Форум » Игровой архив » О прочем умолчим » Ответить
О прочем умолчим
Маргарита Валуа: 25 апреля 1577 года. Франция, Тюильри, вечер.
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Маргарита Валуа: Как это часто бывает во времена, до предела насыщенные событиями и чувствами, день пролетел стремительно, и вечер вскочил на крыши Парижа как большой, ленивый зверь, готовый накрыть собой город. Подобно светлячкам в Тюильри зажглись, заметались фонари, разлетаясь по дорожкам, собираясь по трое-четверо возле какой-нибудь статуи. И от одного светлячка зажигалось еще несколько, так, что вскоре весь сад был освещен, как днем, даже лучше, чем днем, потому что золотистое и теплое мерцание фонарей куда нежнее относится к женским лицам, чем резкий дневной свет. Скрывает бледность, горькую складку у губ, грусть в глазах, дарит обманчивый румянец, веселье и блеск. Великий обманщик, вечер. Маргарита благословляла его про себя, не боясь, что чьи-то пытливые глаза увидят то, что им видеть не следует. - Виконт де Тюренн! Помогите мне выбрать для себя звезду! Жемчужно-серое платье королевы Наваррской мягко мерцало в вечернем полумраке, делая Ее величество похожей на цветок, таинственный цветок, благоухающий ночным жасмином и белой розой. Вокруг этого цветка было достаточно других, ярких и нежных, источающих запахи духов и пудры. У некоторых, впрочем, имелись и шипы, в виде шпаг или острых словечек. Двор Генриха Валуа охотно присоединился к прогулке королевы Наваррской, предвкушая развлечения и сплетни. Маргарита же придумала всем новую игру, подхваченную с радостью, предложив каждому выбрать для себя небесное светило. Кто же откажется от такого? Ради этого случая Маргарита пригласила матушкиного астролога, Джузеппе Руджиери. Козимо, его брат, впал в немилость, имея неосторожность противоречить королеве-матери. Джузеппе оказался более мудрым и теперь был готов развлекать придворных небылицами о небесных телах и их движении. Звезды действительно проступали сквозь темный шелк вечернего неба, загораясь алмазами, куда до них всем королевским сокровищам! Маргарита, повинуясь женскому капризу и желая жестоко посмеяться над теми, кто искал на ее лице следы страданий от смерти графа де Бюсси (страданий, которые терзали ее сердце, но губы ее смеялись) держала подле себя внука Анна де Монморанси. Общество молодого дворянина было ей приятно, а лиловый весенний сумрак лился бальзамом ей в душу. Ей хотелось забыть о своих несчастьях, и она о них забудет! По крайней мере, на сегодня. Широкий рукав королевского платья, подбитый белым шелком, коснулся рукава Анри де Тюренна. - Выберите звезду для меня, а потом найдем что-нибудь для вас. Только не будем забывать, что Марс по праву принадлежит Его величеству. - Осмелюсь возразить прекраснейшей из королев, но Его величеству больше подойдет Солнце, - угодливо поклонился младший Руджиери. – Марс к лицу герцогу де Гизу. Он хотел сделать приятное Маргарите, которая всегда благоволила к своему бывшему любовнику и так и не понял, отчего королева Наваррская вздрогнула, и отвернулась.
Франсуа де Валуа: Его высочество прибыл в Лувр еще в полдень, но времени поговорить с сестрой у него не было. Сначала ему пришлось с озабоченным лицом выспрашивать у короля подробности вчерашнего происшествия, изображать скорбь по Бюсси, которую он вовсе не чувствовал. Он даже рискнул сделать пару намеков на «врагов храброго Клермона», но намеки были достаточно общими, чтобы не разгневать короля. Словом, хотя принц и уверял виконта де Рибейрака, что добьется правды любой ценой, на деле же он делал все, чтобы держаться от этой правды как можно дальше. Затем был разговор с матерью, уже намного более откровенный. Монсеньор честно рассказал матери о том, что узнал от Франсуа д’Оди, в глубине души крайне довольный тем, что не он заварил эту похлебку, не ему ее и расхлебывать. - Может быть, мне отослать виконта от двора с каким-нибудь поручением? – предложил он, целуя материнскую руку в знак почтения и благодарности. Все же, пусть Клермон и мертв, но главное – мертв Главный ловчий и его супруга. - Нет, ни к чему, это заронит в сердце ваших дворян ненужные сомнения, - ответила Флорентийка. Оставьте это мне, сын мой. И навестите королеву Наваррскую. Нынче она на прогулке Тюильри. Постарайтесь ее убедить в том, что нарочитая скорбь по графу де Бюсси повредит ей в глазах короля. А сейчас, останьтесь и пообедайте со мной. Я слышала, вы получили письмо из Англии? Когда Медичи не была врагом, она была верным союзником, и Франсуа не без внутреннего торжества, остался в ее покоях, наслаждаясь материнским вниманием, которого ему так не доставало в детстве. Но сейчас все поменялось и он определенно вышел в фавориты. Так пусть все это видят! Когда стемнело, Его высочество отправился в Тюильри. Маргариту он увидел сразу. Ее невозможно было не заметить. И в сердце снова кольнула старая сладкая боль. Она была прекрасна. И она была его сестрой. - Выбираете себе звезду, моя прекрасная королева? Почему бы вам не взять себе Луну, ночью она светит ярче всех! Франсуа поклонился Маргарите, запечатлев на ее щеке трепетный горячий поцелуй.
