Форум » Игровой архив » Молния разит одного, но устрашает многих » Ответить

Молния разит одного, но устрашает многих

Francois Montmorency: 27 марта 1576 года. Франция, Шательро. Середина дня

Ответов - 16, стр: 1 2 All

Диана д'Этамп: Диана сидела на низеньком пуфе возле кресла и кляла Амори на чем свет стоит. Впрочем, если быть до конца справедливой, то милый юноша ни в чем, конечно, не виноват. Все начиналось так славно и трогательно, что даже самый закоренелый пессимист не смог бы углядеть в намечающейся поездке никаких дурных предзнаменований. Герцогиня нервно стиснула руки и в очередной раз прикусила нижнюю губку, чтобы не расплакаться. Нет, этого допустить никак нельзя! Именно сейчас ей нужно быть сильной, сдержанной и рассудительной. Словом, той прежней внебрачной дочерью Генриха II Валуа, какой она была еще каких-то полгода назад. С тех пор многое изменилось… Очень многое. И виновником этих изменений тоже был де Ноэ, от которого в данный момент не поступало никаких известий. Да оно и к лучшему, если уж на то пошло… Госпожа де Монморанси коротко вздохнула и выше подняла голову. Слезы, стоявшие в глазах весь этот злополучный день, готовы были вот-вот пролиться горячим, соленым водопадом. Чтобы предотвратить еще и эту катастрофу, женщина постаралась загнать их обратно старым, как мир, проверенным способом. Быстро-быстро заполоскав длинными ресницами, она заставила себя собраться и прекратить наконец паниковать. Мысленный диалог с молодым любовником, в котором ее светлость поносила сердечного друга последними словами (всеми, какие ей только довелось когда-либо слышать от старого конюха, бывшего некогда матросом на одном из торговых судов), отлично помогал отрешиться от сумасшедшей действительности. «Каналья! Скотина! Дрянь! Урод! Бездарь! Остолоп!» - Смакуя каждое запретное ругательство, внутренне проговаривала воспитанница Дианы де Пуатье. Мадам де Шательро нисколько не боялась осуждения за столь крамольные мысли и неподобающие даме ее положения высказывания. Пусть даже выражалась она исключительно про себя. Ей, право, было от чего расстроиться. И тот факт, что супруга маршала Франции по-прежнему сохраняла самообладание настолько, что позволяла себе нецензурные эпитеты в чей бы то ни было адрес, доказывало лишь одно – она истинная дочь своего отца и подлинная представительница своей семьи. Любая другая на ее месте, пожалуй, уже давным-давно впала в истерику и предпочла утратить сознание, отдавая себя во власть обстоятельств. Не такой была Диана Французская! А дело было вот в чем… Еще в начале марта начальник ее личной охраны принялся соблазнять возлюбленную чудесными перспективами совместной поездки в провинцию – в имение Шательро. Искуситель был весьма убедителен, к тому же, предлагал совместить приятное (время, проведенное только вдвоем вдали от двора и досужих придворных сплетников) с полезным (наведением порядка в делах, давно нуждавшихся в хозяйском внимании). Недавняя поездка графа выявила массу нерешенных проблем и насущных вопросов, которые не представлялось возможным решить без личного участия госпожи д'Этамп. Жена экс-губернатора Парижа изводила бедного юношу капризами и морочила ему голову почти неделю. Ей доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие смотреть на то, как забавно он сердится, но при этом все равно умудряется находить приемлимое оправдание любому ее безрассудному поступку и желанию. Однако ближе к середине месяца обычно покладистого в отношениях с ней и готового на всепрощение гасконца как будто подменили. Он всерьез обиделся на свою любимую за очередной отказ, и они даже два дня не разговаривали! Это совершенно потрясло Диану, вовсе не готовую к открытию столь неприглядной стороны приятной любовной игры, и она сдалась на милость победителя. Прибыли они в Шательро нынче утром и уже на месте узнали о том, что явно поторопились с блаженными мечтами о счастливом уединении и уютном любовном гнездышке, которое собирались свить здесь на время пребывания. В замок прибыла не только владетельница, но и владетель. Герцог Франсуа де Монморанси опередил их на каких-нибудь пять дней… О, Господи! Лучше бы они тогда же повернули обратно, позволив его светлости самостоятельно заниматься текущими делами. Однако она так устала от дороги… И так хотела выспаться… Будь прокляты грешные слабости и стремления бренного тела!

