Форум » Игровой архив » Эта ночь решает все » Ответить

Эта ночь решает все

Франсуа де Валуа: Ночь с 11 на 12 мая 1576 года, Анжер. Покои Его высочества.

Ответов - 9

Франсуа де Валуа: Франсуа провел кончиками пальцев по шелковистой гладкости бедра лежащей рядом женщины, затем откинул темную волну волос и прижался губами к шее Жанна де Лонгжю. В опочивальне Его высочества царила тишина и нега, какая возникает после любви, истощившей силы равно и мужчины, и женщины. Простыни сбились, свечи оплавились, кувшин с божественным рейнским почти опустел. Герцог был счастлив. Едва душа и тело были равно удовлетворены. Душа честолюбца ликовала, приезд Жанны он принял как знак того, что все идет наилучшим образом. Сластолюбивая же натура принца была не менее счастлива, дама д’Иверни была восхитительной любовницей, которой можно было гордиться, и которую он намеревался с радостью продемонстрировать всему Анжеру. - Моя храбрая, нежная Жанна, - растомлено прошептал он, покрывая поцелуями безупречную спину женщины, вдыхая запах кожи и запах ее духов. Он даже помнил их название. Ночной жасмин. Призрачно и пьяняще. – Вы здесь, и это похоже на чудо, не проходило и дня, чтобы я не думал о вас, моя прелесть. Монсеньор, как это часто с ним случалось под влиянием обстоятельств, сам начинал верить в то, что говорил, и голос его звучал с искренней страстью. Он предпочел забыть о том, что вовсе не тревожился о Жанне, оставленной в Париже, полагая, что такая умная женщина сумеет сама о себе позаботиться. Более того, он собирался сделать все, чтобы добиться Дианы де Меридор. Ночь была темна, полна страсти, Жанна то льнула к нему, то повелевала, как госпожа, в этой феерии запретных желаний не было места чистому образу графини де Монсоро. Но, как предвкушал принц, белокурая и холодная Диана станет приятным контрастом Жанне де Лонгжю. Он собирался вкушать оба этих блюда, наслаждаясь разницей вкусов. Потянувшись, принц налил вина в два кубка, протянув один своей любовнице. Как это бывает в молодости, он нисколько не утомился, наоборот, альковные победы заставили кровь бежать быстрее. Устроив даму д’Иверни у себя на плече, наслаждаясь ощущением власти над этой прекрасной женщиной, он улыбался. Да, ее приезд сделал его победу еще более пышной, еще более яркой. И, разумеется, он хотел услышать из ее уст подтверждение тому. - Расскажите мне, что там в Париже? Что случилось после моего побега? Судя по тому, что король прислал маркиза дю Гаста, он всерьез напуган, - Франсуа довольно хохотнул. Он не забыл Людовику де Беранже той ночи в покоях королевы-матери, когда младший из Валуа сделал попытку получить корону, причитающуюся ему по праву. – Что сказала королева Екатерина? Я хочу знать все!