Анри де Тюренн: Только звезды отражались в этот вечер в голубых глазах виконта де Тюренна. Звезды манящие и прекрасные. Но как они были коварны. Они приковывали взгляды своей красотой, давали обещание обогреть, но были далеки и холодны. Анри трепетал при мысли, что он похож на одну из этих звезд. Иногда бывший свитский Монсеньора герцога Анжуйского ненавидел в себе кровь рода де Монморанси. Она толкала виконта на поступки, о которых любой другой, возможно, жалел бы. Анри понимал, что за некоторые из этих поступков ему суждено отчитаться перед Всевышним. Но кровь рода Монморанси успокаивала. Ответить придется, но позже. Сейчас же нужно было жить и добиваться своих целей любой ценой. Анри вздохнул и улыбнулся звездному небу. Он был рядом с прекраснейшей из женщин Франции. Жемчужина затмевала собою даже эти мерцающие звезды. Но обычно она была так же далека от виконта. Но только не сегодня. Этот вечер был поистине волшебным. Казалось, что темный бархат вечернего неба был усыпан звездами даже больше, чем всегда. Воздух пьянил, а от близости Маргариты Валуа у де Тюренна кружилась голова. Голубые глаза внука Анна де Монморанси были бездонные. Анри поигрывал маленьким зеркальцем, пристегнутым к поясу. Звезды с удовольствием любовались своим отражением в нем. Д’Овернь позволил себе в этот вечер дерзкую мечту: если бы все эти люди, сопровождающие супругу Генриха Наваррского в Тюильри, исчезли, и он с королевой своего сердца остался наедине. Чтобы он мог читать в ее завораживающих глазах, о чем думает эта женщина. Но мыслей о графе де Бюсси, по мнению виконта, у королевы Наваррской не должно было остаться. Гордость женщины и королевы не позволит ей этого. Нежный голосок Маргариты Наваррской прозвучал неожиданно и совсем близко. Анри вздрогнул. Лиловые сумерки скрыли от посторонних глаз предательский румянец, заигравший на щеках виконта. Но прозвучавший следом мужской голос заставил де Тюренна прикусить губу. Он не мог перепутать. Виконт хорошо знал этот голос. И принадлежал он его бывшему покровителю. - Ваше Величество, - выдохнул д’Овернь, - позволю себе не согласиться с Его Высочеством, - Анри изящно поклонился, приветствуя принца, - уверен, Ваша звезда – Венера. Сейчас расскажу почему, - улыбнулся Анри, делая знак младшему Руджиери, что попробует объяснить сам. – Во-первых, Ваше Величество, Венера – вторая планета от Солнца. А Солнце, как заметил наш уважаемый астролог, звезда Его величества. Во-вторых, она светит не менее ярко, нежели Луна, ее всегда легко отыскать на небе. Ну и, в третьих, - голос виконта дрогнул, как будто Тюренну было трудно дышать, - Венера названа именем богини любви и красоты. Бывший анжуец перевел взгляд на герцога. Голубые глаза смеялись, на лице же было лишь выражение глубокого почтения.
Маргарита Валуа: - Монсеньор, брат мой, вы решили присоединиться к нашей прогулке? Чудесно! мы и вам подберем звезду! Но вы опоздали, а посему заплатите маленький штраф. До меня дошли слухи об одной даме, которая часто появляется в вашем обществе, Франсуа, и я сгораю от любопытства. Маргарита – воплощенное лукавство – смеялась, поддразнивая герцога Анжуйского. Со стороны, наверное, казалось, что нет существа более веселого и легкомысленного, что, подобно бабочке, Маргарита Валуа перелетает от одного мужского сердца к другому, собирая сладкий нектар поклонения, не помня о тех, кого оставила… пусть так. Но королева Наваррская была дочерью Екатерины Медичи, причем в гораздо большей степени, чем обе женщины соглашались признать. Сейчас она хотела остаться с братом наедине, чтобы расспросить его о Бюсси. А для этого хорош любой предлог. - Виконт, если вы считаете, что Венера подходит мне, то так тому и быть, я доверяю вашему вкусу, но будьте любезны, сочините мадригал в честь этой капризной богини, если он понравится дамам, то можете потребовать с них любую награду, которую сочтете желанной! Маргарита улыбнулась Анри де Тюренну, рассмеялась в ответ на жеманно-стыдливые вздохи дам. Королева готова была держать пари, что ни одна из них не откажет в награде галантному внуку Монморанси, более того, в глубине души будет молиться, чтобы тот не скромничал в своих требованиях. И, взяв под руку брата, увлекла его на одну из боковых тропинок, к дубу, одиноко стоящему среди парка. - Вы не пришли утром, и я заволновалась, - тихо призналась Маргарита, отбросив все притворство. – Вы говорили с королем, Франсуа? Что он думает обо всем случившемся? Я боюсь к нему идти и не знаю, что думать. Мне рассказали… не знаю, правда это, или нет… Мне рассказали, что у графа де Бюсси был роман с принцессой Клевской. Это так, братец? Они были любовниками? Если это так, то мои надежды на справедливость вряд ли когда-нибудь осуществятся. Те, кто отомстил Клермону, возможно, имели полное право на эту месть. Вздохнув, Маргарита положила ладонь на шершавую кору дерева, страстно желая получить от него, такого несокрушимого, капельку силы и немного терпения.