Francois Montmorency: Прошло почти полгода с достопамятной встречи братьев Монморанси в Экуане, когда герцога Франсуа из-за поведения его родственника и его же наглости хватил удар. Лекарь подоспел вовремя, пустил феодалу кровь, отпоил отварами, и в общем-то, можно было бы сказать, что физически Его светлость полностью восстановился. Полный покой, который он обрел с момента отъезда брата, здоровая пища, не загрязненный нечистотами воздух провинции, сделали свое дело и уже к Рождеству муж внебрачной дочери короля Генриха Второго был на ногах и даже выезжал на охоту. Внешне все было пристойно и не вызывало вопросов у окружающих, но в душе у герцога поселились демоны. Они терзали его сердце, плавали по его венам, будоражили его мозг. Ночами он то и дело вскакивал и принимался в исподнем метаться по своей спальне, ища, куда бы ему спрятаться. Демоны эти имели лик его младшего брата Гийома. И почему то Ги был уже взрослым, а сам Франсуа оставался таким же как в детстве – маленьким. Тот то беспощадно избивал Франсуа, то резал его на куски, а то и вовсе сжигал на костре, обвиняя в измене. Эти сны, превратившиеся очень быстро в навязчивый бред, совсем измотали бывшего губернатора Парижа, и некогда блестящий вельможа превратился за считанные недели в запуганного старика. Они все больше и больше захватывали его, но проблески сознания, появлявшиеся днем, подсказывали ему, что необходимо что-то предпринять, нужно избавиться от этой докуки. И в начале марта Франсуа де Монморанси начал действовать, он собрал большой вояж, состоящий из двух повозок, одну из которых наполняло наполовину оружие, взял с десяток самых крепких слуг и отправился в Шательро – вотчину, доставшуюся ему вместе с приданым супруги. Там он развил бурную деятельность, устроив из замка практически военный лагерь. И только, когда все люди были расставлены, было дано указание всех впускать и никого не выпускать, герцог почувствовал себя в относительной безопасности. Тут де Торе его не найдет. А если найдет, то он, Франсуа, готов к встрече. Однако первыми в «мышеловку» попался, отнюдь не синьор д'Анделус, а супруга старшего сына великого коннетабля Анна со своим начальником охраны. Не на мгновенье не поверив жене в том, что она прибыла в замок для наведения порядка в хозяйственных делах (а именно такой была озвучена причина визита мадам д'Этамп), его светлость любезно пригласил ее светлость пройти с ним в кабинет, находящийся на втором этаже и вместе посмотреть доходные и расходные бумаги. Тем более, что госпожа де Шательро изъявила желание непременно остаться в замке на ночь, что вызвало у ее супруга массу подозрений. Сопровождающий ее, некто Амори де Ное, приглашен не был. Этого молодого человека герцог и вовсе видел впервые, что не располагало его к доверию этой личности. - Я хочу слышать правду, сударыня! – тихо, но зло проговорил Франсуа, глядя в глаза супруги, бесцеремонно усаженной в одно из кресел. Дверь была заперта на засов, подобные которому были за последние дни установлены на всех дверях дома в Шательро. Для пущей верности Монморанси задвинул ее тумбой. – Зачем вы здесь и когда видели последний раз моего брата Гийома?! – несмотря на негромкую речь, глаза графа Даммартен метали молнии, зрачки были расширены, выдавая полное безумие. – Вы с ним сообщники?!

Диана д'Этамп: Диана тяжело вздохнула. На этот вопрос она отвечала уже не в первый и даже не в третий раз. Перепробовано было множество вариантов, начиная от вполне естественного изумления и заканчивая намерением разрыдаться. Однако все было тщетно – супруг будто бы с цепи сорвался. Он упорно не желал видеть и слышать что-либо, не отвечающее владеющим его душой страхам и тревогам. До герцогини не сразу дошло, что муж невменяем. Поначалу она терпеливо объясняла цель своего визита, расписывала в подробностях, как давно и по какому поводу видела в последний раз младшего брата его светлости и в каких пребывала с ним на тот момент отношениях… Пыталась сменить тему беседы и просила показать обещанные приходно-расходные книги… Ссылалась на занятость и усталость с дороги… Ничто не действовало. Один и тот же сюжет с мелкими вариациями повторялся раз за разом, не претерпевая никаких существенных изменений. Вот тогда-то мадам д'Этамп забеспокоилась. Наконец, сопоставив мелкие детали - лихорадочный блеск в глазах благоверного, нервно подрагивающие руки и тумбочку, зачем-то придвинутую к двери… А более всего –массивный засов, невесть когда и для чего появившийся на внутренней стороне двери в кабинет, женщина сделала неутешительные выводы о состоянии душевного здравия старшего из сыновей знаменитого коннетабля. И прокляла тот день, в который дала слабину и согласилась на эту поездку с графом де Ноэ. - Франсуа, послушайте, Ваш брат сейчас далеко. Вероятно, в Тулузе. Вы сами писали мне об этом, помните? – Мягко и вкрадчиво проговорила воспитанница Дианы де Пуатье. – Я не виделась с месье де Торе уже очень давно. И потом… Я почти не помню его, мы мало общались и не были слишком близки. Вы – мой единственный друг и защитник. Шательро – наш дом, и здесь нам ничто не грозит. Ваш брат не приедет, поверьте! Он просто не знает, где Вас искать. А если приедет, я скажу, что Вас нет… Вы уехали в Экуан. Договорились? Внебрачная дочь Генриха II Валуа была разумной дамой. Разумной и не слишком чувствительной. Когда ей требовалось, в этом хрупком на вид теле появлялся алмазной крепости стержень. Слезы, мигрени и прочие штучки будут потом. Тогда, когда станет можно расслабиться и ее окружат близкие и любимые люди. Те, перед кем приятно проявить слабость в обмен на трепетную заботу и трогательное внимание. Сейчас же от нее нужно лишь одно – сдержанность, предельная концентрация и безошибочное чутье. Ласковый тон в купе с увещеваниями и заверениями в единстве «мы», «наш», «наше», по мнению госпожи де Монморанси, должны были умиротворить подозрения, владеющие разумом и сердцем экс-губернатора Парижа. Завладев же доверием безумца, ее светлость надеялась получить свободу. А там… Дюжих слуг в замке достаточно.


