Форум » Игровой архив » Танец теней » Ответить
Танец теней
Мария де Монморанси: 5 мая 1577 года. Франция, Лимож.
Ответов - 11
Мария де Монморанси: Тень от башни Сен-Мишель-де-Льон упала на мощеную улицу, расчертив ее на две части. Тень была такой густой, живой, осязаемой, что Мария де Монморанси помедлила мгновение, прежде чем шагнуть в нее, почти ожидая, что та прилепится к деревянной подошве уличных туфель, к подолу длинного плаща. Ускорила шаг. Служанка еле поспевала следом. Этой весной за графиней де Кандаль было трудно успеть. Не успел остыть след от Маргариты Валуа, как Мария де Монморанси принялась за дело, хотя, трудно было понять, то ли она подгоняет судьбу, то ли судьба подгоняет вдову графа де Кандаль. Только она собралась съездить за Франсуазой де Фоссе (место подле короля Наваррского пустовало, и этим следовало воспользоваться), как пришло известие от Гийома, он назначал ей встречу в Шательро, так что визит к матушке пришлось отложить. Но лишь на время. Проведя в поместье Дианы де Франс три дня, Мария де Монморанси все же обняла дочерей, поцеловала руку Мадлен Савойской, и с удовлетворением отметила, что Франсуаза де Фоссе прошла отличную школу, а если так, то и нечего время терять. В Лиможе они сделали остановку, и, пока мадемуазель де Фоссе сладко отсыпалась на постоялом дворе, вдова, зная ценность времени, прошлась по лавкам. Лиможская эмаль славилась на всю Францию, да и за ее границами она высоко ценилась, так что Мария расчетливо прикупила несколько драгоценных безделушек для себя и для подарков влиятельным друзьям. - Поторопись, я беспокоюсь, что моя племянница на постоялом дворе совсем одна, - велела она служанке. - С мадемуазель кучер, слуга и пятеро охранников, - пробормотала та себе под нос. Но у Марии был острый слух: - Я же говорю – совсем одна. Постоялый двор, обширное каменное здание, стоящее в «чистой» части города, поближе к отелям, Ратуше и рынку, не пустовал ни днем, ни ночью. Стоило графине подойти к его воротам, как пришлось посторониться, пропустив лекаря. Почтенный эскулап, в мантии и скуфейке, принимал от хозяина щедрую плату. - Что это, у вас больной? Мэтр, не зараза ли у вас на постоялом дворе? Если так, мы немедленно съезжаем! Графиня поджала губы, готовая немедленно отдать приказ собирать вещи. Болезни… болезни подползают незаметно и разят безжалостно, иногда отнимая жизнь, иногда красоту и силы, и еще неизвестно, какой удел предпочтительнее. - Ну что вы, мадам, что вы! Никакой заразы! Один знатный дворянин переутомился в пути, бедняга, ничего, пару дней полежит, и встанет на ноги*. Не извольте беспокоиться. Кивнув, Мария де Монморанси прошла мимо хозяина, но остановилась, спросив уже из чистого любопытства: - А как имя этого дворянина? - Слуга говорит, что имя месье - граф де Гиш, мадам. - Ах, граф де Гиш… ну что же… подайте наверх вина и что-нибудь перекусить для меня и моей племянницы. Трактирщик поклонился, Мария с равнодушным лицом прошла наверх, в комнаты для благородных (или хотя бы богатых) постояльцев. Никто бы не сказал, будто ей знакомо имя графа де Гиш, а между тем… А что, собственно, между тем? Поживем – увидим. Возможно, она уедет раньше, чем граф придет в себя, возможно, нет. Иногда графиня предпочитала не загадывать. Неопределенность – это так волнительно, особенно, когда речь идет о бывших любовниках.