Франсуа де Валуа: Вот когда Франсуа благословил про себя длинные языки придворных, которые, подобно стае коршунов, высматривали хоть малейший намек на интрижку в их тесном кругу. Обсудить, кто с кем наставляет кому рога – излюбленное занятие этих праздных сердец, благослови их Господь. Сам бы Франсуа не вспомнил, но и правда, Клермон ухаживал за герцогиней де Невер! Было такое, хотя Монсеньор и не верил, что рыжеволосая герцогиня позволила Бюсси нечто большее, нежели поцеловать краешек ее платья. Но это и не важно. Если вовремя подбросить эту сплетню в пламя домыслов, то оно недурно разгорится. - Я был у короля утром, моя прекрасная сестрица, был и у матушки, поэтому не смог засвидетельствовать вам свою любовь. Герцог Анжуйский взял в свои руки пальчики сестры, нежно их поглаживая, с ревностью прислушиваясь к их трепету. Да, он ревновал Маргариту ко всем ее любовникам, хотя сам пользовался возможностью представить ей самых красивых и храбрых своих дворян, в надежде таким образом заручиться их преданностью. И отвести от себя подозрения в том, что его любовь к Маргарите слишком горяча для чувств брата к сестре. - И брат наш Генрих и матушка говорят, что это всего лишь засада на дороге, но я не так в этом уверен. Виконт де Тюренн наверняка рассказал вам о том, что увидел на дороге? Конечно, это была засада, но слишком хорошо устроенная для простых бандитов. Печально вздохнув, принц поднял глаза к звездному небу. - Наш храбрый Клермон… наш безупречный Бюсси. Увы, Маргарита, увы, мне нечем вас утешить. Как бы я хотел бросить к вашим ногам его убийц. Но, возможно, вы правы и нам всем придется делать вид, будто мы верим в разбойников. Граф действительно был частым гостем в особняке герцогини де Невер. Я слышал, он посылал цветы вашей подруге и даже приказал своему лекарю позаботиться о самочувствии Ее светлости, когда та занемогла. Красивый и благородный жест, но как мы знаем, даже самые красивые и благородные жесты могут быть неправильно истолкованы. Еще раз вздохнув, Его высочество поцеловал ладонь королевы Наваррской. Следовало быть осторожным в словах, очень осторожным. Любые прямые обвинения опасны и неуместны, их легко опровергнуть, к тому же, есть имена, которые даже первый принц крови должен произносить с осторожностью. Но зато в его руках опасное и смертоносное оружие намеков и недоговоренностей. Воспользуемся же им в полной мере!