Жанна де Лонгжю: Их встреча на глазах у всех была только прелюдией, все самое важное должно было быть сказано позже, в уединении покоев, и Жанна это знала. Знала и готовилась, продумывая до мельчайших подробностей каждый свой жест, взгляд, оброненное слово и подаренную ласку. Когда Франсуа заговорил, наконец, прервав молчание, молодая женщина позволила себе мимолетную удовлетворенную улыбку. Мало было вновь очутиться в постели Монсеньора. Принц был отнюдь не монах, и вход в его опочивальню красивым женщинам не была заказан. Нужно было вновь оказаться в мыслях герцога Анжуйского, этой же ночью, немедленно. Перекинув на грудь темную массу спутанных кудрей, дама д’Иверни удобно устроилась на плече принца, потягивая маленькими глотками вино. От разгоряченной кожи Франсуа пахло ирисовой водой, немного потом и вином. Жаль, что ложь не пахнет, хотя, в таком случае на принца кидались бы все собаки. - Я тоже думала о вас постоянно, мой принц, - проворковала она. – Но могу со всей определенностью сказать, что я была не одинока в своих мыслях. С той самой ночи, как вы завоевали себе свободу (Жанна умело подбавила капельку лести в свою речь, как малую толику лавандового масла в воду, вода от того не поменяла свою сущность, но стала гораздо приятнее), можно без преувеличения сказать, что вы царите во всех умах Франции! Обнаженное женское бедро прижалось к мужскому доверчиво и соблазняюще. - После вашего побега поднялась ужасная суета, несколько дней я молилась непрестанно, пока не стало ясно, что вы благополучно достигли Анжера! И тогда стало ясно, что королю, так или иначе, придется искать с вами мира, и в этом его поддерживает королева-мать. Правда, есть и другие, кто считает необходимой войну между Валуа, вот, например, маркиз дю Гаст. Произнося имя начальника тайной полиции Жанна даже облизнулась, как кошка, поймавшая в свои лапки откормленного мыша. - Он призывал короля к войне, а в наказание Его величество послал маркиза договариваться о мире, хотя в Анжер рвалась ваша достопочтимая матушка Екатерина. Голова Жанны чуть кружилась. От любви, от обманчивой сладости крепкого рейнского вина, от того, что она, вдова де Клермон, сейчас находится в самом центре заговора, держит нити, которые могут развязать войну, а могут привести Францию к миру. Право, можно было позавидовать самой себе. Не забывая, разумеется, об осторожности.

Франсуа де Валуа: - Маркиз дю Гаст, ха! Франсуа язвительно усмехнулся, чувствуя себя, тем не менее, польщенным. Наконец-то он заставил говорить о себе, считаться с собой. После всех унижений, которые ему пришлось вынести по вине брата, представлять его ярость было особенно приятно. Пусть гневается! Пусть изойдет на яд и сдохнет, предатель, отобравший у родного брата законное наследство и трон! Не то, чтобы герцог Анжуйский действительно хотел войны – беспощадной и кровопролитной. Для этого он был слишком осторожен, не доверяя военной удаче, которая может и обернуться против тебя. Но и соглашаться на мир он пока не желал. А чего желал? Поторговаться. Пусть ему предложат достаточную цену за мир, даже более, чем достаточную! - Я могу раздавить его, как блоху. Могу бросить в темницу, и пусть там дожидается, когда мой братец придет его спасать. Он слишком дерзок для посла мира, да и не хочу я видеть его желчную физиономию. От одного его вида у меня портиться кровь. Право же, если мой брат так хочет мира, мог бы найти посла получше. Разумеется, Франсуа не собирался признаваться Жанне в том, что у него свои, давние счеты к маркизу дю Гасту. Он ненавидел начальника тайной полиции, как только можно ненавидеть человека, который держал в руках твою жизнь, и принц с содроганием вспоминал, как на него смотрел Людовик де Беранже в то мгновение. Раздумывая, послушаться ли приказа королевы Екатерины и оставить жизнь ее сыну, или посмотреть, какого цвета кровь у сына Генриха II. Такая ли красная, как у тех, кто отдал свои жизни ради его неуемного честолюбия? Нет, об этом он не скажет никому, и, чтобы отрешиться от страшных картин прошлого, Монсеньор прибегнул к самому верному средству, дарующему забвение лучше вина. Он нашел губы Жанны требовательным поцелуем, вкладывая в него всю горечь, всю ярость, весь свой затаенный страх и все свое ликование первой серьезной победой. Оторвавшись от любовницы, принц запил поцелуй вином, вновь обретая спокойствие и уверенность. - Ну, мое сокровище, решайте, что мы сделаем с маркизом? Вышвырнем вон, посадим под замок? Или, может быть, пришлем в подарок брату его голову? Последнее, конечно, было уже откровенной бравадой, но мысль о том, чтобы насадить голову этого надменного вельможи на пику и отослать королю была определенно приятна.


