Форум » Игровой архив » Во имя великих целей и лев дроздам товарищ » Ответить

Во имя великих целей и лев дроздам товарищ

Катрин де Монпансье: 27 марта 1576 года. День. Париж. Дом герцогини Монпансье.

Ответов - 13

Катрин де Монпансье: Вчерашний вечер не принес больше новостей. Катрин Монпансье благополучно добралась до своего небольшого Отеля «mon secret». Ничем не приметный дом на тихой улочке, недалеко от церкви Святого Августина принадлежал лично Катрин. Иногда она упоминала об этом доме, как о доме свой подруги. Для всех других ее домом оставался Отель Клиссон или дом, принадлежащий герцогу Монпансье. Иногда она любила, вот такое неспешное начало дня, как сегодня. Тихо, спокойно, размеренно. Завтрак мадам Монпансье велела подать в комнату. Возможно, Шарль бы не одобрил ее простого завтрака, да еще поданного прямо в спальню, а нервированного по всем незыблемым правилам в столовой. При мысли о брате Катрин улыбнулась. Она любила всех своих братьев, гордилась ими. Один из них со вчерашнего дня главнокомандующий французской армией, второй князь церкви, а Шарль, хоть и носил титул герцога Майеннского и являлся пэром Франции, но для нее был королем среди гурманов и гастрономов. Когда горничная передала ей записку, переданную из Отеля Клиссон, Катрин тут же ее развернула, полагая, что она от Генриха. Первый же беглый взгляд на почерк разочаровал ее. Записка была не от брата. Граф де Гиш… Катрин еле сдержалась, что бы не скомкать записку, написанную изящным почерком и не кинуть на пол. С нее хватило вчерашнего общения с этим господином. Однако порой любопытство сильнее гнева, записка была прочтена. Граф де Гиш де Грамон приносил ей свои извинения. По сути ей не нужны были извинения этого человека, но кто знает, что скрывается за этими ничего не значащими строчками. Катрин вчера уже составила мнение об этом человеке. Вспыльчив, предан королю, явное презрение к герцогу де Гизу, несмотря на все его титулы и заслуги перед Францией. И этот человек приносит ей извинения? Отложив письмо, Катрин неспешно закончила завтрак. Торопиться ей было сегодня некуда. Простое письмо вежливости не требовало ответа. И все же интуитивно сестра принца Жуанвиля чувствовала, что записка отправлена не просто так. - Пригласите сюда того, кто доставил письмо из Отеля Клиссон. Катрин подошла к окну, и приоткрыв раму выглянула на улицу. Конец марта в Париже радовал теплом днем, но утром было еще свежо. Зябко поежившись, герцогиня Монпансье закрыла створку рамы как раз в тот момент, когда вошел человек в ливрее цветов герцога де Гиза. На свои вопросы Катрин получила ответ, что письмо принес королевский паж сегодня утром, и записка была тут же отправлена Ее светлости. Подойдя к столику с письменным прибором, герцогиня Монпансье написала, что извинения приняты. Можно было остановиться на этой фразе, но обмакнув перо в чернила, Катрин добавила, что как христианка и добрая католичка не держит зла на тех, кто подвержен греху гордыни, и она будет молиться за него в церкви Святого Михаила. Еще минуту герцогиня подождала, пока высохнут чернила, заодно перечитывая строчки. Написано вежливо и ничего лишнего. Лист бумаги свернут и запечатан разовым воском. - Передайте ответ тому, кто послал письмо, - мадам Монпансье передала только что написанную записку курьеру, мало уже заботясь о том кому, и как будет передан ответ. Ждет ли королевский паж ответа или нет. Служащий Отеля Клиссон поспешил исполнить поручение сестры пэра Франции. - Мадлен, - позвала она свою горничную, - сегодня Вы наденете мой плащ, и отправитесь со мной на вечернюю службу в церковь Святого Михаила. Катрин не упомянула в записке, когда именно она будет там, на дневной службе, или вечерней. Тонкая улыбка коснулась ее губ. Интрига или интрижка?