Анри де Тюренн: Появление герцога Анжуйского несколько раздосадовало де Тюренна. Да, Франсуа Валуа был принцем крови и страстно обожал свою сестру, как бы, к слову сказать, не пытался скрыть этого. Поэтому не было ничего удивительного, что он появился в Тюильри, где Жемчужина Франции собрала практически весь Двор французского короля. Но в памяти Анри еще были свежи воспоминания о том времени, когда он был в числе свитских принца. О да, это было опасное время. Опасное и прекрасное одновременно. Являясь дворянином из свиты младшего сына Екатерины Медичи, молодой виконт освоил многие уроки, которые преподносила ему жизнь, и которые он впоследствии не раз применял на благо собственных целей, как, впрочем, и каждый из Монморанси. Д’Овернь знал, что быть искренним можно только с самим собой, и то не всегда. Выставляют напоказ истинные чувства лишь глупцы и безумные. Уметь вызывать доверие, но самому не доверять никому – тоже один из уроков, который преподала жизнь рядом с Франсуа Валуа. Ах, да…Еще один. Никогда не позволять чувствам взять верх над тобой, иначе потеряешь рассудок и наделаешь глупостей. Но вот последний урок де Тюренн подзабыл. Он позволил себе увлечься королевой Наваррской, да так, что в присутствии этой женщины забывал обо всем на свете. Нет, конечно, сейчас Анри еще мог здраво рассуждать. Если Маргарита Валуа потребует от него жизнь, скорее всего внук Анна де Монморанси найдет способ сохранить ее, но и сделает так, чтобы Жемчужина Франции осталась довольна. Однако Анри чувствовал, что все больше и больше поддается чарам этой прекраснейшей из женщин. И если он ничего не изменит, то вскорости будет повиноваться даже ее молчаливым приказам. Молодой д’Овернь взглядом проводил брата и сестру. Казалось, Анри мог прочесть в душе герцога Анжуйского восхищение Маргаритой. Но вот в душе самой Маргариты даже ему было сложно что-либо понять. Эта женщина была поистине загадкой. О чем она думала, о чем вздыхала. Де Тюренну неизменно казалось, что чем жизнерадостнее была улыбка на прекрасном лице дочери Екатерины Медичи, тем глубже раны были на ее сердце. Взгляд голубых глаз остановился на удаляющихся фигурах, которые как будто таяли в вечерней дымке. - Ну же, виконт, мы ждем от Вас мадригал. – Словно разорвав темноту прозвучал веселый голосок одной из фрейлин Маргариты Наваррской, послуживший сигналом остальным. Дамы расщебетались словно стая птичек, позабыв про звезды и пользуясь моментом, пока королева Наваррская отлучилась. - Дамы, мадригалы не сочиняются вот так…сразу.- Ласково улыбнулся д’Овернь, не спеша обводя взглядом голубых глаз каждую фрейлину, которые уже образовали вокруг него кольцо, как будто и не собирались выпускать, пока не услышат посвящения Венере. Де Тюренн лукаво прищурил один глаз и, растягивая слова, тихо начал. - Венера как-то по весне Амура привела ко мне (Я жил тогда анахоретом)…* Д’Овернь не успел закончить, потому что веселый смех фрейлин заглушил его голос. - Ах, виконт, Вы называете себя отшельником? – Звонкий смех одной из фрейлин Маргариты Наваррской вновь разорвал темноту. – Уж не жизнь ли в Нераке сделала из Вас такового? - Вы прекрасно читаете стихи месье Ронсара. – Подхватила другая фрейлина. – Но мы прощаем Вам эту маленькую хитрость, поскольку готовы исполнить любое Ваше желание. На губах молодого Тюренна играла обворожительная улыбка. Он был готов в этот вечер целовать руки дамам, дарить им мадригалы и сонеты, сорить комплиментами. Но сердце его будет истекать кровью. Наверно, в этом они похожи с Жемчужиной Франции. Анри незаметно бросил взгляд в ту сторону, где в сумерках скрылись две фигры. Подавил вздох и смещался в толпе придворных, которые забыли про звезды - этих немых свидетелях человеческих слабостей. *Пьер Ронсар
Маргарита Валуа: Каждое слово Франсуа было словно гвоздь, который Монсеньор забивал в сердце королевы Наваррской, и он почти слово в слово повторил то, что сказал Маргарите утром виконт де Тюренн. Супруга Генриха де Бурбона украдкой вытерла слезы. Жизнь красавца и храбреца Клермона была яркой и стремительной, словно падающая звезда. Не боясь ничего, он проживал жизнь с таким азартом, будто каждый день мог оказаться последним… и вот его нет. - Даже если мы никогда не услышим имена настоящих убийц графа де Бюсии, их знает Бог, брат мой. А для него нет оправданий, он каждому воздаст по заслугам. Будем утешаться этим, хотя, по правде сказать, это весьма слабое утешение. Глубоко вздохнув, Маргарита слабо улыбнулась брату. - Давайте вернемся, Франсуа. Мы можем хранить траур в сердце, но показывать его нам не дозволено, как мне объяснила наша добрейшая матушка Екатерина. К тому же, я хочу услышать, что потребует виконт от наших придворных дам. Ради его прекрасных глаз они не только достанут звезду с неба, но и подерутся за право это сделать. Какое-то время брат и сестра шли молча*. - А что, теперь титул маркиза де Ренель перейдет к сыну дамы д’Иверни? Других же ближайших наследников мужского пола у графа не было. Не могла ли Жанна де Лонгжю подстроить эту ловушку и решить, таким образом, все спорные вопросы наследства? Королева Наваррская с легкостью припомнила эту даму с исключительно белой кожей, черными волосами и глазами ядовитой змеи. Такая не остановится ни перед чем! - Может быть, подсказать королю Генриху вызвать эту особу для допроса? Гордое сердце королевы Наваррской болело. А боль нуждается в выходе. Месть не лучшее лекарство, но все же лучше оно, чем бессильные слезы в подушку.