Амори де Ноэ: С приближением марта, а вместе с ним и времени назначенной королем Наваррским встречи в Шательро, Амори становился все более нетерпеливым, раздражительным и взыскательным к своей возлюбленной. Ему во что бы то ни стало требовалось уговорить ее совершить деловую поездку в имение. Благо, поводов для этого визита, действительно, набиралось более, чем достаточно. А легкий флер амурного приключения должен был стать заключительным штрихом при согласии Дианы на это путешествие. Однако ветреная «охотница» играла с ним, как кошка с мышью: то почти соглашаясь, а то находя все новые и новые поводы для того, чтобы отложить столь важное для него решение на неопределенный срок. Парень злился, кусал губы, темпераментно избивал подушку в своих покоях, отыгрываясь на ней за все прихоти герцогини, но к хозяйке неизменно выходил с обязательной улыбкой и позволял себе в отношении дамы сердца исключительно ласковые и полушутливые упреки. Известия же у графа были для Генриха де Бурбона самые что ни наесть важные и серьезные. Принц Франсуа бежал! Заперся у себя в Анжере и не желает мириться с венценосным братом, угрожая междоусобной войной. Такие сведения для опального государя – на вес золота. Поэтому не удивительно, что начальник личной охраны госпожи д’Этамп так сердился и нервничал, не получая желаемого. Ему хотелось ехать немедля! Прямо сейчас… А вместо этого приходилось выдумывать изощренные соблазны для ее светлости, чтобы склонить наконец чашу весов в свою пользу. В середине марта мадам де Монморанси принесла из Лувра очередную сплетню. И эта сплетня решила дело. Де Ноэ не мог больше ждать! Ради своевременной доставки этих новостей сыну Жанны д’Альбре юноша был готов пожертвовать даже добрым расположением внебрачной дочери Генриха II Валуа – слишком многое стояло на кону. Стало известно, что королева-мать принимает деятельное участие в примирении враждующих братьев. Небольшой и вместе с тем достаточно показательный разлад, произошедший на этой почве между любовниками, оказал благоприятное воздействие на супругу маршала Франции. Она поспешно дала свое согласие на поездку, и они выдвинулись в путь сразу, как только смогли. Прибыв на место, они застали там необыкновенную картину. Шательро, как магнит, притянул в свои гостеприимные объятия не только хозяйку со свитой, но и (что было весьма странно) хозяина. Это открытие сразу испортило гасконцу настроение. Во-первых, наличие в доме законного мужа с нравственной точки зрения осложняло их с Дианой достаточно тесные взаимоотношения. А во-вторых, могло сорвать намеченную встречу с посланцем от Анрио. Его сиятельство был наслышан о том, насколько негативно относится к любым заговорам герцог с тех пор, как ему самому довелось побывать в застенках Бастилии. Хуже было другое. Беспечная воспитанница Дианы де Пуатье сразу приняла чересчур поспешное предложение благоверного осмотреть приходно-расходные бумаги в кабинете. Ничто не показалось ей подозрительным… И зря! Молодой человек не успел и глазом моргнуть, как давно не видевшиеся супруги удалились, о чем-то негромко переговариваясь. «Господи! И зачем ей в таком случае начальник охраны? Она ведь даже не оглянулась, не посмотрела… Не заметила!» - Яростно скрипнул зубами вспыльчивый гасконец. В отличие от своей любимой, Амори умудрился заприметить и повозки, сверх меры груженые оружием во дворе замка, и тяжелые засовы на некоторых дверях, сделанные явно на скорую руку из плохо отесанного дерева. Да и откровенный испуг во взглядах челяди – тоже показался ему тревожным знаком. Едва чета Монморанси удалилась, де Ноэ торопливо принялся за дело. Послонялся по дому, будто бы праздно любопытствуя. Перебросился несколькими незначительными вопросами с камердинером и прижал в темном углу одну очаровательную служаночку, запомнившуюся ему еще по прошлому посещению. Она-то и поведала во всех подробностях любезному графу о чудаковатых прихотях экс-губернатора Парижа. Дворянин, не будь дураком, сразу смекнул, что дело здесь не чисто и ринулся было вслед за возлюбленной, но его удержала за рукав все та же прелестница: - Вы не торопитесь, сударь. Все равно ничего уж не сделаете, а навредить можете. Коли хозяин не в уме, то госпожа Диана куда лучше его утихомирить сможет. Я как раз мимо проходила, так что своими ушами слышала, как он засов-то на двери закрыл… И что-то тяжелое еще придвинул. Де Ноэ сквозь зубы застонал, представляя, что может сделать сумасшедший сын коннетабля с беззащитной женщиной, которую обвиняет Бог весть в чем! Наверное, он и дальше предавался бы бесполезному самобичеванию и изводил себя жуткими фантазиями на заданную тему, если бы за окном не раздались приветственные крики слуг и топот коня быстро въезжающего во двор всадника. Перегнувшись через подоконник, юноша выглянул наружу: «Кого там еще нелегкая принесла? Не дом, а проходной двор!» - Зло подумал он, вглядываясь в приезжего и удивляясь тому, как спокойно и дружелюбно подходят к нему слуги, как низко кланяются, будто господину. Впрочем, даже издалека в одежде посетителя были видны цвета дома Монморанси, и это могло служить объяснением столь теплого приема.* - Это что за гость? Его ждали? – Не найдя разумного объяснения поведению домочадцев, заинтересованно спросил парень у продолжавшей крутиться поблизости служанки. Та охотно подошла к окну, желая удовлетворить и свое любопытство. Тем более, что месье сам попросил! Томно задев красивого дворянина бедром, девушка приблизилась к окну и выглянула. - Это синьор де Торе – младший брат герцога. Его не ждали, но оказать радушную встречу обязаны. – Скучающе ответила кокетка и томно вздохнула, провожая Гийома де Монморанси затуманенным взглядом. - Отлично! – Воскликнул Амори, срываясь с места. Теперь у него появилась надежда на то, что Диану удастся поскорей вызволить из мрачного плена сумасшедшего супруга. В конце концов кому, как не брату, решать эту деликатную проблему? *Согласовано с Гийомом де Монморанси