Филибер де Грамон: Колокол церкви Святого Михаила будоражил своим звоном все прилежащие к церкви кварталы Парижа. Казалось, он призывал верующих в храм Господень. И народ со всех сторон спешил на его зов. Несмотря на то, что день выдался тёплым, и весеннее солнце ласкало землю своими лучами, Грамон кутался в плащ. Смешавшись с верующими, граф уверенными шагами направлялся к церкви. Вот уже четыре года он посещал мессу и исповедовался в присутствии священника. Сейчас он знал семь таинств церкви. А ведь когда-то всё было иначе. Исповедь без посредника перед Богом. Всего только два таинства – крещение и причащение. И никакой особой формы богослужения. Де Гиш стиснул зубы. Сколько раз он клялся самому себе, что перестанет сравнивать и думать обо всех этих различиях. Он – католик. Католик и точка! А как добропорядочный католик он обязан посещать мессу. К тому же Грамону было за что поблагодарить Всевышнего. День сегодня начался очень удачно. Утром он был обласкан королём и королевой-матерью. И герцогиня Монпансье ответила на его извинения. Грамон ухмыльнулся, вспоминая содержание записки герцогини. Именно церковь Святого Михаила упоминалась в ней между делом. Единственное, что было неизвестно, какую из месс – дневную или вечернюю – соизволит посетить Её Светлость. Но если нужно, он будет посещать каждую мессу в этой церкви, пока не встретится с Катрин де Гиз. Грамон чувствовал, что им будет о чём поговорить с этой своенравной красавицей. Церковь Святого Михаила имела отличное расположение. Фасадом она выходила на улицу, а апсидой – в сад церковного прихода. Внутри церковь была освещена для предстоящей службы. Ее стены украшали наивные росписи XVI века. Художник изобразил для короля Франциска I и по его указаниям жизнь святого Михаила. Хотя Грамон практически ничего не знал об этом святом. Это выдавало в нём бывшего протестанта. Ведь протестанты не признавали икон, креста и не почитали святых, как это было принято у католиков. Но всё же Филибер с интересом рассматривал росписи на стенах. Грамон подошёл к колонне, в которую была вделана чаша с освященной водой. С начала мессы прошло почти четверть часа. Де Гиш, не привлекая к себе внимания, всматривался в фигуры прихожанок, но ни в одной он не мог угадать герцогиню Монпансье. На вечернюю мессу колокол церкви Святого Михаила приглашал с такой же настойчивость, как и на дневную. Грамон занял то же место у колонны, в которую была вделана чаша с освященной водой. Месса ещё не закончилась, а две дамы, поднявшись со своих мест, направились к выходу. Внезапно одна из них, чуть прихрамывая, подошла к колонне, возле которой стоял граф. Несмотря на то, что лицо женщины было закрыто густой вуалью, де Гиш, по хромающей походке, признал в ней герцогиню Монпансье. Не сводя глаз с сестры принца Жуанвиля, Грамон обмакнул пальцы в чашу со святой водой и хотел коснуться ими руки герцогини, но задержался на минуту. -Добрый вечер, Ваша Светлость! После общения с Богом, позвольте обратиться и к Вам. Свои извинения я Вам принёс в утренней записке, но хотелось бы извиниться перед Вами ещё и лично. Де Гиш улыбнулся герцогине самой обаятельной улыбкой. Но не успел Грамон предложить даме коснуться его пальцев, смоченных в святой воде, как она откинула вуаль с лица. Граф отступил на шаг, обнаружив свою ошибку.* *Согласовано с Катрин де Монпансье

Катрин де Монпансье: - Мадлен, запомни, ты сейчас должна походить на меня. Изображай небольшую хромоту на правую ногу. Да не переусердствуй. Твое ковыляние в комнате меня не впечатлило. Это не дешевый уличный театр, это храм Божий. Но, мне так нужно, что бы тебя приняли за меня. Не тушуйся. И ни с кем не вступай в разговор. Вуаль можешь поднять лишь перед священником, да еще перед тем господином, на которого я тебе укажу. – Последние наставления своей «сообщнице» герцогиня Монпансье давала уже в пути. Скромный портшез в сопровождении всего двух всадников остановился у церкви Святого Михаила задолго до вечерней мессы. Из портшеза вышли две дамы, судя по одежде которых обе были знатными дамами. Впрочем, одна из них держалась более повелительно. Зачем Катрин нужен был весь этот маскарад, она бы и сама не ответила. Возможно, ей хотелось взглянуть на поведение графа де Гиш со стороны, а, возможно она еще не решила нужна ли ей эта встреча вообще. Служба шла своим чередом, привычные молитвы следовали одна за другой. И, вначале Катрин, как с ней часто бывало, охватил религиозный порыв. Губы шептали слова молитв, пальцы перебирали четки, но мысли… Мысли Ее светлости все чаще и чаще возвращались к назначенной встречи. Передана ли записка? Понял ли граф ее намек, и сможет ли прийти сегодня? С того места, что она заняла с Мадлен, ей не был виден весь зал церкви, оставалось лишь встать, и занять место на последней скамье. Пропели «Отче наш», служба подходила к концу. Сделав знак служанке, Катрин поднялась и пошла к концу зала. И тут ее внимание привлекла мужская фигура около чаши со святой водой. - Иди, - отдала приказ герцогиня, - и помни, что ты только поднимешь вуаль и все. В разговор не вступаешь. Примешь святую воду и будешь ждать меня около портшеза. Сама она, остановившись недалеко, и просто наблюдала. Граф что-то сказал, Мадлен, следуя указаниям своей госпожи, лишь подняла вуаль, коснулась святой воды, перекрестилась и покинула храм. Тогда и Катрин, не торопясь, чинно подошла к чаше со святой водой. Благодаря туфелькам, которые ей шили на заказ, утолщая подошву одной из них, и делая каблук чуть выше, ее хромота была незаметна. - Да хранит Господь Ваше сиятельство, - тихо обратилась Катрин к графу де Гиш. - Какая нечаянная встреча. Вижу Вы теперь добрый католик.