Philibert de Gramont: Жизнь среди теней… Бесконечная, завораживающая, заставляющая забыть прошлое и не думать о будущем. Эта жизнь не была лишена некоторой привлекательности. Если вообще те мгновения сумерек, несколько раз разрывавших бесконечный мрак ночи, можно было назвать жизнью. Здесь не было людей с их желаниями, любовью и ненавистью, верностью и предательством. Лишь тени, бесформенные, немые, невесомые. Эти тени танцевали причудливые танцы и пели песни, звуки которых были слышны лишь им одним. Иногда они принимали причудливые очертания и приближались совсем близко, переглядываясь между собой, как будто выражая недоумение, как простой смертный оказался в их мире. Когда же им надоедало удивляться или они находили это занятие скучным, немые тени начинали показывать человеку, посмевшему вторгнуться в их мир, картины из его прошлого. Рыжеволосую девушку, локоны которой были подобны южному закату, такому яркому, что лучи заходящего солнца окрашивали все вокруг в ослепительный и манящий золотой цвет. Любоваться этой картиной можно было бесконечно. Но только человек блаженно вздыхал от увиденного, как тени приближались совсем близко к его ложу и, заслоняя собой всю комнату, безжалостно разбивали золотой закат на мелкие кусочки, которые втаптывали в грязь парижских мостовых тысячи ног. Картины, пришедшие на смену золотому закату, были ужасны. Человек стонал от увиденного, как будто крики, плач и выстрели ранили его в самое сердце. Внезапно, тени как будто сжалились над смертным. Крики затихли, вместо них уже звучала музыка. Бал. От бархата, кружев и драгоценностей голова шла кругом. И, внезапно, до этого безликие тени стали обретать очертания людей. Таких знакомых, что человек, метавшийся в лихорадке в своей постели, уже не понимал, как все они оказались здесь. Бесчувственные, жестокие тени потешались над ним. Они играли с ним, заставляя переживать моменты минувшей жизни снова и снова. Внезапно комната опустела. Осталось лишь две фигурки. Они не были тенями. От них исходил свет и тепло, которое манило к себе. Два ребенка: мальчик и девочка. Но стоило несчастному протянуть к ним руку, как они исчезли, точно так же, как до этого исчезало все то, что было дорого человеку. Снова стон, который, казалось, исходил из самого сердца несчастного. Внезапно в комнате стало так светло, словно ее осветили тысячи свечей. Тени исчезли. Человек, воспаленный взгляд которого метался и не мог найти точку, заслуживающую внимания, наконец, заметил белоснежную фигуру. Фигуру Ангела, который, как спасение, пришел к нему. Ангел спустился на землю, чтобы избавить несчастного от страданий. И чем ближе Ангел приближался к ложу, на котором лежал человек, тем отчетливее становились его черты. Это была женщина, прекрасная и светлая. А каким же еще может быть Ангел? - Шарлотта... - простонал Грамон, закрывая глаза и вновь погружаясь в тот бесконечный мрак ночи, который лишь изредка отступал, чтобы граф вновь мог наблюдать дьявольский танец теней. Филибер де Грамон граф де Гиш уже несколько дней был прикован к постели на постоялом дворе в Лиможе. Молодой придворный Генриха Валуа, получив письмо от баронессы де Сов, принял решение возвращаться в Париж. Но жизнь не спрашивает чего хочет человек, и какие он строит планы. Де Гиш сначала хотел продолжать путь, но лихорадка, не позволила ему сесть в седло. Грамон ничего не чувствовал и не понимал. Обморочное состояние на некоторое время сменялось лихорадкой, которая, в свою очередь, уступала место новому обмороку. Однако даже сейчас в воспаленном мозгу графа теплилось сознание. Грамон видел Ангела, но всякие попытки подняться с постели не приводили к успеху, пока мрак ночи вновь не отбирал у него видения.
