Форум » Игровой архив » Напившиеся войной опохмеляются кровью » Ответить

Напившиеся войной опохмеляются кровью

Гийом де Монморанси: 31 марта 1577 года. Франция, Шательро. Вечер

Ответов - 12

Гийом де Монморанси: - Вот здесь мы и осядем, братишка, на какое-то время, - прибыв с двумя отрядами солдат в Шательро, младшие из сыновей покойного Анна де Монморанси, занимали его с видом хозяев. Замок принадлежал жене их старшего брата и на его воротах рядом с гербом Валуа красовался герб Монморанси. Графу Даммартен, ввиду состояния душевного здоровья, ныне было не до путешествий по владениям, а его супруга, дочь короля Генриха II Валуа превратилась в наседку при нем. Гийом в подробностях и с удовольствием рассказал Шарлю по дороге от Монтобана, где они не без сожалений расстались с обществом и вынужденным гостеприимством Дианы де Грамон, до Шательро множество историй, из тех, что с ним случились за время разлуки с родственником. И одна из них содержала в себе повествование о том, как братец их, образец порядочности и благородства, докатился до слабоумия. Не видя смысла врать в таких делах де Мерю, де Торе ничуть не приукрасил своей роли в событиях, что повлекли страшную болезнь главного наследника их батюшки. И сейчас Анделус въехал в Шательро с видом и апломбом человека, которого тут знают и помнят. Учитывая буйство мужа госпожи Дианы д’Этамп и того, кто его все же взялся усмирять, многие даже добрым словом. Кроме того, у Гийома был тут свой человек из дворового люда при замке, а в городе за крепостным валом работало немало оружейных мастерских. Местные оружейники славились своим искусством вот уже которое столетие, а деньжата на их труды у Данжю теперь водились. Все равно им придется тут провести не меньше месяца, так лучше потратить время с пользой. За месяц можно подсобрать еще людей и подготовить их, недурно и отсидеться какое-то время, где подальше от Наваррца, который вскоре хватится своего Главнокомандующего и бумаг, которые ему были переданы графиней де Гиш. - Я написал из Монтобана Мари, она должна прибыть сюда со дня на день, - де Торе усмехнулся. Он уже занял в замке хозяйскую спальню, предоставляя Шарлю выбрать любые покои на свой вкус. Кровать же в комнатах господ должна была особо понравиться графине де Кандаль. Несколько дней Монморанси провели, осматривая своих людей и вооружение. - Шарль, пушки замедлят наше передвижение раза в три, я понимаю, что, если наш враг засядет в крепости подобной этой, выбить его оттуда без пушек будет трудно, но, - тем вечером они сидели в большой столовой Шательро со свечами, зажженными только в одном канделябре, за столом со скромным ужином. Спускать золото, что у них было в сточные ямы, переводя еду туда, не имело смысла. Им вполне достаточно было жареной курятины, яиц, хлеба и вина. Солдаты их тоже питались скромно, но так, чтобы жаловаться и в голову никому не пришло. Хороший воин всегда должен быть полуголодным, как хороший хищник, - я не исключаю того, что мы можем недооценить силу Лоррейна, и тогда придется отступать, а это значит, попросту подарить ему эти орудия. Они спорили о том, стоит ли закупать пару пушек для предстоящей кампании или нет. Можно было бы взять те, которые были тут, в замке, но они были слишком старыми. А еще ни в отряде де Торе, ни среди людей де Мерю не было ни одного канонира. - Чего тебе, Тео? – в дверном проеме мялся доверенный человек де Торе в Шательро и его бывший подельник по делам не слишком честным, но из-за темноты вокруг он не был замечен сразу. - Там прибыла некая дама, называется вашей сестрой, сударь. Прикажете проводить сюда? – Анделус расплылся в улыбке. - А вот и Мари.