Франсуа де Валуа: - Дама д’Иверни?! Вы ее подозреваете, Маргарита? Право, это даже забавно! Франсуа громко и легкомысленно рассмеялся, но смех оборвался, как только Монсеньор сообразил, насколько он неуместен сейчас. Вот же дьявол… Маргарита, как тигрица, жаждет крови, и, уже, похоже, не так уж важно чьей. Сойдет любой враг Бюсси, главное, чтобы была возможность перегрызть ему горло в память о Клермоне. Кто бы мог подумать, что в королеве Наваррской столько кровожадности? Наверное, матушкино наследство. - Дорогая моя сестренка, обожаемая королева Марго, я не меньше твоего желаю справедливости, поверь. Поэтому прошу тебя, не поддавайся чувствам. Моет быть, Жанна де Лонгжю не образчик добродетели, но у Клермона были враги посильнее и поважнее, нежели вдова маркиза де Ренель. Впрочем, если брат наш Генрих захочет вызвать ее в Париж ради расследования, на то его полное право. «В сущности», - подумал Его высочество. – «Какое мне дело до Жанны? Тем более, что она невиновна и сумеет это доказать. Чем больше людей, тем лучше, тем легче будет нашей дорогой матушке Екатерине запутать след». Придворные дамы щебетали, как птички, обступив виконта де Тюренна. Любопытно, каковы планы у внука Монморанси? Останется ли он в Париже, а если и так, то к какой партии предпочтет примкнуть? Судя по тому. как отзывается о нем Маргарита, Анри де Ла Тур сумел привлечь ее внимание, а значит, недурно было бы иметь красивого дворянина поближе к себе, ради сестры и ради себя. - Ну что, виконт, вы уже определились с призом, который желаете получить? Франсуа был сама любезность. Положив руку на плечо молодому придворному, он шепнул, добродушно посмеиваясь: - Если нет, то напомню вам, что королева Наваррская неосмотрительно включила себя в число тех, с кого в можете потребовать свой выигрыш! Редкая удача, не теряйтесь, мой друг! Добродушие принца было фальшивым, как драгоценности стареющей куртизанки, но лучше пожертвовать малым ради большего. пусть Марго побольше думает о красавце Тюренне и поскорее забудет о красавце Бюсси.
Катрин де Монпансье: Апрельский вечер был на диво хорош, что просто грех было провести его дома. Сад Тюильри, который почтила своим присутствием герцогиня де Монпансье, сегодня был иллюминирован огнями, что создавало особое очарование. Не было еще удручающей жары и в воздухе не было надоедливой мошкары или комаров. Последних вообще стоило запретить королевским указом или парфюмерам придумать нужное средство. Комариные укусы вызывали зуд, портили кожу и настроение. Похоже, что весь двор Генриха Валуа присоединился к прогулке, устроенной королевой Наваррской. Вскоре вокруг герцогини собрался небольшой круг придворных, желавших не только засвидетельствовать почтение жене принца крови, но и составить ей компанию на прогулке. - Что вы говорите, месье де Алье! Я просто не верю в подобное, - Катрин старалась быть внимательной слушательницей, ведь никогда не знаешь, где тебе повезет. Конечно, в ее присутствии никто и не будет говорить ничего серьезного, но во всем есть крупица, которая может оказаться драгоценным камнем. Казалось бы, чего странного, что месье де Ле Вайе продает английского жеребца, скорость которого на рысях достигает до тридцати миль в час, но с другой стороны, расстаться с таким ценным животным месье Ле Вайе могли заставить карточные долги, да и вообще, можно было считать, что он нуждается в средствах. Но эти мелочи сейчас не занимали герцогиню де Монпансье. Ее внимание привлекла живописная стайка дам, среди которых кавалер читал стихи. Звонкий смех и непринужденное веселье могли быть только среди фрейлин королевы Маргариты, те, кто состоял в свите королевы Луизы, могли считаться образцом примерного и скромного поведения и в этот час, скорее всего, перебирали четки или портили глаза за вышивкой. Катрин улыбнулась сопровождавшей ее мадемуазель де Вобан. - Пожалуй, общество этих дам должно вам понравиться, моя дорогая. Екатерина-Мария остановилась и свернула в сторону, где царило веселье, за ней же последовала и ее небольшая свита придворных. - Месье, дамы, я оставлю на ваше попечение мадемуазель де Вобан. Услышав, что тут декламируют стихи, я не могу лишить ее такого удовольствия. Пусть смех уже стих при ее появлении, а стихов молодой дворянин уже не читал, герцогиню это не волновало. Общество своей компаньонки она ценила, но все хорошо в меру. Кроме того при Эжени де Вобан фрейлины могут болтать свободнее, чем в присутствии самой Катрин, а уж Эжени развлечет ее вечером рассказом, как прошел ее вечер. Вот дворянин, окруженный дамами, еще несколько минут читающий Ронсара показался Екатерине знакомым. Кажется, год назад или больше, она его видела при дворе в свите герцога Анжуйского, но потом он исчез. Куда? Этим обычно мало кто задается, когда тот или иной придворный покидает двор. - Это кто-то новый при дворе? – Спросила Катрин шедшего рядом с ней месье де Алье. - Ваша светлость не узнала виконта де Тюренна, - Почтительно ответил придворный, назвав имя того, о ком спрашивала герцогиня. – Он вернулся вместе с королевой Наваррской из Нерака, где служил Генриху Наваррскому. - Вот как? – Улыбнувшись, Катрин, отметила про себя, что виконт предпочел вернуться в Париж, а не месить грязь на полях, ревностно служа Бурбону. Ее светлость не успела покинуть аллею, как с другой стороны появились Франсуа де Валуа и королева Маргарита. - Ваше величество, Ваше высочество, - герцогиня де Монпансье склонила голову, приветствуя королеву Наварры первой, а потом уже и ее брата. - Кажется, я пропустила все самое интересное, - шутливо заметила Екатерина, обращаясь к герцогу Анжуйскому. – Тогда поясните мне, Монсеньор, что за выигрыш достался месье де Тюренну.