Мария де Монморанси: К тайному облегчению вдовствующей графини, юная Фоссе никуда не делась с постоялого двора, а, проснувшись, дожидалась родственницу у окна, с вышиванием. Мария де Монморанси даже покачала головой, изумляясь про себя таким переменам. Куда делась та дерзкая девчонка, что отправилась соблазнять короля Наваррского, прикрыв свои прелести лишь шелковым плащом? Оставалось надеяться, что суровая Мадлен Савойская лишь научила Франсуазу держать свой темперамент в узде, а не выбила его из девчонки полностью. Монашенка Марии была ни к чему, целомудренных девиц в свите той же Екатерины де Бурбон было пруд-пруди. День пролетел в написании писем, хлопотах и отдыхе, в котором нуждалась даже предприимчивая графиня де Кандаль. Но чем бы она ни занималась, где-то на краю сознания нет-нет, да всплывало имя. Филибер де Грамон. Наконец, отложив в сторону перо и запечатав последнее письмо для своих многочисленных приятельниц, снабжающими графиню слухами и сплетнями со всех концов Франции, Мария поднялась. - Ложитесь спать, Франсуаза, я скоро вернусь, только спрошу о здоровье одного знакомого дворянина, поселившегося в комнате по соседству. Если у девчонки и возникли какие-то мысли по поводу «знакомого дворянина», то она их ничем не выдала. Весьма благоразумно… В комнате, где лежал больной, резко пахло винным уксусом, которым графа обтирал слуга, дабы сбить жар. Графиня назвала свое имя, и кратко пояснила, что встречалась с графом де Гиш при дворе, а затем осведомилась, что сказал лекарь. - Лекарь хотел пустить кровь моему господину, но я не позволил, - признался тот. – Мэтр оставил лекарство. Очистительное. Сказал, что мой господин переполнен дурными соками, если очистить кровь, то лихорадка пройдет. Еще обещал принести пиявок. Графиня поморщилась. Ну да, пиявки. Универсальное средство от всех болезней. Еще кровопускание и очистительное, которое вывернет тебя наружу и отнимет последние силы, а их у графа де Гиш, похоже, и так было немного. Какое варварство. - Вот что, милейший, дойди до конца коридора и постучись в левую дверь. Вели моей служанке принести сундучок с лекарствами, потом сходи к хозяину, попроси горячей и холодной воды, легкого вина и куриного бульона. Если начнет отнекиваться, напомни, что твой господин – приближенный короля, а я дочь Анна де Монморанси, графиня де Кандаль. Слуга убежал, в глубине души довольный тем, что есть кто-то, кто будет отдавать приказы. Мария подсела к кровати больного, сменила компресс на лбу, прислушалась к дыханию. Граф дышал тяжело, но хрипов и кашля не было, значит, это не простуда. Подняв повыше масляную лампу, вдова убедилась, что на лице Филибера нет пятен или язв. Лекарь мог и просмотреть признаки страшных болезней, а мог и молчать, подкупленный хозяином. Но, кажется, бог миловал. - Шарлотта, - позвал граф. - Не отгадали, драгоценный мой граф, - хмыкнула Мария, впрочем, довольно беззлобно. Грех стяжательства был ей чужд, и, не храня верность своим любовникам, она не ожидала от них вечной памяти. Слуга принес все, что требовалось, с помощью графини переодел Его сиятельство в чистое и поменял простыни. «Болеть рожать и умирать нужно на чистых простынях», - заявила вдова, заваривая кипятком травы, облегчающие лихорадку. Постепенно в комнате перестало пахнуть болезнью, а запахло медовым июльским лугом. Не то, чтобы мадам была врачевательницей, но он была матерью двоих дочерей, к тому же, в лаборатории у покойного мужа было много книг и трав. Что-то, как выяснила графиня, способно облегчить страдания, что-то прекратить их навсегда. Жизнь непредсказуема, никогда не знаешь, что пригодится.