Шарль де Монморанси: - И все же, Ги, пара орудий лишними не будут, - Шарль очистил яйцо от скорлупы и целиком запихнул его в рот, перетянув к себе, бумагу с выкладками по имеющимся у них силам, которые они набросали с Гийомом. Мощные челюсти мужчины перемалывали еду, пока глаза с придирчивостью изучали цифры, которые он и так знал наизусть. – И канониров подготовить мы успеем. Если получиться так, что мы не застанем Лоррейна врасплох, без пушек мы его не выбьем даже из мало-мальски укрепленного замка. Предложение де Торе встать костью в горле старшего сыночка Франсуа де Гиза было по душе де Мерю. Тем более, что, если герцог погибнет в бою от их рук, не только покроет их славой, но и даст возможность напомнить о себе всем. А то после их скоропалительного отъезда из Парижа в 1573 году про них и забыли, небось. А не гоже славным потомкам не менее славного коннетабля, отсиживаться, словно крысам, на задворках соседних держав. В отличие от младшего братца де Мерю счел своим долгом написать письмо Диане де Шательро и выразить ей свои соболезнования по поводу состояния ее мужа и сообщить в виде нижайшей просьбы о том, что он пользуется гостеприимством стен ее владений. Пустячок, от которого с него не убудет, даме будет приятно, а их с Ги не сочтут захватчиками. Пальцы его были еще испачканы чернилами, которые немедля осели на белке горячего яйца и оттуда уже нашли свое место на губах Шарля. - А Мари знает, что я здесь? – он вопросительно посмотрел на Анделуса и глаза его при этом лукаво заблестели. Гийом помотал головой, когда Тео скрылся за дверью, чтобы провести госпожу де Кандаль к братьям. Кстати, смышленый парень этот Теодор, быстро сообразил, что когда в доме два деверя хозяйки, то служить надо обоим с равным рвением. Шарль легко поднялся со своего стула и оглянулся в поисках убежища, он хотел сделать сестрице сюрприз. И не нашел лучшего места на открытом пространстве столовой, где массивный стол и стулья были чуть ли не единственным убранством интерьера, чем встать у двери. Мари войдет и вряд ли будет сразу оглядываться, и он успеет поймать ее в свои объятья до того, как она заметит, что в комнате есть еще кто-то кроме Гийома, которого, к слову сказать, она всегда выделяла особым вниманием. - Тс, - Шарль в заговорщицком жесте приложил палец к губам, прося Ги не выдавать сразу его присутствия. Из коридора уже доносилось шуршание юбок по полу, и воздухе будто бы появился новый аромат. Запах изысканной женщины.

Мария де Монморанси: Беспокойное выдалось потомство у Анна де Монморанси, беспокойное и многочисленное. Марию всегда забавляло, что ее старшие сестры предпочитали держаться в стороне от интриг, довольствуясь жизнью почтенных клуш. Ее же интриги и заговоры манили, не только ради выгоды, что несли с собой при удачном раскладе, но и ради удовольствия. Но нельзя сказать, будто вдова графа де Кандаль была совсем уж чужда родственных чувств. Братец Ги, к примеру, мог рассчитывать на то, что у сестренки всегда найдется для него время и теплое местечко в постели. Должно же в их семье быть место традициям. Вот с мыслью о традициях, приятных и не очень, Мария подъехала к внушительным воротам Шательро. Взглянув в круглое серебряное зеркальце, поправила лиловую вуаль, чуть коснулась кармином все еще свежих губ, а духами с запахом сирени – запястий. Ступить на двор великолепного владения Дианы Французской не будучи самим совершенством – это было бы недостойно младшей дочери великого маршала прошлых царствований. Слуг во дворе было немного больше, чем требовалось, некоторые из них имели явную военную выправку и физиономии разбойников с большой дороги, из чего Мари сделала вывод, что Ги уже здесь. Посмеиваясь в душе, но с видом чинным и чопорным графиня проследовала за мажордомом, а затем за лакеем, и, уже привычно завидуя роскоши Шательро, вздохнула. Поместья покойного мужа были богаты, но все же такого великолепия в них не водилось. Вполне понятно, если вспомнить. сколько средств ее супруг пускал на свои алхимические опыты. Бедный глупец, да будет милостив Господь к его душе. Дверь открылась, графиня де Кандаль шагнула в просторную залу, улыбнувшись синьору де Торе. - Ну что же, братец, ты желал меня видеть, вот и… Мария не успела договорить заготовленную фразу, как глаза ее закрыли чьи-то ладони. Мужские (уж в этом вдова разбиралась), натруженные войной. Тут же ее окутал запах, который она с жадностью втянула и рассмеялась. Мужчины никогда не пахнут одинаково, как никогда не занимаются одинаково любовью. Каждому из них Господь дал свой запах. И женщина, если она женщина, а не холодная лягушка, знает это. Знает и хранит его в памяти. - Если это не барон де Мерю, то я дам на год обет целомудрия, - самоуверенно заявила Мари. – ну же, Шарль, разве обязательно меня так пугать? Мог бы и обнять свою сестру, не так уж часто тебе выпадает такая возможность!