Франсуа де Валуа: - Посмотрите, Маргарита, кто решил почтить нас своим присутствием! Появление герцогини де Монпансье не могло остаться незамеченным, придворные ответили на него едва заметным возбуждением в голосах, кто-то сделал шаг вперед – засвидетельствовать свое почтение сестре Генриха де Гиза, кто-то шаг назад. - Будьте осторожны, сестра моя, у герцогини де Монпансье острый взгляд, не позволяйте ей увидеть лишнее. Его высочество готов был окружить королеву Наваррскую самой трогательной заботой, а заодно перессорить весь мир, оставшись, разумеется, в нем единственным оплотом порядочности и справедливости. Пусть Маргарита считает, что кругом враги, а он единственный, кому можно доверять. Он даже готов оставить ей виконта де Тюренна, тот ему не соперник. Красив, хитер, честолюбив… но не Бюсси. К счастью – не Бюсси. - Приветствую вас, герцогиня! Какой неожиданный и приятный сюрприз, увидеть вас нынче вечером! Благополучны ли вы, ваш супруг и ваши братья? Все ли здоровы? Монсеньор рассыпал перед Катрин де Лоррейн жемчужины своей любезности и каждая из них была обильно спрыснута ядом. - А мы тут на звезды любуемся! Виконт де Тюренн должен был сочинить небольшой мадригал в честь Венеры, и за это наши дамы обязались исполнить любое его желание. - А прочел Ронсара, - дерзко вмешалась красавица-фрейлина, и за ее красоту Монсеньор охотно простил эту дерзость. - Виконт, да вы, я смотрю, идете проторенными тропами, вместо того, чтобы прокладывать свою дорогу. Но оставляю вас на суд дам. Герцогиня, не желаете ли немного прогуляться? Вечерний воздух так свеж… Поклонившись, Его высочество предложил руку герцогини де Монпансье. Пусть Марго с Тюренном щебечут о сонетах, стоках и строфах, пусть говорят о звездах, цветах и цвете ночного неба. Ему же было крайне любопытно, как-то дом Гизов принял весть о смерти графа де Монсоро? Их верного слуги, этого предателя, да сгниет он в аду вместе со своей прелестной Дианой.
Маргарита Валуа: Быть осторожнее. Маргарита невесело усмехнулась. Брат прав, ей теперь следует быть осторожнее, не доверяя никому. И в первую очередь тем, к кому она раньше испытывала нежные чувства привязанности или дружбы. Как жестоко! Только бессмысленно обвинять в жестокости Судьбу. Нужно либо смириться, либо иметь силы противостоять ей. Гордо и решительно. Смирение никогда не было присуще отважной и красивой дочери короля Генриха II, поэтому королева Наваррская улыбнулась Екатерине де Лоррейн, ровно с той долей любезности, которую сестра короля может выказать сестре герцога де Гиза. Не меньше и не больше. - Герцогиня, какое неожиданное удовольствие – увидеть вас на нашей прогулке. Добро пожаловать. Кивнув брату, она предоставила тому заниматься гостьей, намереваясь понаблюдать за ней со стороны. Многое изменилось со времени ее отъезда к мужу, в Нерак. Очень многое. Неизменным осталась забота и любовь, которую ей выказывал Франсуа, но Маргарита не обманывалась на ее счет. Младший брат, с какой бы нежностью он ни относился к ней, во всем видит свою выгоду, и отвернется от «любимой сестры», если так будет нужно для его честолюбивых планов. Таков его нрав. Проводив взглядом Монсеньора и герцогиню де Монпансье, Маргарита вошла в щебечущий кружок фрейлин. На их лицах было написано неподдельное удовольствие. Вечер, стихи, блестящее общество. Как мало иногда нужно для счастья. Увы, для счастья Маргариты Валуа этого было недостаточно. Но никто, глядя на то, как сверкали ее прекрасные глаза в свете фонарей, не подумал бы, что сердце этой женщины кровоточит. - Дамы, раз месье де Тюренн сжульничал, то я не засчитываю его победу. Более того, он будет наказан, и я разрешаю вам выбрать для него наказание! Новый всплеск смешков и шепотков и вот уже на хорошеньких лицах придворных дам расчетливое оживление. Всегда приятнее исполнять свои желания, нежели чужие, а наказание можно придумать и такое, что доставит удовольствие всем присутствующим.