Филибер де Грамон: Право, члены семейства Лоррейн не могут без пафоса и комедии. Причём, юмор у них однообразный, способный развлечь только их самих. Достаточно вспомнить вчерашний визит в отель Клиссон, когда ему, Грамону, пришлось коротать время узником. Возмущение волной подкатило к горлу. Вот и сейчас Монпансье разыгрывала комедию. Играла с ним, как с одной из своих собачек. Мало того, что он, представитель рода Грамонов, прождал её всю дневную мессу и, не дождавшись, как преданный пудель, пришёл на вечернюю, она ещё разыгрывала спектакль с подменой. Де Гиш готов был уже выпустить раздражение на свободу. Но он пришёл сюда не для этого. Сейчас в лице герцогини ему нужен был союзник, а не враг. Если ей нравится играть и чувствовать, что в этой игре ведёт она, пусть так и будет. Он стерпит многое и проглотит оскорбления. Но пока…А потом он вспомнит всё это своенравной красавице. Но позже, всё будет позже. Де Гиш взял себя в руки. Ни на мгновение он не выдал себя. Протянув руку герцогине, предлагая ей коснуться его пальцев, смоченных в святой воде, Грамон слегка растягивая слова и улыбаясь Катрин, тихо проговорил. -Хранит Господь и Вас, Ваша Светлость! А встречи случайными не бывают, сударыня. На всё воля Божья. Монпансье коснулась пальчиками пальцев Грамона, смочив их очистительной влагой*. Де Гиш отметил про себя, что это прикосновение вызвало у него лёгкий озноб. Граф внимательно посмотрел на герцогиню. Ещё вчера он отметил красивые и правильные черты её лица. Грамон застыл с вытянутой рукой, забыв перекреститься, а Монпансье прошла дальше, и ее силуэт обрисовался в портике маленькой церкви. Выйдя из оцепенения, де Гиш быстрыми шагами направился следом. У церкви женщин ждал портшез. По знаку служанки де Гиш занял в нём место напротив герцогини. На протяжении всего пути молчание не было нарушено. Когда портшез остановился, процессия из трёх человек двинулась дальше пешком. Служанка герцогини шла впереди и вдруг нырнула направо – в тупик, куда выходила какая-то калитка. Грамон, не задумываясь, следовал за женщинами. Он пришёл сюда с определённой целью и упустить возможность добиться этой цели он не мог. Служанка достала из кармана ключ, открыла калитку и пропустила вперед свою госпожу, которая так и не повернула головы. Грамон последовал за Монпансье. Теперь он стоял посреди маленького, в пятьдесят квадратных футов, садика, обнесенного очень высокой стеной. Весенний вечер был прохладен. Де Гиш стоял, покорно опустив голову и не смея поднять глаза на герцогиню. Но понимая, что начинать разговор она не собирается, граф заговорил первым. -Ваша светлость, признаюсь, я искал встречи с Вами. – Грамон говорил так искренно, что в нём трудно было признать того дерзкого порученца Генриха Валуа, который предстал перед Катрин де Гиз вчера. – Вы сказали, что я добрый католик. А добрый католик не может жить, чувствуя свою вину. Грамон умолк и снова опустил глаза. Браво, граф! Вы – потрясающий актёр. Побольше раскаяния и у Вас всё должно получиться. Вчерашние напор и дерзость испортили всё дело. Но сегодня он не допустит этого. -Я хочу ещё раз принести Вам свои извинения. Не иначе, как дьявол сбил меня вчера с пути веры нашей. Но я молился, Ваша светлость, всю ночь. Испросил прощение у Господа нашего. Простите ли Вы меня? Грамон опустился на одно колено и коснулся губами края платья герцогини. *Согласовано с Катрин де Монпансье

Катрин де Монпансье: Весь путь от церкви Святого Михаила до небольшого Отеля «Мон Секрет», герцогиня де Монпансье молчала. Граф де Гиш пришел, а значит, он действительно искал с ней встречи. Потяжелевший портшез медленно продвигался по Парижским улочкам, и у Катрин было достаточно времени подумать. Не стоит спешить говорить о политике, Наваррском и Монморанси. Придет время, и разговор сам потечет в нужное русло. Мадлен вела себя как мышка, помня все указания своей госпожи. Ключ, калитка, маленький садик. О, этот маленький садик не раз служил местом встреч, а в неприметную калитку входил ни один галантный кавалер. Служанка пошла в дом, а Катрин так и осталась стоять во дворе. Она знала, что в комнате будет затоплен камин, на столе стоять вино, фрукты и другие закуски. Вечерняя прохлада мартовского вечера давала знать, и то ли от прохлады, то ли от слов, сказанных графом, что он искал с нею встречи, вдоль спины герцогини пробежал холодок. Как разительно отличался стоящий перед ней человек от того, которых приехал с поручением в Отель Клиссон. Искренность или игра? - Я молилась за Вас, граф, - словно преодолевая нерешительность, Катрин, наконец, нарушила молчание. – Я верю в то, что познав милость Божию, и великодушия короля Карла, да упокоит Господь его душу, Вы стали добрым католиком. – Пока герцогиня все это говорила, то граф опустился на колени и поцеловал край ее платья. - Встаньте, сударь, давайте забудем взаимные обиды. Простите и Вы меня. Признаюсь, я вчера была резка, но если бы Вы знали, как я за Вас испугалась тогда, когда увидела Вас спящим. Ведь я подумала, что Вы ранены, граф. – Смущение и раскаяние были почти искренними, голос ее звучал тихо и мягко. Ей нужно поговорить с этим человеком, расположить к себе. Сейчас, когда в нем не было заносчивой дерзости, граничащей со злобой, черты графа де Гиш были весьма приятны. Мадам Монпансье отметила правильные черты лица, чётко очерченные скулы, тонкие губы, хорошую осанку. - И в знак примирения, не согласитесь ли Вы разделить со мной скромную трапезу? Я не ждала сегодня гостей, так что не обессудьте. Признаться, я замерзла, граф, пройдемте в дом. – Катрин многозначительно посмотрела на де Гиша. – Уверяю Вас, это не ловушка, Вы не встретите там ревнивого мужа, жаждущего вызвать Вас на дуэль только за то, что Вы приняли приглашение разделить со мной ужин. Герцогиня вошла в небольшую комнату, служившую ей гостиной, и предложила гостю сесть в кресло около стола, накрытого на две персоны. Ужин был уже подан. На столе горели свечи в высоких подсвечниках, камин весело потрескивал, даря тепло собравшимся в комнате. А за окном власть брали весенние сумерки. - Располагайтесь, граф, сегодня Вы мой гость, - Катрин еще не решила как вести себя с де Грамоном. Возможно, она затронет интересующую ее тему разговора, а возможно ограничится только ужином.