Гийом де Монморанси: Де Торе посмеивался тихо, наблюдая за игрищами своих родственников, и уж совсем в голос рассмеялся, когда Шарлю не удалось провести Марию. – О нет, графиня, не стоит бросаться такими обещаниями, а то вам их тут же придется нарушить! – Гийом не спешил, он подобно гурману, смакующему любимое блюдо маленькими кусочками, растягивал минуты. Сделав глоток вина из своего кубка, Анделус поставил его медленно на стол, и только потом поднялся из-за него. Он приближался к сестре неторопливыми шагами, пересекая пространство большой комнаты, призванной вмещать в себя множество людей. Он рассматривал ее с притязательностью и требовательностью мужчины, заставшего расцвет этой женщины, и принимавшего в нем самое деятельное участие. Совсем не братское. - Мари, ты прекрасна, как всегда, и я это говорю не из лести и не только потому что соскучился, - он убрал руки де Мерю с глаз мадам д’Астерак и улыбнулся, будучи уже совсем близко от нее. – А ты, Шарль, лучше себе закрой глаза, покуда я не уверен, что тебе понравится смотреть на дальнейшее, - с этими словами, немало не тревожась за моральную подоплеку своих действий и желаний, а также за отношение к ним старшего родственника, Гийом обхватил Марию за талию и притянул к себе, увлекая в долгий поцелуй, полный плотского откровения. – Надеюсь, и ты скучала, малышка? - Плотную ткань платья на стане женщины было трудно прихватить пальцами, но у него получилось-таки ущипнуть легонько Мари. - Ты голодна? У нас есть скромный ужин, но, если хочешь, можем позвать слуг и приказать добавить в него что-нибудь для тебя, - провожая сестру к столу, Данжю снял плащ с ее плеч и бросил его на свободное место, коих было достаточно за огромным столом. - Итак, мы здесь втроем, в доме жены нашего Франсуа. Полагаю, что мы все же не виделись не столь долго, что нам уже не о чем и поговорить. И интересы наши все те же, что и прежде. Ты не разлюбила деньги, сестренка? Мы вот с Шарлем до сих пор неровно дышим к госпоже «Славе».