Жанна де Лонгжю: Жанна сделал вид, что всерьез задумалась над вопросом принца, стараясь ничем не выдать охватившее ее волнение. Кто знает, как далеко способен зайти Франсуа в своей ненависти, навредив Людовику де Беранже, и, в конечном итоге, себе самому? Не говоря уже о том, что вдова де Клермон была неравнодушна к начальнику тайной полиции, и не могла допустить, чтобы с ним случилась беда. Дама д'Иверни облизнула губы, припухшие от поцелуев. Монсеньора следовало удержать от ошибок. Но этого мало. Нужно еще и подтолкнуть туда, куда угодно его матушке. - Маркиз дю Гаст, мой принц, нынче птица не из великих, - пренебрежительно заметила она. – Король больше не прислушивается к его советам, а по возвращению месье де Беранже наверняка ждет опала. Зачем вам шкура этого старого беззубого волка? Вы почти король, и добыча вам нужна королевская! В качестве весомого довода, Жанна использовала то оружие, которым одарила ее праматерь Ева, касаясь легкими поцелуями плеч герцога, его груди. Шелк покрывал скрыл то, что церковь сочла бы грехом и мерзостью, Жанна же, да и ее любовник, не слишком думали о грехе, наслаждаясь тем, что дает молодость и страсть. Раздразнив принца, молодая вдова отодвинулась от него с дерзкой улыбкой, предоставив тому завоевывать и покорять. Чем труднее достается победа, тем на желаннее, это правило действует не только на войне, но и в любви. - Потребуйте, чтобы вам прислали для переговоров того, кто имеет действительный вес, - зазывно прошептала она. – Того, кто в случае непредвиденных осложнений послужит вам заложником. Вы поднялись так высоко, мой принц! Не позволяйте отнять у вас и толику этого величия!

Франсуа де Валуа: Франциску Валуа очень нравилось слово «требовать». Мысль о том, что он, вечный проситель, теперь мог требовать и выдвигать свои условия, наполняла душу счастьем. Еще больше ему нравилось слушать, как Жанна говорила о его величии, а то, что он «почти король» заставило его вздрогнуть от почти сладострастного удовольствия. От «почти короля» до короля всего одно, коротенькое слово… Прошло какое-то время, прежде чем Монсеньор, отдышавшись, смог вернуться к разговору. - Вы ведьма, моя дорогая, - покачал он головой, привлекая Жанну в объятия, преисполненный гордости собой и восхищения этой женщиной. – Только ведьма способна одаривать таким наслаждением. И давать такие разумные советы. Может быть, мне стоит назначить вас моим советником, мадам? Так кого бы нам потребовать прислать вместо маркиза дю Гаста? Может быть, мою сестру, Маргариту? В лояльности королевы Наваррской Франсуа не сомневался, в этом споре с королем Марго на его стороне. К тому же, было бы приятно, если бы Жемчужина Франции увидела его не заложником и пленником, а, как точно выразилась Жанна «почти королем». Он, как его великий дед, окружит себя красивейшими и умнейшими женщинами… мысли принца тут же унеслись далеко, в золотую даль грез. Не потребовать ли у Генриха отчуждения земель, не создать ли для себя княжество или герцогство, до того времени, как на его голову не опустится корона Франции? Какой блестящий двор он бы создал! - Так что скажете, моя прелесть? Маргарита нам подойдет? – осведомился он, рассматривая эту мысль и так, и эдак, играя темным локоном Жанны. В камине жарко танцевал огонь. Весеннее солнце еще не прогрело старые камни замка, не выгнало из покоев сырость и холод. Так и сердце Франсуа не отрешилось от своей постоянной подозрительности, не смотря на то, что солнце удачи щедро поливало его своими лучами. Он раздумывал, взвешивал. Не продешевить бы, не промелочиться. Не ошибиться, потому что второго такого случая может и не представиться.