Гийом де Монморанси: Встреча с Генрихом Наваррским в Бордо вскоре получила свое продолжение. Молодой король, желая проверить своего будущего главнокомандующего, отправил его с небольшим, но весьма значимым поручением, тем более что персона Гийома де Монморанси подходила для того, как нельзя кстати. Требовалось проехаться до Шательро, получить там свежие новости из Парижа от некоего де Ное, и привезти их Беарнскому медведю. Делов то! Все мероприятие не стоило и выеденного яйца. На месте синьора де Торе любой другой усмотрел бы насмешку в столь незначительном поручение, но Ги, до поры до времени, не искал сложной службы. Успеется. Тем более, что он сам мог расспросить столичного вестника о том, что интересовало лично его. А то, что Шательро было выбрано местом встречи, так оно – к лучшему. Имение родственницы, необыкновенно хорошенькой в своих прелестях дочери Генриха Второго, которой не подфартило стать супругой этого старого пня Франсуа. Ее перстень до сих пор красовался на мизинце его младшего брата. В ворота замка Анделус въехал не только одетый в плащ, на котором красовался вышитый герб Монморанси, но и с возгласом: - Да поможет Бог первому барону христианского мира*, - уловка сработала. Его признали. Слуги гурьбой окружили младшего отпрыска великого рода, стремясь угодить – кто принимал коня, кто подставлял спину, чтобы синьор спешился. Довольно ухмыльнувшийся Ги потрепал самого расторопного по щеке, выражая тем самым большую милость. - Послушай, дружок, а я тебя знаю, - прищурился он, разглядывая осчастливленную физиономию. – Эким ветром тебя принесло сюда из Экуана? – этого молодца Данжю и правда видел в услужении у брата во время последнего своего визита в поместье, где тот пускал корни в землю. - Так и есть, господин Гийом, - быстро ответствовал слуга, памятуя, что трепки от молодого хозяина могут быть разными. – Хозяин нынче тута. И хозяйка… Только он, - здоровяк замялся подбирая слова, - только он не совсем в себе. Этот краткий доклад подкрепил малозначительный жест пальца у виска. Де Торе нахмурился, слуга заткнулся. - Как звать? - Теодор, месье. - Следуй за мной и рассказывай все по порядку, - в знак особого расположения, синьор Анделус вручил Теодору свои перчатки и плащ, который ему уже порядком осточертел своей желтизной. Пока слуга рассказывал о событиях в Экуане, а после и в Шательро, Гийом размышлял о том, что поручение его несколько усложнилось. Ему не было никакого дела, в каких уме и памяти находится его братец, но вот присутствие в замке сестры короля было совсем ни к чему. Впрочем, де Торе быстро успокоился – герцог с супругой заперся в кабинете, где изводил ее своим слабоумием. Очень хорошо. Пусть там и сидят, пока он не решит дело, с которым прибыл, и не уедет. - А больше в замок никто не приезжал? Вместо ответа Теодора, в конце парадной галереи замка появился молодой человек, по виду дворянин. - Какого дьявола вы тут ошиваетесь, сударь? - вздернул голову Данжю, когда незнакомец поравнялся с ним. – Или вам стоит показать, где выход? Наглая улыбочка украсила лицо нового сподвижника Анрио де Бурбона. *девиз рода Монморанси