Шарль де Монморанси: Конечно, де Мерю был в курсе отношений младшего братца с их общей сестрицей, и о том, что они иногда в юности делили постель тоже. Мало того, признаваясь сам себе, Шарль мог честно сказать – он и сам был когда-то не прочь занять место Гийома. Но в глазах крошки-Мари он в пору ее юности был уже слишком взрослым, в отличие от нахаленка Ги, с которым разница у девушки в возрасте была не слишком велика. Ханжество не входило в число его грехов. - Ты можешь хоть ненадолго оставить свою похоть у себя в штанах, мой милый, и дать, наконец, обнять и мне нашу сестру? – де Торе, словно чувствуя в брате соперника, разница лет с которым была ныне стерта временем и войнами, и который не уступал ему теперь ни в силе, ни в пригожести, уже провожал графиню де Кандаль к столу. Шарль догнал их, и развернув Марию к себе, предупреждающе взглянул на Анделуса. – Детка, замужество, безусловно, пошло тебе на пользу, но вдовство просто заставило расцвести. Я подумываю, что нам с Гийомом не стоит жениться, чтобы после нашей смерти наши вдовы не становились столь хороши собой, - улыбнувшись сестре, Монморанси целомудренно поцеловал ее в лоб. - Конечно, она голодна, - обернувшись, де Мерю заметил Теодора, топтавшегося в дверях, который проводил в гостиную их гостью, но так и не получил дальнейших распоряжений. Чертовски смышленый проходимец. – Тео, принеси для дамы лучшего вина, что сыщешь в погребах этой дыры, и не вздумай подсунуть ей то пойло, которое мы с синьором де Анделус считаем пригодным для себя, - то, что сыновья Анна де Монморанси не проявляли особой изнеженности и капризности во вкусах, не значило, что они не знали толка в изысках. Чай не на свинарнике воспитывались. – Добавь на стол паштет и овечий сыр, и под стол скамейку для ног мадам де Кандаль. Отдав распоряжения, о которых не счел нужным позаботиться Ги, Шарль насмешливо взглянул на младшего брата, мол тебе еще учиться и учиться галантности, дружок. - А вот тут я соглашусь с нашим бродягой, сестренка. Мне надоело топтать ногами чужую землю, я хочу, чтобы имя нашего рода летело по воздуху Франции. И Гийом имеет мысль, которая мне нравится, но для ее осуществления нам нужно золото и люди. Хотя, если будет первое, сыщутся и вторые. И, на мой взгляд, у одного из наших родичей кошелек столь полон, что не грех ему будет поделиться его содержимым и с нами. Как насчет того, чтобы запустить руки в сундуки нашего Генриха? – старшие братья и сестры никогда не пользовались особой любовью младших в клане Монморанси, но к Франсуа было не подобраться. При нем сидела его супруга, которая теперь полностью вела дела своего мужа. А вот Анри был той золотой птичкой, которая, если ее хорошенько потрясти, может снести золотые яйца, только чтобы из нее самой не повыдергивали перышки.

Мария де Монморанси: Как-то сразу, легко и без малейших усилий, Мари почувствовала себя как дома. Не в том смысле, конечно, что роскошное поместье Шательро было похоже на дом ее супруга. Нет. Но сама атмосфера интриг, заговоров и плотского желания, мгновенно воцарившаяся в зале Шательро, была вдове графа де Кандаль близка и приятна. Как и поцелуи Ги. Эта игра между ними длилась уже много лет и стала чем-то вроде ниточки, связывающей детей коннетабля Франции. Плотское желание и общие цели… Это сочетание возбуждало в Мари и тело, и ум. Отвечая на поцелуй Ги, прикусывая его нижнюю губу и тут же зализывая укус, обещая ему тысяча и одно искушение этой ночью, Мари не изнемогала от страсти, не сгорала от вожделения, хотя, и это, в какой-то степени, тоже тоже… она размышляла – о чем и о ком пойдет разговор между ней и ее старшими братьями. Долго томиться в неизвестности не пришлось. - Я голодна, и устала, - откровенно ответила Мария де Монморанси, сумев как-то обнять Ги и Шарля, да так, что и самый придирчивый взгляд не упрекнул бы ее в том, что кому-то она отдает предпочтение. – Но еще больше рада видеть вас живыми и во здравии! Вот уж воистину, чудо, учитывая ваш беспокойный нрав. Любопытно, сколько правды в тех сказках, что я слышала о вас в Нераке? Сев между братьями, Мари с любовью и гордостью оглядела их, в глубине души радуясь тому, что Господь скроил их по одной мерке. У них троих были сходные вкусы, желания, мечты. Сходной была восхитительная свобода совести во всем прочем. Морали они не признавали. Во всяком случае, пока это не сулило им прямую выгоду. Приятно, для разнообразия, сбросить маску благонравной и строгой вдовы, которую Мария носила в свете… Слуги засуетились. Присутствие в доме женщины придавало им спокойствия и уверенности. Где-то готовились комнаты, разжигались камины, вынималось из сундуков льняные простыни, пахнущие лавандой и мятой. На подносах несли кувшины с вином. Поторапливали кухарку, бдительно следящую за каплунами на вертеле. Мари чувствовала эту суету, это вновь забившееся сердце большого дома, и благосклонно улыбалась братьям. - Драгоценные мои, пока за золото покупаются титулы, земли и прочие блага на этом и том свете, конечно, я к нему не равнодушна, - откровенно ответила она, пригубив вино. – Неравнодушна, и желаю иметь его как можно больше. Шарль, я согласна с тобой, заставить нашего господина королевского наместника будет делом не только справедливым, но и приятным, и если вы уже придумали, как это сделать, буду рада поучаствовать в этом маленьком семейном грабеже. С гордой улыбкой перед графиней де Кандаль слуга поставил блюдо с первой спаржей, выращенной в оранжереях Шательро. Мари с удовольствием принялась за нее, обмакивая зеленые стебли в густой сливочной соус с пряными травами.