Philibert de Gramont: Мрак отступал. Неохотно, хватаясь за графа, маня его за собой. И молодой придворный Генриха Валуа, возможно, поддался бы этому соблазну – жить там, где нет боли и страданий, где можно не бороться за то, что тебе дорого, потому что это бы стало уже бессмысленно. Да, Филибер де Грамон, не задумываясь, шагнул бы на встречу вечной ночи, которая поглотила бы его, уже не интересуясь его чувствами и желаниями. Но где-то в глубине души граф знал, что ему еще рано уходить в вечность. Здесь, на этой бренной земле оставались люди, которые дороги ему и которым, де Гиш верил в это, дорог он. Мрак отступал и уносил с собой боль, кошмары, которые терзали Грамона в последнее время. Де Гиш даже впервые вздохнул легко, как будто какое-то чудовище, которые до этого сидело на его груди, наконец, исчезло вместе с мраком. В комнате пахло травами, словно весной, когда все расцветает и хочется жить, чтобы доказать, что все надежды и тайные желания обязательно сбудутся. Именно этой весной и именно так, как того хочешь ты. Филибер с трудом открыл глаза. Память услужливо подкидывала воспоминания: Бидаш, дети, молодой Бурбон, возвращение в Париж. А сейчас он на постоялом дворе в Лиможе. Слава Всевышнему, рассудок не подводит, память тоже, а это уже очень хорошо. Вид комнаты расплывался, как бы Грамон не пытался сосредоточиться на предметах. - А, ты здесь. – Де Гиш и сам не узнал свой хриплый голос, когда обратился к слуге. Но не успел граф высказать свои пожелания, как заметил еще одну фигуру в комнате – женскую. Молодой придворный Генриха Валуа даже подумал, что лихорадка, чуть было отступившая, возвращается вновь, принося новые видения. Но женская фигура отличалась от той, которую Филибер постоянно видел в бреду. К тому же она была действительно живой, и чем больше сын Элен де Клермон всматривался в нее, тем яснее различал румянец на щеках, манящие губы и завораживающие глаза. Возможно, очередное искушение дьявола, который решил отнять у молодого придворного Генриха Валуа не только жизнь, но и купить душу. - Я не верю своим глазам, графиня. – Наконец, решился вымолвить де Гиш, стараясь улыбнуться. Мария де Монморанси собственной персоной была перед ним. Кто бы мог подумать. Филибер помнил их последнюю встречу и расставание, непонятное, скомканное, без надежд на новое свидание, но и без прощания на веки. Казалось, целая вечность прошла с тех пор. Он, Грамон, изменился. Заметит ли графиня де Кандаль эти перемены, происшедшие в сенешале Бордо. - Не верю, - повторил де Гиш, все же сумев улыбнуться. Улыбка вышла вымученной и совсем непривлекательной на бледных губах мужчины. – Мое почтение Вам, сударыня. Приношу свои извинения, что не могу встретить Вас, как должно, но проклятый недуг в этот раз оказался сильнее меня. Грамон взглядом указал слуге на дверь. Последний, немедля ни минуты, покинул комнату. - Позвольте поинтересоваться, мадам, какими судьбами Вы здесь? Насколько мне известно, королева Наваррская в Париже. Серые глаза сына Элен де Клермон немного освоились с освещением в комнате, поэтому в том, что перед графом Мария де Монморанси, не оставалось сомнений.
Мария де Монморанси: Граф де Гиш решил вернуться в мир живых. Это было хорошо. Что бы там ни говорили священники про то, что каждому отмерян свой век, и никто не знает, когда придет час его, Мария де Монморанси отчего-то была уверена, что час Филибера де Грамона еще не пробил. Не сегодня. Да и болезнь его была не настолько серьезной, чтобы надолго отнять у жизни молодого, полного сил мужчину. - Иди, подогрей бульон и накроши туда белого хлеба, - велела она слуге. – Твоему господину следует подкрепиться. Вы заставили нас поволноваться, Ваше сиятельство! Мария оставила в покое мешочки с ароматными травами, подошла к графу, оглядывая его со всей строгостью. Наконец, удовлетворенно кивнула. - Но, кажется, волновались мы зря. Присев на кровать, графиня де Кандаль прикоснулась ладонью ко лбу своего бывшего любовника. Жар определенно спадал. - Я в Лиможе проездом, - небрежно пояснила она, убрав нагар со свечи. Та тут же загорелась ярче. – Когда королева Маргарита отправилась ко двору своего брата, короля Франции, я осталась в Нераке. Но уже думаю о том, чтобы присоединиться к моей