Филибер де Грамон: Вечерние сумерки, постепенно сгущавшиеся над Парижем, застали в маленьком дворике Отеля «Мон Секрет» картину, глядя на которую сторонний наблюдатель решил бы, что два влюблённых этим весенним вечером нашли своё счастье. Коленопреклонённый мужчина, целующий край платья женщины, и сама дама, которая, как казалось, благосклонно принимала эти знаки внимания, умиляли искренностью и чистотой своих чувств. Но обманчива не только весенняя погода. Обманчиво бывает и первое впечатление. Так было и с мужчиной и женщиной, находившихся во дворе Отеля «Мон Секрет». Грамон снизу вверх смотрел на Монпансье. Господи, как же он ненавидел эту женщину. Когда-нибудь она ответит ему за каждую минуту, что он стоял перед ней на коленях. Внутри Филибера всё клокотало. Но внешне он был спокоен и улыбался герцогине самой обаятельной улыбкой. Монпансье ласково разговаривала с ним. А вот и приглашение разделить трапезу. Как-то всё быстро и просто. Мысли Грамона сменяла одна другую. Что это? Ловушка? И там его опять поджидает старший братец хромоногой красавицы? Или все трое? Возможно, сегодня на сцене будут совсем иные действующие лица. Может быть супруг? С другой стороны, если бы герцогиня хотела избавиться от него, зачем нужно было привозить его сюда. По дороге к Отелю «Мон Секрет» был не один шанс убить его. Улочки вечернего Парижа, по которым они проезжали, вполне подходили для этого. То ли заметив замешательство молодого графа, то ли отвечая на какие-то свои вопросы, Катрин де Гиз заверила Филибера, что никакой ловушки нет. Грамон поднялся с колен и отвесил изящный поклон герцогине. -Сударыня, да простит мне Ваша Светлость, мою беспечность, но о ловушке в Вашем доме я даже не мог и думать. Добрая католичка, как Вы, добра душой, чиста сердцем, и прощает ошибки своих братьев по вере. При этих слова де Гиш набожно вздохнул. Главное не переиграть. Монпансье умна. Один неверный шаг и все его карты будут раскрыты. -Благодарю за приглашение разделить с Вами трапезу, Ваша Светлость. Это большая честь для меня. - Томный взгляд и ласковая улыбка, а внутри ярость, гнев и презрение. Грамон следом за герцогиней вошёл в гостиную. Кокетливо и со вкусом убранная комната располагала к отдыху. Тепло. Уютно. Ужин на две персоны. Де Гиш украдкой скользнул по фигуре Монпансье. Чего добивалась эта женщина? Он не наивный провинциал, чтобы всерьёз поверить в её прощение. Но она играла, и эта игра начинала нравиться Грамону. Он подыграет, непременно, подыграет ей. Опустившись в глубокое кресло, на которое указала Монпансье, де Гиш, не сводя глаз с хозяйки Отеля «Мон Секрет» приглушённым голосом, стягивая неторопливо перчатки, проговорил. -Corrige praeteritum, praesens rege, cerne futurum.* Взгляд Грамона становился масляным, полуулыбка играла на губах. Прошлое, по крайней мере на первый взгляд, он исправил. Герцогиня простила его. А о настоящем он позаботится, чтобы добиться своей цели в будущем. *Исправляй прошлое, руководи настоящим, предусматривай будущее (лат.)