Фернандо де Кальво: И снова Франция. Дон Фернандо де Кальво мог лишь удивляться капризам судьбы. Каждый раз, когда он возвращался в Испанию и давал себе слово осесть в родовом поместье, среди виноградников и апельсиновых рощ, обязательно случалось что-то, и король отправлял графа де Сердани по очередному важному делу. И граф де Сердани соглашался. Потому что в испанце жила неистребимая жажда перемен, толкавшая его соплеменников через океан. И он знал – стоит осесть в просторном доме с белыми стенами и мозаичным полом, стоит погрузится в этот тихий мирок, наполненный пением птиц и журчанием воды в фонтанах, как незаметно подкрадется старость. Во Францию он отправился почти сразу же, после того, как Эскориал покинули посланники короля Генриха III. Что за бурю в душе пережил старый король Филипп, граф не знал, но два дня он не выходил из своих покоев. Молился. Это был весьма дурной знак, весьма. Обычно после молитв короля где-то загорались пожары, стреляли пушки, летели головы… но на этот раз всем повезло, Его величеству пришли срочные депеши, и гнев Филиппа обратился не на его верных подданных, которые были тут, под рукой, а на более давнего врага, заклятого врага Испании Бесс Тюдор. - Эта рыжая шлюха и дочь шлюхи, эта еретичка, старуха, возомнила себя невестой и шлет подарки Франциску Валуа, а Екатерина Медичи, как старая сводня, готова продать подороже своего волчонка! Филипп бушевал. Дон Фернандо, почтительно склонив голову, пережидал эту бурю. Но оказалось, ветер королевского гнева закинет его далеко от Мадрида. - Отправляйтесь во Францию, граф, и внушите королеве Екатерине, что брак ее сына с королевой Англии будет рассматриваться Испанией, как враждебный акт, который повлечет за собой войну! * И вот он во Франции. Успел как раз, чтобы застать – удивительное дело – приезд в Париж Маргариты Валуа, и сразу сообразил, что эта новая фигура на игральной доске большой политики дает большее пространство для маневров. В Тюильри он прибыл сразу вслед за герцогиней де Монпансье, но нынче его интересовала не сестра герцога де Гиза, а супруга этого еретика, короля Наваррского. - Ваше величество, - поклонился он Маргарите Валуа. – Нынче вы как богиня Диана среди нимф, но я готов уподобиться Актеону, и быть растерзанным за счастье смотреть на вас и восхищаться! Низкий поклон, и граф де Сердани, блестя черными глазами, ласково улыбнулся молодой, женщине, воплотившей в себе идеалы века: ум, грацию, ученость, красоту. Броско, таинственно, сверкнули сапфиры и аметисты в перстнях, подвесках, красуясь на нежно-сливочном шелке дублета, расшитого серебряной нитью. Седина, появившаяся в черных волосах испанца, вовсе его не портила, наоборот, придавала значительности. *согласовано с Его величеством.
Маргарита Валуа: В изысканной французской речи графа де Сердани звучали гортанные испанские нотки, и Маргарита невольно улыбнулась в ответ на пышное приветствие дона Фернандо и учтиво склонила голову, в ответ на его поклон. При французском дворе его хорошо знали. Королева Наваррская вопросила свою память. Когда она впервые увидела графа? Кажется, это был какой-то прием, в его руках трепетала, как живая, дивная бабочка из бирюзы, драгоценная редкость, привезенная из-за моря. На ней было платье, похожее на то, что нынче выбрано ей для вечерней прогулке, светло-серое, расшитое жемчугом и бусинами из горного хрусталя. И на сердце ее было так же холодно и горько, как сейчас. Тихая тоска коснулась своим крылом души Маргариты Валуа. Неужели эта сердечная боль ее постоянный спутник? И лишь изредка, ненадолго она будет уходить, но обязательно возвращаться, отнимая, раз за разом, любовь, счастье, веселье. Переплетя тонкие пальцы, заставив перстни больно впиться в кожу, королева Наваррская нашла в себе силы прогнать мрачные мысли. Дон Фернандо наверняка не просто так появился на этой прогулке. Он не фрейлина и не придворный кавалер, которые могут позволить себе роскошь наслаждаться вечером без всяких тайных мыслей, просто так… Дон Фернандо – это Испания. А Испания – это политика. - Добро пожаловать, граф. Вы, как всегда, красноречивы, но сегодня вы ошиблись. Я не Диана. Совсем недавно виконт де Тюренн провозгласил меня Венерой, но увы, он так и не справился с главным, не сочинил сонет в честь богини любви, за что и будет наказан. Но, может быть, вы справитесь с этим лучше? Тогда вам и достанется обещанная награда! В уголках нежных губ королевы Марго играла лукавая улыбка. Дамы, рассудившие так: один виконт – это хорошо, а виконт и граф, соревнующиеся на поэтическом ристалище, это восхитительно – оживились, обступив испанца тесным кружком. Королева Наваррская, оглядев ой этих ярких хищных бабочек, рассмеялась: - Вот видите, дон Фернандо. Вы в плену. Испания в плену у Франции, как говорил дофин Карл, когда к Франциску I приехал император Карл V. Платите выкуп, граф! *когда состоялась встреча двух великих монархов, дофин Карл, любивший шутки и розыгрыши, прыгнул на лошадь позади императора, и закричал: вы мой пленник.