королеве в Париже. Днем я возвращалась на постоялый двор и столкнулась с лекарем, а трактирщик назвал мне ваше имя. Вот и все, как видите, в моем присутствии ничего удивительного нет. Не могла же я отдать вас на растерзание лиможским коновалам. Ваши поклонницы мне бы этого не простили! Графиня потянулась, как кошка, плотное шелковое платья натянулось на груди, под батистовым белым воротником. Под глазами залегли тени от бессонной ночи, но, в сущности, Мария знала, что вполне может себе позволить ночи без сна. Пока еще. Лет пять, а если повезет, то чуть больше, и ей придется выбирать, сон или красота. - А вас как занесло в этот милейший город, граф? Заинтересовались эмалями, или просто проезжали мимо? Я-то считала, что вы по-прежнему при короле Франции! Мария лукавила, правда, совсем немного. Об осаде Бидаша в Нераке немало было говорено, а о том, у кого братья гостили в Монтобане графине поведал Ги де Торе*. С видом блудливого кота, ухватившего с чужого стола крупную рыбу. Но знать, и показывать свое знание – разные вещи. *согласовано
Philibert de Gramont: Грамон не спускал глаз с вдовствующей графини де Кандаль, когда последняя говорила. Де Гиш понимал, почему в свое время так пылко увлекся Марией де Монморанси. Эта женщина таила в себе много тайн, причем тайн, несомненно, страшных. Да, Филибер мог смело утверждать, что начал разбираться в женщинах. Одни были пусты и безлики, непривлекательны и скучны. Такие женщины и раньше были неинтересны молодому придворному Генриха Валуа. Другие прекрасны и опасны одновременно. С ними приходилось постоянно сражаться. Если не ты их, то они тебя. К этому типу женщин Грамон относил графиню де Кандаль. Достаточно было знать, что Мария принадлежала к роду де Монморанси. Но плюс ко всему она была женщиной. Привлекательной, способной вызвать в мужчине ответные чувства. Более того, Мария была умна, знала чего хочет и привыкла это получать. Но только вот любить такую женщину сенешаль Бордо был не готов тогда, а тем более теперь. В Бордо графиня разожгла в молодом придворном Генриха Валуа страсть, которая опаляла и требовала удовлетворения. Но теперь, когда сердце Филибера познало взаимную любовь, оно более не хотело обжигаться страстью, как бы она не манила. Де Гиш наслаждался взаимной любовью. Он жил этим чувством, тихим и теплым. И уже совсем не хотелось с головой погружаться в пучину страсти, рисковать, позволять себе обжигаться, страдать, а потом снова и снова метаться, искать, находить и вновь терять. Однако Мария де Монморанси не могла знать какие перемены произошли с Филибером де Грамоном. Она могла знать обо всем, де Гиш даже бы не удивился этому, но то, что творилось в его сердце, знал лишь он и женщина, которая это сердце и отогрела. Филибер никогда не верил в случайные встречи. Недаром он был знаком с Ренато Биянко. Все, что происходило в жизни каждого человека, заранее определялось капризной дамой по имени Судьба. Так и сейчас, вслушиваясь в приятный голос графини де Кандаль, де Гиш спрашивал себя, как ему расценивать этот знак Судьбы: простую шалость насмешницы, либо шанс, которым непременно нужно воспользоваться. - Город и впрямь милейший, мадам. – Грамон не спускал глаз с лица графини, пытаясь в неясном свете свечи отыскать хоть какие-то перемены, которые могли произойти в нем со дня их последней встречи. Перемен, увы, не произошло. И Мария не могла не знать этого. Она умела пользовалась своим обаянием и опытом, которым не могли похвастаться молоденькие женщины, совершающие ошибку за ошибкой. - Однако я здесь так же проездом – спешу в Париж. Если бы не болезнь, то я бы уже был подле короля, где мне и надлежит быть. В еще туманном сознании Грамона мелькнула мысль, почему Мария не поехала с королевой Наваррской в Париж сразу, а решила лишь теперь присоединиться к ней. Хотя, что в этом странного. Ничего. - Значит Вы тоже следуете в Париж, мадам. – Филибер улыбнулся и накрыл руку вдовствующей графини своей горячей ладонью. – Я почту за честь, если Вы позволите мне сопровождать Вас. Все же Судьба давала ему шанс. Только де Гиш еще окончательно не осознал, какую именно выгоду он мог извлечь из этой встречи с Марией де Монморанси. Но выгода быть должна. Ничто в этом мире не делается просто так.