Катрин де Монпансье: - И что же Вы хотели бы исправить в прошлом, граф? – Герцогиня мило улыбнулась, невольно размышляя над сказанной фразой. Исправить прошлое? Это спорное утверждение. Что сделано, то сделано. А вот с остальными словами латинской фразы она была полностью согласна. Нужно предусматривать будущее и руководить для этого настоящим. - Жизнь и Фортуна Вам улыбаются. Вы приняты при дворе, пользуетесь милостью Его Величества. Он вчера Вам доверил такое Важное поручение, хотя Вы только вчера прибыли в Париж из Бордо, а мог бы поручить передать бумаги или начальнику своей гвардии, или любому другому своему приближенному. А Генрих Валуа выделил именно Вас. Natura incipit, ars dirigit usus perficit*. Попробуйте этот дар природы, превращенный исскуством виноделов в дар богов, - Она налила в бокал вина и подала его де Грамону. – Или Вы думаете, что оно отравлено? Зря, - Катрин рассмеялась, и сделала глоток из бокала, - вот видите, правнучка Лукреции Борджиа сегодня Ваш личный дегустатор, граф. Но, я отпила из бокала, и теперь Вы узнаете мои мысли, - лукавая улыбка и взгляд из-под опущенных ресниц, - Вы хотите знать мои мысли? Себе она так же налила благородного напитка. Неспешно смакуя вино, Катрин смотрела на своего собеседника. Торопиться было некуда. Можно было обмениваться изящными фразами на латыни, поговорить о вине или виноградниках, охоте, или погоде. Приятный вечер в хорошей компании тоже много стоит. Осталось только решить хорошую ли компанию может составить ей бывший гугенот. Lupus pilum mutat, non mentem**, а де Гиш никогда ранее не проявлял к ней благосклонности и не искал с нею встреч. - Как вчера Вы сказали, что спешно прибыли в Париж по важному делу, но не жаль Вам было оставлять свою семью? – Ее светлость не помнила, что бы графиня де Гиш была представлена ко двору. «Серая куропатка сидит дома и выводит цыплят, тогда как супруг ярким фазаном красуется при дворе» - чаще всего именно таков удел юных мадемуазель после замужества. - Но, Вы тысячу раз правы, жертвуя личными удобствами, ради интересов короля и Франции. – «Либо своей выгоды» - мысленно добавила Катрин. В альтруизм большинства людей она верила еще меньше, чем в мифического единорога. Есть исключения, но граф де Гиш не был в их числе. *природа начинает, искусство направляет, опыт совершенствует (лат) **волк меняет шкуру, а не состояние ума (лат)

Филибер де Грамон: Вино в бокале, предложенном Монпансье, играло рубиновыми переливами. Взгляд невольно задерживался на пьянящей жидкости. Казалось, если внимательнее всмотреться в напиток цвета рубина, можно увидеть будущее. Грамон, не сделав ещё ни глотка, почувствовал лёгкое головокружение. Томный взгляд становился всё мягче. Тело обмякло и повиновалось с трудом. Может быть, в этом и была загадка Отеля «Мон Секрет». Попавший в эти стены окунался в сон, в сказку. Де Гиш с трудом мог сосредоточиться на том, что говорила Катрин. Судьба…Фортуна…Он не жаловался ни на ту, ни на другую. Ему действительно везло. Главное, чтобы эти капризные дамы, особенно последняя, не отвернулись от него. Герцогиня стояла совсем близко, и ему, Грамону, снова приходилось смотреть на неё снизу вверх. Но встать с кресла он пока не мог. Де Гиш совсем терял голову. Но замечание Монпансье об отравленном вине немного отвлекли его. Почему он сам не подумал об этом. Может быть, граф стал слишком доверчив. Но этого нельзя было допустить. Монпансье пока что не союзник и ожидать от неё можно чего угодно. Но действие опережало мысли, исключая всякую осторожность. Грамон с наслаждением сделал глоток из бокала. Вино обожгло вены, заставив бурлить кровь. Господи! Казалось, вкуснее вина он не пробовал никогда. Терпкое, пьянящее и, в то же время, настораживающее…Де Гиш взглянул на герцогиню. Прямо как она! Грамон уже не мог понять себя. Чувство ненависти к этой женщине жило в нём вместе с чувством зверского желания. Нет. Он не любил её. Но если бы она сейчас поманила его пальцем, он бы, как верный щенок, упал к её ногам, покрывая их поцелуями. Капля воска упала на руку. Секундная боль привела в чувство. Грамон тряхнул головой, сбрасывая с себя наваждение чувств. -Да, Ваша Светлость, - де Гиш поднялся с кресла и, отвечая на вопрос Монпансье, продолжал,- я бы хотел знать, что Вы думаете, дабы преклоняюсь перед Вашим умом. Взгляд Грамона остановился на губах герцогини. Но непреодолимое желание попробовать это загадочное вино, которое опьяняло от одного взгляда на него, с губ Монпансье, заставило графа быстро отвести взгляд в сторону. Нет, право, это какое-то наваждение. Де Гиш попробовал сосредоточиться. -Оставлять семью всегда тяжело, Ваша Светлость! – Грамон лукавил. Себе самому он мог признаться, что за последние дни он ни разу не вспомнил о Диане. А расстались они совсем ни как любящие супруги. Но де Гиш не жалел ни об одном слове, ни об одном движении в ночь ссоры с супругой. В нём и сейчас просыпалась ярость, когда он вспоминал, что Диана, его супруга, принимала в их доме Наваррского королька. Она забыла о том, что им пришлось пережить. И причиной их бед, пусть и косвенной, был он – король Наваррский. Воспоминания прошлого вихрем захватили его. Видит Бог, он готов простить многое от своего имени. Но никогда…чёрт возьми, никогда он не простит гибели той, которая стала для него всем! -Ваша Светлость, но оставить семью, бывает, просто необходимо. Я понимаю, что нужен своему королю! Наш государь весь в хлопотах о благе Франции и о каждом его верноподданном. Де Гиш говорил с Монпансье так доверительно, как будто разговаривал с давнишним другом. -Но, помимо Франции, у Генриха-Александра тоже есть семья. И некоторые из членов этой семьи доставляют ему массу хлопот.- Грамон так чисто «играл», что, казалось, он действительно сокрушался о королевской семье. – Его Величество король Наваррский, вместо того, чтобы быть рядом со своим королём, предпочитает общество Монморанси. Грамон нежно улыбнулся Катрин. -Простите меня, Ваша Светлость! Наверно, я с разговорами, совсем Вас не интересующими, порчу такой прекрасный вечер. - Де Гиш подошёл к Катрин ещё ближе. Он наступал, но наступал осторожно. - Вино великолепно, мадам! Но в этот вечер никто и ничто не сможет составить Вам конкуренцию!