Амори де Ноэ: Амори торопливо шел по галерее, когда навстречу ему вывернули вошедшие со двора слуги во главе с господином де Торе – младшим братом герцога Монморанси, на помощь и поддержку которого он возлагал большие надежды. Однако все радужные помыслы и шаткие построения, касавшиеся немедленного освобождения Дианы из плена сумасшедшего супруга, пошли прахом, едва месье Гийом изволил заговорить, обратившись к гасконцу с нахальной ухмылкой. Молодой человек резко остановился, будто напоролся на прозрачную стену. Серые глаза его наполнились колким льдом, а губы тут же сжались в тонкую линию. Впрочем, если чему и научился юный провинциал, живя в Париже и нередко бывая при дворе, так это умению сдерживать первые бездумные порывы. Обычная для него в прежние времена вспыльчивость уступила место изощренной жестокости и вдумчивому использованию запасов ядовитых шпилек. - Граф Амори де Ноэ, начальник личной охраны герцогини де Шательро – хозяйки имения – к Вашим услугам. – С издевательской вежливостью отрекомендовался он, изящно поклонившись невежливому гостю. Подбородок парня был высоко вздернут, а в каждом слове звучала твердая уверенность в собственных исключительных правах на нахождение в этом доме. Более того, его сиятельство искренне полагал, что при необходимости, пользуясь своим положением, сам сможет указать месье де Монморанси, где находится дверь. В конце-концов, он всего лишь брат мужа подлинной владелицы Шательро. - Я намеревался повидаться с Вами и переговорить о некоторых сугубо личных делах, касающихся Вас и Вашего брата, но теперь вижу, что ошибся в своих выводах относительно того, что Вас могут заинтересовать те же заботы, что и меня. – Добавил гасконец холодно и чеканно, по-военному, развернулся на каблуках, намереваясь покинуть общество столь малоприятного типа.

Гийом де Монморанси: Амори де Ное? Какая прелесть! Брови де Торе взлетели вверх в удивлении и он даже прищелкнул языком, оценивая ситуацию. Значит вот этот заносчивый юнец и есть «надежный человек» Генриха Наваррского в Париже, с которым надлежало встретиться младшему из Монморанси? С другой стороны, удивляться было нечего – у Бурбона был не такой уж и богатый выбор людей, готовых ему служить. - Эй, господин Торопыга, - Анделус остановился и сделал знак Теодору отойти на пару шагов. Слуг не обязательно посвящать во все тайны господ. Расставив ноги на ширину плеч и переплетя руки на груди, Гийом занял собой почти всю галерею, с ухмылочкой раскачиваясь с пятки на носок. – Если вы господин де Ное, как изволили себя отрекомендовать, то вам просили передать привет из Нерака. Такой срочный, что его непременно нужно было доставить сюда с 20 по 30 марта сего года. Пока юный граф осознавал, что перед ним и есть посланец Анрио, Данжю умилялся его манерам и заносчивости. Он сам был не ангелом и не образцом для подражания, но в бытность своей службы королю Карлу находил в себе силы, волю и осторожность не демонстрировать так картинно свой нрав. Ибо Карл IX Валуа был скор и на милости, и на расправу, и можно было и чин получить с щедрой руки монарха, и голову ни за что сложить на плахе.. Служба же даме, да еще такой, как сестра короля, накладывала на этого мальчика вдвое большие обязанности. Но этим, видимо и отличались дети, выросшие в семьях царедворцев, от детей, нюхавших навоз провинции. У первых в крови было то, что называется у зверей чутьем, в то время, как вторые, даже к старости обретая лоск, могли похвастаться лишь своим опытом и приобретенными навыками. И то, если повезет. - А если вы, к тому же, являетесь командиром личной охраны герцогини д'Этамп, то мне бы очень хотелось знать, как вы допустили, что моя дражайшая родственница попала в затруднительное положение, о коем мне уже поведал…- Ги сделал некоторое усилие над собой, чтобы припомнить имя малого, державшего его плащ и перчатки, - поведал Теодор? И, как добрый деверь, спешу поинтересоваться, как вы собираетесь ей помочь? Де Торе понимал, что верный Беарнцу де Ное будет обязан рассказать ему то, что интересует короля Наварры, но как скоро, если его голова забита совсем иными «заботами»?

Francois Montmorency: Франсуа слушал Диану, но не слышал. Ее увещевания не убеждали его. Каждое слово, произнесенное этой женщиной, падало в его воспаленное сознание ядовитой каплей, разжигая в нем страшные картины, где Гийом превращался в страшного зверя, готовящегося разорвать его на куски. - Он может быть в Тулузе, а может быть и уже нет. Ведь вы наверняка тоже думали, что я в Экуане. Или вы разнюхали, что я здесь и приехали сюда, чтобы дождаться здесь своего сообщника и убить меня? Старший сын коннетабля Анна де Монморанси с силой сжал запястье жены, не понимая, что его подозрения беспочвенны, а безумие завладело им всем. Словно в подтверждение его опасений с улицы послышался шум. Супруг дочери Генриха Второго метнулся к окну, таща за собой Диану. Приоткрыв ставни так, чтобы появилась маленькая щель, он приник к ней глазом. - Вы!!!! Вы предали меня! – завопил граф Даммартен, узрев въезжающего в ворота замка де Торе. – Все! Все предали меня! Он здесь! Его уже пустили сюда! Как посмели?! Отшвырнув от себя свою заложницу, мужчина бросился к большому книжному шкаф и, проявляя необыкновенную силу, принялся двигать его к дверям, находя что именно в том его спасение. Шкаф был тяжелый и поддавался плохо. От усилий лицо экс-губернатора Парижа покраснело, а голова начала кружиться. Он тяжело дышал, но не сдавался. - Вы не выйдете отсюда, сударыня, я не дам вам погубить себя, - кряхтел он, упорно стараясь сдвинуть еще хоть немного непокорную мебель. - И вы мне ответите за предательство! – как она могла объединиться с этим выродком, с этой паршивой овцой в благородном роду?! – Я всегда видел, что вы с особым благоволением относитесь к этому мерзавцу. Быть может, вы бы даже предпочли его в супруги, а не меня! Если бы у бывшего узника Бастилии спросили, где именно он видел, что его супруга оказывает синьору д'Анделусу особые знаки внимания, он бы затруднился ответить, ибо герцогиня и вправду очень редко виделась со своим деверем. Но сейчас это было неважно. Важно было, что герцог уже себе все придумал.