Мария де Монморанси: - Увы, граф, пока наши пути расходятся, я возвращаюсь в Нерак, везу туда молодую родственницу для службы при дворе. Мы не теряем надежды, что королева Наваррская скоро вернется… хотя, конечно, будут и те, кто обрадуется, если Ее величество задержится в гостях у своего брата, короля Франции. Пальцы Филибера де Грамона были горячи, но все же, как отметила графиня, лихорадка уходила. Иных, более игривых мыслей, у нее в голове не возникло – не до них. Мария де Монморанси размышляла. Размышляла о том, какую пользу можно извлечь из этой встречи. Для начала, чего мы желаем? О, вдова графа де Кандаль не была эгоистична, и мало чего желала для себя лично. Она так же заботилась о благе своих близких, давая заботу, так сказать, под процент. Чтобы потом взыскать ее золотом или услугами. И сейчас ее мысли заняты были тем, чтобы удачно подсунуть королю Наваррскому похорошевшую Франсуазу, а для этого нужно было устранить остальных возможных соперниц. Но если за неракских дам она не волновалась, то Маргарита Валуа – иное дело. Маргарита Валуа превосходила остальных женщин во всем, и ее муж не был слеп к достоинствам сестры короля Франции. Если она сейчас вернется, да еще благополучно справившись с миссией, которую сама же себе и придумала, то, вполне возможно, между супругами воцарится мир и согласие. И Франсуаза (а вместе с ней все надежды младших Монморанси) окажутся не у дел. Значит, возвращение Маргариты Валуа нужно задержать. Но как, и чем ей поможет в этом граф де Гиш? И захочет ли помочь? - Хотите вина, граф? Вам нужно больше пить, чтобы оздоровить кровь. Ее величество королева Наваррская согласилась бы со мной, а она прекрасный лекарь! Ах, если бы вы знали, что нам пришлось пережить с моей госпожой. Половина Нерака ненавидела ее за то, что она католичка, а другая половина за то, что она прекрасна. скажу вам по секрету, в Париж мадам Маргарита уехала после ужасной ссоры с мужем, говорят, виной тому была некая дама. Эту тайну, которая вовсе не была тайной (называли даже имя дамы – Диана де Грамон) Мария сообщила графу шепотом. Они оба были людьми светскими, вращались в одном кругу, в котором намеки и недосказанности были обычным делом. Но тем, кто понимает, довольно и этого.
Philibert de Gramont: О ком меньше всего сейчас хотелось вспоминать Филиберу, так это о короле Наваррском, поскольку воспоминания о молодом Бурбоне неизменно заставляли всплывать в памяти и другие имена, в том числе и имя женщины, которую де Гиш желал забыть и никогда более не слышать о ней. Стоило Грамону только подумать о Диане, как ненависть к супруге заставляла бурлить кровь в венах сына Элен де Клермон. До того, как болезнь заставила графа забыться тяжелым сном, он неотступно думал о Диане и о том, что она совершила, использовав в качестве орудия своей мести детей. Да, эта женщина знала уязвимое место молодого придворного Генриха Валуа, и она воспользовалась этим, да еще и заручившись помощью короля Наваррского. Простить. Именно так бы сказала Шарлотта. Возлюбленная научила Филибера прощать. И, видит Бог, он прощал. Однако последняя выходка Дианы заставила взбунтоваться всю сущность молодого графа. Боль, которую эта женщина причинила ему, невозможно было забыть и простить. Но во все это Грамон не собирался посвящать графиню де Кандаль. Да и могла ли Мария де Монморанси понять, что творилось в душе графа. А если бы и могла, то не поверила бы, что сердце мужчины способно обливаться кровавыми слезами. - О том, что королева Наваррская прекрасный лекарь, я не только наслышан, но