Катрин де Монпансье: - Что ж, раз хотите знать о чем я думаю, то я скажу Вам. – Герцогиня смотрела в глаза де Гиша, словно действительно доверяя сокровенную тайну, - Я доверила Вам тайну. Этот дом, где мы сейчас, известен немногим. Это мой секрет. – Простодушно-наивный взгляд женщины вовсе не отражал то, что было у нее на душе. Но никто и не пытался заглянуть в тот омут. Никому и не было сейчас дела что у нее на душе. - И я не буду просить Вас молчать, о том, что Вам известен мой тайный дом. Я тут отдыхаю от условностей света. Понимаете? – И это было так. Зачем она это сказала? Что бы показать себя уставшей от титулов, положения в обществе? Нет, это была игра. Когда человек понимает, что обладает тайной другого, то невольно считает, что приобретает над Вами власть. Катрин неспешно сделала глоток вина, размышляя что же заставило де Гиша искать с нею встречи. Не зря говорят, что если долго сидеть у воды, то можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага. Конечно, сам по себе он не поплывет, а будет здравствовать, сидеть и ждать когда твой труп проплывет мимо него. Но, слова про семью, брошенные как бы невзначай попали в цель. Наваррсий и Монморанси! Де Гиш и вчера о них упоминал. Значит это важно для него. Герцогиня Монпансье постаралась, что бы ее вид не был похож на кошку, которая узрела добычу. Пусть мышь думает, что она в безопасности. Но кто важнее? Монморанси или Наваррский? Скорее всего, последний, не зря же он упомянул о семье Генриха-Александра. - Генрих Наваррский покинул Париж без разрешения своего кузена. Мало того, он оставил свою жену. Ему повезло получить в жены умнейшую и красивейшую женщину Европы, а он бросил ее. Какая неблагодарность! – Казалось, что герцогиня возмущена до глубины души поступком королевского зятя. На самом деле Катрин было глубоко безразличны семейные дела Валуа, если они только не касались престолонаследия. Граф де Гиш оказался совсем рядом с Катрин. Его взгляд и улыбка могли вскружить голову любой красавице, и у герцогини Монпансье был выбор. Или делать в разговоре упор на политику, или дать шанс графу стать очередным ее любовником, или совместить первое и второе. Когда есть цель, то хороши все средства. Сейчас герцогиня лишь хотела узнать что еще знает де Гиш о короле Наваррском и Монморанси. И, по всей видимости речь шла не об экс-губернаторе Парижа и не о наместнике Лангедока. - Являясь единственной дамой в этом доме (женская прислуга конечно не в счет), мне сложно оспаривать, что никто не может составить мне конкуренцию, граф. – Катрин поставила бокал с вином на стол, и тоже сделала шаг навстречу. – Мне интересно все, что Вы говорите, месье. Являясь в некоторой степени родственницей Генриха-Александра, и кузиной его очаровательной супруги Луизы Лотаригнской, меня очень задел поступок этого неблагодарного короля Наварры. Но будет ли прекрасен этот вечер и дальше, все будет зависеть только от Вас. – Катрин улыбнулась. – Или от нас двоих. Я уже говорила, что отдыхаю в этом доме от условностей. Могу ли я звать Вас просто по имени? – Полуигривая улыбка коснулась губ герцогини. – Филибер, я правильно вчера запомнила Ваше имя, граф?