Фернандо де Кальво: Дон Фернандо был более чем рад сдаться в такой нежный плен. Все же, следовало признать, в том, что касается любви, равных француженкам не было. Разве что итальянки обладали не менее пылким нравом, но они были очень ревнивы. А прекрасные дочери Франции легко дарили любовь и легко с ней расставались, не видя в этом большой трагедии. Граф попытался представить себе Маргариту Валуа, этот дивный цветок, в леденящем воздухе Эскориала, где пахло не духами, а ладаном, где целовали не розовые губы дам, а лобызали мощи святых, и содрогнулся. Какое кощунство… нет, каждый цветок лучше всего цветет у себя на родине. Недаром сестра Маргариты, Елизавета Валуа, королева Испании, прожила так недолго… - Вы прекрасны, как Венера, но жестоки, как Диана, Ваше величество, назначая выкуп, для меня непосильный. Но, может быть, королева красоты смилостивится и примет в дар чудесные строки нашего молодого гения, Луиса де Гонгора? Я взял на себя смелость перевести их, специально для того, чтобы представить на ваш суд, мадам. Твоих волос наверстывая цвет, Вновь солнце жжет металл перегорелый. Пред лилией гордиться оробелой Твой чистый лоб: ему подобных нет. Не от гвоздик мне надобен ответ: К твоим устам я шлю мой взор несмелый. Смущен хрусталь свеченьем шеи белой И, посрамлен, свой выключает свет. Используй же — в их щедрости великой — Волос, и лба, и шеи торжество, Будь хрусталем, и солнцем, и гвоздикой…* Голос испанца был звучен и глубок, глаза мечтательно полузакрыты, так, что при желании не только королева Маргарита, но и все дамы могли принять их на свой счет. Да, дон Фернандо был влюблен в любовь с такой же страстью, как Тереза Аквильская влюблена в бога. Каждый для себя возводит свои алтари и украшает их тем, чем может. Затихли последние строчки. Насладившись мгновением тишины, граф де Сердани изысканно поклонился сестре французского короля. - Если они понравились Вашему величеству – то они ваши, как и я, как и весь мир, готовый пасть к вашим ногам. Если же Ваше величество сочтет меня достойным награды, то я бы попросил о том, что составляет единственное желание моего сердца. Прочесть их вам на испанском, на страстном языке моей родины и… наедине. Вон в той беседке, что белеет под луной, подобно храму Венеры. *Перевод Валерия Перелешина
Маргарита Валуа: Королева Маргарита знала толк в изысканной поэзии, не зря же она росла при самом блестящем дворе Европы, в самый блестящий век, когда и от принцев и от принцесс одинаково требовали владеть изящными искусствами и красноречием. Стихи были красивы, изящество языка сочеталось в них со страстностью, к тому же, королеве Наваррской было интересно, ради чего дон Фернандо так ловко намекнул на прогулку. Зная, какими путями иногда ходит госпожа Политика, Маргарита готова была поклясться, речь пойдет отнюдь не о том, как прекрасен лунный свет на белых розах. Сестра короля Франции изобразила задумчивость и легкое колебание. Дамы замерли, ожидая приговора Маргариты Валуа. - Да простит меня мэтр Ронсар, но я отдаю пальму первенства испанцам. Как, вы сказали, имя этого поэта? Луис де Гонгора? Королева сняла с пальца кольцо с розовой, безупречного цвета и формы, жемчужиной и вручила его испанскому послу. - Я хочу, чтобы эту жемчужину передали поэту в дар. От Маргариты. И, раз вы выиграли этот поединок, дон Фернандо, вам положен ваш приз. Дамы, утешьте месье де Тюренна, чтобы поражение не казалось ему таким горьким. Величественно кивнув графу де Сердани, Маргарита неторопливо пошла по дорожке, посыпанной мелким речным песком, к беседке, которая в вечерних сумерках действительно белела таинственно и притягательно. Чудесное место для свидания любовников. Или для заговоров. Сев на мраморную скамью, Ее величество улыбнулась испанцу, предоставляя тому первым сделать шаг. По той дорожке, которая кажется ему наиболее желанной. Или более безопасной. Хотя, обе эти тропы были щедро политы кровью смельчаков.
полная версия страницы