Диана д'Этамп: Диана негромко вскрикнула, ощутив стальную хватку супруга на своем запястье. То, что он совершенно безумен, теперь не вызывало у нее никаких сомнений. Слова, срывавшиеся с уст маршала Франции, были явственным тому подтверждением. Герцогиня, испытывавшая до сих пор лишь легкий трепет и слабую дрожь нервного возбуждения при мысли о своем незавидном положении узницы и заложницы сумасшедшего, теперь по-настоящему испугалась. Глаза ее наполнились слезами от боли и обиды. - Да как Вы смеете! Отпустите меня! Мне больно! – Воскликнула она срывающимся голосом, когда его светлость, невзирая на ее слабое трепыхание, потащил жену к плотно закрытым оконным ставням, за которыми, действительно, слышался какой-то оживленный шум. На миг в хорошенькой головке мадам д'Этамп появилась надежда, что это Амори, почуяв неладное, поднял тревогу, и сейчас слуги, вооружившись вилами и ухватами, придут спасать свою несчастную хозяйку. Впрочем, эта беспочвенная надежда угасла, так толком и не успев разгореться. Когда Франсуа приоткрыл оконную ставню, женщина привстала нацыпочки и тоже смогла выглянуть наружу, чтобы убедиться – наихудший кошмар сбывается наяву. Во дворе спешивался с коня Гийом де Торе – младший и, по всей видимости от всей души ненавидимый, братец ее благоверного. - Господь всемилостивый и всеблагой! За что? В чем я пред тобою провинилась? – Всхлипнула госпожа де Монморанси, прижавшись спиной к холодной стене, куда отбросила ее твердая рука герцога. Однако внебрачная дочь Генриха II Валуа не была бы сама собой, если бы утратила разум и безоглядно предалась панике в подобных сложных обстоятельствах. Будь на ее месте любая другая дама, наверное, она предпочла бы за лучшее лишиться чувств или со слезами раскаяния умолять зловещего обвинителя о прощении. Краем глаза заметив, что экс-губернатор Парижа увлеченно двигает шкаф, напрягая для этого все свои в последнее время не слишком великие силы, воспитанница Дианы де Пуатье решилась. Толчок мужа отшвырнул ее не слишком далеко от окна. Мысленно измерив расстояние и проанализировав внутренние ресурсы организма, она сочла расстояние вполне преодолимым. Рванувшись с места, подлетела к окну и изо всех сил дернула на себя толстую деревянную ставню. Та весьма еохотно и медленно подалась. Не дожидаясь, пока она раскроется до конца, сестра короля совсем не подобающим придворной даме образом просунула голову в щель и истошно завизжала, не особо утруждая себя членораздельной речью.

Амори де Ноэ: Амори нахмурился, когда до него дошел смысл язвительных слов, небрежно брошенных собеседником: «Передать привет из Нерака…» Он колючим, неприязненным взглядом осмотрел месье де Торе с ног до головы, примеряя на него роль посланца от обожаемого сюзерена – короля Наваррского. Если бы юный граф умел читать мысли, то его весьма позабавило бы сходство промелькнувших сомнений и насмешливых выводов, сделанных обоими добровольными помощниками сына Жанны д’Альбре. «И вот с этим нахалом мне предстоит вести разговоры о столь серьезных вещах?» - Недоверчиво размышлял де Ноэ, не торопясь отвечать на заданные вопросы. Да и, если сказать на чистоту, он не видел особой необходимости что-либо говорить. Отчитываться перед младшим братом герцога Монморанси его никто не может заставить. Другой вопрос, что Диане нужна помощь – это очевидно. Имеет ли родич достаточное влияние на безумного маршала? Это волновало начальника личной охраны мадам де Шательро куда больше, чем все остальное. - Велели передать «привет», так передадите. Не здесь ведь и не теперь же. – Упрямо поджав губы и с трудом подавляя раздражение, буркнул молодой человек. Он собирался добавить еще что-то (возможно, куда более дерзкое и способное привести к самым неприятным для него последствиям), когда откуда-то раздался пронзительный женский визг. Мгновенно встрепенувшись и подобравшись, как гончая, вставшая на след, его сиятельство рванул к широким окнам, опоясывавшим галерею, ставшую неожиданным местом встречи двух шпионов. Словно торнадо, он пронесся мимо господина де Анделуса, едва толкнув его плечом – тот перегораживал большую часть довольно узкого коридора. Однако парень не обратил на этот вопиющий факт нанесенного оскорбления ни малейшего внимания. В его мозгу билась единственная паническая мысль: «Диана… Диана… Ей больно! Он убивает ее!» Высунувшись по пояс в окно, юноша завертел головой, выискивая, кто и откуда кричал. Мельком ему удалось увидеть приоткрывшуюся щель в одном из наглухо закрытых окон. Окон кабинета супруга госпожи д’Этамп. Значит, он не ошибся, и худшие опасения начинают сбываться. - Дьявол! Этот старый козел сейчас прикончит ее! – Забывшись, с кем имеет дело, выпалил Амори, отскакивая от окна, будто мячик, и устремляясь к лестнице на второй этаж.