Филибер де Грамон: Условности света…Сознание Грамона так и продолжало отрывками воспринимать то, что говорила собеседница. Проклятое вино – дьявольское зелье! Или всё же воздух, обстановка, стены этого отеля виноваты во всём? В чём причина? Может быть в этой женщине? Де Гиш ухмыльнулся. Какое бы наслаждение он испытал, покорив её, заставив просить пощады. Сломать её так же, как он сломал многих других. Но в случае с Дианой много усилий и не потребовалось, «игра» с ней была неинтересна. А с Монпансье всё было бы иначе. Грамон сделал ещё шаг навстречу к герцогине и оказался совсем рядом. Теперь он отчётливо ощущал лёгкий шлейф её духов. Сейчас он уже не смотрел на эту женщину снизу вверх. Он смотрел прямо ей в глаза. Дерзость? Возможно. Но ведь она сама сказала, что отдыхает здесь от условностей света. А кто здесь, сейчас скажет ему, что посмотреть открыто в глаза врагу…Мысль оборвалась так же внезапно, как появилась. -Если это Ваша секрет, мадам, стоит ли мне говорить Вам, что его я буду хранить бережнее, чем собственную жизнь? – Взгляд Грамона снова задержался на губах Монпансье, затем скользнул ниже. Он не будет пока выказывать свою дерзость. Монпансье пока нужна ему. – Ваша Светлость, Вы сказали, что отдыхаете от условностей света в этом отеле, позвольте же и мне, в таком случае, игнорировать эти условности? – При этих слова де Гиш склонился над рукой герцогини, нежно коснувшись её губами. Всё тот же аромат кожи и то же желание укусить эту руку. Хотя…Всё это потом. Сейчас хотелось не отрываться от неё, снова и снова покрывая поцелуями. Герцогиня затронула тему, которая и привела его сюда. Но Грамон уже не думал о Наваррском. Мягкая ароматная ладонь, нежные пальцы, хрупкое запястье…Де Гиш увлекался всё больше. Он и сам не заметил, как опустился на колени и покрывал поцелуями обе руки герцогини. Внезапно его имя, произнесённое Монпансье, вернуло графа к реальности. -Нет! – Грамон резко вскочил на ноги. В нём проснулось его второе жестокое и мстительное «я». -Нет, чёрт бы Вас побрал! Сердце Грамона сжалось от боли. По имени его называли только близкие люди и, прежде всего, его маленький Ангел с золотыми волосами, который погиб. И в гибели девушки, хоть и косвенно, были виноваты и брат Монпансье, и этот Наваррский королёк. Грамон прерывисто дышал. Перекошенное от гнева лицо и плотно сжатые губы выдавали всю злобу, которая накопилась в его сердце. Филибер внимательно посмотрел на Монпансье. Его взгляд мрачнел все больше и больше. Но он не заметил и тени страха у женщины. Может быть, конечно, она тщательно его скрывала, но, в таком случае, он мог только преклониться перед её самообладанием. «Эта женщина не такая, как все», — подумал он. Если она не боится его, значит она его достойная противница. -Черт бы Вас побрал, — процедил де Гиш сквозь зубы. — Ничем нельзя испугать Вашу гордыню. – Грамон старался успокоиться. -Мадам, давайте на чистоту! – Филибер снова опустился в кресло. – Вам, как в прочем и мне, плевать на то, что Наваррский покинул Париж, бросив супругу. Но у нас с Вами есть личные счёты с ним. И, полагаю, нам необязательно аргументировать друг другу, почему мы ненавидим Бурбона. Достаточно того, чтобы воздать ему по заслугам. – Де Гиш закинул ногу на ногу и нахально оглядывал Монпансье. – Но о политике мы можем поговорить и позже! И раз уж Вы сказали, что будет ли этот вечер прекрасен, зависит от нас, давайте сделаем его…приятным. Грамон поднялся с кресла и походкой хищника приблизился к герцогине. С минуту он наблюдал за ней, пытаясь уловить хоть малейшую дрожь. Его взгляд снова стал масляным, оскал сменила улыбка. Действительно, Катрин не Диана. Резким движением Грамон притянул герцогиню к себе, предвкушая победу и чувство удовлетворённой гордости за то, что он стоял перед этой женщиной на коленях. -Ваша Светлость, простите мне мою вспыльчивость. – Грамон прижимал герцогиню к себе всё крепче. – Вы вправе называть меня так, как сочтёте необходимым. В Вашем же лице я вижу только Благодетель, Красоту и Очарование.

Катрин де Монпансье: Судя по всему, граф был настроен говорить не о политике, а посвятить вечер флирту. Мысленно Катрин усмехнулась. Как мало нужно, что бы мужчина оказался у твоих ног. Еще чуть-чуть и можно было начать новый этап этой увлекательной игры между мужчиной и женщиной, когда оба знают чего они хотят, но все происходит чисто случайно. Где она допустила ошибку, что пошло все не так, Катрин не могла понять. Что заставило де Грамона выругаться, резко вскочив на ноги. Взгляд и сам вид графа изменился настолько, что герцогиня уже готова была сменить тему разговора, а, в крайнем случае, позвать слуг. Единственное, что спасло вечер, так это ее выдержка, позволяющая не принимать поспешных решений. Застывшая полуулыбка на ее устах может, и бесила графа, но тот уже высказывал свои мысли насчет Наваррского. Прекрасно! Он ищет союзника против зятя Генриха Валуа. Но почему? По личным причинам? Нет, не все сразу, Катрин, но и это ты узнаешь. Главное терпение. - Вы играете в шахматы, граф? – жестом она указала на маленький столик у окна, где на доске были расставлены фигуры. – Уверена, что играете. У меня нет личных счетов к Генриху Наваррскому. – Герцогиня внимательно смотрела на де Грамона из-под полуопущенных ресниц. – Но вот в чем дело, - она подошла к шахматной доске и взяла пешку. – Все фигуры разные, все они важны, но некоторые мешают игре. Пешки это пешки, не мне Вам объяснять. – Катрин поставила фигурку на место, и взяла другую. – Есть более интересные фигуры, как например ладья или слон. Или королева. Но на шахматной доске одно игровое поле, а короля два. А должен остаться только один. – Монпансье взяла фигуру черного короля, посмотрела, как на ненужную вещь, и бросила на пол. Один король лишний. Вы меня понимаете, граф? Должен остаться только один король. Де Грамон встал с кресла и оказался рядом. Катрин почувствовала, что невольно поддается его обаянию. Крепкие руки прижимали ее все ближе, а она и не пыталась сопротивляться. Они оба знали, кто они и чего хотят. И всему свое время. - Вы мне нравитесь, Филибер, и можете называть меня просто - Катрин. И Вы правы, только от нас зависит будет ли вечер приятным или нет, - уже полушепотом произнесла супруга герцога Монпансье. – Политика подождет, - Катрин очаровательно улыбнулась графу.

