, если служили благим целям, вернее, целям, которые священник назвал бы благими. Хотя, конечно, он, как многие служители Церкви, считал благом, чтобы женщина посвящала себя целиком заботе о доме, муже и детях, не помышляя ни о чем ином. Но, увы, мир этот был и грешен, и несовершенен, был таковым, и вряд ли изменится. Но свои размышления о несовершенствах мира отец Жан все же решил оставить для более благоприятного времени. - Вы слишком высокого мнения о моей начитанности, мадемуазель д’Омаль. В том, что касается книжной премудрости, мало найдется столь просвященных и умудренных пастырей, коим является ваш родич, архиепископ Реймсский, - у Жана ван дер Дейка тоже были хорошие наставники, и нужные слова легко лились с его губ. Иногда, но редко, они лились и от сердца. – Но как бы ни были скромны мои познания, я буду рад помочь вам, мадемуазель, и Ее светлости. Короткий, учтивый поклон в адрес герцогини, задумчивый взгляд в окно. Стекло при всей его прозрачности чуть искажало картину площади, делая ее размытой, растягивая темные силуэты повозок и людей, зато солнечные лучи, падающие с неба, преломлялись в нем маленькими сияющими радугами. Какая удивительная аллегория, подумал про себя отец Жан, и какая правдивая. Все, что нисходит к нам с небес невозможно сделать безобразным, а то, что имеет под собой земную основу, каким бы пышным ни было, всегда таит в себе долю несовершенства, как бы мы ни старались думать иначе.
Катрин де Монпансье: Невольно прислушиваясь к беседе, Катрин оценила тактичность и осторожность своей кузины. Антуанетта была ангелом во плоти. О, если бы святой отец знал истинную причину ее присутствия тут. В каждой семье есть свои секреты. Большие и маленькие. Только дождавшись знака внимания в ее адрес со стороны священника, герцогиня позволила себе присоединиться к беседовавшим у окна. - Святой отец, позвольте и мне попросить у Вас благословления, - герцогиня, встав, подошла, и преклонила колено перед священником, склонив голову, и скрестив руки на груди. Сейчас ее порыв был скорее искренен, чем продиктован правилами этикета. Ей нужно было обрести спокойствие в мыслях, которые все смешались от обилия информации и необходимости принять решение в кратчайшее время. - Мадемуазель д’Омаль права, нам нужен совет и помощь, хотя, возможно Вы, как священнослужитель и не одобрите нашей затеи. Но, поверьте, возможно, именно Ваш совет, непредвзятый окажется самым верным. Архиепископ Реймсский мудр, но речь сейчас идет о театрально представлении в честь дня рождения Его светлости герцога де Гиза. Я, взяла на себя смелость, прежде чем обратиться за советом к архиепископу, выбрать примерную тему представления, но не рассчитала свои силы. За этим я и посещала утром библиотеку замка То. Книги полны историй о подвигах древних героев, но все не подходит. Вчера было представление на площади «Страшное и ужасающее низвергание грешников в геенну огненную». – Катрин замолчала. Все что говорила она сейчас, выглядело неубедительно, несерьезно и недостойно того, что бы обращаться с этим к святому отцу. Странное ощущение, но она сейчас ощущала себя просто девчонкой. Взглянув на кузину, Ее светлость, ободряюще улыбнулась. Произвести благоприятное впечатление на исповедника до того, как он прибудет ко двору и приступит к своим обязанностям, это большая удача. - Позвольте заметить Вам, святой отец, что мадемуазель д’Омаль являясь фрейлиной Ее величества, осталась доброй и скромной католичкой. Она, отказавшись от столичных соблазнов, которых трудно избежать даже во время поста, приняла мое приглашение прибыть в Реймс, что бы перед рождеством поклониться святым мощам, почтить место, где принял крещение легендарный король Хлодвиг I и посетить место, где проповедовал Святой Реми, крестивший самого Хлодвига I.
Отец Жан: Ладонь Жана ван дер Дейка едва коснулась в благословляющем жесте головы герцогини де Монпансье. К священнику шли за советом и утешением, так уж повелось испокон веков, причем советы касались чаще всего дел мирских. Когда отец Жан, по молодости лет, слишком горячо осудил такую суету и низменность мирских помыслов, его духовный наставник отправил священника выслушивать исповеди окрестных крестьян. Это был хороший урок. Все лето сводный брат герцогини Пармской выслушивал о продаже и забое скотины, видах на урожай винограда, жены жаловались на побои мужей, мужья на то, что жены сварливы и похлебка невкусна. К концу лета священник обрел то спокойствие и невозмутимость, которая и приличествует духовному лицу. Так что просьба герцогини не вызвала в его душе возмущения или осуждения, и он склонен был отнестись к ней со всем вниманием. - В таком развлечении нет ничего дурного, если разумно подойти к выбору сюжета, - рассудительно проговорил отец Жан, вставая со своего места, чтобы сестра Людовика де Лоррейна могла присесть. Негоже знатной даме стоять, когда мужчина сидит, пусть даже этот мужчина носит сутану. – Даже кардиналы церкви не пренебрегают такими развлечениями, а ваш брат, принц Жуанвиль, лицо светское. Жан ван дер Дейк умолчал о том, что князья церкви часто любовались мистериями в исполнении самых дорогих куртизанок Рима, такие подробности не для женских ушей. Взгляд священника стал задумчивым и отрешенным. - Значит, говорите, «Страшное и ужасающее низвержение грешников в геенну огненную»? Я понимаю ваши колебания, Ваша светлость, хорошо для простонародья, но не более того. Языческие сказания тоже нежелательны. Что нам остается? Представления, подобные тому, что затевалось герцогиней де Монпансье, имели под собой цель вполне определенную. Тонко польстить тому, в честь кого они устраивались. Лесть была не в новинку служителю церкви, так что все упиралось в то, что бы сделать это именно тонко. - Скоро мы будем отмечать день святого Сильвестра, дочь моя, так почему бы вам не взять за основу его великий подвиг, победу над морским зверем Левиафаном и спасение всего христианского мира от страшной кончины? Этот великий наместник престола святого Петра прославился и другими славными деяниями, он искоренял ересь огнем и мечом, чем не прекрасная аллегория? Но в любом случае, вам лучше спросить дозволения вашего брата, архиепископа. Это его дом, ему и принадлежит право решения.
полная версия страницы