Гийом де Монморанси: Наблюдая за тем, как слуги суетятся, де Торе подумал, что убедительно бывает не только оружие в руках и сила в теле, иногда достаточно мягкой улыбки, властного взгляда и неповторимого флера, который накладывает на любую обстановку присутствие женщины. Безусловно, не всякой. Довелось ему поведать дам и таких, которых последний помощник конюха не считал за хозяйку, пусть даже она была женой его господина. И таким дамам нипочем не добавить себе уважения от обслуги, чтобы они не делали. А вот Мари достаточно было появиться в замке Дианы д’Этамп, как все вокруг словно ожило, спеша ей угодить. Полезное качество сестренки могло пригодиться и им, вот только вряд ли наместник Лангедока запросто даст ей воспользоваться своей напускной учтивостью. Генрих был хитер, как шакал, спасающий свою шкуру, и путающий следы. Но и труслив ровно настолько же. - Мы хотим от него получить пятьдесят тысяч ливров, - осклабился Гийом, поднося свой бокал к губам, и в матовом кубке хищно мелькнул отблеск его улыбки. Он говорил так, словно речь шла о безделице, о сумме которую любая знатная и мало-мальски обеспеченная дама, не задумываясь, может потратить на шпильки для волос, а не о годовом доходе с немаленького и очень прибыльного именья, стоящего на плодородной земле. – Пятнадцать из них заберешь себе, сестренка, а остальные доставишь нам с Шарлем. Последняя встреча с нашим братцем и еще одним господином хорошим стоила мне шрама на лице и изуродованного плеча. Так, что с них обоих причитается. Но так и быть, с Анри, я чисто по-родственному, готов взять долг золотом. А вот второй мне заплатит за это жизнью, - легкомыслие вмиг улетучилось из голоса Анделуса, стоило ему заговорить о своем враге. Генриха он и не воспринимал всерьез, кишка у него была тонка пойти против младшего брата, не прячась за чью-то спину, а уж против их двоих с Шарлем и вовсе не осмелится. Но проучить самопровозглашенного «королька» южной провинции Франции не мешало. А заодно и набить свои карманы золотишком, чтобы было на что нанять солдат и купить больше оружия. С отдельным удовольствием де Торе потом распространит слух о том, что к смерти герцога де Гиза причастен и Генрих де Монморанси, что именно он содействовал «всеми силами» своим братьям. И именно на него должен будет впоследствии обрушиться гнев народа, которому мил лотарингец, а им с Шарлем достанет и того, что они будут в роли орудий. Из Анри выйдет славный козел отпущения, положенный на заклание мести гизаров. Задумавшись обо всем этом, Гийом потерял нить своего ответа сестре и растерянно улыбнулся Марии. - Я так очарован тобой, крошка, что забыл, о чем рассказывал, - рассмеялся он, почти честно признаваясь в своей оплошности, и поцеловал плечо женщины, ловя на вдохе восхитительные запахи, исходящие от нее.