и мог убедиться в этом лично. – Мрачно заметил де Гиш, отгоняя от себя еще одни воспоминания, от которых бы ему хотелось избавиться - дуэль с Мишелем де Роаннэ и тоже, кстати говоря, причиной которой явилась его дражайшая супруга. Господи Всемогущий, неужели эта женщина была послана в этот мир с одной целью – отравлять ему жизнь? - Ссора? – Темные брови графа изогнулись в искреннем удивлении. Грамон улыбнулся и удобнее устроился на подушках. – А я слыхал, что между супругами Наваррскими полная гармония и взаимопонимание. – Де Гиш завладел рукой графини де Кандаль и преподнес ее к губам. – Но семейная жизнь, она такая. Никогда не знаешь, что предначертано судьбой. Филибер сделал вид, что не расслышал замечание Марии де Монморанси о том, что причиной ссоры явилась некая дама. Плевать он хотел и на Наваррского королька, и на всех его дам вместе взятых. Так же Грамона мало беспокоила и семейная жизнь четы Наваррских. Но если Маргарита в Париже, значит, она полностью во власти своего брата Генриха. Но что с этого ему, Грамону? Над этим стоило поразмыслить. Однако времени не было. Графиня де Кандаль в любую минуту могла уйти. А отпустить эту женщину, не воспользовавшись шансом, предоставленным Судьбой, де Гиш не мог. Правда он пока четко не представлял, что хотела сказать ему Судьба, вновь сталкивая с этой женщиной, но что-то сказать она явно хотела. - Я с удовольствием выпью вина, но при условии, что Вы составите мне компанию, мадам. – Филибер сжал пальцы графини. – Вы, должно быть, тоскуете по своей королеве. Да и не известно, как долго продлится ее отсутствие в Нераке. Хотя, Парижу несказанно повезло. Потому что Жемчужина Франции – украшение любого Двора.
Мария де Монморанси: - Я редко по кому тоскую, граф, - улыбнулась Мария. – Короли и королевы… им мы только служим, как велит долг. Верно и преданно. Но привязываться к ним всем сердцем я бы не стала, потому как их милости мимолетны. Налив вина Филиберу и себе, графиня на мгновение задумалась. В ее голове созрел некий план, но согласится ли сенешаль Бордо ей помочь? В таких вещах все зависит от того, хотят ли два человека оказать друг другу помощь, не от чистого сердца, разумеется. В чистые сердца графиня де Кандаль не верила. Только во взаимную выгоду. Мария прислушалась к поскрипыванию дерева на ветру, за окном. Удивительное время – ночь. В ее тишине – глубина омута, в темноте – столько тайн! Графиня понимала юность, отводящую для сна лишь несколько кратких часов. Улыбнувшись своим мыслям, вдова перевела взгляд на Грамона: - Но знаете, Филибер, я все равно тревожусь за мою госпожу. Кто знает, когда я смогу оставить свои обязанности в Нераке ради Парижа? Может быть, вы сможете мне писать о том, как обстоят дела у королевы Наваррской при дворе ее брата? О том, что она говорит, с кем встречается, и, конечно, что говорят о ней. Мы же с вами знаем, где бы ни появилась королева Маргарита, ее тут же начинают преследовать сплетни! Графиня опустила глаза, чтобы скрыть от Филибера их насмешливый блеск. О, да, сплетен всегда было много, но Жемчужина Франции и сама делала все, чтобы не давать сплетникам скучать. Даже в скучном Нераке. А что говорить о Париже, полном соблазнов? - В свою очередь, граф, я могу предложить вам ответную услугу. Вы всегда будете знать, где находится некая дама… чье имя я не называю из добрых к вам чувств. Как обстоят дела у нее и детей, что, как я слышала, недавно привезли к ней в Монтобан. Привез никто иной, как ее любимый братец Ги, но знать об этом Грамону было вовсе не обязательно.