Жанна де Лонгжю: Королева Маргарита, здесь, в Анжере? Супруга короля Наваррского, играющая роль миротворицы, принимающая всеобщее восхищение, и пожинающая плоды, столь тщательно взлелеянные ею, Жанной? Никогда! Она этого не допустит. Молодая женщина опустила густые ресницы, словно обдумывая слова принца, а на самом деле, чтобы скрыть от него свои мысли и вернуть себе самообладание. Нельзя, чтобы Франциск Валуа что-то заподозрил, иначе он поступит по своему, уже просто так, из каприза. О, дама д’Иверни ничуть не обманывалась на счет своего любовника. Монсеньор любил уколоть побольнее, и с улыбкой любоваться на то, как жертва будет корчиться от яда его слов, на первый взгляд невинных, но содержащих намек, или насмешку, или хорошо скрытое оскорбление. - Чудесная мысль, Ваше высочество, - проговорила она, добавив в голос одобрение и восхищение, словно мысль действительно была на редкость удачной. – Ваша сестра прекрасна, умна. Она искренне привязана к Вашему высочеству, и будет, безусловно, счастлива вновь увидеть вас… и ваших друзей. Бросив на принца лукавый взгляд, Жанна тихо рассмеялась, намекая на привязанность дочери Гениха II к Луи де Клермону, графу де Бюсси. - Она будет прекрасным посланцем мира, изящнейшим ангелом, который принесет мир королевской семье, вот только… Жанна закусила губу, словно не решаясь озвучить свои мысли, и села на кровати, прижимая к груди покрывало. - Вы позволите мне говорить откровенно, мой принц? Вы же знаете, все мои заботы только о вашем благополучии. Королева Маргарита прекрасный посланец мира. Но что, если будет война? Что, если Его величество не примет ваши требования? Вам нужен кто-то, кто послужит гарантией вашей неприкосновенности, гарантией того, что ваши права, ваш высокий титул будут чтить и относиться к нему с должным уважением. Ваша сестра недостаточно сильна для такой роли, недостаточно влиятельна. Протянув руку, Жанна мягким жестом убрала с лица Франсуа темную прядь, нежно глядя в его глаза, пытаясь прочесть мысли этого хитрого, скрытного и осторожного человека. - Мой принц, есть только один человек, способный встать между вами и вашими недоброжелателями. Это королева Екатерина. Призовите ее для переговоров, и вы можете быть уверены в своей безопасности. Король Генрих никогда не пойдет на то, чтобы причинить вред своей матери, в этом его слабость и ваша сила.

Франсуа де Валуа: Франсуа задумался. Пальцы принца задумчиво ласкали точеное плечо любовницы, перебирали смоляные пряди, оттеняющие безупречную белизну кожи, но мысли его были далеки от любовных утех. В словах Жанны был свой резон. Брат никогда не наделит Маргариту серьезными полномочиями, особенно в таком важном деле, зная, как часто королева Наваррская выступала на стороне младшего брата в различных спорах. Да и не хотелось, чтобы встретившись, Маргарита и граф де Бюсси забыли о самом важном, то есть о нем, герцоге Анжуйском, а такое вполне могло случиться. Нет, пожалуй, Жанна права, матушка будет ему куда полезнее. Монсеньор недобро усмехнулся, представив себе, сколько у него будет возможностей уколоть мадам Катрин, сколько неприятных минут он сможет ей доставить, выставив в роли просительницы. Да, определенно, Жанна права. - А что скажет моя матушка, когда поймет, что вы, прелесть моя, заняты совсем не тем, для чего вас прислали? Вы же должны склонять меня к миру, а ведете речь о войне, - с притворной заботой спросил он. – Я очень дорожу вами, Жанна, и беспокоюсь за ваше благополучие. В действительности, Франсуа было мало дела до гнева матушки на свою придворную даму. Жанна так умна, что наверняка найдет выход, к тому же здесь, в Анжере, как его официальная фаворитка, вдова де Клермон будет пользоваться определенным влиянием. Что, возможно, придется не по нраву графу де Бюсси, но ничего, тот как-нибудь потерпит. Даже забавно посмотреть, как эти двое, встречаясь, будут вынуждены улыбаться друг другу. Вино снова полилось в бокалы, отсвечивая летним медом в венецианском стекле. - За будущее, моя дорогая мадам де Клермон, - провозгласил тост Его высочество. – Пусть оно будет таким же прекрасным, как эта ночь, которую вы мне подарили!