Шарль де Монморанси: Синьор де Мерю сидел вполоборота в сестре и брату, смотрел на одну, слушал другого, и, в отличие от последнего, не терял нить сути разговора. Но, несмотря на сое внимание к теме беседы, он не удержался, чтобы не склониться к розовому, очаровательно-невинному, в отличие от всего остального, чем обладала Мария, ушку и шепнул ей, легонько касаясь губами кожи: - Если ты столь развратно ела при муже спаржу, я не удивлен, что он скончался так быстро. От похоти, - ее губки так нежно обхватывали кусочки зелени, язычок ловко слизывал с них соус, что Шарль только диву давался, как их с Гийомом родственнице все еще удавалось сохранять образ и репутацию респектабельной и крайне целомудренной дамы. Ведь именно такая только могла стать первой фрейлиной у Маргариты Валуа. Другую бы ее мамочка не подпустила к своей и без того легкомысленной дочери и на выстрел пушки. Когда Гийом сел в лужу и попытался выбраться из нее с видом полным достоинства, Монморанси с готовностью подхватил его мысль. - Все, что от тебя потребуется, радость наша, это навестить Генриха, передать ему наш братский привет и сказать, что мы нуждаемся в некоторой сумме денег, именно в той самой, которую озвучил Ги, - усмешка Шарля не хуже кубка отразила улыбку брата. – Разумеется, он откажет. Найдет тысячу причин для этого. Но на его тысячу причин, ты ему ответишь всего одним доводом. Вернее, двумя, - бессовестно забрав из пальчиков графини де Кандаль кусочек спаржи, он обмакнул его в соус и сам поднес его к пухлым и манящим губкам сестры, мягко проводя по ним и пачкая соусом. – Для начала, ты скажешь ему, что я во Франции и даже соскучился по нему. Настолько, что хочу его увидеть. Но только нашей встрече будет предшествовать звук выстрелов и боя. И, конечно, Гийом, наш маленький мальчик, тоже захочет его навестить, - довольно рассказав, как оно все может быть, Шарль решил больше не замалчивать основную мысль. – Если мы с Ги не получим золота, он получит кровную войну. О том, что звонкие монеты из сундуков наместника Лангедока будут пущены на благое дело воспоминания о прежней нелюбви Анна де Монморанси и Франсуа де Гиза, в лице их детей, неприкрытой лоском придворных церемоний, Мари знать ни к чему.

Мария де Монморанси: Пятьдесят тысяч ливров! Мари понимающе улыбнулась братьям. Такая сумма стоит того, чтобы потерпеть ради нее некоторые неудобства, вроде войны со старшим братцем. Вот только сможет ли Генрих заплатить? И захочет ли? На первый вопрос, Мари, подумав, ответила «да». Ответ на второй во многом зависит от нее. Если она будет достаточно красноречива и достаточно убедительна… Все же господин королевский наместник должен понять: силы неравны. Ги и Шарль, объединившиеся ради одной цели, страшная сила. Пока один будет преследовать Генриха, как дичь, второй вполне может наведаться к невестке и племянникам. Не исключено, что после такого визита у них не будет ни невестки, ни племянников. Что почувствует Генрих, получив в подарок их головы? Графине де Кандаль было не жаль старшего брата, но его жену и детей – да. Но не настолько, чтобы прослезиться и обвинить синьора де Торе и барона де Мерю в жестокости. Мир вообще жесток, и каждый выживает, как может. - Пятнадцать тысяч ливров были бы хорошей прибавкой к приданому моих крошек, - кивнула Мари, даже не утруждаясь, чтобы притвориться шокированной услышанным, или вольным обращением братьев, похожих сейчас на мартовских котов. Зачем? Они знали друг о друге достаточно, чтобы не притворяться лучше, чем есть. - Напугать нашего дорогого Генриха особого труда не составит, он и так боится каждой тени. Но как бы после нашего разговора, он не пустился в бега, скажем, под крылышко к королю Генриху. Не хотите прислать ему что-нибудь в подтверждение серьезности намерений? Если мне не изменяет память, в наперсницах у Его светлости подвизалась некая Виктория Фортуна. Помнишь, я рассказывала тебе о ней, Ги? Если в своей постели он обнаружит вместо живой куртизанки мертвую, это его наверняка сильно впечатлит. Мари улыбнулась Гийому, улыбнулась Шарлю, удивительно похожих в эту минуту, да и не мудрено, кроме кровного сродства тут было еще и сродство духовное. Ничуть не смущаясь, погладила по колену одного, приняла кусочек спаржи из пальцев другого, не преминув коснуться их губами. Если слуги и увидят в этом что-то недозволенное, то обсуждать господ не решаться. Монморанси могли себе позволить многое. Жаль, что не все. Но дело было не в недостатке фантазии или желаний, а в недостатке бренного металла, которым они как раз и собирались разжиться нечестным путем. - Мой муж, Шарль, умер бы от похоти, только если бы увидел во мне сходство с ретортой или, еще лучше, с древним алхимическим трактатом. Это все, что волновало воображение графа де Кандаль, упокой, Господь, его душу! Но я никогда не жаловалась, правда, Ги, любовь моя? В глазах графини танцевали огоньки свечей, очень похожие на адское пламя.