Гийом де Монморанси: Не обратив внимания на толчок в плечо, Гийом неспешно последовал к лестнице, к которой после небольшой вылазки устремился и граф де Ное. Он тоже слышал женский крик, прекрасно расслышал пышущее эмоциями высказывание начальника охраны госпожи де Шательро, но не находил нужным впадать в панику. Так же, как и оскорбляться на выходку этого провинциала, находя ее не стоящей его драгоценного внимания. Посторонившись у лестницы и давая себя опередить господину столь взволнованному судьбой сестры короля, он лишь нашел нужным небрежно заметить ему вслед: - Этот «старый козел», как вы тонко подметили, точно прикончит вашу хозяйку, если вы сейчас изволите ломиться к нему в дверь. Возможно даже, он скрасит этот поступок и своей последующей кончиной. Такое положение веще вполне бы устроило господина де Торе, которому от бездетного братца и его супруги явно кое-что перепадет по наследству. - Но вы не останавливайтесь, поспешите, - подбодрил он юношу, облокачиваясь на перила, и пальцем доставая из задних зубов припрятанный там с последней трапезы кусочек мяса. – Вам, видать, надоело служить мадам Диане, раз вы так торопитесь угробить ее. В общем-то можно было бы пустить дело на самотек и позволить обитателям Шательро разбираться самим со своими проблемами, но жалко было времени. А время иногда стоит дороже, чем деньги – это далеко не бескорыстный потомок древнего рода Монморанси понимал очень хорошо. Этот упрямец еще потом будет неделю предаваться трауру и рвать на себе волосы, если Франсуа прикончит свою женку. - Теодоооор, - подобно капризной деве протянул синьор д'Анделус, призывая слугу, не замедлившего со своим появлением на зов. – Расскажи-ка мне, с чего это так повредился умом твой господин? И кого это он так боится? - С ним началось что-то странное после вашего отъезда из Экуана, сударь, - горячо зашептал слуга, но внезапно опустил голову и еще тише добавил: - И боится он вас. Вас было не велено пускать в замок. - Мило, - улыбнулся де Торе, очень довольный ответом Теодора. – Ты настоящий кладезь сведений, друг мой. И с этого момента я забираю тебя к себе в услужение. А почему бы нет? Ги уже увел у брата камзол, коня, перстень его супруги, так почему бы не прихватить и слугу? - Так что, граф, вы намерены спасать свою госпожу или хотите избавиться от нее? Признавайтесь и мы решим дело к выгоде нас обоих. Насмешливо поглядев на Амори, Данжю вновь сделал знак воодушевленному его обещанием мужику отойти.

Francois Montmorency: Бросив возню со шкафом, едва заслышав вопль жены, граф Даммартен метнулся к ней и, схватив за загривок, словно нашкодившего котенка, и легко отбросил в дальний угол комнаты, не обращая внимания, что причиняет женщине боль, не опасаясь, что Ее светлость удариться. Ее здоровье, о которых раньше он всегда вежливо осведомлялся, как было положено приличиями даже в хладных семейных отношениях, сейчас не представляли интереса. - Сидеть там, и не дергаться больше, - похожий на разъяренного быка, чьи глаза уже налились кровью, и сил словно бы прибавилось в разы, Франсуа де Монморанси с раздражением двинул вновь шкаф, одним толчком отправляя его к двери. Он едва успел отпрянуть в сторону, так как от его стараний старинные фолианты посыпались с полок на пол, облегчая дерево.. Но экс-губернатор Парижа уже не думал о том, он искал что еще можно было придвинуть к дверям, то и дело попутно выкрикивая ругательства, достойные уст заправского пьяницы, а не представителей одного из самых знатных родов Франции. Наконец, он повернулся в сторону окна, чьи ставни все еще были распахнуты, и сам, высунул голову наружу. - Гийом!! – пробасил он, не сомневаясь, что братец его услышит. – Волчий выродок, тебя нужно было прикончить в детстве! Я знаю, что ты здесь, мерзавец! Если ты попробуешь меня тронуть, я выкину тебе из окна труп этой патаскухи, с которой у тебя назначена здесь встреча, - иной причины для подобного стечения обстоятельств, чтобы в одно время в Шательро оказались и Диана д'Этамп и синьор де Торе даже здоровый рассудок не смог бы выдумать, не говоря уже о воспаленном разуме старшего сына коннетабля Анна Монморанси. Пред его глазами все плыло, на лбу пульсировала толстая синяя жилка, а губы маршала покрылись белой пеной.