Жанна де Лонгжю: - Я всегда могу сослаться на то, что вы, мой принц, тверды в своих намерениях, и не слушаете того, что говорит вам слабая женщина вроде меня, - тонко улыбнулась Жанна, думая о том, что как раз все распоряжения королевы-матери выполнены. Она сделала то, зачем ее прислали. Перед вдовой Генриха II распахнутся ворота Анжера, ну, или хотя бы приоткроются. А дальше… «Я поставлю на мадам Катрин», - решила про себя дама д’Иверни. – «Она всегда добивается своего. Но моя ставка не должна быть слишком высокой, потому что Монсеньор вкусил свободы, и теперь не слишком рвется вернуться в клетку, даже если ее щедро позолотят». - За ваше блестящее будущее, Монсеньор! Вы творите историю, - с этими словами Жанна отпила из своего бокала. Итак, можно было себя поздравить? Да, можно, но все же было еще кое-что, что тревожило вдову де Клермон, а именно - участь маркиза дю Гаста. Она уже не раз видела, как мужчины, словно ослепленные, несутся, сломя голову, на встречу собственной гибели, влекомые гордыней и честолюбием, и, право слово, не желала Людовику де Беранже такой печальной судьбы. Этот дворянин заслуживал большего, нежели насмешки принца или темница в подвалах замка, но вполне могло случиться, что он получит и то, и другое. - Как вы распорядитесь судьбой маркиза дю Гаста, мой принц? Жанна отставила кубок, потянувшись по-кошачьи, прижалась к герцогу Анжуйскому, заглядывая в глаза. Она знала слабости младшего из Валуа, знала его сильные стороны, которые, что бы ни говорили недоброжелатели, у него имелись. Но все же она не могла предсказать, что он решит, к чему склонится. И это тревожило. - Может быть, отправить этого сердитого господина обратно в Париж? «В Париже, месье маркиз, вы, хотя бы будете в безопасности».

Франсуа де Валуа: Конечно, можно было отправить маркиза дю Гаста обратно ко двору брата Генриха, да еще сопроводив письмом с какой-нибудь уничижительной характеристикой. Можно… но отчего-то Франсуа решил иначе. Может быть, из-за духа противоречия, может быть, в надежде на то, что Людовик де Беранже еще послужит ему хорошей мишенью для насмешек. Да разве это так уж важно? Он так хочет, этого достаточно. - Нет, моя прелесть, маркиз останется, - снисходительно прикоснулся он поцелуем к обнаженному плечу любовницы, увлекая ее на ложе. – Но не думайте о нем, дорогая Жанна, этот королевский прихвостень не стоит того, чтобы мы тратили драгоценное время, обсуждая его судьбу. Пусть будет благодарен судьбе, за то, что останется жив… и свободен. Во всяком случае, пока будет помнить, кто в Анжере хозяин. Про себя принц подумал, что может недурно развлечься, напустив на королевского посланника графа де Бюсси, у благородного Клермона хватало причин, чтобы страстно желать всадить в этого напыщенного индюка несколько дюймов стали. За окном уже светало, когда в опочивальне Монсеньора наступила сонная тишина. Спал принц, спала его фаворитка, а утро спешило на смену ночи. Эпизод завершен



полная версия страницы