Гийом де Монморанси: Как и прежде, сестренка отличалась добродушием и благородностью нравов только при посторонних, среди своих братьев, слепленных из того де теста, что и она сама, ей притворяться не было нужды. Да и Шарль заметно расслабился, поняв, что не столкнется с сопротивлением их планам со стороны графини де Кандаль. Гийом послал усмешку в сторону брата, говорящую о том, что у него и не было сомнений, насчет их младшей родственницы. Но тут, по справедливости, и не удивительно. Де Мерю достаточно долго отсутствовал во Франции, а жизнь во времена, когда они жили, ох как переменчива. Вчерашние враги становятся в одночасье друзьями, а друзья превращаются столь скоро в заклятых врагов. И все это меняется, и горе тем, кто не успевает подстроиться и дышать в одном ритме со скоротечностью событий, подстраивая под них свой нрав и свои интересы. - Франсуа не думаю, что протянет долго в его нынешнем состоянии, - поглядывая на ухаживания брата за Мари, Анделус потягивал вино, и выкладывал свои размышления перед родней, словно барашка под соусом и фаршированного паштетом и прочей снедью перед гурманами, способными оценить кулинарный шедевр. – В любом случае, мы всегда ему можем помочь покинуть этот мир, ради лучшего из миров. И тогда на пути к наследству нашего батюшки останется только Генрих со своей семейкой. И эту проблему тоже можно решить. Если братишка не захочет делиться частью своего добра, мы заберем у него все. Так что, красавица моя, лучше всего донести до него, как мы предупредительны и вежливы с ним. Пока. Услышав рассуждения дамы, насчет супруга, де Торе откровенно расхохотался. Его смех был почти кощунственен в этот тихий вечер, в плохо освещенной столовой, где вершился маленький семейный заговор, и унесся под высокий свод потолка. - Скажи честно, Мари, а не приложила ли ты свою хорошенькую ручку к смерти своего нареченного? И да, я признаю, Шарль, она никогда не жаловалась, - все еще посмеиваясь, Гийом вернулся к своему вину. - Если твоя подруга тебе не слишком дорога, то я не имею ничего против того, чтобы ее бездыханное тело украсило опочивальню Генриха. А пока, учитывая, что ты с дороги, я предлагаю обдумать все сказанное и уже завтра вернуться к деталям плана. Утро вечера мудренее, как говорится, - поднявшись из-за стола, Ги подал Марии руку, чтобы проводить ее до комнат, отведенных ей, и остаться там до утра. О том, стоит ли убивать мадам Викторию, или она им пригодиться живой, они вполне могут поговорить и в постели в перерывах насыщением друг другом, которое не закончиться и к восходу солнца.