Диана д'Этамп: Чудесная поездка, наполненная мечтами и желаниями, взглядами и вздохами, нежным шепотом в ночи постоялых дворов и сплетением пальцев рук, превратилась в кошмар. Неожиданностью стала сама встреча Дианы с супругом, но то, что с ним произошло не находило никаких слов для объяснения. Из галантного кавалера, сдержанного мужчины, воспитанного вельможи, Франсуа де Монморанси превратился в неуправляемое чудовище, взбесившееся животное, не слышащее голоса разума и доводов рассудка. Хотя, сложно было не согласиться, появление в Шательро его брата Гийома, тоже было необъяснимо. Зачем и каким образом, ведомый какими надобностями здесь и сейчас появился господин де Торе, мог ответить разве что он сам. Но, как, все же, все было странно. Почему именно в это же время Амори так настойчиво уговаривал ее съездить в замок? Ничего не понимающая герцогиня д'Этамп, вложившая все свои силы в истошный крик, призывающий к помощи, в надежде, что Амори де Ное, ее верный рыцарь, придет к ней на выручку, вдруг поняла всю свою обреченность. Она верила, всем сердцем, всей душой, что капитан ее охраны найдет способ, как вызволить из беды свою госпожу и возлюбленную, но вера эта утекала тонкой струйкой сквозь трещину безысходности. Почувствовав между лопатками стальную хватку пальцев супруга, впивающихся сквозь ткань платья в нежную кожу, сестра короля Франции успела взглянуть в глаза графа Даммартен, наполненные безумием, и почти сразу же почувствовала удар. Брошенная в угол кабинета экс-губернатором Парижа, она сильно ударилась головой о стену. Свет померк. Больше он не слышала оскорблений старшего сына Анна де Монморанси, больше не было страха, не было боли, не было и надежды. Ее светлость погрузилась в глубокое беспамятство.

Гийом де Монморанси: Сверху доносились истошные выкрики братца, и улыбка Гийома стала еще шире и еще довольнее. Вопли всегда надменного и высокомерного Франсуа, сейчас больше напоминающего оскорбленную в лучших чувствах девицу, согревали душу не столь обласканного судьбой, как старший родственник, синьора де Торе. Там где Франциску доставались горы сладостей, младшему из Монморанси приходилось лишь облизывать тарелки. И теперь, когда он слышал, что рассудок братишки приказал долго жить, не мог не порадоваться за торжество справедливости. Но… нужно было довершить этот процесс, чтобы, не дай бог, он не повернулся вспять. Гордо проплыв по лестнице мимо вставшего столбом господина де Ное, Анделус подошел к дверям кабинета хозяев Шательро. Месье Амори мог сколько угодно решать, насколько ему дорога жизнь его госпожи, а вот самого Ги свихнувшийся родич устраивал гораздо больше, чем он же, но в здравом уме. Женщина, его жена, даже если выживет, не сможет взять под контроль все владения семьи Монморанси, принадлежащие ее супругу, а следовательно Данжю сможет наложить лапу на кое-что из того, что ему не досталось по закону наследования. - Братишка мой! – радостно откликнулся Торе на призыв из-за запертой двери. – Ты просто позабыл, что мы щенки от одной суки, так что кровь в нас течет одинаковая, - не скрывая издевки в голосе, уже почти состоявшийся командир войск Генриха Наваррского для устрашения еще большего графа Даммартен дернул за ручку двери. - Пусти же меня к себе, и мы обнимемся по-братски! Хотяяяяяяя… - в интонациях Гийома появилась некая задумчивость. – Сиди там дальше. И жену прикончить не забудь! Мы с Генрихом и Шарлем чудесно поделим ваше наследство. Представляешь, как мне пойдет батюшкина сабля?

Francois Montmorency: Голос Гийома, его слова , как сок молочая разъедает кожу, так же разъедали сознание маршала Франции. Это отродие приберет к рукам земли, принадлежавшие по праву первородства ему, Франсуа? Он господином будет ходить в его замках, там где мерил землю шагами их великий отец?! Этого нельзя было никак допустить! Задыхаясь от возмущения, от переполнявшей его ненависти, супруг внебрачной дочери Генриха Второго в приступе ярости одним движением отодвинул от двери шкаф, который так долго к ней приставлял. Диана недвижимо лежала в углу комнаты, куда ее швырнул муж. Она не представляла угрозы для старшего из Монморанси сейчас. Не могла стать помощницей и своему сообщнику. Ухмылка полная презрения, изуродованная судорогой, исказила лицо экс-губернатора Парижа при взгляде на бессознательную женщину. Она была виновата в том, что его род остался без наследников, что его кровь не найдет новой жизни в законном дитя. И это, наверно тоже было частью их плана с синьором д'Анделус по тому, как его погубить. Выхватив из ножен шпагу, он отпер дверь и появился на пороге, ища безумным взглядом своего младшего брата. - Я убью тебя, подонок! И выколю тебе глаза, чтобы ты не смог любоваться на себя в зеркала, чтобы никогда не увидел, что шпага батюшки идет тебе, как корове дорогое седло! Плюнув в сторону де Торе, Франсуа приготовился к схватке, не чувствуя, что во рту появился привкус железа, а из носа тонкими струйками течет кровь.



полная версия страницы