Филибер де Грамон: Грамон, поддаваясь чарам герцогини и с наслаждением слушая её шепот, ласкавший слух, крепко прижал женщину к себе. Пальцы уже судорожно скользили по бархату её платья. Его широкий тёмный плащ, лишившись поддержки завязок, упал на пол, открывая серебристо-серый камзол. Желание, которое вызывала в нём герцогиня, заставило Грамона забыть об осторожности и о том, что под камзолом была надета кольчуга из таких тоненьких колечек, что стальное плетение было не толще бархата. Внезапно носком высокого сапога, доходившего ему до середины бедра, де Гиш наступил на шахматную фигуру, которую Монпансье бросила на пол. Грубо оттолкнув женщину от себя, Граф поднял «короля». Фигура, выточенная из слоновой кости, была тонкой ручной работы. Бережно поставив «короля» на стол, Грамон торжествующе посмотрел на сестру принца Жуанвиля. В его взгляде опять появилось что-то дикое, звериное. Качаясь, он вплотную подошёл к Катрин. -Вы правы, мадам, - Грамон хрипел, подавляя в себе рык, рвавшийся наружу, - король на доске должен быть один, но только тот король, который является Помазанником Божьим! Де Гиш хотел ещё добавить, что тот, которого Монпансье мечтает видеть королём, а именно её брат, никогда таковым не будет. Но во время одумался. К чему сейчас наживать себе в лице герцогини врага, когда она нужна, как союзник. Если бы не это обстоятельство, Грамон бы медленно, со свойственной ему аристократичностью, которая была в каждом его жесте, опустил руки на горло молодой женщины и с удовольствием задушил бы её. Но сейчас граф взял себя в руки и опустил взгляд, говорящий о ненависти к семейству Гизов. Грамон ждал, что испугавшись, герцогиня позовёт слуг. Но упрямство, гордыня, а, может, действительно смелость и сила духа, останавливали Монпансье от этого шага. Её спокойствие, хотя бы и внешнее, бесило Филибера. -Думаю, не ошибусь, мадам, если предположу, что Вы, со свойственной Вам проницательностью, в этой фигуре разглядели нашего Наваррского королька! – Грамон смахнул «короля» снова на пол. Как же я восхищаюсь Вами, мадам!- в голосе графа уже появились нежные нотки, он уже умолял. –Катрин, и не гоните меня, умоляю Вас. Поцелуи становились всё нежнее и уже стали такими лёгкими, как прикосновение крыльев бабочки. Резкая смена настроения делала Грамона страшным человеком. Сейчас в нем боролось два его «я»: один был благородный, другой — жестокий, злой, ненавидящий все живое. Но первое победило. Почему? Де Гиш и сам бы не смог бы себе ответить. Может быть, ради того, чтобы получить эту женщину в союзницы, он готов был подавить в себе всю ненависть и отвращение к ней. А может, и это скорее всего, сейчас Монпансье действительно влекла его, притягивала. И сейчас, прежде всего, он видел в ней женщину, а не союзника. Но где-то внутри циничное «я» графа ликовало. За один вечер он получил и союзницу в борьбе против Наваррского, в чём Грамон уже не сомневался, и любовницу. Подхватив Монпансье на руки, о политике и Наваррском де Гиш напрочь забыл. Фигура шахматного короля так и продолжала валяться на полу. Как ни крути, а на доске всегда остаётся только один король.

Катрин де Монпансье: Смирение, незлобие, покорность – не были в числе достоинств герцогини де Монпансье. Все эти добродетели достались в семействе лотарингских дроздов Луизе де Водемон. Граф де Гиш вызывал у Катрин сейчас скорее гнев, чем любовь. Был момент, когда она готова была, наградив графа пощечиной, указать ему на дверь, рассмеявшись в лицо. Если бы мужчины могли видеть со стороны, как они смешны в своей уверенности своего превосходства, своей правоты, то не вели себя порой как напыщенные индюки. Но дочь Франсуа де Гиза умела «не быть, а казаться» не хуже дочери Клода д’Омаль. Роль кроткого агнца Катрин никогда не любила, поэтому в ответ на все слова Филибера де Грамон, она приняла скучающий вид, который граничил с разочарованием капризной красавицы в своем избраннике. И результат не заставил себя ждать. Граф молил не гнать его прочь. - Вы поняли меня правильно, Филибер. Но про короля Наварры сказали Вы, а не я, - лукавая улыбка застыла на ее губах. – Brüderschaft – Вы слышали о таком обычае? Уверена, что знаете, так скрепим наше соглашение относительно финала шахматной партии этой традицией? – Вино было выпито, и Катрин позволила себя поцеловать. И одним поцелуем все не ограничилось, последовал еще поцелуй и еще… Утренние лучи солнца слабо проникали через тяжелые бархатные занавеси балдахина на кровати. Зато без стеснения освещали яркие наряды, в беспорядке брошенные на полу, россыпью солнечных зайчиков рассыпались по тонкой стальной кольчуге. «Поверженный» черный шахматный король так и лежал на полу. Но никакие солнечные лучи не могли коснуться глубины души мужчины и женщины, которые спали. И не добродетели и любовь сблизили их, а пороки. Честолюбие, гордость, тщеславие, вот далеко их не полный перечень. Целомудрие и добродетель тоже не входила в число достоинств спящих, судя по тому, что клятву супружеской верности, они давали не друг другу. С наступлением утра приходят новые заботы, а для достижения их целей пройдет еще ни один день, и еще много людей, словно шахматные фигуры будут вовлечены на игровое поле задуманной ими интриги. Эпизод завершен



полная версия страницы