Philibert de Gramont: Предложение,озвученное приятным женским голосом, было заманчивым. Да нет, черт возьми, оно было даже очень заманчивым. Грамон почувствовал, как силы возвращаются к нему, болезнь отступает. Бог тому свидетель, сколько времени молодой придворный Генриха Валуа потратил на то, чтобы придумать, каким образом он мог узнавать о каждом шаге Дианы. Не потому, что графа интересовала жизнь женщины, подкидывающей ему все новые и новые неприятности, а потому, что теперь рядом с ней были Антуан и Катрин. Кровь забурлила в венах сына Элен де Клермон. Что было тому причиной, не мог объяснить и сам он. То ли вино, принятое Филибером из рук графини де Кандаль, то ли предложение этой женщины, еще не принятое, но очень заманчивое. Однако выдать перед Марией де Монморанси свою заинтересованность в подобном деле означало выказать свои слабые стороны. А графиня была из тех женщин, которые этими слабостями непременно воспользуются. Поэтому де Гиш глубоко вздохнул и более ничем не выдал возбуждения, которое овладело всем его существом. - Отменное вино! - Улыбнулся Грамон, не спуская взгляда холодных серых глаз с графини де Кандаль. Рубиновая жидкость обожгла язык графа, придавая сил и уверенности в принятом решении. - Вы даже не представляете, мадам, как отрадно осознавать, что у Жемчужины Франции есть такие верные люди. - Филибер одобрительно кивнул. Конечно же, он не верил безоговорочно в преданность вдовствующей графини де Кандаль королеве Наваррской. Мария де Монморанси преследовала какие-то свои цели. И сколько бы эта женщина не уверяла на словах графа в своей любви и преданности сестре французского короля, ее взгляд, а тем более то, что она была одной из Монморанси, говорили об ином. Но де Гиш был придворным, а жизнь при Дворе учит многому: читать между строк; делать вид, что не заметил того, чего не стоит замечать; находить везде выгоду для себя и, если уж подвернется союзник, непременно воспользоваться его услугами. В данном случае Грамон понял, что нужен Марии де Монморанси, а коли так, так почему бы не помочь друг другу. Долг каждого католика придти на помощь другому. - Мне совсем не составит труда, мадам, сообщать Вам новости о королеве Наваррской, поскольку я не могу допустить, чтобы Вы волновались напрасно. Поверьте, Вы будете в курсе всего, что происходит с Жемчужиной Франции. - Граф снова пригубил вино. - От Вашей же ответной услуги, мадам, я, разумеется, не отказываюсь и буду весьма признателен за помощь, поскольку так же волнуюсь о судьбе "некой" дамы. Право, Грамону все больше и больше нравился союз, только что заключенный с вдовствующей графиней де Кандаль. За сестру Генриха Валуа он особо никогда не переживал. По мнению графа многие неприятности, случающиеся в с нею, корjлева Наваррская притягивала к себе сама, поэтому сама и должна была отвечать за них. - Посему, графиня, полагаю, мы договорились. - Де Гиш отсалютовал бокалом с остатками вина Марии де Монморанси. Молодой придворный Генриха Валуа чувствовал себя абсолютно здоровым. Он бы прямо сейчас уже сел в седло. Его ждал Париж, король и очаровательная Маргарита Валуа, которая совсем скоро будет под его постоянным присмотром. Взамен, и де Гиш в этом не сомневался, он будет в курсе всего, что происходит с Дианой, а этого сейчас он желал всей душой, xтобы в нужный момент наказать эту женщину за все ее пригрешения.
Мария де Монморанси: - Прекрасно, граф. Будем считать, что мы договорились! Можете рассчитывать на меня, а я буду рассчитывать на вас. Мария доила вино, неторопливо поднялась, отметив про себя, что графу определенно стало лучше. А вот ей стоило отдать сну хотя бы оставшуюся часть ночи. Не то, чтобы она чувствовала себя разбитой, но отдых необходим, если ты не хочешь утром увидеть синяки под своими глазами. Мария берегла свою молодость. И красоту. Они являлись прекрасным дополнением к уму, которым наделил ее господь, и без этих качеств она бы не смогла заключать такие выгодные сделки, как заключила только что. - Не спешите утром сесть в седло, - посоветовала она на прощание. – И не принимайте лекарств, которые оставил вам этот коновал-лекарь. Все, что вам нужно, это хороший сон и плотный завтрак. До встречи, месье де Грамон. Отчего-то я уверена, что мы еще встретимся. С тихим смешком Мария вышла из комнаты графа де Гиш, притворив за собой дверь. Да, похоже Судьба получала немалое удовольствие сталкивая их снова и снова. Что ж, пусть так, два умных человека всегда сумеют договориться между собой. Эпизод завершен
полная версия страницы