Шарль де Монморанси: - Идите и грешите, дети мои, и так, чтобы в аду мне не было за вас стыдно, - напутствовал де Мерю своих родственников, посмеиваясь. Еще несколько минут они прощались, обдавая друг друга усмешками, полными понимания, а потом Гийом увел Марию. Шарль предоставил брату и сестре возможность для отдыха и плотских утех, сам оставшись на какое-то время в столовой зале Шательро. Он еще раз развернул их с Ги подсчеты и выкладки, еще раз прикинул в уме, стоит ли брать пушки. Де Торе был прав с той стороны, что н охотничий гон брать с собой тяжелую артиллерию – это дать дичи скрыться, или же, если добыча окажется сильнее и развернется к ним лицом, то самим будет убегать тяжеловато. И все же… И все же… Потом его мысли вернулись к Генриху де Монморанси, наместнику Лангедока. Шарль хотел заставить его страдать. И даже внутренне надеялся на его отказ дать им деньги. По его вине погиб барон де Монберон. Добрый и открытый малыш Габриэль. В девять лет капитан Бастилии, в пятнадцать уже воин, в семнадцать капитан Венсена, а девятнадцать мертвец. В той большой битве, где более двух часов две армии перед боем смотрели друг на друга в тишине, проклиная то, что вынуждены драться со своими друзьями*, а некоторые и родными, битва, которая стерла из многих сердец все доброе, все принципы, которые дворяне впитывали в себя с молоком своих матерей, когда они научились многому, в той битве должен был погибнуть Генрих. Но погиб Габриэль. Шарль сам видел, как младший брат рванул на помощь старшему и тот буквально прикрылся телом его. Эта картина о сих пор стояла у него перед глазами, а душа до сих пор алкала мести. Он никому ничего не сказал тогда, поклявшись сам поквитаться с Анри. И только однажды, когда они с Ги бежали из Парижа и надрались до состояния свиней в кабаке, он поведал о своей боли брату. Но помнил ли де Торе? Вряд ли. Впрочем, у Гийома и у самого хватало причин ненавидеть Генриха. За всеми этими мыслями Шарль не заметил, как опустошил кувшин с вином. Пора было идти в постель. Чуть пошатываясь, он двинулся в сторону своих комнат, и по пути был подхвачен под руки Тео, который помог ему улечься и стянуть сапоги с ног. - И все же я выкуплю тебя у этого наглеца Гийома, а то и Мари ему, и слуга ему, пусть делится, - пробухтел де Мерю и захрапел, уткнувшись в подушку. *битва при Дрё, одно из первых больших сражений в религиозных войнах

Мария де Монморанси: На подозрения Ги в том, что она добровольно примерила на себя вдовий наряд, Мари ответила загадочной улыбкой, хотя в душе была чиста, как агнец. Уж этого греха на ее совести не было. Правда, вовсе не потому, что она питала к мужу нежные чувства, нет, просто графиня де Кандаль была дамой практичной, а муж – знатный, богатый – весьма ценная собственность. Особенно, когда он день и ночь смотрит не в сторону твоей спальни, а в сторону своей алхимической лаборатории. - Пожалуй, и правда, пора расходиться. Утро вечера мудренее, утром мы еще раз все обсудим, Шарль. Одарив брата почти сестринским поцелуем в губы и легкой улыбкой, Мари чинно прошествовала в обществе Ги в гостевые покои. Там младших отпрысков грозного Монморанси ждал горящий камин, выгнавший из опочивальни всю сырость, вино и сладости на маленьком столике, и, конечно, постель. застеленная льняными простынями безупречной чистоты и гладкости. К утру эти простыни будут смяты… Мари вздохнула, поворачиваясь спиной к Гийому, предоставляя ему заменить сестре камеристку. Звать служанку не хотелось. Пусть спит. - Значит, война, - тихо прошептала она, имея ввиду, разумеется, не распри между Генрихом Валуа и Генрихом Бурбоном, а их маленькую семейную войну. – Ну, хорошо, пусть будет война. В этой войне она уже выбрала, на чьей стороне ей быть. Когда на пол упали юбки и корсаж, графиня повернулась к брату, обняв его за шею, приблизив губы к его губам. Выбрала. Но это не значит, что она забудет о своих интересах. О, нет. Никогда... ...А над башнями Шательро неспешно и величаво плыла полная луна. Эпизод завершен



полная версия страницы